(Созвездие Дракона. Полет «РУХА». 3172 г.)

Мышонок вытащил кожаный футляр из-под койки и повесил его на плечо.

— ...свой сенсо-сиринкс с собой.

Дверь мягко хлопнула. Мышонок остановился на третьей ступеньке лестницы, спускавшейся в покрытый голубым ковром коридор «Руха».

Спиральная лестница была испещрена тенями от изогнутых металлических языков под потолочными лампами, бросающих отблески на стены, и листьев филодендронов, закрывающих зеркальную мозаику.

Катин уже сидел перед игровой доской для трехмерных шахмат и расставлял фигуры. Последняя ладья со щелчком встала на свое место, и пузырчатый стул-шар студенистого глицерина, обволакивающий сидящего в нем человека, тихонько закачался.

— Отлично. Кто хочет сыграть первым?

Капитан фон Рей стоял на верхней ступеньке спиральной лестницы. Немного помедлив, он начал спускаться, и его разбитое отражение замелькало в зеркальной мозаике стен.

— Капитан! — Катин поднял голову. — Мышонок! Кто из вас хочет сыграть?

Тай и Себастьян, выйдя из сводчатой двери, шли по пандусу над большим, занимающим треть помещения, облицованным липой бассейном.

Удар ветра.

Вода подернулась рябью.

Чернота раскрылась парусом над их головами.

— Ко мне! — Это Себастьян.

Его рука заняла привычное положение, и стального цвета свора метнулась к нему. Громадные звери, облепив его, внезапно уменьшились в размерах и теперь висели, словно тряпки.

— Себастьян! Тай! Вы будете играть? — Катин повернулся к пандусу. — Это моя страсть. Но игра мне всегда удается, — он посмотрел вверх, снова взял ладью и стал рассматривать черную сердцевину кристалла. — Скажите, капитан, эти фигурки — подлинные?

Рыжие брови фон Рея поползли вверх.

— Нет.

Катин усмехнулся.

— О!

— Откуда они? — Мышонок пересек ковер и остановился позади Катина. — Я никогда раньше не видел таких фигурок.

— Забавный для шахматных фигур стиль, — произнес Катин. — Республика Вега. Ты, наверное, часто видел их мебель и архитектуру?

— Где это — Республика Вега? — Мышонок взял в руку пешку: внутри кристалла — настоящая звездная система с вкрапленным в сердцевину драгоценным камнем.

— Теперь — нигде. Это связано с восстанием в двадцать восьмом веке, когда Вега решила отделиться от Созвездия Дракона. И потерпела неудачу. В искусстве и архитектуре этого народа много взято от наших достижений. Я считаю, что было нечто героическое во всех этих делах. Они, конечно, старались изо всех сил быть оригинальными — последняя подборка культурной автономии и тому подобных вещей. И это, в конце концов, превратилось во что-то вроде салонной игры в политику с тем, чтобы только оставить свой след в истории, — он взял другую фигурку. — Но мне нравятся некоторые деятели этого народа. У них тогда появилось трое великолепных музыкантов. Хотя только один из них имел отношение к восстанию, но большинству людей это неизвестно.

— Вот как? — сказал Мышонок. — Отлично! Я сыграю с тобой, — он обошел шахматную доску и сел на зеленый глицериновый шар. — Какие выбираешь, черные или желтые?

Фон Рей протянул руку над плечом Мышонка к панели управления, размещенной на подлокотнике кресла, и нажал на переключатель. Огоньки внутри игровой доски исчезли.

— Эй, почему?.. — хриплый шепот Мышонка огорченно прервался.

— Возьми свой сиринкс, Мышонок, — Лок подошел к каменной скульптуре на желтых изразцах. — Если бы я приказал тебе показать нам Нову, Мышонок, что бы ты сделал? — он присел на каменный выступ.

— Не знаю. Что вы имеете в виду? — Мышонок вынул из футляра инструмент. Большой палец чиркнул по клавишам. Пальцы прошлись по индукционной панели, розовый свет рассыпался по ее кнопкам.

— Я уже сказал. Сделай Нову!

Мышонок помедлил. Внезапно его руки метнулись к клавишам. Вспышка и грохот. Огненные вихри закружились в пылающей бездне, стягиваясь в гигантскую воронку перекрученного пространства и времени.

— Спокойно! — прикрикнул на своих зверей Себастьян. — Ну-ка, спокойно!

Лок засмеялся.

— Неплохо! Иди сюда. Нет, захвати свою чертову арфу, — он подвинулся, освобождая место. — Покажи, как она работает.

— Показать вам, как играть на сиринксе?

— Вот именно.

Целая гамма чувств отразилась на лице Мышонка.

— Обычно я не разрешаю баловаться с моим инструментом, — губы и веки его подрагивали.

— Расскажи!

Губы Мышонка сжались. Он сказал:

— Дайте руку, — голубое свечение появилось перед ними, как только он разместил пальцы капитана на панели образорезонатора, — Теперь глядите сюда, — Мышонок указал на переднюю часть сиринкса. — Эти вот три линзы создают за собой голограммную решетку. Там, где сейчас голубое зарево, фокусируется трехмерное голографическое изображение. Яркость и интенсивность регулируются вот тут. Подвиньте руку вперед. — Свет стал ярче. — Теперь — назад. — Свет ослаб.

— А как ты создаешь образ?

— Я обучался этому год, капитан. Смотрите дальше. Эти струны управляют звуком. Каждая струна — это не своя нота, а своя текстура звука. Высота изменяется перемещением пальца вперед или назад. Вот так, — он взял аккорд, и медные инструменты и человеческие голоса зазвучали, вибрируя и жалуясь. — Вы хотите, чтобы был запах? Смотрите сюда. А эта кнопка управляет плотность образа. Вы можете сделать все это направленным с помощью...

— Предположим, Мышонок, что есть лицо девушки, которое я хотел бы воссоздать, звук ее голоса, произносящего мое имя, ее запах. Теперь у меня в руках твой сиринкс, — он взял инструмент из рук Мышонка. — Что мне надо сделать?

— Практиковаться. Капитан, поймите, я действительно не люблю, когда посторонние балуются с моим инструментом! — он потянулся за сиринксом.

Лок поднял сиринкс над головой и рассмеялся.

— Держи.

Мышонок взял сиринкс и быстро отошел к шахматной доске. Он рывком раскрыл футляр и положил туда инструмент.

— Практиковаться, — повторил Лок. — А у меня нет времени. Если только я собираюсь вырвать у Принса Реда иллирион, а?

— Капитан фон Рей?

Лок поднял голову.

— Вы не хотите рассказать нам о том, что вы собираетесь делать дальше?

— Что ты хочешь знать?

Рука Катина задержалась на переключателе шахматной доски.

— Куда мы направляемся? Как мы туда доберемся? И зачем?

Лок помедлил некоторое, время.

— О чем ты спрашиваешь. Катин?

Шахматная доска замигала огоньками, осветив лицо Катина.

— Вы затеяли игру против компании Ред-шифт Лимитед. Какие в ней правила? И каков выигрыш?

Лок покачал головой.

— Попробуй еще раз.

— Хорошо. Как мы возьмем иллирион?

— Да, как мы его возьмем? — нежный голос Тай заставил всех обернуться. Стоя рядом с Себастьяном у пандуса, она тасовала колоду карт. — В звездную вспышку нырнув? — она покачала головой. — Как, капитан?

Сцепленные ладони Лока обхватили колени.

— Линчес? Айдас?

На противоположных стенах висели два шестифутовых позолоченных каркаса. В одном, как раз над головой Мышонка, лежал на боку Айдас, освещенный огоньками своего компьютера. На другой стороне каюты, внутри такого же каркаса, скорчился на кабелях Линчес.

— Когда ведете корабль, слушайте, о чем мы говорим.

— Понял, капитан, — пробормотал Айдас, словно сквозь сон. Лок поднялся, сцепив руки за спиной.

— Прошло довольно много времени с того момента, как я впервые задал себе этот вопрос. Человеком, который ответил на него, был Дэн.

