Несколько долгих, ужасающих минут я слушал, как приближается Голгоф. Сама земля дрожала. Казалось, будто из ее недр карабкается наружу какой-то разъяренный великан, разрывая скалы огромными когтями в страстном желании пробиться наверх.

На месте Моргана я пришел бы в ужас, просто окаменел бы от страха и не смог выговорить ни слова. И прекратил бы ритуал, потому что продолжать его было чистым безумием. Но Морган был не таков. Он продолжал читать по гримуару, полностью отдавшийся тьме, готовый заплатить любую цену за власть, которой так домогался.

Грохот снизу продолжался. В зале не ощущалось ни малейшего движения воздуха, и все же свечи замерцали и едва не погасли. Интересно, насколько важно для ритуала, чтобы они горели? И насколько важны они для защиты, которую дает пентакль? Мне почему-то казалось, что погасни они, Морган стал бы так же беззащитен, как я. Свечи снова замерцали, однако он не проявлял никаких признаков страха и, с головой уйдя в ритуал, безразличный к опасности, продолжал нараспев читать по гримуару.

Земля дрожала все сильнее. Вокруг пентакля уже собралось так много духов, что они слились в клубящийся, бешено вращающийся серовато-белый туман, и отдельные фигуры стали неразличимы. Вихрь энергии давил на невидимый барьер пентакля, угрожая в любой момент прорвать его.

Еще несколько мгновений, и это действительно случилось бы, никаких сомнений. Однако внезапно произошло что-то, отчего призраков буквально выдуло из зала — скорее всего, они вернулись туда, откуда явились. С потолка градом посыпались мелкие камешки, послышался рев, сопровождаемый какофонией резких скрежещущих звуков. Я перевел взгляд на туннель, откуда мы вышли в этот зал, и увидел, как его потолок обвалился, запечатывая нас. Во все стороны полетели осколки камней и облака пыли. К моему ужасу, теперь туннель оказался полностью перекрыт. Что бы ни произошло дальше, я был в ловушке, откуда не выбраться.

К этому мгновению я дошел до такого состояния, что почти обрадовался бы смерти: по крайней мере, тогда хоть душа моя осталась бы цела. Потому что я понимал — вот-вот появится Голгоф и уничтожит не только мое тело, но и душу. От меня не останется ничего. Мне было так страшно, что все тело сотрясала неудержимая дрожь.

Однако внезапно все изменилось. Морган прекратил чтение и поднялся на дрожащих ногах, выронив книгу, вытаращив в ужасе глаза. Он сделал шаг в мою сторону, широко раскрыл рот — наверное, чтобы сказать что-то или закричать, так я подумал сначала, но потом сообразил, что причина совсем в другом: он просто пытался вдохнуть.

В его легких уже стыли кристаллики льда, и этот шаг оказался последним в его жизни, а попытка вдохнуть воздух — последним сознательным движением. Прямо у меня на глазах он заледенел — в самом прямом смысле, превратился в ледышку, с ног до головы покрылся инеем и рухнул ничком. Ударившись о землю, его тело разлетелось на куски, словно сосулька или стеклянная безделица. Морган превратился в прах, но ни капли крови не вытекло из него — он промерз насквозь.

Наверно, он допустил-таки какую-то существенную ошибку в ритуале, и Голгоф материализовался внутри пентакля. Свечи продолжали гореть, я ничего не видел, но знал, что он там, чувствовал на себе его холодный, враждебный взгляд.

Еще я ощущал, что Голгоф отчаянно хочет сбежать. Вырвись он из пентакля, и все Графство будет в его власти. Он сможет на десятилетия погрузить нас в холодную зиму. Пламя свечей снова заплясало. Меня охватил ужас, но что я мог сделать, чтобы спасти Графство? Ничего, совсем ничего… Привязанный к железному кольцу, я ожидал своей участи.

И тут Голгоф из пентакля заговорил со мной.

— Один глупец уже лежит мертвый передо мной. Ты тоже глупец?

Его голос, усиленный отраженным от стен эхом, заполнил весь зал; чем-то он напоминал резкий ветер, гуляющий по засыпанным снегом холмам пустоши Англзарк.

Я промолчал, и голос Голгофа заскрежетал снова, на этот раз он был тише, но резче, будто кто-то водил напильником по металлическому ведру.

— У тебя есть язык, смертный? Говори, или я заморожу и рассыплю в прах и тебя, как этого глупца!

— Я не глупец, — ответил я, чувствуя, как от холода и страха застучали зубы.

— Приятно слышать. Потому что если ты действительно наделен разумом, то еще до конца этой ночи я могу поднять тебя выше всех в этой стране.

— Я доволен тем, что имею.

— Без моей помощи ты здесь погибнешь. Ведь не смерти же ты жаждешь? Что может сделать тебя счастливым?

Я не отвечал.

— От тебя требуется совсем немного — убрать из круга любую свечу. Всего одну. Сделай это, и я буду свободен, а ты сохранишь жизнь.

Привязанный к кольцу, я находился на расстоянии нескольких футов от ближайшей свечи. Интересно, как, по мнению Голгофа, я могу до нее дотянуться? Но даже если бы я мог это сделать, то не стал бы. Не стал бы спасать собственную жизнь ценой страданий тысяч жителей Графства.

