Порто–Франко.

11 месяц 13 число 16 год.

Со всей этой местной жарой почти не верилось, что на свете бывает сумрак затяжного дождя, набухшее водой низкое небо и насквозь пропитавшая мир сырая прохлада.

Однако вот оно — за окном серая полумгла зарядившего всерьез и надолго мелкого моросящего дождя. Мир поблек, сжался и потерял краски. Казалось, только вчера город у моря радовал глаз пестротой переливающихся радугой красок: разноцветные камни и кирпич стен, глиняная черепица, медь и всевозможные оттенки металлочерепицы крыш. Цветы под окнами и вьющиеся по стенам лозы вертикального озеленения.

Все это посерело, пропиталось влагой, горизонт приблизился до состояния — протяни руку, и кончики пальцев коснутся горизонта.

До противоположного берега бухты, на берегу которой раскинулся Порто–Франко, менее полукилометра. Но даже когда холодный утренний бриз приподнимает завесу тумана над зеркалом залива, противоположный берег все равно кажется миражом.

Кого–то подобная погода вгоняет в меланхолию и тоску, а мне вот нравится.

С приходом дождя из мира уходит суета, и …….. Я просто люблю, как дождь барабанит по крыше.

А как хорошо, в такую погоду, свернутся калачиком под одеялом или с кружкой красного вина понежиться у камина, мерцающего фиолетом дотлевающих углей.

Что касается суеты.

Она не исчезает насовсем. Она перемещается под крыши недостроенных домов, в мастерские и доки, готовящие технику к новому сухому сезону.

Если вам повезло пересидеть сезон дождей в Порто–Франко, то вариантов чем заработать на хлеб насущный не так что бы и много.

Скажем прямо — вариантов откровенно мало.

Первый, он же самый массовый вариант временного трудоустройства, это пойти работать на стройку.

Цикличность местной стройиндустрии такова, что за сухой сезон строители проводят все земляные работы, заводят здания под крышу и завозят запас стройматериалов для внутренних работ. С приходом дождей внутри новых зданий начинается активное шевеление — подмазать, подкрасить, протянуть электропроводку, проложить трубы, смонтировать загодя привезенное оборудование.

Работы валом.

Вот только не тянет меня идти в такие строители. Обилие желающих за недорого (а лучше совсем нахаляву) пересидеть дожди в городе опускает зарплату глубоко за плинтус. А вспахивать по двенадцать–шестнадцать часов с молотком или мастерком исключительно за еду и кров?

С этим не ко мне.

Если строительный комплекс для вас не вариант, но руки у вас растут откуда надо, можно попробовать свои силы в местном автопроме. В сезон дождей работники местного автопрома пашут, как герои первых пятилеток.

С началом сухого сезона в этот мир хлынет очередной поток переселенцев, и многим из них потребуется транспорт, адаптированный к местным реалиям. В сухой сезон автомастерские Порто–Франко будут загружены ремонтом. Тут ведь как на Руси–матушке дорог нет, есть только направления. А при езде по направлениям техника ломается на порядок чаще, чем при езде по асфальту.

Так что для вдумчивой и обстоятельной работы над техникой остается только сезон дождей.

По большому счету на этом все.

Есть, конечно, экзотика вроде радиомастерских, ремонта вытащенных на берег суденышек местной флотилии или работы в доках. Если вы смазливая тетенька без комплексов и брезгливости вам всегда будут рады в квартале красных фонарей.

Последнее точно не мой метод. Идти в строители интереса не имелось. День напролет сидеть в заведении Боцмана не позволяет шило в …(ой, прошу пардону) кипучая натура, конечно же.

Так что я решил, попробовать себя на поприще автомеханика.

Собственно работать я собирался ровно над одним транспортным средством. А именно поставить на ход, привезенный из последней вылазки, бронекорпус от «БТР–40».

Конечно, нужно еще подшаманить «Ниву» мой прекрасной половинки, но объем работ по доводке «Нивы» не идет ни в какое сравнение с объемом работ по ремонту БТР.

Хотя, какое «по ремонту».

Отставить.

Смотря правде в глаза, следует говорить о строительстве новой бронемашины с использованием существующего бронекорпуса.

Изначально строить машину я предполагал в мастерской, которую Вольф держал на паях с Отто — средних лет, обстоятельным автомехаником, с рассечённым жутким шрамом лицом, от чего левый глаз Отто постоянно полуприкрыт травмированным веком.

Но заказов в мастерской Отто набрано на полгода вперед. А работать с ноля над постановкой на ход брони слишком сложно и долго для того чтобы пытаться вклинится в без того напряженный производственный график.

Да и ценник у немцев, мягко скажем, негуманный.

Пришлось искать варианты.

При всем богатстве выбора, пожалуй, даже лучшем в этом мире, вариантов было не богато.

По большому счету автомастерские Порто–Франко загружены техобслуживанием и ремонтом местной техники, плюс доводка до местных кондиций машин, пришедших с баз Ордена.

Ремонт он и на Новой Земле ремонт, сломалось — чини.

Доводка техники сводилась к увеличению проходимости и автономности. Бампер побрутальнее, радиостанция помощнее, веткоотбойники, дополнительные баки под воду. Установят на кабину дополнительный багажник с парой закрепленных к нему дополнительных фар.

А для особо эстетствующих кабину дополнительно забронируют дерьмовым железом. Но это все так — между делом.

Основная масса техники дорабатывалась именно в плане улучшения проходимости, до состояния — чтоб в сухой сезон могло проехать по местным грунтовкам. И радикальному увеличению автономности, ибо заправки Тут редки, а пространства огромны.

У вашего шоссейного грузовика красивый блестящий бампер, мощно рассекавший воздух в тридцати сантиметрах над лентой асфальта. Здесь это лишняя деталь, вместо нее уместнее будет смотреться пара ржавых швеллеров, приваренных на уровне рамы вместо бампера.

Низкорасположенные топливные баки — та же песня. Либо их поднимут повыше, пусть даже в ущерб объёму кузова, либо выкинут нафиг (на склад мастерской, не пропадать же добру), установив за кабиной огромный топливный бак местного производства.

То же самое касается запасок, выхлопных труб, ресиверов пневмосистемы, ящиков под запчасти и инструмент, аккумуляторных батарей. Ниже рамы машины может находиться только трансмиссия. Все остальное выше.

А вот более глубокая модернизация техники это не про здесь. Задача местных мастерских быстро выпихнуть на просторы Нового Мира массу автотехники, приходящую в город с баз Ордена.

Что выпихнуть не получается, разобрать на металл и запчасти. И опять же, выпихнуть подальше от Порто–Франко. Металл на переплавку в Нью–Портсмут, запчасти охотно разберут купцы или торговые представительства анклавов.

Единственное исключение из общего правила это строительство багги. Когда есть запчасти, багги лепят все кому не лень. От того самобеглых колясок производится много. А вот по настоящему годных багги мало, и стоят они не несильно дешевле полноценных внедорожников.

Прикинув расклады, я решил начать именно с мастерских, из ворот которых выходят самые годные багги.

По мнению компетентных граждан, самые лучшие багги в Порт–Франко получались у Митта, американского ирландца или ирландского американца, не знаю как правильно. Тем более что некоторые зовут его Мич, некоторые Митх, кое–кто почти по–русски Мить. И на ирландца он совсем не похож.

Ирландцу ведь положено быть крепко сбитым, рыжим, с необузданным темпераментным и просящим кирпича круглым лицом.

А этот худощав, черноволос и спокоен, как удав.

Ему бы шевелюру отрастить, вполне сошел бы за главного героя известной книжки про матерого ирландского приключенца, врача, пирата и губернатора Тортуги.

Официальный язык в городе вроде как английский, но говорят тут, кто во что горазд. Так что как на самом деле зовут ирландского Митьку для меня осталось загадкой. Да и неважно мне это, важно что багги у него получались надежные, практичные, грузоподъёмные и от того по своему красивые.

Наплевав на моросящий дождь, черноволосый ирландец внимательно осмотрел бронекорпус, даже не поленился залезть под выставленную на пару бревен броню. Выслушал мои хотелки. Долго советовался с трущимся неподалёку Отто.

И отказал мне.

— Нет, не возьмусь. И дело не в деньгах. Делать плохо я не буду. А уверенности, что сделаю хорошо, у меня нет, — жест отрицания у большинства людей разведенные в сторону руки. Мит же скрестил руки на груди.

— Может, хоть что–то посоветуешь?

— Что тут посоветовать, — не убирая локтей с груди ирландец поскреб слегка заросшую черной щетиной щеку. — Отто как я понял, не возьмётся. Магнус вложился в дюжину грузовиков, и до сухого сезона будет работать только с ними. Фирма Райтов получила большой заказ от Ордена. Как я слышал человек ты серьезный и к румынам и прочей шушере не пойдешь.

К румынам я действительно не пойду, там не техника, а сплошное разводилово. Ума не приложу, как они до сих пор живы при таком подходе.

Что касается «R&R» или как ее тут называют «Дабл Райт», то на эту фирму у меня были большие планы. Как ни крути, а в Порто–Франко это пока единственная по–настоящему крупная фирма, всерьёз торгующая техникой и запчастями.

Причем именно фирма, где имелись свои цеха, склады, торгпредства в анклавах и связи в Ордене. Серьезные, по местным меркам, ребята.

Как я слышал, официальный глава «Конторы Райтов» Роберт Райт абсолютно беспринципный деляга, для которого существуют всего две ценности — прибыль и, как ни странно, его семья.

Неофициальный глава, однофамилец Роба Райта — Скотт Райт. Начальник над сотней голов орденских патрульных, в прошлом майор корпуса морской пехоты США, педант до мозга костей, железной рукой насаждающий тотальную дисциплину во вверенном ему подразделении.

Слава богу, судьба не сводила меня с этой яркой личностью, но наслышан я о нем много. Если его подельник Роберт без колебаний идет по головам, то Скотт так же без колебаний идет по трупам.

Свое дело бывший майор знает крепко. Поставленные орденским начальством задачи выполнят со скрупулёзной точностью. Потому Ордену глубоко без разницы, как именно командиры патрульных подразделений зарабатывают себе на старость.

Авто бизнес это ведь законно. А раз законно, то какие вопросы?

— И что такого урвали у Ордена Райты?

— Ордену надоел свинарник вокруг города и проблемы с нежелающими ехать далеко и надолго. Скотту поручено проследить, чтобы переселенцы ехали куда положено, а не гадили по окрестностям Порто–Франко. Но все должно выглядеть пристойно. Порто–Франко глянцевая обложка этого мира. А обложке положено быть вызывающе красивой. Вот Райты и переделывают полсотни грузовиков под машины для принудительной перевозки. Так сказать, осваивают выделенные Орденом фонды.

Что тут скажешь, кадры решают все. А Орден работает с кадрами на крепкую пятерку.

Райт — идеальный исполнитель для подобной задачи.

Если прижмет, тот же Четырехпалый Том влегкую отыщет местечко поукромней и пустит вверенных ему переселенцев в расход. Или продаст латифундистам, с него станется.

А Райт — верный пес и все сделает как надо — кому повезет, не загнутся в дороге, доедут куда положено.

— Знаешь что, — продолжил Митт, — Попробуй поговорить с японцем.

— Японцем?

С тех пор как я прошел через портал, мне встречалось множество народностей. Но жителей страны восходящего солнца среди них не было. Знаю только, что Орден пытался поселить японцев в зоне азиатских анклавов. Но любви между японцами и другими азиатами не сложилось. Причем сильно не сложилось. На этом все.

Порто–Франко городишко конечно вольный, свободный и теоретически толерантный. Тут всем улыбаются, но далеко не всем рады.

Больше всего не рады неграм. Среди постоянного населения Порто–Франко негры конечно есть, тот же Йонкер например, но это скорее исключение из правила.

Узкоглазых терпят ровно настолько, что бы бесперебойно функционировала торговля с азиатами. Да что азиаты, кое–кому даже разрез глаз моей подруги не нравится, это при ее–то рыжей шевелюре.

А тут японец.

— Насколько я понимаю, старик Сато, японец высшей пробы, — прервал мои мысли ирландец. — Человек он сложный, но механик, каких мало.

Попрощавшись с Миттом, я еще с полдня шлялся по местным автомастерским. Но сколько веревочке не виться, а, похоже, придется идти знакомиться с японцем. Мастерской удовлетворяющей меня по параметрам цена–качество я не нашел. Или плохо, или дорого и занято другими заказами.

В паре мест мне предлагали выкупить бронекорпус, но я решил пока не торопить события. Продать его я всегда успею.

Японца я решил посетить последним. Так как кроме того, что со слов ирландца мастерская у Сато была серьезная и сам он имел репутацию отличного механика, у него имелся еще один жирный плюс. Его мастерская располагалась в десяти минутах ходьбы от заведения Боцмана.

Однако человек предполагает, а Гидрометцентр располагает. Зарядивший после полудня моросящий дождик ближе к вечеру перерос в полноценный ливень. На море поднялся шторм, облизывающий промокший город порывами ураганного ветра.

Устав от беготни, промокнув до резинки трусов, озябнув, и, что самое печальное, потратив день в пустую, принимаю решение на сегодня поиски автомастерской свернуть, отложив визит к японцу на завтрашнее утро.

Утро вечера мудренее.

Так что, завтра с утра мудрить и начнем. А пока хочу переодеться в сухое и согреться. Причем как снаружи, так и внутри.

И чуть попозже, что–нибудь теплое, мягкое, рыжеволосое под бок.

Войдя в гостеприимное заведение Боцмана, первым делом оглядываюсь по сторонам, рассматривая посетителей. Непогода разогнала обитателей Порто–Франко по домам. А поскольку безвылазно сидеть по номерам тоска смертная, народ кучкуется в кабаке заведения, развлекая себя, как умеет, а заодно немного поднимая выручку старому ворчуну, сегодня лично вставшему за барную стойку.

Новых лиц в зале практически нет. Разве что пожилой, горбоносый, с сильными залысинами мужчина за столом, где коротают время картежники.

В заведении Боцмана Зи–Зу картежники играют пусть и на интерес. Иначе, какая это игра? Но не ради куша, а исключительно чтобы скоротать время. И Боцман за этим строго приглядывает. Внезапно разорившиеся постояльцы или просто эксцессы, неизбежно сопровождающие азартные игры, ему не нужны. У него другой тип заведения, а хочешь схватить за хвост птицу–удачу, до квартала развлечений двадцать минут хода.

Мое семейство засело за дальним столом в компании пары малолетних оболтусов — детей бывшего чиновника из самой цитадели всемирного добра и демократии, как и мы обосновавшихся на время дождей в заведении Боцмана.

Мухи не видно, но я уверен, она вполглаза дремлет под столом.

— Русский не стой в дверях, проходи. Пить что будешь? — поинтересовался из–за стойки Боцман.

— Минут через десять организуй мне на стол кувшин глинтвейна. Ну, этого, который с привкусом вишни. И горячего мясца с соленьями.

Вишни в том глинтвейне нет и в помине. Зато есть специи на основе перетертых в труху корневищ местной травки придающий вину терпкий вишневый привкус.

В ответ Боцман степенно кивает, одновременно прищурив правый глаз. Это у него такой жест — мол, не о чем беспокоится, все будет в лучшем виде.

Переодевшись в сухую одежду, спускаюсь в зал и, пропетляв между столами, протискиваюсь за столик к своим.

Дети бывших вероятных противников ускакали к свои родителям.

Стол уже накрыт.

Пузатый кувшин глинтвейна, глиняный чайничек с травяным чаем для детей, плетеная корзиночка с хлебцами и большое деревянное блюдо с зажаренной на вертеле передней ногой местной хрюшки, обложенной соленьями.

Без меня есть не начинают. У Ким с этим по–восточному строго — мясо режет мужчина, и это не обсуждается. А пока он решает вопросы, все терпеливо ждут и глотают слюни.

— Продрог? — интересуется подруга, разливая горячее вино по двум глиняным кружкам.

— Есть децил, — изрядно отхлебнув из кружки, спрашиваю у рыжей, — Рисовали?

Волна терпкого тепла пробежала по пищеводу и растеклась в груди, а в колено ткнулась лобастая собачья морда.

— Нет папка, мы чи…. черти.. чертили, вот, — опередив рыжую вклинивается в разговор сына.

— Что чертили? — придвинув к себе блюдо, срезаю пласты мяса с кости, — Кому поподжаристей?

— Мы дом чертили, — подперев голову кулачком, вступает в разговор Рита. — Тут у всех свои дома, значит и у нас будет дом, — с искренне детской непосредственностью рассуждает дочка. — И сад с апельсинами и виноградом.

Про мясо поподжаристей это был риторический вопрос. В моем семействе девочки любят мясо сочное и нежное, мальчики хорошо прожаренное. А Муха жрет, что останется.

Раз уж тут с развлечениями не богато и от того время тянется долго, то к приему пищи относятся обстоятельно, ответственно даже. Чтобы это самое время заполнить.

Под глинтвейн и мясо делюсь с рыжей последними городскими сплетнями и новостями, точнее их отсутствием, в деле поиска подходящей автомастерской.

Мелкие, доев, поскакали к своим американским корешам, по пути прихватив в свою компашку смуглую кучерявую девчушку лет шести–семи. Вот ведь все лопочут на разных языках, но при этом отлично друг друга понимают. Было бы им лет по десять, пожалуй, уже не смогли бы так запросто находить общий язык.

За стойкой бара Боцмана сменил здоровяк Йонкер. И Боцман отправился нарезать круг почета по залу. Ненадолго подсаживаясь за столики, чтобы потрепаться с постояльцами.

У Боцмана это что–то вроде ежевечернего ритуала, обсудить последние новости с мужчинами, участливо, но ни о чем потрещать с женщинами, состроить страшную рожу детям.

Минут через сорок кружения по залу, слегка помятый, Боцман наконец–то добрался до конечной точки своего маршрута — нашего стола.

Тяжело выдохнув, Зи–Зу плюхнулся на стул напротив меня и, сунув руку под стол, потрепал мухину морду.

Основательно обосновавшаяся в заведении Боцмана Муха уже давно считает окрестную территорию своей, но каким–то собачьим чутьем чувствует, что Боцман здесь тоже не посторонний, а по тому ему позволительны некоторые вольности в общении с кавказскими овчарками.

— Русский, как тебе мясо? — вполне тривиально начал беседу хозяин заведения.

Интересно сколько раз он повторил эту фразу за сегодняшний вечер. — Как вино? Как мясо? Как номер? Как погода? Как дела?

И так каждый вечер.

— Боцман, ты знаешь японца Сато? У него автомастерская на ближнем к нам конце промзоны?

Расхваливать мясо мне без интереса. Тем более что это самое мясо в компании таких же аппетитных хрюшек еще три дня назад задорно хрюкало и резвилось в огромной луже заросшей свежей травой.

Хрюкало себе и хрюкало, пока не попала в прицел моей СВД, а потом, в кузове вольфовой Татры, приехало на кухню Боцмана.

Дело было так.

Пока дожди не начались в полную силу, отдельные яркие личности еще пытаются проползти по раскисшим дорогам.

Получается не у всех.

В моем случае, какие–то чудо–богатыри на стареньком, да еще и не полноприводном МАНе, решили устроить забег по бездорожью и разгильдяйству от Веймара до Орденской Базы.

В сторону Базы на пустой машине они проскочили, а вот на обратном пути дела у чудо–богатырей крепко не заладились. Перегруженный Манн по колеса зарылся в грязь, не доехав полсотни верст от города.

Дождик капает все сильнее, местные зверушки бегают все ближе. Вероятность что мимо проедет такой же чудо–богатырь стремиться к нолю.

Прямо как в песне у Высоцкого — Вперед пятьсот, назад пятьсот. И к ночи точно заметет……..

Отдать им должное, в Мане ехали еще те отчуганы. Один остался сторожить машину (я так и не понял от кого, гиенам и рогачам грузовик без интереса, а больше в тех местах никого нет), а второй, прихватив рацию и ружьецо, отправился в город за помощью.

Докричаться до города у него получилось километров с тридцати.

Поскольку за проблемы немецкоговорящей диаспоры отвечал херр Вольф, ему пришлось этот головняк и разруливать.

Дальше деталей не знаю. То ли время было уже позднее и ребятишки из команды Вольфа крепко расслабились после долгого трудового сезона, то ли Вольф услал их на дело.

Когда помятый, небритый и слегка нетрезвый немец завалился в заведение Боцмана, то начал заход с дифирамбов на тему моего опыта в подобных мероприятиях, природной смекалки, удачливости и еще много всякого в том же духе.

Про мои скромные расценки немец тактично умолчал. Хотя, я полагаю, этот фактор был для немца если не решающим, то точно не последним.

В Порто–Франко подписать за двести экю подельника на подобное мероприятие ни разу не вопрос. А вот найти за те же деньги попутчика с опытом, да еще такого, который проверен в деле и к которому не страшно повернутся спиной (и даже нагнуться). Тут уже есть над чем подумать.

Лично для меня сама поездка оказалась непримечательна ничем. Русского вообще сложно напугать плохой дорогой, у нас все грунтовки в распутицу такие. А уж если с неба хорошо зарядит, то и по асфальту ездится с трудом.

Проверенная забегом на север Татра месила воду и грязь зубастыми покрышками, уверенно и довольно быстро двигаясь в направлении Орденских баз. Я даже успел заскучать и часок покемарить вполглаза.

Еще до темноты мы подобрали прятавшегося в колючих кустах отчугана с рацией.

Первым делом спасенный снял стресс, залпом всосав литр местного вискаря.

Вторым, завалился спать на моем месте, и в кабине Татры стало тесновато.

Дальше все было как в той же песне Высоцкого — А поутру пришел тягач, и там был трос,….. и МАН попал, куда положено ему.

В Порто–Франко он попал точно, а уж куда он двинул дальше, мне без интереса.

На обратном пути в фары Татры высветили стадо местных свинорылых, похожих на африканских бородавочников, но как все тут более крупных в сравнении с их земными аналогами.

Деловито ковырявшиеся в размешанной колесами грязи, свинорылые впали в ступор. И пока они соображали, что свет фар это плохо, а для некоторых даже летально, я высадил в них полный магазин из СВД.

С полного магазина взял четырех свинок. Еще одна матерая свинья ушла, фонтанируя кровью, как из клизмы — точно не жилец, но ушла, а значит, в зачет не идет.

Туши подстреленных свинок закинули в кузов Татры. Немцу они даром не нужны, а я впарил Боцману двести с лишним кило весьма недурственного мяса, в обмен на месяц бесплатной трёхразовой кормежки для моего прожорливого семейства.

Верхнюю часть передней ноги одной из этих свинок, мы и ели за ужином.

Так что мясо мне никак. Мясо, как мясо.

— Са–то, — растягивая слова, задумчиво произнес Боцман, — Знаю, конечно. Мы сюда почти одновременно прибыли. У тебя к нему какой интерес?

— А к нему может быть еще какой–то интерес, кроме как владельцу автомастерской?

Боцман согласно кивнул, и я продолжил разведдопрос. — За его репутацию я уже наводил справки. Но мне будет очень интересно лично твое мнение. И как так вышло, что Орден его к азиатам не задвинул?

Боцман поерзал, устраиваясь поудобнее, и достал трубку, явно настраиваясь на обстоятельный разговор.

— Как не задвинул? Са–то прошёл сюда через портал в Штатах, и всегда позиционировал себя как американца, не как японца. Так и прижился.

— Он был американским гражданином?

— Там запутанная история. Причем где правда, а где что–то еще, знает только сам японец. Но общая канва такая. До сорока лет Са–то, или как там его на самом деле, жил на своих островах. Жрал рис, пил эту японскую рисовую дрянь…., — Зи–Зу замялся, вспоминая название японского пойла.

— Саке.

— Точно, саке. На паях со старшим братом имел сервис по обслуживанию сельхозтехники, и все у него было хорошо. Но потом братья что–то не поделили с любителями высокохудожественной татуировки во все тело. В процессе урегулирования разногласий семейство Са–то сильно поредело. На старшего брата и сына Са–то точно. Может еще кто погиб, всех деталей я не знаю. Но татуированным тоже крепко досталось и на островах семье Са–то внезапно стало тесно. Японец продал бизнес, собрал остатки семейства и перебрался в Штаты. Но в Америке у него тоже не заладилось. То ли татуированные нашли его и там, а возможно просто бизнес не пошел. В итоге Са–то перебрался сюда, и занялся привычным делом — обслуживанием сельхозтехники.

— И как обслуживает?

— Судя по тому, что он до сих пор жив, и никто на него особо не жалуется, работает он хорошо и от чужого куска откусить не пытается. Цену не ломит насколько я в теме.

— Окей, я понял. Спасибо за информацию.

— Да не за что. Будут вопросы, ты обращайся. Мне приятно с тобой пообщаться.

— Хм, и чем же я лучше остальных?

— Сейчас у меня снимают кров и стол пятьдесят три постояльца, — боцман ткнул трубкой в обструганный мосол на большом деревянном блюде. — А свежее мясо привез только ты.

С приходом дождей ощутимо ухудшилось снабжение города свежими продуктами. Мяса в саванне бегает много, но охотники выбираются за ним все реже и реже. Свежие овощи и фрукты в город возить вообще перестали. И все живут на том, что запасли перед сезоном дождей. Запасли много, так что пока это никого не напрягает.

Докуривший трубку Боцман отправился сменить Йонкера за стойкой.

На висящем, на стене телевизоре начался выпуск местных новостей кабельного телевидения.

Сперва дали официальные новости от Ордена. Тут как всегда все хорошо, человечество под эгидой Ордена осваивает новые земли семимильными шагами. Бла–бла–бла, — программа «Время» отдыхает.

После орденских новостей пошли местные новости. На Припортовой улице подмыло дорожное полотно, движение по Припортовой улице закрыто на неопределенный срок. Завтра пройдет первый круг городского турнира по покеру.

— Тут всегда что–то начинается. То покер, то преферанс, то бильярд, то бокс, то хоровые религиозные пения — народ развлекается, как умеет.

В разделе криминальной хроники сегодня тихо. Но полиция Порто–Франко ищет свидетелей убийства проститутки, произошедшего три дня назад.

По городским окраинам время от времени кого–то режут. Но в основном под раздачу разные мутные личности, а рядовых обывателей подобные эксцессы касаются редко. Так что можно сказать, что криминальную ситуацию в городе полиция контролирует.

Криминальную хронику сменяет прогноз погоды. Погода не радует — дожди, дожди, дожди.

После прогноза погоды крутят рекламу новой стоматологической клинки и крупного магазина торгующего всем — от патронов, до ремней и ботинок.

После рекламы в эфир запускают заезженный репортаж с западного побережья континента. Шикарная блондинка в коротких шортах и, обтягивающем искусственный бюст, топике на фоне окаймлённого скалами песчаного пляжа бодро втирает о прелестях западного побережья. Втирает на испанском, но в данном случае и так все понятно. Хоть сейчас собирайся и в путь на запад.

Сейчас закончат репортаж с западного побережья и врубят нарезку новостей со Старой Земли примерно двухнедельной давности.

 

Порто–Франко.

11 месяц 14 число 16 год.

Вопреки вчерашнему прогнозу дождь кончился ночью, а утром погода расщедрилась до того, что среди пелены облаков стали появляться проплешины через которые нет–нет, да и выглянет солнышко. Промозглый ветер с моря и не думает утихать, выдувая тепло из под так и непросохшей за ночь одежды. Нет в мире совершенства, а так хотелось.

С другой стороны чего брюзжать? На улице минимум +15 по Цельсию, но местный климат успел развратить меня неприлично теплой погодой.

Протиснувшись в щель не до конца закрытых откатных ворот, разглядываю хозяйство мистера Сато. И прихожу к оптимистичному выводу, что этой мастерской вполне по силам строительство бронеавтомобиля на основе привезенного мною кузова от БТР–40.

Мастерская довольно приличных размеров. По одной стороне от промзоны ее ограждает длинный сводчатый ангар из оцинкованной стали. Внутри ангара что–то шумит, и изредка вспыхивают сполохи электросварки. По другой стороне территорию мастерской ограждают выстроенные в ряд морские контейнеры. Напротив въезда стоит офис, расположившийся в снятом с колес здоровенном трейлере.

Сразу за воротами стоят три готовых изделия. Два сельскохозяйственных трактора с навешанными банками газооператоров, и судя по всему, с установленными взамен родных дизелей переведенными на газ бензиновыми двигателями. За тракторами притаился здоровенный американский пикап, треть кузова пикапа занимали банки газогенератора.

Еще дальше стояли автокран и заточенный под эвакуатор армейский грузовик неизвестной мне модели.

За техникой ровными рядами стоят корпуса–банки будущих газогенераторов, еще дальше сложены гнутые трубы с наваренными ребрами — я так понимаю, что–то из системы газоохлаждения.

Под навесами разложена масса автоагрегатов, колес, кузовных элементов и прочего барахла, неизбежно присутствующего в любой автомастерской. Но барахло не разбросано, а именно разложено в определенном порядке.

Заметив меня, чумазый мальчуган, ковырявшийся в потрохах полуразобранного двигателя, шустро прошмыгнул в ангар. Чтобы спустя минуту появится в сопровождении хозяина мастерской. А к проему ворот ангара прислонился узкоглазый паренек призывного возраста с дробовиком 12 калибра в руках.

Что сказать про японца? Одетый в промасленную и прожжённую сваркой спецовку пожилой мужчина, макушкой гладко выбритого черепа, едва ли достающий мне до плеча, но при этом плотный и коренастый, очень экономный и плавный в движениях. Видны сами движения, а вот момент когда движение начинается, заканчивается или перетекает в другое, совершенно не осязаем.

Оп, и только что стоявший, скрестив руки на груди, японец, протягивает тебе мозолистую руку. Движение руки не быстро и не резко, оно где–то даже плавно, но при этом как–то по–своему внезапно.

Есть у меня подозрение, что мистер Сато не так прост, как кажется, и немалую часть жизни отдал какому–то японскому единоборству. Если договоримся, как–нибудь поинтересуюсь при случае.

Лицом японец невозмутим, как манекен из магазина одежды, чтобы не происходило вокруг, у мистера Сато всегда одно и то же нейтральное выражение лица.

Отчего–то я мысленно примерил на Сато роль летчика–камикадзе.

Как там, у Саши Разенбаума — я по совести указу записался в камикадзе. Вот это как раз наш случай.

Среди пилотов–смертников, безусловно, были пробитые фанатики. Более того процент фанатиков среди подобного контингента был неприлично высок. Но отчего–то мне кажется, что именно основную массу смертников составляли именно такие, как Сато. Невозмутимо садящиеся за штурвалы самолетов–бомб, и доводящие эти самолеты до цели, потому что так надо, потому что по–другому никак.

И я не идеалист, женщин и детей в Нанкине подобные Сато резали также методично и невозмутимо, как заходили на ощетинившиеся стволами зениток американские корабли.

Познакомились. Развалившись в выдранных из дорого авто кожаных креслах выпили по чашке кофе. Японец с неменяющимся выражением лица выслушал мои хотелки. На вполне сносном немецком уточнил некоторые моменты. Причем не по части предстоящей работы, а уточняя, кто я, откуда, и как ко мне попала броня.

На вопрос, почему я не делаю машину в мастерской Вольфа, честно отвечаю, что в основном дело в цене и немного в сроках. Не утаиваю от японца, что обошел все значимые городские автомастерские, и в курсе расценок и сроков.

Японец все также невозмутимо допил кофе и предложил сходить посмотреть на броню.

Сходили — посмотрели. Вооружившись рулеткой и чумазым помощником, дотошный японец, облазил бронекорпус со всех сторон, ощупал, обмерил, обнюхал. Разве что на зуб не попробовал, хотя может и попробовал с него станется.

— Дэна–сан, вечером я зайду к Зи–Зу–сан. И мы окончательно решим наше дело, — подвел итог осмотра японец.

Зи–Зу–сан. Брр, как у него язык поворачивается к таким оборотам речи.

— Буду ждать, вас Сато–сан.

При моих словах морщины под правым глазом японца едва заметно натянулись. Похоже, что, я сказал что–то не то. Но сдавать назад поздно.

Да и пофиг, по большому счету. Если договоримся с японцем, то обязательно утрясем нюансы коммуникации. Не договоримся, я тут же забуду про эту узкоглазую мартышку.

 

Порто–Франко.

11 месяц 15 число 16 год.

С японцем мы договорились.

Причем договорились неожиданно удачно. Полновесные орденские Экю очень интересовали мистера Сато. Но еще больше его интересовал мой головастик — «Robur 3000D».

На вопрос — Зачем японцу моя машина?

Японец, не меняясь в лице, ответил — Надо.

К встрече со мной японец основательно подготовился.

Как он успел это проделать за полдня лично для меня осталось загадкой. Но с собой японец принес стопку бумаг, разрисованных эскизами бронекорпуса и различных агрегатов и деталей, судя по значкам на эскизах с упором на массу и габаритные размеры агрегатов.

Потому торговались долго. Даже не так, обстоятельно — будет правильнее.

За время торга я успел залить в себя четыре кружки темного. Японец пива не признавал, и понемногу тянул местный вискарь сквозь колотый лед.

Итог переговоров меня откровенно радовал.

Я ведь собирался через Орден приобрести за воротами Газ–63 — базовую модель на основе которой советский Оборонпром разработал БТР–40. И тупо в лоб собрать из двух машин одну.

То, что военный «газон» с консервации можно заказать через Орден я ни на минуту не сомневаюсь. Еще там, на Земле, в пункте отправки, выстроился в ряд солидный набор советской армейской техники. Конкретно Газ–63х там не было, но их современники ЗиЛ–157 стояли в количестве нескольких штук. А значит и «газон» найдется. Были бы деньги.

На крайний случай — если Газ–63 найти не удастся. Строить машину на базе его младшего брата Газ–66. Что сложнее и затратнее в работе, но значительно практичнее в итоговом результате.

О существовании автомашин марки Газ–63 японец узнал от меня сегодня утром.

А вот с «шестьдесят шестым» он, дело имел. Что не удивительно. СССР на должном уровне поддерживал моторизацию своих младших братьев по «Варшавскому договору». Поддерживал, в том числе и поставками «шестьдесят шестых», которые после развала СССР и массового перехода бывших союзников на стандарты НАТО стали никому не нужны и потому продавались по цене металлолома.

Да и в России «шишига» с хранения стоит не дороже подержанных «Жигулей». А если еще и без документов, то дешевле только даром.

Так что «шишиги» тут были. Расставшись со мной, ушлый японец разыскал один такой агрегат. Снял размеры, прикинул их к бронекорпусу, и пришел к выводу, что по части трансмиссии все у него срастается.

В качестве силового агрегата японец предлагал взять многотопливный четырехцилиндровый атмосферный дизель. По стечению обстоятельств оказавшийся в хозяйстве японца.

В 60–70х годах XX века рабочими лошадками Советской армии были ЗиЛ–157 за форму капота в народе именуемый в народе «колун» и его потомок ЗиЛ–131 (потом уже «Уралы», «Камазы» и прочие появились).

Противником ЗиЛов со стороны штатов была такая же рабочая лошадь — грузовик М 35. Простой как лом, такой же надежный и неприхотливый он возил американских солдат еще в Корее, потом во Вьетнаме, и сейчас наверно где–то возит.

По эту сторону ворот М 35 пожалуй самое массовое транспортное средство.

Интересной особенностью американского грузовика является его шестицилиндровый многотопливный дизель со сферической камерой сгорания. Жрущий все, что горит, от бензина до местного биодизеля и флотского мазута (хотя в отношении последнего возможно и преувеличивают).

То ли хитрые филиппинцы или малайцы захотели иметь что подобное. Нефть в тех краях имелась, а вот производство качественного топлива нет. То ли японцы вынесли свое производство подальше от метрополии. Я так и не понял. Но взяв за основу американский мотор, азиаты освоили мелкосерийное производство его младшего четырехцилиндрового брата.

Японец уверял, что поршневая группа, клапана, шатуны, вкладыши, форсунки подходят от американца.

Если радикально навернется блок цилиндров, коленчатый или распределительный валы придется искать новый двигатель, но японец клялся, что движок миллионник с огромным запасом прочности и эксплуатировался всего–ничего.

Японцу я не то чтобы безоговорочно, но в целом верю. В тесном мире, где стволов больше чем жителей, разводилы долго не живут.

В комплекте с двигателем шла коробка передач, раздаточная коробка и небольшой карданчик между ними.

По прикидкам Сато все агрегаты теоретически помещаются в бронекорпус. Как получится на практике, узнаем, когда сделаем.

В оплату за эти агрегаты и работу по постановке брони на ход Сато просил моего головастика.

Головастика мне жалко, но продавать его все равно придется. Даже если он дойдет до Демидовска, как материальный актив он околонулевая величина. Продать получится за копейки, а эксплуатировать можно исключительно до первой серьёзной поломки. Которую никак не спрогнозируешь.

Так что пусть японец забирает моего головастика. Если поставить броню на ход, в Демидовске я ее обменяю минимум на хороший дом. И вся эта возня окупится с сумасшедшими процентами.

— Интересный персонаж, — поделилась своими наблюдениями Алиса, после того как мистер Сато покинул нас.

— В смысле? Алиск, ты же на немецком двух слов связать не можешь.

Учившая в школе и институте английский язык Алиса, здорово подтянула разговорную коммуникацию, пока я приключался к северу от Рейна. А если на чистоту, с местными она лопочет намного лучше меня.

— Да я и половины не поняла из того, что вы тут наговорили. Зато я видела его чертежи. Чтобы так работать, там очень серьезная инженерная подготовка и огромный практический опыт. Обратил внимание, как у него оформлены таблицы и выносные размеры?

— Там же иероглифы.

— И что? Дэн, я про форму, а не про содержание.

— Аккуратно оформлено? Ты про это?

— Это да. Но еще они располагаются в строго определенном порядке, одинаковом для всех эскизов. А это ведь не полноценный чертеж, а выполненный на коленке эскиз. Японец не думая оформляет чертеж по строго определенной форме. Поверь моему опыту это школа.

Если бы я разрабатывала проект чего–то по своей части, выглядело бы это конечно иначе, но принцип был бы тот же. Как бы тебе объяснить? — в запале Ким щёлкнула пальцами. — Дэн, ты же читаешь чертежи.

— Не жаловался пока. В институте дурака не валял, и по работе постоянно с чертежами дело имел.

— Именно. Дэн, ты пользователь чертежей. А этот японец создатель. Вот, — Алиса ласково улыбнулась.

Получилось у нее искренне, но как будто пожалели умственно неполноценного.

Что тут скажешь. С такой точки зрения я японца не рассматривал, да и некогда было подобными изысками заниматься.

Но лично меня Ким если не убедила целиком, то на годную рабочую гипотезу наговорила с лихвой. Будем иметь это в виду и присмотримся к «простому автомеханику» через призму Алискиных подозрений.

 

Порто–Франко.

11 месяц 17 число 16 год

Вжик, вжик, вжик……….. — тощий малаец в драной робе разогнулся размять затекшую спину, потянулся до хруста в пояснице, тяжело вздохнул, нагнулся и вновь заерзал по броне стершейся металлической щеткой.

Прежде чем ставить бронекорпус на стапель, Сато дал команду его тщательнейшим образом вычистить. Сперва броню помыли сбивающей с ног струей из брандспойта. После душа за наведение чистоты принялась семья малайцев, до окончания мокрого сезона, полулегально проживающая в спрятанном за ангаром стареньком фургоне.

Малайцы драили броню со всей пролетарской ненавистью, работа продвигалась небыстро.

Сложно двигать работу быстро, когда из орудий труда в наличии несколько скребков, две стертые металлические щетки, песок и тряпки.

Каменный век давно ушел в прошлое, но видимо ушел не везде, а кое–где даже обещал вернуться.

— Ито, я возьму обрывок троса и пару обрезков вон тех труб?

Ито, тот самый чумазый малец, копавшийся в двигателе, сейчас приставленный дядюшкой Сато присматривать за малайцами, согласно кивает и, оставив подопечных, шустро направляется в мою сторону.

В отличие от невозмутимого истукана Сато, его племянник очень шустрый и любознательный хлопец.

Сегодня я сменил привычный затертый хаки на потертую робу, которую возил в головастике на случай внепланового ремонта. С японцем мы оговорили, что в работу над броней я не лезу, но контролирую работу и согласовываю его технические изыски.

Чтобы не заскучать и немного ускорить процесс очистки бронекорпуса, решаю помочь работникам Сато с инструментом. Да и душа просит заняться чем–то созидательным.

Выбрав два тридцатисантиметровых куска дюймовой трубы, на отрезном станочке крест–накрест надрезаю торцы труб. Подтачиваю края получившихся прорезей пока не получаю четыре щели десятисантиметровой длины, ширину подбираю такую, чтобы выбранный мною трос входил в щель с натягом.

— Дэна–сана, что делаешь? — не отстаёт от меня неугомонный парнишка.

— Скоро сам увидишь. А пока вот тебе образец. Распусти этот огрызок троса на такие вот куски, — вручаю Ито пятнадцатисантиметровый обрезок троса. — Стоять! Ловлю за шкирку рванувшего выполнять поручение пацаненка.

— А, чего? И еще что–то непонятное на японском, — удивляется малец.

— Одень защитные очки и перчатки. Увижу, что нарушаешь технику безопасности, выгоню из мастерской.

— Это мастерская моей семьи, — попытался бычить малец.

— А мне без разницы. Я знаю, вы на меня справки наводили и про мой тяжелый характер в курсе.

То, что Сато активно наводил справки о моей скромной персоне, не делая из этого секрета, поведал Вольф. Особенно сильно японца интересовало, откуда у меня такой ценный трофей, и подробности постерлушек после моего знакомства с Алисой.

Про трофей Вольф хотел узнать не меньше Сато, так что рассказать японцу он мог только то, что броню вывезли на его машине.

Подозреваю, что про двух задавленных турок японцу рассказывали много, долго и с ужасными подробностями. Зрителей на том мероприятие было хоть отбавляй.

Пискнувший что–то нехорошее на тарабарском шкет надел очки и перчатки и приступил к работе.

Н–дэ. Через пять минут Ито приволок двадцать три абсолютно одинаковых отрезка троса. Трос обрезан настолько ровно, что отклонений по длине не выявить без измерительного инструмента.

Я бы конечно тоже так смог.

Смог бы, но не стал, в данном случае такая точность избыточна.

Зажав в тисках надрезанную с торца трубу, приступаю к набивке прорезанных пазов обрезками троса. Первый обрезок вставляю в горизонтальную прорезь, второй в вертикальную, третий в горизонтальную, четвертый в вертикальную… И так далее пока почти полностью не заполняю прорези. Первые куски троса входят в пазы с натягом. Приходится даже подбивать их пробойником из найденной рядом с верстаком трубки помельче. По мере наполнения пазов работа идет все легче, а крайние к торцу куски троса едва держатся в раздавшихся пазах.

Но это ничего, все так и задумывалось. Чтобы стянуть запиленный конец трубы я загодя просверлил совсем рядом с краем трубы пару небольших отверстий, через которые сейчас стяну стальные лепестки продольно распиленной трубы, жестко зажав вставленные в пазы куски троса.

В результате получасовых мучений получаю, два страшных с виду стальных ершика–щетки.

— Ито, вот в этой щетке загни трубу под 45 градусов. Как закончишь, приделай к щеткам короткие ручки и отдай вашим дворникам. Пусть углы и пазы ими чистят.

— Как загнуть? Кому отдать? — переспрашивает не понявший меня парень.

На пальцах показываю, на какой угол согнуть трубу. Пальцем же указываю, кому отдать готовые щетки.

Есть мнение, показывать пальцем неэтично. Зато очень практично, парнишка кивнул, подхватил готовую щетку и поволок ее к здоровенному гидравлическому трубогибу.

Пока Ито гремит секторами трубогиба, присаживаюсь под навесом на старое, но удобное автомобильное кресло. Налив себе кофе из термоса, прикрыв глаза, медитирую на монотонную дробь дождя по железной крыше.

— Дена–сана, что дальше делать будем? — в самый неподходящий момент обламывает медитацию ломающийся голос Ито.

Хорошо сижу — удобно. Горячий напиток теплой сладостью разливается по пищеводу, расслабляя и убаюкивая. Открывать глаза не хочется самым радикальным образом.

А придется.

Как там, в пене поется — В эту ночь решили самураи……

Не дали подремать короче.

— Кофе пить, — не спрашивая согласия Ито, наливаю ему полчашки кофе. — Сахара на свой вкус клал, так что пей, как есть.

Хороший был термос у Алискиного бати. С металлической колбой и двумя стаканами крышками. Подозреваю, что в Советской Армии подобные изделия поставлялись для какой–нибудь спецуры.

Япончик устроился рядом со мной и потихоньку хлебает свою порцайку кофе. Хлебает без огонька, исключительно чтобы не обидеть меня отказом.

— Ито, закончишь с кофе. Найди мне квадратную, примерно вот такой длины, — развожу руки показывая потребный мне размер, — И примерно вот такого сечения, — большим и указательным пальцем, не занятой кружкой с кофе руки, задаю сечение трубы. — Потом найди стальную полосу шириной с квадратную трубу.

Пока Ито, сдувая с лица мешающую прядь длинной челки, распускает еще один рваный трос на куски, распускаю стальную полосу на обрезки по двадцать сантиметров длиной. К полосе добавляю пару тридцатисантиметровых обрезков квадратной трубы.

Где–то я видел ржавые резьбовые шпильки размером с карандаш, с накрученными на них такими же ржавыми болтами.

Вооружившись штангельциркулем, размечаю на трубе и обрезках стальной полосы центра отверстий под шпильки.

Просверлить по размеченному дело нехитрое, а посему поручается закончившему с нарезкой троса Ито.

А я пока заглочу еще полчашечки кофейку.

Теперь самый ответственный момент пропускаю резьбовые шпильки в отверстия квадратной трубы и креплю шпильки гайками.

Ржавые гайки накручиваются с огромным трудом. Но разве это может напугать советского автомобилиста?

В малом инструментальном ящике, ездящем за водительским сиденьем, пока еще моего Головастика имеется набор медицинских шприцов — мечта нарколыги. Вот один такой шприц с загнутой иглой я использую, чтобы капать на резьбу отработанное машинное масло.

С маслом дело пошло как по маслу — каламбур однако.

Нанизав стальную полосу на шпильки, заполняю щель между полосой и трубой нарезанными Ито кусочками троса и очередной партией болтов прижимаю полосу к трубе. Трос на два–три миллиметра толще гаек, так что стальная полоса зажимает обрезки троса намертво.

Повторяю операцию пока не получаю пару плоских двусторонних щеток размером с книжку.

— Как тебе прибор? — протягиваю Ито получившиеся изделия.

— Годный, — отвечает из–за моей спины Сато. И тут же добавляет пару лающих фраз на японском.

Ито как ужаленный хватает щетки и убегает за ангар.

Я и без перевода понимаю, куда и зачем Сато отправил племянника. За ангаром в хозяйстве Сато расположен пост сварки и небольшая кузня.

Со сваркой у Сато полный порядок — пара полуавтоматов для сварки в среде инертного газа, сварка электродами переменным и постоянным током, газосварка, сварка цветных металлов неплавящимся электродом. Может еще что–то есть, о назначении одного девайса я смутно догадываюсь — похоже на сварку или резку водородом, еще два аппарата для меня загадка.

Сварочным хозяйством Сато рулит единственное европейское лицо данного предприятия — миниатюрная пожилая тетка, откликающаяся на позывной Яна.

Наспех проведенный разведдопрос Ито показал, что Яна большую часть жизни трудилась сварщиком на верфях Ротердама, пока не попала в какой–то очень мутный блудняк. После чего, бросив все, рванула сюда на угнанном микроавтобусе — стареньком «Фольксвагене» со здоровенной «W» на полукруглой морде.

У Сато Яна трудится за полновесные орденские экю, львиную долю которых пускает на погашение долгов за купленную в центре Порто–Франко крохотную квартирку.

— Сато–сан, неужели в Порто–Франко ни у кого нет установки пескоструйной очистки?

— Отчего же нет — есть, и не одна.

— А зачем тогда эта порнография, — киваю, в сторону прилежно скребущих броню малайцев.

— Так дешевле.

Н–да, ну да ладно, это дело Сато, как вести бизнес.

— Есть новости по агрегатам от «шесть шесть»?

— Есть. Поехали торговаться, — буркнул неразговорчивый японец.

На чем солидные люди ездят на деловые встречи?

Кареты, паланкины, породистые жеребцы. Блестящие хромом большие авто. Ревущие моторами легкомоторные самолеты и способные сесть на вершину небоскреба частные вертолеты. Яхты тоже очень годный вариант.

Я и Сато поехали на встречу на велосипеде.

Вдвоем на одном.

Невозмутимый Сато крутил скрипучие педали, а я изо всех сил пытался не навернуться с хлипкого багажника. Хорошо хоть не на раме ехать пришлось.

Такие тут реалии.

Привез меня Сато на местную авторазборку — место, где разбирают на узлы и запчасти, не подлежащие восстановлению или не способные уехать дальше Порто–Франко машины.

Место известное, я бы и сам сюда заглянул в поисках агрегатов, но японец не первый год плавает в местных мутных водах. И с его связями у нас получится быстрее и несколько дешевле.

Порто–Франко это своеобразный фильтр окончательно абсорбирующий транспорт, не способный выжить на местных суровых маршрутах. Этот фильтр носит немного лиричное, а на мой вкус, даже поэтичное название «Последний приют».

«Последний приют» — кладбище или скорее разделочный цех для обитателей скоростных, закатанных гладким асфальтом, дорог. Той их части, которой повезло, не замереть навсегда рыжим от ржавчины остовом на пути от баз до города.

В этот мир заезжает очень много граждан сложной судьбы. И когда этим гражданам нужна посылка из старого мира, для ее транспортировки покупается что–то совсем убитое или без затей угонятся подходящий грузовик.

Пройдя ворота, половина подобной техники доезжает до Порто–Франко на последнем издыхании. Грузов с каждым днем требуется все больше и больше, а значит и поток подобной техники нарастает с пугающей скоростью.

Мне очень интересно, как Орден утрясает эти проблемы на той стороне «ворот». Уж больно много мутных личностей со столь мутным же имуществом и техникой проходит через «ворота». Кто неизбежно должен засвечиваться перед «органами».

Но Орден как–то справляется, причем справляется очень успешно.

В отличие от «авторазборок» при Базах, в городе действо потрошения, отбегавшего свое транспорта, имеет принципиально другой размах.

Над «разборкой» вытянулась стрела добротного автокрана. Между разбираемой техникой, подобно задравшему в небо длинную шею бронтозавру, шустро ворочается грейферный погрузчик на пневмоходу.

Потрясающая скорость и эффективность. Вот бронтозаврик приподнял и развернул раму грузовика, чтобы резчикам было удобнее ее разделывать. Стальной пятернёй грейфера нежно захватил оставшийся лежать на бетоне задний мост грузовика. Вытянул, почти параллельно земле, шею–стрелу и уложил снятый мост на стенд для разборки мостов. Втянул в брюхо короткие толстые лапы, деловито переехал на новое место. Встал на лапы, и безжалостно сминая тонкий металл кузова, схватил грейфером кузов оранжевого Фиата. Трубный сигнал ревуна. Резкий поворот башни, с одновременным разгибанием стрелы и смятые остатки Фиата улетели в солидную кучу таких же неудачников — мастер работает.

Пламя горелок, визг отрезных кругов, звонкие удары кувалды. Суета рабочих с обычными садовыми тачками. Уложить в тачку стартера и генераторы, накинуть поверх тонкие кишки проводов, уступить дорогу коллеге, собирающему болты, гайки, шпильки и прочий крепеж, устремиться к полукругам складов–ангаров. В ангарах другие люди отсортируют привезенные агрегаты, по базе данных сверятся с заявками и определят дальнейшую судьбу агрегата — на склад, в магазин, клиенту, согласно заявке или в утиль.

Между рядами замерших машин бродят клиенты, выбирающие конкретные детали и узлы. Счастливцы, обнаружившие искомое, нарушая все мыслимые требования промышленной безопасности, следят, чтобы так нужная им деталь была демонтирована с особенным тщанием. Нужный агрегат, там — на Земле, это вопрос времени и денег. Здесь, зачастую — вопрос жизни.

Минуя всю эту деловую суету, Сато подкатывает к неприметному офису в дальнем конце автокладбища. Навстречу нам из офиса выходит грузный усатый мужичок в тяжелых ботинках и промасленном комбинезоне, обтягивающем объемное пузо.

Кого же он мне напоминает?

Хм, точно, типаж один в один как у персонажа из фильма про братьев Марио.

— Марио, представился местный, протягивая волосатую ручищу.

— Дэн, — на автопилоте, борясь со смехом и ступором, жму протянутую руку.

Вслед за Марио проходим к тому, что совсем недавно было почти нулевой «шишигой» с тентованным кузовом. Сейчас от былого великолепия остался кузов и лишённая агрегатов рама. Сильно разукомплектованную кабину в целях экономии места сложили в собственный кузов «шестьдесят шестого».

Ни мотора, ни коробки передач, ни раздаточной коробки на машине уже не было. Даже бензобак и тот сняли.

Хорошо хоть мосты, карданные валы, трубки и шланги пневмо и гидро систем уцелели. В кабине остались неснятыми приборы и система регулировки давления в шинах.

Отдельно порадовали пять сложенных друг на друга, почти новых вездеходных колес.

После не долгого, но ожесточенного торга я стал обладателем всего этого автохлама за скромные шесть сотен экю.

Вывоз автохлама купленного у Марио, запланировали на конец дня. И я, как рачительный хозяин, хотел лично проконтролировать, чтобы не один болт не был забыт. Но….

По возвращении мне стало слегка муторно. Ближе к вечеру мое состояние ухудшилось, скакнула вверх температура, разболелась голова, а члены сковала апатия.

Насквозь промокнув под зарядившим под вечер проливным дождем, я кое как добрел до приютившего мою семью прибрежного мотельчика.

Потом не помню.

 

Порто–Франко.

11 месяц 17–29 число 16 год

— Ф–ф–ф–ф–ф, влажный собачий нос уткнулся мне в щеку. Шершавый собачий язык лизнул в ухо.

— Муха, отвянь, не щекочись.

Но у Мухи на этот счет имелось собственно мнение. Хозяин подал голос, а значит терапия, проводимая собачим языком, действенное средство.

— Муха, блин.