— Слепой Дэн? — спросил Мышонок.

— Дэн, который прыгнул? — это Катин.

Лок кивнул.

— Вместо этого здоровенного грузовика, — он взглянул вверх, туда, где изображения звезд, разбросанные по высокому темному потолку, напоминали, что, окруженные бассейнами, папоротниками, каменными фигурами, они все же неслись в немыслимой бездне между многочисленными мирами, — у меня была гоночная яхта, на которой Дэн был киборгом. Однажды ночью в Париже я слишком задержался на одной вечеринке, и Дэну пришлось доставлять меня домой, в Арк. Он вел яхту в одиночку. Другой мой киборг, один парнишка из колледжа, струсил и убежал, — он покачал головой. — Это даже к лучшему... Откуда бы я взял столько иллириона, чтобы положить на лопатки Ред-шифт до того, как она положит на лопатки нас? Я задал этот вопрос Дэну, когда однажды вечером мы сидели в баре рядом с яхт-клубом. Зачерпнуть из звезды? А Дэн ткнул себя пальцем в живот и сказал: «Я был однажды затянут Новой». — Лок обвел взглядом помещение. — Это заставило меня выпрямиться в кресле и слушать внимательно.

— Что с ними случилось? — спросил Мышонок. — Почему они мотались там столько времени и так близко, что позволили затянуть себя? Вот что меня интересует!

Катин вернул ладью на место и откинулся в своем студенистом кресле.

— Продолжайте. На чем прошел Дэн сквозь этот фейерверк?

— Он был в экипаже корабля, доставлявшего продовольствие и оборудование для иной из исследовательских станций Института Алкэйна, когда звезда грохнула.

Мышонок оглянулся назад, на Тай и Себастьяна, которые все еще стояли около пандуса. Тай снова машинально тасовала карты.

— После тысяч лет познания, познания того, что под носом, и того, что немыслимо далеко, немного обидно, что мы многого не знаем о том, что происходит в центре грандиозных звездных катастроф. Состав поверхности звезды не меняется, но строение вещества внутри звезды нарушается процессами, которые мы до сих пор не в состоянии понять. Это может быть эффект приливных гармоник. Это могут быть шуточки демонов Максвелла. Самое большее, превращение звезды в Нову длится полтора года, но такие звезды, как правило, засекают только тогда, когда внутренние процессы уже идут вовсю. Обычно время, за которое Нова достигает максимальной светимости, равно нескольким часам с момента вспышки. В случае Сверхновой (а их в нашей Галактике было замечено всего две — одна в тринадцатом веке в Кассиопее и одна, безымянная, в двадцать четвертом веке, и ни одна из них не была изучена подробно) вспышка длится несколько дней. Яркость Сверхновой превосходит обычный уровень в несколько сотен тысяч и миллионов раз. Яркость и уровень радиоизлучения Сверхновой превышают суммарную светимость всех звезд Галактики. Алкэйн открыл некоторые другие галактики только потому, что в них вспыхнула Сверхновая, и почти полная аннигиляция одной звезды сделала видимой целую галактику с миллиардами звезд.

Тай пересыпала карты из ладони в ладонь.

— А что случилось с Дэном? — спросил Себастьян, прижимая зверей к коленям.

— Его корабль затянуло и пронесло через центр звезды через полчаса после начала вспышки, а затем вышвырнуло наружу, — желтые глаза Лока остановились на Катине. Различать оттенки эмоций на изуродованном лице было довольно сложным занятием.

Катин, напряженно рассматривавший Лока, опустил плечи и постарался расслабиться в своем кресле.

— На принятие решения оставались считанные секунды. Все, что капитан успел сделать, это отключить киборгов от всех внешних сигналов.

— Они вслепую летели? — спросил Себастьян. Лок кивнул.

— Совершенно верно.

— Это была Нова, в которой Дэн побывал до встречи с вами, Нова номер один? — произнес Катин.

— Да.

— Что же случилось во второй раз?

— То же, что и в первый, за исключением одной вещи. Я отправился к Алкэйну и просмотрел все, что имело отношение к этому случаю. Корпус корабля был исполосован следами столкновения со сгустками звездной материи. То, что способно пробить защиту корабля, должно состоять из твердого ядерного вещества центра Новы. То, что могло так выщербить защитный слой, должно было состоять из внутризвездной материи. Оно должно состоять из элементов с гигантскими, в три-четыре раза тяжелее, чем у урана, ядрами.

— Вы хотите сказать, что корабль бомбардировали метеориты из иллириона? — перебил Мышонок.

— То, что произошло во второй Нове, — Лок снова взглянул на Катина, — заключалось в том, что после того, как наша экспедиция была организована в полнейшей секретности, после того, как другая Нова была найдена через мою тетку с помощью Института Алкэйна, причем никто не был в курсе того, зачем мы туда направляемся, после того, как экспедиция стартовала и была уже в пути, я постарался воспроизвести начальные условия первого случая, когда корабль Дэна падал на звезду, настолько точно, насколько смог, то есть все маневры выполнялись вслепую, я отдал приказ экипажу отключить линии внешних сигналов. Дэн, поступив вопреки приказу, решил взглянуть на то, что ему не удалось увидеть в прошлый раз, — Лок поднялся и повернулся спиной к экипажу. — Мы даже еще не вошли в зону, где кораблю могла угрохать какая-либо физическая опасность. Вдруг я почувствовал, что один из парусов резко повело в сторону. А потом я услышал вопль Дэна, — он обернулся к экипажу. — Мы развернулись, взяли курс на созвездие Дракона, добрались в попутном течении до Солнца и сели на Тритоне. Секретность кончилась два месяца назад.

— Секретность? — спросил Катин.

Лицо Лока перекосилось выражением, означающим улыбку.

— Ее больше нет. Я предпочел Тритон в созвездии Дракона Плеядам. Я распустил свой экипаж с наказом рассказывать все, что они знают, как можно большему количеству людей. Я позволил этому сумасшедшему Дэну шататься вокруг космопорта и болтать все, что ему вздумается, пока Геенна-3 не поглотила его. Затем я набрал вас прямо из толпы. Я рассказал вам обо, всем, что я намерен делать. Кому рассказали вы? Сколько людей бормотали, почесывая затылки: «Веселенькое, это дельце, а?»? — рука Лока ухватилась за каменный выступ.

— Чего же вы ждали?

— Известия от Принса.

— И получили его?

— Да.

— Что в нем говорится?

— А это важно? — Лок издал звук, похожий на смех, только исходил он откуда-то из живота. — Я еще не проигрывал его.

— Почему? — удивился Мышонок. — Вы не хотите знать, что он говорит?

— Я знаю, что делаю я. Этого мне достаточно. Мы вернемся в Институт Алкэйна, выберем другую Нову... Мои математики выдвинули дюжины две теории, которые объясняют феномен, позволяющий нам пройти сквозь звезду. В каждой из них этот эффект имеет место в течение нескольких часов, пока яркость звезды увеличивается до максимума.

— Сколько времени умирает Нова? — спросил Себастьян.

— Несколько недель, иногда до двух месяцев.

— Послание, — напомнил Мышонок. — Вы не хотите узнать, о чем говорит Принс?

— А ты хочешь?

Катин неожиданно навалился грудью на шахматную доску.

— Да.

Лок засмеялся.

— Отлично!

Он пересек каюту и еще раз дотронулся до панели управления на кресле Мышонка.

Краски внутри двухметрового овала, обрамленного золотистыми листьями, потускнели.

— Так. Вот чем ты занимался все эти годы! — сказал Принс.

Мышонок посмотрел на его обтянутые кожей выступающие челюсти и стиснул зубы. Он поднял взгляд на редкие, длинные волосы Принса и почувствовал, как стягивается кожа на лбу. Он подался вперед в своем кресле, его пальцы дернулись, словно желая воспроизвести на сиринксе этот узкий нос, эти два голубых колодца.

Глаза Катина расширились. Он невольно откинулся назад, каблуки его башмаков сгрудили ковер.