— Нет! Я не сделаю этого…

— Даже пойманный в ловушку этого круга, я могу дотянуться до тебя. Сейчас почувствуешь…

Из пентакля начал просачиваться холод, мозаика покрывалась инеем. Наконец у моих ног появились ледяные крупинки, и я почувствовал, как холод распространяется по телу, пробирая меня до костей. Хуже всего пришлось спине около привязанных к кольцу рук. Перед моим мысленным взором возник образ: пальцы, кровь в которых застыла, чернеют и становятся ломкими, словно ветки мертвого дерева. Я непроизвольно открыл рот, чтобы закричать, и горло обжег ледяной воздух. Вспомнилась мама. Теперь я уже никогда ее не увижу. Однако совершенно неожиданно я упал на бок; оглянувшись, я увидел, что железное кольцо рассыпалось на куски. Голгоф заморозил и разбил его, чтобы освободить меня и дать возможность выполнить его просьбу.

Потом его голос раздался снова, однако на этот раз он звучал слабее.

— Убери свечу. Сделай это, или я уничтожу не только твою жизнь, но и душу…

От этих слов меня пробрало холодом, несравнимым с тем, что разбил железное кольцо. Морган был прав. На кону стояла моя душа, и, чтобы спасти ее, я должен сделать совсем немного — повиноваться Голгофу. Я не чувствовал рук, по-прежнему связанных за спиной, однако мог подняться, подойти к ближайшей свече и сбить ее ногой. Но как же люди — люди, которых я тем самым погублю? Жестокая зима прежде прочих убьет старых и малых. Начнут умирать младенцы в своих колыбельках… Но и это еще далеко не самое страшное. Посевы не взойдут, осенью не будет урожая. И сколько лет это продлится? Кормить скот станет нечем. Наступит голод. Погибнут тысячи людей, и виноват в этом буду я.

Один удар, и я спасу не только свою жизнь, но и душу. Однако мой долг перед Графством превыше всего. Может, я никогда больше не увижу маму, но как я смогу взглянуть ей в глаза, если освобожу Голгофа? Ей будет стыдно за меня, а этого я не вынесу. Я должен сделать то, что правильно, любой ценой. Лучше полное забвение. Лучше стать ничем, чем жить, зная, что совершил такое.

— Нет, — ответил я Голгофу. — Пусть я умру, но тебя не освобожу.

— Тогда умри, глупец!

Холод начал усиливаться. Я закрыл глаза, чувствуя, как немеет тело, и ожидая конца. Странно, но страха больше не было. Я исполнился смирения, принял то, что надвигалось.

Видимо, от холода я потерял сознание, поскольку следующее, что помню, это как я открываю глаза.

В зале было очень тихо, воздух стал заметно теплее. К моему облегчению, Голгоф исчез. Больше я не ощущал его присутствия. Но почему он не выполнил свою угрозу?

Пентакль не был поврежден, все свечи по-прежнему горели. Внутри пентакля лицом вниз лежал человек. По плащу я узнал в нем Моргана и тут же отвел взгляд. Белое сменилось красным — осколки Моргана начинали оттаивать.

К моему изумлению, я все еще был жив. Но надолго ли? Я оказался в ловушке. Вскоре свечи догорят, погаснут, и я навсегда погружусь в полную темноту.

Я хотел жить и начал отчаянно сражаться с веревкой — руки по-прежнему были связаны за спиной. Их кололо, точно иголками, однако кровообращение постепенно восстанавливалось. Если я сумею освободиться, то смогу использовать свечи по очереди. Это даст мне время работать при свете. Туннель завалило, но я стал бы рыть землю голыми руками. Во всяком случае, попытаться стоило. Земля мягкая. Может, не весь туннель перекрыт. И где-то в нем я даже могу найти лопату!

В душе вспыхнула надежда. Однако веревка не только не поддавалась, но даже, казалось, от моих усилий затягивалась все плотнее. На память пришло то, что случилось много месяцев назад, весной, когда я только-только стал учеником Ведьмака. Костлявая Лиззи связала меня и посадила в яму, чтобы убить и использовать мои кости для своей темной магии. Тогда я тоже боролся, но так и не сумел вырваться. Меня спасла Алиса — перерезав веревку ножом. Если бы я только мог сейчас докричаться до Алисы! Но это невозможно. Я один, и никто даже не знает, где я.

Спустя какое-то время я прекратил борьбу, лег на спину, закрыл глаза и попытался собраться с силами для последней попытки. Именно тогда, спокойно лежа на спине и почти восстановив дыхание, я внезапно подумал о свечах у вершин пентакля. Связывающую меня веревку можно пережечь! Почему я раньше не подумал об этом? Я тут же сел. Вот она, возможность вырваться на свободу. Однако как раз в этот миг со стороны заваленного туннеля донесся шум.

Что бы это могло быть? Может, Ведьмак наконец отыскал меня и теперь пришел, чтобы спасти? Однако звук не напоминал работу лопаты. Больше это походило на то, как будто кто-то скреб землю. Может, крыса? Шум между тем становился все громче. Может, много крыс? Целая стая, обитающая глубоко под могильным холмом? Говорят, крысы едят все. Даже ходят слухи о крысах, ворующих из колыбелей новорожденных младенцев. Что, если они учуяли запах человеческой плоти? Может, их притягивают куски тела Моргана? А что будет потом? Они займутся мной? Нападут и сожрут заживо?

Шум усилился — кто-то прорывался сквозь завал к залу, процарапывая себе дорогу. Кто? Как зачарованный, оцепенев от ужаса, я смотрел, как примерно на середине расстояния между потолком и полом возникла небольшая дыра и из нее посыпалась земля. От движения воздуха замерцали свечи. Появились две руки, но это не были человеческие руки. Я разглядел удлиненные пальцы, кривые когти… и понял, кто это, еще до того, как появилась голова.

Дикая ламия каким-то образом сбежала из подвала Ведьмака и учуяла меня по запаху. За моей кровью пришла Марсия Скелтон.