Со второй попытки у меня хватает сил отпихнуть от себя довольную собачью морду. На этом силы заканчиваются, и скалящаяся Мухина морда снова нависает надо мной.

И не сказать что кровати у боцмана низкие, это скорее Муха слишком крупная даже для кавказкой овчарки.

В гостиничном номере никого кроме радостно поскуливающей Мухи. Незанятая моей тушкой половина двуспальной кровати и отведенные детям двухъярусные койки аккуратно — по–армейски заправлены. Чувствуется твердая Алискина рука, детство в закрытом гарнизоне не прошло для нее даром.

За окном серая пелена зарядившего всерьез и надолго тоскливого ливня. И мне очень хочется в туалет.

Собравшись с силами, откидываю одеяла, кто–то заботливый прикрыл меня двумя сразу, и по стеночке добираюсь до туалета.

Хорошо–то как!

Хорошо настолько, что у меня хватает сил и наглости умыться и почистить зубы. Проведя ладонью по недельной щетине, понимаю, что бриться пока перебор.

Кое–как добираюсь обратно в кровать.

Под одеялом тепло, но сыро. Видимо я обильно потел, подушка, простынь и одеяло пропитались влагой.

Переворачиваю подушку другой стороной, перетасовываю укрывающие меня одеяла. Влажную простынь придется пока потерпеть. Есть у меня проблема важнее — жрать хочу как из пушки.

Сколько же я провалялся в бессознанке?

Судя по торчащей из под кровати «утке», выделительные потребности моего организма удовлетворялись. А вот кормили меня вряд ли, точнее принимать пищу я был просто не в состоянии.

На случай если очнусь в одиночестве, Муха не в счет, предусмотрительная Алиса оставила на прикроватной тумбочке пластиковый кирпичик «Моторолы».

— Ким, слышишь меня?

………….

— Ожил наконец–то, — откликнулась рация голосом Ким.

— У Нас все в порядке?

— Теперь да. Есть хочешь?

— Очень.

— Сейчас принесу.

Зная мои предпочтения, уверен, Алиска притащит наваристый мясной супчик, прожаренный стейк с картошечкой и соленьями, и какой–нибудь аперитив.

Хлебая жиденький мясной бульон, заправленный мельчайшими кусочками мяса лангуста. Терли они его что ли? Или через мясорубку два раза пропускали?

В прибрежных водах обитают морские раки, за схожесть строения и вкус, окрещенные местным населением лангустами. Боцман как–то рассказывал, что в отличии от земных, у местных лангустов большее число ног, другое строение клешни и масса мелких, понятных только специалисту отличий.

Важно другое.

Перед наступлением сезона дождей маломерная флотилия Порто–Франко и окрестностей выходит на промысел лангуста. Помимо нежного питательного мяса лангуст имеет еще одно полезнейшее свойство.

Будучи посаженным в садок или емкость с морской водой, он способен дожить до прихода сухого сезона.

Воду в ёмкостях понятное дело надо менять, особенно поначалу, когда лангустов много и у них еще есть чем эту воду загрязнять. С брошенными на мелководье садками проблем меньше, но штормит тут часто и поэтому до них не всегда есть доступ.

Хлебая горячий бульон, выспрашиваю у рыжей последние новости.

— Долго я валялся?

— Четверо суток.

— Доктора вызывали?

— Угу, полста экю как с куста.

— Переживем.

— Переживем, — соглашается рыжая.

— Какой диагноз вынес Док.

— Сказал, что такие сволочи как ты, так просто не дохнут. Дал каких–то порошков, прописал неделю постельного режима и в дальнейшем не мокнуть без необходимости. То, что Там ты пил пиво в минус двадцать, совсем не значит, что не заболеешь здесь при плюс десяти. Организм акклиматизировался к жаркому сухому климату, а тут похолодание и затяжные дожди.

— Как дети?

— Переживают за тебя, а так в порядке.

— Еще новости есть?

— Японец приходил, просил двести экю. Я дала, — с ноткой сомнения в голосе ответила Алиса.

— Угу, все правильно. Прогноз погоды что говорит? Когда дождь кончится?

— Так он только сегодня утром начался и на горизонте никаких перспектив в ближайшие день–два.

В окно мне видно обложенное тяжелыми тучами небо и полное отсутствие перспектив на улучшение погоды.

— Понятно.

Съеденный бульон подействовал на ослабленный болезнью организм как снотворное. И на меня снова накатывает сонливость.

— Дэн, пока ты не заснул, давай хоть простыню поменяю.

— Потом.

Сон накрывает меня окончательно.

В следующий раз просыпаюсь уже утром вместе со всеми.

Подкопленной за ночь богатырской силушки хватает чтобы опершись на Ким доковылять до крохотного санузла.

До чего же хорошо постоять под струйкой чуть теплой воды, с остервенением вычистить нечищеные за последние дни зубы, и тщательно выскрести бритвой подросшую щетину на щеках и подбородке.

Теперь, когда я снова похож на человека, пусть и больного, можно приступить к завтраку.

Пока я воевал с зубной щеткой и бритвой, рыжая приволокла из кухни поднос с завтраком.

Что там у нас?

Яичница из двух яиц, жареный бекон или его местный аналог, стаканчик свежеотжатого (а другого здесь не бывает) апельсинового сока, пара ломтиков хлеба, кофе и сладкая булочка.

Если не принимать во внимание, что такой завтрак подают каждый день, то даже вкусно и уж точно питательно.

— Есть новости?

— Полно — налив себе кофе, Ким устроилась на кровати рядом со мной.

— Алиск?

— М?

— Ноги у тебя полный атас.

— До завтра даже не мечтай, — на взлете приземлила мои низменные поползновения рыжая, при этом критически–стервозно рассматривая собственные ноги. — Да и завтра не мечтай тоже. А ну как тебе опять сплохеет от таких нагрузок?

— Тогда хоть новости рассказывай.

— Это запросто. Городская электросеть накрылась медным тазом. И пока ливень не стихнет, весть город сидит на автономных генераторах. Боцман включает свет на час утром и вечером. В остальное время заняться решительно нечем.

— Как нечем? А может…….., — больше из вредности пробую еще раз подкатиться к рыжей.

— Не может, — обламывает меня Ким.

— Тогда рассказывай дальше.

— В веселом квартале была массовая драка с десятком трупов. Патрульные выворачивают город наизнанку, бордели, казино и прочие рассадники порока закрыты до особого распоряжения, — как человек воспитанный в СССР Алиса категорически не приемлет подобных вещей, особенно публичных домов.

В ее понимании работающий там контингент мало того, что аморален, так и работает исключительно по принуждению.

Мораль штука очень относительная. Для приехавшей сюда профессиональной проститутки все вполне в рамках морали. Её морали.

Факты принуждения имеют место быть, но основная масса работниц панели все же идет в публичные дома добровольно.

Порто–Франко не идеален, но откровенного беспредела здесь стараются не допускать.

Дней десять назад, я имел разговор с Боцманом именно на эту тему.

В середине прошлого сухого сезона латиносы отловили на улице пару смазливых девчушек, отняли документы и деньги, изнасиловали и заставили ложиться под клиентов — классика жанра.

Вот только девчушки оказались не робкого десятка. Выждав неделю, заманили к себе приставленного к ним охранника. И пока любвеобильный охранник совокуплялся с одной из них, вторая со всей пролетарской ненавистью приложила охранника табуретом по затылку, а табуреты тут зело крепкие и увесистые.

Разоружив и связав охранника, девушки освободили еще одну насильно удерживаемую женщину, выставили окно и отправились прямиком в местный околоток.

Местные полицаи, не мешая истории получить огласку, вытряхнули из горе–сутенеров документы, девушек и кой–какую компенсацию за моральные страдания. После чего с особым цинизмом передали девушек русскому конвою.

Почему с особым цинизмом?

А потому, что хозяин борделя занес, кому положено, и тему, как водится, замяли, назначив виноватыми пару шестерок. Тут бы всем и успокоится, но латиносы решили, что им невместно допускать потерю лица и под утро полезли брать девчонок в ножи.

Однако русский конвой это, по сути, подразделение регулярной армии. И к несению караульной службы там подходят по всей строгости еще советских уставов (других–то нет). Дальше была стрельба, и на укатанном щебне сборного пункта конвоев остались лежать пара тел.

Через день после ухода русского конвоя из Порто–Франко, владельца борделя нашли с простреленной головой.

Надежность русских конвоев держится в том числе и на репутации. Вот русские ее лишний раз и укрепили.

Только, в отличие от братвы, у русских нашлись специалисты, сделавшие все тихо и без прямых улик.

— Завтра–послезавтра веселый квартал вновь заработает. Народу нужно стравливать пар, а народ тут сложный. Так что власти не будут накалять ситуацию сверх меры. Может комендантский час введут для острастки.

— Уже ввели, — подтвердила мои умозаключения Ким.

— Ага, в такой ливень комендантский час самое оно. Всем страшно, все сидят по норам. А как дождь кончится, отменят и комендантский час.

Прервав разговор, скрипнула дверь в номер, пропуская мелких в сопровождении Мухи. Псина плюхнулась на подстилку в углу комнаты и тут же засопела во сне.

И как у нее получается? Только улеглась, все — спит вумирущую. Во, даже лапами во сне перебирает и рычит на кого–то.

Пользуясь случаем — папка дома, и в кои–то веки никуда не убегает, мелкие достали настольную игру и обустроились на кровати.

Так и провели день, кидали кубики, а потом двигали фишки по извилистым клеткам настольной бродилки.

Очень недурственное средство для обучения детей основам счета. За игрой дети впитывают знания на порядок быстрее, чем при попытке донести до них сугубо теоретические знания.

До двенадцати мелкие считали без проблем, и я подкинул идею в следующий раз играть тремя кубиками вместо двух.

После настольных игр дети достали томик «Приключения Незнайки и его друзей» и заставили меня и Ким поочерёдно его читать. С книгами в моем хозяйстве небогато, и Незнайку мелким перечитывают минимум в третий раз. Но больше заняться решительно нечем, так что почиталка была признана не самым плохим вариантом. Я даже чутка поностальгировал, рассматривая карандашные каракули, которые оставил на полях потрепанной книги двадцать лет назад.

К следующему утру ливень выбился из сил, и поливал город налетающей с моря мелкой водяной взвесью.

Если не считать легкой слабости, мое функциональное состояние почти вернулось в норму. Десяти километровый кросс по пересеченке я конечно не пробегу (я и пять километров не пробегу, даже три пока под большим вопросом), но уставший лежать организм требовал хоть какой–то разминки.

Наворачивая на завтрак смесь рисовой и овсяной каш, слушаю причитания Боцмана на тему вчерашних новостей.

История с массовым махачем имела очень неприятное для всего Порто–Франко продолжение. Как оказалось трупы нашли не все. Пытаясь сокрыть улики, одно тело сбросили в канализационный колодец. Через этот колодец проходила здоровенная труба диаметром в полметра, собиравшая стоки с нескольких улиц. Тело засосало в трубу, где оно и застряло. Дожди намыли в трубу листвы, веток, песка и прочего мусора, в купе с застрявшим телом образовав крепкую пробку.

Ливню без разницы на засоры городской канализации, как вливал, так и вливает. Потоки воды быстренько заполнили закупоренную канализацию и бодро рванули вверх, затапливая улицы и подвалы, а местами и нижние этажи.

Получившая очередной втык полиция, пошла под дождь нести службу. От чего передвижение по городу могло быть сопряжено с риском встречи с излишне нервными охранниками правопорядка.

Все это неприятно, но пока дождь опять не зарядил в полную силу нужно идти к японцу.

 

Порто–Франко.

11 месяц 30 число 16 год

Мерзко когда день начинается с обыска. Под дулами четырех автоматов чувствуешь себя как муха под занесенным тапком.

Головой я понимаю, что чем большую активность развивает служба городской безопасности — ищет, проверяет, патрулирует, тем безопасней в городе, но когда это касается конкретно тебя, становится неуютно.

Раньше я этих парней в Порто–Франко не наблюдал. Похоже к патрулированию города привлекли новое подразделение.

Откуда их таких красивых взяли? Не иначе парни только что окончили курсы повышения квалификации для рядового состава.

Не найти носимого в рукаве ножа, это надо суметь. Причем я его там не прячу, вовсе нет. Лично мне удобно носить небольшой нож подмышкой, в пришитом внутри рукава чехле.

Небольшой нож штука сугубо утилитарная, это не пистолет и не кастет. Даже если нож найдут при обыске, в его скрытом ношении нет ничего противозаконного.

Обыскав и не найдя ничего противозаконного, упитанный патрульный с рассеченной губой долго тыкал в клавиши ноутбука похожими на сосиски пальцами, сверяя мой Ай–Ди с городской базой данных.

Сдается мне, что–то в этой базе на меня есть. Возвращая мне документ, удостоверяющий мою личность, патрульный смотрел на меня словно в ожидании подвоха. А прикрывавший его коллега как бы невзначай направил на меня ствол М–16.

Вежливо кивнув головой на прощание и отсалютовав патрулю Ай–Ди, зажатым между большим и указательным пальцами, добиваюсь ответных кивков и чуть менее кровожадного выражения на лицах.

Иногда очень полезно быть вежливым, и сейчас именно тот случай.

Расставшись с патрульными, без приключений добираюсь до мастерской Сато.

Если в жилой застройке центральной части города непривычно тихо и малолюдно, то промка деловито гудит работающим оборудованием, скрипит механизмами, ревет моторами и сверкает вспышками электросварки. Воздух пропитан, запахами машинного масла, растворителей, отработанного топлива, раскалённого металла и прочей техногенной химии.

Бам–м!!!……Бам–м!!!……Бам–м!!!…….

Звонкие удары кувалдой по стали разлетаются по округе.

Бам–м!!!…..Бам–м!!!

Интересно рихтуют что? Или забивают?

Просочившись на территорию мастерской в щель не до конца прикрытых ворот, первым делом высматриваю, где стучат?

И тут же забываю об этом.

В проеме открытых ворот ангара радует глаз, установленный на сборочный стапель уже покрашенный в желто–зеленый цвет корпус моей бронемашины.

Хотя, это уже не совсем корпус. С брони сняли и на время отставили в угол бронированную крышку капота и срезали остатки смятых передних крыльев (не их ли кстати рихтуют?). За длинным столом пара малайцев отчищает от ржавчины и намывает в ванне с соляркой какие–то детали, явно снятые с бронекропуса.

Зато у брони появились мосты, закрепленные на усиленных рессорах.

Внутри корпуса с сухим треском вспыхивает отблеск электросварки, а чуть погодя раздается жужжание «болгарки», зачищающей окалину со сварочного шва. Изредка раздаются короткие команды.

Один из голосов явно принадлежит Яне. А вот второй, глухой и басовитый мне незнаком.

— Дэна–сан, броня осень, осень–сень плохо сваривается, — проглатывая буквы «Ч» и «Ш» вместо приветствия просипел японец. — Прислось позвать специалиста.

Как любил балагурить преподаватель, читавший в институте курс сварки, — Сварка высоколегированных сталей, это Вам не девок на задней парте тискать.

Так что специалист это очень даже гут.

Целую вечность назад, собираясь в дорогу еще в том мире, я прихватил с собой хранящейся в моем боксе небольшой ящик со всякими сварочными причиндалами.

Проинспектировав мои запасы, Яна отобрала две нарядных пластиковых пачки импортных электродов по нержавеющей стали и невзрачную пачку простецких российских электродов для обычной малоуглеродистой стали.

Что там у них и как по технологии сварки брони судить не берусь, но осмотренные мной сварочные швы равные, крепкие на вид, без наплывов и упаси боже трещин.

Отмахнувшись от японца, первым делом лезу смотреть на поблёскивающие масляными разводами потолстевшие рессоры. Серьги и прочий крепеж рессор похоже целиком взят от донора — «Газ 66». Родные кронштейны крепления рессор к корпусу срезаны, а вместо них через толстые стальные прокладки установлены кронштейны с «донора».

Кое–где мешающие новым креплениям колесные арки аккуратно подрезаны. Особенно досталось аркам задних колес, где вместо полосы срезанной брони, к корпусу на прихватках установлены широкие полукруги новых колесных арок, на ладонь выступающие за габариты бронекропуса.

Все верно, колея у «шестьдесят–шестого» шире, и колеса большего диаметра. Так что усиленные рессоры и расширенные колесные арки неизбежны.

— Сато–сан, передние колеса при повороте не будут корпус цеплять?

— Недолсны. Новые мосты шыре, а размер передних крыльев мы увелисим. Если будут тереть, поставим ограниситель угла поворота.

— Понятно, — у японца похоже все идет по плану. Судя по чистому двигателю, с наплывами свежего герметика на прокладках, мотор уже перебрали и готовят к установке.

Поскольку мне не присоветовать японцу чего–то дельного, не будем путаться у человека под руками. Болезнь уже отпустила, но временами накатывает слабость, так что работник из меня пока никакущий. А путаться под ногами пятым колесом телеги — не мой метод.

 

Порто–Франко.

11 месяц 31 число 16 год.

Следующий день выдался на удивление теплым, душным и совершенно безветренным. Сквозь плотную дымку высокой облачности, обложившую небо едва угадывается бегущий за облаками диск солнца. Силы немощного дневного бриза едва хватает, чтобы шевелить кроны деревьев, а вот надуть висящие мокрыми тряпками полотнища флагов ему не по силам.

Пользуясь установившимся штилем, на промысел ушло все, что могло отойти от причалов Порто–Франко. А самые отчаянные капитаны набрались смелости сходить до орденских Баз и устья Рейна.

С приходом дождей активность орденских Баз сильно снижается, но не замирает окончательно. Так что, приход дюжины суденышек будет для Ордена весьма кстати. Позволив выпихнуть с Баз два–три десятка переселенцев и полста тонн экстренных грузов.

Для меня не было новостью, что Зи–Зу совладелец двадцати метровой, двухмачтовой шхуны с немного пиратским названием «Nassau». По мотелю развешана дюжина картин и фотографий этой шхуны.

Есть у Зи–Зу корабль и есть. В подробности своих суходоходных активов лично меня Боцман не посвящал. Знаю только, что судно у Зи–Зу есть и денюшка с фрахтов ему исправно капает.

Но чтобы он сам выходил в море, такого я не припомню.

Однако в этот раз обстоятельства сложились так, что Боцману пришлось оправдывать свое прозвище и самому встать к штурвалу.

Уходя в плаванье, Боцман оставил на хозяйстве здоровяка Йонкера, а меня и Ким попросил подежурить на ресепшене.

Точнее попросил–то он Ким, с которой они спелись пока я приключался к северу от Рейна, и которая отрабатывает копеечку малую помогая готовить в гостиничном камбузе.

А поскольку с точки зрения Боцмана приличной женщине невместно сидеть за стойкой после заката. И в этом он кстати прав. Контингент в мотеле Зи–Зу подобрался спокойный и в основном обстоятельный. Но не стоит лишний раз искушать судьбу. Пусть рыжая мутит свои девочковые дела, а на ресепшене подежурю я.

Так что, я развалился в мягком кресле, закинул ноги на стойку ресепшена, и принялся грызть ногти от невозможности бежать–смотреть, как продвигаются дела у Са–то.

Работа на ресепшене не бей лежачего. У Зи–зу заведено, что покидая мотель постояльцы сдают ключи на ресепшен. Где дежурный хранит их в специальном ящичке. Ну и поглядывать за видимым через окна гостиничным двором. В котором, пользуясь хорошей погодой, с визгом резвится малышня.

Единственной неудобство — хочешь отлучиться с вахты, сперва вызови по рации себе смену.

Ногтей хватило минут на двадцать. Еще полчаса ушло на чистку АПБ и без того блестящего как кошачьи причиндалы.

Бр–р–р…………… скучно.

В целях хоть как–то скоротать время, а заодно улучшить познания в английском в стоящий под стойкой видеомагнитофон была воткнута кассета с пятью сериями какого–то постапокалиптического сериала.

Первые две серии были весьма бодрыми.

СССР и США жахнули друг по другу ядренбатонами. Часть батонов сбили на подлете, но того что долетело с избытком хватило, чтобы помножить Штаты на ноль. За горизонтом полыхали отблески ядерных взрывов. По небу гуляли тучи радиоактивного пепла. Один за другим отрубались телеканалы, радиостанции, связь и электричество. Замер транспорт. А что не смогло замереть попадало на землю и жирно чадило, проломив стену окружной тюряги.

Страрик–мэр двинул кони на почве гибели любимой дочурки и ведра, залитого в себя, кукурузного самогона.

От избытка чувств, бравый шериф вышиб себе мозги из блестящего револьвера чудовищного калибра.

К сожалению после столь бодрого начала, дальше пошел какой то бред.

Казалось бы, Все — армогедец. Хомячте хавку, топливо, медикаменты и патроны. Стройте противорадиационные укрытия. Вышлите разведку, наладьте наблюдение за местностью и охрану жизненно важных объектов.

Ан нет.

Режиссёр посчитал, что сейчас самое время провести демократические выборы мэра и шерифа. И следующие пару серий герои сетовали, что портятся продукты в холодильнике супермаркета, и выбирали шерифа и мэра. А выбрав, принялись голосовать на тему что же делать дальше.

Зачем думать, лично мне решительно не понятно.

У нас ведь как — взял учебник по «Гражданской обороне», там все написано.

А у них демократическое голосование по любому поводу.

Пока герои сериала голосовали за выбор пути в светлое завтра, разделись на два лагеря, устроили перестрелку и завалили новоизбранного мэра.

На город набежали злые и голодные урки, пролезшие через дыру, проделанную упавшим на тюрягу Боингом.

От урок отбились, но население городишки уменьшилось вдвое.

Пафос в диалогах зашкалил за стратосферу. А логика в действиях героев исчезла от слова совсем.

Какая–то полоумная барышня рванула на поиски пропавшей родни. За ней отрядили десяток здоровых мужиков, из которых половина погибла, пытаясь спасти полоумную истеричку, к тому же еще и некрасивую.

Когда оставшиеся в живых мужики вернули в город истеричку, я надеялся увидеть суд Линча или простой расстрел по совокупности содеянного.

Но не тут–то было.

Истеричка проблеяла что–то вроде, — Я виновата, извиняйте.

Потерявшие кормильцев граждане справедливо возразили, — Крутили мы твои извинения, на известном органе.

— Ну я же извинилась, что вам еще нужно? — гнула свое истеричка.

На этом вопрос замяли.

Только замяли тему с полоумной теткой, как пропали два малолетних дятла, решивших съездить на охоту. На велосипедах, с арбалетами.

Вокруг по фермам сотни голов скота ждут забоя. А они на великах едут бить сусликов из арбалета.

Чтобы мяса впрок засолить, ага.

Когда оказалось, что новый шериф на самом деле потомственный советский шпион в третьем поколении, имеющий целью угробить все американское, я выключил телевизор.

Чего там гробить?

При таком подходе выжившие после атомной бомбардировки должны кончиться к десятой серии. А на полке аккуратной стопочкой пылится шесть кассет, по пять–шесть серий на касте. Ага, вон еще одна кассета. Всего 42 серии.

Бр–р………….. что там у меня от ногтей осталось?

Положение спасла кассета с записью концерта Тины Тернер. Звук у записи оказался никакущий. Но скачущая по сцене на высоченных каблуках старушка–Тина и компания одетых в полупрозрачные платья бэк–вокалисток, очень неплохо пошли и без звука.

Тина в компании полуголых бэк–вокалисток неплохо шли до появления Ким с подносом, от которого исходили аппетитнейшие ароматы.

Двусмысленно хмыкнув на скачущую в телевизоре Тину, Рыжая сгрузила с подноса тарелки, провела ладонями от груди к талии, и стервозно покачивая бедрами, удалилась загонять на обед мелких.

 

Порто–Франко.

11 месяц 36 число 16 год.

За три дня я успел насидеться так, что в мой воспалённый от ничегонеделанья мозг стали закрываться мыслишки о внеплановом обострении геморроя, простатита, радикулита и прочих аристократичных болячек сидячего образа жизни.

Под вечер третьего дня моей вахты на посту ключника, с моря наконец–то задул ровный сильный ветер. За ночь небо обложила низкая тяжелая облачность. На следующий день в бухту Порто–Франко один за другим вернулись ушедшие в море суда.

Довольный как слон Боцман, слегка покачиваясь от усталости, наконец–то нарисовался в дверях собственного заведения.

— Добро пожаловать под родную крышу, — приветствую я Боцмана, одновременно освобождая место за стойкой.

— Все–таки вы — русские, не морская нация. Льды, тайга, степи, тундра — вот ваш мир. Но не море. Нет, — Боцман тяжело плюхнулся в нагретое мной место. Отварил дверку небольшого шкафчика прятавшегося под стойкой и загремел передвигаемой стеклотарой. — Надо же, все цело, — искренне удивившись, буркнул Боцман, выставляя на стойку широкий стакан и бутылку местного бренди.

— Чего это вдруг русские не морская нация?

— А того — лучшая крыша над головой настоящего мужчины это парус. Буль, буль, буль, — настоящий мужчина, игнорируя стакан, жадно присосался к горлышку бутылки.

— Мы, между прочим, Антарктиду открыли.

— Буль, кх, кх……….кх, ик. Правда что ли? — прокашлявшись, искренне удивился боцман.

— Угу, экспедиция 1820 года на шлюпах «Восток» и «Мирный».

— На шлюпах? — недоверчиво переспросил Боцман. — Н–дэ, за это стоит выпить, — на этот раз хозяин мотеля присосался к бутылке с несколько задумчивым видом. — И это, русский. Если не в тягость загляни на камбуз, пусть юнга мне льда принесет.

Похоже, морской волк готовился к серьезной пьянке.

Мастерская Сато радовала глаз все больше и больше.

В бронекорпус установили двигатель, коробку передач и сейчас возятся с раздаточной коробкой и подгонкой карданных валов под размеры моего шушпанцера.

Через открытые задние двери бронемашины видно, как Яна сверкает электросваркой, склоняясь над тоннелем заднего моста.

В дальнем углу мастерской пара худых малайцев мастерят металлические щетки из обрезков старого троса. Возле них на длинном верстаке уже сложена горка готовой продукции.

— Коничива–а–а–а…., Сато–сан.

Услышав мой голос, обычно выдержанный японец скривился как от лимона.

Протерев руки замасленной тряпицей, Сато подошел к похожему на небольшой гроб деревянному ящику.

— Неиспользованные запчасти я сложу сюда. Крестовины, подшипники и все такое.

— Хорошо. Сато–сан мне нужен список с маркировкой основных узлов установленных на бронемашину. Чтобы в случае поломки я знал — деталь от какой машины мне искать.

— Разумно, — согласился японец. — Сделаем.

— Новые затраты есть?

— Да, — японец протянул мне бумажку с калькуляцией затрат.

Триста семьдесят экю как корова языком.

Ну да ладно. Скупой платит дважды, тупой платит трижды, а Росгосстрах платит постоянно. Если я правильно просчитал текущий момент, по приезду затраты окупятся минимум двукратно.

А пока засучим рукава и включимся в работу.

Хоть мне за это не заплатят, зато я буду уверен в своей машине.

 

Пятьдесят миль к северу от Порто–Франко.

02 месяц 11 число 17 год.

Не слишком сильный, но ровный ветер гонит эшелоны облаков с морских просторов вглубь уставшей от дождей грешной земли. Но это уже не стена сплошных низких туч проливающихся затяжными дождями прямо на побережье. Между громадами облаков неспешно плывущих по небу хватает просветов для пока еще не злого, но уже теплого и какого–то особенно яркого солнышка.

Если смотреть вдаль, то облака похожи на огромные заснеженные горы, со всех сторон обступившие крохотный городок, затерянный на берегу чужого моря.

Дожди не ушли насовсем — каждое утро они все еще напоминают о себе кратковременными теплыми ливнями. Но, то безумство природы, которое обрушивалось с небес месяц тому назад, слава богу, закончилось.

Раскинувшаяся вокруг города саванна не имеет ничего общего с той высушенной солнцем одноцветной равниной, которую я застал по прибытии в этот Мир. Саванна расцвела безумством красок, а воздух наполнился терпкой горечью свежих трав и головокружительными цветочными ароматами.

Суровая северная весна навсегда оставшейся в прошлом России не идет ни в какое сравнение с этим сюрреалистичным великолепием.

Возможно в тропиках Африки, Азии или Америки происходит нечто подобное. Но я там не был, и сравнивать мне особо не с чем.

Буйство местной растительности производит на большинство людей неизгладимое впечатление. За всех не скажу, но лично я хожу как пьяный.

В согретом солнцем и слегка просохшем городе царит свойственная, пожалуй, лишь этому времени года умиротворенная атмосфера. Объективности ради стоит заметить, что за время дождей поголовье буйных личностей изрядно проредили, но дело все–таки ни в этом, а в природных изменениях.

А еще, над городом висит деловая суета дорожных сборов. Город немного неровно ждет, когда просохнут маршруты, пока больше похожие не на дороги, а на небольшие речки.

Над пропитанной влагой равниной пронесся сигнал ревуна утробный как вой доисторических чудовищ. За моей спиной бумкнул сигнальный пистолет, отправив к облакам сигнальную ракету.

— К северо–востоку от нас, в низине, — по пояс возвышающийся над машиной Тохо указал в сторону цели рукой с зажатым в ней биноклем.

Сидящий рядом со мной Гор привстал на сиденье и принялся разглядывать в свой бинокль указанное Тохо направление.

— Дай сигнал, что мы их заметили, — дал команду Гор и, надавив на рычаг ревуна, подал три гудка — длинный–короткий–длинный.

Справа по ходу движения, у самого горизонта, в небо взмыл шарик сигнальной ракеты, а следом еще один — стало быть, там тоже заметили сигналы спасательной партии.

Тохо — кряжистый, по настоящему суровый, молчаливый азиат неизвестного даже ему самому роду–племени. По складу ума Тохо человек простой, где–то даже примитивный. Но при этом безраздельно, как это бывает только на востоке, преданный Доку. Есть на востоке такой термин — нукер. Вот это как раз про Тохо.

Гор, я так понимаю это фамилия, но мужик взял ее себе в позывные, — в прошлом офицер то ли ЦХАЛ, то ли Массада, то ли еще какой–то еврейской секты любителей пострелять в ближнего своего.

Хотя нет, Гор не любитель. Гор — профессионал.

Ходят слухи, на Земле он заигрался в шпионские игры и привалил не тех арабов. Для Ближнего Востока дело житейское — арабом больше, арабом меньше, но конкретно эти арабы бодро, а главное очень продуктивно, стучали парням из Штатов. И американцы осерчали на Гора.

Боевые евреи своего сдавать отказались, но и не отреагировать на «просьбу» коллег не могли.

В качестве компромиссного решения Гора со всем семейством погрузили в грузовик, а грузовик запихнули в портал.

Уже на этой стороне жена Гора — врач по профессии, познакомилась с Доком. То, что Гор стал для Дока чем–то вроде начальника штаба по силовым операциям, лишь логичное продолжение знакомства его жены и Дока.

Сколько в этой истории правды судить не берусь, но Гор человек обстоятельный и решительный, а дисциплина у его бойцов железная, хотя и несколько своеобразная.

— Наши живы, стоят на крыше вездехода, машут руками, — азиат дал знак и следующий за мной вездеход с красными крестами на бортах, поднимая огромными колесами фонтаны воды, резво обогнал бронемашину по прямой, рванув к застрявшему собрату.

Вездеходу хорошо, он в своей стихии. С его–то колесами в два раза шире и в полтора раза выше моих, при в двое меньшем весе, он на грунт считай совсем не давит.

Как во всей этой истории оказался я?

На свою голову я построил очень годную бронемашину, на загляденье просто. Сильный низкооборотистый дизель уверенно тащил лифтованную бронемашину по веренице мутных луж, разлившихся на месте, где в сухой сезон петляет колея дороги. В отличие от сопровождающего меня вездехода на огромных как у «Кировца» колесах, я стараюсь выбирать маршрут посуше и желательно с каменистыми грунтами, съезд на целину мне противопоказан. Не то чтобы я сразу сяду на брюхо, но по пути было достаточно мест, где моя броня продиралась по раскисшему бездорожью с величайшим трудом.

Зато теперь я знаю, что брод глубиной метр двадцать мне вполне по силам. Японец — молодец задрал повыше генератор и два небольших, но емких аккумулятора, оборудовал машину шноркелем.

И что мне в обязательном порядке нужно обзаводится лебедкой. Раздаточная коробка, установленная Сато, не предусматривала установки коробки отбора мощности. Оставляя шушпанцер без механической лебедки.

По приезду в Порто–Франко придется что–то мудрить с гидравлической лебедкой. Или искать мощную электрическую, тягой хотя бы в десять тонн, если такие есть в природе.

А еще мне край как необходимо установить в броню кондиционер и что–то решать с крышей.

Кондей можно снять с любой подходящей легковушки одолевшей пробег от Базы до Порто–Франко.

А вот с крышей, не знаю даже. То ли натянуть брезентовую, то ли монтировать металлическую с парой люков для пассажиров и центральным под возможную огневую точку.

Брезентовая крыша позволит увеличить полезный объем. Кинул брезент и кидай баулы.

Зато на металлическую крышу можно смонтировать люки, а случись что, пару баулов можно кинуть и на неё.

Пожалуй, смонтирую на болтах металлическую крышу, позаимствованную от какого–нибудь микровавтобуса.

Что–то я опять отвлекся на технические детали. Грешен — люблю это дело.

Возвращаясь к вопросу, что я делаю посреди луж в полусотне километров к северу от города.

Бронемашина получалась на загляденье, но как любой механизм требовала обкатки. Чем я и был занят, когда в мастерскую Сато буквально вломился взъерошенный Док и заявил, что ему до зарезу нужен я и моя бронемашина.

Даже в разгар мокрого сезона курьеры Дока развозят медикаменты, а за одно и почту по ближайшим окрестностям Порто–Франко. Они же являются своеобразной «Скорой помощью», доставляя в Порто–Франко особенно тяжелых, а главное состоятельных больных.

Ближайшие окрестности это до Рейна на севере и до Виго на юго–западе.

В сезон дождей обычные машины по местным дорогам не ездят, от слова совсем. Заряженные проходимцы при необходимости продираются через распутицу, но не так чтобы запросто и с чудовищным расходом остродефицитного топлива.

Поэтому для заездов в это время года строят или завозят через «ворота» специальные вездеходы — здоровенные пикапы или внедорожники, установленные на громадные широкие колеса с очень агрессивным протектором. Главное, чтобы имелся бензиновый двигатель помощнее, да клиренс повыше. Чаще всего в подобные вездеходы переделывают чистокровные американские аппараты как самые мощные и упитанные.

Треть полезного грузового объема вездеходов занимает газогенератор на древесных чурках. Еще треть — бункер с этими самыми чурками.

Оставшейся трети едва хватает на перевозку лекарств и почты. Или одного больного.

Так и живут.

Живут и про себя молятся, на русских, арабов, да хоть кого — лишь бы этот хоть кто начал промышленную добычу и переработку местной нефти.

К слову сказать, подобные вездеходы имеются не только у Дока, но и у почтовой службы, и у Ордена, две или три штуки есть у частников.

У Дока таких вездеходов три штуки. Один ушел с партией медикаментов в Портсмут. Второй — резервный, ждал своей очереди в Порто–Франко.

Третий — возвращался из Наехафена в Порто–Франко с больным, требующим срочной, а главное высококвалифицированной медпомощи, которую оказывали только в Порто–Франко.

В сотне километров от Порто–Франко вездеход попал под раздачу. Сжигая крохи бензина из неприкосновенного запаса, чадя прострелянным в двух местах газогенератором и паря пробитым радиатором «Номер Третий» сумел оторваться от преследователей. И пока оставалось давление в пробитых колесах, скрыться в сопках к востоку от маршрута.

Нападавшие не оставили попыток завладеть машиной Дока.

Поэтому кроме «Номера Второго» спасательную партию требовалось прикрыть чем–то «твердым» и опасным для лихих людей.

Определению «твёрдый» корпус БТР–40, поставленный на шасси «шестьдесят шестого» соответствует весьма и весьма.

Чтобы броня стала еще и опасной, за полчаса и двадцадку экю Сато смонтировал по центру кузова вертлюг для установки крупнокалиберного «Браунинга» экстренно изъятого из арсеналов Дока.

А ведь кроме крупнокалиберного «Браунинга» есть еще и мой «Брен».

— Дэн, вон ту сопку справа от дороги оседлать сможешь? — для верности Гор указал рукой направление.

— Попробую, грунты тут хорошие — каменистые. Должно получиться.

Надсадно рыча, на пониженной передаче, втаптывая свежую зелень растущей отдельными пучками свежей травы, проламывая мощным бампером побеги кустарника, шуш вполз на господствующую над равниной высотку.

На вершине сопки дивно хорошо. Проникая через солидные прорехи в утратившей былую монолитность стене облаков, косые лучи солнца мириадами бликов отражаются от поверхности множества луж и озер, разбившихся по пропитанной влагой, но уже начинающей подсыхать равнине. Среди сезонных водоемов лениво бродят стада копытных. Матерый рогач, пасущийся чуть ниже по склону, удивленно осмотрел стального гостя. Принюхался к принесенному пришельцем запаху стали и гари, возмущённо фыркнул и как ни в чем небывало опустил морду в сочную свежую траву.

Запахи в воздухе такие, что воздухом хочется не дышать, а пить его, кусать, вгрызаться.

Но это пока ветер не поменял направление и от пасущегося с подветренной стороны рогача не тянет тяжелым мускусным духом.

Но главное — видимость с вершины сопки до самого горизонта.

Что в купе с хорошей оптикой, сталью бортов и крупнокалиберным пулеметом позволяет нам уверенно контролировать окружающую местность.

Забравший больного и передавший коллегам груз запчастей и бензина, «Номер второй» уже шустро убегает в сторону Порто–Франко.

Подбитого «Номера третьего» мне не видно. Но это как раз нормально. Экспедиторы Дока свою заплату получают не зря, и грамотно укрылись в складках местности.

Гор и Тохо в бинокли наблюдают за местностью. Грамотно надо сказать наблюдают, бинокли держат всего на пару сантиметров выше среза бортовой брони. Я бы так не смог, высунул голову и начал крутить по сторонам.

Век живи — век учись. Достав свой «Б 7х 35» присоединяюсь к наблюдателям.

— Не отсвечивай, — ладонь Гора ложится на мою черепушку.

Ну вот, я засмотрелся и слишком высунулся из–за брони. Втянув голову, продолжаю оттачивать навык наблюдателя.

— Пусто, — отложивший бинокль Тохо привалился к броне, вытряхнул папиросу из мятой пачки и щелкнул зажигалкой.

— Нет, они где–то здесь, — потерев мясистую переносицу, возразил Гор.

— Заметил что? — выдыхая табачный дым, поинтересовался Тохо.

— Чую.

В ответ немногословный Тохо лишь пожал плечами и неопределённо хмыкнул.

Звякнула сталь, кто–за моей спиной переложил поудобней оружие. Ниже по склону шумно фыркнул рогач. В стальной коробке бронекорпуса запахло табачным дымом.

— Слева по ходу движения заросшая колючкой низина.

— Где именно? — голова Гора высунулась из–за брони рядом со мной.

— С восточной стороны отдельно стоящее зонтичное дерево. Оно там одно.

— Дерево вижу.

— Кустарник справа от дерева, почти под кроной.

Как ни в чем не бывало курящий Тохо опять неопределенно хмыкнул.

— Ни вижу, — с сомнением в голосе подвел итог своих наблюдений Гор.

— Они там. Или не они, но кто–то там есть.

— Уши зажми.

За моей спиной клацнул затвор крупнокалиберного «Браунинга».

Ну блин, сейчас по ушам даст.

Бух! — Бух! — Бух!

Хоть я и готовился, но крупный калибр в метре от меня ударил по ушам неожиданно и резко.

Бух–Бух–Бух!

Гор вопросительно посмотрел на меня — туда я стреляю?

Я утвердительно кивнул.

Бух–Бух–Бух!

Отсек очередные три патрона Гор.

Дзынь!

Курящиеся дымком гильзы звякнули о сталь пола.

Оглушенная раскатами выстрелов природа на миг замерла, а потом рванула прочь от шумного пришельца. Напуганный выстрелами матерый рогач застучал копытами вниз по склону.

Для «Брена» дистанция до кустов явно великовата. Но и задача стоит не попасть, а напугать. А учитывая, что за патроны платит Док, конкретно моя задача еще и потренироваться в стрельбе из «Брена».

У меня даже близко не получается отсекать очереди по три патрона. В заросли колючки улетают очереди то по три патрона, то по пять, последняя, так вообще всего на два. Ну, ни пулемётчик я, ни с какой стороны. И вообще человек мирный.

Какое–то время ничего не происходит.

Бдзынь!

Звонко ударила под самый срез борта прилетевшая издалека винтовочная пуля. Хороший выстрел. Хороший, даже с учетом того, что стальной гроб БТР–40 отнюдь не маленьких размеров.

Бух! — Бух–Бух!…………….

Веско пробасил наш главный калибр.

— Ушли, — равнодушно констатировал опершийся на крупнокалиберный пулемет Гор.

— Не попал?

— Нет, далеко слишком. Так, попугал немного.

— Тоже дело.

— Дэн.

— Хм?

— Как ты их вычислил.

— Учителя хорошие были.

— А конкретней.

— Птицы.

Боевой еврей и суровый азиат синхронно уставились в бинокли.

— Какие птицы? Нет там никаких птиц, — выдал Гор после двух минут наблюдения за полем скоротечного боя.

— Вот именно, что нет. А должны быть.

— Не понимаю? Поясни.

— Зонтичное дерево видишь?

— Угу.

— На ветвях дерева здоровенные, похожие на перевернутое сомбреро гнезда видишь?

— Вижу.

— Эти гнезда вьют птицы похожие на пестрых аистов.

— На фламинго скорее.

— Хм, я фламинго только в телевизоре видел, но ты прав — эти пташки похожи именно на фламинго. А еще они очень пугливые, и сейчас у них в гнездах сидят молоденькие птенчики.

— А раз гнезда пустые, значит, птиц кто–то спугнул. И единственное укромное место рядом с деревом это кусты колючки, — достроил логическую цепочку Гор.

— Бинго. Я вот только не понял, чего они сразу деру не дали? Что там было кстати?

— Примерно такой же вездеход как наш подранок. Сразу они не рванули, потому что разогревали газогенератор.

Какое–то время молчим каждый о своем.

Тохо щурит в оптику и без того узкие глаза. Гор достал термос и разлил еще парящий кофе по кружкам. А я ползаю по полу брони, собирая стреляные гильзы.

— Гор, если не секрет, от чего Док обратился за помощью именно ко мне?

— Ты лучший вариант.

— Чем? И кстати, разве в вашем хозяйстве нет брони?

— Броня имеется, но она неплохо ездит только в сухой сезон. По раскисшим грунтам нужен аппрат типа твоего. Но как назло у него механики перебирают двигатель, готовят машину к сухому сезону. Почему обратились именно к тебе? Так причин хоть отбавляй:

— Ты хоть и гой, но при этом земляк нашему шефу.

— О тебе сложилась определенная репутация.

— В Порто–Франко ты человек временный и скоро уедешь. И вместе с тобой уедут все обязательства шефа перед тобой.

Когда ты двинешь на запад, я совсем не удивлюсь, если Шеф попросит тебя взять под опеку транспорт с медикаментами, — Гор замолчал, отхлебывая кофе, но потом как бы нехотя добавил, — В конце сезона дождей, даже баки на фабрике по перегонке биотоплива показывают дно и в городе наступает большой топливный дефицит. А мы знали, что у тебя есть чем заправить броневик, — боевой еврей похлопал по броне.

А то я не знаю, что дефицит. До визита Дока у меня последняя бочка дизеля оставалась, остальное я продал втрое дороже, чем куплю после того, как подсохнут дороги, и восстановится снабжение.

Боевой еврей достал из кармана разгрузки небольшую блестящую фляжку.

— Дэн, тебе капнуть?

— А то ж, — забираю у Гора алюминиевую кружку кофе со слюноотделительным ароматом доброй конины (не той, которая от слова конь, а той, которая от слова коньяк).

Не отрываясь от бинокля, азиат протянул руку в сторону Гора. Гор накапал коньяка в свой кофе и вложил флягу в протянутую руку.

Мы успели допить кофе, поболтать за жизнь, обсудить удобство и качество надетого на Гора бронежилета. Когда разговор плавно перетек в обсуждение северного маршрута на запад, внезапно ожившая рация сообщила, что вездеходчики закончили с ремонтом и выдвигаются в нашу сторону.

Десять минут спустя, оставляя в свежей траве широкую колею, на сопку взобрался отремонтировавшийся вездеход.

Не мудрствуя лукаво, вездеходчики залатали пробитый насквозь бак–конденсатор газогенераторной установки, вкрутив в пробоины болты подходящего размера. Для пущей герметичности под головки болтов подложили асбестовые шайбы–прокладки.

— Я–то все гадал, как ваши парни пробоины в колесах залатали. Гор, это от чего такие замечательные мосты стоят?

На вездеходе установлен предмет лютой зависти тех, кто в теме — портальные мосты с возможностью подкачки колес на ходу.

— Вся трансмиссия адаптирована от «Вольво Лапландер», — пояснил Гор. — Поехали. Вездеход идет первым, мы следом.

Если не принимать в расчёт, что на обратном пути я все же умудрился застрять при переезде через неглубокий, но топкий ручей, до Порто–Франко добрались без проблем.

В эфире было тихо, в саванне кроме зверья ничего подозрительно. А сопровождаемый вездеход поднатужился и помог облепленной грязью броне вырваться из топкого плена.

Уже в Порто–Франко, когда осунувшийся и внешне постаревший Док рассеянно отсчитывал мне две штуки экю, я поинтересовался, — Док, чего угрюмый?

— Недовезли, — печально обронил старый еврей в белом халате.

 

Порто–Франко

26 число 02 месяц 17 год.

Шторма сошли на нет. Дороги наконец–то просохли. С Баз Ордена подвезли горючки. И Город тронулся в путь вереницей первых конвоев.

До сегодняшнего дня на северный маршрут никто не уходил, хотя в Наехаффен, Нью–Портсмут и Виго гоняют вовсю. Да и к китаезам суденышки шныряют через день.

Но всегда бывает первый раз. Сегодня как раз он и есть — на северный маршрут выходит первый конвой от Порто–Франко и ажно до самой Автономной территории Невады и Аризоны.

Все эти Невады и Аризоны где–то страшно далеко. Вот только мне нужно дальше, намного дальше.

Так что мне пока торопиться некуда.

Разомлев от влажной полуденной духоты, сидя на вросшем в землю ржавом колесном диске, вполглаза наблюдаю, за неспешно переваливающейся по ухабам «Нивой» с Рыжей за рулем и мелкими в качестве балласта.

Алискина, точнее теперь уже Наша «Нива» не избежала сурового местного тюнинга. Лишившись крыши, сидений, и кучи всякого по мелочи, «Нива» обзавелась электро лебедкой, лифтованной подвеской, сваренными из труб дугами безопасности за сиденьями с закрепленным к трубам рулоном тента. Совдеповские сиденья первого ряда заменили на удобные и компактные сиденья с легковой «Мазды». В целях увеличения полезного объема задние сиденья сняли совсем. Если приключатся пассажиры числом больше одного, придется им ехать сидя на собственных рюкзаках. А у кого нет рюкзака, тот поедет лежа на мохнатом брюхе.

Кандидатка на подобный тип транспортировки поскребла задней лапой за обрезком уха и, тяжко вздохнув, уронила морду на лапы.

Переменившийся ветерок принес едкий запах коней и навоза. В полусотне метров от меня усатые, одетые в джинсы и клетчатые рубахи американцы суетились возле двух здоровенных коневозов, зацепленных за серьезные полноприводные грузовики.

Сколько голов в такой помещается?

Голов восемь точно есть. А судя по третий фуре под воду и грузы, я бы рискнул предположить и десять голов.

Ковбои мне нравятся. Спокойные люди, обстоятельные. Насколько я заметил, стоят особняком и в компанию ни к кому не набиваются. Собачонка у них дурная, бегала тявкала на индифферентную ко всему Муху, но видать притомилась тявкать на жаре или ее уже погрузили к отъезду.

Где–то во главе колонны заревел мощный дизель, следом еще один, и еще. Спустя пару минут на северный маршрут выполз «Хамви» из головного дозора. Следом потянулись машины конвоя.

Сворачивая на маршрут, машины прощались с Городом длинным гудком.

Завораживающее зрелище. Вот честно. Меня даже на слезу пробило.

— Есть в этом что–то………………….. философское, — произнес Алискин голос у меня за спиной.

— Есть…………………… Как «Нива»?

— А что «Нива». «Нива», как «Нива». Сиденья удобные, но без крыши непривычно. Кстати как огрызок задней двери открывается?

— Вниз откидывается.

— Разумно, — рыжая нагнулась, обвила руками мою шею и поинтересовалась, — о чем задумался?

— Да вот прикидываю, как нам ехать? Даже если тебя посадить за руль «Нивы» и загрузить обе наших машины и прицеп, все барахло не влезет. Да что там все, и половины не влезет. Так что нужно искать попутку, чтобы пристроить на неё часть нашего имущества. Оптимально — все барахло и твою «Ниву». Ресурс у неё не бесконечный, а возить нас ей еще долго.

— Как–то не просматривается в округе пустых машин, — с сомнением констатировала очевидное Алиса.

— Да, в сторону русского анклава как–то вообще попутчиков не просматривается.

— Будем ждать, — опять констатирует очевидное Рыжая.

— Будем, что нам остаётся.

Обратно в Порто–Франко возвращаюсь стоя в заднем отсеке «Нивы». Рыжая за рулем. Детвора на пару оккупировала пассажирское сиденье. Возмущенная таким способом перевозки, Муха рычит у меня под ногами, а я, держась за дугу безопасности, ловлю легкими морской ветер.

Проехав КПП, Рыжая притормозила. Она и дети на «Ниве» вернутся в мотель, а я пройдусь, погляжу, что творится на полигоне. Полигоном местные называют, отсыпанное щебнем и морской галькой огромное поле сборного пункта. Основное место отстоя прибывающего в Порто–Франко транспорта.

Недовольная перевозкой, Муха спрыгнула на землю и пристроилась слева от меня.

Лучше бы ей остаться с Алисой и детьми, ну да ладно — они не пешком, и ехать им минут пять. В городе снова стало неспокойно.

За сезон дождей в крохотном мирке Порто–Франко народ притёрся друг к другу, самых буйных отстрелили. Так что в городе стало примерно как у нас в Люберцах — жить можно, если осторожно.

Но с открытием дорог в Город снова хлынул поток переселенцев, где если не каждый третий, то каждый пятый так уж точно весьма буйная на голову личность.

«Вратарей» на КПП сменили, что тоже не айс. С командой Четырёхпалого Тома у меня сложились вполне приятельские отношения. А для новеньких «вратарей» я обычный обитатель Порто–Франко.

Так что у меня есть повод для волнений.

Вслед за Мухой из машины сиганул сына. Ухватил меня за ремень между кобурой и ножнами, стоя на одной ноге принялся почёсывать худую исцарапанную икру заношенным сандаликом, обутым на вторую ногу.

За спиной рыкнула мотором отъезжающая «Нива», а сына потянул меня за ремень, явно целясь в сторону кондитерской лавки со свежей выпечкой.

Я успел потратить экю на два стакана свежеотжатого сока и пять политых сладким сиропом румяных мягчайших пончиков. И даже съесть полтора пончика, и сунуть остатки последнего требовательно скребущей лапой по моему ботинку Мухе.

— Мы доехали. Все нормально, — голосом Рыжей ожила рация у меня на поясе.

— Понял тебя.

— Йонкер говорит к тебе какой–то пузатый итальяшка приходил.

— Ок, я понял.

— Конец связи.

Конец так конец.

Всегда считал, что пончики исконно русская забава, как блины или матрешки.

Там — за воротами мне доводилось пробовать пончики только в школьной столовой. На перемене после третьего урока вся школа выстраивалась в очередь к толстой щекастой буфетчице, продающей только что испеченную выпечку — ватрушки, пирожки, пончики. За пятнадцать минут перемены затариться лакомством успевали далеко не все, а уж успеть его съесть, так и вообще единицы. Все это порождало локальные драмы, устраиваемые не в меру ретивыми учителями.

Но какие же они были вкусные. В смысле — пончики, а не учителя.

Резиновые колечки теста без всякого сиропа и посыпки. Сейчас бы я такое есть не стал. Больше того, скорее всего те школьные пончики проигнорировала бы даже нажравшая ряху Муха.

Оказывается такое гениальное в своей простоте изобретение, как пончик широко известно за пределами «одной шестой» части суши. Более того, европейская кулинарная школа пропитывает пончики сиропом, посыпает пудрой или стружкой чего ни будь вкусного, заливает глазурью.

М–м–м–м………… нямка!

Сына повертел в руке всего раз надкусанный пончик, и сунул его, не сводящей с пончика глаз псине.

М–м–м–м….. нямка!

Псина слизнула пончик и преданно уставилась на хозяина. Он то свой пончик еще не доел.

Огромное — почти на четверть площади Порто–Франко, отсыпанное щебенкой и отделенное от жилой части города ангарами и складами промки, поле сборного пункта конвоев встретило нас деловитой суетой и рычанием моторов уходящего из города небольшого конвойчика.

Судя по отсутствию охраны и скромному размеру колонны, конвой направляется на Рейн или Портсмут. Запасов воды я у них не увидел, да и машинки в конвое не самые внедорожные, скорее наоборот. Так что конвой идет на один–два, максимум три дневных перехода. А это либо Рейн, либо ближайшие анклавы на побережье.

Проходя между поредевшими рядами машин, высматриваю новичков на отечественной автотехнике. Пару раз со мной здороваются смутно знакомые люди.

Площадка заполнена в основном американцами и латиноамериканцами. Особняком стоит солидная группа машин, вокруг которых снуют бородатые личности. Причем все личности в шляпах.

Похоже, очередные мормоны заехали на постой. Или еще, какая секта.

Хм, упакованные ребятки. И бензовоз у них есть, и автокран, и два прицепа цистерны на пару кубов воды.

Ух ты! И «Хамви» с пулеметом у них есть, и еще одна армейская бронемашина неизвестной мне марки.

Эти не пропадут и своего не отдадут. Да что там своего, если верить Грете с прибылями приедут.