— Я не знаю, что ты там задумал сделать. Меня это мало заботит. Но...

— Это Принс? — прошептала Тай.

— ...ты проиграешь. Поверь, — Принс улыбнулся.

Шепот Тай перешел в хриплое дыхание.

— Нет. Я даже не знаю, куда ты собираешься. Но смотри! Я буду там первым! А потом, — он поднял руку в черной перчатке, — посмотрим! — Он наклонился вперед так, что его ладонь заполнила весь экран. Кулак, метнулся вперед, посыпались осколки стекла... Тай вскрикнула.

Принс ударил протезом по объективу камеры и разбил его.

Мышонок взглянул на Тай. Она выронила свои карты. Звери завозились, замахали крыльями, ветер разбросал карты Тай по ковру.

— Ничего, — сказал Катин. — Я соберу их.

Он согнулся в кресле и стал шарить по полу своими длинными руками. Лок снова засмеялся.

Карта упала на ковер у ноги Мышонка. Рисунком вверх. Трехмерное изображение внутри слоистого металла — над черным морем полыхало солнце. Небо над парапетом было освещено этой вспышкой. На берегу двое голых ребятишек держали друг друга за руки. Темноволосый щурился на солнце, его лицо выражало изумление. Курчавый глядел на их тени на песке.

Смех Лока, словно очередь взрывов, прогрохотал в каюте и в коридорах.

— Принс принял вызов! — Он похлопал ладонью по камню. — Хорошо! Очень хорошо! Эй, и ты думаешь, мы встретимся под пылающим солнцем? — его рука взметнулась вверх, сжалась в кулак, — Я почувствовал его хватку! Отлично! Да, отлично!

Мышонок быстро подобрал карту. Он перевел взгляд с капитана на экран, где калейдоскоп красок сменил лицо Прииса. А на противоположных стенах каюты лежали в своих каркасах Айдас и Линчес. Его взгляд снова упал на двух ребятишек под неистовым солнцем.

Он смотрел, а пальцы его девой ноги скребли ковер, пальцы правой нога уперлись в подметку ботинка. Страх исходил от этой карты, запутывался в нервах и холодком расползался по спине. Неожиданно он быстро сунул карту в футляр с сиринксом. Его пальцы, скрытые футляром, вдруг вспотели. Невидимая карта внушала еще больший страх. Он вытащил руку и положил ее на бедро, потом оглянулся, не заметил ли кто его поступок.

Катин разглядывал собранные карты.

— Это те, которыми ты играешь. Тай? Тарот? — он поднял голову. — Ты цыган. Мышонок. Ручаюсь, тебе приходилось видеть эти карты и раньше, — он повернул карты, чтобы Мышонок смог их рассмотреть.

Мышонок, не глядя, кивнул. Он изо всех сил старался удержать руку на бедре. (Женщина сидела у костра — в грязной ситцевой юбке — и мужчины сидели вокруг в колеблющейся темноте и смотрели, как карты поблескивают и переливаются в ее полных руках. Но это было...) — Эй, — сказала Тай. — Ты мне отдай их, — и протянула руку.

— Можно посмотреть всю колоду? — спросил Катин. Ее серые глаза расширились.

— Нет.

Удивление слышалось в ее голосе.

— Я... прошу прощения, — смущенно сказал Катин. — Я не собирался...

Тай взяла карты.

— Ты... ты гадаешь по картам?

На Катина словно пахнуло холодом. Она кивнула.

— Гадание по Тароту очень распространено в Плеядах, — произнес Лок. Он сидел на скульптуре. — О послании Принса карты твои сказать что-нибудь могут? — он повернулся, и в его глазах вспыхнул огонь. — Может, твои карты о Принсе и обо мне что-нибудь расскажут?

Мышонок был удивлен тем, как свободно перешел капитан на диалект Плеяд. На лице у того мелькнула улыбка.

Лок поднялся с камня.

— Что карты про эти блуждания в ночи говорят?

Себастьян, глядя из-под густых светлых бровей, прижал к себе своих питомцев.

— Я их посмотреть хочу. Да! Что мне и что Принсу выпадет?

— Если она гадает, он, возможно, увидит поддержку в ее картах, — улыбнулся Катин. — Конечно, Тай. Погадай нам на экспедицию капитана. У нее это хорошо получается, Себастьян?

— Тай не ошибается никогда.

— Ты несколько секунд только видела лицо Принса. В лице человека можно увидеть линии его судьбы, — сжатые руки Лока легли на колени. — По моему шраму можешь ты линии, о судьбе моей говорящие, найти?

— Нет, капитан... — ее взгляд упал на карты. — Я карты лишь могу раскладывать и читать.

— Я не видел, как гадают по Тароту, с тех пор, как учился, — Катин оглянулся на Мышонка. — На семинары по философии ходил один парень из Плеяд, который в них разбирался. Я уверен, что рано или поздно ты упомянешь об обществе почитателей «Книги Тота», — обратился он к Тай. — Так ее неправильно называли в семнадцатом столетии. Я говорю, — он помедлил, — о «Книге Грааля».

Молчание.

— Иди, погадай мне, Тай, — Лок уронил руки, и они расслабленно повисли.

Пальцы Тай замерли на золотистых рубашках карт. Со своего кресла около пандуса (серые глаза полузакрыты эпикантусом* [Эпикантус — утолщение на веке, остатки рудиментарной железы, более заметное у представителей монголоиднои расы.]) она глядела в пространство между Катином и Локом.

— Хорошо, — произнесла она.

— Мышонок, — позвал Катин, — подойди и посмотри на это. И скажи, что ты о нем думаешь... Мышонок поднялся в свете игровой доски.

— Эй!..

Они обернулись на прервавшийся голос.

— Вы верите в это?

Катин поднял брови.

— Ты назвал меня суеверным, когда я плюнул в реку. А теперь вы собираетесь предсказывать будущее по картам! А-х-х-н-н! — это было выражение крайнего отвращения. Золотое кольцо в его ухе закачалось, бросая блики на стены.

Катин нахмурился.

Тай провела рукой по столу.

Мышонок уставился взглядом в ковер.

— Вы действительно хотите попытаться узнать будущее по картам? Это же просто глупо! Вот уж действительно предрассудки!

— Нет, Мышонок, — возразил Катин. — От кого угодно можно было этого ожидать, но уж от тебя...

Мышонок махнул рукой и отрывисто и хрипло засмеялся.

— Ты, Катин, и эти карты! Это кое-что!

— Мышонок, карты на самом деле ничего не предсказывают. Они просто дают научный комментарий существующей ситуации...

— Карты — не научны! Эта просто металл и пластик! Они не могут знать!..

— Мышонок, семьдесят восемь карт Тарота являют символы и мифологические сюжеты, в которых отразились сорок пять веков человеческой истории. Каждый, кто понимает эти символы, может манипулировать диалогами и ситуациями. В этом нет никакого суеверия. И «Книга Перемен», и даже халдейская «Астрология» становятся суевериями только тогда, когда ими злоупотребляют, пытаясь находить конкретные указания там, где существуют только советы и предположения.

Мышонок опять издал неопределенный звук.

— В самом деле. Мышонок! Эти рассуждения в высшей степени логичны. А ты говоришь так, словно живешь тысячу лет назад.

— Капитан! — Мышонок поднял глаза на уровень локтя капитана и покосился на колоду на коленях у Тай. — Вы верите во все эти вещи? — Его рука упала на предплечье Катина. Только сжимая что-то, она могла оставаться неподвижной.

В тигриных глазах под рыжими бровями появилось выражение мучительной боли. Лок усмехнулся.

— Тай, мне погадай на картах.

Тай перевернула колоду и стала пересыпать карты с ладони на ладонь.

— Капитан, вы одну выбирайте.

Лок опустился на корточки, чтобы лучше видеть. Внезапно он остановил мелькающие карты пальцем.

