Повернитесь лицом к России

Как Александр II Риге 2 миллиона дал

В 1870–е рижское купечество, городская управа не жалели средств на развитие порта: строились дамбы, пристани, углублялся фарватер. Но денег не хватало – пришлось обложить дополнительными налогами торговлю. Торговцы стонали, а самоуправлению приходилось еще сильнее закручивать гайки – для развития порта снова требовались деньги. Что делать? Неожиданно на помощь пришел начальник департамента таможенных сборов Николай Александрович Качалов, который был направлен в Ригу из Петербурга. Об этом он рассказал в своих записках, которые мне передала его праправнучка Вера Войцеховская. Она обнаружила их в архивах Академии наук в Москве.

Автор записок честно признает, что отношения с остзейскими немцами у него не складывались и в Министерстве финансов его называли «заклятым врагом немцев». А все потому, что Качалова не устроило негласное право остзейского купечества переписываться с госучреждениями на немецком языке.

«Это требовало много переводчиков, замедляло и увеличивало переписку и вообще путало дело. Я справился с законом, и оказалось, что правом этим пользуются произвольно. Я представил министру подробный доклад и просил уничтожить этот неудобный произвол. Михаил Христофорович Рейтерн согласился со справедливостью моего требования, но объяснил, что государь Александр II не желает поднимать этот вопрос и потому министр не может его возбуждать», – вспоминал Качалов. Но и нежелание императора его не остановило. Справки, адресованные по – немецки, в департаменте стали подолгу оставлять без ответа. А вот по тем, что были на русском, быстро принимались распоряжения. Когда немцы стали интересоваться, почему так, им объяснили, что перевод занимает время. И в конце концов из Риги в таможню начали поступать документы на русском.

А вскоре Качалову пришлось столкнуться с остзейцами в самой Риге. В 1870–е он поехал туда по поручению министра финансов «на разведку»: «Узнать о готовившихся к приезду Рейтерна просьбах и отклонить те, которые окажутся неисполнимыми… Такая широкая программа была, конечно, лестна – как доказательство уверенности министра в правильном понимании дела, но она меня удивила, так как министр знал о моих натянутых отношениях с немцами».

«Мне известно, что рижское городское управление, едва ли не единственное в России, заботится не только о благосостоянии города, но также об общих интересах торговли своего порта и на устройство пристаней и других приспособлений употребило до полумиллиона рублей, – сказал Качалов на встрече, которая проходила в старом здании таможни (по – видимому, в нынешней Болдерае. – И. Д.). – Биржевое купечество пошло еще дальше – на устройство пристаней, дамб и очистку фарватера оно употребило до 2 миллионов рублей, причем все работы произведены прочно и экономно… Капиталов этих как у города, так и у биржевого купечества собственных не было, и капиталы эти заняты, и для погашения их пришлось обложить торговлю весьма значительным дополнительным налогом…. Я знаю, что выработан подробный план полного улучшения Рижского порта и все до сих пор сделанное составляет только половину общих технических работ. Для окончания их купечеству придется снова приступить к займу, а для погашения его – к новому налогу и отягощению торговли, и, конечно, окажется тот же неудовлетворительный результат». Что делать? – повис в зале риторический вопрос.

Качалов без обиняков сказал, что государство готово предоставить Риге значительные средства, но для этого и местные немцы должны уяснить, что Рига – русский город, и повернуться лицом к России. «Разрешение всех ваших политических и экономических вопросов зависит единственно от уяснения себе, что Рига – город чисто русский и что торговля ваша может развиваться от расчистки товарного движения отпускной, преимущественно пред провозной торговлей, – сказал он. – …Купец все свои распоряжения должен основывать на коммерческих расчетах, политика не его дело. Между тем рижское купечество отстаивает вопрос о своих устаревших привилегиях и тем запирает приток русских капиталов и людей.