Пройдя площадку сборного пункта по диагонали и не обнаружив отечественной техники, меняю курс. Пройдусь вдоль городского периметра в сторону моря. И если никого не встречу, через промку пойду в мотель. Благо там идти минут десять.

Где–то в этом углу пережидала сезон дождей техника небольшой группы мутных граждан, выходцев с территории бывшего СССР. Рыл семь–восемь мужиков и при них десяток женщин весьма сомнительного поведения. Ни детей, ни имущества толком при них не было.

Лично у меня не было и тени сомнения по поводу того, что созидательным трудом данные граждане занимались исключительно во время пребывания под охраной лагерного конвоя. Но при этом, не торпеды. Скорее не слишком крупные аферисты.

По технике у них такой зоопарк, что мне непонятно как они до Порто–Франко добрались. Похоже, они или скупили угнанный транспорт, или, не мудрствуя лукаво, угнали сами.

А сейчас их на сборном пункте нет. И куда они делись?

Попытали счастья с одним из конвоев в надежде проделать последний отрезок пути самостоятельно?

Или попали под раздачу местной полиции?

Не знаю даже, я бы поставил на второе.

Прервав мои размышления, из–за покрытого пятнами ржавчины джипа с мятым передним крылом, как чертик из табакерки выскочил плюгавый чернявый мужик с недельной щетиной на грязном лице и фингалом под глазом. Встав в полуметре от меня, похожий на бомжа, мужик принялся заламывать руки и орать на абсолютно незнакомом мне языке.

За сезон дождей я научился вполне сносно говорить по–немецки и освоить английский и испанский до уровня — могу объясниться. Французский, итальянский, португальский, шведский языки у меня на слуху. А тут затык — вообще не понимаю, чего от меня хотят.

А главное машут кулаками перед лицом, брызжут на меня слюной и стоят в моей зоне личного пространства.

Наркоман он что ли?

Глаза красные.

Похоже действительно нарколыга.

Пока я прикидывал, как будет ловчее пробить с ноги, с локтя или накоротке сунуть апперкот в подбородок. Муха решила, что с нее хватит, сбила разом прекратившее орать тело на щебенку и придавила передними лапами.

Тело закатило глаза, прикрылось от мухиной пасти одной рукой, а второй рукой энергично полезло в карман штанов.

Что там у нас?

Шило. Как мило.

Наступив на кисть наркомана выворачиваю из руки шило.

Разоружённое тело закрылось обеими руками, скорчилось в позе эмбриона и окончательно затихло.

— Муха пошли.

Псина явным сожалением оставила в покое слегка подранную тушку и нехотя пристроилась слева от меня.

— Папа, плохой дядька встает, — предупредил сына.

Тело и вправду неожиданно прытко приняло вертикальное положение. И что самое неприятное сжимало в руках солидных размеров булыжник. Когда успел только.

— Муха, вперед!

Псину не пришлось упрашивать дважды. Опередив замахивающегося камнем наркомана, псина повторно сбила буйное чудо на землю, при этом чувствительно получив камнем по холке. Не настолько сильно чтобы получить травму, но вполне достаточно, чтобы озвереть.

Да и я завелся с пол оборота. Прыгать, орать, хвататься за шило и размахивать камнями рядом с моим ребенком.

Хых!

Валяющаяся под ногами окровавленная тушка, получила пинок по ребрам.

— Муха, ко мне!

Роняя розовую пену из пасти, псина нехотя выполнила команду.

Хых!

Получив ботинком в рыло, тело отключилось.

Отбитая нога чувствительно заныла.

Н–дэ.

Это в кино после таких ударов встают, и как ни в чем не бывало, продолжают махач. В реальности все слегка прозаичнее, я тяжелее наркоши минимум на десяток кило и бил по его голове, как вратарь выносящий мяч с линии штрафной. Чтобы встать после такого надо иметь поистине чугунную голову.

— Сынок, добавь–ка ему.

Ребенок осторожно подошёл к лежащему лицом вниз телу. И нерешительно остановился рядом.

— Я сказал, бей его!

Сын легонько пнул, хулигана по ноге и отскочил ко мне.

Э нет, так дело не пойдет. Решительно не пойдет.

— Ногами бей! С разбега. Вот так! Прыгни ему на спину! Выше! Сильнее! На голову ему прыгни!

И мне решительно пофиг, на собирающуюся поглазеть толпу народа. Благо мешать процессу никто не собирался.

Ребенок размазывал кулачком слезы, но послушно выполнил команды озверевшего папы.

— Все хватит. Хватит, я сказал! Ты победил, пошли.

Взяв сына за руку, ухожу с места драки сквозь расступившуюся толпу. Поняв, что больше ничего интересного не будет, толпа рассасывается по своим делам. И, что характерно, никто не торопится оказывать помощь начинающему шевелиться телу. Видимо он успел крепко задрать окружающих.

— Сурово ты — на чистейшем русском произносит голос справа от меня.

Прислонившись к бамперу «131» Зила на меня смотрит мужчина, одетый в камуфлированные штаны и потертую майку цвета хаки. Мужик старше меня, на вид ему лет тридцать пять. Сказать что он худой? Нет, он невероятно жилистый. Глубоко посаженные голубые глаза. Короткие с проседью волосы. Глубокие морщины на лбу и впалых щеках. Предплечья покрыты странными шрамами. Даже не знаю, что может такое оставить на теле. Осколки что ли? На шее шрам. На щеке шрам. Мочка правого уха порвана. На плече следы сведенной татуировки.

Ох и била же этого человека жизнь. Сильно била, долго и со вкусом.

Из оружия только небольшая финка в ножнах на поясе.

Я и сам не подарок. Особенно последнее время. Но дядька опасен, смертельно опасен без дураков. Есть в нем готовность к действию. Без раздумий, без сожалений, до конца — до самого края.

Ох, не хотел бы я такому дорогу перейти.

— Не я такой, жизнь такая. Меня кстати Дэн зовут.

— Олег.

Рукопожатие у Олега крепкое, но без дурацких игр, кто кого передавит. Просто крепкое и все.

Киваю на сына, — Это Андрейка. А это лохматое чудо — Муха.

Сына протягивает Олегу рученку. Муха обнюхивает с дистанции. Она еще не отошла после схватки.

Из–за ЗиЛа выходит и становится рядом с Олегом миловидная женщина с ребенком на руках.

— Ольга, — представил свою супругу Олег.

Женщина выглядит лет на тридцать, невысокая — по плечо мужа, стройная, с плавными чертами лица. Сказать что Ольга красивая? Пожалуй, правильнее будет сказать — очень милая. Вот только у молодой еще женщины, густая паутина тонких морщинок вокруг глаз.

— Давно в городе? — интересуюсь у Олега.

— Третий день. А ты?

— Пятый месяц. Местный месяц.

— Стало быть, немножко пообтерся в местных раскладах?

— Самую малость.

— Может, хлебнем чайковского? У нас как раз свежий заверен. И под это дело расскажешь, что тут и как?

Пока Ольга суетится с примусом и небольшим чайником, осматриваю машину Олега.

«131» Зил с зеленым кунгом. Хотя краска по бортам кунга местами облупилась машина практически без пробега. Резина так вообще не изношена. Бампер подкрашен, лебедка блестит свежей смазкой. Все чему положено быть на месте и по виду в рабочем состоянии. С видимой мне стороны на крышку бензобака навешен серьезный замок.

Даже шанцевый инструмент имеется.

— У вояк зилок покупал?

— Угу. Без документов.

Военный ЗиЛ без документов, это из разряда дешевле только даром. Одно плохо — любой ЗиЛ с рождения зараза прожорливый. А уж 131 с приводом на все три моста вообще печаль.

К машине прицеплен самодельный одноосный прицеп изготовленный из моста и обрезка рамы от того же «ЗиЛ 131». На прицеп смонтирован металлический прямоугольный ящик полтора на три метра и полтора метра высотой. Судя по закрепленному на крыше ящика глушителю и куску закопчённой выхлопной трубы, внутри ящика находится передвижная электростанция. Причем, закреплённые на петлях и запертые на врезные замки стенки это еще и дверцы или люки для всестороннего доступа к содержимому ящика.

В теньке за машиной стоит туристический столик и пара красных пластиковых кресел, которые в последнее время наводнили летние кафе и дешевые пивные шалманы.

Олег сел на стул, забрал у жены ребенка и кивнул мне на стул напротив.

Прежде чем сесть, я чисто машинально развернул стул так, чтобы за спиной была только машина. Ну и что, что боком к собеседнику, потерпит. Зато мне все видно по сторонам.

Разливая по стаканам крепчайший кирпичного цвета чай, Олег изрек, — Настоящий сварщик должен уметь варить все. И сталь, и чугун, и цветнину. И суп, и картошку. Но главное он должен уметь заваривать чай.

— Под этим небом настоящему сварщику стоит учиться варить кофе.

— В смысле? — недоуменно поинтересовался Олег.

— Чай тут, почему то не растет. Зато местный кофе — отвал башки.

— А как тут с продуктами? — поинтересовалась стоящая за спиной мужа Ольга.

— Пожалуй, это единственное, с чем тут нормально. Н–да. Только если решите закупаться в городе, сперва меня найдите. А то тем, кто только с Баз тут минимум тройную цену впаривают.

— Было бы неплохо. А то из иностранных языков Ольга только латынь знает, а я……., — Олег безнадежно махнул рукой.

— Латынь!? — пришла очередь удивляться мне.

— Я фармацевт по профессии.

Сварщик и фармацевт, если я что–то понимаю в этой жизни, в Демидовске таких спецов оторвут с руками.

— Вы из Порто–Франко куда двигать собрались? Москва или Демидовск?

— Попутчиков ищешь?

— Как сказать, скорее попутчики ищут меня?

Мой ответ Олегу явно не понравился, и в разговоре наступила пауза.

— В Демидовск, — наконец разрядил затянувшуюся паузу Олег.

— Ну значит нам по пути.

— А когда туда караван пойдет?

— Местные называют это конвой. А вот когда пойдет и стоит ли искать в нем место это пока вопрос открытый, — видя, что Олег и Ольга не в теме объясняю более развернуто. — Сегодня ушел первый конвой в американские анклавы. Это примерно на полпути до Демидовска. А значит, дней через десять в путь двинутся латиносы и русские. Вот только русских тут пока маловато. Можно пристроиться к конвою на западное побережье. Но я бы подождал пока в Порто–Франко придет проводка Русской Армии.

— Когда мы прибыли на Базу, с нее ушел русский военный конвой. Я так полагаю это и есть Русская армия, — Олег отхлебнул из кружки.

— Какой конвой? Что за техника? И почему они не зашли в город? — мысли лихорадочно заметались в черепушке.

— Два танковых тягача с тралами и командный пункт на базе четырехосного «Урагана». Два «Урала» топливоправщика, два БТРа семидесятки и пять или шесть грузовых машины сопровождения. При технике неполный взвод бойцов и два десятка гражданских. Может еще что–то, мы с ними в пару часов разминулись и узнали про них от немца, который на Базе оружием банчит. А почему они в этот город не заехали? Тебе виднее, ты тут местный. Одно скажу, пятеро бойцов прибыло морем на какой–то парусной лайбе. Эта же лайба забрала с базы детей и женщин. Пополнение, техника и гражданские уже ждали прибывших на Базе.

Теперь становится понятно, почему именно сегодня ушел первый конвой по северному маршруту. Они пойдут вслед за конвоем Русской Армии, который проложит и расчистит им дорогу. Догнать по военному организованный конвой РА им не под силу, а вот проехать по его следам это запросто.

— Н–да, сдается мне, придется ехать самим. А места тут лихие.

— Все так плохо?

— Олег, как тебе сказать, чтобы не соврать. За то время что я нахожусь здесь, я успел насмотреться на тех, кто попал под раздачу.

Опять какое–то время молчим каждый о своем.

— Олег, ответь мне на два вопроса. Ты сидел? И каким ветром вас сюда задуло?

— А тебя? — выдержав паузу, отвечает вопросом на вопрос Олег.

Кратко пересказываю историю моего появления здесь. Скрывать мне особо нечего.

— Сидел, — признается Олег.

История Олега и Ольги кабы не краше моей.

Герой–десантник, отдав интернациональный долг в горах Афганистана, вернулся к любимой девушке. Счастье было не долгим. Сельский клуб, драка, и холодное тело по итогам.

Советская власть учила своих защитников убивать врагов, хорошо учила должен заметить. Но вот убивать своих граждан, тут советская власть была непреклонна.

Пусть даже эти граждане бухие и напали вшестером на одного.

То, что в драке Олегу пару раз проткнули ливер и очнулся он в уже больничке, зачлось самым гуманным судом в мире. Но свои восемь лет он получил сполна. Отсидел пять и вышел с очередной амнистией.

Ольга дождалась его и они наконец расписались. Олег устроился сварщиком на завод, Ольга уже работала в аптеке. Через год у них родился сын. А еще через два года на волю вышли граждане, у которых к Олегу накопились серьезные вопросы. Что они не поделили на зоне, Олег не сказал. Но судя по количеству и виду шрамов на его теле, делили крепко.

Олег и Ольга планировали рвать когти и залечь на дно в другом конце страны.

И тут к ним в гости заглянул вербовщик Ордена.

Кроме обычного хабара, который есть в каждой семье, продавать им было особо нечего. Орден помог добраться до внешней Базы. Вербовщик Ордена помог с покупкой машины.

К моему немалому удивлению, внешняя база Ордена, через которую уходили Олег и Ольга, совсем не походила на ту, через которую уходил я. Неприметный кирпичный пакгауз на тупиковой ж\д ветке. Ни какой тебе передержки и накопления переселенцев. Приехали, перегрузились с машины на машину и в портал.

Как мне кажется, Олег уходил через временную точку перехода. Но это так, мои интуитивные догадки.

— Олег, если не секрет что за гроб на колесиках прицеплен к твоей машине?

— Пойдем, покажу, — подмигнул мне Олег, перехватил карапуза поудобней и двинул к прицепу. — Смотри, — отомкнув замок больше похожим на отмычку ключом, хозяин приоткрыл стальную дверцу.

Хм, я примерно подозревал что–то подобное. Но вот чтоб на столько. Нет, не перевелись еще Кулибины на земле русской.

Половину ящика занимала старенькая передвижная электростанция на три фазы и киловатт этак тридцать мощности. Остаток объема делили между собой, навороченный сварочный аппарат с аббревиатурой ПЗ «ТЭСО», катушки с кабелями и проводами, подключенный через дополнительный шкив и разъемную муфту пневмокомпрессор, воздушный ресивер.

— Сильно придумано.

— Это еще не все, сказал Олег и с видом факира открыл дверцу в нижний отсек.

— О как. Кислород, пропан, отбойный молоток с пневмо шлангом. А это что за баллоны?

— Углекислый газ для полуавтомата и аргон для сварки неплавящимся электродом. Слышал о таком?

— Слышал, и не только о нем.

— Последние год–полтора на заводе зарплату меньше чем на пять месяцев не задерживают. Пришлось крутиться. Халтурил на ремонте теплотрасс, монтировал отопление частникам, зимой латал сейнеры рыбакам. Вот и пришлось такой агрегат соорудить — чтоб все мог. А пред отъездом основательно собрал все в кучу и навел марафет.

— С таким агрегатом ты точно без работы не останешься.

— На то и расчет, — весело оскалился Олег.

Все время разговора я ожидал появление по мою душу местных блюстителей порядка.

Но когда в дальнем конце сборной площадки, ближе к городскому периметру хлопнул одиночный выстрел, стало ясно — у блюстителей закона появились проблемы важнее тривиального мордобоя.

Не смотря на то, что я крайне подозрительно отношусь ко всем сиделым гражданам, Олег мне понравился. Как правило сидельцы по ушам так ездят, только успевай лапшу снимать. А этот не такой, Олег скорее молчун. Лишнего не скажет, а если что–то говорит, то сперва подумает. Судя по состоянию техники, мозолистые руки растут у Олега из правильного места.

Да и Ольга может оказаться человеком очень полезным. В моем понимании фармацевт это не совсем врач, но в нашей ситуации даже это манна небесная.

Обузой их семейство точно не будет.

 

Порто–Франко

28 число 02 месяц 17 год.

Следующим утром я добрался до сборного пункта конвоев ближе к полудню.

Утром пришел караван переселенцев с Баз, и на площадке ощутимо прибавилось суеты и техники. А еще под натянутыми маскировочными сетями расположилась группа бойцов Ордена. Что самым позитивным образом отразилось на обстановке. Переселенцы стали вести себя скромнее, а откровенно криминальные личности изо всех сил старались не отсвечивать перед орденцами.

Получалось не у всех.

Зайдя на сборный пункт со стороны промки я нос к носу столкнулся с тремя бойцами ордена облюбовавшими скрытой от глаз закуток и весьма недемократично объяснявших бородатому субъекту в клетчатой рубахе его права и обязанности.

Объясняли доходчиво, но аккуратно, вполсилы вгоняя кулаки в пивное брюшко хулигана.

Общение блюстителей порядка с нарушителями этого самого порядка процесс интимный. А уж когда сами блюстители преступают закон, интимный в двойне.

Метелившие бородатого пузана бойцы зыркнули на меня так, что стало понятно, я следующий. Просто по тому, что оказался не в том месте не в то время.

Убегать несолидно, да и бесполезно, еще стрелять начнут. С них станется.

Так что вперед.

Тем более что у стоящего ко мне спиной бойца отсутствует мочка уха.

— Лю, какими судьбами.

— А, Дэна, — имевший уставший вид Красавчик Лю, потерял интерес к воспитуемому. Поняв, что экзекуция закончена, секунду назад смотревшие волками подчиненные, поволокли бородача, отлежатся в теньке.

В отличие от подчиненных в Лю не было злости. Не достучаться до человека через голову, не проблема — постучим в печень. Рутина.

— Приболел не вовремя, и шеф ушел в патруль без меня, — сказал Красавчик таким тоном, что стало понятно — он не против такого расклада.

— Здоровье беречь нужно, тем более тут его поправить почти негде.

Лю вытряхнул сигарету из красно–белой пачки, подкурил, глубоко затянулся, выпустив дым ноздрями.

Орден это Орден. Кто еще может похвастаться централизованным снабжением сигаретами (риторический вопрос)? При том, не абы какими, а минимум пятью сортами на выбор. Судя по пачке, Лю предпочитает «Мальборо».

У него даже манера курить характерная. Красавчик держит сигарету только левой рукой, оставляя правую руку всегда свободной на пострелять.

— О, — что–то вспомнив, Лю щелкнул пальцами той самой правой руки. — Дэна, знаешь, где безлошадные собираются?

— Знаю.

— Сходи, там сидит дед из ваших. Может, пристроишь его куда.

— Н–да…….

В переводе на русский это значит примерно следующее — на сборный пункт как–то попал русский старикан, которого Орден посадит мне на шею до Демидовска.

Почему на мою?

Так других нет.

Совсем нет. Это странно. И это напрягает.

Орден временно прикрыл калитку для переселенцев из России. Оставил щелочку, через которую сюда просачивается исключительно криминал. А вот спецов за последнее время нет совсем.

Судя потому, что База завалена нефтеперегонным оборудованием Орден и русские делят нефть. Сама–то нефть понятно за русскими, но это мелочи. Основные деньги в ее переработке, транспортировке и главное продаже.

Видимо что–то пошло не так, и Орден дернул за нужные рычаги.

Тот же Олег, он исключение из этого правила. И сюда его пустили исключительно за криминальное прошлое.

Разномастная толпа переселенцев пряталась от солнца под длинным навесом. За исключением четверки азартно играющих в карты латино, по один–два человека рассевшись на ящиках, нигде не сбиваясь в большую группу.

Это как раз понято, чтобы сбиваться в группы по интересам нужно как минимум понимать друг друга.

А тут, кого только нет.

Пара ярко разодетых негров сидя дергаются в такт музыке из плеера. Плеер у них один на двоих и они поделили динамики наушников по одному на негра.

Странный народ негры, тут жара и духота такая, что хочется забиться в самую глубокую тень и не вылезать оттуда до заката, и чтоб фонтан рядом. А эти дергаются, как заведенные. Мерзнут что ли. Хотя кто его знает, может у них на экваторе в лютые морозы такая жара стоит.

Рядом с неграми, ковбойского вида мужик, с флагом конфедерации на шляпе, в пол голоса беседует с качком — альбиносом в армейских штанах, обтягивающей рельефный торс в камуфлированной майке и белой бейсболке. Странное сочетание — белая бейсболка с торчащими из–под нее длинными, молочного цвета волосами.

За ними дремлет пожилая пара. На мой взгляд, скандинавы, есть у них в масти что–то этакое — нордическое.

Щедро расписанный народными индейскими мотивами, невысокий, жилистый, как старый ремень, парнишка с глубоко посаженными, раскосыми глазами, валившимися щеками и орлиным профилем делает вид что дремлет.

Но это только на первый взгляд, если присмотреться, заметно, что на самом деле он наблюдает из–под прикрытых век.

Не, реально, натуральный индеец. Только не из всяких там Виниту и Чингачгуков, а скорее его предки ближе к Монтесуме или Куатемоку.

А где мой дед?

О! Земеля.

Присаживаюсь рядом с пожилым — под полтинник, сухеньким мужичком. Моя бабушка называла таких — дети войны. Плохое питание, короткое детство в бараках или землянках мало способствует статному телосложению и богатырской ширине плеч.

— Не занято? — аккуратно сдвигаю в сторонку поношенные кирзачи с торчащими из них землистого цвета портянками.

— Ась, чего?

Потерянный какой–то мужичек. Недельная щетина придает ему совсем уж бомжеватый вид, да и запах соответствующий.

Но, не бомж, нет. Пострижен просто, но аккуратно, расчесан даже. Одежда рабочая, но не рванина с помойки. Руки мозолистые, зубы на месте. С правой стороны лица остатки приличного синяка, так и я сюда заехал не красавцем писанным.

— Отец, присесть рядом с тобой можно?

— Ась……, ой, конечно, конечно.

— Дэн, — протягиваю руку.

— Степаныч.

Рукопожатие у мужика неожиданно крепкое.

— Те, Ильюха Муромский не родственник, так и руку оторвать можно.

— Ась? Не. Я не с Мурома, новгородский я, из–под Старой–Руссы.

— Сюда, каким ветром занесло? Если не секрет конечно.

Что–то мужичек совсем уж не в своей тарелке. Любой нормальный человек насторожится от моих расспросов.

Сидишь себе, никого не трогаешь, а тут к тебе фраер залетный подкатывает, и начинает в душу лезть. На дурака, вроде, не похож, а тупит.

— Да, Васька — сучара, запил крепко, вот меня вместо него и подрядили в Москву ходку сделать.

Мужик жадно посмотрел на дымящих табаком картежников, сглотнул и на манер собаки втянул воздух.

— Начальник, у тебя папироски нет часом? — и глаза такие жалостливые, как у маленького ребенка.

— Фу–фу–фу, Степаныч, ты попутал чё–та. Начальники они все Там, на зонах остались.

А сигареты у меня есть. Именно для такого случая таскаю в кармане взятую на щит у цыган, уполовиненную пачку.

Степанычу не до ответа. Мигом запихав в пасть сомнительного вида сигарету, Степаныч дрожащими руками пытается добыть огонь из старой, бензиновой зажигалки.

Наконец–то добыв огонек, в два затяга выдувает пол сигареты и блаженно закатывает глаза — вот она нирвана. Еще затяг и чакры начнут открываться.

Перетекший каплей жидкой ртути, расписной индеец, интернациональным знаком демонстрирует порочную наклонность к открыванию чакр, путем выкуривания халявных табачных изделий.

Но, без борзоты во взгляде. Не требует, просит скорее, но и не заискивает.

Перспектива расстаться с частью вожделенного курева для добившего до фильтра первую сигарету Степаныча смерти подобна.

— Степаныч, не оскудеет рука дающая.

— Ась?

— Бог, говорю, велел делиться. Отсыпь парню две сигаретки, кто знает, как жизнь повернется. Нас ведь тут не на прогулку в санаторий собрали.

— Так ить, где ж я курева еще возьму–то? Третий день без курева.

Но, пару сигарет из пачки вытряхивает.

— Грациос.

— Ась?

Расписной индеец прикуривает от одноразового Крикета, морщится — эстет хренов.

В отличие от Степаныча расписной не втягивает по пол сигареты за раз, а дымит короткими затяжками.

— Поблагодарил он.

— А…. ну да. Я–то еще одну скурю?

— Да хоть все. Поехал ты в столицу, дальше что было?

— Ась? А… Ну да, приехал я значится в Москву. Все чин–чином, загрузился, значится, а пятница была, вот я к Кольке — дружку своему армейскому и заехал на постой. Вечером посидели, как водится, как без этого. А по–утряни, Кольке на работу надо, даром что суббота. А он лыка не вяжет, перебрал с вечера, хотя и немного выпили. Подменить попросил, а то уволят, говорит, строго у них с этим. Пропуск свой дал, хоть мы и не похожи, но Колька уверял — проканает. Я что, другана выручать надо — пропуск взял, сел, поехал. Приехал по указанному адресу, а там хрен поймешь, то ли база какая, то ли мастерские ремонтные. Заехал в ангар, а там темно как у негра в заднице. Со мной старшой по машине был, ты говорит — свет не включай и глаза закрой, объект то секретный. Я и закрыл.

Степанычь нервно задымил очередной сигаретой.

— Как табачок, Степаныч?

— Получше «Примы» будет, но не «Беломор», нет.

Везет мне на табачных эстетов сегодня.

— Степаныч.

— Ась?

— Я так понял — глаза ты открыл уже здесь. Понятно…… Дай угадаю, что дальше было. Тут тебя встретили «старшие по машине». Сказали, что надо до города смотаться и сразу назад. По приезду пару пузырей выставили, а утром ни «старших» ни машины. Так было?

— Почти.

Степаныч, зло сплюнул на окурок и сунул его под ящик.

— Начальник, я ж не алкота какая. Я с понятием….

— Достал ты со своим начальником…..

— Ну…., извини, командир. Я вот начальником только над собой могу быть. А ты, людей направлять можешь, твое это. Я ж вижу.

— Так уж и видишь?

Хитрован старый, курева тебе еще хочется. Да и попал ты крепко, крепче, пожалуй, и не придумаешь.

— Ладно, проехали. Как тебя с хвоста–то сбросили?

— Как–как, так сбросили. Сунули в морду два раза и выкинули из машины. Очнулся, а тут такие страсти вокруг водятся, как штаны не уделал, сам не понимаю. В кустах просидел ночь — страху натерпелся. Потом вижу, колонна идет, вышел к ним. А там басурмане, по–русски не белмеса не понимают. До города довезли, в милицию сдали. Спасибо хоть в степи не бросили. В кутузке просидел, не знаю сколько, дня три не меньше. Потом какой–то курат при погонах сюда привел. Сказал, — Сиди–жди. Вот сижу–жду вторые сутки. Чего ждать–то хоть?

— Понятно.

— Степаныч, ты в курсе, тебе местные власти по прибытии подъемные заплатить должны.

— В курсе.

Похоже на деньги Степаныча тоже развели.

— Ай–ди — документы хоть остались у тебя.

— Остались. Странно деньги забрали, а документы оставили.

— Это как раз нормально. Если бы тебя без документов нашли стали выяснять, кто ты и что, а так чего выяснять все и так понятно. Жив–здоров, иди–гуляй, крутись, как хочешь. Но это тебе еще повезло, дороги на запад еще не просохли, а так бы ехать бы тебе, Степаныч, за тридевять земель. И остаток жизни корячится там за еду. Это если повезет, конечно. Тебя когда кормили последний раз?

— Вчерась утром.

— Н–дэ, натощак курить вредно. Пошли, перекусим, заодно прикинем, что с тобой дальше делать.

— В смысле?

— Да как тебе сказать, отец. Официально вроде демократия и безграничная свобода, но это официально. А по факту, очень скоро тебя попросят на выход из города. Не кормить же тебя нахаляву.

— А куда же я тут поеду? — совершенно по–детски удивился Степаныч.

— К русским поедешь сперва на запад, а потом на юг.

— К русским на юг……, путано как–то выходит, без пол литра и не разберешься……..

— Степаныч, ты ж вроде говорил, что с понятием.

— Да это я так, к слову.

Степаныч достал из кармана пачку сигарет, покрутил в руках, и со вздохом засунул обратно в карман.

— Степаныч, тебя Там искать будут?

— Вряд ли, машину Васькину я на базе оставил, где груз забирал. Ну, пропал шофер, кого этим удивишь в наше время. Пришлют нового водилу и заберет он машину, делов–то. Заявление в милицию напишут. Может быть. Да толку с того заявления.

— А родня?

— Так старший мой в Ленинграде работает, хорошо, если раз в полгода заедет, батю проведать. Дочка за офицера замуж вышла, с ним на Сахалин уехала. Какая тут связь. Младшенький мой — Виталька, в армии, ему еще полгода до дембеля. Письма пишет, а я — пень старый, редко отвечаю.

— Понятно.

— Командир, мне тут давеча в милиции баяли, что мы и не на Земле вовсе? Брехали поди, сволочи?

— Да нет, отец. Не врали тебе.

— Вот ведь как, такое и не в каждом фильме покажуть, а тут на тебе.

Степаныч не удержался и задымил очередной сигаретой.

— И что, обратно нам ходу нету?

— Я тут сам не так чтобы давно. Но, насколько мне известно — нет.

— Эх беда…… Пропадет Виталька без пригляду, как есть пропадет. Так–то он парень хороший, справный, но пригляд за ним нужен, тогда не забалует и выйдет из него толк.

— Ходу нет, но шанс есть. Есть способы Отсюда весточку Туда послать, человека нужного Сюда вывезти. Не знаю хороший ли это вариант, и уж точно не бесплатный.

Степаныч на посыл не реагирует ни как, молча смолит папироску, думая о чем–то своем.

— Степаныч, я понимаю, парень растет, но разве мать за ним не приглядит?

— Померла матушка, три года уж как. Она меня — дурака старше была на двенадцать лет. Да по малолетству — в войну, натерпелась. Вот и не сдюжила.

Попал мужик и не просто сам попал — семью свою подставил, с его точки зрения.

— Машина, на который ты приехал, тоже пропала? — это я так, пробный шар, на удачу.

— Не, тут они стоят, в отстойнике за забором. Меня когда сюда аккурат мимо того места вели.

— Они? Что я не догнал краями. Что за они? Я думал ты сюда на одной машине заехал.

— Не, на двух. На одной я за рулем. А МАЗ тот без водилы был. Пришлось одному из «экспедиторов» за баранку садиться. Хотя водила из него, как из дерьма пуля.

— Давай ка с этого места подробнее. Что за машина? Путная хоть?

— Тьфу на нее, страсть одна. Масло жрет, как бензин, гидроусилитель не пашет, воздух травит. Я свечи два раза чистил пока досюда доехал. И не сказать, что старая — лет семь восемь от силы, но ушатана в хлам.

— Марка машины какая?

— «Колхида» — горный тягач, мать его. Слыхал про такую?

— Полуприцеп что ли?

— Он самый.

— А сам прицеп как, живой?

— А чего ему будет, там железо одно.

— Э–не, отец. Не торопись с выводами, как минимум попробуем с этого хлама денег поднять. Хоть на курево у тебя деньги будут.

— На курево — хорошо бы. Помоги, командир, я не забуду.

— Я сказал как минимум. А вообще план такой. Сейчас перекусим по быстрому. А потом пойдем, предъявим за твой транспорт. У тебя документы, которые Колька дал, сохранились?

— Да, а что?

Ишь, подозрительный какой стал, раньше думать надо было.

— Если они тебе не дороги. как память, дай их мне. В торге за твою «Колхиду» могут стать весомым аргументом. Ты что вез, кстати?

Есть тут одна коллекционерка ненужных Ай–Ди, не думаю, что для нее это будет, сколь–нибудь интересно, но попробуем — вдруг прокатит. На крайняк будем давить на жалось. Хотя……., надавишь на неё, как же.

— А хрен его знает, что вез. Коробки какие–то, ящики. Эти фраера все цыкали — вези аккуратней. Держи документ, на кой он мне теперь.

— А по весу, тяжелый груз?

— У меня тонн шесть, край шесть с полтиной. Больше эта страсть, отродясь, не увезла бы. А в МАЗе не знаю даже, вряд ли больше двух.

— Что так мало?

— Так МАЗ–самосвал. Не щебенку же везли, а ящики. А куда их там погрузишь.

И что мы имеем, восемь–десять тон, какое–то нежное оборудование, которое весьма срочно потребовалось кому–то очень не простому. Или за ленточкой сперли, что–то ценное и в темпе сюда переправили.

Возможно такое?

Да запросто.

Не похож весь этот блудняк вокруг Степаныча на спланированную заранее акцию. На форс–мажор похоже.

По срочному нашли лоха из глубинки, развели на переход Сюда, а тут еще и на подъемные кинули. По стилю исполнения на бодрую братву похоже. А все бодрые у нас около Москвы трутся.

Может и удастся со временем разнюхать детали.

Только толку с этого. Будем реалистами, рассчитаться вряд ли шанс выпадет. Да и кому рассчитываться, Степанычу?

Мне, оно точно не надо.

Но, зарубку на память оставим, мало ли.

Дабы далеко не бегать отобедали в небольшой, совсем недавно построенной едальне, притулившейся на стыке промки и городской застройки.

Кормили тут сытно, хотя и однообразно.

Лично мне есть не хотелось, я ограничился кружкой легкого красного вина под тарелку нарезанных фруктов.

Степаныч заглотил сто грамм рома, и захлебал ром миской густой мясной похлебки, щедро заправленной пережаренным луком.

Если на чистоту, я решил проверить, не окосеет ли Степаныч со ста грамм.

Степаныч тест прошел на крепкую пятерку. Хмеля ни в одном глазу, за то нервяк в котором он прибывал, заметно отпустил.

Пока Степаныч орудовал ложкой в миске. Я прикидывал расклады.

Не сказать, что Степаныч мне нравился или не нравился.

Он был полезен.

И вариантов кроме меня у него не было.

Хороших вариантов. А в плохих он только что побывал.

Это ж какой подгон мне товарищ Судьба сделал — подогнал как минимум второго водителя до Демидовска. А как максимум еще и водителя с машиной.

Осталось доказать, что эта машина наша.

Как и ожидалось, Степаныч привел меня в отстойник, которым заведовал Марио.

Пузатый итальяшка раздобыл где–то бочонок отличного красного вина. И сибаритствовал развалившись на потрёпанном шезлонге со стаканом красного в руке и толстой, чем–то похожей на член, сигарой в зубах.

Выпив по полстакана красного (итальянец нацедил вина только мне, а Степанычу пришлось сиротливо топтаться в сторонке) перехожу к делу.

Так, мол, и так, друг Марио. Вот этого почтенного гражданина, третьего дня обманом заманили на Новую Землю. Так мало того, что обманули, еще и машину отняли. И как водится, жизни лишить пытались, куда ж без этого. Но дядька выжил и увидел свой транспорт у тебя в отстойнике. Какой транспорт? Да вон тот тягач с полуприцепом, что возле самого входа стоит. Где его нашли кстати? В порту, стоял брошенный. Вернуть бы надо чужое.

— Да забирай, мне этот хлам даром не нужен. Ключей только нет, — итальянец плеснул в стаканы очередную порцию вина.

— Степаныч, пока клиент не передумал, в темпе двигай, проверь все ли на месте и если сможешь заводи свой агрегат.

Почему Марио вот так вот запросто отдал машину?

Во–первых — я могу связаться с Базой Ордена, через которую прошел Сюда Стапаныч. И там подтвердят, когда это было, и на каком транспортном средстве был переселенец.

Я это знаю, а Марио знает, что я знаю, как получить нужную ставку в местном отделении Ордена. Орден ведь тут строит пусть и свободное, но правовое государство. Так что с базой пусть и не сразу, но свяжутся, и нужную бумагу дадут.

Во–вторых — у него отстойник под завязку забит доведенной до ума техникой. Дожди шли долго, техники скопилось много. А сухой сезон еще не начался толком, и продаж практически не было.

В–третьих — «Колхида» Степаныча была в таком состоянии, что прямо просилась под пресс.

— Теперь поговорим о главном.

— Я весь внимание…….., — Марио опять разлил по стаканам.

— Машинок было две.

Прежде чем идти в конторку Марио, я осмотрел стоящие борт о борт невзрачную «Колхиду» с полуприцепом и МАЗ–самосвал.

«Колхида» мне не интересна. Степаныч сказал — страсть одна, и у меня нет оснований ему не верить.

А вот МАЗ.

По большому счету машина хоть и не новая, но до недавнего времени пребывала в хороших руках. В салоне грязненько, левое боковое стекло «спальника» выбито. Аккумуляторы сняты, но матово блестящие клеммы свидетельствуют, что не далее как пару дней назад все было на месте. Колеса приспущены, но не критично перегнать машину вполне хватит.

По механизмам визуально все живое, приборы на месте, сильных потеков масла не наблюдается, видно что МАЗ даже подкрашивался недавно. По–самосвальному коротенький кузов дополнительно наращён толстыми стальными листами.

Из опыта начальника над пестрым автохозяйством полное ощущение, что на Мазе ездил рукастый и обстоятельный водитель, а потом на него пересел раздолбай–ездун.

Пасьянс продолжает складываться. МАЗ однозначно нужно брать.

Беглый опрос показывает, что начальство шустрого итальянца пока не в курсе по поводу этой машины.

Для Марио тоже сошлись созвездия и он не против реализовать выпавший шанс.

Да что там не против, жадный итальяшка не знает, куда руки деть от жадности.

А раз так, будем торговаться. Чтобы там не пищал Марио о неуместности торга.

Торг уместен. Точка.

Если я беру машину сразу и не торгуясь, на чем настаивает пузатый макаронник, мне она вполне по карману.

Эта сделка помножит на ноль мои золото–валютные резервы. Точнее, лишусь я только стратегического запаса местной валюты. Золотишко (что проходит по части стратегических запасов) и небольшой–тактический запасец местной валюты у меня останутся.

По итогам непродолжительного торга цену удалось сбить всего на три сотни экю. Зато Марио взял на себя повышенные соц. обязательства и ударными темпами заправить полбака солярки, вернуть на машину аккумуляторы, инструмент, и две запаски, оказывается, запасливый водила возил пару запасных колес, и солидную канистру с моторным маслом.

В отношении непростых отношений Марио и его начальства я угадал. Посему темпы приведения Маза в работоспособное состояние оказались ударней ударного, и спустя полчаса Маз зарычал, прогреваясь на холостых оборотах.

Вот тут и выяснилась одна интересная деталь — кузов самосвала не поднимался. Но время прижало ушлого итальянца так, что он удвоил скидку, лишь бы я быстрей уехал.

Вот такая тут торговля машинами. Ни тебе нотариусов, ни регистрации в ГАИ с подъемом в пять утра и очередью до обеда. Ударили по рукам, и машина сменила владельца.

Правда есть нюанс, если вдруг объявится прошлый хозяин МАЗа, у меня появятся проблемы. Как с хозяином, так и с законом. А ушлый итальяшка уйдет в отказ.

Чтобы проблемы не появлялись, а пузатые макаронники не соскакивали с темы, я ограничился выплатой очень скромного аванса. Окончательный расчёт итальянец получит только, когда я помашу ручкой Порто–Франко.

Теперь о том, зачем мне все это нужно?

Как там у Высоцкого:

Едим мы на стройку, так что МАЗ там будет в самый раз.

Кто его знает, как повернутся дела, и чем придется зарабатывать на кусок хлеба.

Первой мыслью было посадить за руль самосвала Алису. Обезьяну учат ездить на велосипеде, солдата на танке, а в стране где каждая кухарка может……………., симпатичный архитектор освоит самосвал.

Машина с короткой базой, несмотря на один ведущий мост проходимая как все, что ползает по полям, карьерам и стройкам. Гидроусилитель имеется, а ехать нам не по Невскому в час пик. Если Алиска притрется к какому деревцу, это исключительно проблемы деревца, при таком–то бампере.

В кузов погружу весь запас стальных профилей, труб, кислородных баллонов и прочего тяжелого железа, а сверху установлю Алискину «Ниву», в оставшееся место распихаю остальной хабар.

Трубы и профиля будут торчать из кузова, но это не страшно, откину задний борт или еще что придумаю, благо знакомый сварщик у меня есть.

Но товарищ Судьба тут же внес свои коррективы в мой мне всякого сомнения толковый план. Сделав его еще более толковым.

— Двигун клина хватил, за маслом неуследили, — протирая руки грязной тряпицей, сообщил Степаныч. Тряпка была настолько грязная и пропитанная маслом, что оттереть ей что–либо было заведомо бесперспективным занятием.

— Хм, беда……. Так, Степаныч, а скажи–ка мне, ты сможешь переставить седло с «Колхиды» на МАЗ?

Пожилой водитель поскреб грязной пятерней заросший подбородок, — От чего же не переставить. Дело не хитрое.

— Тогда так. Готовь удавку. Оттащим это ведро к одному хорошему человеку. Сегодня приводи себя в порядок. А завтра переделываем самосвал под тягач для твоего полуприцепа. И дальше едешь на нем ты.

После короткой заминки Степаныч кивнул и ушел за тросом.

Спустя пол часа «Колхида» и Маз припарковались рядом с машиной Олега.

Облюбовав симпатичную скамеечку под живым навесом, Алиса листала потертую книжицу в мягком переплете и в полглаза приглядывала за играющей с детьми Ритой.

Мое появление было проигнорировано напрочь.

Уходил–то я пешком, а приехал на самосвале. Да еще и опоздал на три часа.

— Про что пишут?

— Да так. Совершенствую свой английский — читаю бульварный романчик про дочь плантатора после кораблекрушения жившую на острове вместе с парой рабов купленных её отцом.

— Помесь «Робинзона Крузо» с «Рабыней Изаурой»?

— Ты читал «Рабыню Изауру»? Или только смотрел сериал?

— Алис, число жителей СССР смотревших этот сериал превышает количество зарегистрированных граждан Союза минимум вдвое. И да я читал «Рабыню Изауру». Первую страницу и полторы последних.

— А ты эрудит, — ехидно подколола меня Алиса.

Давай, давай смейся. Сейчас придет моя очередь шутить.

— Алис, я заинтригован. Ну–ка подробнее, про этих негров.

Со слов Рыжей сюжетец примерно такой.

Возвращаясь, после посещения Европы, дочь богатого плантатора выбрала не то судно. Ветер, волны, шторм, рифы трах–бабах. Караблекрушение пережили дочь плантатора и два негра, которых приказчик ее отца прикупил на Антильских островах.

Дальше как водится любовь–морковь, и через девять месяцев на свет появился крохотный негритеночек. В отличие от Изауры, негритенок уродился черный — весь в папашку. Спустя еще полгода к островку причалили благородные пираты, доставившие девушку к отцу (не бесплатно конечно).

Попутно разлучив плантаторскую дочку с любимым.

Ребенок умер еще на острове, суровый тропический климат, болезни, скудная диета.

Папашка–плантатор выкупил у пиратов своих негров и с особым цинизмом сгноил обоих на секретном серебряном руднике.

Убитая горем главная героиня сыпанула папаше в ром яду и вышла за старого, но богатого соседа плантатора, по чистой случайности влезшего в долги к папашке главной героини. Чтобы через пару лет стать безутешной вдовой и закрутить роман с бедным, но весьма симпатичным художником.

— Алис, я так мыслю, все было немного не так. Когда два негра оказываются на необитаемом острове в компании белой женщины. Имеется ровно два варианта. У негров есть баскетбольный мяч, или у негров мяча нет.

— Причем тут мяч?

— Как причем. Если мяч есть, белую женщину изнасилуют на следующий день после кораблекрушения. И будут насиловать с перерывами на партию в баскетбол до прибытия другого корабля. Если мяча нет, то ее изнасилуют сразу. И будут насиловать все свободное время, а свободного времени у негров будет много, так как больше заняться им решительно нечем. Управляющий покупал негров не за красивые глаза, а за силу и выносливость. Понимаешь, к чему я клоню?

— Фу, пошляк.

— Я такой, ага. Но ты слушай дальше.

— Завидев паруса, главная героиня самолично приморила младенца. Потому как это такой кампроматище, что узнай об этом приличные люди, в смысле другие плантаторы и прочие достойные белые колонизаторы, главную героиню не то, что замуж, ее бы в монастырь не взяли. В лепрозорий разве что, и то при условии, что он расположен где–нибудь в глубинке. Про «благородных» пиратов рассказывать не буду. Если не вся команда, то, как минимум, капитан неплохо провел время, пока доставлял дочурку к папашке–плантатору. Похоронивший и оплакавший дочурку плантатор неиллюзорно офигел от свалившихся на него раскладов. Но в колонизаторы сопляков не брали, и удар судьбы эти люди держать умели. Посему негры были выкуплены у пиратов. После чего, чтоб не сболтнули лишнего, им как минимум отрезали языки. Но я бы поставил на то, что одними языками там дело не ограничилось. Дальше банально. Яд отцу. Брак по расчёту, с последующим выпиливанием престарелого новобрачного в верхнюю тундру. А в столь почтенном возрасте даже от сквозняков умирают. А уж если свалиться с лошади.

— Тьфу на тебя. Все опошлил. Я теперь эту книжку читать не смогу. И не узнаю, как сложилось у плантаторши и художника.

— К бабке не ходи латифундистка лицом была страшная как вся моя жизнь. Особенно после длительного пребывания в теплой негритянской компании. Так что художник обнесет плантаторшу на столовое серебро и сбежит с певичкой третьесортного театра.

— Ты на что намекаешь? — по–восточному раскосые глаза превратились в щели.

— В смысле?

— Я про твой намек на художников и серебро.

— Про серебро………… н–да. Алис я тебе машину купил.

— Что? — уже привыкшая к моим финтам Алиса, тем не менее, слегка обалдела от такого поворота.

— Вон ту. Синенькую, с серым багажничком.

Кабина у МАЗа действительно была синяя, а кузов шарового цвета от толстого слоя пыли.

— Это что, твой свадебный подарок? — перешла в атаку Алиса.

— У тебя с приданым напряженка. Если твоя «Нива» пойдет в приданное, то так и быть. Считай этот чудесный автомобиль моим свадебным подарком. Я даже тебе водителя персонального подыскал.

— Дэн, а ты не боишься старой как мир истории про водителя и симпатичных жен?

— Ну что ты. Я предусмотрел этот вариант.

— Хм, и когда свадьба?

— С фатой и свадьбой на весь аул, у нас не срастется. Зато завтра после завтрака дойдем до офиса Ордена, узаконим наши отношения и сменим тебе Ай–Ди.

 

Порто–Франко

29 число 02 месяц 17 год.

Лениво ковыряясь в тарелке с яичницей и беконом, размышляю о фундаментальных различиях между мальчиками и девочками.

С моей точки зрения, мой свадебный подгон первым делом должен быть осмотрен, ощупан, подзаряжен, отремонтирован, обслужен, смазан, протянут, перебран, дооборудован, доукомплектован и т. д.

По началу МАЗ как и любая новая (в смысле только приобретённая) техника сосет деньги не хуже пылесоса или проституток из «Розовой чайки».

Радиостанцию установить надо?

Надо. И это не обсуждается.

Поменять масла и фильтра надо?

Надо.

Закупить впрок фильтров, ремней, масел и прочих расходников.

Надо.

Следующий магазин будет очень не скоро. И это не вопрос пространства, а вопрос времени — года через три–четыре где–нибудь в тысяче верст от места, где мы будем жить, может быть откроется магазин автозапчастей.

С точки рения Рыжей все это само собой разумеющиеся мальчиковые мелочи. А первым делом машина должна быть вымыта, хотя в данном случае будет более уместен едкий морской термин — надраена. Потому что она, — Фи. Грязная.

Поэтому всю первою половину вчерашнего дня я во главе своего семейства наводил на МАЗе марафет, а вторую — метался, пытаясь договориться об установке радиостанции, ремонте, закупке запчастей и расходников.

А если к этому добавить, что вдохновлённая новым Ай–Ди Алиса, творила две ночи подряд.

Н–да, вот честно, хочу завести свой броневик и сбежать на проводку конвоя до Рейна. Денег срублю, но главное, чутка отдохну от алискиного темперамента. Мне уже давно не семнадцать лет и мысли о сексе с утра до вечера давно не кажутся мне привлекательными.

В жизни все намного умереннее и прозаичнее.

Со стороны кухни медленно вышла осоловевшая Муха. Сыто рыгнув, псина завалилась на газон и под возмущенные крики Афродиты, принялась возить по нему мордой. Как мяса нажрется, так потом полчаса ищет, обо что морду вытереть.

Определив, что у собаки есть дела поважнее, чем гонять по двору истеричную шимпанзе. Афродита спустилась с крыши и уселась напротив меня.

— Печеньку хочешь?

— Ых–ых–ых, — отклячив нижнюю губу надула щеки шимпанзе. Вот как можно одновременно надуть щеки и оттянуть нижнюю губу почти до груди?

Получив надкушенную печеньку, Афродита принялась ломать ее на части. Засовывая отломанные кусочки за щеку. И при этом косится на стоящую на столике корзинку с фруктами.

— Ух–ух–ух, — сообщила мне Афродита, растопырив розовые ладошки с прилипшими к ним крошками.

— Это уж я не виноват, что ты раскрошила больше, чем съела.

— Х–х–х–х–х. Ф–ф–ф, — не согласилась со мной шимпанзе и вытянула руку показывая на что–то у мне я за спиной.

— Не паясничай, я знаю, что там ничего нет и быть не может.

За моей спиной виден только кусок неба над морем. Причем само море отсюда не видно, мешает плотная живая изгородь.

— Ых–Ух–Ф–ф–ф! — продолжила гнуть свою линию обезьяна.

Кто–то научил шимпанзе трюку с отвлечением внимания и воровством со стола всего, что плохо лежит. Но у меня на столе только корзинка с фруктами, которых у шимпанзе и так бери — не хочу, и столовые приборы, к которым Афродита не прикоснётся даже под страхом смерти.

Зи–Зу и Йонкер отличные педагоги и быстро внушили шимпанзе, что ей трогать нельзя. Подозреваю, эти жертвы апартеида обучали шимпанзе при помощи электроошейника для доберманов, питбулей и прочих неотягощенных интеллектом пород собак.

Ну да это их дело.

Вняв уговорам Афродиты, разворачиваюсь на стуле.

Шимпанзе не соврала, вдоль побережья от Баз к Порто–Франко в небе величественно плыл дирижабль с огромной эмблемой Ордена на оболочке.

Судя по восторженным крикам со двора мотеля, неизбалованные зрелищами обитатели Порто–Франко при виде дирижабля ликовали как советские граждане при виде Чкалова.

Проплыв над городом, небесный красавец позволил обозреть себя во всех ракурсах.

Не такой уж он и большой, как показалось в начале. Шестьдесят метров в длину, высотой по миделю метров двадцать. Узкая длинная гондола с огромными стеклами лобового остекления. В корме гондолы по бокам молотят воздух два заключенных в защитные кольца небольших винта.

Рискну предположить, что этот дирижабль или ему подобный использовался при аэрофотосъёмке и составлении орденских карт. Лично мне иные цели при использовании дирижабля, как–то не приходят в голову.

Проводив взглядом уплывший за горизонт небесный корабль, в приподнятом настроении возвращаюсь к завтраку.

Есть уже не хочется, кофе не лезет в горло.

Фруктец схавать что ли?

Надув губы бантиком и выкатив глаза, Афродита тычет волосатыми ручонками в сторону прикорнувшей в тенечке Мухи.

— Муха, Муха, не ожидал я от тебя такой подставы. Как родной верил, можно сказать.

— Ых–Ых, — уловив, что все идет по плану, экспрессивно вторит мне Афродита, при этом жестко хлопая в ладоши.

— Да, да, я понял неплохо бы эту вредную собаку отшлепать. Толковый план должен заметить.

— Ых–Ых, — шлепая кулаком по ладошке, не унимается шимпанзе.

Муха, искренне непонимающая, в чем веселье и какая роль во всем этом отведена ей, недоуменно смотрит на нас с обезьяной. Ну, какой собаке придет в голову связать мои слова и поведение шимпанзе, с валяющимся на траве возле Мухи огрызком яблока и апельсиновой кожурой.

Пока я пялился на дирижабль, Афродита успела полакомиться фруктами и обставить все так, как будто эти фрукты съела Муха.

— Как тебе?

Вышедшая из–за дома Алиса с трудом держала в руках толстый полосатый матрас из тех, что привозят в город китайцы.

— Нет слов.

Я — убогий суечусь, достаю для МАЗа масла, запчасти, дополнительную запаску…….. н–да.

Новый матрас — вот, вот в чем сила брат. У меня действительно нет слов.

— Матлас мяхкий. Я на нем уже поплыгала, — авторитетно заявила выглянувшая из–за свернутого в рулон матраса Рита.

— Я и говорю слов нет, — и шепотом, чтобы никто не слышал, добавляю, — Одни междометия.

— Фых–Ых–Ых, — решительно поддержала меня шимпанзе.

Закончив с завтраком, отправляюсь на сборный пункт. Купив по дороге банку местного кофе и горячих пончиков, навещаю Олега и Ольгу.

Как договаривались вчера, в качестве переводчика прошелся с Ольгой по ближайшим магазинам. Ольга закупалась очень скромно, хлеб, фрукты, вяленое мясо, немного овощей, явно на салат и совсем немного свежего мяса антилопы.

Что в целом верно. Готовить Ольга могла только на примусе, для которого нужен бензин. Который в Порто–Франко все еще дифицит–с. А погоды стоят теплые, по моим северным меркам даже жаркие. Так что брать свежатину стоит исключительно на одну готовку, не больше.

После сборного пункта заглянул на кружку темного портера в «Полный привод» — специфичный кабачок в центральной части города. Где обнаружил сладкую парочку — Руди и Грету.

Молодёжь вовсю обжималась в дальнем углу кабачка, больше для вида отхлёбывая слабенькое вино из глиняных кружек.

Заходить в «Полный привод» я не собирался. Но разве я мог пройти мимо, увидев возле заведения припаркованный в теньке «Попрыгунчик», под охраной, развалившейся на свернутом тенте, усатой мордочки Ошо.

Риторический вопрос, да.

Балдеющий Ошо, раскинув лапы развалился пузом к верху, свесив голову с края тента, высунул из пасти розовый в черных пятнышках язычок, томно закатив глаза, боролся с полуденным зноем.