— «Космос». Она, пожалуй, подойдет, — назвал он карту, на которой остановился палец. — В этой гонке приз — Вселенная, — он взглянул на Мышонка и Катина. — Как вы считаете, стоит начинать гадание с «Космоса»? — высоко поднятые массивные плечи делали выражение, боли более отчетливым.

Мышонок в ответ только скривил губы.

— Продолжайте, — произнес Катин.

Лок вытянул карту.

Утренний туман колыхался между березами, тисами и зарослями остролиста. На переднем плане прыгала и кувыркалась на фоне синего рассвета обнаженная фигурка.

— А! — сказал Катин. — Танцующий гермафродит, союз всех мужских и женских начал, — он потер ухо большим указательным пальцем. — Знаете, лет триста, наверное, года с 1890 и до начала космических полетов, существовали христианизированные карты Тарота, изобретенные другом Вильяма Батлера Иитса, ставшие чрезвычайно популярными и уничтожившие первоначальные изображения...

Лок согнул карту, и изломанные силуэты животных вспыхнули и исчезли в какой-то таинственной роще. Пальцы Мышонка сжали руку Катина.

— Звери апокалипсиса, — ответил Катин на молчаливый вопрос. Он ткнул пальцем через плечо капитана на четыре угла рощи. — Бык, Лев, Орел, а это забавное маленькое человекообразное существо — Бес, взятый из Египта и Анатолии, защитник женщин в их работе, бич скупости, щедрый и страшный бог. Есть такая известная его статуэтка: опустившийся на колени, ухмыляющийся, клыкастый, совокупляется со львицей.

— Да, — прошептал Мышонок. — Я видел ее.

— Видел? Где?

— В каком-то музее, — он пожал плечами. — В Стамбуле, кажется. Меня взяли туда туристы, когда я был еще совсем ребенком.

— Увы, — вздохнул Катин. — Я удовольствовался трехмерной голограммои.

— Только он не был карликом. Он, — хриплый шепот Мышонка оборвался, когда он взглянул на Катина, — был раза в два выше тебя, Катин!

— Капитан фон Рей, вам хорошо известны карты Тарота? — спросил Себастьян.

— Мне гадали раз шесть, — ответил Лок. — Моя мать не любила мои посещения гадалок, чьи маленькие столики стояли на улице под ветрозащитными щитами. Однажды, когда мне было лет пять или шесть, я умудрился потеряться. И вот, когда я бродил, по той части Арка, где мне никогда не приходилось бывать раньше, мне и предсказали мою судьбу, — он засмеялся. Мышонок, которому никак не удавалось правильно понять выражение лица Лока, сейчас увидел на нем гнев. — Когда я добрался до дома и рассказал об этом матери, она страшно расстроилась и велела мне никогда больше этого не делать.

— Она знала, что все это очень глупо! — прошептал Мышонок.

— О чем вам сказали карты? — поинтересовался Катин.

— Что-то о смерти в моей семье.

— И кто-нибудь умер?

Глаза Лока сузились.

— Спустя примерно месяц был убит мой дядя.

Катин задумался. Дядя Лока фон Рея?

— Но хорошо карты вы не знаете? — снова спросил Себастьян.

— Только несколько названий: Солнце, Луна, Висельник. Но я об их значении не спрашивал никогда.

— А! — Себастьян кивнул. — Первую карту выбирайте всегда сами. Но «Космос» — карта к Большой Аркане принадлежит. Человеческую жизнь не может представлять. Нельзя ее выбирать.

Лок задумался. Замешательство на его лице выглядело как ярость. Сбитый этим с толку, Себастьян умолк.

— Дело в том, — вступил Катин, — что в Малой Аркане Тарота пятьдесят шесть карт: пятьдесят две обычные, только с валетами, рыцарями, дамами и королями каждой масти. Они связываются с обычными человеческими отношениями: любовью, смертью, жизненными невзгодами и тому подобными вещами. Большую Аркану составляют еще двадцать две карты, такие, как Дурак, Висельник. Они представляют космические события. Вы не можете выбрать одну из них, чтобы она представляла вас.

Лок некоторое время смотрел на карту.

— Почему? — он взглянул на Катина. Лицо его абсолютно ничего не выражало. — Мне нравится эта карта. Тай сказала выбирать, и я выбрал.

Себастьян поднял руку.

— Но...

Тонкие пальцы Тай легли на его поросшую волосами кисть.

— Он выбрал, — сказала она. Металл ее глаз блеснул, когда она бросила взгляд на Себастьяна, на капитана, на карту. — Туда положите, — она жестом показала, куда именно. — Капитан какую хочет карту может выбирать.

Лок положил карту на ковер, головой танцора к себе, ногами — к Тай.

— Космос перевернутый, — пробормотал Катин. Тай подняла голову.

— Перевернутый к тебе, а не ко мне, — голос ее прозвучал резко.

— Капитан, первая выбранная карта ничего не предсказывает, — сказал Катин. — В действительности результат гадания оказывается прямо противоположным тому, что означает первая карта.

— А что она означает? — спросил Лок.

— Здесь мужчина и женщина вместе, — сказала Тай. — Клинок и чаша, скипетр и блюдо соединены. Завершение полным успехом означает, космическое воплощение божественного предвидения. Победу.

— И всего этого в будущем я лишаюсь? — на лице Лока снова появилось выражение боли. — Прекрасно! Что это была бы за гонка, если бы я твердо знал, что добьюсь победы?

— Перевернутая карта означает фанатическое стремление к какой-то цели, упорство, — вмешался Катин. — Отказ от следования...

Тай неожиданно смешала карты и собрала в колоду.

— Ты, Катин, гадание закончишь?

— А?.. Я?.. Извини. Я не хотел... Я просто знаю значения всего дюжины карт. — Мочки его ушей налились кровью. — Я буду молчать.

Ветер пронесся по ковру.

Себастьян поднялся и спугнул своих питомцев. Один зверь захлопал крыльями у него на плече. Волосы упали Мышонку на лоб.

Тай помедлила и снова перетасовала карты, на этот раз рисунком вниз.

— Выбирайте.

Широкие пальцы с толстыми ногтями ухватили карту, потянули. — Женщина стояла под двойным каменным сводом, камнерез был подключен к ее запястьям. Машина вырезала третью пятиконечную звезду. Солнечный свет падал на каменщицу и фасад здания. Позади арки сгущалась тьма.

— Тройка пятиконечников. Эту карту кладите сверху. Мышонок глядел на правую руку капитана. Овальный разъем был почти полностью закрыт сухожилиями. Мышонок потрогал разъем на своей собственной руке. Пластиковая вставка была почти с четверть ширины запястья: оба разъема были одинаковых размеров.

Капитан положил Тройку пятиконечников на Космос.

— Еще выбирайте.

Карта была перевернута вверх ногами. Юноша (или девушка?) в парчовой одежде и кожаных ботинках опирался на рукоятку меча с серебряной, усыпанной драгоценными камнями, ящерицей. Фигура стояла в тени скал.

— Валет мечей перевернутый. Эту карту кладите накрест.

Лок положил карту на Тройку пятиконечников.

— Еще выбирайте.

Над морским берегом, в чистом небе, полном птиц, рука, высовывающаяся из клубов тумана, держала пятиконечную звезду внутри круга.

— Туз пятиконечников, — Тай указала место ниже перекрещенных карт. Лок положил туда туза. — Эту карту вниз кладите. Выбирайте.

Высокий светловолосый юноша стоял на заброшенной тропинке в саду. Голова запрокинута вверх, одна рука сзади. Красная ниточка вилась рядом с его запястьем. На камнях сада были вырезаны десять звезд.

— Десятка пятиконечников, — Тай показала на ковер сбоку от лежащих карт. — Эту карту сюда положите.

Лок положил.

— Выбирайте.

Снова вверх ногами.

Между грозовыми тучами проступало фиолетовое небо. Молния высветила вершину каменной башни. Двое мужчин падали с верхнего балкона. На одном была богатая одежда. Можно было даже разглядеть драгоценные перстни и золотые застежки сандалий. Другой был в обычной рабочей куртке, босой и бородатый.