Затем, все стремления этого купечества направлены на расширение и укрепление своих отношений с заграничными фирмами, и в сущности это конкуренты. Так, все порты Германии развиваются на счет наших портов, и преимущественно Риги и Либавы. С другой стороны, Рига отворачивается от своих естественных союзников, русских фирм. На этом основании, по моему твердому убеждению, на чисто провозную торговлю правительство не должно давать ни копейки, а на отпускную, в видах тесного сближения Риги с Россией, сколько потребуется. Речь моя произвела на купцов сильное впечатление, все заговорили по – русски и между прочим высказали, что они не привыкли ждать помощи от правительства, а от газет получали только нападки и были уверены, что все русское общество относится к ним враждебно, и потому и сами питали те же чувства… Они были окончательно поражены, когда я объявил, что имеют право просить об отпуске 2 миллионов рублей и, по – моему, министр финансов должен их отпустить».

Однако министр финансов Рейтерн – даром что сам был обладателем немецкой фамилии – поморщился, узнав о крупной сумме, подлежащей отпуску, и пожелал лично на месте осмотреть все предполагаемые работы. В конце концов он «согласился просить государя об отпуске просимой Ригой суммы… В ту же осень деньги были ассигнованы и начались работы. Обстоятельство это установило отличные отношения с рижским купечеством, – завершает автор записок. – Но я не изменял своей системы, с немцами не любезничал, популярности не заискивал, но исполнял все их справедливые просьбы, а в незаконных отказывал, объясняя причину отказа, а другой системы немцы и не требовали».

На деньги, выделенные царем, были не только продолжены работы по модернизации порта, но и построена новая таможня (у нынешнего Вантового моста). Для ее работы, для прокладки железнодорожной ветки к порту пришлось ликвидировать террасу дома генерал – губернатора. Тогдашний губернатор, князь Багратион, по воспоминаниям автора записок, долго противился этому, но в конце концов уступил.

В 1882 году Качалов вышел в отставку, занялся общественной деятельностью и засел за мемуары. Часть из них и передала мне его праправнучка Вера Войцеховская.

– Прапрадед больше не бывал в Риге, – рассказывает она. – А мой дед с бабушкой переехали сюда в 1924 году из Швейцарии. Там они оказались накануне Первой мировой войны из России, да так и застряли.

Сама Вера в Риге бывает редко – живет и работает в Англии.

Вымершие порты

Много ли вы видели современных открыток с видом Рижского порта, судов, швартующихся в нем? Я не припоминаю ни одной, а до революции это был самый популярный сюжет для местных фотографов. Еще бы: порт считался ведущим в России. В 1901–1903 годах по грузообороту он вышел на первое место в стране: 15,2 процента всей российской продукции вывезли через Ригу. Через Петербург – 13,6 процента, Одессу – 12,2 процента.

На рубеже веков порт тянулся от острова Долес до устья Двины примерно на 40 километров. Вдоль нынешнего Кенгарагса и до Красных амбаров берег был буквально забит плотами. С верховьев Двины ежегодно сплавляли по 10–15 тысяч плотов. До осени бревна полагалось рассортировать, обработать на пилораме, а затем судами отправить в европейские порты. Если по грузообороту Рижскому порту до революции не было равных в России, то по торговле лесом он был первым в мире. Старая рижанка Тауба Фейтельберг рассказывала мне, что вся Закюсала была тоже забита плотами. Ее отец работал в английской фирме, которая отправляла пиломатериалы туда. Он учил девочку ходить по плотам и повторял: «Хорошо, что мама не видит».

От Красных амбаров начиналась набережная. Возле нее швартовались небольшие лодки и парусники – подвозили дрова, доломит из Сааремаа, продукты, сено. Дальше – от железнодорожного моста до Рижского замка – серьезный флот, грузовые и пассажирские пароходы. До 1901 года больше всего торговых судов приходило из Англии, затем, вплоть до Первой мировой, ее сменила Германия. Потом шли Дания, Швеция, Норвегия.

От нынешнего Вантового моста до Морского вокзала располагались таможенные склады. На старинных открытках на огороженной забором территории таможни можно увидеть пиломатериалы и горы бочек с селедкой. Дальше, вниз по течению, располагались зимний порт для небольших судов, причал для приема зерна. Причалы, как и нынче, продолжались до Саркандаугавы и Милгрависа.