Впрочем, стоило мне подойти на полсотни метров, нос зверька зашевелился, пробуя воздух, а пару секунд спустя зверек стек на сиденье багги.

— Уип–уип! — обхватив передними лапками дугу безопасности, усатое чудо замерло, как сурикат над норкой. Стоило мне подойти ближе, Ошо опознал меня, в три прыжка преодолев разделяющее нас расстояние, перескочил через Муху и запрыгнул мне на грудь.

— Ну ты и нажрал ряху. Особенно в талии.

— Уип–уип, — согласился прибавивший не меньше пары кило зверек.

— Р–р–р–р–р, — проскулила обалдевшая Муха.

У псины сегодня стресс. С утра хозяин дружил с обезьяной, а сейчас вообще братается с какой–то страхолюдиной из местных.

Ближе к вечеру в кабачок, название которого переводится на русский как «Полный привод», стягиваются люди, занятые в местном автопроме и перевозках (в основном сухопутных) по континенту. А так же все, кто, так или иначе, завязан на этот бизнес.

Причем простого слесарюгу, водителя или охранника караванов здесь не встретишь. «Полный привод» — тусовочное место для капитанов конвоев, боссов, их помощников и людей, поставивших себя в уровень, дающий право на общение в подобном обществе.

Если в «Полный привод» заглянет случайный человек, его конечно не выгонят. Может у человека тут к кому дело. А дела тут вершатся весьма разнообразные и временами очень не простые.

Пирог транспортного бизнеса огромен, и с каждым днем он растет, как на дрожжах.

Но это рынок. А рынки, какими бы большими они не были, принято делить.

Кто–то из классиков писал, что не поделенные рынки, это война.

И лично я с этим классиком согласен.

При количестве стволов, заметно превышающим число обитателей этого мира, намного полезней для здоровья, когда дележка «пирогов» и прочих рынков проходит, если и не совсем цивилизованно, то хотя бы в рамках понятий, имеющих статус неписаных законов.

А вот в случае повторного визита случайному пассажиру дадут понять, что здесь ему не рады.

Судя по тому, что за «Полным приводом» эксцессов городского уровня замечено не было, этих намеков хватает, чтобы вполне культурно отвадить случайных пассажиров.

Я несколько раз заглядывал сюда в кампании Вольфа, а не так давно обмывал с Сато постановку на ход моего шушпанцера.

Что, кстати, довольно статусно по местным меркам — не все конвойные команды могут похвастаться своей броней. С другой стороны, им это не особенно и нужно. Считать, что за каждым кустом засел враг с пулеметом — явный признак паранойи.

И да, я — параноик, и мне хорошо.

Убранство заведения никак не вяжется с названием. Обычный кабак без намека на специфику контингента. Каменные нештукатуреные стены, деревянный потолок и пол, массивная деревянная мебель, длинная барная стойка из черного дерева и батарея бутылок разнообразного пойла на стене за стойкой.

Естественно в бутылках плещется отнюдь не «Джек Даниелс» и «Капитан Морган», а местное пойло из Роки Бэй или Вако.

Сам я в подобном пойле не разбираюсь, если не перегибать с количеством — пить можно, вот и все что я могу о нем сказать. А вот местные новоземельное пойло хвалят — натур продукт, ручная работа, витражная технология. И конечно тот факт, что откровенный треш в Порто–Франко не повезут.

Из интерьера таких же кабачков, салунов и пабов «Полный привод» выделяла огромная — во всю стену карта разведанных территорий и две магнитные доски полностью скрытие под слоем прижатых магнитами бумажек, записочек и прочих писулек.

Своеобразная доска объявлений и почтовый ящик в одном флаконе, как все в этом мире примитивно, но эффективно.

Положив на стол кусочек пластика достоинством в один экю, взамен получаю первую кружку «Темного бархатного». Вторую кружку принесут, когда я закончу с первой.

— Голуби мои, оторвитесь друг от друга, подотрите слюни и расскажите мне, какие новости носит ветер прерий.

Голуби с явным сожалением оторвались друг от друга, и с трудом сфокусировали на мне взгляды. Руди если не с осуждением, то как минимум с укором, а вот Грета с интересом.

За мокрый сезон девушка чутка прибавила в весе, заманчиво округлившись в самых интересных местах.

— Про семейство янки слышал? — пробурчал Руди.

— Слышал. Но это новость еще вчера стухла, причем в самом прямом смысле. Вы мне зубы не заговаривайте. По существу давайте, в глобальном масштабе.

С янки вышла жуткая история. Такие случаи в городе стараются не афишировать, дабы не вносить панику в стройные ряды свежеиспеченных колонистов.

Из Базы в Порото–Франко ехал штатовский внедорожник с семьей переселенцев — муж, жена и двое малолетних детей. Судя по задранному капоту и отсутствующей пробке радиатора, у внедорожника закипел мотор — по местной жаре и пылище вещь вполне обыденная.

Пока муж и жена беспечно ковырялись с мотором, с ними разобрался кто–то из местных хищников. За беспечность тут наказывают быстро.

Что именно за зверь соблазнился человеческой, теперь не узнаешь, за ночь падальщики натоптали так, что дорожной колеи не видно.

Жену прибрали сразу.

А вот муж сумел закрыться в машине. Где и скончался от кровопотери.

Сутки спустя на машину наткнулись очередные переселенцы, едущие в Порто–Франко. К этому моменту дети уже умерли от перегрева и обезвоживания. Причем вода в машине была, но дети до нее не добрались.

Все еще мечтаете о романтике?

Велкам к нам, тут ее под каждым кустом.

— Про Город Солнца слышал? — промочив горло из глиняной кружки, спросила у меня Грета.

— Хм, это сборище волосатых нарколыг, кто–то прибрал к рукам?

— Типа того. В разгар сезона дождей в стойбище нагрянули очень резкие люди. Двести голов, в основном людей в возрасте и совсем уж бесполезных укоурков положили прямо там. Остальные исчезли в неизвестном направлении. Сам понимаешь, там хватало крепких, но бестолковых парней и смазливых девок. Да и просто специалисты попадались, пусть и волосатые, — фразу про бестолковых парней и смазливых девок Грета буквально сплюнула сквозь зубы. Не одобряет она подобных граждан.

— Там же больше тысячи человек обитало.

— Ближе к полутора тысячам. Человек двести — триста сумело выскользнуть в суматохе, но до ближайших поселений добралась меньше половины, — уточнила Грета.

— Угнать в полон тысячу человек. Я так понимаю, подобного тут еще не бывало. Серьезная заявка. Никто легальный или полулегальный на такое не решится. Если хоть один из пленников доберется до цивилизации, на поиски бросят все, что наскребут.

— Уже бросили. Орден раскошелился. Север и восток прочесывают немецкие егеря. С запада идут Техасские рейнджеры и части Русской Армии.

— Впечатляет, ага. Полсотни егерей и столько же рейнджеров. Много они найдут спустя три месяца? Орденский Дирижабль часом не туда полетел?

— Егеря, рейнджеры, а главное русские почистят местность под французский анклав. Орден решил, что негоже пустовать столь козырному месту и отвел его франкам. А дирижабль полетел делать фотосъёмку местности на прибрежном маршруте от Рейна к азиатам, — всезнайка Грета и тут в курсе. — Еще дожди не кончились толком, а Орден уже отправил поисковую партию на горный маршрут через Кхам. Дензел ушел с ними. Странно, что ты не в курсе, мы думали, Орден обращался с этим к тебе.

— Не было никого. А что маршрут?

— А маршрут все. Совсем все, — девушка развела руками. — Там объём работ такой, что Орден умыл руки. А китаезы решили не отвлекаться на мелочи и достраивать дорогу вдоль побережья. Можешь смело давать автографы, как последний проехавший через Кхам.

— Перспектива. Руди, автограф дать? Ну нет, так нет. Ты последний кто мог получить его бесплатно. Грета, а как же эти, как их, ха… хо.. х….саентологи, во?

— На машине исключительно по разведанной нами долине, а последние шестьдесят миль ножками по горам. Может, додумаются обзавестись осликами или мулами, будет чуть проще.

Просидев в «Полном приводе» до полудня. Узнал все последние сплетни. Надулся пивом. Рассказал, как идет строительство шушпанцера. И вообще приятно провел время.

Посиделки прервала рация, голосом папы — Вольфа сообщившая, что он ждет своих чад на сборном пункте.

— Отец, привел конвой с Баз. Пошли, посмотрим?

Смотреть на новые конвои один из незатейливых способов бороться с однообразием и скукой.

На укатанной щебенке сборного пункта, стало еще жарче. Народ попрятался в тень машин, но помогает это слабо. К водораздаточным колонкам выстроились жиденькие очереди.

По Городу ходил слух, что площадку сборного пункта собираются закатать в асфальт. Я так мыслю, одуревшие от зноя обитатели сборного пункта, закатают строителей в этот же асфальт.

Замостить территорию бетонными плитами — ну еще может быть. Но вот чтобы асфальт, это явный перебор.

Пока я пил пиво, у Олега произошли перемены. Рядом с его ЗИЛом припарковался потрепанный бездорожьем УАЗ–буханка с длинным прицепом. На прицеп погружен катер «Амур 2М».

Откуда я знаю, что катер именно «Амур 2М»?

На месте последней работы, у шефа имелся именно такой катер. И в виду моего полного равнодушия к рыбалке и плавсредствам в частности, обслуживание катера было закреплено именно за моей службой.

В целях увеличения полезного объема, а главное динамических характеристик (чтоб девки визжали от восторга) Шеф дал команду демонтировать с катера моторный отсек вместе с установленным в нем москвичовским двигателем и заменил его парой подвесных японских моторов.

То ли девки визжали недостаточно сильно, то ли понты шефа разрослись за пределы отечественного производителя, но в последнее время Шеф активно интересовался катерами иностранных производителей.

В отличие от катера бывшего Шефа, на этом «Амуре» стационарный двигатель на месте.

И это правильно, в отличие от японца, наш движок будет работать даже на ослиной моче, слегка разбавленной бензином.

Хозяин УАЗа и катера — плотный, но не грузный, бородатый мужик слегка за полтинник представился как Саша Терский, можно по–простому Дядя Саша (к известному кровавому гэбину, и просто отличному писателю Дяде Саше данный персонаж не имеет никакого отношения, и не надо искать в этом скрытого смысла).

Судя по внешности, есть в мужике северокавказские корни. Хотя говорит дядька на чистейшем русском говорке, с заметным оканьем, но по типажу внешности он вполне органично смотрелся на фоне гор, попах, кинжалов, зеленых и черных флагов.

На старушке Земле Дядя Саша трудился егерем в охотинспекции. И все у него было хорошо: дети выросли, жена еще десять лет назад ушла портить жизнь другому, зверь бегал, пойманные на звере браконьеры исправно пополняли скромный бюджет. Жизнь текла налажено и размеренно.

Неприятности случились, когда егерю поручили устроить охоту для высокого начальства, щедро разбавленного московскими гостями. Высокое начальство и московские гости понимали охоту исключительно, как наливай, да пей на фоне российской природы и заряженных ружей.

Народная мудрость гласит — раз в год и палка стреляет. Заряженное ружье стреляет не в пример чаще. И что характерно попадает. Но иногда попадет совсем не туда куда нужно.

Если кратко, то один из высоких начальников заскучал на номере и решил слегка прогуляться. А московский гость с пьяных глаз решил, что в кустах крадется зверь. Хоть и пьяный, а не промахнулся.

Высокий начальник получил на охоте пулю. С летальным естественно исходом, потому как при тех калибрах и типах боеприпасов подранки редкость.

Как водится, крайним сделали егеря, который в момент убийства вообще находился в паре километров от места преступления, с перспективой остаток старости провести, валя лес среди дивной северной природы.

Потом был человек Ордена. Сутки на сборы. И вот Дядя Саша припарковал казённый УАЗик груженный казённым же катером рядом с машиной Олега.

В отличие от большинства переселенцев Дядя Саша не стал закупаться оружием и патронами на орденской Базе. У матерого егеря хватало своих стволов.

Основным стволом был «Вепрь» под 308 патрон. Вспомогательным — куча гладких стволов от 12 до 32 калибра. Под патроны бывший егерь приспособил ящик от снярядов к танковой пушке, плотно забитый патронными пачками, банками пороха и дроби, пулелейками и прочим необходимым для переснаряжения патронов.

Из короткоствола Дядя Саша таскал заткнутый за ремень, насквозь нелегальный «Наган» еще дореволюционного года выпуска.

Кроме оружия старый егерь привез с собой трех щенков Лайки — Белку, Стрелку и Байкала.

Перед отъездом мужик продал своих охотничьих собак, оставив себе только месячных щенков из последнего помета. И это очень угнетало бывшего егеря.

Лично мне Дядя Саша понравился. За собой следил. Командовать не рвался, слушал внимательно, вопросы задавал исключительно по существу, разбирался в технике и оружии, имел растущие из нужного места руки и по–всему был отличным стрелком с изрядной практикой. Со всех сторон полезный в дороге персонаж.

Иногда балагурил, но это не напрягало.

— Доктор, ваш вердикт? — двое суток спустя, поинтересовался я у ковыряющегося в потрохах «Буханки» Степаныча.

— Тут ведь какое дело, командир, — Степаныч замызганной тряпицей протер руки от машинного масла, закинул в пасть местную папиросу, щелкнул зажигалкой, пару раз глубоко затянулся и продолжил. — Дрянь — машина. Вся изношена, не угадаешь, что отвалится в следующий раз. Запчастей толком нет. Сальники мы поменяли, подвесной подшипник новый поставили. Олег подварил ее по кругу. Но гарантий никаких. Тем более с таким перегрузом, — Степаныч кивнул на прицеп с катером.

— Ну, мужики, выбирать–то мне не из чего, — с нотками вины, и одновременно обиды подал голос из–под машины Дядя Саша.

— Прорвемся. Не впервой, — Степаныч выкинул окурок и опять загремел ключами в машинном нутре.

Понятно, что в наше лихое время машина охот инспекции ремонтировалась только когда вставала на прикол.

Да и как сказать ремонтировалась?

Половину запчастей снимали с таких же заезженных донельзя доноров — неудачников.

Но выбирать действительно не из чего. И остается надеяться, что три тысячи верст — до Демидовска «Буханка» одолеет.

— Дэн, — отвел меня в Сторонку Дядя Саша. — Слушай, а как тут по женской части? А то давит……………. ну ты понял.

— Как, как. Как в любой цивилизованной стране — за деньги. Адресок дать? Или тебе по любви?

— Не–не–не. По любви я уже проходил. Дважды. Так что за деньги, это как раз мой вариант. В итоге оно выходит в разы дешевле, чем «по любви». Рассказывай: Что? Где? Почем? И где бабы злее.

Несмотря на совсем неюношеский возраст, бывший егерь оказался большим охотником до противоположного пола. Были бы у него средства, он бы каждый вечер бегал в веселый квартал.

Но лишних денег у него не было.

Больше того, если откинуть деньги на бензин у него их не было совсем.

Вечером произошло событие на пару суток ставшее предметом пересуд всего города. Уставший от трудов праведных я сел за столик в компании Ким и литровой кружки темного портера. Дневной бриз еще налетал на побережье резкими порывами влажного соленого ветра. И от того на выходящей в сторону моря террасе было относительно безлюдно. Неторопливо ковырялась в тарелках троица мужиков ковбойского вида. И в дальнем углу хозяин заведения обольщал пожилую, но все еще сохранившую приятную внешность грудастую тетку.

Красивая девушка, отличное пиво, ласковое море. Что еще нужно для счастья?

Хотя, как–то не заметно, просто красивая девушка, стала девушкой любимой.

Что такое любимая женщина?

По опыту своего прошлого брака скажу. Что основное отличии в том, что любимые женщины в отличие от просто красивых, могут выносить мне мозг, не беспокоясь о последствиях. Более того, каким–то бабским чутьем они распознают, что да — можно. И понеслась.

— Папка, папка!

— Там пожар!

На террасе материализовать неразлучная парочка возбужденных спиногрызов.

Боцман оторвался от грудастой тетки и вопросительно посмотрел на меня. Всем видом выражая вопрос, — Что стряслось?

Ну да, по–русски Зи–зу, знает ровно три слова — на здоровье, водка и калашников.

— Дети говорят — пожар.

Словно подтверждая мои слова, в городе завыла сирена.

Боцман тут же раскланялся с грудастой теткой и с озабоченным видом убежал внутрь отеля.

Пожар хоть и неприятное, но неординарное для городка событие, собравшее изрядную толпу желающих поглазеть на действо.

А мне и ходить никуда не надо. Горело свежепостроенное двухэтажное здание, расположенное буквально в паре кварталов от отеля Зи–Зу.

Когда нужно быстро, дешево и сердито. Строят именно такой тип зданий — деревянный каркас из бруса в один слой обшитый доской. По–русски подобный тип зданий называется — барак, пусть даже и двухэтажный. Это именно в таких зданиях Шварценегеры и Вандамы проламывают своими мясными тушками хлипкие стены и межкомнатные перегородки.

Все это красят веселой краской светлых тонов и заводят под легкую крышу из завезенных через «ворота» кровельных материалов.

Среди родных берез, кедров и вечной мерзлоты обитатели подобного жилья вымерзнут еще до первых морозов, но по местному климату такие домишки прокатывают «на ура».

Три–четыре месяца и новый отель готов принять посетителей.

Как мне кажется, выходцы из США в принципе не представляют иного жилья.

Первой на пожар прибыла пожарная машина. Машина хоть и не новая, но явно поддерживается в отличном техническом состоянии. Не прошло и пары минут, как в пламя брызнули две мощные струи.

Еще минут через пять–семь прибежали недостающие номера пожарного расчёта и начали возиться с ближайшим гидрантом.

Через десять минут пыхтя от натуги колесный трактор, притащил полуприцеп–цистерну кубов этак на пять. Почти израсходовавшая возимый запас воды пожарная машина запустила хобот–шланг в горловину цистерны и струи воды ударили в пламя с прежней силой.

Жители окрестных домов стихийно организовались на тушение искр разносимых крепчающим ветром. В ход пошли ведра и садовые шланги, а где–то в глубине застройки затарахтела мотопомпа, раскачивая выкопанный при одном из отельчиков пруд.

В деле борьбы с огнем наметился решительный перелом, но тут внутри дома взорвалась емкость с чем–то очень горючим. К темнеющим небесам протянулся язык протуберанца, звездопадом брызнули остатки окон. Вспыхнул и покатился по земле, сбивая пламя, живой факел.

Дом и три припаркованные около него машины не спасли.

Зато отстояли от огня технику и соседние здания.

Пара пожарных получила легкие ожоги.

Разбор завалов и поиск жертв отложили до утра.

 

Порто–Франко

30 число 02 месяц 17 год.

Утром сразу после завтрака в отель Зи–Зу заявился худощавый, болезненного вида человечечишко в строгом намекающим на официоз деловом костюме.

При виде гостя Боцман едва заметно закусил губу. Визит «костюма» его явно не радовал.

— Боцман, есть новости о пожаре?

— Не особо, — рассеянно отмахнулся от меня Зи–Зу. — Нашли два трупа. Один хозяина дома. Второй пока не опознали.

— Из–за чего загорелось, выяснили?

— Нет. Может, курил в постели, или примус неисправный разожги, а может проводку закоротило.

Порто–Франко свободный город в самом прямом смысле этого слова. В том числе свободный от строительного контроля. Строят, кто во что горазд, готовят на примусах. Так что пожары тут случаются хоть и не часто, но с постоянной периодичностью.

— Боцман, что это за «пиджак»?

— Это из миграционной службы. Бдят, чтобы переселенцы не слишком засиживались в Порто–Франко.

— А почему он общается с тобой, а не напрямую с переселенцами. Опять политика Ордена?

— Именно.

— Что–то «конкретное» пиджак сказал?

— Если кратко — Моим постояльцам пора в дорогу. Тебе в частности. Орден подсуетился, и послезавтра на запад уйдет большой конвой.

Вот и определились с конкретной датой.

Олег, Ольга и Дядя Саша, уже не раз интересовались, когда можно будет ехать дальше. Жизнь в Порто–Франко пылесосом высасывала их и без того скудные финансы.

Необходимость большого конвоя к западному побережью давно назрела. Перезрела даже.

Терпеть очередной лагерь беженцев вокруг Порто–Франко Орден не намерен. Механизм систематической отправки конвоев со скрипом, но начал крутится в нужную Ордену сторону.

Теперь есть кристальная ясность — завтрашний день для меня последний в Порто–Франко.

А это значит, за оставшуюся пару дней нужно сделать кучу дел.

— Боцман, придумаешь что–нибудь этакое на прощальный ужин?

— Это само–собой. А пока давай подобьемся по деньгам за твое проживание.

Весть о выходе конвоя на запад уже облетела сборный пункт и там царит бестолковая суета. Часть народа сгрудилась под навесами возле административного вагончика мобильного офиса. В самом дальнем конце площадки — у городского периметра выстроилась очередь к двум топливозаправщикам.

Оформить место в ордере я успею, когда основная масса народа подрассосется от офиса. А заправляться буду вообще не здесь, а прямо из хранилищ топливной фабрики. Там немного дешевле, но это немного в пересчете на нужное мне количество литров даст весомую экономию.

Воду наберу вообще с утра перед выездом. Воды я везу много — тонну, в специально приобретенном для этого огромном пластиковом баке. И еще конечно полста литров неприкосновенного запаса в канистрах.

Почему я беру так много воды?

Если брать по минимуму, то на одного человека нужно три литра воды в сутки (климат тут жаркий, а сутки длинные). Лучше десять литров на почистить зубы и хотя бы обтереться влажной тряпкой. Алиске так и десяти литров будет мало.

Семья у меня из четырех человек. Плюс Муха. Плюс Степаныч. Итого пятьдесят литров в сутки. Плюс придется доливать воду в радиаторы машин.

Но это мелочи.

Еще полста литров, лучше больше, уйдет на поливку саженцев.

Деревья имеют свойство плодоносить, только когда подрастут. А растут они, мягко скажем, не торопясь. От того я везу в деревянных ящиках солидный запас купленных здесь в Порто–Франко саженцев.

Запас воды мне нужен минимум на десять суток. На случай поломки или еще каких непредвиденных обстоятельств.

Отсюда и тонна воды.

Если честно, я бы взял и больше воды, но стухнет по местной жаре.

А вот провиант необходимо докупить. Причем докупить на все нашу компанию с учётом Олега, Ольги и Дяди Саши.

У них (как и у меня) имеется солидный запас консервов. Но пусть этот запас запасом и остается. А вот муку, рис, сушеных бобов, сахар, сухари, вяленое мясо мы докупим. Даже свежей зелени на первые пару дней докупим.

По саванне конечно бегает немало мяса, но уверяю, трое суток на подобной свежатине и лично я готов отдать последний экю за тарелку каши.

А еще нужно………….. да много чего нужно. И всем этим придется заниматься мне, потому как остальные в этом мире новички, а на Алисе заботы моих, точнее уже наших детях.

Оба–на, красотища–то какая. Откинутый тент здоровенного большегрузного полуприцепа являет этому миру свой сверкающий хромом и кожей груз — десяток настоящих американских байков.

Головой я понимаю, что подобным самокатам под этим небом не место. Но красивы заразы. Гипнотически красивы.

Вокруг машины с байками суетится дюжина мужиков в косухах с эмблемой скелета верхом на чоппре. Помимо собственно байкеров имеется немало детей и женщин.

Хм, прошаренные ребятки. Кроме груза чоппров у байкеров имеются вполне прозаичные мотоциклы, приспособленные для езды по бездорожью.

Но это не главное. Главное, у них имеется несколько внедорожных кемперов, длинная цистерна с запасом топлива тонн эдак на двадцать, пара основательно загруженных грузовиков, полдюжины серьезных пикапов и других машин по мелочи. Во, даже багги есть.

Оружия при байкерах не видно. Но зуб даю, они возят при себе солидный арсенал.

Не зря же на всех мотоциклах имеются характерные крепления под всякое огнестрельное.

Определенно люди точно знали куда едут и готовились к переселению со всей серьезностью.

Сразу за машинами байкеров инородным телом вклинился Опель «Фронтера», архи модного «за ленточкой» цвета мокрый асфальт, с российскими номерами.

Типичный образец того как не нужно заезжать на Новую Землю.

Сам паркетник пусть и на грани фола, но пролазит в категорию худшее из лучшего. Потому как лучшее из худшего максимум доезжает от Баз до Порто–Франко. У данного экземпляра имеется кенгурятник и нештатные сваренные из труб пороги. Но….

Чисто шоссейная, к тому же не новая резина. Всего одна запаска. Радиостанция отсутствует.

Я даже не удивился когда увидел хозяйку «Фронтеры». Стройная девчушка максимум двадцати пяти лет. Поначалу мне показалось, что она высокого роста. Но это из–за худобы. Такие особенно эффектно смотрятся на каблуках, а без каблуков она на пол головы ниже меня. Одета в обрезанные чуть выше колена обтягивающие джинсы и футболку с портретом Харатьяна.

Растрепанные русые волосы, огромные карие глазищи, острый носик, тонкие губы. Чем–то похожа на певицу Милен Фармер в молодости.

Вид девушка имела злой и потерянный.

С такой фигурой прямая дорога в модели.

Как говаривал один мой знакомый, подрабатывающий в модельном бизнесе. — Дениска, а знаешь, почему все девки манекенщицы такие тощие? Это все от того, что в мире моды рулят либо пидорасы либо чокнутые извращенки. От того эталон модели — тощая как стиральная доска, а главное — похожая на смазливого юнца. Пидорам до девок без разницы, им мальчиков подавай. И ведь, что характерно, бабы в модельном бизнесе хоть и ебанутые на всю голову, но в основной массе пускают слюни именно на молоденьких смазливых юнцов.

От того и загоняют моделей под свой идеал красоты.

Нормальному мужику такие без интереса, нам подавай, чтобы было что помять и за что подержаться.

Не берусь судить, на сколько это правда. Где я, и где мир «высокой (или не очень) моды».

Но определенная логика в этих словах была.

Отставить лирику. Прежде всего, это здоровая, молодая русская женщина. Что по местным меркам дефицит. А весь дефицит я на рефлексах гребу под себя.

Только не подумайте что, я решил обзавестись гаремом. Отнюдь.

В данном случае я работаю на весь русский анклав.

— Гражданка закурить не найдется?

— Нет, — явно на рефлексах отмахивается от меня незнакомка.

— Ну, тогда может быть, подскажите — как пройти в библиотеку. Время не спрашиваю, так как ваш хронометр теперь не более чем украшение.

Девушка внимательно разглядывает меня, но в итоге протягивает руку, — Лена.

— Дэн, — я не спешу пожать узкою ладошку. — Ты приехала с этими милыми парнями? — киваю в сторону байкеров.

Кстати, трое «милых парней» внушительного вида резво чешут в мою сторону.

— Да, — судя по тону парни были отнюдь не душками.

— Эй, парень, ты тоже из советов? — пытается завязать знакомство здоровенный, чрезмерно покрытый татуировками детина.

Вот не люблю я, когда ко мне приближаются вплотную и дышат на меня перегаром виски и табака.

Вместо ответа едва заметно киваю.

Эх, надо было Муху с собой брать. Она незаменимый помощник против любителей подходить ко мне вплотную и повышать голос.

— Девка должна нам сто баксов. За проводку до города. Если у нее нет денег, она может отсосать у меня. Или ты можешь отсосать вместо неё.

Сто экю стандартная цена легковушки в проводке от Баз до города. И скорее всего девочку выпихнули с Базы, подсадив на хвост первой попавшейся организованной группе.

А татуированный детина еще не въехал в местные детали, и путает Экю с баксами.

— В этом городе отсосать стоит пять Экю максимум. А баксы тут годятся только чтобы подтереться.

И Ленке — Отдай им тридцать экю и поехали отсюда (на русском).

Лена замялась, но в итоге вытащила из кармана обрезанных джинсов тощую пачку местной валюты.

Татуированный сгреб тридцатку Экю и сплюнул мне под ноги, всем видом демонстрируя, кто тут альфа–самец.

Так, вести Ленку к нашим нельзя. Что у байкеров в голове неизвестно даже им самим. А ну как примут веселящего и решат, что их поимели при расплате за проводку.

Нам и нужно всего отсидеться пару суток. А потом мы помашем Порто–Франко ручкой. Есть вероятность, что мы попадем в один конвой, но там уже не город, там свои законы.

По дороге до мотельчика Зи–Зу слушаю историю Ленкиного попадания в этот мир. Как у большинства местных попадание сюда начинается с крупного попадалова там — на Земле.

Коренная москвичка, окончившая какой–то московский ВУЗ второго эшелона по части финансов и кредита, Ленка очень удачно устроилась на работу в коммерческий банк. Коих по нынешним временам больше чем блох на дворняге.

А способствовал столь удачной карьере Ленкин друг, хотя чего там — сожитель или как сейчас модно говорить гражданский муж. Мутный бизнесмен по части купи–продай.

Все было хорошо до того момента, как любимый не попросил Елену провести нужную ему авизовочку. А потом еще одну. И еще…

Ленкин друг оказался фармазоном, окучивающим непаханую ниву фальшивых авизо.

Когда афера раскрылась, у Ленки оставалось два пути или на дно Москвы–реки или в ворота Ордена.

В святую простоту и незамутненность я перестал верить еще в первом классе. Так что, скорее всего Елену просто кинули, пообещав виллу на Кипре или уютненькую квартирку на берегу Риверы. Только вот дно Москвы–реки намного ближе Кипра, на котором на всех вилл не напасешься.

— Оружие есть?

— Да, — Ленка достала из бардачка невзрачную ТТху.

Копаный он что ли?

— Я так понимаю, пистоль ты не здесь покупала?

— Угу. Бывший прятал в вент канале сортира.

— Патроны–то хоть есть?

— Угу. Пять штук.

— Ничего себе — хоть сейчас второй фронт открывай.

Десяток патронов я ей конечно дам. Но этим и ограничусь. Даже если дать Ленке калаш, ее боевая ценность от этого не возрастет. Скорее наоборот.

Завидев законного супруга в компании незнакомки, Алиса вопросительно изогнула красивую бровь.

А глаза при этом добрые–добрые, выразительно прикидывающие как бы половчее ошкурить наши тушки. А потом густо присыпать солью.

Может потом еще что, но мне это уже без интереса — до этой стадии я точно не доживу.

— Алис, не смотри на меня так. Я хороший честно–честно, — и пока Ким не нашла что ответить продолжаю, — После завтра выходит большой конвой на запад. И мне вежливо намекнули, что упустить такую возможность может быть вредно для здоровья. Посему, принимай пополнение. Это Лена, она из Москвы. Лена, это Алиса — моя жена. Это Рита, это (опять забыл как сына зовут). А вот это мохнатое–зубастое Муха. Не нужно пытаться ее гладить, и вообще делать рядом с ней резких движений. Два часа вам на знакомство и инвентаризацию Ленкиного имущества. Потом мы с тобой идем закупать продукты в дорогу. Вопросы есть? Вопросов нет.

Время тягомотно растянулось, при этом рванув вперёд рваными кадрами кинохроники. Сперва кадры были цветными, но ближе к концу дня краски тускнели, пока не превратились в монохромные фрагменты.

Вот я, Олег и Алиса грузим в Ниву провиант.

Вот я стою возле вынесенных под навес столов, за которым усталые нервные люди в форме патруля переписывают наши личные данные и формируют конвои.

Явно тертый жизнью дядька с коротким ежиком седеющих волос кивнул — моя очередь.

— Кто, куда, какие машины?

Странный у него акцент, чем–то похож на говорок Боцмана. Хотя, из меня лингвист как из …., плохой из меня лингвист, никакой даже.

— Десять человек, из них трое дети. Русские. К русским. Два грузовика, два джипа и спец машина.

— Куда направляетесь в Новую Москву или Демидовск? — уточнил патрульный.

— Не решили еще. Приедем, определимся.

— С вас 750 экю охране конвоя.

— Какие нахер 750 экю!? Кто в охранении конвоя!!!?

Вообще–то, «захочешь относительно безопасно доехать» в цивилизованном мире принято платить. В этом сезоне за проводку до Техаса берут 250 экю с грузовика и 150 экю с пикапа. Как раз 950 экю и набегает. Но:

— во–первых, что–то я не видел в городе ни одной путной патрульной команды. Ехать к западному побережью это не до Рейна на пикничок сгонять.

— во–вторых, у нас имеется полноценная бронемашина. А вот как с этим у сопровождения конвоя?

— в–третьих, я тут не первый день и это чего–то да стоит.

— в–четвертых, у нас четыре хорошо вооруженных мужика.

— в–пятых, меня просто душит жаба.

Обо всем этом я и поведал патрульному.

Дядька пожал плечами и сообщил, что мы идем замыкающими, а с охраной конвоя договариваемся сами.

Плестись в хвосте плохо — пыльно, дорога разбита, и лихие люди срубают машины именно с хвоста колонн.

Ну да ладно пойду последним. Броню из простой стерелковки не остановишь. Зря что ли на подкачку колес тратился.

Глотая горячий кофе, сваренный Ольгой, уговариваю Дядю Сашу временно снять радиостанцию с катера, что бы переставить ее на ленкину «Фронтеру». Все свои радиостанции я раздал Олегу и Степанычу. Оставив себе одну носимую, что бы всегда оставаться на связи.

В гостиницу попадаю уже после заката.

Ужинать?

Какое там — кусок в горло не лезет. Утомился так, что меня тошнит от одного запаха еды.

Дети спят.

Девки прихватили в номер трехлитровый пузырь красного и нажрались до состояния не стояния. Но это бы ладно — расслабились, с кем не бывает.

Но вот то, что они заняли кровать и нагло дрыхнут. Вот это уже свинство.

Только преданная псина чутко ждет возвращения любимого хозяина. А что спит при этом, так ей это чутко бдеть не мешает.

— Подвинься лохматая. Я тут рядом спальничек раскатаю. Буду вести половую жизнь.

Муха осуждающе вздохнула, сложила башку на лапу и ровно засопела в чуткой собачей полудреме.

Знаю, знаю. У псины разрыв шаблона. По ее собачим понятиям, чем выше ты спишь тем, выше твоя иерархия в стае. А тут Хозяин и спит на полу. Явно что–то задумал.

Между тем буйную хозяйскую голову упорно сверлила мысль о том, что Ленка идеально вписывается в мою гипотезу о прикрытии Орденом канала для русских.

Если смотреть со стороны, история Ленки, это такой же криминал, как истории Олега или Дяди Саши. Да и Степаныч сюда попал в компании откровенных бандюганов.

Не нравится мне все это.

Решительно не нравится.

Эта была первая на Новой Земле ночь, когда я проспал всю ночь напролет и не выспался.

 

Порто–Франко

31 число 02 месяц 17 год.

Побудку протрубил настойчиво стучавшийся в ноздри аромат свежезаваренного кофе, и теплый, шершавый, немного влажный язык Мухи обслюнявивший хозяйскую физиономию.

С тех пор, как псина нагуляла потомство от Хейо, у Мухи значительно испортился характер. Скорей бы уж щенилась, что ли.

— Да, да, да. Я понял — утро красит ярким светом стены древнего Кремля, просыпается с рассветом вся армейская братва.

Отпихнув назойливою Мухину морду разлепляю глаза.

Сына еще спит. Из под тонкого одеялка торчит тощая исцарапанная детская коленка.

Ленки в комнате нет.

Алиса сидит на кровати напротив меня с невозмутимостью великих пирамид, и заплетает косички Рите. Рита вяло жует свой круассан, при этом на заспанной мордашке большими буквами написано — Я сегодня в такую рань проснулась, а впереди еще………… целая жизнь.

У меня под носом парит чашка кофе накрытая круассаном.

— Алиса, я тоже тебя люблю.

Мммм, вкусно.

Перво–наперво после побудки нужно привести себя в порядок — умыться, побриться, опохмелится………

Отставить опохмелиться.

Да и остальное пару минут подождет.

Отхлебывая из чашки и доедая круассан интересуюсь у Рыжей, — Долаживай, по всей форме. В честь чего вчера был праздник, и какие новости в целом?

— Ну….., встретились два одиночества. И чисто по бабски поплакали друг другу в жилетку.

— М–мм, продолжай.

— Нормально так посидели. Ленка, коза еще та. И лично с ней в разведку не пошла бы. История ее мутная, там еще и управляющий банка был замешан. Когда она думает головой, а не………., — Алиса стрельнула глазами на Риту и продолжила, — Другими местами. Голова у нее варит. К советам вербовщика Ордена она прислушалась очень внимательно. На ход ноги слегка обнесла родной банк и выгребла все ценное из квартиры и гаража своего бывшего. Причем гребла не то, что считала ценным она, хотя и это тоже, а то, что ей посоветовал человек из Ордена.

— И что там ценного.

— Туристические шмотки и снаряжение, лекарства, продукты, запчасти к машине. По женской части всякого валом. Итальянская помповуха 12 калибра. Винелли, вроде.

— Биннели.

— Именно.

— А точно 12 калибра?

Вместо ответа рыжая бросила мне патрон.

Н–да, 12 калибр, пулевой, магнум.

— И много у нее патронов?

— Три коробки по двадцать штук и еще полкоробки пулевых. Две коробки картечи и сотня всякой ерунды — воробьев пугать.

Такие уж тут реалии — сперва считаем патроны, потом бензин, а потом уже все остальное.

— Дэн, мне нужны деньги. Сто, сто пятьдесят экю.

— Хм?

Вообще–то Алиска имеет такой же доступ к семейному бюджету, как и я. Но все равно, педантично согласовывает все крупные траты. А раз в месяц скрупулёзно подбивает итог и нудно отчитывается по мелочам.

Такая уж у нее натура. Ей бы не в архитекторы, а в бухгалтера податься.

— Если нам завтра уезжать, сегодня нужно сходить к стоматологу.

К стоматологу это правильно. Вырывать зуб в полевых условиях, используя в качестве инструмента обычные пассатижи, и самогон вместо нормальной анестезии.

Бр–р–р–р–р.

А ведь когда припрет, будешь вырывать, никуда не денешься.

Санкционировав расходы из семейного бюджета, я был вытащен к окну. Где моя пасть была развернута к свету, осмотрена, ощупана, обстукана и признана абсолютно здоровой.

Снова новый начинается день.

Снова утро прожектором бьет из окна….

Время опять смазалось, разбиваясь на дерганые фрагменты.

Первым делом вся наша команда садится по машинам и едет заправляться под пробку.

Заправлялись долго — почти до полудня.

Пока стояли в очереди, девочки и дети познакомились с остальными участниками предстоящего ралли по просторам чужой планеты. Ким и детей видел только Степаныч, о существовании Ленки до этого момента вообще не подозревал никто.

Как собственно и Ленка не подозревала о существовании остальных.

И это не от того, что я забыл ей об этом рассказать. Просто не посчитал нужным рассказывать.

Заправлялись в два потока.

Сперва «Фронтера» залилась соляркой. Потом на ее месте почти на час встал МАЗ Степаныча. Ему везти запас топлива для себя и моего шушпанцера.

Прямо тут Ленка раскошелилась на две слегка помятые бочки, взяв запас топлива для своего как бы джипа.

Во втором потоке первой заправилась Нива там заливать всего ничего — бак и канистры–двадцатки НЗ. Если не будет форс–мажора Нива всю дорогу поедет на полуприцепе МаЗа.

Потом Уазик Дяди Саши. Заправив УАЗ и кучу канистр, бывший егерь заправил баки катера и уложенную в катер двухсотлитровую бочку.

Последним заправлялся Олег, залив по бакам и бочкам почти тонну бензина.

Модный карандаш с тонким выдвижным грифелем, мятая половинка тетрадного листа. Аккуратные столбики цифр, для наглядности сведенные в коротенькую табличку и дважды подчеркнутый итог вычислений:

— по дизтопливу мы заправлены 2300–2500 километров.

— по бензину не проедем и 2000 километров.

Если быть реалистом, то для перегруженного ЗиЛа и заезженной буханки с катером на хвосте 1500 километров.

А первый населенный пункт на северном маршруте, где гарантированно можно дозаправиться, это Аламо. Как раз те самые две с полтиной тысячи километров.

— Вот такая вот занимательная математика. По дороге могут попасться заправки, а могут и не попасться. Дядя Саша, Олег, крутитесь как хотите, но что бы к вечеру на Степаныча было погружено еще полтонны бензина. Лучше тонна. И не делайте таких лиц, следующая заправка с вменяемыми ценами на топливо, это как раз и будет Аламо.

Дядя Саша задумчиво запустил мощную пятерню в бороду, Олег хмуро кивнул в знак согласия.

Не отходя от кассы, мужики устроили мозговой штурм сложившейся проблемы.

Олег предлагал сварить бак под топливо.

Дядя Саша предлагал пошукать по складам Форто–Франко готовую емкость — снятый с машины топливный бак, или еще что ни убудь заводского изготовления.

По понятным соображениям победил бывший егерь.

Во–первых, у Олега не было материалов под сварной бак.

Во–вторых не было времени.

В–третьих, после некоторой заминки, сам Олег признал что «стопудовой» гарантии герметичности своей работы не даст.

А как подварить заправленную бензином емкость? Лично мне не известно.

В плане Дяди Саши был единственный минус — ни он, ни Олег не знают иностранных языков.

Зато на английском сносно общается Ленка.

Так что, пусть начинает приносить пользу нашему коллективу.

Я уже выезжал с топливной фабрики в сторону города, когда нашу Ниву тормознули вчерашние байкеры.

Как тормознули? По колеса никто не бросался, и не размахивал стволом. Стоящий около мощного фордовского пикапа, одетый в кожаную жилетку детина в годах выставил перед собой раскрытые ладони и указал на обочину. В целом интернациональный жест «Тормозни, есть разговор».

Раз так просят, пойдем навстречу людям.

В полусотне метров от сторожевой вышки топливной фабрики можно не опасться подвохов.

Кстати, что за пулемет сегодня на вышке?

М 60 вроде — серьезный аппарат, хотя говорят капризный.

Граждане — байкеры, хоть вид имели местами придурковатый, дураками точно небыли.

Я это подметил, еще когда разглядывал их технику. Теперь убедился в этом еще раз.

Несмотря на наличие бензовоза, и изрядного количества топлива в баках. Байкеры, абсолютно правильно полагали, что лишнего топлива в это мире не бывает. Бывает мало, но больше не увезти.

В Порто–Франко ребятишки поинтересовались ценами, и поехали проверить место где самые лучшие цены.

А тут я на «Ниве» навстречу еду.

Подозреваю после того, как я забрал Ленку из–под их чуткой опеки, о моей скромной персоне навели справки. И выяснили, что мне уже доводилось пробить автопробегом по местному бездорожью и разгильдяйству.

Собственно от меня он хотели …………….совета.

Что, да как в целом. Какие тут дороги. И какие вокруг дорог звери. Особенно звери двуногие.

Нормально так поинтересовались, без ненужного выпендрежа.

На что гражданам–байкерам было замечено, что последнее даже гаишник позорный (полисмен по ихнему) не отбирает. А такие достойные граждане и обобрали бедную русскую девочку. Нехорошос–с–с.

На полисменов, обирающих последнее, байкер не отреагировал никак. Из чего я сделал вывод, что гаишник он и в Африке гаишник. А уж в цитадели демократии, где каждая вторая фильма про продажных копов, это явно не из пальца высосано.

Зато поборы с бедных русских девочек байкер категорически отверг. Онли бизнес, — говорит.

Мы предложили.

Она согласилась.

Мы свою часть сделки выполнили. Мани давай.

Н–да.

Раз у вас бизнес, то и у меня бизнес — мой совет стоит мани.

К моему удивлению пожилой байкер воспринял это, как должное.

Сговорились на ящик колы. Я видел у них в фургоне изрядный запас этого архи стратегического продукта.

Почему я взял колу?

А что с них еще взять?

Деньги дело наживное. А вот в то, что я когда–то еще куплю классической штатовской колы, мне не верится от слова — совсем.

Война войной. А в обед положено обедать.

Ибо…

во–первых — орднунг.

во–вторых — это последний наш обед в Порто–Франко.

Да и просто есть хочется.

В мотеле душно, со стороны моря все места заняты, так что обедать пришлось за столиком около входа в заведение Зи–Зу.

Обед, как обед — вкусный, сытный, не лишенный торжественности и легкой грусти под бутылочку местного шампанского. Гадость, кстати. Красное вино тут отменное, белое тоже ничего. А вот шампанское Бр–р–р. Видимо толковых французов пока не завезли.

Отобедав, отправляюсь грузить «Ниву» на прицеп к Мазу, а заодно узнать, как продвигаются дела с бензином у Олега и Дяди Саши.

Степаныча с Ленкой я не застал, они на МаЗе уехали заправлять купленный где–то дюралевый бак, литров этак на четыреста.

Зато застал Олега, трущего за всякое с хлопчиком весьма бандитского вида. За спиной хлопца, с ноги на ногу переминалось пара быковатых молодцов в спортивных костюмах.

Для полного типажа, барсетки и кепки не хватает.

— А вы откуда такие нарисовались? — сплюнув под ноги поинтересовался у Олега хлопчик.

— С какой целью интересуешься? — отхлебывая только что заваренный кирпичного цвета крепчайший чай, ответил вопросом на вопрос Олег.

— Атычетакойдерзский?

Действительно, чего тянуть. Понятно же, зачем пришли.

А вот дальше произошло несколько неожиданное.

Я знаю — Олег сидел.

Причем сидел по весьма весомой статье.

Но то время, что я его знал, он вел себя подчеркнуто вежливо. Причем со всеми. И пусть это несколько странноватая вежливость, но это именно она.

А тут хлопчик получил от Олега отповедь на такой фене, что я не понял и десятой части сказанного.

Вроде слова в целом русские, а язык другой.

По всему хлопчик, понял не многим больше. Но при этом что–то, сказал в ответ.

Судя по выплеснутому в рыло кипятку, сказал радикально не то.

Приблатненный хлопец с обожжёнными глазами и прижатыми к морде руками еще падал на щебенку, а Олег уже схватил за кадык стоящего за ним бычка. Причем схватил так, что не обделенному силушкой парню, на фоне которого Олег смотрелся неубедительно, стало вдруг решительно не до чего.

Во время моих приключений в Бейджине, один шибко плохой китаец пытался прихватить меня похожим образом. Так «кун–фу» того душителя против Олега вообще не пляшет. Хотя даже тогда я чудом не потерял сознание, а потом сопел неделю и дышал через раз.

Третий бык замешкался, и был срублен внезапно оказавшимся рядом Дядей Сашей.

Только что бывший егерь стоял в стороне, и вдруг, как–то внезапно перетек, оказавшись рядом со своей жертвой.

— В призеры чемпионата СССР я не так и не попал. Но КМС по боксу мне дали не зря, — бывший егерь довольно с явным удовлетворением оглядел свои пудовые кулачищи.

— Чьи? Откуда? — Олег ослабил хватку на кадыке осевшей на пятую точку жертвы.

— Из бригады Лудильщика.

— Какого на….р Лудильщика?

— Не знаю, мы уже тут в его бригаду влились.

Мне показалось, или для Олега погоняло — Лудильщик не пустой звук?

Срубленный Дядей Сашей бык пришел в себя, но вставать, пока не торопился.

— Забрали это тело, — Олег несильно пнул хлопца трущего обожжённые глаза. — Если к нам есть вопросы, пусть ваш старший на разговор приходит.

Быки подхватили полу ослепшего подельника и ходко скрылись за машинами.

— Блатные? — поинтересовался я.

— Да ну, — Олега даже перекосило от такого кощунства. — Тот, которому я рожу сполоснул, сколько–то лямку тянул. А два других вообще телята шконки не нюхавшие.

— Н–да, ловко ты их.

— А как иначе? В камере все накоротке, там размахнутся для удара негде. Да и некогда. Жить захочешь — научишься, — Олег открыл термос, и налил в кружку чифир вместо вылитого.

— Олег, а про этого Лудильщика слышал что–нибудь? Ну там тюремное радио, и все такое?

— Ден, знаешь, — Олег отхлебнул чифиря и продолжил, — Соскочи с блатной педали, а то глупо выглядишь — как хулиган малолетний. У меня десять классов образования, и не нужно в разговор со мной вплетать феню.

Что тут скажешь. Олег прав на все сто. Но соскочить с темы я ему не дам.

— Метлу прикушу…. Тьфу блин, — Олег аж поперхнулся от смеха, а Дядя Саша особо не стесняясь, ухмылялся в бороду. — Учту ваши пожелания. Но что все–таки с Лудильщиком.

— Если это тот, кого я знаю, то это большой мастер по части работы паяльником. Мы с ним одну зону топтали. Правда в разных отрядах. На воле он покуролесил славно, так что его бывшие клиенты его бы и на зоне достали. Вот он в бега и подался.

— А всплыл, этот мастер ректотермального криптоанализа стало быть здесь.

Неприятный персонаж. По возможности будем обходить его стороной.

— Похоже на то.

— А это что такое? — подал слегка удивленный голос бывший егерь.

Я думал, Дядя Саша не разобрался в значении слов «ректотермальный криптоанализ», но его внимание привлекло совсем другое.

Со стороны Баз на промку вкатился трал груженый американским БМП «Бредли» в пустынном камуфляже.

Вот нафига тут «Бредли»? Если только памятником врасти в землю на блокпосту городского периметра.

Хотя, чем не вариант. Внушает — бойся враг.

С другой стороны, если блоки усиливают серьезной броней, ее туда ставят не от того что поставить больше некуда. Ее ставят против какого–то противника.

И противник этот, хотя бы в теории, серьёзен настолько, что старые блокпосты ему уже не преграда.

М–н–да, грустно все это.

Следом за первым тралом в город прошел второй, груженый танком, трал. За тралом вкатились два орденских пикапа сопровождения.

Танком, твою……………! Танком!

И так небодрое настроение упало ниже некуда.

Чуть погодя, на сборный пункт заезжает тройка песчаного цвета «Хаммеров» с пулеметами на крышах, тентованный армейский грузовик, здоровенный пикап и пара квадроциклов.

Первый раз в жизни это чудо техники вживую вижу. На первый взгляд квадры симпатичные — хочу такой же.

А вот пулеметы на Хаммерах совсем не впечатляют. Кого они тут калибром в пять с половиной миллиметров напугать собираются? Личное оружие того же плана, на всех пара «FN FAL» и здоровенная снайперская винтовка «Баррет» вроде, похожую постоянно голливудских фильмах показывают. У остальных, обвешанных разнообразными девайсами, как новогодняя елка игрушками, «М 16» — е.

Прикид пассажиров стоит отметить отдельно. На всех добротные камуфляжи, разгрузки с кучей ценного и не очень, наколенники, налокотники, бинокли, хитрые ножи, дорогущие кенвуды, скрипящие кожей берцы.

Все новое, красивое, местами блестящее, просто кричащее — «Я — лох, только вчера вылупившийся из портала».

Не впечатляют, короче. Совсем не впечатляют.

Порто–Франко гламурный городишко, но в него иногда заезжают граждане из местной глубинки. Въевшийся в кожу загар. Сугубо утилитарный латанный–перелатанный транспорт. Потертое, проверенное временем оружие, главными критериями которого являются надежность и крупный калибр. Застиранное, потертое хаки, или блеклые выцветшие от ярости местного солнца камуфляжи. Ничего блестящего, ничего лишнего, ничего модного, все сугубо функционально.

Будь моя воля, поменял бы пару таких местных следопытов на дюжину залетных пассажиров на Хаммерах. Но, мое мнение тут пока никому неинтересно.

— Кто такие? — интересуюсь наблюдающего за новичками патрульного.

— Сюрвайверы.

— Кто……?

— Секта выживальщиков — готовят себя к выживанию после конца света.

— А тут они что забыли?

— Следуют на поселение в Техас. Будут сопровождать выходящий завтра конвой.

— В Техасе намечается конец света?

— Цирк там намечается, — не нравятся сюрвайверы патрульному.

Сюрвайверы — слово–то какое мудреное, противоестественное даже.

Если подумать, сюрвайверы, это даже неплохо.

В местных реалиях они пока отрицательные или скорее даже мнимые величины. Им даже надпись «Я — лох» не нужна, и так все видно.

Отпущу–ка я основной конвой километров на пять–десять вперед. И тихонечко поеду сзади. Есть у меня подозрение, что с таким охранением конвой соберет все неприятности на себя.

Впрочем, это стратегия, но у меня в запасе есть и тактические наработки.

Пару часов спустя, через мощный матюгальник, закрепленный на верхушке высокой мачты (и как в нее до сих пор молния не попала?) объявили сбор на брифинг для всех, желающих присоединиться к завтрашнему конвою.

— Чего орут? — поинтересовался высунувшийся из недр буханки егерь. Последние два часа Дядя Саша перераспределял имущество таким образом, чтобы сгрузить в катер на прицепе все легкое, а «буханку» нагрузить по максимуму. Иначе относительно легкий УАЗ не втащит груженый катером прицеп по песку или в гору.

— На брифинг зовут.

— Куда??? — не понял стоящий рядом со мной Олег.

— Типа, на сходняк. Перетереть за места в конвое, время выезда и прочие вопросы.

— Если на сходняк, то надо идти, — сюсюкавший карапуза Олег, передал не желающее спать потомство жене и нежно поцеловал ее в щёку.

Не видел бы, никогда не поверил, что этот «душка» всего пару часов назад был готов вырвать кадык другому человеку.

На «брифинге» точный, страдающий отдышкой мужик, в новеньком камуфляже, пытался донести до разношерстной толпы порядок и режим следования в колонне.

Мужик говорил исключительно на американском наречии английского, и через это был не понят доброй третью подопечных.

К концу речи, у меня сложилось стойкое ощущение, что мужик в камуфляже зачитывает нам порядок движения походной колонны из устава иностранной армии.

Вы только не подумайте, я не против уставов.

Я категорически за.

Потому как это хоть какая–то система.

Но вот исполнение.

Н–да.

С учетом, сухого сезона и более продолжительных суток они собираются проходить по двести пятьдесят — триста миль в сутки.

Лично я ставлю на двести пятьдесят, вот только не миль, а километров.

А что будет, когда у кого–то сломается машина или кончится топливо? Еще не выезжая из города, я уже вижу десяток кандидатов на поломку в течении первых суток.

Ан нет, у нашего охранения, этот момент продуман. Топливо и поломки это не их проблемы. Конвой идет дальше.

Есть хорошая поговорка о шерифе и проблемах индейцев. Вот это как раз наш случай.