— Башня перевернутая, — прошептал Катин. — Ох-хо. Я знаю... — он остановился под взглядами Тай и Себастьяна.

— Башня перевернутая, — Тай показала на другую сторону. — Сюда кладите.

Лок положил карту и вытянул седьмую.

— Двойка мечей перевернутая.

Женщина с завязанными глазами сидела в кресле на берегу океана, скрестив мечи на груди.

— Эту впереди положите.

Три карты в центре и четыре вокруг.

— Снова выбирайте.

Лок выбрал.

— Король мечей. Сюда кладите.

Король лег слева от креста, образованного первыми семью картами.

— И еще одну.

Лок вытянул девятую карту.

— Тройка жезлов перевернутая.

Карта легка ниже короля.

— Дьявол...

Катин взглянул на руку Мышонка. Пальцы согнулись так, что ноготь мизинца впился в запястье Катина.

— ...перевернутый.

Пальцы Мышонка расслабились. Катин посмотрел на Тай.

— Сюда положите. — Перевернутый Дьявол лег под Тройкой. — Выбирайте.

— Дама мечей. Эту последнюю карту сюда кладите. Рядом с крестом выстроился вертикальный ряд из четырех карт. Тай собрала колоду.

Она подперла пальцами подбородок. Наклонилась над картами, и ее рыжие волосы рассыпались по плечам.

— Ты видишь Принса здесь? — спросил Лок. — Ты видишь меня и звезду, за которой я иду?

— Вас я вижу. И Принса тоже. А также женщину, имеющую отношение к Принсу, темноволосую женщину...

— Темные волосы, но голубые глаза? — перебил Лок. — У Принса голубые глаза.

Тай кивнула.

— Ее я тоже вижу.

— Это Руби.

— Карты большей частью мечи и пятиконечники. Много денег вижу. И много борьбы за них и вокруг них.

— И семь тонн иллириона? — пробормотал Мышонок. — Не надо гадать по картам, чтобы...

— Ш-ш-ш-ш, — остановил его Катин.

— Единственное положительное влияние от Большой Арканы — Дьявол. Карта насилия, революции, борьбы. Но также начало духовного понимания она означает. Пятиконечники выпали в начале гадания. Это карты денег и богатства. Потом выпали мечи — карты силы и конфликта. Жезлы — символ, интеллекта и созидания. Хотя их число три и меньше, они выпали к концу. Хорошо это. Но отсутствуют чаши — символ чувств, в особенности любви. Плохо. Хорошо, когда жезлы соседствуют с чашами, — она взяла центральные карты: Космос, Тройку пятиконечников и Валета мечей.

— Так... — Тай замолчала. Четверо мужчин дышали в такт. — Вы себя как целый мир видите. Карта, покрывающая вас, о благородстве, аристократизме говорит. И еще о мастерстве, которым вы обладаете...

— Вы говорили, что были яхтсменом? — спросил Катин.

— Это ваше призвание карта обозначает. Но Валет мечей стоит поперек вашего пути.

— Это Принс?

Тай покачала головой.

— Более молодой человек это. Кто-то, кто теперь уже достаточно вам близок стал. Кто-то, хорошо известный вам. Темноволосый, очень молодой человек... Катин первым посмотрел на Мышонка. — ...который как-то между вами и вашей звездой встанет.

Теперь и Лок поглядел через плечо.

— Эй, вы подумайте... — Мышонок обвел взглядом окружающих. — Что вы теперь намерены сделать? Застрелить меня при первом же удобном случае из-за этих дурацких карт? Вы думаете, что я хочу вам встать поперек дороги?

— Если бы даже тебя он застрелил, — проговорила Тай, подняв голову, — это ничего бы не изменило.

Капитан похлопал Мышонка по колену.

— Не обращай внимания, Мышонок.

— Если вы не поверили в них, капитан, зачем же тратить на них время?.. — он замолчал, потому что Тай перемешала карты.

— В нашем недавнем прошлом, — сказала она, — туз пятиконечников лежит. Опять много денег, но помещенных с какой-то целью.

— Эта экспедиция может стоить руки и ноги, — добавил Катин.

— А также уха и глаза? — костяшками пальцев Себастьян поглаживал одного из своих зверей.

— В далеком прошлом девятка пятиконечников лежит. Тоже карта изобилия. Вам везло. Вы об этом любите вспоминать. Но в близком будущем у вас Перевернутая башня. Обычно она означает...

— Дорогу прямиком в тюрьму! Которую нельзя избежать, если... — глаза Катина сверкнули, потому что Тай, сощурясь, посмотрела на него, — ...если не собрать двести фунтов местных кредитов, — он кашлянул.

— Тюремное заключение эта карта означает, крушение большого дома.

— Дома фон Реев?

— Чей дом — не могу сказать, — услышав это, Лок засмеялся.

— Выше перевернутая Двойка мечей лежит. О неестественной страсти, капитан, говорит она.

— Это-то что означает? — прошептал Мышонок. Но Тай уже перешла от креста из семи карт к вертикальному ряду.

— У цели твоих усилий Король мечей стоит.

— Это мой дружок Принс?

— Он. На вашу жизнь он хочет повлиять. Он сильный человек и мудрость вам дать может... или смерть, — она подняла голову, черты ее лица внезапно заострились. — И наши жизни — тоже... Он... — она умолкла, и Лок спросил:

— Что, Тай?

Его голос уже успокоился, стал ниже и уверенней.

— Под ним...

— Что там. Тай?

— ...лежит перевернутая Тройка жезлов. Это предложение помощи. Лучшая поддержка обманутым надеждам. В основании Дьявол лежит, но перевернутый. К вам духовное понимание, о котором я говорила, придет. Когда...

— Эй! — Мышонок поднял глаза на Катина. — О чем это она?

— Ш-ш-ш-ш!

— ...вступите в борьбу, суть вещей обнажится. Рабочие, что внизу, иностранцы и те, что будут выглядеть иностранцами. И хотя, Король мечей действительно рушит стены, позади него королеву мечей вы обнаружите.

— Это... Это Руби? Скажи, Тай, ты видишь Солнце?

— Никакого Солнца. Только женщину, темноволосую и могущественную, как ее брат. Ее тень падает...

— От света какой звезды?

— Ее тень на вас и на Принса падает.

Лок покачал рукой над картами.

— А Солнце?

— Ее тень в ночи лежит. Звезды на небе я вижу. Но ни одного Солнца...

— Нет! — не выдержал Мышонок. — Все это глупость! Чепуха! — его пальцы сжались, и Катин отдернул руку. На ней остался след от ногтя. — Ничего она не может предсказать с их помощью! — Вдруг он стал клониться набок. Обутая нога выстрелила в воздух между питомцами Себастьяна. Они рванулись, натянув удерживающие их цепочки.

— Эй, Мышонок! Что ты?..

Мышонок протянул босую ногу к разложенным картам.

— Эй!!

Себастьян осадил взметнувшиеся тени.

— Ко мне! Спокойно!

Его рука металась от головы к голове, поглаживая темные уши и шеи.

Но Мышонок уже поднимался по пандусу над бассейном. И, пока не исчез, было видно, как футляр с сиринксом ударяется по его бедру при каждом шаге.

— Я догоню его, капитан! — Катин бросился к пандусу.

Крылья опали, и Лок встал.

Тай, стоя на коленях, собирала рассыпанные карты.

— Вы двое — на паруса. Линчеса и Айдаса нужно сменить, — подобно тому, как выражение смеха на его лице трансформировалось в выражение боли, интерес выглядел как усмешка. — По своим каютам — марш!

Лок взял за руку Тай, как только она поднялась.

— За то, что в картах ты мне прочитала. Тай, я благодарю тебя.

Себастьян шагнул вперед, чтобы высвободить ее руку из руки капитана.

— Еще раз спасибо.

* * *

В коридоре за пандусом по черной стене плыли проекции звезд. Около стены, положив футляр на колени, сидел по-турецки Мышонок. Рука его рассеянно чертила загогулины на коже футляра. Взгляд застыл на движущихся огоньках.