«Подкупала портовая жизнь, паруса коммерческих шхун и дымы бесчисленных пароходов, чужестранная речь, запах канатов, визг лебедок и кранов, вторгавшаяся точно вразрез с общим укладом, буйная, суматошная портовая жизнь, – писал о дореволюционном Рижском порте публицист Юрий Гончаренко – Галич. – …Весной прежде всего оживал порт, скованный зимней спячкой и льдом. День и ночь ревели сирены, над городом вились пароходные дымы и кипела река под потоком иностранных судов с привозным углем, стальными машинами и заморскими фабрикатами, с вывозными кожами, лесом, маслом, птицей, зерном, со всем кругооборотом экспорта – импорта в российских рублях, шведских кронах, голландских гульденах, английских фунтах, американских долларах. И оживали матросские кабачки и таверны, и щедрой рекой лились пиво, джин, кюммель, водка, вино…»

Первый раз работу Рижского порта подкосила Первая мировая война. Куприн, приехавший в Ригу в качестве военного корреспондента газеты «Русское слово» и бывавший в городе прежде, писал: «В мой теперешний приезд я совсем не узнал Риги. Раньше это был веселый, шумный, живой город… Теперь на Двине нет кораблей. И рижских домов не узнаешь. Есть ли на свете зрелище печальнее опустелых домов, вымерших портов и остановившихся заводов?»

На лидирующие позиции в регионе Рижский порт начал выходить спустя почти полвека – во времена Советской Латвии. Но после Атмоды вновь стал хиреть. Сейчас к нему, да и к Риге в целом вновь можно отнести слова, написанные Куприным: «Есть ли на свете зрелище печальнее опустелых домов, вымерших портов и остановившихся заводов?» Но тогда шла война, а сегодня?

Письмецо в конверте

«Я к Вам пишу, чего же боле…»

Лет двадцать назад нашу жизнь невозможно было представить без писем и поздравительных открыток. Новый год, дни рождения, праздники… Весточки приходили из разных уголков необъятной страны. От родных, друзей, знакомых. Шиком было поехать в Гагры, Сочи, Ялту и оттуда чиркануть открытку знакомым с видом известного курорта. Точно так же, писали к себе домой те, кто приезжал в Юрмалу. Сегодня почтовый ящик под завязку набит корреспонденцией. Рекламные проспекты, счета коммунальных служб, письма всевозможных контор. И нет того, что хочется взять в руки, читать и перечитывать. Писем от родных и друзей. На смену пришел интернет и мобильный телефон. Много ли сегодня пишут писем, открыток? Куда?. Но в начале – экскурс в историю.

Письмоносцы Ливонского ордена

Письменная служба в Ливонии появилась еще в 1340 году. Письма доставлялись от замка к замку, а обязанности почмейстеров выполняли крестьяне, жившие вдоль главных дорог. Они должны были передавать их на определенное расстояние – как эстафетную палочку. Почта, доступная не только феодалам, зародилась в «шведские времена» – в 1632 году. На одном из рижских зданий, на площади Алберта, повесили объявление: «В известном королевском городе Риге, в Лифляндии, регулярно, в определенные дни и часы, почта отправляема и доставляема обратно». Первая корреспонденция поехала из Риги в Мемель – нынешнюю Клайпеду, потом – в Ревель (Таллинн). В то время почта была частным предприятием рижского купца Якоба Беккера. Он нанимал почтовых служащих, принимал плату за отправления, покрывал расходы. Городской магистрат, понимая, что дело накладное, ежегодно выплачивал дотации. На тракте Рига-Пернов (Пярну) – Ревель через каждые две-три мили (миля – 1, 6 км) курьера должны были встречать крестьяне-письмоносцы и бежать к сменщику. Курьеры из лифляндских крестьян получились не самые быстрые – не древние греки. Беккер не пожалел денег и ввел конную почту. С 1665 года рижское почтовое ведомство перешло в руки губернатора. В том же году открылась линия и «на восточном направлении» – Рига – Москва. Через Псков и Новгород.