— Про что бакланят? — не выдержал иностранной тарабарщины Олег.

— Если кратко, бакланят за то, кто, где едет, когда дежурит, и сколько стоит охрана этих чудесных парней.

— И как высоко ценят себя эти чудесные парни?

— А мне без разницы. Я платить не буду. Ты я полагаю тоже.

— Хм, а как поедем?

— Отпустим колонну километров на десять вперед и поедем позади. Ночевать будем вместе с ними.

— У этих славных парней, как ни крути пулеметы на Хаммерах. А ты сам рассказывал — за городом беспредел совсем не редкость.

— Так и у нас кое–что найдется, не хуже. Завтра утром увидишь. Тебе понравится.

— Ты полон сюрпризов, — Олег посмотрел на меня словно бы оценивая заново.

Сета вокруг Хамви, начала приобретать осмысленный характер. Те кто готов был отдаться под охрану «Славных парней» столпились около машин. Выходцы из латинской Америки, сбились в сою кучку в стороне от гринго. А часть народа вообще рассосалась по своим делам.

В испанском я пока слабоват, но по–всему латино склонялись к мысли ехать самостоятельно никому ничего не платя.

И в этом они правы — три–четыре десятка машин и почти две сотни человек из которых полсотни мужиков, могут организоваться во вполне жизнеспособный конвойчик.

— Олег, я уехал грузить Ниву и запас воды на Степаныча. Ближе к вечеру, как с этим закончу, зайду сюда. Выясню, чем тут все закончилось.

Олег задумчиво кивнул и, не прощаясь, ушел к своей машине.

В этот последний вечер в Порто–Франко мне чертовски хотелось чего–нибудь этакого. Чего–то такого, что еще долго не попробую.

Отставив в сторону пиво и мясо, я придвинул к себе литровую миску мороженого.

Еще бы, как говорит Олег, — Весло побольше.

Ну да ничего, справлюсь и десертной ложечкой. Зато не простужусь.

Ворочаясь на спальном мешке, расстеленным между приготовленных к погрузке баулов с самым ценным.

В голову упорно лезут мысли — это не предусмотрел, это мог сделать лучше, это забыл купить в дорогу, А если топлива не хватит? Или воды?

Разумом я понимаю, что обычный мандраж перед дорогой. Но заснуть мешает. Еще и Муха сопит под носом.

 

Порто–Франко

32 число 02 месяц 17 год.

Мощный дизель бронемашины лязгнул, заводясь, и застучал ровнее по мере прогрева. Когда прогреется, вообще, как довольный кот муркать будет.

Плотный завтрак съеден. Вещи погружены. Ключ от номера брошен в ключницу на пустом ресепшене.

Зи–Зу еще затемно умчался в порт. Его шхуна сегодня уходит с грузом переселенцев на Шанхай.

Здоровяк Йонкер гремит посудой, помогая на кухне. Даже вредная шимпанзе Афродита и та куда–то пропала.

Обидно блин.

С другой стороны, чего я хочу? Мы лишь капля в мутном потоке переселенцев. Этот город забудет о нас еще до того, как осядет пыль, поднятая нашими машинами.

— Присядем на дорожку, — голос Алисы чуть дрогнул в конце фразы.

Кивнув, присаживаюсь на брутальную скамеечку у стены мотеля. Сына садится рядом. С другой стороны усаживается Рита, одну ладошку дочка просовывает в ладонь Ким, второй хватается за мою руку. И даже Муха плюхается на мохнатую задницу.

За сезон дождей псина нажрала ряху, изрядно перевалив в весе за полцентнера. Не смотря на спокойный, даже флегматичный нрав, посторонние люди стараются держаться от Мухи подальше.

— Есть мнение, что пора бы наш броневичек как–то назвать. А то поедем, как четыре танкиста….. И собака.

— Луноход, — сказала первой Алиса.

— Брантозябра, — предложила свой вариант Рита.

— Класс имя, — согласился с Ритой сына.

— Не, не вариант. Как ты яхту назовешь так она и поплывет. Слышали про такое?

— Слышали, — Ленка закончила распихивать шмотье по недоджипу и уселась рядом с нами. — Но у вас же не яхта, а практически боевой корабль. Бедовый — отличное название.

— Тоже не вариант. Нужно что–то позитивное. И вообще, хорош сидеть. Поехали.

— Твоя фамилия часом не Гагарин? — пытается схохмить Ленка.

— Лично для тебя на много важнее, что моя фамилия не Сусанин.

Площадка сборного пункта встречает нас неправдоподобной тишиной и злым от недосыпа городским патрулем.

Обычно тут стоит гул моторов, что–то постоянно чинят, грузят, регулируют, народ суетится, кучкуясь по интересам. А тут тишина, как в морге — все сидят по машинам. Байкеры и сюрвайверы куда–то делись. Да и вообще машин поубавилось.

По моим прикидкам, при анархии в организации конвоев, сегодняшний должен выйти не раньше обеда. А очень похоже на то, что конвой уже вышел.

И наши три машины куда–то делись.

Чудесны дела твои господи.

Знакомых лиц среди патрульных не наблюдается. Да и лица у патрульных отнюдь не располагают к общению.

Что тут приключилось–то ночью?

Я уже настроился догонять ушедший конвой. Но наши нашлись на отсыпанной свежим гравием площадке сразу за городским КПП.

Олег и Дядя Саша присев на бампер «131» хлебают что–то горячее из дымящихся паром кружек. Сложив руки на баранку, Степаныч кемарит в кабине МАЗа. Ольга сюсюкаться с карапузом.

— Ох, ничего себе! Извини, не признал на такой технике, — поприветствовал меня Олег, и оставив кружку принялся разглядывать мой шушпанцер.

— А жизнь–то налаживается, — последовал примеру Олега Дядя Саша.

Признаюсь, грешен, ну, или как минимум — ничто человеческое мне не чуждо. Вчера я рассчитывал урвать чутка внимания и удивления по поводу моего транспорта. Да что там внимания, пусть и скромный, но фурор — вот подходящий термин.

Но это было вчера, а сегодня эти мысли улетучились без следа.

— Что случилось?

— Да эти, — удовлетворив первое любопытство, Олег подхватил оставленную кружку. — Как их, выживатели с автоматами отметили прибытие и ближе к ночи стали к бабам приставать. На почве чего славно получили от мотоциклистов. Похватали стволы, и под дулом крепко отметелили самых заводных мотоциклетчиков. И еще кой–кому до кучи досталось. Каша заваривалась крутая, но прилетел патруль и разогнал всех по норам.

— Обошлось без стрельбы?

— Без, — Олег отхлебнул из кружки, выдерживая паузу. — А утром двоих выживателей нашли с порезанными глотками. Тут уже все за волыны похватались. Хорошо хоть эти, — Олег кивнул на городской блок пост, — решительно сработали, даже броню пригнали для вразумления. Быстренько построили машины в колонну и выставили ее за периметр.

— Вас тоже выставили?

— Угу.

В целом все понятно. Винтовка, она конечно рождает власть. Но ума не прибавляет, скорее наоборот.

Ордену подобные заморочки с вооружёнными идиотами категорически не к чему. Вот он и выставил проблему из города. Нет людей — нет проблем.

Только не подумайте, что я осуждаю Орден. На месте городской охраны я поступил бы в точности так же.

Они за что отвечают — за порядок.

Порядок обеспечен. Переселенцы уехали.

А что кто–то не доедет?

Так Орден им не нянька. Переселенцем туда, переселенцем сюда — убыль в рамках статистической погрешности.

Вот только что нам со всем этим делать. Байкеры и сюрвайверы перестреляют друг друга и случайных пассажиров при первой же возможности. Оно нам надо?

Поделившись сомнениями с Олегом, выясняю, что в конвое ушли только сюрвайверы в качестве охраны. А байкеров орденцы упаковали под замок.

Если так, то это меняет дело. Конвой оторвался от нас на два часа и нам пора выдвигаться, если мы хотим встать на ночевку вместе.

— Дэн, тут такое дело. Вчера какой–то хмырь вокруг нас крутился. Крученый — близко не подходил. Но приходил он именно по наши души.

— Да теперь без разницы, мы же уезжаем.

— Да я так, предупредить. Мало ли.

Пока я болтал с Олегом, а Дядя Саша и Степаныч совали нос во все щели шушпанцера, городские ворота отползли в сторону, пропуская не первой свежести грузовик и пару бойцов из охраны блока. Причем один из подошедших регистрировал нас при выезде из города.

— Кто у вас старший?

Бабы старшими не могут быть по определению, а из мужиков по–английски понимаю только я. Да и броня опять же чья?

Так что придется мне немного узурпировать власть. Тем более что никто не против.

— Что случилось?

Боец выдержал паузу. Осматривая меня с ног до головы, потом с головы до ног. Типа нагнал жути на терпилу.

— Да вот, ребятам срочно в дорогу нужно. А одни они ехать бояться. Так что возьмёте их с собой.

Меня так и подмывает спросить, — А что собственно мне за это будет?

Но я оставляю вопрос при себе. Так заранее предвижу ответ, — Что вот именно за это. Мне ничего и не будет.

Ладно, зайдем с другой стороны.

— А от чего ребята так заторопились в дорогу? Должен же я знать вместе с кем еду, и чего от них ждать.

Патрульный сделал шаг вперед, подойдя ко мне в плотную. Включил орлиный взгляд и вообще посуровел лицом.

Ну–ну, что дальше? Угрожать начнёшь?

— Очень тебя прошу. Просто возьми их………. Ладно? — уже по–человечески попросил боец.

— Какого им от нас надо? — интересуется у меня Дядя Саша.

— Ну, если кратко, то у нас новый попутчик.

— Оно нам надо? — задает глупый вопрос Олег.

— А у нас есть выбор?

За то время что мужики провели в Порто–Франко, они успели разобраться, кто тут главный. Так что особого протеста выказывать не стали. Отъедим от города, там и разберемся с попутчиками.

Патрульный призывно махнул рукой водителю навязанной нам в попутчики машины.

Хм, тесен Порто–Франко. Из кабины вылез тот самый расписной индеец, который стрелял курево у Степаныча.

Второй патрульный, обращаясь к расписному, затараторил на испанском.

За время нахождения в этом мире английский и немецкий языки я худо–бедно освоил. А вот испанский.

Н–да.

— Мужики, пошли, посмотрим, с чем мы имеем дело.

Кивнув расписному, идем осматривать его машину.

Что мы имеем?

Трехосный бортовой грузовик, лет пятнадцать назад сошедший с конвейера фирмы «МАСК». Сразу за кабиной пристроен спальный отсек. На кустарщину не похоже, скорее всего, такая машина вышла с завода. По бокам от кабины пара задранных в небо толстых выхлопных труб. Мощный капот спереди прикрыт силовым бампером с наваренными дугами из толстых труб. Судя по помятостям и содранной краске, силовой бампер уже не раз бывал в деле. Резина не новая, но проходит еще изрядно. Под кузовом закреплены две запаски, дополнительный топливный бак и ящик под инструмент.

Все как положено.

Стальные борта грузовика, сантиметров на тридцать наращены деревянной доской.

К явному неудовольствию индейца лезу в кузов.

Бочки с топливом — шесть штук. Четыре запасных колеса. Снятый с колес фордовский трактор с открытой кабиной, колеса от трактора. Пара новеньких кроссовых мотоциклов. Ящики, мешки……..

Нормально в целом.

Спрыгнув на землю, интересуюсь у набычившегося парня. — Вода есть? Ватер. Аш–Два–О. Аква?

Расписной наконец–то сообразил, чего от него хотят, и ткнул в емкость за кабиной.

Литров сто–сто тридцать. Пожалуй, что нормально.

— Дэн, иди–ка сюда, — завет меня, заглянувший в кабину грузовика, Дядя Саша.

— Ну, блин………….

Из кабины на бородатого егеря смотрят три женских личика.

Девушка лет двадцати, высокая, стройная, с проступающими через ткань юбки красивыми бедрами. Тонкие руки, изящные пальцы с ухоженными ногтями. Носик чуть горбинкой, прямые черные волосы собраны на затылке в длинный хвост. Правая рука выше локтя замотана бинтом, пропитанным застарелой кровью.

Девчушка десяти–двенадцати лет. Точная копия старшей сестры, разве что более худая.

Эти двое и расписной индеец явно родственники.

Третья девушка, пятнадцать–шестнадцать лет. Круглолицая, низкорослая крепышка, с налившейся грудью. Беременная она что ли?

Проигнорировав беспокойство индейца, продолжаю осмотр.

В креплениях под рулем короткий, явно не раз бывавший в деле дробовик, без приклада. Металлический ящик старенькой, как бы еще не ламповой, радиостанции. Визуально все, чему положено быть в машине, на месте. За техникой явно следят.

Достав из шушпанцера армейский планшет, провожу краткую политинформацию на тему правильного понимания текущего момента.

— Значит–ца так. Нашего нового друга………., кстати, как его зовут?

Поочередное тыканье пальцем в собственную грудь, а потом в Олега, Степаныча, подошедшую Алису, и, наконец, в расписного парня выясняет, что паренька зовут Итц*Лэ.

С ударением на «ц», язык сломаешь.

Зато теперь нет сомнений в том, что парень из американских аборигенов.

— Так вот, нашего друга в хвост колонны ставить нельзя. Место там ответственное, а я ему тупо не доверяю. Дядя Саша и Олег из своих машин ничего толком не увидят. Так что, последним пойдет Степаныч.

Старый водитель покряхтел, недовольно насупился, но вслух ничего не сказал.

— Порядок движения следующий. Первым иду я. За мной Ленка. Дальше Дядя Саша, Олег, наш новый друг. Степаныч замыкающим. Дистанцию держим так, чтобы не глотать пыль впереди идущей машины, но и не растягиваемся.

Все это уже сто раз оговорено между нами. Теперь надо как–то донести это до Итц*Лэ.

Лист бумаги, карандаш и шесть нарисованных друг за другом машинок.

Увидевший Ольгу с ребенком и моих мелких, парень подуспокоился, и с ходу врубился, что от него требуется.

— Поехали уже, что ли?

Олегу нетерпится двинуться в путь. Точнее его нервирует пара часовых и развернутый в нашу сторону пулемет на блок посте.

Специально в нас никто не целился. Это мы встали в секторе, на который нацелен пулемет.

Но нервирует с непривычки.

— Ага, двинули. Но сперва, всем достать и иметь под рукой оружие.

Мы не рэмбы, просто места тут такие — неспокойные.

Конкретно я закрепляю СВД за водительским сиденьем и устанавливаю «Bren» на вертлюг за спинкой пассажирского сиденья. АПБ уже в кобуре, обрез в приделанном под рулем кожаном чехле.

В походном положении пулемет прикрыт от пыли брезентовым чехлом и смотрит стволом в небо.

Чтобы открыть огонь мне или рыжей придется приплясывать вокруг вертлюга на полусогнутых. Сектор стрельбы, назад откровенно плохой, а влево вообще не выдерживает никой критики. Но, чем богаты.

У меня, прежде всего, забронированный автомобиль, а не полноценная боевая машина.

Пригоню броню в Демидовск, продам Русской Армии, пусть хоть башню от танка на него прикручивают. Но лично мне это не к чему.

А если без лукавства, то не по карману. Тот же китайский ДШК смотрелся бы куда как убедительнее.

Нельзя ведь просто взять, и навсегда уехать из Порто–Франко.

У поворота с кольцевой грунтовки на северный меридианный тракт по обеим сторонам дороги замерла пара джипов.

С занявшей правую обочину темно зеленой «Паджеры» даже не скрутили российские номера. Марку второй машины определить не берусь, на мой взгляд, что–то японское.

Может это не по нашу душу, но в данном случае лучше перебдеть.

— Внимание, у нас тут провожатые нарисовались. Не тормозим, проходим на скорости, — повесив микрофон на специально для него приделанный крючок, командую рыжей. — Ким за руль. Как подъедешь к джипам, притормози метров за двадцать. Трогаешься по моей команде. И не вздумай заглохнуть. Мелкие, упали на пол, и без команды не вставать!

Избитая Олегом и Дядей Сашей троица пасется возле «японца». Значит нам к «Паджере».

Алиса приняла на обочину и притормозила перед «Паджерой» четко по инструкции.

Лучше бы подальше — в данном случае дистанция наше все. Но это придется связки надрывать, а нам ведь просто поговорить.

Где тут у меня гранатка–то была?

Зря что ли Алиска мне специальный карман под нее пришивала.

Опять же, если не лукавить, карман пришит под рацию, но сейчас грана там нужнее. Так, клапан оставим открытым, что бы запал гранаты был виден. Бойся врах! (ошибка допущена специально).

А вот и провожатые.

Мой выход.

Привстав за пассажирским сиденьем, складываю ладони на торчащий вверх раструб пулеметного ствола. — Здорово, пацаны! На пикник собрались?

За пацанов ответил пожилой, кряжистый дядька, с бритой налысо башкой, плоским лицом, ломаным носом под мощными надбровными дугами, и татуированными пальцами. — Типа того — на шашлыки выбрались.

Ну да, на шашлыки. А мангал, мясо и бухало забыли?

Запросто поверю в шашлыки без мангала.

Даже в шашлыки без мяса, готов поверить.

Но без бухла!?

Э, нет. Мировая наука таких прецедентов не знает.

— А мяса, стало быть, еще не настреляли?

— Да вот как раз прикидываем на эту тему.

Старший братвы, я так понимаю это и есть тот самый Лудильщик, явно не ожидал от нас брони, гранат, пулеметов и прочей милитаризации. Но он уже справился с эмоциями, проанализировал ситуацию, и теперь ему надо аккуратно съехать с темы.

— Бейте ягненка четырехрогой антилопы. У них мясо, отвал башки. Само тает, можно даже не жевать. Главное не передерживать над огнем.

— Мы подумаем.

Лудильщик, хотел сказать что–то еще. Но перекрикивать проходящую мимо машину Олега не стал.

И это правильно. Я бы тоже не стал — не солидно.

Идущий замыкающим Степаныч, проехал между джипами братвы и уже оторвался на три сотни метров, но Алиса дисциплинированно стоит на месте ожидая моей команды.

А вот Муха, привстав на задние лапы, высунула морду над бронированным бортом.

Ну да, она же не мелочь какая–то, на полу лежать.

— Антилопы пасутся у дороги со стороны Баз или на северной дороге. А…….на этой дороге антилоп нет. Не надо по ней ездить, только бензин спалите понапрасну. Удачной вам охоты, и не хворать.

Оглушающе рыкнув мотором (большущий минус открытой кабины), шуш с буксом сорвался с места и резво попылил догонять скрывшуюся в складках местности колонну.

Тьфу, блин, чуть не вывалился от такого старта.

Боясь заглохнуть, Алиска перестаралась с педалью газа и слишком резко бросила педаль сцепления. Отчего я едва устоял на ногах, а вот любопытная псина завалилась на тюки с одеждой.

Дорога пока относительно хорошая, так что пусть Алиска рулит. Ей полезно, а всем остальным безопасно. А я вооружусь биноклем, и понаблюдаю за возможными преследователями.

Заодно уйму легкий мандраж после разговора и положу гранату на место.

Парни нам повстречались неприятные, где–то даже отмороженные, но здравого смысла не потерявшие. Вряд ли бы они стали устраивать наезд с пострелушками. Скорее «на базаре» попытались бы состричь с нас чутка шерсти.

Или Олег мне не все рассказал?

Колонна встала через десять минут. И я даже знаю почему.

Сзади чисто, так что шушу пора в авангард.

Встали, потому как дорога разветвлялась, и едущая первой Ленка не знала, какую из них выбрать.

А выбирать можно любую, через пять километров дороги опять сходятся, но лучше правую. Там хоть и длиннее, зато дорога лучше.

Первый привал, как и планировали через два часа и, если верить приборам, шестьдесят два километра.

Просто привал это:

— выбрать участок дороги, идущий по возвышенности (что бы иметь возможность видеть, что творится по сторонам);

— распугать вокруг машин змей и прочую фауну.

— и только тогда, девочки лево, мальчики… (отставить!)

Никаких налево девочкам не полагается.

Во всех смыслах.

Ким, Ленка, Рита и Муха собрались в кучу и присели за машиной. И никаких: «Я в кустики».

Мораль уместна там, где она уместна, по слухам у цивилизованных немцев бани общие, а дикие папуасы вообще ходят голые. У нас тут, кстати, такая дикость, что папуасам и в кошмарах не снилось.

Ленка пыталась было возражать. Но ровно до тех пор, когда в сотне метров от машин поднялась из травы Большая Гиена.

И есть у меня подозрение, что не будь у нее в этот момент спущенных штанов, быть этим штанам, как минимум, мокрыми. Хотя возможно, только этим и не ограничилось.

Ещё два часа спустя нашему конвою попалась первая машина.

Хозяева рассчитанного на асфальт американского микроавтобуса, да еще и с прицепом, сильно переоценили его вездеходные качества и свои умственные способности. Познакомившись с местными дорогами поближе, они потихоньку возвращались обратно в Порто–Франко.

А вот и место, которое не смог одолеть микроавтобус. Колея пересекает огромную пологую низину, протянувшуюся через саванну с севера на юг. В низине грунт еще не просох окончательно после дождей, и прошедшая колонна изрядно разбила дорогу, превратив четкие колеи в проплешину красно–коричневой грязи, замешанной до консистенции плотного теста.

Тут, не то что микроавтобус, тут ленкин паркетник на раз увязнет, да и УАЗик с лодкой на прицепе под вопросом.

Не мудрствуя лукаво, подключаю передний мост, и к восторгу мелких, на пониженной передаче, аккуратно прокладываю новую колею в десяти метрах от старой. Кажется, что мощный, низко оборотистый дизель, поставленный на мосты от «шишиги», не замечает влажноватого грунта, травы и массы бронекорпуса.

А меня гложет червячок оправданной гордости за построенный аппарат.

Надо бы продать его Русской Армии подороже — вещь же.

— Знаешь у меня такое чувство, что я попала в какой–то фантастический мир из книги Стругацких, Обручева или Ефремова, — Ким насмотрелась на окрестные пейзажи, набралась впечатлений и теперь ей нужно на кого–то сбросить эмоции.

— На меня самого иногда накатывает.

Спугнутое невидимым хищником, колею пересекает стадо легконогих антилоп. Раздвигая широкой грудью траву, самцы рогача спешат на звук, прикрывая молодняк и коров от возможной опасности. Ловя восходящие потоки гигантскими крыльями над саванной парит похожий на грифа падальщик.

Красотища.

Основную колонну мы догнали часа за три до заката.

Что неудивительно. Ибо ехали мы предельно аккуратно, не насилуя технику и давая водителям втянуться в ритм движения, почувствовать дорогу. С остановками каждые два часа и полноценным перерывом на обед.

Народная мудрость гласит — война, апокалипсис, иной мир, но обеденный прием пищи происходит строго по распорядку.

Народные мудрости они не на пустом месте рождаются. И пусть в отличие от уставов и инструкций по технике безопасности они не прописаны кровью. Зато они прописаны гастритами, язвами, голодными обмороками, что как бы намекает.

Для стоянки сюрвайверы выбрали не совсем удачное место.

С их–то точки зрения удачное, в наличии не успевшая пересохнуть речка, и лежащее возле самой колеи длинное сухое дерево, уже изрядно порубленное на дрова. А что машины на полкилометра вытянулись вдоль дороги, их совершенно не заботит. Они вообще конвой собираются охранять? Хотя бы от хищников.

Лично я бы здесь стоять не стал.

Толку с этой речки?

Брать из нее воду на готовку, это если совсем обсох по воде.

Разве что долить воду в радиаторы машин и полить саженцы (их, кстати, везут многие, так что не один я такой умный).

Ах, да. После тяжелого дня белым господам захотелось освежиться в прохладной воде.

Крупную фауну отогнали. И даже выставили одетого в новенький камуфляж наблюдателя, сурово осматривающего окрестности в прицел крупнокалиберной винтовки. Но как обошлось без укусов змей и насекомых, в изобилии обитающих в густой траве у воды, ума не приложу.

Вот только теория вероятности вещь упрямая, и я уверен при подобной беспечности жертвы будут.

Грузовики и УАЗик выстроили по обеим сторонам от колеи. Встав попрёк дороги, бронированная тушка шушпанцера закупорила тыл, а ленкин паркетник отделил нас от основного стойбища.

Не то что бы такое построение было панацеей, но лучше чем ничего. Особенно от местного зверья.

Пока Дядя Саша и Степаныч обслуживали технику и разбивали бивуак. Мы с Олегом, как самые молодые и резвые, надели сапоги, подхватили по паре ведер и сделали три ходки за водой. На полив, долив, и гигиенические нужды нашей группе вполне хватит. По дороге завернули к «выживателям», согласовать несение караулов и прочие нюансы человеческого общежития.

Нашему новому другу я выдал топор и указал на сухое дерево. Индеец ломаться не стал. Взял топор, младшую сестру для компании, и добросовестно обеспечил нас дровами.

Тут стоит сделать организационно–туристическое отступление.

Если не хочешь давиться всухомятку, то перед тобой три раза в день встает проблема готовки пищи. Пищу, как известно еще с доисторических времен, нужно готовить на огне.

Стало быть, нужен какой–то нагревательный прибор, скажем так.

Кое–кто готовит на партативных газовых примусах, сжигая невосполнимый запас газа небольших баллончиков.

Значительно большая часть на примусах керосиновых. Керосин, в принципе ресурс восполнимый, но тоже стоит денег.

Поэтому основная масса переселенцев предпочитает готовить на кострах. Нашел дров или хвороста. Если есть в хозяйстве, расставил стальную треногу, подвесил котелок на крюк. Кто пообстоятельней выкладывает из камней круг очага, что бы пламя не расползалось.

У кого треног нет, каждый раз мудрят рогатки под вертел или выкручиваются еще как–то.

Но все это не наш метод.

Путешествие через Кхам, дало мне много полезного опыта. Творческое осмысление которого родило тактико–технические характеристики походной плиты, назовем ее так.

Устройство должно быть:

— дешевым, желательно бесплатным;

— предельно простым, сродни лому;

— легким, что бы развернуть его в рабочее положение мог один человек;

— в него должен помещаться запас дров (сушняк может быть далеко не везде);

— оно должно обеспечивать комфортную готовку и возможность нагрева воды на технические, бытовые и гигиенические нужды.

Правильная постановка задачи, это половина ее решения.

По цене металлолома была куплена, половинка двухсот литровой толстостенной бочки. Бочка, похоже, побывала в изрядном замесе, и кто–то настрелял в ней десяток разнокалиберных дырок. Возиться с заваркой дыр посчитали нерентабельным, и половину бочки пустили на какие–то поделки, а вторую половину отложили на потом.

Став владельцем столь нужной заготовки, я выровнял и зачистил место разреза. У самого дна, где были две самых больших дырки, прорезал прямоугольное отверстие размером с ладонь. В две самых больших дырки из оставшихся вставил короткие болты и накрутил изнутри гайки. На оставшиеся дырки тупо наплевал. Насверлил в дне два десятка отверстий для лучшей тяги. Отнес почти готовое изделие к Олегу, который приварил к походному очагу пару гнутых из арматуры ручек и четыре короткие — сантиметров по сорок ножки из обрезков водопроводных труб.

Последним штрихом стало изготовление крышки из стальной стеки и кочерги из куска толстой стальной проволоки.

Получилось не очень эстетично, зато надежно и практично.

И, почти задаром.

Когда мы с Олегом закончили работу водоносов, дрова в бочке прогорели до углей, давая ровный хороший жар и почти не давая дыма. Очаг накрыли стальной сеткой–крышкой на которой вкусно булькал котел с ужином, и заваривался кофе в закопчённом медном кофейнике. Что–то я такого в нашем хозяйстве не видел?

Разложив туристический столик, Ольга закончила крошить зелень и принялась за нарезание пышного каравая.

Усевшись на расстеленную на земле циновку, Алиса в полголоса разговаривала со старшей девушкой из навязанных нам попутчиков.

Возле женщин, развалившаяся на траве, Муха вяло отбивалась от выпущенных на свободу щенков лайки. Три шустрых, неугомонных комочка меха, хороводом скакали вокруг Мухи, потявкивая с интонацией — Ты наша новая мама? Мы согласны! Давай играть!

Но у новой мамы была проблема поактуальнее. Псина то и дело поворачивала башку в сторону булькающего варева, жадно втягивала воздух и активно пускала слюни.

Раз все при деле, узнаем, о чем толкуют девки.

Старшая из попутчиц неплохо говорила на английском, но с каким–то странным акцентом. Звали ее Мария. С одного раза угадайте в честь кого ее назвали набожные родители?

Деревенька, где жили набожные родители, ютилась где–то в горах Латинской Америки. Я так понял речь шла о Гватемале, но, не имея под рукой подробной карты региона, точно судить не берусь. Лично мне перечисленные названия населенных пунктов ни о чем не говорят.

Собственно о России Мария знала только, что там есть Сибирь, где круглый год лежит снег. Снег она, кстати, видела только в кино и холодильнике.

Родители Марии — метисы с преобладанием индейской крови, как большинство местных фермеров, днем выращивали кукурузу, бобы, сахарный тростник. А по ночам возделывали секретные делянки с кокой. Возделывали, что характерно, как в колхозе, за трудодни.

Кроме Марии в семье был, ее старший брат, двое младших братьев и младшая сестра — Инес.

Старший брат Марии четыре года работал пилотом на местный картель. Возил через границу наркоту и оружие. Он же пристроил Марию в госпиталь при какой–то религиозно–благотворительной организации.

Опять же толком ничего не понятно, ибо все названия для меня пустой звук. Понятно что, английским Мария овладела именно там.

Средний брат начал работать на картель и почти сразу заехал на местную тюрягу.

А младшенький — Итц*Лэ, активно колол наколки во всю ширину впалой груди и готовился пойти проторенной братьями дорогой. Имя парню дали в честь местного народного героя, организатора сопротивления конкистадорам, грабителя испанских караванов и любителя вырывать и поедать сердца живых пленников.

Неприятности начались с того, что самолет старшего брата не прилетел куда следует. На сколько известно Марии он вообще никуда не прилетел. Но картелю было известно больше, и второго из братьев зарезали в тюрьме.

Итц*Лэ и Инэс повезло. Когда солдаты забивали палками их отца и мать, парень вез в мастерскую сломавшийся трактор. Вышмыгнувшая из дома, под самым носом у солдат, девочка предупредила брата.

Двое суток они отсиживались по лесам. А потом поехали искать Марию.

В родной дом они не возвращались. Родителей похоронили соседи. Они же, чисто по–крестьянски, вынесли из дома все ценное.

— Что–то я совсем запутался. К брату претензии у картеля, а на зачистку пришли солдаты?

Выяснилось, что для Марии межу солдатами государственной армии и бойцами картелей нет никакой разницы. В камуфляже, с автоматами и на службе — значит солдаты.

Бр–р, похоже, опять местная диалектика.

Бог и духи предков были на стороне беглецов, и Марию они нашли раньше, чем их нашли бойцы картеля. Но найти сестру это даже не полдела. Американец, патронирующий госпиталь, дал Марии час на сборы и бумажку с адресом.

— А мотоциклы и прочий хабар у вас откуда?

— Хабар взяли у картеля. По лесам чего только не припрятано — на все случаи жизни, надо только знать где лежит. А мотоциклы угнали, перед тем, как ехать в точку Отправки.

— А беременная у вас откуда?

— Это (тут набор звуков, который я воспроизвести не смогу).

Если кратко Чиси. Дочь уважаемого человека (считай вождя) из соседней деревни. Итц*Лэ давно на нее глаз положил. И раз уж представился такой случай, как истинный воин, похитил невесту из соседнего племени.

— Просто Ромео и Джульетта.

— Да, очень похоже, — согласилась Мария.

— Читала Шекспира?

— Кого? — девушка искренне удивилась. — Нет, кино смотрела.

Н–дэ. Я кстати тоже Шекспира не читал.

— Если честно, мы с Чиси познакомились в пункте отправки Ордена, — Мария виновато, но в тоже время лукаво улыбнулась.

— Н–да. А ребенок чей?

— Хм, ты и это заметил. В ее истории плохого еще больше, чем в нашей. Ребенку нужен отец, а моему брату нужна жена. Так что теперь это наш ребенок.

Серьезный подход и очень реалистичный — уважаю.

Дальнейший опрос выявил, что в Порто–Франко нашлись желающие попробовать женской ласки. В результате Марии проткнули плечо, а любителю женской ласки ливер. Патруль особо разбираться не стал, просто выставив проблему за ворота.

По тому, как заботливо выставляли, что даже нашли нормальных попутчиков, похоже на правду, и, решая проблему, патрульные чувствовали себя немного виновато.

Планы на жизнь — ехать куда сказали. Потому как больше ехать некуда. Хотя и не хочется, любители ласки были из латиноамериканцев, и перспектива новой встречи с ними Марию совсем не радует. Больше того, она ее панически боится.

А тут и ужин подоспел.

Правильный ужин начинается с чего?

Верно — с аперитива.

Олег и Ольга от выпивки отказались. Ким нацедила себе сухого красного. Я бы выпил пива, но на местной жаре к вечеру оно будет теплым, как ты его не охлаждай. Так что выпьем местного вискаря.

Дядя Саша и Степаныч, чокнулись, залпом заглотили свои сто грамм, дружно крякнули от удовольствия и синхронно закусили похлебкой. Задорно мужики пьют, у меня аж слюна потекла.

— Вождь будешь? ………… Мария?

Девушка отрицательно покачала головой, а вот парень плюхнулся на циновку рядом со мной. И морда лица, как у Гойко Митича.

Ну–с, посмотрим из кого ты теста?

Подопытный, явно мало знаком с крепким спиртными напитками. Проглотить–то он проглотил, но вид при этом имел такой, что повеселевшие от своей дозы мужики не выдержали и заржали как кони.

— Ничего, какие твои годы. Еще научишься. Ты закусывай главное.

Итц*Лэ моих, сказанных на русском слов, не понял. Понял только мой жест в сторону чашки. Отошел к своей девушке, присел рядом, и молодые принялись за еду.

Хлебая густой наваристый супчик, обильно приправленный свежей зеленью, размышляю по поводу наших попутчиков.

Мне была интересна реакция парня на спиртное и хохот мужиков.

Реакция мне понравилась. Злости в его взгляде не было. Мария улыбалась скорее иронично. А вот Инес испугалась и спряталась за старшую сестру.

Все кроме Марии, едят быстро, с явным удовольствием. А вот Мэри, мыслями явно далеко отсюда. Первый голод утолила и теперь ковыряется в миске чисто механически, за компанию.

Кстати, если я что–то понимаю. Миски и кружки у них одинаковые, и явно армейские.

Я так и не пришел к каким–то определенным выводам относительно новых попутчиков, а точнее их полукриминального прошлого.

У нас тоже солнцевская и люберецкая молодёжь стройными рядами валит в ОПГ, а блатные мотивы звучат из любого утюга. Среди моих знакомых хватало тех, кто не в ладах с законом. И еще больше тех, кто ходит по самой кромке, в жизни руководствуясь принципом — хочешь жить, набивай кулаки. Про большинство из них нельзя сказать, что они люди хорошие или уже тем более добрые. Но других–то нет — время такое.

Злобное рычание прервало мои мысли.

Это Муха стащила приготовленную на дрова толстую сухую палку и точит об нее зубы. Диверсия, однако.

Щенячье трио хватает палку с противоположного конца и пытается утащить. Грозно рыкнув на мелюзгу, Муха вырвала палку, и, повернувшись задом к щенкам, принялась точить зубы дальше.

Так надо тянуть палку и рычать?!

Слушатели собачьих курсов молодого диверсанта комочками меха шустро обтекли Муху с двух сторон и принялись за старое, но уже забавно рыча.

 

Северный маршрут 140 миль к востоку от Порто–Франко.

33 число 02 месяц 17 год.

Новоземельная ночь полна сюрпризов. Для кого–то хороших, а для кого–то совсем наоборот.

За два часа до рассвета.

Щелчок взводимого курка громом треснул посреди ночи.

Хотя скорее уже раннее утро. Холодно и влажно. Роса или дождь? Дождю не положено быть в это время. Никак не положено.

А он есть.

— Дэн, не дури, — предупреждает из темноты голос Дяди Саши.

Ничего не ответив, возвращаю курок на место и аккуратно, чтобы не разбудить семью выползаю из–под брезента.

Прикрывшись сложенным тентом, мое семейство ночует в кузове БТР–40, поверх слоя тюков мягкого шмотья.

С виду броня кажется большой, а внутри тесно. Красноармейцы конечно народ суровый, но как же здесь экипаж из 10 человек помещался? Ума не приложу.

Кряхтя, тру бок, в который во сне впилось что–то твердое. Мягкое шмотье местами не такое уж и мягкое.

— Как прошла вахта?

— Без происшествий.

— А моросит давно?

— Часа два уже. Все я досыпать. Пост сдал.

— Пост принял.

В темноте слышно как Дядя Саша полез в катер обустраиваться на ночлег.

Зрение адаптировалось к темноте и стало не так уж темно.

— Муха ты где? Муха.

Шевеление под броней выдало дислокацию псины.

И как ты там обустроилась?

Прячась от дождя, Муха обосновалась под шушпанцером. Щенки улеглись между мухиных лап, плотно прижались к собачьему брюху и молодецки дрыхнут, не реагируя на шум. Сторожа, блин, растут.

— Муха пойдешь гулять? — Муха сочно зевает вовсю пасть и роняет башку на лапы, всем видом демонстрируя — нашел дуру, ночью под дождем по грязи шляться. Нормальные собаки спят ночью. Тем более я вроде как назначена в няньки.

Нет, так нет, а мне вот придется прогуляться до кустиков. Хотя, вместо кустиков вполне сгодится и ближайшее колесо.

Ночи в этом мире длинные, два раза выспаться успеваешь. Сна ни в одном глазу, прохлада и водяная морось разогнали сонливость. Я бодр и весел.

И меня тянет на приключения.

Лагерь странно тих. Не крадутся под машинами тени, не блестят в ночи острые лезвия. Похоже, пока неприятностей не предвидится.

Где бы мне обустроится для несения вахты?

В шушпанцер не полезешь, там семья спит. Мокнуть под дождем — зябко.

Прогуляться что ли? Продышаться бодрящим утренним воздухом и послушать предрассветную тишину. Весь день моторы будут насиловать слух своим ревом, так что будем пользоваться моментом.

Тиха новоземельная ночь, но сало надо перепрятать.

Или проверить чужые захоронки с салом.

Где наша бравая горе охрана, кстати? Я тут сплю, понимаете ли, после мирного дня трудового, а кто мой крепкий сон охраняет? Дядя Саша охранял, конечно, но это у нас внештатная функция. А где законтрактованная на перегон охрана?

Организовать пару тройку секретов по периметру стоянки у матерых выживальщиков не хватило духу.

А ну как зверь какой из кустов выскочит, а у тебя только М 16 в активе. Только и останется, что застрелиться. Или змея заползет, змеи тут — тоже не подарок, кстати.

Посчитав, что расклады с секретами сильно не в их пользу, охраннички ограничились «выставлением» единственного часового.

Где он, кстати? Что–то невидно часового нигде.

Путный часовой затаится на позиции и будет бдеть потихоньку. Вот только выживатели весь день демонстрировали что путный — это не про них.

Умный вдруг среди них нашелся? Что–то не верится.

Будем искать. Далеко не полезем — не хватало еще в темноте на пулю нарваться. Но вдоль колонны пройдемся, ближайшие окрестности осмотрим. Тем более что договаривались с выживателями периодически патрулировать вдоль безграмотно растянутого лагеря.

Десять к одному, найдется выживатель поблизости.

Стараясь не вступить в слегка раскисшую колею от колес, обхожу наш маленький лагерь.

Если не считать спугнутого мелкого зверька, все тихо.

Собственно бегать кругами вокруг конвоя нет необходимости, десять против одного, часовой найдется под ближайшим деревцем. Уж очень оно удобное. Более того оно единственное растет вплотную к дороге.

Убаюканный кваканьем и стрекотом местной живности, обалдевшей от ниспосланной небесами влаги, и монотонной дробью мелких дождевых капель по плащ–палатке выживатель, похрапывая, крепко давил на массу — полноценно набираясь сил перед длинным новоземельным днем.

Действительно, завтра выживать придется, а он уставший. Может и не выжить — были прецеденты, знаете ли.

А чтобы лучше спалось, часовой залил в организм изрядную порцию какой–то сивухи. Бутылки из–под пойла я не вижу, но амбре такое, что пролетающие в паре метров мошки падают замертво.

Отбившийся на посту выживатель, не просыпаясь, причмокнул во сне губами и поплотнее закутался в короткий дождевик.

Але, болезный, руки твои вижу, обои две, а вот оружия твоего не вижу. Куда ствол–то заиграл?

Ствол выдал свое местонахождение, матово блеснув в свете выглянувшей через просвет в облаках луны.

Хомяк — ты, офисный, а не выживальщик. Мало того, что заснул на посту, Так еще и оружие свое под дождем бросил.

Хороший ствол, кстати, — FN–FAL со складным прикладом, обвешанный оптическим прицелом, тактическим фонарем и еще чем–то непонятным — в темноте не разберешь, но мне все сгодится.

Хомяк — ты спи пока, а твоя винтовка пока у меня переночует. У меня сухо — не заржавеет.

А утром посмотрим на твое поведение — чистосердечно раскаешься, вернем игрушку. Может быть.

Вернувшись в наш лагерь, присаживаюсь на промокшее походное кресло, отсоединяю магазин ФАлки и передергиваю затвор.

Опасные охранники нам достались — звери просто. Оружие не стояло на предохранителе, и на мокрою траву выпал цилиндрик патрона.

— Н–дэ.., опасный народец эти сюрвайверы.

Обтерев винтовку от влаги, прячу ее к ЗиПу под сиденье. А заодно беру из шуша потертую плащ–палатку, доставшуюся нам в наследство от Алискиного бати.

Позицию для наблюдения выбираю в полуприцепе МАЗа. Отсюда есть кой–какая обзорность, а железо бортов хоть как–то прикроет в случае неприятностей.

Покараулим отсюда, пока выживатели не проснутся. Мая вахта последняя. Как там, на флоте, говорят — собачья вахта (герой немного путает понятие «собачей вахты»).

— Да, Муха? — Мухе пофиг.

Глаза можно закрыть, не нужны ночью глаза, вокруг почти кромешная тьма с редкими проблесками луны. Ночь слушать надо. Поменялась тональность в звуках ночи — повод насторожится. Все затихло — жди неприятностей.

Стойбище, из пяти десятков разномастных машин, выстроившихся вдоль обочин дороги, с рассветом начинает просыпаться. Самые голодные разводят костерок и готовят нехитрый завтрак. Те, кто ленился вечером, лезут под капоты и кабины своих машин — осмотреть, проверить, долить, подтянуть, заправить. Или просто соблюсти ритуал.

В нашем лагере первым проснулся Степаныч.

— Степаныч, что сперва делать будем, зарядку или ЕТО? Как написано в десяти заповедях водителя — возлюби машину свою и воздастся тебе за это, в нужный момент.

— Так–то да, машину оно конечно любить можно и нужно. Если конечно она не «Колхида» — страшная, как все бабы на Кавказе. А подзарядится я от папироски смогу, — пожилой водитель с видом фокусника извлек из–за уха загодя скрученную самокрутку.

Оставив пост, спускаюсь на грешную землю. Пора разводить огонь в походной печке.

За полчаса дрова прогорят до крупных пышущих жаром углей. Как ни крути, для готовки нужен жар, а никак не дым от свежих дров.

Вставшая первой, Ольга приготовила три десятка яиц и покрошила бекон на завтрак.

Сегодня у нас яичница на сале. Еда простая, но сытная.

Завтра кстати тоже. А вот потом придется переходить на концентраты. В местном климате больше трех суток яйца не хранятся. Как минимум я не рискну их есть после трех суток хранения.

На шум из–под шуша выскочили три щенка лайки и, весело тявкая, бросились мешаться под ногами.

Следом за щенками на свет божий выбралась заспанная Муха. Вот уж кто готов на массу давить в режиме семь на двадцать четыре, с перерывом на пожрать.

Хотя, о чем это я? Какие семь на двадцать четыре?

Отставить.

Тут, это вам не там. И нужно последовательно изживать в себе земное времяисчисление.

Заспанная псина, с немым укором посмотрела на противно дымящего Степаныча, презрительно фыркнула, лениво потянулась задними лапами и зашмыгала носом, ловя вкусные запахи. Ветер дует со стороны конвоя, а там уже вовсю готовят завтрак.

Нет, опускаться до того, чтобы идти клянчить пожрать, это вы плохо обо мне подумали. У меня хозяин есть, да хозяин? Задев вороненый ствол обреза, лохматая башка ткнулась в бедро, а чтобы до туповатого поутру хозяина лучше доходило, пару раз скромно поскребла когтистой лапкой по хозяйской коленке.

— У–у–у–у — больно же. — Понял я, понял.

С вечера у Дяди Саши припасен шмат вареного без соли постного мяса. Прикинув на глаз, отрезаю от шматка кусок весом в килограмм. Одну половину куска отдаю Мухе. Вторую режу на мелкие куски и высыпаю в щенячью миску.

Битва за пожрать закипает еще до того, как я ставлю чашку на траву. Забавно задрав колечком коротенькие хвосты, щенки шустро смололи свою порцайку и нацелились на неспешно обгладывающую свою долю Муху.

Ну–ну, зря вы это ребята.

При первой же попытке полакомится от ее доли, Муха рыкнула на мелюзгу так, что тех, как ветром сдуло.

Сдуло их, впрочем, ненадолго. Минуту спустя вся троица сидела в паре метров от завтракающей Мухи. Одновременно умудряясь жадно смотреть на мухино мясо и при этом сыто облизываться.

Я прождал весь завтрак. Выпил чашку кофе. Потом еще одну. Помог со сборами нашего маленького лагеря.

Кратко поведал русскоязычной части нашей компании историю ночной проверки дозоров.

Ни кто из горе–выживателей так и не пришел.

Как бут–то бы и не пропал у них ствол.

Странно все это.

Как заставить это стадо сдвинутся с места вовремя?

Один, еще не выспался.

Второй, еще не позавтракал.

Третий, только сейчас вспомнил, что не перелил топливо из бочек в баки. Что ты, спрашивается, делал шестнадцать часов к ряду? Но такие нашлись, и в довольно товарных количествах.

Два.

Два!

ДВА!!! Блин, часа потребовалось, чтобы табор собрался, раскочегарил свои машины и наконец–то потянулся в направлении на запад.

Тронулись, однако, не все.

Не первой свежести грузовик, чем–то похожий на грузовик наших латиноамериканских попутчиков — есть в них общая кондовость, свойственная североамериканским грузовикам, изредка плевался клубами сизого дыма, но заводиться категорически отказывался.

Чисто на слух, аккумуляторы у страдальца были уже на последнем издыхании.

Прекратив насиловать стартер, из кабины выскочил и полез ковыряться в моторе низкорослый детина с рельефной мускулатурой.

Только мускулатура имела вид не свойственной поклонникам штанги, анаболических стероидов и рассказов о здоровом образе жизни. Больше всего это похоже на мускулатуру…..

…шимпанзе или гориллы.

Сам маленький, метр шестьдесят, если на носочки встанет. Глаза узкие. Морда плоская с не раз сломанным носом. Причёска короткая, как у новобранца, но с небольшой косичкой на затылке. Половина зубов явно вставные, белого металла. А через всю левую щеку, от края губ до уха, прочерчен толстый уродливый шрам. И ухмыляется все время.

Такой вот занятный персонаж.

Мать Тереза она точно мне не родственница. И я бы проехал мимо и через десять минут забыл бы о случившемся. Стало на одного попутчика меньше, дело в целом житейское.

Но в естественный ход эволюции вмешался Степаныч.

Вот спрашивается — куда ты полез?

Опытным путем я уже давно установил, в бензиновых моторах отечественного производства пожилой водитель разбирался неплохо. Хорошо даже.

Но о работе дизелей имел только самые общие знания — что поршня с цилиндрами там тоже есть, что есть форсунки и топливный насос высокого давления, и что воспламенение происходит от сжатия.

Если протирание лобового стекла и стечение по покрышке не помогает, программисты достают бубен, а автомобилисты достают трос. А вдруг……………….. заведётся.

Беда только в том, что сломанный грузовик имеет три оси и весьма основательную загрузку.

«Дернуть на удавке» не желающий заводится грузовик из наших машин по силам, только МАЗу Степаныча или машине латиноамериканцев.

Но Итц*Лэ в герои не рвется.

А у МАЗа одна ведущая ось, и с такой нагрузкой он скорее зароется по эту самую ось в размякший грунт.

И будет у нас две проблемы вместо одной.

— Степаныч, ты это, трудовой порыв прибереги на потом. И за трос хвататься не спеши.

Есть еще одно народное средство, от подобных ситуаций — баллончик со смесью эфира с горючими аэрозолями и прочей химической гадостью, в народе иногда называемый «холодный пуск».

Инъекция аэрозоля впрыскивается в воздухозаборник, после чего заводятся даже самые убитые моторы.

Тем более лишенные электрики и электроники кондовые дизеля просто так не ломаются. Вот чтобы вчера все нормально работало, а сегодня не работало совсем с этим, как правило, не к ним.

В России, как известно, раз в год на полгода наступает зима.

Зима это когда снег, холод и немцы, французы, поляки и прочие незваные гости вымерзают как тараканы. Но речь не об этом.

А о том, что при эксплуатации моего чудо–грузовичка в зимний период еще в том мире, такой баллончик «холодного пуска» был неотъемлемой частью автомобильного ЗИПа.

Не то, чтобы без него никак, но шанс, что после охоты в глухом углу транспорт не заведется, я старался свести к минимуму.

В отказывающейся заводится машине воздухозаборник расположен над кабиной и соединён с двигателем стальным воздуховодом. А инъекцию лучше делать поближе к впускному коллектору.

— Але болезный, ты по англицки шпрехаешь? Отлично. А звать тебя как? Син — отличное имечко. Вот что Син, полезай–ка ты в кабину. И как скомандую, заводи машину.

Иглой от двадцатикубового шприца прокалываю толстую, резину соединительного воздуховода сразу за воздушным фильтром. Вставляю носик аэрозольного баллончика в заднюю часть иглы. Для пущей герметичности обжимаю сидение пальцами.

Пш–ш–ш…………..

— Заводи!

Натужный визг стартера тут же перекрывается неестественным металлическим лязганьем работающего дизеля. Спустя пять секунд лязг сменяет вполне рабочее бормотание прогревающегося мотора, по мере прогрева, становящегося ровнее и басовитие.

Осталось только заткнуть воткнутую в резину воздуховода иглу, ну, к примеру, заточенной спичкой.

И продать баллончик чудодейственного средства Сину. У меня он не последний, так что не жалко.

Так наш коллектив прирос Сином, экс–филлипинским боксером, успешно ломавшим лица соперников в легком весе. Но в нужный момент не легшего там, где прописано сценарием договорного боя. От чего организаторы боев попали на весьма солидную сумму. И у Сина осталось два пути — в бега или в могилу.

В могилу категорически не хотелось, а бега вывели на вербовщиков Ордена.

Я подозреваю что, все не так просто как рассказывает Син. Скорее всего, он еще до подставного боя знал, чем кончится дело и имел гарантии и пути отхода. Больше скажу, как по мне, так одни букмекеры использовали его против своих коллег.

А потом уже выпихнули сюда с грузовиком в придачу.

По большому счету профессиональный боксер умеет качественно бить морды. А все остальные навыки там по остаточному принципу.

Умение водить машину, как правило, лучший из непрофильных навыков.

Так что все логично.

Забегая вперед, скажу, что филиппинец так и ехал с нами до самого Нью–Рино. Заняв место в походном ордере между Итц*Лэ и Степанычем.

С Дядей Сашей они крепко закорешились вечером того же дня.

При обустройстве на ночлег Син поинтересовался, что требуется конкретно от него?

Получив ценные указания, что его участие пока не требуется, ушел к своей машине.

Я все гадал, какой вселенский смысл, в закреплённом на борту машины поворотном Г–образном кронштейне с крюком на конце.

Повесить под разделку тушку подстреленной животинки — милое дело. Но филиппинец вытащил из кабины и подвесил на крюк небольшой боксерский мешок. Разделся по пояс, надел боксёрские перчатки и принялся барабанить по мешку.

Десять минут мешок сопротивлялся, как мог, но силы были явно не равны.

Не стерпев такого беспредела, Дядя Саша решил вписаться за избиваемый мешок. Пожилой егерь скинул куртку и ботинки, достал из недр УАЗа потрепанные боксерские перчатки, сшитые еще из натуральной кожи……………..

И вопросительно посмотрел на Сина.

Филиппинец оскалился радостней обычного и тут же кивнул.

И вот тут Дядя Саша начал удивлять.

Сперва тем, что долго и тщательно — до пота разминался. Потом натянув перчатки, продолжил разминку на боксерском мешке Сина.

К слову сказать, мешок явно легковат для ста десяти кило егеря, и Син навалился на мешок с обратной от дяди Саши стороны.

Закончив с разминкой, Дядя Саша слегка перевёл дух. После чего сладкая парочка провела десяти минутный спарринг. Лупили друг друга без фанатизма — чувствительно, но аккуратно.

Хотя темп боя был и не высокий, чрез пять минут Дядя Саша перестал успевать за шустрым филиппинцем, все время норовившим протиснутся в ближний бой. Собственно при такой разнице в росте и длине рук другой тактики у него не было.

Через десять минут егерь выдохся окончательно, сказались двадцать лет разницы. Раскрасневшиеся, довольные друг другом противники прекратили схватку.

К моему удивлению обошлось не просто без травм и крови, но и даже без синяков.

Я уже решил, что на сегодня бои окончены.

Но тут, на арену вышел наш краснокожий татуированный друг.

Перчаток у него не было, и старый егерь отдал ему свои.

Уж не знаю, чему учили в том деревенском зале, куда ходил Итц*Лэ? Скорее всего незатейливому уличному мордобою. Но за пять минут спарринга он попал по филиппинцу всего раз. Да и то, исключительно по тому, что нога Сина запуталась в траве.

Нет, краснокожий старался. Очень старался, с юношеским максимализмом, злостью и желанием побеждать.

Но разница в классе между ним и Сином просто космическая. Филиппинец откровенно забавлялся, наградив Итц*Лэ, сотней мелких тычков. Не изменив своего отношения к пацану даже после пропущенной плюхи.