Катин, заложив руки за спину, прошел через холл.

— Что такое, черт возьми, с тобой стряслось? — дружелюбно спросил он.

Мышонок поднял голову, провожая взглядом звезду, выплывшую из-за уха Катина.

— Тебе определенно нравится усложнять себе жизнь. Звезда скользнула вниз и исчезла в полу.

— И, между прочим, что это за карту ты сунул в футляр?

Мышонок от неожиданности вскинул голову и моргнул.

— Я очень хорошо замечаю такого рода вещи, — Катин прислонился к усыпанной звездами стене. Потолочный проектор, воспроизводящий ночь за бортом, отбрасывал пятна света на его круглое лицо и широкий плоский живот. — Это не тот способ изменить капитана к лучшему. У тебя какие-то странные идеи. Мышонок, правда, признаюсь, что они не лишены определенного очарования. Если бы мне сказали, что я буду работать в таком вот экипаже сейчас, в тридцать втором столетии, с человеком, который совершенно искрение сомневается в Тароте, не думаю, чтобы я в это поверил. Ты на самом деле с Земли?

— Да, с Земли.

Катин покусал согнутый палеи.

— Вообще-то, если подумать, действительно, такие допотопные идеи не могут возникнуть нигде, кроме как на Земле. Сразу же, как только начались Великие Звездные Переселения, появились культуры, достаточно сложные и достаточно организованные, чтобы принять учение Тарота. Я нисколько не удивлюсь, если узнаю, что в каком-нибудь городишке посреди монгольской пустыни найдется человек, верящий, что Земли покоится на громадном блюде, стоящем на спине слона, который попирает змею, свернувшуюся на черепахе, плавающей в океане. И хотя я рад, что родился не там, это местечко должно быть просто очаровательным. Там рождаются очень эффектные невротики. В Гарварде был один такой... — он остановился и взглянул на Мышонка. — Ты забавный парень. Вот ты управляешь звездолетом, продуктом технологии тридцать второго века, и в то же время твоя голова забита отсталыми идеями тысячелетней давности. Покажи мне то, что ты стянул.

Мышонок засунул руку в футляр и вытащил карту. Он глядел на нее, пока Катин не потянулся за ней.

— Ты не помнишь, кто тебе сказал, что не надо верить Тароту? — Катин рассматривал карту.

— Моя... — Мышонок положил руки на край футляра. — Одна женщина. Когда я был совсем ребенком, лет пяти или шести.

— Она тоже цыганка?

— Да. Она заботилась обо мне. У нее были карты. Такие, как у Тай. Только не трехмерные. И старые. Когда мы скитались по Франции и Италии, она гадала желающим. Она все знала: и что означают картинки, и вообще все. И рассказывала мне. Она говорила, что кто бы чего не говорил, все это липа. Все это фальшь и на самом деле ничего не значит. Она говорила, что это цыгане распространили карты Тарота.

— Все так. Цыгане, по-видимому, перенесли их с Востока на Запад в одиннадцатом-двенадцатом веках. И способствовали их распространению в Европе в последующие пятьсот лет.

— Вот что она говорила мне: карты первоначально принадлежали цыганам, и поэтому цыгане знают — они всегда лгут. И никогда не верят им.

Катин улыбнулся.

— Весьма романтичное примечание. Скажу только вот что: мысль, что все эти символы, пройдя через пять тысяч лет мифологии, являются практически бессмысленными и не имеют никакого отношения к человеческим делам и мыслям — всего лишь отголосок набата нигилизма. К несчастью, я знаю слишком много об этих символах, чтобы отмести их. Однако мне интересно все, что ты сказал. Так эта женщина, с которой ты жил, когда был ребенком, — она гадала по картам Тарота, но настаивала на том, что они лгут?

— Да, — он снял с колен футляр. — Только...

— Только, что? — спросил Катин, когда Мышонок умолк.

— Только однажды ночью, перед самым рассветом... Кругом были одни цыгане. Мы сидели ночью в пещере и ждали. Мы все были очень напуганы, потому что что-то должно было случиться. Взрослые шептались об этом, но когда кто-нибудь из детей подходил близко, замолкали. И в эту ночь она гадала по картам — только так, как если бы они не лгали. А все сидели вокруг костра в темноте и слушали, что она читает по картам. А на следующее утро кто-то рано разбудил меня, когда солнце еще только поднималось над городом. Все исчезли. Я шел не с мамой, а с женщиной, которая гадала по картам. Я никого из них больше не увидел. Те, с кем я шел, вскоре тоже исчезли. И я двинулся к Турции совсем один, — Мышонок в задумчивости провел большим пальцем по коже футляра. — Но той ночью, когда она гадала по картам, я помню, что я был сильно испуган. Они тоже были напуганы, понимаешь? И они не говорили, чем. Но что-то напугало их до такой степени, что они решили спросить совета у карт, хотя они знали, что карты — это липа!

— Я понимаю это так, что когда ситуация становится чересчур серьезной, люди вспоминают о своем здравом смысле и отбрасывают предрассудки, пока опасность не минует. — Катин задумался. — Что, как ты думаешь, могло случиться?

Мышонок пожал плечами.

— Возможно, за нами гнались. Ты знаешь, как это бывает с цыганами. Все думают, что цыгане воруют. Это так. Может быть, за нами гнались из города. Никто на Земле не любит цыган. Вот почему мы не работаем.

— Ты-то работаешь, Мышонок, и работаешь, много. Потому я и удивился, что ты ввязался во все эти ненужные дела с Тай. Ты потеряешь свое доброе имя.

— Я не был с цыганами с того времени, когда мне было лет семь-восемь. А кроме того, я заимел разъемы. Хотя их у меня и не было, пока я не поступил в Куперовскую Академию Астронавтики в Мельбурне.

— Правда? Тебе тогда должно было быть лет пятнадцать-шестнадцать. А это, конечно, много. На Луне мы обретаем свои разъемы годам к трем-четырем, так что можем подключаться к школьным обучающим компьютерам, — на лице Катина вдруг появилось ошеломленное выражение. — Ты хочешь сказать, что на Земле была целая группа взрослых мужчин и женщин, а с ними и детей, которые бродили от города к городу, из страны в страну, и все они были без разъемов?

— Да. Именно так.

— Не так-то уж много работ можно делать, не имея разъемов.

— Конечно.

— Ничего удивительного, что твоим цыганам приходилось переходить с места на место. Группа странствующих взрослых людей, не имеющих возможности подключиться к машинам! — он покачал головой, — Но почему же вы их не имеете?

— Таковы цыгане. У нас их никогда не было. Они нам никогда не были нужны. У меня есть разъемы, потому что я был одинок и... Ну, я полагал, что так будет легче, — Мышонок уронил руки на колени. — Но это все-таки не причина, чтобы выгонять нас из города, где мы остановились. Однажды, помню, они поймали двух цыган и убили их. Их избили до полусмерти, а потом отрезали руки и повесили вниз головой, и они истекли кровью.

— Мышонок! — лицо Катина исказилось.

— Я был совсем ребенком, но я помню. Может быть, это и заставило, в конце концов, маму решиться спросить совета у карт, которым она не верила. Может быть, это и заставило нас разойтись в стороны.

— Только в созвездии Дракона! — выдавил Катин. — Только на Земле!..

Смуглое лицо повернулось к нему.

— Почему, Катин? Продолжай, скажи мне, почему с нами так обращаются? — в его словах не было вопроса. Только обида.