После Северной войны указом Петра Первого в Лифляндии были созданы казачьи почтовые станции. На них дежурили драгуны, доставлявшие почту дальше. Когда армия ушла, эта обязанность вновь легла на плечи крестьян.

Рижская почта вошла в историю России самыми первыми почтовыми штемпелями – они появились на Рижском почтамте в 1767 году. В первое время на штемпеле указывали город, откуда отправляется корреспонденция. С 1821 года появилась дата отправления. А еще через 12 лет в Риге ввели штемпели, регистрирующие дату прибытия письма. Видно, и тогда были проблемы с доставкой по городу.

Во второй половине 19 –го столетия, после открытия железных дорог, в почтовом ведомстве наступает новая эра – ямская почта уступает место железнодорожной.

Конкурент письма

В это время у письма появляется конкурент – почтовая открытка. Самая первая в России иллюстрированная почтовая открытка была отправлена из нашего города – в 1893 году. Долгое время считалось, что родина первой российской открытки Москва, а дата отправления – 1895 год. Но недавно коллекционер из Цесиса нашел рижскую открытку, отправленную отсюда в 1893-м.

Первые открытки продавали в книжных и нотных магазинах. Их владельцы и заказывали типографиям изготовление этого вида почтовой корреспонденции.

До 1944 года письма и открытки, приходившие в Ригу из разных городов и весей, приносили в четырехэтажное здание на углу Аспазияс и Кр. Барона – главную почту. Отступая, фашисты подожгли здание, и в 1945-м открылась новая почта – на улице Ленина, напротив магазина «Сакта». А в 1965-м на Привокзальной площади распахнул двери Главпочтамт. Сегодня на его месте котлован, почта переехала в район аэропорта Рига – в Марупе.

Старожил города, коллекционер открыток Владимир Семенович Маковский рассказывал мне, что особенностью довоенной почты был…чистильщик обуви. Он сидел на ступеньках при входе и около него всегда собирались голуби. Как в Венеции. Люди часто фотографировались там.

История первых открыток имеет еще одно отношение к нашему городу. Уже в новое время на аукционе Сотбис были выставлены две самые старые и самые дорогие в мире открытки – британские. Почти за 40 тысяч евро их купил известный рижский предприниматель.

Кто пишет письма

Представитель латвийской государственной почты – Latvijas pasts – Агия Терауда рассказала, что в год через их ведомство проходит до 7 миллионов писем. Больше пишут в праздники – на Рождество, Новый год, Пасху, Лиго. В это время корреспонденция увеличивается в 1,5–2 раза.

Письма популярнее открыток. Хотя в последние годы наблюдается такая тенденция: в страну все больше приезжает иностранцев, а они считают своим долгом прислать домой открытку с видом города. Много писем и открыток отправляют коллекционеры марок – филателисты. Среди наиболее популярных зарубежных адресатов: Англия, США, Россия, Германия, Ирландия. Оттуда чаще всего приходят письма и к нам.

– Латвийская почта старается поддерживать традицию частных почтовых отправлений, – рассказывает Терауда. – К знаменательным датам, юбилеям городов выпускаем открытки. Были открытки, посвященные ярмарке в Этнографическом музее, веломарафону, марафону по бегу. Участвуем и в международных молодежных проектах по обмену открытками. Надеемся с их помощью привлечь юное поколение к доброй традиции почтового письма.

…Незадолго до Нового года меня удивил сын. Молодой человек, подолгу пропадающий в интернете, вдруг принес с почты открытки и письма и стал надписывать их. «Кому?», – поинтересовался я. «Друзьям по интернету. Одно дело обмениваться сообщениями в обычные дни, другое – на праздник. Тут особое внимание требуется». И нам в почтовый ящик вскоре тоже принесли письма и поздравишки от его ровесников – из Минска, Питера, Лондона, Осло. Нет, рано хоронить письма и открытки. В свое время уже поспешили похоронить кино, книги. В истории все возвращается. Еще вернется время, когда юноши и девушки, подобно героине Пушкина, возьмут в руки конверт, чистый лист бумаги и выведут: «Я к Вам пишу, чего же боле, я вам могу еще сказать».