Последним номером цирковой программы, был короткий спарринг между Итц*Лэ и Дядей Сашей. Короткий, потому как Дядя Саша не подрассчитал силу встречного выпада. И пойманный на агрессивном встречном движении индеец плюхнулся на пятую точку с явной дезориентацией пространстве.

Дядя Саша вид имел растерянно виноватый.

Но мучения Итц*Лэ на этом не закончились. Мужики вылили на него ведро воды и еще минут на тридцать приставили околачивать боксерский мешок. При этом основной упор делали не на работу рук, а на правильную работу ног.

Я в боксерских премудростях не разбираюсь от слова — совсем. Но принцип любого единоборства, от греко–римской борьбы до фехтования, — все начинается с азов, с правильной работы ног.

Научишься работать ногами, переходи к правильной работе корпусом.

Научишься совмещать движения корпуса и ног, принимайся за оттачивание работы рук.

И только потом придет главное — работа головой, точнее ее содержимым.

(Я знаю, что в случае Тайсона, он в нее ест. Даже у Холифилда пытался ухо сожрать.)

Несколько дней спустя, я говорил с Марией на эту тему. С ее слов Итц*Лэ был просто на седьмом небе, заполучив на халяву пару таких учителей. И готов бал тратить на тренировки все свободное время.

Бойцовский дух в парне весьма незаурядный. Больше того, у расписного моментами делается такая морда лица, что у меня волосы на спине дыбом встают, и закрадывается мыслишка — а не каннибал ли ты, мил человек. Вдруг это передается по наследству, жрал же твой предок еще бьющиеся сердца.

Но все это было вечером.

А день прошел весьма и весьма бездарно.

Идущие в голове конвоя сюрвейеры руководствовались типовым орденским путеводителем. Штука неплохая, если под рукой нет ничего лучше. Но малоинформативная карта — комикс, как говорит Ким.

Да и здравого смысла никто не отменял.

Я остановил нашу группу, когда увидел что конвой забрал южнее, пройдя по накатанной еще в прошлые сезоны трассе.

Но нам не туда. Нам на север, вокруг крупного озера полностью не пересыхающего даже в сухой сезон.

Да — получится крюк, километров в тридцать. Зато не нужно проезжать по броду через текущую, из пока полноводного озера. сезонную речку.

Я же не просто так поил малолетних следопытов и выспрашивал у них дорогу. Да и карты у меня, не чета орденским писулькам.

В общем, свернувшие на короткую дорогу сюрваверы первыми застряли в топкой грязи. Полдня вытаскивали зарывшийся по капот Хамви. Изгваздались в красную грязь с ног до головы. Подрались между собой и поругались с остальными участниками конвоя.

Помогать им вытаскивать технику никто не спешил.

Ибо мани вперед — бизнес и ничего личного.

В оптику, с господствующей над равниной возвышенности, весь этот цирк смотрится довольно комично. По щиколотку в бурой, жидкой грязи мечутся мужики, в изгвазданных камуфляжах. Трясут комками грязи некогда бывшим оружием, поскальзываются, с плеском падают в грязь, с трудом поднимаются и начинают голосить еще сильнее.

Ругани конечно не слышно, но вид у выживателей очень экспрессивный. Даже сунули пару раз в морду одному из своих.

Вот так мы громим врага на его территории!

За три дня планировали пройти полторы тысячи километров. А по факту — после двух дней, конвой прошел меньше четырехсот верст. С учетом коэффициента маневрирования, продвинувшись на запад максимум на три сотни километров.

 

Северный маршрут 140 миль к востоку от Порто–Франко.

34 число 02 месяц 17 год.

Утро не задалось.

Помните, я вчера рассказывал: про раздолбаев, змей, насекомых, прочую ксеноморфную фауну и теорию вероятности.

И надо же такому случиться, что неприятности начались именно с нас.

Испортив нам завтрак, черная длинная змеюка с сально блестящей чешуёй вынурнула из–под колес ленкиного паркетника и вцепилась в одного из щенков лайки, устроивших возню на краю лагеря.

Бросок.

И жалобно пискнувший щенок почти полностью исчез в змеиной пасти. Только торчащий из пасти хвостик подергивался в конвульсиях.

На тонкой ноте истерично взвизгнула Ленка.

С уст Дяди Саши сорвалось очень непечатное выражение.

Тут бы Белка свое и отжила.

Но кавказские овчарки в вопросе защиты своих не думают. Вообще не думают — сразу действуют. Такие уж в них заложены рефлексы.

Муха практически перекусила змею пополам еще до того, как мы толком осознали, что же всё–таки произошло. Только что псина дремала в теньке, переваривая обильный завтрак, и вот уже с безумной злобой рвет агрессора на части.

В буквальном смысле рвет, в фарш и лоскуты.

Еще извивающаяся, окровавленная, с вырванными внутренностями и висящими лоскутами кусками чешуйчатой шкуры, гадина отброшена Мухой вглубь лагеря.

Плавное, где–то даже ленивое движение — тонкая нога наступает на змею, и топор отделяет голову от тела. Даже с отрубленной голой, выпушенными внутренностями и многократно раздробленным позвоночником змеиная туша змеи продолжает активно извиваться. Живучая гадина.

А кто это у нас такой мастер работы топором?

Чиси?!

Вот уж не ожидал.

Честно.

Мастерица работы топором, как ни в чем не бывало, обтерла топор пучком травы, вернула его на место и придвинула к себе миску с завтраком.

Взявшая паузу Муха вцепилась в обезглавленную змею с новой силой.

Не буду сейчас давать псине никаких команд. Слишком уж жуткий у нее вид.

Такой я ее еще не видел.

Итц*Лэ и Син просунули в пасть палки, вырвали у змеи челюсти и аккуратно извлекли щенка.

Надо же, обе челюсти у змеи подвижные. Если я правильно помню уроки зоологии это свойственно высшим видам змей.

Данный вид змеи мне не знаком, черная, длинная, похожая на двухметровую гадюку. Что там Белка?

Хм, пищит и дёргает лапками.

Степаныч, вколол Белке шприц универсального антидота. Но скажу из опыта надежда на антидот слабая. Этот антидот — по сути фикция, отмазка для поселенцев, чтобы им не так страшно было.

Ножом переворачиваю на бок обрубок головы.

Что не так?

Язык, ярко красного цвета, длинный тонкий, плоский.

Ну, это нормально.

Не так–то что?

У земных змей язык раздвоен на конце.

А у этой змеи нет и намека на раздвоение.

В этом мире эволюция протекала чуть иначе.

Зубы мелкие, загнутые назад. Все примерно одинакового размера. Никаких ярко выраженных клыков. Ну, или как там — по–научному?

Шестнадцать зубов на верхней челюсти.

Сколько на нижней сказать сложно, ломали ее (челюсть) без всякой жалости. Но вроде чуть больше, чем на верхней.

Сколько ни смотрел, следов яда на зубах не нашел.

Если у Белки не сломаны хрупкие щенячьи косточки, то шансы поправиться в ее пользу.

Есть вероятность занесения инфекции через ранки. Что там змея жрала до этого неизвестно, но уж точно это было грязным и зубы она чистила.

Тут вся надежда на собачий иммунитет, и запас медикаментов.

Бросившая измочаленный труп змеи, Муха глухо рычит, налитые кровлю глаза высматривают кого бы еще порвать. Но саванна вокруг замерла и притихла.

Мои мелкие, на высоте своего роста, срубили придорожное деревце. Заточили макушку обрубка и насадили на получившийся кол змеиный череп.

Инес приволокла за хвост труп змеи и спиралью обмотала его вокруг основания кола.

Натюрморт вышел отвал башки.

Глядя на троицу перепачканных змеиной кровью, но страшно довольных собой детей, особо впечатлительные участники конвоя украдкой крестились.

Белка почти десять дней провалялась на подстилке в УАЗике. Сперва отказывалась жрать и много пила. Потом тихо скулила.

Но выжила.

Спасибо проблевавшейся до прямой кишки Ленке, у которой каким–то чудом завалялась банка молочной смеси для младенцев. От любой другой еды Белка категорически отказывалась.

День, который так неудачно начался, продолжился в том же духе.

Всему виной не по сезону зарядивший дождик, и конечно слабая подготовка водителей и транспорта.

По относительно ровной, не успевшей раскиснуть от непродолжительных дождей, укатанной дороге колонна идет без приключений. Но стоило дороге слегка подраскиснуть и нырнуть в невысокие пологие холмики, как конвой уменьшается сразу на три машины.

Запойного вида ирландец на стареньком загруженном на излом рессор ДАФе не справляется с управлением на затяжном спуске с крутым поворотом в конце. Скользящая по грязи машина в повороте вылетает передними колесами из колеи, десяток метров соскребая дерн обочины, тормозит с юзом, по мере торможения все больше и больше разворачиваясь перпендикулярно дорожной колее. Встает на два боковых колеса, на миг замирает, балансируя на двух колесах, и плавно, как в замедленной съемке заваливается набок — приехали.

Идущий следом за ДАФом, бескапотный японский пятитонник отчаянно сигналит, пытаясь одновременно затормозить, выскочить из разбитой колеи и объехать внезапно возникшее пред ним препятствие. У «японца» почти получилось затормозить и объехать. Но лучше бы что–то одно и без почти.

Скользящий по грязи «японец» таки уткнулся в перевернутый ДАФ.

На первый взгляд контакт получился не сильный, но облачко пара над машинами, весьма красноречивое свидетельство того, что у «японца» пробит радиатор.

Третья, покинувшая конвой, машина шла вместе с «японцем». Собственно на этих двух машинах ехало одно семейство, и своих они не бросили.

Толком не почистившие перья после вчерашнего вытаскивания своих Хамви из грязи, выживальщики подрастеряли изрядную долю пафоса, но останавливать колонну для ремонта сломанных машин, или брать кого–то на буксир категорически отказались.

Пострадавшие обалдели от подобного поворота событий, но довольно быстро пришли в себя и потребовали от сюрвайверов вернуть оплату за проводку.

Справедливое требование пострадавших не нашло понимания у охраны. Выживальщики придвинули поближе стволы, как бы невзначай направив их на требующих сатисфакции, и вообще всех кто поблизости.

Обстановка мгновенно накалилась. Сбившийся в кучу конвой поделился на охрану и всех остальных. Не то чтобы люди вдруг прониклись духом коллективизма. Отнюдь. Просто до всех дошло, что на месте пострадавших может оказаться каждый.

Но…..

Конвой — это разнородная масса людей, не у всех оружие оказалось под рукой, и далеко не все готовы отстаивать пока еще чужие интересы с оружием в руках.

Нашлись в конвое и те, кто принял сторону охраны. Немного, но нашлись.

Выживальщики напротив, явно настроены пустить кровь и показать всем, кто тут главный.

И тут к месту аварии подъехала наша группа, шедшая позади конвоя.

Сказать, что выживатели испугались, таки будет преувеличением. Но одно дело лезть на рожон против беспорядочной толпы «подопечных». И совсем другое — конфликтовать с «этими странными русскими», хорошо вооруженными, организованными (еще товарищем Лениным), прикрытыми броней и пулеметом.

У них даже дети пьют свежую змеиную кровь.

Мешают с водкой, и пьют, ага.

Как говорят в официальной прессе — может приключиться неприемлемый уровень потерь. Очень, очень неприемлемый.

Выживатели как–то быстро рассосались по своим машинам. Через матюгальник объявили:

— Конвой идет дальше!!! Кто хочет, едет с нами! Кто не хочет, тому бог судья!

Испытывать судьбу желающих не нашлось.

Кроме Нас конечно.

Перевернувшуюся машину ирландца зацепили лебёдкой моего шушапанцера и поставили на колеса. И без того мятая кабина от лежания на боку ДАФа помялась еще сильнее, лобовое стекло треснуло, но устояло. Боковое высыпалось.

Но, все это не критично. И через десять минут, ставший на полсотни экю беднее, ирландец уже догонял конвой.

От предложения (не бесплатного) взять сломанную машину на буксир пострадавшие отказались.

Пришлось ограничиться показом моей карты. В полусотне километров впереди находилась заправка, и где наверняка можно починиться. Или как минимум не торчать посреди дикой инопланетной саванны без всякого прикрытия.

Ближе к полудню дорога вынырнула из–под плотной пелены дождевых облаков. Громадная, как обрыв гигантского–сюрреалистичного плато, стена свинцовых облаков медленно исчезает в треснувшем зеркале заднего вида.

По сторонам тянется ожившая после сезона дождей саванна.

Сюда нежданный дождь не дошел. Грязь и лужи сменились облаками пыли — за машинами потянулся пылевой шлейф. Расстояния между машинами заметно увеличились, однако и скорость растянувшейся на пару километров колонны заметно возросла.

В полдень догоняем конвой, вставший на укатанной площадке возле закрытого наглухо форта–заправки. До следующего сухого сезона люди отсюда ушли. Законсервировали углубленные в землю емкости под ГСМ, демонтировали раздаточные колонки и генератор, собрали вещи и уехали пережидать мокрый сезон в Порто–Франко.

Из доступных благ цивилизации за стальными воротами форта–заправки остались:

— длинный навес со столом;

— винтажного вида водозаборная колонка с до блеска отполированной тысячами рук двухметровой ручкой;

— грубо сваренная из пары автомобильных рам погрузочная эстакада.

Эстакада не на шутку возбудила заскучавшую выживальщицкую команду. Скатив по эстакаде с таким трудом погруженные на грузовики квадры, усиленная одним Хамви мотокавалерия бодро покатила развлекаться в головной дозор.

Чем бы выживальщик не тешился, лишь бы под ногами не путался и с разными глупостями не лез.

 

Северный маршрут 200 миль к востоку от Порто–Франко.

34 число 02 месяц 17 год.

Снова унылый пейзаж саванны, монотонное покачивание на ухабах, и растущее напряжение неминуемой развязки.

Бух!

В голове колонны пальнули из чего–то очень серьезного.

А очень серьезный там только один ствол — крупнокалиберная снайперка выживальщиков.

Бух!

Та–та–та–та.

Жалко тявкает что–то автоматическое.

Бух!

И следом, длиннющая на расплав ствола очередь и пулемета.

Бух!

В голове колонны начинают истерично садить из всех стволов, эфир взрывается непереводимой игрой слов.

Мысли лихорадочно скачут с одного на другое.

Засада?

Место уж больно подходящее.

Дорога петляет по широченной и неглубокой, но длинной на несколько километров впадине, с крайне неприятным рельефом. Заросшей высокой, почти в рост человека, травой и зонтичными кустарниками.

Если в засаде не сидят дураки, хвост колонны должен срубаться наравне с головой. И по нам должны палить со всех сторон. А вокруг все тихо.

Встречный бой с кем–то мне невидимым?

Хм, странно, стрельба закончилась.

«Наши» победили?

Кого, интересно?

Пострелушки–то бодрые были, на штуку экю по самому скромному минимуму.

— Русский, ты меня слышишь? — рация верещит голосом одного из сюрвайверов.

— Слышу. Что там у вас? Третья мировая?

— Большие гиены напали, на квадры охранения. Есть жертвы, — голос срывается.

— От меня–то, что нужно? Я в патологоанатомы и могилокапатели не нанимался.

Шутка понимания не находит.

Гиена — хоть она и царь местных зверей, но подобно всем хищникам, зверь осторожный. Раненая антилопа или кабан могут забиться в заросли, отсидеться и восстановиться на подножном корму, трава и корешки они не бегают.

Для хищника серьезная рана, делающая его не способным к охоте — это приговор. От того и не выживают в хищниках неосторожные. Нечего большой гиене делить с воняющими железом и топливом грузовиками. У вас свои дела, у нас свои, разойдемся краями — закон джунглей.

Закон джунглей исправно работает до тех пор, пока в джунглях не появляются прямоходящие приматы вида хомо сапиенс. Хотя, про сапиенс, это я, пожалуй, погорячился.

Если этому хомо еще дать стреляющую палку, у него напрочь сносит крышу, и самомнение зашкаливает за стратосферу. Как же, у меня есть большое ружжо, ща, как пальну.

Прямоходящий примат со снайперской винтовкой не придумал ничего лучше, как красиво — по–киношному встать рядом с квадром. И парой выстрелов согнать с дороги гиен, увлеченно выясняющих право на самку.

В другое время гиены может и ушли бы. Они вообще в стаи не собираются, предпочитая охотиться поодиночке или малыми группами — самка, плюс прошлогоднее потомство. И где–то вокруг самки с потомством бродит вечно недовольный самец. Достаточно далеко, чтобы не нервировать самку, но в тоже время достаточно близко, чтобы быстро прийти на помощь в случае неприятностей, появления другого самца, или удачной охоты на слишком крупного рогача.

Но, сейчас время гона, у фауны вместо мозгов сплошные гормоны и не слишком большой мозг занят одной единственной, но кристально ясной мыслью — как бы половчее заделать потомство.

Потому, вместо того чтобы пугаться выстрела, все участники брачных танцев и ритуальных ухаживаний рванули на стрелка.

И добежали. Добежав, громадные хищники перекусили стрелка на две не очень ровных половины.

Винтовка не пострадала, а вот оптический прицел гиены расколотили.

Обидно.

Водителя этого квадра подстрелил в спину пулеметчик с Хаммера.

По всему мужик оказался излишне впечатлительным и сильно двинулся рассудком, высадил пулеметную ленту, толком ни в кого кроме своего же коллеги не попав.

Есть у меня подозрение, что горе–пулеметчик вообще толком не видел цели и садил во все, что движется.

Глядя на валяющуюся около Хамви тушу убитой гиены, не сложно представить, что испытываешь, когда ЭТО галопом несется на тебя.

Гиены и до него добрались бы, не вдерни его в салон водитель Хамви.

Сейчас, связанный пулеметчик сидит в изрядно помятом гиенами Хамви, мычит и пускает слюни — не боец на ближайшее время.

Да и не был он никогда бойцом.

Второй квадр перевернулся, при попытке развернуться и удрать под прикрытие конвоя. Придавленного квадром наездника разорённые гиены рвали на куски. Там пожалуй и хоронить–то нечего. Тело возле забрызганного кровью перевёрнутого колесами к верху квадрацикла отсутствует.

Зато на земле и траве остался четкий, кровавый след и следы волочения.

Точнее следов два.

Похоже, этого бедолагу тоже рвали на части. И растащили останки в разные стороны.

Неизвестно чем бы все кончилось для экипажа головного Хаммера, не подоспей второй Хаммер и головные грузовики колонны. Совместными усилиями они смогли добить двух гиен и разогнать остальных.

Вот и учите арифметику господа.

На две гиены, три труппа, плюс один умалишенный.

И никакой романтики.

Впрочем, один труп, или что там от него осталось, сюрвайверам еще предстояло найти.

— Вы должны нам помочь! Я требую!… — безапелляционно потребовала некрасивая сюрвайверша с пришитым к камуфляжу бейджиком «Sandra» и еще какими–то буквами и цифрами.

После выбытия четырех человек у выживателей наметился серьезный дефицит кадров. Они все еще могут комплектовать машины водителем и стрелком, плюс на все машины один человек резерва. Но ни о какой смене вахт речь уже не идет.

Как по мне у них остался только один стоящий боец — пожилой, абсолютно лысый дядька с мясистым лицом и сержантскими повадками.

Сейчас он занят наведением порядка, точнее, приведением коллег во вменяемое состояние. И я думаю, это у него получится.

Минут через тридцать.

— Дядя Саша, ты на ее сиськи пялишься? Или пытаешься надпись прочитать?

— Надпись, — пожилой бабник ткнул пальцем в пришитый на правой груди бейджик. — Са–н–др–ра. Сандра.

— Мэм, а какого собственно ваши проблемы должны становится нашими? Это же вы подписывались оберегать конвой. А мы так — в качестве бесплатного бонуса, плетемся у вас на хвосте.

Американка поморщилась от моего косноязычия. — Вы должны нам помочь.

Интересно она другие слова знает?

— То есть будем договариваться?

— Что?

— Обсудим цену.

— ……………?

— Наших услуг. Онли бизнес, и ничего личного.

— Вы должны….

— Стоп, — прерываю Сандру на полуслове, — я это уже слышал. Трижды. Все — мы поехали дальше. А вам удачи, и да поможет вам бог.

— Чего это кобыла хочет, — поинтересовался стоящий за моей спиной Олег.

Действительно есть в ней что–то лошадиное.

— Кобылка хочет овса и в стойло. А пахать не хочет. Категорически. Хочет вместо себя впрячь глюпых русских.

В ответ Олег завернул такую фразу, которую никак нельзя печать в приличных книгах. Да и в неприличных тоже.

Больше скажу, даже хулиганы на заборах такое писать постеснялись бы.

Судя по цвету лица Сандра отлично поняла, как глубоко ее послали.

— Ускакала кобылка, — почесывая мощную, обильно заросшую грудь, разочаровано констатировал Дядя Саша, пялясь на ягодицы быстро идущий в сторону своих сюрвайверши.

И тут я понял, что в ней самое лошадиное, это ж… (ну вы поняли).

— Ваши предложения? — с места в карьер начала слегка подзапыхавшаяся от бега взад назад сюрвайверша.

— Быстро она что–то, — бывший егерь сплюнул измочаленную травинку. — Чего хочет на этот раз?

— Торговаться будем.

— О как, — оживился бывший егерь. — Дэнчик, будь человеком выторгуй мне……….., — Дядя Саша прошептал мне на ухо свои самые сокровенные хотелки.

Н–дэ, озорник у нас бывший егерь. Вокруг трупы кровища и выпущенные внутренности, а у него все мысли исключительно между ног.

Хотя может только так и надо, живем один раз. И в этом Мире это чувствуется особенно сильно.

Да и как высказывать Сандре подобные хотелки?

Хотя, почему бы и нет?

Мое дело предложить, а уж дальше как хотят.

— Условия следующие. Вы возвращаете Сину уплаченные за проводку деньги (филиппинец уже дважды порывался идти требовать назад кровно заработанное). И вот этот замечательный квадроцикл наш.

Аппарат явно новый, хотя слегка помятый. Но это не страшно, мне ехать, а не шашечки.

Сандра покосилась на заляпанный кровью аппарат.

— Годиться, — неожиданно быстро согласилась сюрвайверша.

И я понял, что продешевил.

— Придур–р–р–ро–о–о–ок–к–к–к, — синхронно завыли хомяк и жаба в глубине моего организма.

— Цыц, животные. Меньше — намного лучше, чем совсем ничего.

Хомяк и жаба притихли, но явно остались при своем мнении.

— Это не все.

— ???

Подойдя вплотную в женщине, озвучиваю ей на ухо пожелания егеря.

Сандра оценивающе посмотрела на Дядю Сашу, и так же на ухо озвучила мне встречное предложение.

Они что, во мне сутенёра или как минимум сводника разглядели!?

Ну–ка на……..!!!

Хотя ладно.

Полагаю, озабоченный егерь не будет возражать.

Да и вообще пусть сами разбираются.

— Окей, нас устраивает.

— И вы капаете могилы, — оставила последнее слово за собой Сандра.

Вот кобыла…………..

Хотя…. Нет проблем.

Я даже знаю одного стопроцентного кандидата в копщики.

Говорят, после тяжелой физической работы на баб не тянет.

С другой стороны физические нагрузки способствуют выработке тестостерона.

Кому верить?

— Господа, мы в деле. Дядя Саша, бери Сина, ваш след левый, — и, перейдя на английский, объясняю филиппинцу, что договорился за возврат его денег. — Мой след правый. Кто со мной?

Вообще–то рассчитывал на Олега, но неожиданно в напарники вызвался Степаныч.

— Олег, подстрахуй нас с машины.

— От подстрахуя и слышу, — Олег вскочил на подножку, а с нее перебрался на капот, потом на крышу, и вот он обустроился с моим биноклем на крыше кунга.

— Видно что?

— Нихрена не видно — трава, кусты, — чуть раздраженно ответил Олег.

Признаться, я особо и не рассчитывал.

— Поверь, если гиена появится, ты ее увидишь и услышишь. Подкрадываться они не умеют.

— Как так? — удивился бывший егерь.

— Дядя Саша, перед тобой валяется типичный экземпляр. Тебя в нем ничего не смущает?

— В смысле, — затупил егерь.

— Копыта. Как на копытах подкрадываться?

— Ну да, — согласился бывший егерь.

Хотя, судя по тону, вопросов у него стало еще больше.

Дядя Саша вооружился двустволкой 12 калибра и теперь придирчиво отобрал магнумовские патроны.

Мыслями он был уже на охоте.

То, что охота смертельно опасна, лишь добавляло ему азарта.

— Всегда мечтал поохотиться на льва или носорога, — ни к кому конкретно не обращаясь, мечтательно пробубнил бывший егерь. — Но местное зверье еще круче. Намного круче. Это как на динозавра поохотиться.

Дядя Саша наконец–то отобрал патроны.

Филиппинец вытащил из машины жуткого вида мачете, потрепанную разгрузку и потертый NF FAL с длиннющим стволом и складным прикладом. В панаме, майке, предельно кротких шортах, рваных кедах, с засунутым за ремень запасным магазином «малыш–крепыш» выглядел как матерый вьетконговец из американских фильмов.

Расписного индейца, готового составить им компанию, боксеры дружно послали….. в тыловой дозор. Что тоже довольно ответственная задача. Без дураков.

— Степаныч, а чего тебя на старости лет потянуло на приключения?

— Ну, дык, стало быть, Олег не хотел идтить. Да и баба евоная шипит, как гадюка. А одного тебя нельзя отпускать. Но нельзя одному. Шофер нужон, а ты сверху с пулеметом наблюдай.

Третий член нашей команды — Муха, взятая в качестве сигнализации на возможных хищников. Она их по любому учует раньше, чем я.

Почему я так легко согласился на предложенную авантюру?

Ведь встреча с гиенами, в особенности злыми и ранеными, мне строго противопоказана. У меня Ким и дети.

Если ехать аккуратно. Даже не аккуратно ехать, а просто не гнать. Местность вокруг вполне проходимая для моего шушпанцера.

Покрытые сочными листьями кустарники нам не помеха, деревья редки, а главное не видно промоин, стариц ручьев и прочих складок местности.

Так что пора моему шушпанцеру возвращать часть вложенных в него инвестиций.

Под прикрытием брони, да при пулемете — царь зверей тут я, а не большая гиена.

Природу распугали еще стрельбой, и теперь напуганная живность бессистемно галдит не обращая внимания на крадущийся по саванне шушпанцер.

— А чего это Олег не хотел!? — перекрикивая рычание дизеля, интересуюсь у сидящего за баранкой Степаныча.

— Осторожный он. Не трус, нет. Ты не подумай. Он волчара матерый, и от того осторожный. Не хочет на рожон переть. Из–за жены не хочет, из–за ребенка. Боится за них. Очень боится.

То, что Олег себе на уме, это и я давно заметил.

Олег стерильно осторожен.

Во всем.

В поступках. В словах. И даже, пожалуй, в мыслях.

— Тормози! Приехали!

— Ась!?

— Тормози, говорю! Труп нашёлся!

Обзорность с места водителя откровенно плохая и Степаныч едва не наехал на тело.

Если бы наехал, то, пожалуй, назад вести было бы нечего.

Выпущенные внутренности, изжёванный череп, отсутствующая правая нога, торчащие обломки костей. Бр–р. Мерзкая на вид и запах картина.

Такое ощущение, что голову несчастного жевали целиком. Она не оторвана от туловища, а именно изжёвана.

И ещё живая гиена рядом с трупом.

Я сперва подумал, это из травы торчит валун. Но когда валун захрипел, у меня как в той пословице про десантников, сфинктер сдавило с такой силой, что окажись там инородный предмет его бы гарантированно перекусило пополам.

Но есть у меня подозрение, что даже такое усилие не обеспечило чистоты моих подштанников.

Получив очередь мелочи в брюхо и что–то крупное, судя по выходному отверстию, разрывное в шею. Зверюга находилась на последнем издыхании и на наше появление никак не среагировала.

Этот экземпляр помельче тех, что валяются на дороге. Самка, у больших гиен ярко выраженный половой диморфизм.

— Степаныч, у тебя пулевые заряжены?

— Ясно дело, — судя по тону Степаныч обиделся от подобной постановки вопроса.

— Дай шмальнуть.

Пожилой водитель передал мне двустволку.

Бах!

Бах!

Люблю шестнадцатый калибр за сухой и какой–то приглушенный треск выстрела. Нет в нем хлесткости и сочности выстрела нарезным патроном.

Почему я попросил двустволку у Стпаныча, а не стрелял из чего своего? Благо выбрать есть и чего.

Так все из–за лени.

После стрельбы ствол придется чистить. А двустволка чистится не в пример легче СВД или пулемета.

— Степаныч, зацени трофей.

— Вот это нам фартануло! — забыв про радикулит, резво выскочивший из шуша, Степаныч поднимает из травы блестящую дуру здоровенного пистолета. — Эвано, страсть–то, какая — таким не то, что танк, крейсер напугать можно.

Степаныч пробует новую игрушку на вес и ухватистость. Судя по довольной физиономии водителя, результат проб явно положительный. Любят мужики подобные игрушки, это в крови.

— Командир, ты не в курсе, часом, что за пистоль такой — диковинный? — в лапатоподобных ладонях водителя огромный пистолет смотрится вполне уместно.

Вроде, пожилой водитель комплекцией по скромнее меня будет. И кулак, отнюдь, не производит впечатление пудовой гири, но при этом ладонь у него — две моих.

— «Пустынный орел» — эпичный ствол, американская легенда. Америкосы, как никто, знают толк в большом калибре. Владей, отец, а то ты у нас неприлично безоружен.

— Это я запросто. Где бы еще маслят к нему раздобыть, — хозяйственный Степаныч пытается пристроить «Пустынного Орла» за ремень.

Как по мне так очень спорный ствол. Таскать такую дуру постоянно? Уж лучше, тот же АПБ взять, и патронов больше, и стрелять из него попроще. Да и понадежнее АПБ, как мне кажется. А если вторая рука занята, или не дай бог ранило — лично я не уверен, что смогу с одой руки из такой дуры стрелять.

Правильнее будет сказать — уверен в обратном. Будем реально оценивать свои силы.

Хотя с другой стороны, калибр внушает почтение. При правильной пуле впечатляющий останавливающий момент должен быть. А это очень веский аргумент против местной фауны. Если еще не таскать его с собой, а держать под рукой в машине немалый профит может получиться. При случае.

— Степаныч, ты его на предохранитель поставил? Шмальнет — пол зада за раз смахнет, как небывало.

— Ась? Э… Так это, я его пока в руках потаскаю. Так оно надежней. По утряни разберусь с ним, — повесив ружье на плечо, трезво оценивает перспективы своего зада Степаныч.

Кроме пистолета на трупе нашлось две запасных обоймы «маслят» к «Пустынному орлу». Бесполезные наручные часы староземльного времяни. Разбитый в труху Кенвуд. И чистокровный американский «Боуи» в ножнах из крокодиловой кожи.

Степаныч, перевернул тело и вытащил из нагрудного кармана трупа почти полную пачку «Мальборо» и одноразовую зажигалку. Глянул на меня, и дождавшись утвердительного кивка. Со словами, — Годный свинорез, — по хозяйски пристроил за голенище кирзача найденный нож.

— Дэн, труп у вас? Прием, — ожила рация голосом Дяди Саши.

— Нашли уже. Прием.

— Помочь? Преим.

— Сами справимся. Тут нести почти нечего. Что там у вас было. Прием.

— Дохлая гиена. Прием.

— Конец связи.

Степаныч уже расстелил на траве рядом с трупом кусок брезента. Предстояла самая неприятная часть работы.

— Глубже копать надо, а то зверье доберется до тел, — поплевав на ладони, Степаныч сменяет взмокшего от жары и пота Дядю Сашу.

Действительно, в плотном каменистом грунте могилка получается мелкая, тесная, вся какая–то неуютная.

Понятно, что мертвым уже без разницы.

Вот только никто не застрахован от подобного исхода. И как минимум хотелось бы быть похороненным по–человечески.

— Время уходит, — глядя на медленно, буквально по сантиметру, вгрызающегося в твердый грунт Степаныча возражает Дядя Саша.

— Я сейчас камрадов организую. Притащим валунов покрупнее и навалим поверх могилы. Хоть какая–то защита будет.

Бывший егерь меланхолично кивает.

Как самый страждущий до жаркого тела сюрвайверши Сандры, бывший егерь копщик номер один. Копщик номер два — Степаныч, отрабатывает «Пустынного Орла».

А номер три и не нужен, там двоим развернуться негде.

Махнув ускоглазеньким, показываю на ближайший валун и могилу. Камрады сходу въезжают, что от них нужно и выдвигаются собирать камни.

Чтобы Ленка и Ким не заскучали, сперва хотел припахать и их.

Но.

Во–первых, белым женщинам такое по статусу не положено.

Во–вторых, нечего им на трупы смотреть. Не то чтобы я их жалел, просто ни к чему.

Вместо них организую на сбор камней участников конвоя, столпившихся поглазеть на происходящее.

Нашли, блин, развлечение.

Несколько человек двинули вслед за косоглазыми, но основная часть мою просьбу проигнорировала.

Не вопрос мужики — есть у меня предчувствие, что скоро сочтемся.

— Степаныч, найди пару гвоздей или шурупов, да хоть проволоки какой — крест поставим.

— Найдем, — опять поменявшийся с Дядей Сашей пожилой водитель разворачивается в сторону своей машины.

— И это.

— Ась?

— Отработки прихвати, у тебя была где–то. И тряпку.

Вот и фашистский тесак дождался своего часа. Заточенная железка, лихо настругивает твердый ствол невысокого, довольно толстого — с руку толщиной, сухого, но еще не гнилого деревца.

Дрын получился чуть выше моего роста.

Сейчас мы его остругаем слегка, подтешем вот здесь и из выломанной у какого–то ящика доски заделаем горизонтальную перекладину.

— Все, Степаныч, забивай. Вот, гут. Давай второй и пальцы береги.

— Не учи отца…., не трынди под руку, одним словом. Маслом насколько пропитать? Метра хватит.

— Хватит. Ветошь не выбрасывай промасленную. На могиле камнями придавим. Может запах масла, хоть по началу, зверье отпугнет.

— Надо было тогда «Нигрол» брать. У него духан резче, — Степаныч тонкой струйкой разливает масло по нижней части дрына, и аккуратно размазывает его ветошью.

— И так сойдет. Они нам не родственники.

Оставляю Степаныча наедине с крестом.

Желания тащить трупы к могиле нет никакого.

Но, если застреленного водителя и порванного пополам стрелка с первого квадра, уже уложили в могилу косоглазые. Основную часть уложили, так скажем. По числу конечностей у трупа стрелка явный некомплект.

То в сторону упакованного в пропитанный кровью брезент наездника второго квадра, никто не дернулся.

Особенно бесят выживальщики.

Работать они не могут ни–ни, только охранять.

Вот только охраняют они так, что Олег с биноклем до сих пор сидит на крыше своей машины.

— Дэн, не спи. Хватай брезент, — я задумался и не заметил, как неунывающий егерь закончил с могилой.

— А тебе я смотрю все нипочём.

— Ну, я не всегда был егерем. В молодости — когда студентом был, подрабатывал в морге. Кем конкретно подрабатывал в морге Дядя Саша, я уточнять не стал.

Вместо этого поинтересовался, — Где учился?

— В лесотехнической академии. Не доучился, правда.

Если объективно, основную работу по сбору на брезент кусков труппа проделал именно Дядя Саша и Итц*Лэ. Расписной латино вообще не боялся крови. Да и Дядя Саша похоже не испытывал никаких эмоций складывая в кучу расчлененку.

На мою долю выпало лишь выковырять из пасти дохлой гиены человеческую руку.

На молочно–серой коже тыльной стороны ладони и запястья особенно резко выделяется синева татуировки.

Бр–р, жуть.

Заборов отвращение, хватаю руку за запястье и тяну на себя. Рука неожиданно легко выскальзывает из пасти.

Уж не знаю, застряла рука между зубов, или гиена ее прожевать не успела.

Если раскрыть пасть пошире, там наверняка нашлось бы еще много интересного, возможно даже голова трупа. Вот только дюже неуютно даже стоять рядом с подстреленной гиеной — даже дохлый зверь внушает почтение.

А уж в пасть к ней лезть, это как–нибудь без меня.

Кидаю руку на брезент. Н–дэ… пара рук там уже есть, принесенная мной явно не из этого комплекта.

У могилы перекладываю выдранную из пасти руку, к останкам «снайпера», у него как раз некомплект.

Накрываем останки куском брезента. В изголовье втыкаем крест, Степаныч держит крест, пока могилу засыпают и обкладывают камнями.

Тесновата могилка получилась, но тут уж не до архитектурных излишеств. Ни времени нет, ни материалов.

Ни будем честны к себе — желания.

Покойтесь с миром.

— Сандра, молитву будете произносить?

По моим скромным наблюдениям, молитва — это святое для подобного контингента.

Пока все идет ровно, они о боге не вспоминают.

Случись непонятки, сжимают в потных ладошках кресты.

А в нашем случае им без молитвы просто никак. Для них это верный способ сбросить стресс и успокоить совесть.

Собственно, за этим они сюда и столпились.

— Пожрать бы не мешало, — ни к кому конкретно не обращаясь, произнес Дядя Саша.

Пришедшая посмотреть на похороны, Ленка судорожно сглотнула.

— И помянуть ребят. Ну, чтобы по–людски было, — завел разговор о своем Степаныч.

Как я и ожидал, вокруг братской могилы собралось плотное кольцо людей.

Нашлась и Библия.

Кто–то прочитал молитву.

Толпа хором ответила, — Аминь.

Отвели душу, стало быть.

А лично мне хватит того, что я, практически на халяву, стал богаче на сломанный квадроцикл. Заводиться аппарат категорически отказывался. Но видимых увечий на технике нет. Так что починю. Не смогу сам, найду прошаренного механика.

Да что же так между лопаток чешется?!

Словно кто–то сверлит меня недобрым взглядом.

Вот и собаки забеспокоились. Муха вскочила, а пара щенков забилась ей под брюхо и грозно выглядывает оттуда.

Чуют что–то.

Размытый взгляд желтых зрачков плавно скользил по пришельцам, смердящим железом и копотью. Странные создания все чаще нарушали покой бескрайней, засыхающей под солнцем равнины.

Вбитый поколениями предков, инстинкт не давал взгляду надолго сфокусироваться на одной цели.

Нельзя долго смотреть на выбранную добычу. Добыча чувствует пристальный взгляд, начинает беспокоиться и кто знает, не поменяются ли охотник и жертва местами.

Долго живет тот, кто осторожен.

Начинающие разлагаться в пыли местной дороги, тела бывших царей местной фауны ломали привычный ход вещей — гигантская гиена больше не властелин саванн.

Прайд уничтожен.

Доминантная самка первой выбрала себе партнера. Это уберегло ее от смерти, когда над саванной прогремели первые раскаты грома, исторгаемого железными трубками пришельцев.

Нужно было уводить прайд в глубину саванны, спасать молодняк.

Но, доминанты не отступают.

Умирают, но не отступают.

Это их плата за первый кусок мяса добычи, первый глоток чистой не замутненной воды на водопое, право на спаривание. Доминанте не хватило совсем немного — шага пространства, чтобы вцепится в противника мертвой хваткой, толики сил для последнего рывка, и конечно немного удачи.

Добивший Доминанту, двуногий гладил комок шерсти у себя под ногами.

Комок шерсти чувствовал притаившихся гиен. Чувствовал, беспокоился и жался к двуногому. К комку шерсти в свою очередь жались два крохотных лохматых комочка.

Они тоже чувствовали гиен и откровенно боялись. От них пахло страхом.

Бояться больших гиен это нормально.

Это привычно и понятно, так уж устроен этот мир.

Но, странные двуногие.

Часть из них боится так, что комочки шерсти под ногами Убившего Доминанту смотрятся безумными храбрецами. Но другая часть смотрит на мир глазами лютых хищников.

Такие не бросают вызов в схватке за территорию.

Они просто констатируют — этот мир наш. Это напротив, даже не враг, а так — досадное недоразумение, не более.

Убивший Доминанту беспокойно развернулся в сторону затаившейся стаи. Веки укрыли взгляд желтых глаз. Царь местной фауны покинул трон. Покинул, чтобы выжить.

Хромая самка гигантской гиены, молоденькая самка из поколения, первый раз дающего приплод, израненный самец и семь голов молодняка в основном совсем еще щенков. Им не удержать территории.

Выживи хотя бы Доминантная самка или кто–то из самцов, пришедших оспорить права на продолжение рода, тень шанса была бы. Забиться в самый глухой угол, подрастить и обучить молодняк, привязать к прайду пару молодых самцов и вернуться на свои земли.

Тем составом, что есть, не выжить, охотиться можно, но добычи будет мало. Голод отнимет силы и постоянно претендующая на их охотничью территорию стая из белых холмов передушит их всех.

Саванна не место для слабых. В саванне ты или сильный, или мертвый.

Молодая самка, почувствующая себя главной, рыком подняла стаю и направилась в сторону дороги.

Самец проводил уходящую стаю мутнеющим взглядом, силы стремительно покидали его. Хромая улеглась рядом с умирающим самцом. В ней не было жалости, был только расчет — к дороге идти нельзя. Пусть оттуда пахнет своими, но идти туда нельзя. Кто выжил, сам вернется в прайд.

Если бы Хромая умела считать, она бы рассказала, как семь сезонов назад, когда она была еще несмышленым щенком, пуля порвала ей сухожилие.

Сухожилие срослось, но травма спихнула ее в самый низ в иерархии прайда. Обглоданные кости и остатки шкуры не способствуют приливу сил и росту мышечной массы. Зато способствуют развитию хитрости.

Почувствовавшая себя новой Доминантой, молодая самка вернулась пресечь неповиновение. Накачавшие организм гормоны заменили инстинктами крохи разума. Инстинкт хищника требовал утвердиться здесь и сейчас.

Хромая самка послушно вскочила, всем видом демонстрируя готовность подчиняться. Довольная результатом молодая Доминанта выгнула шею и зашипела на самца.

Молодая самка — в сущности, щенок переросток, еще не научилась играть во взрослые игры.

И никогда не научится.

Тертая годами жизни на дне иерархии, Хромая впилась в опрометчиво подставленную шею. Свирепый рык молодой самки мгновенно сменился на жалкий скулеж.

На шум со стороны дороги прилетело несколько пуль, одна даже впилась в бок умирающего самца, за бруствером туши которого Хромая выжимала последние капли жизни из глупой конкурентки.

Вылизав перепачканный кровью соперницы бок от крови, Хромая успокоила беспокойно скулящий молодняк и, бросив умирающего самца, повела остатки стаи вглубь зарослей.

Обоняние подсказывало, у сухого ручья обитает молодой самец. Единственный выживший из стаи, охотившейся на этих землях до прихода сородичей Хромой.

Уже вполне половозрелый, но еще слишком молодой, чтобы претендовать хоть на что–то в брачных играх.

Для охоты и продолжения рода он вполне годен. Да и других вариантов у Хромой не было.

Потом прайд вернется к трупам сородичей, и много дней подряд будет охотиться на падальщиков, приходящих полакомиться горами дармовой тухлятины.

Падальщики серьезная добыча для молодняка.

В схватках с ним молодняк быстро заматереет. Тот, что выживет.

Далеко на дороге взревели моторы. Чуткие ноздри ловили ветерок, опять принесший едкий смрад гари.

За исключением одной машины колонна уходила в сторону истока большой реки. Странная коробочка, возглавлявшая колонну, прошумела по дороге в обратную сторону — к большой соленой воде.

Перед закатом, когда к стае примкнул молодой самец, обитавший у сухого ручья, до чуткого слуха гиен, долетел шум на дороге, кто–то догонял ушедшую колонну, но это была явно не повернувшая к большой соленой воде машина.

Нежно прихватив за холку самого слабого из щенков, Хромая Гиена повела сильно поредевший прайд вдоль сухого ручья.

Время сильных прошло.

В саванне наступало время хитрых.

Заляпанный подсохшей грязью, Хамви проломился через кустарник, сочно притерся днищем о спрятавшийся в траве валун. Выскочил на дорогу за последней машиной колонны и резво попылил в сторону Порто–Франко.

— Что–то я не догнал краями — куда это выживатели так резко подорвались?

— Да, рванули так, как будто в вино–водочный до закрытия не успевают, — Степаныч перевел мою озабоченность в привычную для себя систему координат.

— Сдали нервы у ребят, — поставил диагноз Дядя Саша.

Как всегда немногословный Олег молча пожал плечами.

Сплюнувший на землю, расписной латиноамериканец выдал экспрессивную фразу на своем — тарабарском.

Сестры у него нормальные, но этот экземпляр точно латентный каннибал.

— Дэн, глянь в оптику, на десять часов шевеление в кустах, — попросил не покинувший поста и не потерявший бдительности Олег.

Вот и угадай, десть по местному или десять по земному времени? Хотя, чего гадать, ПСО–первый услужливо показывает дергающиеся верхушки кустарников.

Навскидку дистанция не менее полукилометра.

С моими талантами это, даже с оптикой, выстрел просто в «ту сторону».

Чтобы успокоить коллектив расстреливаю в никуда три патрона.

Возглавляемая оставшимся Хамви колонна выстроилась в походный ордер и попылила на запад.

Словно пытаясь оставить пережитые страхи за спиной, конвой монотонно наматывает на колеса километры маршрута.

Стрелка спидометра большую часть пути держится на цифре «30», благо каменистый грунт дороги позволяет.

Из моего сумбурного повествования может показаться, что у нас тут приключения 24 часа в сутки.

Ой, прошу пардону, 30 часов в сутки, конечно же.

С утра змея ела Белку, а Муха ела змею. После полудня гиены ели сюрвайверов. На все про все полтора, ну край два часа.

Все остальное время монотонная до одури дорога и монотонные пейзажи. И это сухой сезон только вступил в свои права и пейзаж из монотонного превратится в монохромный.

А пока все та же бесконечная поросшая травой равнина с островками высоких кустарников, редкими кряжистыми деревцами и бесконечными стадами рогачей, антилоп и прочей живности.

Напоминая путникам, куда они попали, изредка попадаются спихнутые на обочину остовы машин.

К педантично ободранным от всего ценного и брошенным явно по причине технического характера остовам примешиваются закопченные, прошитые россыпями мелких дырочек. В такие моменты на душе становится особенно тяжело.

Казалось бы — огромный мир, девственная (пусть и опасная) природа.

Живи, осваивай, иди вперед — открывай новое.

Люди, ну зачем вы так–то — не Война ведь.

Головой–то я понимаю, что равнять всех по себе квинтэссенция глупости. Но, голова это голова, а сердцу не прикажешь, у него своя логика.

 

Северный маршрут 370 миль к востоку от Порто–Франко.

35 число 02 месяц 17 год.

— Начальник, просыпайся! Беда! — наученный жизнью, Степаныч голосит, прикрывшись броневым бортом шушапанцера.

— Что опять? Завтрак пригорел? — раздражённо поинтересовалась разбуженная Алиса.

Еще бы ей не быть раздраженной, просыпаясь, она больно ободрала руку об мой обрез.

Да–да, я сплю не только с Ким, но и с обрезом.

Благо при не взведенных курках он не шмальнет, что ты с ним не делай.

А еще, вчера вечером, она была совсем не против, потренироваться в деланье детей. Но я за день умотался так, что заснул не раздеваясь.

Оно конечно, если женщина хочет — мужчина обязан (иначе может найтись другой мужчина).

Но влажные мысли о всяком таком советую оставить при себе.

Помимо усталости на то масса причин.

Спящие рядом дети.

Неудобное ложе. Хотя, если напрет, и стоя в гамаке раскорячишься. Но все–таки хотелось бы без подобного экстрима.

И запах.

Лишней воды на помыться у нас нет. Максимум обтереться влажной тряпкой.

Оттого и пахнем мы все соответствующе.

Скептик возразит: — Вот монголы, чукчи, зулусы. В юрте, чуме, шалаше……. Каждый год по ребенку строгают.

Отвечу скептику, — Я не монгол, не чукча и уж точно не зулус. Так уж вышло.

— Цыц, баба.

Простодушный Степаныч понял, что сболтнул лишнего.

А Ким поняла, что он не со зла, и уже жалеет о сказанном.

— Что стряслось? И почему ты на посту? Это же время Дяди Саши.

Просыпаясь, сладко потягиваюсь, и как бы невзначай нащупываю грудь Ким. Алиса не возражает.

Грудь у нее полный атас — упругая, крупная, с быстро набухающими под пальцами сосками.

— Так это. Кобыла эта американьская полночи на нем скакала. Куда же ему на пост после такого?

— А вы батенька гуманист.

— Ась,………. кто?

— Случилось что?

— Так это. Удрали эти — пятнистые с автоматами.

— Назад в город?

— В город али нет, я не знаю, но ехали в ту сторону.

— Быстро они что–то. А кобылку свою нам на память оставили?

Сквозь сон я слышал рокот моторов. Но думал приснилось.

Подобный поворот для меня ни разу не неожиданность.

Ребятки активно играли в скаутов, вот только игры кончились, как только они пересекли выходной портал на Базе Ордена.

Долго же до них доходило.

Жаль не дошло, что в Порто–Франко их ничего хорошего не ждет.

Они подписались на проводку и бросили конвой.

Так этого точно не оставят, в назидание остальным.

Вернувшихся в город Сюрвайверов ждет выбор между плохим и очень плохим.

Оштрафуют их почти наверняка, возможно конфискуют имущество.

Дальше все будет зависеть от степени их разумности и упертости.

Одумаются, поедут на поселение в Техас.

Будут упорствовать, остаток жизни будут в Портсмуте уголек рубить. За миску похлебки и светлые идеалы демократии.

— Угумс, тут она. В лодке с Шуриком дрыхнет.

Значит, как минимум один сюрвайвер у нас остался. Причем вечером я видел ее при рации и винтовке.

Это как минимум на одного человека и одну винтовку больше, чем ничего.

Вдруг опять большие гиены в гости нагрянут. А нам их даже угостить нечем.

Обход конвоя выявил две вещи.

Первая — приятная, сюрвайверы ушли не все.

Остался один Хамви, один пикап и трое сюрвайверов (не считая Сандры). Тот самый с повадками сержанта, что вчера приводил остальных в чувство. Миленькая, круглолицая тетка, с глуповатым выражением лица и вечно взлохмаченными волосами. Тощий, высокий парень в очках, с осанкой вопросительного знака, и висящей пыльным мешком форме.

Вторая — как минимум странная. Оставшиеся выживатели продолжили все так же безапелляционно гнуть свою линию.

На старте их было семнадцать.

Семнадцать это не просто много. Семнадцать, да при изобилии стволов, это возможность прогибать остальных под свою волю. Прогибать всех — даже нашу группу (пусть и с оговорками).

А теперь их четверо. При одном легком пулемете.

Причем я не уверен, что он в рабочем состоянии после того, как об него потерлась большая гиена.

Если их не застанут врасплох, они от души огрызнутся.

Кровь пустят точно.

Но им не победить, нет.

А потому стоило бы найти берега.

Их трещотка не пляшет против брони БТР–40 даже в упор, а мой «Bren» шьет гражданский Хамви насквозь. И мне уже приходилось убивать людей за то, что они оказывались в ненужном месте в неподходящее время.

Даже женщин.

Даже детей.

Тут не делают последнего предупреждения, а убивают, даже не сказав первого.

Что–то я развоевался. Скромнее надо быть, с двумя–то детьми на руках так уж точно.

Пусть пока все идет — как идет. Сюрвайверы идут в арьергарде колонны. А я пойду замыкающим.

Разве что теперь мы идем одной компактной группой, а не как раньше, в нескольких километрах позади конвоя.

Есть у меня мыслишка — что выживальщики изображают хорошую мину при плохой игре. Деньги–то за охрану они собрали. Но совсем не факт, что эти деньги не уехали вместе с беглецами в Порто–Франко. И теперь у них альтернатива — или довести конвой, или конвой разденет их до нитки.

Очень даже может статься, что разденут посмертно. Так сказать во избежание.

К слову, конвой также поредел на три машины сбежавших в Порто–Франко вместе с сюрвайверами.

Но это лично их проблемы.

Для себя я в этом проблем не вижу.

 

Северный маршрут 500 миль к востоку от Порто–Франко.

35 число 02 месяц 17 год. Вечер.

Очередная заправка наконец–то показалась на горизонте — приехали.

Точнее притащились.

На зубах.

Почему так?

А потому, что некоторые несознательные граждане вместо того, чтобы спать по ночам, не спали сами и, своими охами, ахами и ритмичным скрипом рессор, мешали спать другим.

Мне и Мухе так уж точно.

Не выспавшийся, но чертовски довольный жизнью егерь продержался четыре часа. После чего и без того изношенный и перегруженный УАЗ сломался.

— Говорил я тебе. Доведут бабы до цугундера, — донесся из под УАЗа раздражённый голос Степаныча. — Ладно бы только тебя — дурня довели. Так все обсчество прицепом пошло.

Дядя Саша опустил голову и стойко переносил критику.

— Что там?

— А что тут может быть. Рессора лопнула.

— Мужики да я …….., — начал было оправдываться егерь.

— Конкретно ты немедленно идёшь спать.

— Да я….

— С П А Т Ь!!! (тут слово нехорошее).

Рессору перебрали.

Благо у запасливого егеря было из чего. Отдельное спасибо золотым рукам Степаныча.

Просто спасибо мне — любимому, и Олегу.

Всему остальному личному составу устная благодарность за отличный, хотя и внеплановый, обед. И проявленную бдительность. Потому как несение караульной службы никто не отменял.

Полдня потеряли. С учетом того, что основной конвой тоже останавливался на дневку, и того, что средняя скорость движения нашей группы выше, мы отстали часа на три.

Ну вот, теперь догнали.

Прошлая встреченная заправка на фоне этого сооружения кажется убогой поделкой дилетантов. Не смотря на частичные разрушения и отсутствие хозяев, сразу понимаешь, люди пришли сюда всерьез и надолго.

Лично у меня объем работ, проделанный в почти тысяче километров от Порто–Франко, вызывает уважение.

Вершина приличных размеров холма, срезана и выровнена бульдозером. Излишки грунта сгребли к краям, огромного — как два футбольных поля, отстойника для техники. Прикрыв площадку высокими, заросшими травой валами.