— Потому что люда тупы, узколобы и боятся всего непонятного, — Катин закрыл глаза, — Вот почему я предпочитаю луны. Даже на самой большой луне трудно встретить такое количество людей, чтобы могли произойти подобные вещи, — глаза раскрылись. — Мышонок, прими во внимание вот что. У капитана фон Рея есть разъемы. Он — один из богатейших людей Вселенной. Они есть и у любого горняка, дворника, бармена, клерка-регистратора, и у тебя. В Федерации Плеяд и в Окраинных Колониях существует феномен, возникший вследствие слияния культур, и проявляющийся, в частности, в том, что все машины воспринимаются как непосредственное продолжение человека. Это, как очевидное, признается всеми социальными слоями со времен Аштона Кларка. И до этого разговора я был сказал, что феномен слияния культур имеет место и на Земле. Но ты напомнил мне, что в мире наших предков да сих пор существуют культурные анахронизмы. Подумать только, что группа не имеющих разъемов цыган — истощенных, ищущих работу там, где никакой работы нет, предсказывающих судьбу способом, который сами они уже перестали понимать, в то время, как вся Вселенная достигла понимания того, чем обладали предки этих самых цыган пятнадцать веков назад, игнорирующих закон Еноха — входит в город и не расстраивается тем, что у всех остальных мужчин и женщин имеются разъемы. Закон Еноха? Когда ты подключаешься к большой машине, это называется «стаддинг». Неизвестно, откуда пошло это выражение. Нет, я не понимаю, почему так случилось. Но немного понимаю — как, — он покачал головой. — Земля — забавное место. Я там учился четыре года, но только сейчас до меня начинает доходить, как мало я в этом разбираюсь. Те из нас, кто родился не на Земле, видимо, просто не в состоянии полностью это осознать. Вся остальная часть созвездия Дракона живет, по-моему, более простой жизнью, — Катин поглядел на карту в своей руке. — Ты знаешь, как называется эта карта?

Мышонок кивнул.

— Солнце.

— Ты знаешь, если бы ты ходил около разложенных карт, гадание вышло бы неверным. Капитан очень хотел, чтобы ему попалась эта карта.

— Я знаю, — пальцы скользнули по ремню футляра. — Карты уже сказали обо мне, стоящим между капитаном и его солнцем, едва только я стащил одну, — Мышонок покачал головой.

Катин протянул ему карту.

— Почему бы тебе ее не отдать? Пока не поздно, извинись за то, что затеял всю эту суету.

С минуту Мышонок молча смотрел себе под ноги. Потом поднялся, взял карту и побрел через холл.

Катин глядел ему вслед, пока тот не исчез за углом. Потом он скрестил руки на груди, опустил голову и задумался. Он думал о блеклой пыли всех виденных им лун.

* * *

Катин сидел в затихшем холле, прикрыв глаза. Что-то вдруг потянуло его за карман шортов. Он открыл глаза.

— Эй!..

Линчес (за плечом — тенью — Айдас) подкрался к нему и вытащил за цепочку диктофон из кармана. Теперь он держал его в своей руке.

— Для чего...

— ...эта штука? — закончил Айдас.

— А вы не хотите его вернуть? — причиной раздражения Катина было то, что прервали его размышления. И их самонадеянность.

— Мы видели, как ты возился с этой штукой тогда в порту, — Айдас взял диктофон из пальцев брата.

— Понимаешь... — начал Катин.

Айдас протянул ему диктофон.

— Благодарю, — Катин стал засовывать его обратно в карман.

— Покажи нам, как он работает...

— ...и для чего он тебе.

Катин, помедлив, достал диктофон.

— Это матричный диктофон, в который я наговариваю свои заметки. Он мне нужен, чтобы написать роман.

Айдас покачал головой.

— Ну я знаю, что это такое...

— ...и я. Почему ты хочешь...

— ...сделать такой...

— ...почему ты не хочешь создать психораму...

— ...это же значительно легче. А мы...

— ...тоже там есть?

Катин неожиданно поймал себя на том, что хочет сказать одновременно четыре вещи. И рассмеялся.

— Понимаете, ребята, я так не могу, — он на мгновение задумался. — Я не знаю, почему я хочу писать. Конечно, проще создать психораму, когда уже есть необходимое оборудование, деньги и знакомства на студии. Но это совсем не то, чего я хочу. И я не знаю, будете вы там или нет. Я еще и не начинал думать о предмете. Я пока делаю только записи к роману, — Катин и близнецы посмотрели друг на друга. — Эти записи неэстетичны, если сравнивать с самим романом. Знаете, нельзя же просто сидеть и писать роман. Обязательно надо думать. Роман — это форма искусства. Я должен полностью его продумать, прежде чем начать писать. Но, так иди иначе, это то, что я хочу создать.

— О, — протянул Линчес.

— Ты уверен, что знаешь, что такое...

— ...Конечно. Помнишь «Войну...

— ...и мир». Да. Но это психорама...

— ...с Че Онг в роли Наташи. Но она...

— ...сделана по роману? Точно, я...

— ...Ты теперь вспомнил?

— Угу, — Айдас, стоящий позади брата, неторопливо кивнул. — Только, — теперь он обращался к Катину, — как же ты взялся за это дело, если не знаешь, о чем писать?

Катин пожал плечами.

— Тогда, может быть, ты напишешь что-нибудь про нас...

— ...мы можем просить его, если он говорит о том, что не является...

— Эй, — вмешался Катин. — Я должен найти тему, на которой строился бы роман. Я сказал, что не могу говорить о том, собираюсь я вас туда вставлять или нет...

— ...что у тебя там за записи? — спросил из-за плеча Линчеса Айдас.

— А? Как я говорил, наметки. Для книги.

— Давай послушаем.

— Ну, вы, ребята, не... — Катин пожал плечами, взялся за рубиновый рычажок и перевел его на воспроизведение.

— Размышление наедине номер пять тысяч триста семь. Заруби на носу, что роман (назидательный, психологический или тематический — не имеет значения) всегда является отражением своего времени. — Голос звучал более высоко и быстро, чем обычно, но это только улучшало его восприятие, — Прежде, чем написать книгу, я должен описать современное понимание истории...

Ладонь Айдаса черным эполетом лежала на плече брата. Карие и коралловые глаза смотрели сосредоточенно, выказывая свою заинтересованность.

— ...История? Тридцать пять веков назад ее изобрели Геродот и Фукидид. Они определили ее как изучение того, что происходило при их жизни. И последующую тысячу лет история понималась точно так же. В Константинополе, пятнадцать веков спустя после греков, Анна Комнина в своем царственном блеске (и на том же языке, что и Геродот) определила историю как изучение тех событий в жизни людей, которые занесены в документы. Я сомневаюсь, чтобы эта очаровательная византийка верила лишь в те вещи, что были где-то записаны. Но события, нигде не задокументированные, в Византии просто не считались историческими. Концепция истории была целиком трансформирована. Последующее тысячелетие началось с первого глобального конфликта, а закончилось первым межпланетным столкновением. Сама собой возникла, теория, что история является серией циклических взлетов и падений, происходящих, когда одна цивилизация поднимается до уровня другой. События, выпадающие из цикла, считались не имеющими исторической важности. Сейчас нам трудно оценить разницу между Спенглером и Тойнби, хотя в их времена эти теории считались полярно противоположными. Для нас их споры о том, где и когда начинаются циклы, кажутся чистым соидизмом. Сейчас, когда прошло еще одно тысячелетие, мы можем спорить с де Эйлингом и Броблином, Альвином-34 и «Креспбургским Обозрением». Просто потому, что они современники, я знаю, что они излагают одинаковую точку зрения. Но сколько восходов заставало меня в доках Шарля расхаживающим и размышляющим, с кем я: с сондерсовской ли теорией интегральной исторической конвекции или все-таки с Броблином? Я уже имею достаточно оснований для того, чтобы утверждать, что в последующем тысячелетии существующие разногласия будут казаться такими же несущественными, как и спор двух средневековых теологов о том, двенадцать или двадцать четыре ангела поместятся на острие иглы.

... Размышление наедине номер пять тысяч триста восемь. Никогда не вынимай ворованные смоквы напротив красного...

Катин щелкнул переключателем.

— О, — сказал Линчес. — Это было что-то странное...

— ...интересное, — вмешался Айдас. — Ты всегда описывал...

— ...он говорит об истории...

— ...современную историческую концепцию?

— Ну, конечно. Это довольно интересная теория. Если вы сейчас...

