После того как Бетси утонула, я отвела детей домой. Когда мы приблизились к первому поселку, я увидела, что по главной улице идут мужчины с факелами: некоторые были вооружены дубинками, а один, вероятно бывший солдат, нес меч в ножнах. Без сомнения, они направлялись на поиски пропавших детей.

Мне не хотелось подходить слишком близко. Остроносые туфли сразу меня выдадут, и они могут подумать, что я тоже участвовала в похищении, – да так оно и было, хотя думать об этом и неприятно.

– Да это же папа и дядя! – широко улыбнувшись, воскликнул один мальчик.

– Бегите к ним! – сказала я детям. – Они проводят вас домой.

Некоторые ребята тут же бросились к группе мужчин, остальные медленно пошли позади. Я положила руку на плечо Эмили.

– Ты пойдешь со мной, – мягко сказала я. – Я сама тебя отведу.

Девочка с радостью согласилась. Я взяла ее за руку, и, обойдя поселок по тропинке, мы направились в сторону деревни, где Лиззи украла малышку.

Когда вдалеке показался дом Эмили, я заметила, что в нем темно, но, несмотря на это, во мне еще теплилась надежда – ее мама могла отправиться на поиски или уйти к друзьям или родственникам.

Но потом надежда исчезла: подойдя ближе, я увидела, что входная дверь все еще не заперта. Войдя внутрь, я медленно поднялась по лестнице, Эмили шла за мной. Никто из нас не проронил ни слова, но девочка начала тихонько плакать – мы обе опасались худшего.

Когда мы добрались до темной спальни, я услышала чье-то тяжелое дыхание, будто легкие с трудом впускали так необходимый для жизни воздух. Я достала из кармана огарок свечи, который всегда носила с собой. По привычке пробормотав заклинание, я поняла, что могу обойтись и без него – свеча легко зажглась в ответ на мои мысли.

Мама Эмили стояла на четвереньках и смотрела в нашу сторону. По ее глазам стало ясно, что она не узнала собственную дочь. Женщина попыталась заговорить, но из ее рта вырвались какие-то нечленораздельные звуки.

Затем она попробовала встать, но снова рухнула на пол. Эмили присела рядом и обняла маму.

– Ох, мама! Мамочка! – воскликнула она. – Разве ты меня не узнаешь? Это я, твоя дочка Эмили. Ты не можешь говорить?

Бедная женщина только застонала и закатила глаза – похоже, она медленно умирала… Некоторые ведьмы говорят, что от сильного удара по голове мозг человека опухает и, став слишком большим для черепа, начинает вытекать через уши и нос. Конечно, этого можно добиться и с помощью особого заклинания.

А может, несмотря на свое увечье, женщина будет жить, но не сможет говорить и никогда не узнает дочь.

Смогу ли я ей помочь? Хватит ли у меня сил исцелить ее? Я не была в этом уверена. Черная магия помогает бороться с врагами и способна принудить человека к любым действиям. Она может убить, искалечить и запугать, но едва ли с ее помощью можно исцелить. Некоторые считают, что целителям в лечении помогают только добрые силы.

Конечно, моя магия может оказаться бесполезной, но я должна попробовать.

– Отойди, Эмили, – мягко сказала я. – Позволь мне посмотреть, вдруг я смогу помочь твоей маме…

Девочка послушалась, а я опустилась на колени рядом с женщиной и положила правую руку ей на голову. Она растерянно посмотрела на меня широко раскрытыми глазами.

Я всей душой пожелала, чтобы маме Эмили стало лучше, и, сконцентрировавшись, направила на нее поток энергии. Несколько секунд ничего не происходило, но затем я ощутила, как по руке разлилось тепло.

Выражение лица женщины резко изменилось: она сердито на меня посмотрела, оттолкнула мои руки и, вскочив на ноги, во все глаза уставилась на дочь.

– Эмили! – воскликнула она. – Я думала, что больше никогда тебя не увижу!

Женщина обняла девочку и заплакала. Вскоре они обе рыдали навзрыд и, кажется, совсем забыли о моем существовании. Я незаметно выскользнула из комнаты, спустилась по лестнице и покинула дом.

Я пошла обратно в сторону холма Пендл, думая о том, что только что сделала. Я вылечила мать Эмили, а значит, моя магия может творить добро… Может, для меня еще не все потеряно?

Я шла словно во сне. Шла? Да я будто плыла по воздуху, как пушинка, постепенно приближаясь к Пендлу. Передо мной расступались кусты ежевики, отводя в сторону усыпанные ягодами колючие ветви, вокруг порхали бабочки.

Я даже прошла средь белого дня через небольшую деревню, постукивая по булыжникам остроносыми туфлями. Я пожелала стать невидимой для людей, и они меня не заметили. Проходя мимо рыночной площади, я взяла прямо с прилавка розовощекое яблоко – продавец ничего не понял, а мне показалось, что это самый сладкий фрукт на свете. А может, яблоко было такое сочное и вкусное, потому что я за него не заплатила?

Когда я проходила мимо южного склона большого холма, начался проливной дождь – сильный ливень, от которого на полях примялась пшеница, а по склонам потекли мощные потоки воды. Но меня стихия не коснулась: на голову не упало ни капли, туфли не промокли, будто я шла по сухой пыльной дороге.

В голове играла музыка – для меня одной пел хор невидимых звезд, а душа ликовала. Я сильнее всех! Я свободна от Лиззи и могу делать все, что захочу!

Я была могущественной, сильной и неуязвимой.

Никто не посмеет мне навредить – ни Лиззи, ни даже Грималкин.

Я добралась до деревни Роугли уже после захода солнца. Пробравшись сквозь деревья, я сразу направилась к дому Агнессы Сауэрбатс. Когда-то я была здесь счастлива, и ничто не помешает мне снова стать счастливой. Неужели я не заслужила хоть капельку мира и покоя после всего, что пришлось пережить?

В окне слева от входной двери горел огонек. Я всегда предупреждала Агнессу о своем приходе особым тайным сигналом – кличем козодоя, правда несколько измененным, чтобы тетя поняла, что это я, а не летящая в ночи птица.

Но в этот раз я не стала его использовать, а просто пожелала, чтобы Агнесса узнала о моем приближении. И это сработало – дверь дома широко распахнулась, и на пороге я увидела ее силуэт.

Я подошла прямо к тете и широко улыбнулась, но вместо ответной улыбки она вдруг сильно ударила меня по лицу.

– Ты маленькая дурочка! – гневно воскликнула она.