Сам вал прикрывает машины на высоту капота, а обильно растущая на валах растительность скрывает технику практически полностью. Если смотреть на отстойники с дороги, разглядеть, занят ли он, практически невозможно.

Окаймленный валами прямоугольник стоянки–отстойника поделен серой громадой заправки на две неравных половины.

Да что там заправки. Если не лукавить, это тянет скорее на скромный замок.

Брутальные, сложенные из крупных камней, каменные стены в два человеческих роста. Для пущего эффекта усиленные тремя рядами ржавой колючей проволоки, натянутой по вмурованным в кладку стальным штырям.

Еще и пустые консервные банки и гильзы от чего–то крупнокалиберного на колючку повесели. Нравится людям жить как в концлагере.

Судя по размеру валунов, уложенных в основание кладки, эти стены выдержат не только обстрел, из всего переносного, и станкового калибром меньше 30 миллиметров, но и таран серьезным агрегатом, вроде четырёхосного грузовика.

А шахид мобили это пока не про здесь.

Взрывчатка в дефицит–с.

Выдвинутые за периметр стен, приплюснутые сторожевые башенки по четырем углам. Длинные, узкие амбразуры, позволяющие вести огонь на 250–280 градусов.

Если судить по толщине стены, видимой в амбразуру, места внутри маловато и обитаемость сродни обитаемости в бронетехнике.

Что там за стенами можно только догадываться?

Хотя, чего тут гадать. Четыре стальных трубы–громоотвода наверняка стоят над заглубленными в землю емкостями под топливо.

С противоположной от емкостей стороны к стене пристроен каменный дом с провалившейся внутрь обгорелой крышей.

Думаю, не ошибусь, если предположу, что дом отделен от емкостей внушительной каменной стенкой.

Как это по–научному?

Брандмауэр, во.

В случае возгорания емкости это даст обитателям дома хоть какие–то шансы.

Хм, в стене только скромных размеров калитка и никаких транспортных ворот. Значит, пускать за периметр стен топливозаправщики здесь не считают возможным.

Над заправкой возвышается высокая, деревянная вышка — наблюдательный пост, еще один громоотвод и место под антенну в одном флаконе.

Огонь попробовал вышку на вкус, древесина местами обуглилась, но устояла.

Посвежевший ветерок расправляет выцветшее полотнище флага, закрепленного над вышкой, это еще и флагшток оказывается.

А на флаге у нас знак «Архитектора вселенной», стало быть, мы все еще на территории под протекторатом Ордена.

Щербатая кладка боковых стен форта позволяет взобраться на них даже Джону Сильверу (там конечно еще метр колючей проволоки по верху, и пулеметные точки по углам).

Зато, фасадную часть стены заштукатурили, побелили известкой и украсили наскальной живописью. От всей широты новоземельной души, на всю высоту, намалевав частоту, на которой работает радиостанция форта, и эмблему Ордена (чтобы у не разглядевших флаг над заправкой не осталось никаких сомнений — кто тут и зачем).

Приехавший на два часа раньше, конвой припарковался на западной площадке, над которой неспешно шелестел лопастями ветряк, качающий воду из скважины.

Флаг вам в руки. Мы встанем на восточной половине, там воздух чище, пейзажи красивее и стены форта–заправки отделят нашу группу от возможных неприятностей.

А неприятности чувствую будут.

Машины нашего конвоя на заправке не единственные.

Не было у нас заряженного на повышенную проходимость Фордовского пикапа пустынной раскраски.

И багги у нас не было.

Ни о д н о г о.

В отличие от заряженного на проходимость и запас хода Попрыгунчика это багги устроен проще и выглядит агрессивнее.

Почему так?

А нет в нем места под груз.

Как тут путешествовать без запаса воды, топлива, тента и кучи других необходимых вещей?

Это не просто наводит на определённые мысли.

Чуйка внутри моего организма сиреной воет об опасности.

Что там наши?

Ага, идущий последним, Степаныч уже и заруливает в мою сторону.

— Степаныч, за контейнером паркуйся.

У него бензин в бочках — самый опасный груз.

Что это за архитектурное излишество посреди площадки?

Сбрую на себя, передернуть затвор АПБ, обрез в сбрую.

— Ким за руль. Муха за мной.

При ближайшем рассмотрении оказалось, что это душ.

Спрятавшаяся за двадцатифутовым контейнером, ручная колонка подавала воду в пластиковую емкость на крыше контейнера.

Ага, тут ржавый краник есть, можно воду мимо емкости пустить. Разумное решение, по местной жаре не каждый захочет плескаться под нагретой за день водичкой.

Лично мой организм близок к точке кипения, и я с огромным удовольствием освежусь ледяной водичкой напрямую из скважины. А потом наконец–то переоденусь в чистое.

Но тут не все такие как я — хладоустойчивые. Косоглазым, женщинам и детям нагретая водичка придется в самый раз.

А уж мыться и стираться, определенно лучше в теплой воде.

Одна дверь контейнера отсутствует напрочь, вторая приварена намертво. В боковых стенках контейнера под потолком прорезаны окошки, судя по оплавленным краям и потекам металла — сваркой резали.

Нормально в целом получилось, умеренно, светло и нет сырости, приятный сквознячок выдувает жар раскаленного солнцем металла. Жарко, но не душегубка.

В контейнере под потолком подвешена оцинкованная труба с полудюжиной отверстий. Захочешь помыться один, а вода все равно потечет из всех шести отверстий.

На полу разряженный настил из струганных темно красных досок.

Если абстрагироваться от потеков ржавчины, то по местным меркам, удобства тянут минимум на четыре звезды.

Хм, а ведь кроме душевой в углу отстойника примостился явно сарайчик сортира. По территории расставлены закопченные стальные бочки.

То ли в качестве мусоросборников — мусоросжигателей, то ли в качестве импровизированных мангалов или осветительных приборов.

Вся территория стоянки отсыпана диким камнем. Щебеночной эту отсыпку назвать никак нельзя, слишком уж в ней много разнокалиберных каменюк намешано. Однако, уложено все плотно, со всем тщанием. Местами видны отличные по цвету заплатки свежей подсыпки — хозяева следят за состоянием покрытия.

И чистота. Из которой выбиваются, разве что, потеки машинного масла на камнях.

Орднунг, однако.

Душ осмотрели, осмотрим поближе сам форт.

Есть в форте–заправке некоторая нелогичность. Продавать топливо, оно конечно дело хорошее, вне всякого сомнения, выгодное. Однако, скромная лавочка с различными полезными в дороге мелочами, шиномонтаж, пункт ТО, харчевня с нормальной едой и мотельчик, на два десятка мест, смотрелись бы тут отнюдь не лишними. Возможно, хозяева форта–заправки не успели еще построить помещения под сервис. О чем косвенно свидетельствует избыток места на западной половине отстойника.

У–у–упс. Осмотр местных достопримечательностей придётся на время отложить.

У нас гости.

Что–то они быстро, еще поднятая машинами пыль не осела, а они уже тут.

Кто хочет, может думать о людях хорошо.

Я буду думать плохо.

Ведет гостей Сандра, и что характерно, гости показательно безоружны (ножи не в счет), зато идут не с пустыми руками.

Гостей двое, и у каждого в руке по пузатой — на литр, бутыли с коричневой жидкостью.

Одна бутыль начатая, три оставшихся запечатаны пробками и даже залиты чем–то вроде сургуча.

Справа от Сандры вышагивает коренастый крепыш с шикарной шевелюрой, викторианскими бакенбардами и таким приторно располагающим лицом. Что мне захотелось его пристрелить еще на подходе.

А вот слева.

Хм, он меня не узнал. А вот я его опознал сразу.

Он даже форму Ордена не снял.

В разгар сезона дождей в гости к Боцману закатились два мутных типа, обряженных в орденскую форму, и ксивой, утверждающей, что данные господа санитарная инспекция Порто–Франко.

 

Около ста дней тому назад.

Порто–Франко.

Сезон дождей.

Я как раз заменял Зи–Зу на ресепшене (то есть дремал, надвинув панаму на лицо), когда сладкая парочка проверяющих ввалилась в заведение боцмана. Хоть бы ноги вытирали что ли.

— Где Боцман? — мерзким тоном спросил незнакомец — с надписью «Artua Miskas» на шевроне.

Ответить я не успел.

— А кто спрашивает? — когда надо Боцман тоже умеет быть мерзким.

Хозяин заведения сел за стол у входной двери. Гостям сесть не предложил.

Те сели сами.

Мискас расстелил на столе документ и монотонно забубнил, — Декретом «О санитарной охране» (дата, номер) городского магистрата территории под патронажем Ордена — свободного города Порто–Франко, проводится проверка санитарного состояния…………

— Чо–о…о….??? — Боцман небрежно вырвал бумагу из рук Мискаса.

— Распишись в получении, — пробубнил второй пришедший.

Этот даже с виду теленок, взятый просто за компанию. Главный тут явно не он.

— Пошли на ………… отсюда!!! — брызгая слюной, посоветовал незваным гостам Боцман.

Протирая морду от слюней, Мискас набрал воздуха, чтобы возразить.

Но он совсем не знал Боцмана.

Голова Мискаса дернулась, а сам он с грохотом завалился под скамью.

Зи–Зу, не смотря на почтенный возраст, все еще крепкий малый. И как у любого боцмана, у него накоплен изрядный опыт по части битья морд.

На столешнице отчетливо проступила кровянка, выбитая из губы прибалта.

Теленок нервно потянулся к кобуре, но резко передумал.

Он не резко поумнел, отнюдь. Его образумил звук передёрнутого затвора АПБ.

Я у него за спиной, и самого ствола ему не видно, но звук ни с чем не спутаешь.

Да я и не тороплюсь размахивать волыной. Пистолет скрыт ото всех стойкой ресепшена.

— Трепыхающийся под столом, Мискас завернул весьма нецензурный оборот речи. Причем сказано было на великом и могучем, с сильным прибалтийским акцентом.

— Вам дать пня под зад или таки уедете сами? — продолжавший наливаться праведным гневом Боцман встал из–за стола и навис над пытающимся принять горизонтальное положение прибалтом.

Не доводя до повторения мордобоя, теленок подхватил Мискаса под руки и пара бочком ретировалась в дверь заведения.

Боцман последовал за ними.

Постояльцы прильнули к окнам. А я вышел на улицу вслед за Зи–Зу.

Но на этом злоключения незваных визитеров не кончились.

На выходе с территории гостиницы они столкнулись с возвращающимся из порта Йонкером.

Добродушный великан, с двухпудовым бочонком рыбы под мышкой, слегка дебильно улыбаясь чему–то своему, уступил дорогу паре людей в форме.

Тут бы все и кончилось.

Но пословица про то, что молчание — золото, Мискасу явно не знакома.

Что, проходя мимо Йонкера, тявкнул прибывающий в расстроенных чувствах прибалт, так навсегда и останется межу ними.

Мискас не скажет, а лезть с подобным вопросом к Йонкеру, может оказаться весьма не безопасно для здоровья.

— ХА! — секунду назад спокойный гигант, резко дергает пудовую кулачину к подбородку, всем видом показывая — ща пробью. Хорошо так пробью, акцентировано, вкладывая в удар все полтора центнера своей массы.

Лично мне, при виде Йонкера, отводящего руку для удара, резко захотелось присесть, закрыть голову руками, стать маленьким и незаметным.

Мискас оказался совсем не чужд подобным стереотипам. Машинально прикрыв уже разбитую морду руками, прибалт шагнул назад, запутался в побегах колючего кустарника, и враскоряку осел в колючий куст.

Больно ему, наверное. Шипы растут не часто, зато каждый шип с палец длиной.

Точняк больно, вон какие забавные рожицы строит и шипит как змея.

Мелочь, а приятно.

Проигнорировав впавшего в ступор напарника потерпевшего, Йонкер вновь превратился в пацифиста и вразвалочку удалился в сторону кухни.

— Боцман, а твоя ручная горилла не перегибает?

— Отнюдь. Я этот дом построил в первой дюжине домов этого города. Сам Франко заложил первый камень в его основание. Будет нужно, я этому щеглу мигом организую перевод в патрульную часть на юг Дагомеи.

— Что, действительно сам Франко у тебя каменщиком подрабатывал?

— Век воли не видать, — ехидно ухмыльнулся Боцман.

Понятно, что Боцман шутит.

Порто–Франко переводится как Свободный Порт.

Пару минут молчим, глядя на ковыляющих к машине полицейских. Надеюсь, иглотерапия пойдет прибалту на пользу.

— Боцман, что с Декретом делать будешь?

— Не в первой. Разберусь. Так разберусь, что мало никому не покажется. И кстати ты молодец, что не показал ствол. Они могли бы вызвать дежурный наряд. Но все подтвердят, что никакого ствола не было.

 

Северный маршрут 500 миль к востоку от Порто–Франко.

35 число 02 месяц 17 год. Вечер–ночь.

Значит насчет «мало не покажется» Боцман не шутил.

Фасадная часть Порто–Франко сплошной глянец.

И Орден приглядывает, чтобы он таким и оставался. Поэтому откровенные поборы, рэкет, прочие перегибы и злоупотребления выжигаются каленым железом.

Другой вопрос, что подковёрная возня идет всегда и везде. В том числе и в Порто–Франко.

И раз я лицезрю прибалта в этих диких землях, то, похоже, Мискас переступил грань дозволенного.

Вид у него сейчас, впору снимать в главной роли в очередном выпуске «600 секунд», освещающем нелегкую судьбу новоземельных бомжей.

Это вверх тяжело.

А путь вниз легок и незаметен, для путешественника вниз не заметен.

Обтянутое пропитанной потом рубахой, брюхо нависает над ремнем. Огромные мокрые пятна подмышками. Слипшиеся волосы, недельная щетина на рыхлых, отвислых щеках, муторный запах немытого тела.

Пропустил рюмочку, стресс снял чутка, и принюхиваться не надо, перебивая резкий запах пота, от прибалта ощутимо несет алкоголем.

Вот только есть у меня подозрение, что пролито на рубашку у него больше, чем выпито.

Да и Сандра, похоже, навеселе. Какой–то у нее нездоровый румянец на лице и глазки подозрительно масляно блестят.

Пока все предсказуемо.

Сейчас нам предложат хорошенько выпить.

А когда подмешенное в бухло снотворное подействует, повяжут или прирежут сонных.

Практично, надежно, эффективно.

Почему подмешано именно снотворное, а не яд?

Так на яд у организма может быть самая непредсказуемая реакция. Кто–то может и после пары глотков с пеной у рта забиться в конвульсиях или умирать другим аномальным способом.

И вот тут, те, кто не пил или выпил недостаточно, устроят бандитам знатные пострелушки.

А в случае снотворного.

Перебрал человек спиртного и заснул. Бывает. Шутка ли целый день в дороге на жаре, вот и развезло.

Случись у бандитов какой облом — не пьющих окажется неприлично много, внезапно нагрянет дорожный патруль или конкуренты. Так они ни при делах. Все живы, здоровы, разве что на утро проснутся с головной болью, которая почему–то не лечится опохмелом. Так пить меньше надо. И вообще знать меру.

Собственно это самый популярный развод для новичков, впервые покидающих Порто–Франко.

Да что там развод — целая отрасль новоземельной экономики.

Все кто прожил в этом мире больше пары недель, у незнакомцев даже воду будут брать с большой осторожностью. А уж алкоголь только полные идиоты.

— Русские, какого… ваша банда встала отдельно? — слегка хмельным голосом поинтересовалась Сандра.

Под явно неодобрительное рычание Мухи троица села под навес напротив меня.

И началось.

Начатую бутылку гости распили в компании Дяди Саши, Степаныча и как ни странно Ленки.

Олег — кремень, остался верен себе, и пить категорически отказался. — Мол, я с синим завязал наглухо. И идите все …………….своей дорогой.

Ольга естественно отказалась тоже.

Син внезапно оказался мусульманином. Хотя еще утром я видел у него четки с большим католическим крестом.

Но мусульмане на этом не кончились.

Ким вдруг оказалась глюпой среднеазиатской женщиной. Которая тоже мусульманка и вообще на русском говорит с акцентом. А из иностранных языков знает корейский и кыргызский. У вас как с этими языками? А раз никак, говорите на рюсском помедленнее, я не все слова понимаю. И вообще, мое место у котла, а разговоры вы с мужем разговаривайте. Он у меня умный, красивый, и, кстати, голодный. А тут вы со своими разговорами.

Судя по поведению Сина и Ким о вреде халявного алкоголя наслышан не только я.

Пришедшая на шум Мария лишь символически пригубила из налитой кружки. А Итц*Лэ вообще куда–то пропал. Прошлый конфуз со спиртным пошел ему на пользу.

Слащавый тип, так и не назвавший своего имени заливался соловьем. Рассказывал, как нам сказочно повезло, что мы встретили тут команду рейнджеров, проводников, и вообще отличных парней.

Сдается мне, что этот проводник, даже не полупроводник, а не проводник вовсе.

Расстались мы, клятвенно пообещав, что после того, как поедем, и само собой выпьем, придем знакомиться с «проводниками».

Как только комитет по встрече убыл на свою половину, я поинтересовался у захмелевшего егеря, — Дядя Саша, ты как–то говорил, что на аккордеоне могешь?

— Да не вопрос. Ик… Только у меня голоса нет, — сказано было таким тоном, что это наши, а не его проблемы.

— То, что доктор прописал. Степаныч, садись рядом подпевать будешь.

— Да я как–то……, смутился пожилой водитель. — Чего петь–то.

— Вы главное гимн не пойте. А в остальном на ваш выбор. Можете с Интернационала начать.

На счёт Интернационала я пошутил. Но к моему удивлению через пять минут, пугая щенков, детей и местную фауну, две лужёные глотки затянули:

И далее по тексту.

— Интернационал любой сможет, а Мурку слабо? — подколол певцов, как всегда невозмутимый Олег.

Певцы юмора не поняли.

И с особым усердием прогорланили заказанную песню.

— Ким, все дела побоку. Бери из НЗ пятилитровую канистру. Воду вылей, а в канистру перелей содержимое этих бутылок. Потом хорошо промой бутылки и залей в них, …… (н–дэ, чтобы залить?) … чай. По цвету в самый раз. Заварку тоже возьми из НЗ.

Алиса кивнула, подхватив уже откупоренные мною бутылки, шустро умчалась выполнять задание.

— Рассказывай, — Олег присел рядом со мной.

С другой стороны присели Мария и Син.

Говорить на двух языках одновременно, еще та морока. Благо, что говорить пришлось всего ничего. Всем сидящим рядом со мной ситуация не нравилась. И все были согласны — однозначно готовимся к неприятностям.

Если неприятностей не случится — отлично.

Если таки случится — мы готовы.

— Мэри, а где твой брат?

— На северном валу. Наблюдает.

Инициативный какой. У меня аж в затылке засвербело от желания посмотреть в указанное место.

— Мэри, война войной, а ужин по распорядку.

В указанное Мэри место я украдкой посмотрел лишь пять минут спустя.

И ничего необычного там не увидел.

— Черный ворон, что ж ты въешься…

Наша художественная самодеятельность добила пузырь до дна, слегка охрипла, растеряла начальный задор и перешла на душещипательный репертуар.

Нет, так не годиться.

В том смысле, что у русских веселье вполне может быть тоскливым до надрыва.

Но иностранцы могут не понять.

— Мужики, про ворон, это не актуально.

— А…???? — тоскливую мелодию обрезало.

— Актуально, это про зайцев.

Мужики пожали плечами и, перевирая слова и мотив, принялись горланить историю зайцев–косарей.

Расписной индеец возник, словно из ниоткуда.

— Про что поют?

— Про что? Про любовь.

— Странно вы про любовь поете, — явно усомнился в моих словах Итц*Лэ.

— Известное дело — никому не понять русскую душу. Сколько их?

— Видел пятерых. Трое опасные. Плюс одна баба…….. опасная.

— Оружие?

Латино лишь неопределенно поковал головой.

— Понятно, — что ничего не понятно. — Продолжай наблюдать.

Вот что мне в парне нравится. Какой бы оторвой он не был у себя на родине, выбрав сторону и признав чьё–то старшинство, не задает лишних вопросов.

Сказали наблюдать, наблюдает.

У него и его родственниц невооруженным взглядом виден легкий шок. Сельских жителей вырвали из привычной среды и отправили не пойми куда. И теперь им просто необходим социум, за который можно зацепиться.

В данном случае мы их община, племя, а возможно и банда (наверняка ведь не скажешь, что за установки у них в головах).

И как они поведут себя при встрече с другими латиноамериканцами? Вопрос открытый.

Пять.

С бабой шесть.

Допустим, индеец кого–то не заметил, семь.

Пусть даже восемь бойцов.

Больше в их транспорт не влезет.

При наших раскладах это больше, чем хотелось бы, но вполне нам по силам.

Всех против нас не пошлют. Хотя бы одного оставят охранять западную половину стоянки.

Да и как бойцы визитеры не произвели на меня впечатления.

Мискас жулик, а никак не боевик.

Слащавый тип с голливудской улыбкой, похоже, конченая мразь, но как боец тоже не производит впечатления.

Скорее всего, именно поэтому их и послали.

В сухом остатке имеем паритет сил по людям. А с учетом наличия у нас собаки, брони и пулемета, я бы поставил на нашу победу.

Вот только потери.

Потери для нас неприемлемы.

Правда имеется в этом уравнении одна неизвестная, которая, может радикально изменить картину. Это прибор или прицел ночного виденья.

У нас ему взяться неоткуда.

А вот у мутных личностей, активно спаивающих конвой. Вполне может найтись подобный девайс.

Что–то слишком много у меня предположений, допущений и прогнозов.

Нужна конкретика. Потому проведем рекогносцировку на местности.

Начну я с форта. Потому как его каменные стены с узкими бойницами дадут колоссальное преимущество тому, кто в этой фортификации укроется.

Какими бы чингачгуками не были мутные, лохматая учует их выдвижение. Лаять не начнет, но забеспокоится наверняка. Так что фактор внезапности сработает на нас.

— Да, лохматая? — Муха, лизнула протянутую руку и завиляла хвостом, всем видом демонстрируя, как она обожает хозяина.

— А кто днем со страху голос сорвал? Не ты? Нет? Будем считать — это был боевой оскал.

Утром, когда искали труп сюрвайвера и наткнулись на подыхающую гиену, испугался не только я, но и Муха.

Я ее в этом ни в коем разе не виню. Но голос псина сорвала и теперь некогда мощный лай, сменился на сиплое тявканье.

Псина подцепляет носом ладонь и просовывает под руку лохматую башку — чеши, давай, чего расселся.

— Пошли, пройдемся, — чешу псине щеки, Муха млеет от счастья.

Муха уныло потопталась под стеной и улеглась в тень, не проявляя никаких признаков беспокойства. Значит, за стеной никого нет.

Старясь особо не отсвечивать, я облазил все доступные закутки форта — пусто.

Заглянул в узкие бойницы угловых башен. Метровые стены и места ровно на одного человека.

Хотел заглянуть на половину, где остановилась остальная часть конвоя, но угар кутежа активно набирал обороты и я побоялся туда соваться.

Во–первых — могут налить и отказаться будет ну о ч е н ь сложно.

Во–вторых — может приключиться еще какой–нибудь эксцесс. Вроде мордобоя или поножовщины. Я страшно далек от мысли, что все наши попутчики относятся к нашей группе с любовью.

Мы ведь — эти чертовы русские.

Для очистки совести прогулялся с псиной за периметром валов — пусто.

Будем считать, что в округе пусто.

Как «мутные» будут нас брать?

А как бы это сделал я?

Я бы сперва нейтрализовал всех лишних на западной половине. А затем, спокойно пошел решать вопрос отщепенцев на восточной половине.

Мутные здесь ради техники и грузов (возможно и пленников).

Значит, постараются ликвидировать нас по–тихому — без стрельбы, либо стреляя наверняка — в упор. Технику постараются беречь, она им исправная нужна.

С другой стороны машин здесь намного больше, чем водителей среди возможных бандитов.

Так что, излишней осторожности ждать не стоит.

Как они будут подходить?

Луна, этой ночью будет почти полная. Плюс она несколько больше и ярче земной Луны. На небе ни облачка, и с валов видимость будет метров двести–триста.

Учитывая, что даже дневные прогулки по местной саванне опаснее партии в русскую рулетку, а уж ночью…

Нет. Через саванну вряд ли пойдут.

Я бы, на месте «мутных» просочился на нашу половину под прикрытием стен заправки.

В особенности с тыльной стороны.

Там между валом и стеной форта от силы пять метров. И темно будет, как у негра…… подмышкой, ни какая луна не поможет.

Стал бы я занимать выходящие на нашу сторону башенки форта?

Однозначно стал бы. Причем отправил бы лучших стрелков.

Война штука непредсказуемая и, пойди что не так, прикрываясь метром камня, можно диктовать свои условия боя.

Да что там условия диктовать, сразу мат ставить.

На наше счастье жилые помещения внутри форта–заправки пристроены с западной стороны. И особого выбора в вопросе — откуда пострелять, у нападающих не будет.

Два человека на башне. Один останется караулить западную половину. Остальные пойдут на нас вдоль стен.

Резерва в таких битвах не оставляют, в бой пойдут все.

Это от трех до пяти человек.

Скорее всего — четыре.

Почему именно четыре?

Потому что — две пары.

Что мы можем им противопоставить?

Хорошо бы под стены поставить по растяжке.

А что делать с «башнерами»?

Тоже растяжки?

Даже если и перестреляем их каким–то чудесным образом, они нашу технику десять раз поджечь успеют. Гореть у нас есть чему.

Можно и с наружной стороны, вдоль валов к нам подойти. Я бы наплевал на опасности местной саванны и пошел именно там.

А гранат у меня всего на две растяжки.

Не сходится арифметика. Сильно не сходится.

Как говорил герой детского мультика — Есть ли у вас план?

План у меня был.

Во время моих приключений на хребте Кхам, юные скауты устроил опекавшим нас людям ордена знатную подлянку, раскидав повреждённые «термитники» в местах наиболее вероятного расположения наблюдателей.

Плох тот ученик, который не стремится превзойти своих учителей.

А я хороший ученик и творчески разовью полученный опыт.

Вооружившись блокнотом и карандашом, устраиваю косоглазым вечернее построение с вынесением наряда вне очереди.

Как могу, рисую в блокноте змею, привязанную за хвост к колышку.

Картинка получается не сильно лучше барельефов Ацтеков и Майя.

— Ким, иди сюда. Вот тебе блокнот. Вот карандаш.

А вот задача.

Рыжая рисовальщица рисует так, что не то, что косоглазые, ни разу не видевшие змей инопланетяне сразу поймут.

Сохраню ка я эту зарисовку. И в рамочке над камином повешу.

Будет же у меня свой дом с камином.

Вождь, первым врубается в тему, и живо начинает разъяснять диспозицию филиппинцу.

Идея Итц*Лэ нравится.

Да что там нравится. Тема — огонь, он просто в экстазе от предвкушения.

Показываю на схеме самые критичные места — башни форта и проход между фортом и валом.

Косоглазенькие согласно кивают.

Схематично уродую Алискин рисунок, пририсовав форт–заправку, наполовину прикрытую диском солнца.

— Компрендо, камрады?

Камрады дружно закивали.

Филиппинец ровно, принимая поставленную задачу, как данность.

Латино не на шутку возбудился от предстоящих перспектив — кровожадный засранец. Косоглазые перетерли о чем–то между собой, позагибали пальцы.

Закончив с расчетом плотности минирования, Итц*Лэ отогнул пять пальцев на руке филиппинца и добавил к ним две своих полных руки.

Как по мне, так вполне достаточно будет, даже без растяжек обойдемся. Гранаты серьёзный козырь, с этого козыря и зайти можно, а не только им отбиваться.

— Раз компрендо, то темпо, престо, аллегро.

Расписной вождь достал из кабины сидр из плотного брезента, вытряхнул на сиденье содержимое и хлопнул боксера по плечу — пошли мол.

Чиси, с загадочно–довольном выражением личика посеменила следом за ними.

Да они там все маньяки.

— Степаныч?

— Ась? Чего хотел, командир?

— Петь не устал?

— Все бы тебе шутки шутить.

— Не дуйся, так было нужно. Не в службу, а в дружбу. Сходи с пацанами, дров наруби. Огонь всю ночь поддерживать придется.

— Сделаем, — прихватив из МАЗа топор, пожилой водитель ушел вслед за «минерами».

До заката ничего примечательного не происходит.

Успеваю от души помыться, побриться, постираться, помыть визжащих от восторга детей и намочить Муху. Пользуясь чистотой и наличием свободного времени, украдкой потискать Ким за всякое. Заработав тихую ненависть нарубившего дров Степаныча, конфисковать пузатую бутылку «Белой Лошади», принесенную Сандрой для Дяди Саши.

Такая доза даже Степаныча с копыт свалит… ненадолго. Это если конечно он раньше слюной не захлебнется. А ведь как складно баял — не алкота я, ни–ни.

Мне этой ночью все нужны трезвые.

Сперва я решил, что этим жестом доброй воли сюрвайверша уважила егеря. Не зря же Дядя Саша вчера ночью старался.

А, нет. Изрядно принявшая на груди, американка сообщила обалдевшему егерю, — Что любовь прошла, теперь у нее другой мужчина. И не надо ее больше беспокоить.

С чем и убыла пошатывающейся походкой.

Взамен конфискованного пойла выдаю страдальцам литр из своих запасов. В медицинских целях и для маскировки, для всех у нас тоже пьянка.

Зараза — филиппинец, мигом отрубает башку, вытащенной из мешка змее и замешивает адский коктейль — змеиная кровь и желчь пополам с алкоголем.

Бр–р.

— Ну–ка, руки прочь от арсенала! Так хлебай! Или остатки из дохлой змеюки выжми. Она сотню грамм еще выдаст……, если сдавить покрепче! — посылаю по известному адресу расписного вождя.

Сперва с подозрением, а потом с нездоровым любопытством взирающего на гастрономические изыски филиппинца.

А из–за покрытых узорами татуировки плеч Итц*Лэ, на адскую смесь посматривает Чиси.

Плохому–то, это мы влет учимся.

На великом и могучем за три дня всего пять слов выучили.

«Ась» — так косоглазенькие величают Степаныча. Остальные четыре разученных слова не значатся в словарях и не произносятся в приличном обществе.

Процесс изготовления ядовитых сюрпризов это вещь в себе.

Заглотив выделенную дозу замешенного на змеиной кровище алкоголя, косоглазые очень творчески подходят к процессу. В качестве орудия ловли ядовитых гадов косоглазенькие вырубили по метровой ветке с «Y» — образной развилкой на одном конце и сучком, подрезанным на манер крючка на другом.

Крючком змею извлекают из мешка.

Шлепают на стол и рогулькой крутят в разные стороны.

От подобной терапии змеюка впадает в ступор. После чего ее прутьями прижимают к столу. Крепко зафиксировав гадину, вождь надрезает змеюке хвост, основательно так настругивает — баз сантиментов. Иногда ему кажется, что надрезы не придают змее должного задора и тогда расписной дробит лентяйке кончик хвоста.

Выдранными из автомобильного тента толстыми нитками затягивает в ране узел. До позвоночника вдавливая шнур темно красное, влажное от крови змеиное мясо.

К свободному концу шнура потом привяжут увесистую железяку или штырь–крючок, наспех изготовленный из сварочного электрода.

Готовая биологическая мина башкой вперед складируется в импровизированный пенал. Под пеналы филиппинец нарезал полых стволов то ли высокой травы, то ли кустарника, внешне похожего на земной Бамбук.

Пенал затыкается деревянной пробкой так, чтобы привязанная к хвосту змеи веревочка торчала наружу.

Как я понял объяснения филиппинца, по месту шнур привяжут к воткнутому в грунт колышку, или если колышек не воткнуть, к чему–нибудь тяжелому, с чем змея не уползет, вынут пробку и стащат пенал со змеюки.

По этой технологии в полной темноте биомины можно навязывать без опасения быть укушенным.

— Ась.., — вождь стрельнул у Степаныча самокрутку. Задымив, шуганул подкравшихся посмотреть моих мелких, и перешёл к финальной паре змеюк.

В отличие от остальных змей, эти тонкие, почти метровой длины гадины имеют на конце приличных размеров костяной шип–жало. С этими экземплярами Итц*Лэ возится особенно осторожно, крепя не за хвост, а проколов нижнюю челюсть, продевает в неё шнур. Зубов в змеиной пасти не видно, но проверять может ли она кусаться дураков нет, неспроста же она хвостовой шип облизывает.

Протерев руки остатками бренди, расписной вождь накрепко приматывает змеюк с жалом к загодя приготовленной ветке.

Этих «поставить» будет сложнее и, как бы они не окочурились до минирования. Жалко будет — перспективные гадины, одним видом до мокрых штанов напугать могут.

По времени удачно закончили. Перекусим жарким, пока совсем не остыло, и пойдем мины ставить.

Веселье поминок на западной половине площадки–отстойника продолжало набирать обороты. Если это траур, то, как же они тогда веселятся?

Главное — на нашу половину не суются.

В сгустившихся сумерках косоглазые саперы уходят на минную постановку.

По паре змеюк запустят в амбразуры обращенных в нашу сторону башенок. Остальных навяжут между стеной форта и валом.

Степаныч разводит огонь в бочках со стороны въезда.

Поверх тонкого слоя разгоревшихся сухих дров укладывает толстые, весь вечер отмокавшие в бочке с водой поленья. Есть надежда, что они прогорят не раньше, чем часа за три–четыре. И «мутные» пойдут в гости не там, где светло, а там, где их ждут обиженные на все человечество змеи.

Когда окончательно стемнело, достаем оружие и расходимся по местам.

Моя позиция за стальными стенками душевой.

Отсюда я могу контролировать оба прохода вокруг заправки. А главное развалившаяся около меня Муха почует выдвижение неприятеля.

Чуть позади и слева от меня в бронированной скорлупе шушпанцера засел Степаныч.

Он сам вызвался в пулеметчики.

Если не знать про установленные сюрпризы и гранаты, установленный на турели пулемет наш самый убойный аргумент. И этот аргумент постараются вывести из боя в первую очередь. Учитывая, что пулеметчик прикрыт броней только по грудь, он первый кандидат в смертники.

Такой он, Степаныч — простой русский мужик.

Слева от меня за грузовиками укрылся Олег. На валах залегли Дядя Саша и вождь.

Филиппинец контролирует тыл.

Все на местах, остается ждать.

Три следующих часа растягиваются в вечность.

Хуже нет — ждать и догонять. Люто–бешено хочется спать. Вышибая холодный пот, мерещится всякая хрень, то кажется, что кто–то крадется за стеной форта, то мерещится движение на периметральных валах.

И не подвигаешься лишний раз, чтобы разогнать сон, сел в засаду — терпи.

Это лохматой хорошо, она даже во сне бдит. А мне приходится терпеть и надеяться, что остальные не подведут.

Я знаю, в катере Дяди Саши со всех сторон прикрытом корпусами машин не спит Алиса. Да и Ленка с Мэри не спят.

Для их самоуспокоения я выдал Ленке и Ким по калашу из своих запасов. Надежды на них, как на стрелков никакой. Но не оставлять же их безоружными.

У Мэри есть свой ствол — похожий на «Люгер», пистолет.

Ольга от предложенного автомата отказалась.

Странно, женщина она добрая, где–то даже слишком. Но тут иной случай.

Впрочем, у них есть охотничье ружьё.

На экваторе ночи, в восточной части горизонта разразилась гроза. Прислонившись спиной к стенке контейнера–душевой, наблюдаю за сверкающими с завидным постоянством молниями. Грома пока не слышно — дождевой фронт еще слишком далеко. Однако его предвестник — ветерок задышал резкими, длинными порывами, налетая на прикинувшуюся спящей стоянку.

Некстати, ох как некстати.

Мне кажется, на западной половине началось какое–то нездоровое шевеление.

Если еще и дождь начнется, будет совсем хреново.

Еще и ветер дует в спину, снижая сторожевую эффективность Мухи.

Величественное природное явление прогоняет сон. Воздух свежеет, порывы ветра уносят запахи машин, солярки и камня, подменяя их запахом сухой травы.

Мухе буйство природы явно не по душе. Прижавшись плотнее к моей ноге, псина укладывает голову на лапы, периодически всем телом вздрагивая в такт сверканию.

Не грозы бояться надо, в ночи к нам крадутся враги пострашнее.

Кладу руку собаке на голову, почесываю за обрезками ушей. Муха успокаивается и впадает в дрему.

Непогода понемногу успокаивается.

Опять начинает клонить в сон.

Все началось неожиданно.

Так уж устроен человек. Вот вроде, ждешь, готовишься. Когда же начнется? Когда? Ну, когда же, когда? Сейчас?

Нет.

Через миг!

Через два!

Бац! Тыдых, тыгыдым, погнали! Вечность сжимается в точку, непроизвольно замирает дыхание, молотом стучит сердечко — началось.

То, что под покровом темноты по наши души крадутся враги, для меня не новость.

Беззвучно пройти по каменной крошке. В фильмах о ниндзя — запросто.

По факту, хрустнет под подошвой сдвинутый камень или принесенный ветром сухой сучок. Выдаст крадущегося приминаемая трава. Чуткий собачий нос уловит принесенный непредсказуемым завихрением ветра посторонний запах.

Мне уже пять минут назад известно о том, что враги выдвинулись на позиции.

Пусть я ничего не слышу и не чувствую. Собака почувствовала угрозу, сбросив сонливость, напряглась и крутит лохматой башкой, ловя неподвластные моему слуху звуки.

В полуметре от моего лица тревожно разуваются влажные ноздри.

Спокойно девочка моя, спокойно, умница. Левой рукой прихватываю Муху за ошейник. В правой зажато чугунное яйцо гранты.

Странно, у меня раньше перед дракой всегда мандраж был, а тут, как отрезало. Даже когда на выезде из Порто–Франко встретили бригаду Дрона, легкий мандраж был.

А тут нет.

Перегорел уже?

Между стеной тыльной форта–заправки и валом явственно слышные мне звуки возни. Очень похоже на то, что кто–то из супостатов наступил на ядовитый сюрприз. И сейчас его затаптывают каблуками.

Если не пригибаться, опускаться на колено или ложится на землю, змея практически неопасна. Максимум до лодыжки дотянется, а тут почти у всех высокая обувь.

Но, заложенные природой рефлексы требуют находиться подальше от змей.

У большинства городских жителей змея в непосредственной близости от их организмов вызывает приступ паники. Это филиппинец расписной вождь или его сестрёнки отмахнутся и забудут, а белый человек от души пошумит, потопчет, даже шмальнуть сдуру может. Белые люди они такие.

Зубами вытягиваю чеку из гранаты. Чека, кислая на вкус, вытягивается с усилием, несмотря на предварительно подогнутые усики.

Сколько раз, в детстве, играя в войну с такими же беззаботными, советскими пацанами, представлял, как буду вот так тянуть неподатливое кольцо, а потом швырну гранату в фашистов.

За родину! За товарища Сталина! За Победу!

Чтоб в хлам! В кровавые лоскуты порвало фашистских гадов! Чтоб не топтать больше гадам родной земли! Ни жечь, ни грабить, ни убивать!

Вот дожил. Родины больше нет, вместо идейных фашистских гадов в противниках безыдейные, мутные граждане непонятного роду–племени.

Из ближней к въезду башенки раздается утробный вскрик, изнутри амбразуру подсвечивают вспышки выстрелов.

Кто ж в замкнутом пространстве так истерично садит?

Вскрик переходит в визг, по моим ощущениям женский, и обрывается после очередной серии вспышек.

Пара змеюк запущенных в тесноту каземата сработала на все сто — сюрприз удался на славу.

Между валом и стеной уже не скрываются.

Сработал очередной сюрприз? Или решили, раз все пошло не по плану скрываться больше нет смысла.

Мой выход — тяжелое рубчатое яйцо улетает в пространство между стеной и валом.

— Двадцать один..

Откатываюсь поглубже за контейнер–душевую.

— Двадцать два…

Хватаю Муху.

— Двадцать три.

Наваливаюсь на собаку. — Не дергайся милая, сейчас будет БУМ!

— Двадцать четыре….

Але? А где БУМ?

— Двадцать……

Рвануло неожиданно резко. Придавленная моими восьмьюдесятью килограммами Муха рванулась из рук.

— Тс–с, тихо малышка. Все хорошо, хорошо — отпускаю поуспокоившуюся собаку, хватаю заряженный картечью обрез.

Лезет кто еще? Или урок усвоен?

Бах! Бах!

Слева, почти дуплетом рявкает двустволка Дяди Саши. Осыпая мелкой дробью северо–восточную, до сих пор не проявляющую активности башенку. Залетело там хоть что–то в амбразуру?

Бах! Бах! Бах!

Вспышки пламени слепят привыкшую к темноте сетчатку глаз. Из–под стены, где взорвалась граната, нам отвечают из чего–то короткоствольного.

Первую пулю приняла на себя бронированная шкура стоявшего боком шушпанцера.

А вот две оставшихся пришлись в многострадальный УАЗик.

Брызнуло лопнувшее стекло. В воздухе запахло бензином.

Вот только пожара нам не хватало.

К перестрелке присоединяется Олег, простреливая дефиле между заправкой и валом.

Бьёт короткими очередями, стабильно отсекая по три патрона. Первой же очередью заткнув вражеского стрелка.

Сильна была Красная Армия.

— Твою дивизию! Кусок идиота!

Дядя Саша отклячил зад, перезаряжая ружье.

Ох, и прилетит ему подарок. Грамм на девять–десять.

Но обошлось.

Ружье перезарядилось, и зад благополучно исчез в складках местности.

А где Олег?

Олега не видно, он сменил позицию.

В ответ никто не стреляет. На поле скоротечного боя опускается относительная тишина. Только где–то под стеной, постепенно затихая, стонет умирающий и шипит воздух, выходящий из простреленного колеса. Даже ревевшая в импровизированном загоне скотина притихла.

Все сильнее пахнет бензином. Но раз не загорелось сразу, теперь не загорится.

Бах!

Обозначился залегший где–то в траве на валу, Итц*Лэ.

Судя по ядреной ругани из–за темноты, пуля нашла цель.

Расписной, однако, на ругань никак не реагирует.

То ли не видит цели, то ли ждет, что раненного попробуют вытащить.

Из темноты между валом и тыльной стеной форта, волоча за ствол М 16, шатаясь как пьяный, выходит тощий выживальщик.

Бабах!

Выживальщика опрокидывает обратно в темноту, только берцы остаются торчать из–за стены.

— Твою мать! — засевший в шушпанцере Степаныч выводит мощный, но однообразно нецензурный загиб.

— Отец ты как там?

— От…вянь! (на сам деле словцо было на порядок покрепче), нормально все.

За стеной, возле обстрелянной дробью башни что–то металлически звякнуло о камень. Очень похоже, что стрелок покинул позицию и отошел на западную половину стоянки.

Филиппинец не подает признаков активности, стало быть, с его стороны все тихо. Никто не пытается нас обойти с тыла из саванны.

Сменивший позицию, Олег изредка выдает свою позицию едва слышным шевелением.

Дядя Саша перезарядился и снова затаился в траве.

Изредка шипит матом Степаныч. Что там у него приключилось?

До утра ни одна из сторон не проявляет активности.

Незаметно, капля за каплей, ночь перетекает в рассветные сумерки. Восход наливается оранжевым, еще минут двадцать и солнышко выглянет из–за горизонта. От ночной грозы не остаётся и намека.

Вынырнувший из густой травы, Итц*Лэ показывает четыре пальца. Стало быть, там, где взорвалась граната, лежат четверо. Один палец, бьет себя кулаком в грудь и показывает за вал.

Зер гут, там еще один супостат прилег.

Еще один, почти наверняка, застрелился в башенке, в которой визжали и стреляли. Слишком уж там моментально все звуки отрезало.

И я готов спорить на свой шушпанцер, голос был женский.

Хорошо хоть у врагов не оказалось приборов ночного виденья. Меня больше всего беспокоил именно этот момент. От ПНВ ночью не спрячешься. Против стрелка на хорошей позиции, например в башенке форта, у нас практически не было бы шансов.

Итого минимум шестеро. Один точно ушел из башенки, по которой стрелял Дядя Саша.

Как там — в «Острове сокровищ» было, — Нас было семеро против девятнадцати, теперь нас четверо против девяти.

Пусть нас не четверо, и не против девяти. Но, идея именно такая.

Этот раунд за нами, но победа в раунде, это еще не победа в матче.

Главное никаких потерь.

Н и к а к и х.

Подождем. Время работает на нас. Если «мутные» не шахиды–камикадзе, сейчас они поуспокоятся и начнут прикидывать, как им жить дальше.

Я бы, на их месте, либо валил на максимальной скорости, либо попытался найти с нами компромисс.

А будут продолжать дурковать, придется косоглазым еще змей наловить.

 

Северный маршрут 500 миль к востоку от Порто–Франко.

Форпост топливного синдиката.

36 число 02 месяц 17 год. Утро.

Совсем рассвело. Кофе хочется — аж зубы сводит.

Послать косоглазых на разведку?

Олег не пойдет. Слишком осторожный.

Да и мне свою тушку под пули подставлять ой как не хочется, у меня тоже дети, между прочим.

Лучшая война — это когда за тебя воюют другие. Только вот беда, нет других.

Легкие шаги за спиной.

Кого там принесло?

— Ким, — очень хочется послать ее обратно в укрытие, но прикусив язык, сдерживаю себя, — Ты как, родная. Как мелкие?

Алиса присела рядом со мной, прижалась бедром и просунула ладошку в мою ладонь.

— Я в порядке, только писать очень хочется. И дети в порядке, даже выспались.

Судя по осунувшемуся выражению лица и красным глазам, Алиса бодрствовала всю ночь.

— Хорошо, а то я боялся, как бы вам не прилетело.

— Мы тоже изрядно перетрусили. У Ленки чуть истерика не началась.

— Как справились?

— С истерикой?

— Угу.

— Ударной дозой коньяка. Да еще и подливали всю ночь.

Судя по коньячному аромату, подливали не только в Ленку.

— Ким, откуда так бензином несет?

— В УАЗик попали, от него бензином несет. Мы страху натерпелись, думали загорится.

Муха напряглась, тихо зарычала. Похоже, у нас гости?

— Алис, давай назад. Сейчас что–то будет.

Чмокнув меня в щеку и взлохматив макушку, девушка ушла обратно к детям.

— Не стреляйте! Я есть, переговорщик! Не стреляйте!

Всего пять лет, как советская власть ушла из Прибалтики, а он уже по–человечески разговаривать разучился.

— Не стреляйте! Разговор есть! — прикрывшись толщей каменной стены, продолжает гнуть свою линию прибалт.

— Не стреляйте! Я есть…

— Нерусский, сюда иди, — перебиваю парламентера.

— Не стреляй!

— Гоу, гоу, — получив сочную плюху, парламентер вылетел из под прикрытия стены и замер на «нейтральной полосе».

— Так и будешь стоять?

Мискас на негнущихся ногах тащится на нашу половину стоянки.

— И руки твои чтоб я видел. Кругом повернись. Еще раз. Медленно поворачивайся, — оружия не видно. — Медленно, я сказал! Ты на ухо туговат!? Или может у меня с дикцией плохо!? Не!? Все в порядке с дикцией!? Кивни. Вот молодец, растёшь над собой. Чего хотел? Говори.

— У нас есть предложение…..

— Мискас, — перебиваю подошедшего парламентёра. — Если я тебя пристрелю, как мыслишь, пришлют другого, как ты выразился — переговорщика? Я так думаю, что да. Давай проверим? Я сейчас из обреза один патрон выну. И мы…, в смысле — ты…, сыграешь в русскую рулетку. Как тебе идея? По–моему отличная.

Идея прибалту активно не нравится. Но вот беда, его мнение тут никому не интересно. Ему ведь тоже неинтересно было — каково мне было тут всю ночь сидеть.

Мне ведь тоже страшно.

Не за себя, за детей.

И за Ким.

— Так нельзя дела–а–а–ать. Я же парламентер, в парламентёров нельзя стрелять, — отчаянно разводя руками, срывается на фальцет прибалт.

Вот не понимаю таких людей. С чего он вдруг решил, что весь мир играет по его правилам? У него есть ксива на беспредел и большая пушка, так сразу он бог — небожитель долбанный, плюющий на правила.

А как сам попал под молотки — не стреляйте в пианиста, он играет, как умеет.

Очень хочется, знаете ли, пострелять.

Мне–то ночью пострелять не довелось.

И правила, если кто не заметил, сейчас устанавливаю я.

— Да ну, ты еще про женевскую конвенцию вспомни, — выпавшая из переломленного ствола гильза звонко бьется донцем о камень у меня под ногами.

Эффектно, должен сказать, получилось.

Для пущего эффекта взвожу курки.

— Не н–н–на–ад–до–о–о, пожалуйста, не–е надо, — рожа парламентера приобрела нездоровую бледность.

Ага, сейчас расплачусь. Изначальное желание попугать эту мразь перерастает в устойчивое намеренье всадить ему дроби в брюхо.

— Какой ствол? Правый? Левый? Не тяни — будь мужиком.

Прислать на переговоры именно Мискаса было огромной ошибкой. Это амёба, сейчас с потрохами вложит своих подельников.

— Жить хочешь?

— Дэ–э–э……

— Что ты блеешь, как овца. Ближе подойди.

— Сколько вас осталось?

— Шестеро.

Ничего себе. Я максимум на восемь рассчитывал, а их минимум одиннадцать.

Откуда?

— Раненые есть?

— Да. Один очень тяжело — не жилец. Еще один ходить не может. Главного змея укусила за руку, дробью оцарапало щеку и ухо.

Молодец Дядя Саша — свою работу сделал.

И змейки сработали.

Эх, молодцы змеюки!

Лично отпустил бы выживших. Да с таким ранами они не жильцы.

Придется наградить посмертно и устроить им торжественные похороны.

Можно даже с салютом.

— Подельники твои? — киваю на форт. — Не дергайся, пальцем показывать не нужно. Так объясни где, кто и где?

— В лагере все, от тебя ответа ждут. Боятся друг друга из вида выпускать.

О как! Не от нас ответа ждут, а от МЕНЯ.

И друг друга боятся.

Хотя в подобной среде это как раз нормально.

Впрочем, это легко проверить.

— Из–за чего грызетесь? Вот только Павлика Морозова из себя не корчи. Я видел, как тебе ускорение придали, чтоб ты переговорный процесс не затягивал. Может статься, ты еще посчитаешься с корешами за ласку. Или тебе понравилось? Нет. Раз — нет, считай, что ты на исповеди. Колись до задницы, сын мой, ничего не утаивай. И воздастся тебе. Может быть.

— Эти, которые всю эту кашу заварили, их трое всего осталось. Один ранен сильно — не боец, я же говорил. Оставшиеся двое с самого начала волками друг на друга смотрят. Но вчера у главаря сила была, а сегодня он мало того, что один остался, так его еще и змеи покусали. Еще выжили — тетка из вашей охраны и один из водителей, примкнувших к банде. У этих на двоих одна мысль — как бы из этой передряги живыми выйти. Прижмет, они сами подельников грохнут — не поморщатся.

Хм, заманчивые перспективы. Грех такие расклады не использовать. Надо бы спросить, как ночью дело было, но спрашиваю совсем о другом.

— Мискас, ты в Союзе в армии служил?

По возрасту, прибалт вполне мог бы попасть в призыв последних лет СССР.

— Да, год.

— Не понял? Почему год, а не два?

— Я полгода отслужил. И ваш долбаный «Союз нерушимый» развалился. Я уехал в отпуск на родину, и не вернулся.

— Так ты еще и дезертир. Да, ты минимум дважды дезертир, присягу СССР нарушил, Орден кинул, — заталкиваю выпавший патрон обратно в обрез. — Какая уж ту рулетка. Придется всё–таки тебя расстрелять. И башку отрезать. Ты только плохо обо мне не подумай. Ничего личного, мне за нее штуку экю дадут. Или за предателей Орден больше платит? Что тебя, мудака, надоумило Орден кинуть? Ведь даже такому новичку, как я, понятно, Орден этого не простит! Ты почему в форме Ордена? В доверие втираться проще?

— Ме…. Меня заставили.

— А тут ты как, оказался?

— Летел. Не долетел.

— Летел?………. Так ты еще и летчик?

— Нет. Пилот погиб……. При посадке.

От чего–то я прибалту не верю.

Аварии в местной авиации заурядное. Навигация, тут почти никакая, топливо от ослиной мочи если и отличается, то исключительно на вкус, а ни как не по октановому числу. Так что бьются часто.

— Куда летели?

— Ты про «Город Солнца» слышал?

— Про это сборище неформалов, хипарей и прочей лохматой шушеры, которую Орден поселил на Рейне. Да, слышал. И кстати, а твои новые друзья, там часом не при делах?

Мискас неопределенно пожал плечами.

Понимай, как хочешь.

— Мы облетали южные отроги Меридианного хребта. Искали тропы, стоянки и прочие следы человеческой активности.

— И как, нашли?

— Нет.

— Я так понимаю, Орден подобный результат вполне устраивает?

— Не совсем. Орден нанял для поисков егерей с Рейна и конвойную роту Русской Армии.

— Конвойную?

— Это те, кто сопровождает конвои, — внес ясность прибалт.

Хитрый падла и жить хочет.

Про роту Русской Армии, это архи важная информация. Это ведь свои и они где–то рядом, по местным меркам.

— Деньги, давай сюда, — не меняя интонации голоса, разворачиваю разговор в новое русло.

— Какие деньги? — искренне удивляется прибалт.

— Ты меня что, провоцируешь на пострелять? Так я и так готов, — все также, лишенным эмоций голосом обрисовываю свое виденье текущего момента.

— У меня все в банке Ордена, — прибалт судорожно сглотнул.

Сухо щелкнул взводимый курок.

— Прощевай, я буду по тебе скучать. Не сильно, правда, и не долго.

— У меня есть немного налички, — затараторил парламентёр. — Вот возьми, — дрожащей рукой прибалт извлек из нагрудного кармана стянутую резинкой тощую пачку пластика.

Негусто, даже пяти сотен не будет.

— Будем считать, ты купил себе год жизни.

— У Марка тоже деньги есть. Много. Очень. Сейчас он не сможет торговаться, и ты их заберешь себе, — крупный пот выступает на лбу прибалта.

— Марк это?

— Главный.

Конечно, заберу. Вот только будет неправильным закрысить долю пацанскую. Трофеи на всех раскинем, не в деньгах счастье.