— Я думаю, это, должно быть, слишком сложно, — возразил Айдас. — Я хочу сказать...

— ...для тех, кто живет сейчас, трудно...

— Что вы, на удивление легко, — это Катин. — Все, что вы должны сделать — это понять, как мы смотрим...

— ...может быть, для людей, которые будут жить потом...

— ...это будет не так трудно...

— Действительно, — сказал Катин. — Когда-нибудь вы замечали, что общество в целом выглядит так, будто...

— Мы не слишком разбираемся в истории, — Линчес пригладил свои, похожие на светлую овечью шерсть, волосы. — Я не думаю...

— ...что мы могли бы сейчас это понять.

— Конечно, смогли бы! — воскликнул Катин. — Я могу все это объяснить очень...

— Может быть, после...

— ...в будущем...

— ...это будет легче.

На смуглом и бледном лицах вдруг мелькнули улыбки. Близнецы повернулись и пошли прочь.

— Эй! — крикнул им вслед Катин. — Разве вы?.. Я хочу сказать, я... Ох...

Он положил руки на колени и задумался, глядя вслед близнецам, бредущим по коридору. Темная спина Айдаса была экраном, на котором сияли куски каких-то созвездий. Минуту спустя Катин поднял свой диктофон, щелкнул рубиновым переключателем и стал тихо говорить:

— Размышление номер двенадцать тысяч восемьсот десятое. Интеллигентность становится вещью чужеродной и доставляющей неудобства... — он выключил диктофон и снова посмотрел вслед близнецам.

* * *

— Капитан?

Лок остановился на верхней ступеньке и уронил руку с дверной ручки.

Мышонок засунул большой палец в дыру на брюках и почесал бедро.

— Э... капитан... — он достал карту из футляра с сиринксом. — Вот ваше солнце.

Рыжие брови поползли вверх. В желтых глазах блеснули огоньки.

— Я... э... позаимствовал ее у Тай. Я верну ее...

— Поднимайся сюда, Мышонок.

— Да, сэр, — он зашагал по винтовой лестнице. Вода у краев бассейна была покрыта рябью. Его отражение поднималось вместе с ним.

Капитан открыл дверь, и они вошли в каюту.

Первой мыслью Мышонка было: «Его каюта не больше моей».

Второй: «Тут битком набито всего».

По разные стороны от компьютера размещались проекционные экраны — на стенах, полу и потолке. И кроме этого в каюте не было ничего личного, даже рисунков.

— Давай посмотрим эту карту, — Лок сел на свернувшиеся на койке кабели и стал рассматривать диораму.

Мышонок, которому не было предложено сесть на койку, вытянул из-за спины футляр с инструментом и сел на пол, скрестив ноги.

Неожиданно ноги Лока вытянулись, кулаки разжались, плечи дрогнули, мускулы лица напряглись. Потом спазм прошел, и он снова выпрямился на койке. Капитан сделал глубокий вдох, туго натянувший шнуры на его кителе.

— Садись сюда, — он похлопал по койке. Но Мышонок только подвинулся поближе к Локу, не вставая с пола. Лок нагнулся и положил карту на пол.

— Это карта, которую ты стащил? — выражение задумчивости разгладило его лоб. Но Мышонок смотрел только на карту. — Если бы это была первая экспедиция, которую я сколотил, чтобы измерить глубину звезды... — Лок рассмеялся. — Шесть обученных и умелых мужчин, изучивших свою профессию под гипнозом и знающих ее, как свои пять пальцев, спаянных крепче, чем куски биметаллической пластинки. Кража среди этого экипажа? — он снова рассмеялся, покачав головой. — Я был в них так уверен. А в Дэне — больше всех, — он ухватил Мышонка за волосы и тихонько покачал его голову из стороны в сторону. — Но этот экипаж нравится мне больше. — Он показал пальцами на карту. — Что ты видишь здесь, Мышонок?

— Ну, мне кажется... двух ребят, играющих под...

— Играющих? — перебил Лок. — Разве похоже, что они играют?

Мышонок откинулся назад и прижал к себе инструмент.

— Что видите вы, капитан?

— Двое ребят, схватив друг друга за руки, собираются драться. Ты видишь, что один белый, а другой темный? Я вижу любовь против смерти, свет против тьмы, порядок против хаоса. Я вижу столкновение всех противоположностей под солнцем. Я вижу Принса и самого себя!

— Кто же есть кто?

— Не знаю, Мышонок.

— Что это за человек — Принс Ред, капитан?

Лок ударил кулаком левой руки о раскрытую ладонь правой.

— Ты видел его на экране в цвете и объеме и ты еще спрашиваешь? Богатый, как Крез, балованный психопат. Он однорукий, а его сестра так красива, что я... — он уронил руки. — Ты с Земли, Мышонок. Из того же мира, что и Принс. Ты часто там бывал, а я никогда там не жил. Наверное, ты знаешь, почему человек, все преимущества которого — следствие изобилия созвездия Дракона, мальчиком, юношей и мужчиной так... — кулак снова ударил по ладони. — Не обращай внимания. Возьми свою чертову арфу, сыграй что-нибудь. Начинай. Я хочу смотреть и слушать.

Мышонок залез в футляр. Одна рука на деревянном грифе, другая скользнула по полированным изгибам. Он крепко сжал пальцы и закрыл глаза. Сосредоточенность перешла в задумчивость, задумчивость — в озарение.

— Вы говорите, он однорукий?

— Под этой черной перчаткой, которой он так театрально расколотил камеру, нет ничего, кроме металла и пластика.

— Это значит, что у него нет разъема, — Мышонок перешел на хриплый шепот. — Я не знаю, как обстоят дела там, откуда вы родом, на Земле же это — худшее, что только может случиться с человеком. Капитан, цыгане тоже их не имеют, и Катин всего несколько секунд назад прекратил свои воспоминания по поводу того, как это плохо. — Сиринкс был уже вынут. — Что бы вы хотели, чтобы я вам сыграл? — он взял несколько аккордов.

Но Лок опять разглядывал карту.

— Сыграй. Вскоре нам нужно будет подключаться, чтобы добраться до Алкэйна.

Рука Мышонка опустилась...

— Мышонок?

...и отдернулась, не коснувшись струны.

— Почему ты украл именно эту карту?

Мышонок пожал плечами.

— Просто так получилось. Она упала на ковер рядом.

— Но если бы это была другая карта: двойка кубков или девятка жезлов — ты бы поднял ее?

— Думаю, что да.

— Ты уверен, что в этой карте ничего нет, ничего особенного? Если бы там была другая карта, ты оставил бы ее лежать или же тоже взял?

На Мышонка снова накатился страх, взявшийся неизвестно откуда. Пытаясь побороть его, он резко повернулся и положил руку на плечо Лока.

— Ну, капитан! Не обращайте внимания на то, что говорят карты. Я хочу помочь вам добыть эту звезду, понимаете? Я буду с вами, и вы выиграете эту гонку. И не позволяйте этой сумасшедшей говорить противное!

В течение всего этого разговора Лок чувствовал себя несколько неопределенно. Сейчас же он глядел серьезно.

— Не забудь вернуть этой сумасшедшей карту, когда выйдешь отсюда. Мы скоро будем на Ворписе.

Напряженность исчезла. Хриплый смех раздвинул темные губы.

— Я все же думаю, что они играют, капитан, — Мышонок откинулся на изголовье койки.

Закинув босую ногу на ногу Лока, ставший страшно похожим на марионетку рядом с кукловодом, он ударил по струнам.

Огоньки запрыгали по механизмам.

Лок глядел на карту у своих ног. Что-то произошло с ним. Он не знал причины. Но первый раз за очень долгое время он глядел на человека, которого позвал по причине, не имеющей ничего общего с его звездой. Он не видел, что было перед его глазами. Он откинулся назад и взглянул на творение Мышонка.

Заполнив всю каюту, Мышонок двигал мириады ярчайших огней вокруг громадной сферы, создавая хрупкие фигуры торжественной диссонансной фуги.