Деньги это всего лишь инструмент для достижения цели. Вот и пустим их по прямому назначению. На данном этапе прикрытая спина — стоит всех денег мира.

Хм, в пачке под резинкой, не только деньги.

Кручу в руках Ай–Ди на имя «Arturas Vilkas». Зуб даю, на Ай–Дишнике есть бабки. Вон как сплохело парламентеру, он дышать через раз стал.

Вот только попытка снять эти деньги по этому Ай–Ди наверняка окончится созидательным трудом в угольном забое или на строительстве дамб.

Не наш это метод, не наш.

Задарить этот Ай–ди фрау Ордена?

Так она тоже может очень сильно расстроиться, решив, что я причастен к пропаже самолета и поисковой партии. Настолько сильно расстроится, что я даже до угольных шахт Портсмута не доеду.

Не–не–не, это тоже не вариант.

К дьяволу загадки — Ай–дишник падает под ноги прибалту.

— Что там у вас за предложение было?

— Предлагаем разойтись краями. Мы уезжаем. Вам остается техника и груз.

— Сколько грузовиков уходит?

— Два грузовика, багги и пикап.

— А чего Хамви не берете?

— Зачем? — искренне удивился моему вопросу прибалт.

Действительно зачем.

Грузовик штука намного более полезная.

Итого четыре машины.

А Мискас говорил, что их осталось шестеро, при одном смертельно раненом.

Значит, второму раненому досталось достаточно серьезно и за баранку его не посадят.

Да у них там воевать некому.

Хотя, рисковать с атакой все равно не будем. Смысл подставляться под пули из–за хабара.

Это ночью мы воевали за свои жизни.

А сейчас пусть берут, что хотят и проваливают. Нам все равно ништяков перепадёт.

Так что, пусть берут и едут, не жалко.

Но мы всё–таки подстрахуемся.

— Не–не–не, так не годится. Вы нам УАЗик прострелили. Так что пикап остается. Теперь у меня на него большие планы. Вас шестеро, по сути даже пятеро, Двух грузовиков и багги вам вполне хватит. В тесноте, как известно, да не в обиде поедете. Устроит такой расклад? Нет? Ну, нет, так нет. Война продолжается, — сухо щелкает второй курок обреза.

— Подожди! Не стреляй! Я не могу принимать такие решения, надо главному доложить.

Вот это правильный ответ, именно в расчете на него я и нагнетал условия контрибуции.

— Не надо докладывать. Некогда мне ждать пока ты двадцать раз туда–сюда бегать будешь. Сюда его зови. Без твоей беготни закроем тему.

Мне будет спокойней, если главарь нападавших сидеть передо мной будет.

А избавиться от него было бы совсем чудесно. Без главаря эта шайка шакалов сможет лишь бежать без оглядки.

— Как скажешь. Я пойду, передам твои условия, — Мискас, или как там его на самом деле зовут, порывается рвануть к подельникам. Повернувшись ко мне задом, прибалт продемонстрировал след рифленой подошвы отпечатавшийся на его заднице.

— Стоять! Я тебя не отпускал! Стой, где стоишь!

— Так, а как же?……..

— А вот так. Степаныч! Будь ласков, принеси «Кенвуд» из брони.

— Что принести? Так и не покинувший поста, Степаныч высунулся над броней борта.

Не понял? Где это его так?

На лице пожилого водителя наливается фиолетом огромный синяк, правый глаз прикрыт здоровенным отёком, подбородок и рубашка на груди обильно залиты засохшей за ночь кровью.

— Ась? Что принести? Не понял.

— Справа от руля рация лежит, маленькая, чёрненькая, с антенной выдвижной. Принеси ее сюда, будь ласков, — как ребенку объясняю Степанычу, что от него требуется.

— Нерусский, надо пояснять, что твоя жизнь напрямую зависит от твоего красноречия? Если в вашем дружном коллективе расклад, как ты на исповеди отчитался, то вашему «бригадиру» коллектив выдаст пинка еще посильнее твоего. Молись в рацию, — вручаю прибалту Кенвуд.

Пока прибалт перетирает с бандитами условия дальнейших переговоров, интересуюсь у Степаныча — кто его так приложил.

— Да пистоль здоровенный, который вчерасе с трупака сняли. Я из него сшиб того бедолагу, который из–за стены выскочил, — Степаныч виновато замялся.

Вот ведь — под полтинник мужику, а как первоклассник перед училкой мнется.

— Нерусский, а ты чего лыбишься? Что–то веселое увидел? Я тебе сейчас такую травму организую, остаток жизни только и сможешь, что милостыню просить. Подавать на ура будут, не сомневайся. Я уж постараюсь, с фантазией тебя уработаю.

Ухмылка исчезает с лица прибалта.

Ну вот, так–то оно лучше намного.

Киваю Степанычу — продолжай.

— У этого пистоля отдача, как у танковой пушки. Как копытом в морду прилетело. Я даже подумал, грешным делом — все, отмучился Степаныч. Ан нет, только пол морды разворотило.

— Да ладно, нормально все, отец. До свадьбы заживет.

— Шутки у тебя, — обижается на подколку Степаныч.

— Какие тут шутки. Ты же еще…. — сжимаю кулак в интернациональном жесте, символизирующем размер и упругость мужского полового органа. — Ну вот, раз ты еще о–го–го, будет и свадьба. В лучшее надо верить. И к нему же стремится.

Муха забеспокоилась — к нам опять гости. Посмотрим, что у них за «главный».

— Степаныч, давай на пост. Недолго осталось.

Из–за форта вышел новый, ранее не виданный мною персонаж.

Высокий, плечистый альбинос, возрастом чуть за тридцать, с желтыми, пустыми — как у назначенных в мины змеюк, глазами. Покрытое нездоровой испариной лицо и ухо залеплены полосками пластыря. Ведьмак Гарольд просто, приходит на ум сравнение. Правая кисть забинтована и подвешена в перевязь. Из–под бинта торчат распухшие сосиски пальцев.

Альбинос упакован в добротный камуфляж. На правом бедре кобура с пистолетом (как он забинтованной рукой стрелять собрался?). На груди, рукоятью вниз висит большой нож в черных, кожаных ножнах. На поясе очень полезный в хозяйстве «Кенвуд». На ногах песочного цвета берцы.

Что–то кожа у альбиноса–главаря не белая или загорелая, а неестественно желтая какая–то. Белки глаз желтые, как у больного гепатитом.

Действительно больной?

В здешнем климате заразиться всякой гадостью можно на раз.

Или это последствия змеиного укуса?

Универсальный антидот он себе скорее всего вколол. Но это ни разу ни гарантия.

И взгляд. Да.

Альбинос люто–бешено меня ненавидит. Такое не скрыть, так ненавидят исключительно маньяки или кровники.

Да он похоже не столько на антидоте, сколько на ненависти держится.

Непредсказуемый персонаж, очень неизвестная «неизвестная» в нашем уравнении.

— У вас пять минут, чтобы исчезнуть в направлении города. Два грузовика и багги ваши. Этот, — показываю стволом обреза на альбиноса, уходит последним, и только после того, как вы все выедете со стоянки. Условия не обсуждаются! Или будет, как я сказал, или вы трупы, а с остальными мы моментом разберемся. Без вас они околонулевые величины. Альбинос дернулся, как от удара током. Презрительно скривил губы, выдержав паузу, кинул в знак принятия условий. Нет в нем страха, ненависть есть. Это плохо, очень плохо, пока я или он жив, для него война не окончена.

Не попрощавшись, прибалт убежал за форт.

Взвыл мотор.

А вот дальше произошло совсем неожиданное.

Ревя мотором, багги перевалил через периметральный вал и, поднимая пыль, помчался на запад.

Альбинос заторможено повернулся на звук. Судя по удивлению на лице, его планами бегство багги не предусматривалось.

Сейчас он поймет, что Все. Совсем ВСЕ.

БАХ!

Вот такая я редиска. С пары шагов, тяжелая пуля шестнадцатого калибра мгновенно обрывает мучения белоголового. Даже конвульсий нет, «Бам!» — готов.

На выстрел прибегает Степаныч, косоглазые и Дядя Саша привстают на своих позициях, причем, совсем не там, где я ожидал их увидеть.

Меняю патрон в стволе. — Мы победили. Теперь нужно собрать трофеи. И вообще осмотрится.

Перевернув альбиноса на спину, смотрю в пустые глаза. Умер человек, а взгляд совсем не изменился — был как у рыбы, такой же и остался после смерти.

Снимаю с бедра покойника кобуру.

Что там у нас? «Беретта». Годится, на стол ее.

Хлопаю по карманам, обойма, еще одна. На стол их. Нож туда же. Бумажник в карман, потом посмотрю, что там. Часы, аптечка, таблетки какие–то, на стол их. Открытая пачка сигарет незнакомой марки, это Степанычу. Все, больше ничего интересного.

Ан, нет, есть еще ключи от машины, прицепленные к брелоку сигнализации.

А если нажать?

Тот самый заряженный на проходимость пикап отозвался на зов брелка.

— Дядя Саша, принимай аппарат. А то твой, похоже, свое отъездил.

Бывший егерь поймал брошенные ключи и пошел догонять косоглазых, ушедших на западную половину стоянки.

С той стороны, куда ушли Итц*Лэ и Син, все тихо.

А раз все тихо, то можно и мне выдвигаться.

— Олег ты с нами?

Бывший зек отрицательно покачал головой, — Я тут пригляжу.

Ну и чудно.

В узком дефиле между северной стеной форта и валом воняет смертью — выпущенной человеческой требухой и гарью. За ночь местные насекомые добротно обосновались на трупах. Наше вторжение в облюбованный насекомыми мирок вызывает утробное, монотонное жужжание тысяч крыльев.

Тьфу ты, в длинной, рваной ране трупа под стеной уже копошатся мелкие, белые личинки.

Оружие сразу отложить в сторону. Похлопать труп по карманам. Толстые пачки денег не прощупываются. А мелочь потом выгребем.

Что тут, у нас по стволам?

«М 16», с каким–то коротким магазином. Еще пара таких же коротышей рассованы по карманам трупа. Страшного вида нож. Маленькая фляга с рваным, явно осколочным отверстием. Фу–у, сивуха какая–то.

Негусто, следующий.

Еще «М 16», с таким же ущербным магазином. Запасные магазины? Всего один, зато здоровый — на три десятка патронов. Карманы не топорщатся пачкой местных тугриков — обидно, но вполне ожидаемо. Зато топорщатся характерными сферами.

Гранаты?

Гранаты. Пластиковые черные. С малопонятной буквенно–цифровой надписью на корпусе.

Слезогонка?

Очень похоже. Очень.

Прилети к нам пара таких подарков, паники было бы не избежать. Да и как бойцы мы бы стали не очень.

Что еще?

Все.

Идем дальше.

Ни денег, ни длинноствола. На ремне трупа, кобура с пистолетом и мачетоподобная железяка местного производства. Зато рядом с трупом нашлись очки со сломанной дужкой. Пойдут в мою коллекцию.

Дальше.

Последний труп самый интересный.

Бурая полоса тянется на два десятка шагов. Не повезло мужику, изрядно намучался, прежде, чем костлявая заключила его в свои нежные объятия. И ведь почти дополз до подельников. Будь подельники посильнее духом, или сообрази покойный, перетянуть ремнем пробитое осколком бедро, имел бы все шансы и дальше радоваться жизни.

Переворачиваю тело.

Хм, других ран нет — точно бы выжил. Обыскиваю карманы.

Не считая еще одной черной гранаты, пусто.

— Степаныч, оставь ты в покое эту страсть американскую, — пожилой водитель со вздохом прислоняет М 16–ю к стене.

— Твою мать! — Степаныч буквально пронизывает пространство, вот только что ставил винтовку к стене, а через мгновение тяжело дышит в пяти метрах от винтовки.

— Приведение увидел?

— Ась? — Степаныч сгреб с головы некогда белую кепку и судорожно вытер выступившую на лбу испарину. — Сам посмотри, только аккуратно, она живая еще.

Успеваю схватить за ошейник Муху, решившую проверить, кто это там такой дерзкий, что до дрожи в коленках нашего Степаныча напугал.

— Дура, блин, была же команда — Место! Какого ты сюда приперлась? Хорошо еще на земле всех змей затоптали, — распустил я собаку, придется наисрочнейшим подтягивать ее воспитание. Для нее, это вопрос выживания.

В щели между камней кладки замерла тоненькая серая змейка. Вот ведь минеры расстарались, ее при свете дня с пары метров не разглядишь, а они в кромешной темноте на ощупь навязывали. И ведь как грамотно привязали. Ботинки или сапоги змеюкам не по зубам, но косоглазые абсолютно правильно рассчитали, что в темноте нападавшие будут придерживаться руками за стену форта. Тут–то змейка и попробует вкус человеченки.

— Степаныч, штаны сухие? Ага, обязательно схожу, куда ты меня послал. А пока пошли дальше. Самое интересное впереди.

Связанный человек извивается на земле. Рвет жилы в попытке отыграть сантиметры между собой и смертью. Будь у него возможность вцепиться в землю зубами, он без раздумий вцепился бы в нее, помогая телу отползти еще на пару сантиметров. Но такой возможности у него нет — рот страдальца заткнут замасленной, грязной тряпкой, долго пылившейся под сиденьем грузовика.

— А–А–А–А–А Фак! — (дальше не разборчиво, но от души), хрипит справа.

Придя из кошмаров и заслонив полукруг восходящего светила, Смерть склонилась над человеком. Не милая добрая старуха с косой, нет. Теперь человек знает, истинный облик смерти может быть только один — это облик бога смерти древних индейцев — ацтеков или мая. Хотя, какая разница, кто разберет этих желтозадых обезьян, скормивших своим богам миллионы вырванных из живой плоти сердец.

И глаза — глубоко посаженные, слегка косящие к переносице, напрочь лишенные эмоций.

Смерть заглядывает человеку в глаза, с минуту пытается рассмотреть что–то понятное ей одной. Косые лучи рассвета сверкают на бритвенно–остром лезвии выкидной навахи. Смерть нагибается и переворачивает человека на живот.

Вспышка боли в давно потерявших чувствительность запястьях, туго стянутых собственным ремнем. Так хочется жить, хотя бы пару лишних мгновений, ну, что вам стоит.

Сверкает нож, и еще раз, и еще.

Нестерпимая боль толкает потерявшее разум тело вперед. Метр, еще один, и …. Лицо упирается в пропахшие моторным маслом сапоги из странной кожи.

Кисти рук горят огнем — перерезали вены?

В лодыжки впиваются сотни раскалённых игл.

— Ы–Ы–Ы–Ыы–ы–ы! — припрет, и с кляпом в пасти сирену переорешь.

— Степаныч, пни его кирзачём, чего он разорался. Ток не переусердствуй, надо чтобы он очухался слегка, а не отрубился окончательно. Да оставь ты в покое кляп, тут не детский сад — штаны на лямках, очухается, сам вынет.

— Баб и детей куда!? — откуда–то из–за машин звучит сиплый бас Дяди Саши.

— Всех в кучу.

Подгоняемый нежным пинком кирзового сапога, слабо воспринимающий реальность человек вливается в толпу таких же неудачников, согнанных в тень под каменную стену форта. К черту! Кляп, выдрать кляп, да хоть вместе с зубами и языком в придачу.

И пить! Пить! Все что угодно за глоток воды! Один глоток, глоточек!

Звякнув зубами об алюминий фляги человек, жадно глотает.

— Вот присосался, знатно у них трубы пригорели, — бубнит себе под нос Степаныч.

Флягу вырывают из дрожащих рук.

Пить! Пить! Пить!

Русский парень, с длинными — до плеч волосами и покрытым сеткой тонких шрамов лицом, задумчиво прохаживающийся вдоль строя приходящих в себя людей, остановился. Повернулся к страдальцам и толкнул короткую речь о «Текущем моменте».

— Камрады, алкоголики, наркоманы, тунеядцы. Раньше вы жили, как хотели. Теперь ваши жалкие жизни принадлежат мне. Будите жить, как скажу я. Что не понятно? — русский не по–доброму зыркнул на явно не осознающую всю важность текущего момента сталкершу с глуповатым лицом.

— Что есть тунеядец? — поинтересовалась женщина.

— Тунеядец! — это очень, очень запущенная форма бездельника. Продолжаем политинформацию. Что опять? Политинформация — это брифинг, по–вашему. Не перебивать! Продолжаю. Сейчас, строем идете на принятие водных процедур. Потом прибираетесь тут, отжираетесь, отпиваетесь, отсыпаетесь и вообще всячески приводите себя в порядок. Сегодня конвой стоит тут. Завтра посмотрим. Вопросы есть?

Вопросы имелись.

Много.

И почти у всех.

Не поняли камрады службы. Но это поправимо.

Бах!

Бах!

Через пустые стволы переломленного обреза русский посмотрел на вжавшихся в камень стены людей. Отметил про себя, что даже скотина в импровизированном загоне на время притихла. Стер невидимое пятнышко с металла стволов, сунул новые патроны в обрез и продолжил.

— Свое оружие, деньги, утерянную девственность и разбитые детские мечты требуйте у тех — кто вас всего этого счастья лишил. Я у вас этого не забирал, а посему, не смогу вернуть при всем желании. Теперь, по поводу свободы личности и соблюдения прав человека. Из гуманизма и человеколюбия я трачу на вас целый день своей бесценной жизни. Для тупых поясняю — для меня вы балласт. Нет. Вы якорь, который держит меня здесь, не давая двигаться дальше. Если есть желающие воспользоваться правами человека, то, сперва, они должны оплатить наши услуги по вашему освобождению.

Нет желающих? Я так думал.

(на русском) — Степаныч, гони их в душ, пусть ополоснутся и напьются, а то у них глаза шальные от жажды. Будут возмущаться, для острастки, шмальни разок в воздух. И Псину возьми. Поможет пасти эту отару.

— Направо! В душ! Бегом марш! Але болезный, тебе особое предложение нужно? — устроивший ДТП ирландец, шатаясь, потопал вслед за остальными терпилами.

Навстречу почти бегущей к водопою толпе проходят Син и Мэри с ведрами воды в руках. Наконец–то скотину напоют. Пока толпа освобожденных переселенцев придет в себя и займется своей скотиной, лошадки, коровки, и овечки могут и окочурится.

У меня дежавю. Я уже имел дело с освобожденными пленными. Пусть сейчас и не такой запущенный случай, как четыре месяца назад, но суть та же. От того я как–то даже привычно нарезал народу задач.

Что было замечено моими компаньонами, но вопросы, где я прокачал этот чудесный скил, решительно пресек. Пообещав, что расскажу потом.

Спать рубит, сил нет. И крепчайший, как нефть, кофе уже может взбодрить натянутые нервы.

Но.

У нас еще куча дел.

Нужно собрать, осмотреть, обсчитать хабар. Делить будем потом.

— Итц*Лэ, — киваю латино–индейцу на форт. Очень уж мне интересно взглянуть на убитого в юго–восточной башенке. Заодно убедиться, что там действительно труп. А то воскреснет еще.

Едва не разорвав штаны об натянутую поверх стены ржавую, колючую проволоку типа «Егоза», сигаю со стены точнехонько между точащими из земли горловинами топливных емкостей.

Ха, да сам Бубка не смог бы лучше.

С сочным индейским проклятием рядом плюхается Итц*Лэ.

Вскочив, краснокожий схватился за порванную штанину и шлет проклятия небу — «Егоза» таки не осталась без добычи. И не надо на меня так смотреть, надо тебе задобрить ваших богов — в добрый час, можешь лишнего терпилу забрать и исполнить по вашим обычаям.

Мне их нисколечко не жалко.

Ну–с кто, вернее уже что, там у нас? Помня о запущенных в башенку змеях, уступаю право первооткрывателя расписному.

Нырнув в полумрак башенки, расписной быстро вытягивает на свет тело.

Не скажу, что я не ожидал чего–то подобного, но вот чтобы до такой степени, все–таки нет.

При жизни она не была красавицей. На утоптанной земле внутреннего дворика лежало затянутое в облегающий камуфляж тело, высоченной, слишком атлетично сложенной, коротко стриженой блондинки. Не молодая уже тетка, изрядно за сорок, на мой взгляд.

Мой прогноз был, что в башне погибла жена или любовница главаря бандитов. А по факту оказалась — старшая сестра.

Это объясняет многие странности в поведении бандитов. И разброд в банде ровно из той же оперы. Когда мужиками рулит баба с характером, не может не быть напряжения в коллективе. А в том, что руководящей и направляющей силой в банде была именно белобрысая атаманша, у меня сомнений нет. Слишком волевое лицо, прекрасная физическая форма, отличное вооружение.

Кстати, очень похоже на то, что тетка преставилась именно от укуса змеи, а не от рикошета в тесноте каменного мешка.

У трупа дырка в плече, но от этого не умирают.

По всему, только голову всунула на верхний ярус, тут ее в щеку и цапнули. И в кисть правой руки еще, но это уже неважно. Змеиный укус в лицо оставляет лишь теоретически шансы на выживание.

Расписной прихватизировал с тела, и уже осваивает коротенький автомат с огромной трубой интегрированного глушителя, выдвижным прикладом. Гангстер недоделанный, ведь со знанием дела крутит, явно не из учебников по стрелковой подготовке знаком с девайсом.

«НК МР 5» так, вроде, девайс называется. Не знаю как он в плане практического применения, даже в руках подержать не доводилось, но кинематографичен весьма. На твердую пятерку, с таким автоматом отжигал Брюска Уиллис, в этом, как его «Die Hard» (умела старая школа снимать), почему–то переведенным на русский как «Умри тяжело, но достойно». Неужели в огромной стране нет ни одного толкового переводчика? В Израиль все свалили что ли? Обидно за державу.

Под мысли о проблемах отечественного кинематографа, обыскиваю тело. Еще одна «Беретта» — такая же, была у главаря–брательника.

Как–то, пару лет назад, знакомый из братвы, царство ему небесное, дал шмальнуть пару–тройку раз из такой дуры. Что могу сказать — пистолет как пистолет, удобнее ТТ и точнее «Макарова». Если мне память не изменяет, для извлечения магазина, нажимаем вот эту кнопочку слева.

Память не подвела.

Кстати.

Расписной, уже по–хозяйски обстоятельно подгоняет на себя снятую с трупа атаманши разгрузку. Тяну из разгрузки пару скреплённых хитрой защелкой магазинов. Все–то у них не как у людей. У нас в колхозе ведь как — перемотали пару магазинов изолентой, и вперед — куда партия пошлет, с финишем в Берлине или Вашингтоне. А тут все по науке, и менять магазин удобно и грязь лишняя не попадет, классно продуманно — не отнять.

Выщелкиваю патрон. Уважаю тетку все сильнее и сильнее. Под все оружие у нее один тип боеприпаса. Не то, что у меня — сколько стволов, столько и типов патронов, бардак одним словом.

Классный ствол ушел. Даже страшно подумать, сколько за такой денег поднять можно — на годный пулемет, пол–ящика патронов, и трехдневное обмытие на десять персон хватило бы точно.

Теперь остается только локти кусать, «МР пятого» расписной не отдаст.

Не отдаст и не надо.

Итц*Лэ с плохо сдерживаемым нетерпением хватает протянутую «Беретту». Уже и кобуру под нее на себя нацепил. Когда успел?

А вот «Кенвуд», такой же, как у брата, я тебе не отдам. Ты и так ништяков набрал — не унести.

И кстати, вытягиваю из кармана пенал для очков. Это просто праздник какой–то, в моей коллекции это десятые очки. Дорогие кстати.

Больше на труппе ничего интересного нет.

Были скромные сережки и пара колец сомнительного металла и пудреница с зеркалом. Но пока я разглядывал «Беретту», расписной переложил все цацки к себе в карман.

Что тут скажешь?

Определенно, не мне его хорошим манерам учить.

Я уже думал на этом все, но вождь раскрыл пудреницу. Скептически осмотрел содержимое. Ткнул пальцем в пудру, лизнул палец. И оскалился во всю ширину своей пасти.

Щедро сыпанул щепотку «пудры» на зеркало и втянул ноздрей.

Кокс?

Он же марафет.

Он же крэк.

Он же кокаинум.

— Ну–ка дал сюда. Наркоман малолетний.

Себе я отмеряю щепотку втрое меньше.

Ф–ф–ф–ф–ф–ф…………………..

А–а–а–а–а–а–а–а–а–а–а–а–а–а!!!!!!!!!!!

Ых–Хы–Хы–Хы!

Уф–ф–ф–ф–ф–ф!

Волшебный порошок.

Вот это меня вставило!

Опасная штука.

Разум не затуманен и прекрасно понимаю, что за весь этот шик потом придется платить с процентами. Но организм сигнализирует о том, что усталость и боль в ушибленном колене ушли — как не бывало. Пришли …………да, что там пришли, примчались, легкая эйфория и тотальный — просто всеобъемлющий похуизм.

Ух…… надо бы поосторожней с этим делом.

Отправляю расписного на караульную вышку, надменно возвышающуюся над остальными строениями. Взбодрившийся коксом, расписной не возражает. И с по–детски искренне–счастиливой мордой убывает на пост. Лишь бы он там по сторонам глазел, а не с новой игрушкой забавлялся.

А я проверю башенку из которой собирался палить альбинос. Вполне может статься, что его ствол так там и остался.

Утро уже в разгаре, но в каменном мешке башенки полумрак. Выжидаю пару минут, пока глаза привыкнут к сумраку. Сложив у входа сбрую и прислонив СВД к стене, втискиваюсь в узость входа.

На полу дохлая змея с оторванным хвостом. Под каблуком влажно чавкает раздавленная голова — контроль, контроль и еще раз контроль. Глаза уже привыкли к сумраку.

Узкий каменный колодец с вмурованными в кладку шестью ржавыми скобами. Пробую скобу на прочность. Хорошо вмурована, без халтуры. Тут вообще все без халтуры делают, неказисто, местами даже некрасиво, но прочно — не отнять.

По скобам поднимаюсь наверх.

Ну, я тут, а где змеи? Обмотанная солидным куском плотной ткани левая рука упирается в пол каземата. Поудобнее перехватиться правой рукой, замотанной левой рукой, как щитом прикрываю лицо. Есть что на полу?

Есть!

Замотанной рукой подгребаю к себе ствол.

Скрип чешуйчатого тела по камню, в тишине каменного мешка, сродни взорвавшемуся в паре метров снаряду крупного калибра.

Все! Бегом отсюда, внизу разберусь с трофеем. Ободрав запястье о шершавую стену, неловко шлепаюсь на пол.

Твою дивизию…

Пытаюсь удержать равновесие.

Получится плохо. Ржавая скоба метит в голову.

Бестолковкой в скобу я не попал.

Это хорошо.

Зато в каменную стену не промахнулся. Да и как в нее промахнёшься, она тут везде.

Это уже не так хорошо.

Но стена выдержала напор бестолковки.

А голова? Ну что ей будет там же сплошная кость.

Тьфу! Еще и щеку ободрал.

Сверху опять подозрительно заскрипело.

Из положения на четвереньках, ужом ввинчиваюсь в лаз выхода.

Ух…, солнышко, до чего же ты хорошее, светлое, доброе ласковое. Солнышко еще пока не набрало высоту и прячется от меня за толстой стеной, но я все равно ему рад.

Никто за мной не ползет из темноты? Нет. Вот и славно. На ходу делаю много дел одновременно: застегиваю сбрую, пытаюсь не уронить СВД и при этом разглядываю трофей.

Ствол ну очень близкий родственник снятого расписным с блондинки. Отличий ровно два:

— ствол как бы ни вдвое длиннее,

— еще то, наличие чего я опасался больше всего — ПНВ.

По тактике на бой, именно альбиносу предстояло стать главной ударной силой.

Не проверни мы трюк со змеями, под слезогонкой и стрелком с ПНВ шансов у нас не было бы.

Ствол по местным реалиям довольно спорный, бродить с таким по местным простором определенно будет не лучшим решением. А вот в качестве вспомогательного ствола, с функцией из–за машины пальнуть в ту сторону, вполне справится.

Для Алиски самое то, что надо будет, особенно по началу. Надо только у расписного пару магазинов подрезать, у него и так слишком много железа навешано на неокрепший подростковый организм.

А у меня еще одно дельце нарисовалось. Аж чешусь, как хочется посмотреть, какие сокровища Дядя Саша нашел в пикапе, на котором ездили главари банды.

Логика подсказывает.

Нет не так.

Логика орет в голос, воет и улюлюкает — при таком подходе к подбору оружия в машине главаря минимум на пулемет рассчитывать можно. Бывают пулеметы под пистолетный патрон? Нет. Ну, тогда я согласен хотя бы на пару гранат.

На чем ездил покойный альбинос гадать не нужно, снятый с трупа брелок сигнализации сразу выдал нужный автомобиль.

Годная машина. Если верить надписи «Форд рейнджер». По виду выпуска середины восьмидесятых годов. Трехместная кабина, со сплошным диваном желтой кожи во всю длину кабины. Приборы в стилистике советских Жигулей и Волг того же периода. Полноприводный, высокосидящий (наверняка лифтованый), на порядком езженной, но все еще весьма и весьма зубастой резине. Две запаски, убойный силовой бампер. Задняя стенка кабины, усиленная листом чего–то подозрительно смахивающего на титан или облегченную броню. И рация есть.

Весьма и весьма.

Учитывая, что в кузов пикапа свалена гора оружия и боеприпасов, судя по всему собранная у переселенцев.

Весьма и весьма в двойне.

Дядя Саша у меня больше, даже ломаного экю не получит. Еще и должен будет.

Долг с него мы конечно никогда не потребуем. Ибо прострелить мотор могли и не его машине.

Но напоминать будем постоянно.

Пока Дядя Саша перегоняет своего нового Форда к машинам нашей группы. Я иду осматривать еще одну машину, которой не было в составе нашего конвоя.

Шикарный кемпер на базе военной модели «Ман» 4х 4.

Причем готов спорить, кемпер строили не здесь — в Порто–Франко, а на старой земле — за воротами.

Почему так?

Слишком уж он гламурен для местных дорог. Нет в нем брутальности грубо сваренного металла, суровой, но в тоже время лаконичной функциональности, простых, но эффективных конструктивных решений.

А главное — везде добротная заводская краска.

На крыше кемпера закреплена пара объемных брезентовых тюков.

Забравшись на крышу по ладной алюминиевой лестнице, отмечаю наличие мощной антенны, жадно потираю лапки и приступаю к изучению содержимого тюков.

Палатка, или скорее шатер местного производства. Две штуки.

Обычно, по приезду на место поселения, такие палатки стыкуют к стенам машин или вот таких вот кемперов. Разом, увеличивая обитаемое пространство.

Ведь с чего начинается любой местный городишко или деревушка?

Сперва понятно, пришли, встали.

Хозяйским взглядом окинули окрестные ландшафты.

Американцы могут похлопать — Мы сделали это!

Русские без лишнего шума разлить по сотне грамм бриллиантовых капель.

Немцы, да пофиг на немцев.

В любом случае следующим этапом разбивается лагерь из таких вот поставленных на прикол фургонов, окруженных палатками и шалашами.

Это уже потом — в светлом новоземельном завтра в центре будущих мегаполисов вырастут первые домишки, все также окруженные кольцом фургонов и палаток. А пока, наше все — это то, что привез с собой.

Местные конечно стараются, как могут, налаживают производство палаток из местных материалов. Но пока, спрос на разного рода палатки, шатры и прочее временное жилье в разы превышает предложение.

Тэкс, дверь со стороны пассажира заперта.

А что у нас с водительской дверью?

Обхожу машину.

— Сим–Сим, откройся.

Сим–Сим оказался запертым. Стекла тонированы. А где не тонированы, там обзор закрыт задернутыми шторами.

Перебираю ключи из связки снятой с трупа Марка.

Клац!

Открыто.

Первое что встречает меня за дверью это огромный сверкающий нержавейкой холодильник. А холодильник доложу я вам, по местным меркам, запредельная роскошь.

Что там у нас?

Пиво.

Старо земельное.

Холодное.

В банках зеленого стекла.

Одно плохо — пива мало, кто–то изрядно проредил запасы.

Буль–буль–буль.

Холодное ПИВО ленивой струйкой проваливается в глубину организма.

И пусть весь мир подождет.

И еще немного подождёт.

И……

— Начальник, ну что тама?

Тьфу, блин! Весь кайф обломал.

— Степаныч, пиво будешь? Холодное.

— А водовки нет?

Лезу в холодильник. О да тут еще и встроенный бар рядом.

Красиво живут.

— Бренди, Кальвадос, Джин, Текила, еще что–то в красивой бутылке. Во, даже Абсент есть. Богатый выбор. Вот только водки нет. Уж извини.

— Жаль, — сплюнув тягучую слюну, печально вздохнул Степаныч.

Я уже было потянулся за уполовиненной бутылкой бренди, не водовка, но все же. Как в глубине кемпера кто–то захрипел. Противно так захрипел, как с того света.

Тело вжалось в нишу стены, а стволы обреза уставились в полумрак салона еще до того как путая бутылка звякнула о пол.

Но как по мне, нужно было проделать все в три раза быстрее.

Лезть в полумрак у меня никакого желания. Мне уже приходилось сталкиваться с недобитками, отлеживающимися в подобных условиях.

Я бы даже шмальнул на звук для верности, но жаль портить такой шикарный трофей.

— Кто там? Назовись.

В ответ снова натужный до неестественности хрип.

Тонкий луч миниатюрного фонаря шарит по внутренностям кемпера.

Невидно ни хрена, натянутая поперек прохода занавеска мешает.

— Степаныч, пошуми снаружи у окон.

Стволом обреза отодвигаю занавеску.

Н–дэ.

Можно расслабится, стрелять точно не будут.

На широком спальном месте практически двуспальной кровати, занимающей всю заднюю часть кемпера, уложены два связанных человека.

Крепко так связанных, качественно.

— Степаныч, живо организуй сюда Ольгу и пару ведер воды!

Первым делом режу веревку притягивающую запястья к щиколоткам. Затем вынимаю туго засунутый в рот кляп. А потом уже срезаю путы на руках и ногах.

Закончив с путами, обхватываю женщину сзади подмышки (попутно отмечаю, что грудь у нее какого–то совершенно фееричного размера), выволакиваю из кемпера и укладываю в тенек.

Где там вода!?

За время пока я вытаскивал женщину, мужчина сумел слегка продвинуться в сторону выхода.

Подхватываю страдальца, выволакиваю на воздух и укладываю рядом с грудастой теткой.

А вот и вода.

Аккуратно лью воду на голову страдальцев, а потом даю вволю напиться.

Ольга — наш единственный хоть немного сведущий в медицине человек, уже хлопочет над женщиной. Рядом с Ольгой топчется Олег с калашом за спиной.

Впрочем, уже не единственный.

Передо мной на траве лежит полноценный врач. Хоть и пидорас.

— Здравствуйте доктор………. Энрике, кажется.

Мужичонка сфокусировал взгляд на моей скромной персоне. Видно, что он пытается меня вспомнить, но не вспоминается.

Интересно, он вспоминает, как его зовут, или где он меня видел? Или то и другое сразу.

Былой лоск с него ушел. Сейчас это отечный, рыхлый старик, с растрепанной бородкой и седой жидкой шевелюрой.

Доктор пытается усесться, оперившись спиной о колесо кемпера.

Получается плохо, но в разы лучше, чем его потуги самостоятельно выбраться из кепмера.

Олег дернулся было помочь.

говорят на русском

— Олег, сразу предупреждаю. Этот гражданин из тех с кем Люди за руку не здороваются.

Олега как током ударило, — Пидор, что ли!?

— Угу, голубее голубого. Но при этом он хороший врач и человек, который оперировал моих детей. Причем бесплатно.

— Пойду я, — после некоторой паузы выдавил из себя Олег. — Еще воды принесу.

говорят на иностранном

— Доктор, а где же ваш чудесный «Ламборджини»?

— Остался на Базе Ордена. Вместо него пришлось купить этот замечательный дом на колесах…….., — в конце фразы до Доктора дошло, что я подозрительно много знаю о его прошлом и о «Ламборджини» в частности.

— Сразу по прибытии на эту грешную землю, вы оперировали моих детей. И все сетовали на русских коновалов, которых допустили к работе с детьми.

— Да, помню. У вас был номер напротив нашего, — таки вспомнил, меня доктор.

— Именно, и вы мне всю ночь спать мешали. Кстати, где ваш друг?

— Гектор. Когда наши похитители выяснили, что к медицине причастен только я. Его увезли. Какая–то сволочь сделала им заказ на мальчика.

— А на девочек заказа не было?

— И на девочек был, — доктор кивнул в сторону грудастой тетки. — Вот только улов оказался бедноват. Стриптизерша на закате карьеры, не совсем то, что заказывали у бандитов.

Стриптизерша?

Прелести у нее определенно впечатляющих габаритов. Но в остальном, грубоватые черты лица, минимум двадцать кило лишнего веса, и запущенный целлюлит.

Видимо её «танцы» совсем плохо оплачивались, и пришлось ей сюда податься.

— Она клиентам наркоту продавала. На чем и погорела, — правильно прочитал выражение моего лица доктор.

— Доктор, вы единственный медик на тысячу миль вокруг, и нам может потребоваться ваша помощь. Вам это по силам?

— Час времени привести себя в порядок. И я к вашим услугам. И если не трудно, достаньте что ни будь крепкое из моего бара.

Это запросто. Заодно рассовываю по карманам пару бутылок пива. Откупориваю третью и как туз отправляюсь дальше.

Следующим номером моей культурной программы — осмотр сложенных в ряд тел. Бандиты очень грамотно упаковали конвой, обойдясь без ненужных жертв.

Учитывая, что своего человека бандиты внедрили еще в городе. Нашлись доброхоты, взяли попутчика за недорого. Все у них прошло как по маслу.

Снотворное в бухло. Причем сперва выставляли чистый алкоголь, а когда народ втянулся и пьянка набрала обороты, на стол выставили бутылки, в которых помимо бухла было щедро замешано снотворное.

Пили понятно не все.

Трезвенников упаковали при помощи хлороформа или подобной химии. К кому–то подкрались сзади. На кого–то наставили ствол, а уже потом приложили к морде пропитанную хлороформом тряпку.

Как выяснилось позднее, сюрвейерам предложили примкнуть к банде.

Высокий тощий выживальщик и Сандара согласились.

Теперь облепленный мухами труп тощего валяется в грязи. А Синди, подозреваю что специально, умудрилась перепутать бутылки с алкоголем и теперь приходит в себя вместе с остальными.

То ли банда нуждалась в бесплатной рабочей силе. То ли просто не хотели плодить трупы.

Но и лишним гуманизмом бандиты явно не страдали. Под ногами полный набор травм несовместимых с жизнью:

— свернутая шея,

— перерезанное от уха до уха горло (этого типа я что–то в конвое не припомню, похоже перед бегством бандиты кончили своего. Проверяя внезапно родившуюся догадку, осматриваю подошву ботинок. Хм, протектор подошвы ну очень похож на тот, что я видел на жо……. заднице, конечно же, Мискаса).

— вот этого, судя по въевшемуся в кожу следу от веревки — задушили (но он и так бы умер от рваной раны в животе).

— тело без внешних повреждений, но если его перевернуть, наверняка найдется рана под лопаткой.

Мужественно забарывая накатившую тошноту, проверяю трупы у машины. Пусто, все ценное забрано до нас.

В отличие от остальных крайнее тело без видимых повреждений, связанно.

Оставшийся командовать выживальщиками лысый тип при жизни был изрядным мудаком, но хоронить его связанным однозначно не наш метод. Чем его там связали? Переворачиваю тело.

Выдумщики какие — локти труппа стянуты скрученной рубашкой. Не многие знают, скрученная в импровизированный канат обычная рубашка по прочности этому самому канату не уступает.

Ткань возле намертво затянутого узла с трудом поддается остро заточенной стали.

Теперь вытащить кляп и можно считать долг исполненным.

— Блевотиной захлебнулся, — констатирует голос за спиной.

— Твою дивизию! Степаныч, ты меня заикой сделать хочешь? Шуми, что ли когда к начальству подходишь.

— Как скажешь. Могу за пять шагов переходить на строевой шаг и честь отдавать, — окрысился Степаныч.

— Остынь, проехали тему. Ты мне лучше скажи — пока ты мне тут по ушам ездишь, твои подопечные не разбегутся?

— Нет, не разбегутся. Их псина твоя пасет, а у нее не забалуешь — службу она правильно понимает. Я это к чему, шурин мой с корефаном своим — Родькой Рябым перебрали водовки паленой, когда на утро нашли их на скотнике деревенском, так вот шурин в точности как этот и выглядел.

— А Родька, стало быть, не выглядел? — на автомате поддерживаю беседу.

— Ась? Не, Рябому–то чего будет, в него солярку с керосином как в трактор заливать можно было, ему хоть бы хны. Все — что горит, лакал, стервец, не брала его никакая отрава.

— Удобрения или пестициды ему давать не пробовали?

— Ась? Хм, нет — не пробовали. Хотя мысля интересная. Ну да что теперь, уже не проверишь, как его пестицид вставит, — судя по мечтательному выражению морды и красноречивым жестам рук, Степаныч прикидывает, как прихватит шею Родиона в локтевой сгиб, а второй рукой нежно засунет пестициды ему в пасть.

— Может, кто еще и проверит? Не оскудела земля Российская на таланты, — пытаюсь подколоть Степаныча.

— Ась? Нет — не проверит. В позапрошлом годе, по пьяни, замерз Родион.

Вот это я от души подколол. Хотя, Степаныч сам виноват, не я этот разговор начал. Да и мне, уже порядком надоели незатейливые описания быта сельских люмпенов.

— Степаныч, ты по делу приперся? Или потрындеть не с кем?

— По делу, — надулся пожилой водитель. Этих помыли, что с ними дальше делать? — явив миру давно не чищеные зубы, Степаныч широко зевает. — Бр–р, спать рубит, ни каких сил нет.

— Ну, вот и иди спать. Без тебя разберемся, а ты нам нужен живой, здоровый и полный сил. Дорога у нас дальняя.

Как мало человеку надо для счастья, есть люди, которым необходимо, чтобы решения принимали за них. Я ни на йоту не сомневаюсь, что через пять минут команда отбой будет не просто выполнена, а перевыполнена.

Спать действительно рубит люто.

Нюхнуть еще что ли? Или пока воздержатся?

И вообще, пора заканчивать траурные процедуры.

— Прощай, не знаю как тебя там. Обойдемся без эпитетов, о мертвых или хорошо или никак.

Прожужжав, как заходящий на посадку Ми–24й, большая, жирная муха облюбовала поросшую недельной щетиной, заострившуюся скулу трупа.

Надо же, почти как земная. Эволюция насекомых рождает очень схожие виды? Или это уже проникшие с земли мухи расселились?

Муха тем временем заползла в ноздрю трупа, а на ее место тут же уселась другая, помельче.

— Апчхи!!! — муху выдуло из ноздри, а внезапно оживший труп ошалело уставился на меня.

Да что же за день–то сегодня! Это что же я и на Хаммере не поезжу!?

Да ну на……………!!!!!

Или придушить его по–тихому?

Шучу.

Не наш это метод. Не наш.

Вылив на голову виживальщика остатки воды из ведра, ухожу смотреть, что за хабар в новом пикапе Дяди Саши и что собрали с трупов косаглазые.

Где там мой новый пулемет. Или я пару гранат загадывал?

Навстречу мне бредут уже достаточно пришедшие в себя бывшие пленники.

Ни Мухи ни других сторожей при них не нет.

И хер бы с ними.

Мы им не няньки. Пусть дальше сами о себе заботятся.

На «нашей» половине стоянки в разгаре тихий час для мужской половины и деловая суета для женской.

Развалившаяся в тенечке Муха подняла голову с лап и вильнула хвостом — поприветствовала, значит.

Сопящие возле Мухи комочки шерсти истолковали мухину активность как сигнал к поиграть.

Это они зря. Псина сложила голову на лапы и задремала, напрочь игнорируя щенячьи укусы за лапы.

Ленка и Ким возятся с котлом, от которого уже тянет вкусным ароматом.

Ольга и Мэри ковыряются в паре здоровенных ящиков.

Единственный бодрствующий мужчина — Дядя Саша, в компании детей осваивает свой новый автомобиль.

Мимоходом отмечаю появление нового ствола в куче разложенных на столе трофеев — вождь не забыл проверить подстреленного за валом.

Увы и ах.

Я тут, понимаешь, от сна отказался, губу раскатил, а в пикапе ни пулемета, ни гранат не оказалось.

Зато помимо кучи оружия нашёлся приличный запас топлива и моторного масла. Прилично продовольствия.

Два больших ящика с медикаментами. Инвентаризацией которых сейчас занимаются Мэри и Ольга. Сдвинув трофейное оружие на край стола, раскладывают лекарства в аккуратные кучки. А Ольга каллиграфическим почерком делает записи в толстой тетради.

А кому как не аптекарю с медсестрой этим заниматься?

Присев за стол напротив сложившего голову на руки спящего Олега интересуюсь у Ольги, — Это не доктора на медикаменты обнесли?

— Нет, — сдув мешающую прядь волос категорично отвечает Ольга. — Ты говорил он хирург, а тут практически нет инструментов. Если судить по ассортименту лекарств, в эти коробки срывали все, что находили в аптечках переселенцев. Причем обнесли не только наш конвой, — Ольга ввернула фразу из лексикона мужа. — К примеру, есть поддерживающие препараты после химиотерапии, инсулин, витамины, даже хондропротекторы есть.

— Что есть?

— Хондропротекторы, если по–простому, лекарство для профилактики болезней суставов.

— Я так понимаю, инсулин колют часто и если бы диабетик был в нашем конвое, мы бы уже знали об этом?

— Именно. Он либо уже мертв, либо не ехал с нами.

— Дэн, на минутку, — позвал меня Дядя Саша.

— М??

— Тебе, — Дядя Саша протянул мне объемный рюкзак. — В кабине лежал.

Вот это правильный подход.

Не то чтобы он пытался как–то меня умаслить. Скорее чувствовал себя виноватым за то, что ему достался очень годный пикап. А у меня ничего кроме затрат.

Любопытный рюкзачок, кстати. Мой старый — который я считал очень неплохим, с этим чудом туристической мысли даже сравнивать не хочется.

Однозначно беру себе, идеальный девайс для путешествий в отрыве от транспорта. В жизни возможны любые повороты, и лучше проходить их подготовленным. Живее будешь.

Что там, в рюкзаке кстати?

Пара комплектов хорошего нижнего белья, мужской и женский. Неплохо, пойдет на бартер, под меня или Алиску белье великовато.

Аптечка, средней паршивости, тоже найдем куда пристроить.

Пачки люгеровских патронов. Это очень в тему.

Сверток со всякой женской гигиеной, совсем хорошо. В этом плане в сотне миль от Порто–Франко царит каменный век.

Еще пара патронных пачек.

О! блок сигарет «Мальборо»! И еще один наполовину пустой. Очень, очень хорошо, сигареты в определенной ситуации валюта лучше золотого экю.

Круглая жестяная коробочка леденцов. Ну, не выкидывать же.

В боковом кармане нашёлся походный столовый набор на две персоны, запаянная в пластик бумажка А 4 формата — как по мне так это таблица частот связи и новенькая портативная метеостанция.

Метеостанция — это по–настоящему круто. Водонепроницаемый обрезиненный корпус, часы, настроенные на местное время, компас, температура, давление, влажность, скорость ветра.

О! еще и шкала высотомера есть.

Если прибор не врет мы сейчас на отметке 46 метров над уровнем моря.

Метрические шкалы радуют особенно сильно. Судя по весу, прибор еще и не тонет. В кармане куртки его, как талисман носить буду, никому не отдам.

Документов нет.

И на трупах их не было.

И так неплохо, будем знать меру.

Спать–спать–спать.

— Дядя Саша отсортируй стволы и патроны, все что под наши (в смысле советские/русские) сложи в БТР. С остальным потом разберемся.

— Сделаю. Дэн, ты не в курсе, что это такое? Пахнет вкусно, — егерь протягивает мне брусок чем–то похожий буханку хлеба или кирпич.

— Это… Это народная индейская еда. Называется пеммикан. Там индейцы делали его из смеси сушеного мяса и сала бизонов, с добавками молотых орехов и сушеных ягод. А тут вместо бизонов на пеммикан пускают рогача и, как правило, щедро сыпят специй. Ничего так — съедобно, если нормально приготовлено. И хранится долго.

— Понятно, — Дядя Саша тут же закидывает в пасть кусочек на пробу.

Судя по выражению лица, пеммикан явного отторжения у него не вызвал.

Осмотрев пикап, не нахожу ни местной валюты ни драг металлов.

Зато нахожу еще одни очки. Копию тех, что я забрал с трупа атаманши.

Мискас говорил, что у Марка были деньги.

Либо мы их не нашли, либо они уехали в сбежавшем багги.

Либо никаких денег вообще не было.

Прибалт — красавчик, и смылся вовремя. И деньги унес, как минимум те, что выпотрошили из нашего конвоя. И с любителем пнуть ближнего своего под зад посчитался.

Мысленно я ему аплодирую.

Встречу пристрелю.

Но сперва спрошу про деньги.

Дальше не помню, отключился.

Мне синился сон, про кристально чистые лесные озера, родники с вкуснейшей водой, холодной настолько, что он нее ломит зубы. Про затяжной осенний дождь, крупными каплями стекающий по лицу.

— А давай дохлую змеюку туда сунем. Папка проснется, сунет руку……., — шепчет детский голосок.

— Давай лучше пауку лапы оборвем, — не соглашается другой голосок.

— Да ну, утонет еще, — с мальчишеским максимализмом напирает первый голос.

— Я вот кому–то змеюку в штаны засну. А кому–то паука с оборванными лапами, — сон не хочет уходить, хочется обратно под крупный осенний дождь.

Но змеюка, пусть и дохлая. Или паук, а они тут бывают размером с ладонь.

Эти сунут, с них станется.

Усилием воли разлепляю глаза.

Папка злой и не выспавшийся.

От счаз кто–то огребет!

Обнаруживаю себя в положении сидя, прижавшись спиной к зубастому колесу шуша. Тело затекло, но в голове слегка прояснилось. Слева от меня на траве отдыхает СВД и найденный в башенке автомат. Справа верно сопит Муха.

А прямо предо мной ведро холодной воды, в котором плавает две бутылки зеленого стекла.

А я точно проснулся?

Судя по ехидным детским мордочкам — точно.

Это дети на меня из ведра водой брызгали, а я думал, мне дождь снится.

Выловив из ведра холодную бутылку, сочно вскрываю пробку и присасываюсь к горлышку.

Весь негатив улетучивается без следа.

— Спасибо вам, спасли папку.

— Это Ким придумала. Она умная, — шмыгнув носом, заявляет сына.

— И красивая, — вставляет свое мнение дочка.

— Да я, в общем–то, в курсе.

Еще бы погрызть чего?

— Долго я дрых?

— Три часа, — Ким присаживается рядом со мной, скрестив ноги по–турецки. В ладонях у нее тонко наструганные ломтики вяленого мяса.

Самое оно к пиву.

Вылавливаю из ведра вторую бутылку.

— Будешь?

— Нет, — отмахивается от моего предложения Ким, и бутылка ныряет обратно в ведро.

— Что тут было пока я дрых?

— Доктор перебрался на нашу половину. Олег было начал бузить, но Ольга быстро его застроила. Еще с той стороны приходили. Требовали вернуть им оружие. Но Дядя Саша иностранных языков не знает, и ходоки ушли ни с чем. Думаю, они еще придут, только все вместе.

— А откуда ты знаешь, что Доктор — доктор?

— От них, — Алиса кивнула на детей. — А что не так с Доктором, раз Олег так возбудился.

— Так, малышня, пиво должно быть холодным. А вода в ведре уже теплая, — забрав последнюю бутылку из ведра, командую. — Марш воду менять.

Мелкие жалобно посмотрели на Ким ища поддержки.

Но, обломались и, ухватив вдвоем ведро, пошли менять воду.

— Доктор большой поклонник крепкой мужской дружбы. Пидорас, если по простому. А на зоне общение с подобными людьми чревато самыми печальными последствиями. Вот Олег и бычит.

— Мы не на зоне.

— Эт, точно. Мы в куда большей заднице. На этом с происшествиями все?

— Ленка — сука.

В чем конкретно это выражается, Ким договорить не успела. Вернулись дети с ведром воды.

— Кстати. Это тебе, — протягиваю Ким найденный автомат. — Какой–то клон «МП 5»*.

* девайс называется НК 94, но ГГ этого не знает.

Калибр 9 мм. Боеприпас — очень распространенный парабелумовский патрон. Отдача должна быть мягкая, не в пример Калашу. Тебе в самый раз будет. Только оптику я сниму и надо у вождя запасной магазин притиснуть, а то надорвется столько железа таскать.

Алиса забирает ствол, но как–то без фанатизма.

Нормальный мужик сразу же отсоединил бы магазин, проверил наличие патронов. Приложил автомат к плечу, пощелкал предохранителем.

А тут.

Дали железяку, будем таскать.

Все бабы одинаковы и с этим ничегошеньки не поделать.

Поели–попили пора и службу нести. А конкретно сменить Итц*Лэ на посту.

Сторожевая вышка встречает едва слышным поскрипыванием, в такт набегающим порывам ветра, ветерок заметно посвежел, и гонит с востока высокие перистые облака.

И мирно спящим в тенечке вождем.

Так мы службу несем, значит?

Впрочем, на парня я зря наговаривал. Над головой заскрипело и с наблюдательного поста спустилась Чиси. Итц*Лэ она будить не стала. Поправила свернутую куртку, уложенную под голову парня, прислонила к стене винтовку, проверила наличие воды во фляге, приложила два пальца к губам спящего, мило улыбнулась мне и упорхала по своим делам.

А порхать беременной девушке придется в самом прямом смысле — через трехметровый забор с колючей проволокой по верху.

И не похоже, чтобы её это хоть как–то смущало.

Вышка срублена из четырех цельных стволов минимум десятиметровой длины, скорее даже чуть больше. Из любопытства обхватываю ствол, между пальцами остается зазор шириной в ладонь.

Наверх ведет ржавая лестница в стиле известного фильма про пацаков и чатлан, сваренная из разнокалиберных труб и прочего железного хлама.

— Я тебя сварила из того, что было, — под незатейливый мотивчик поднимаюсь на верхотуру.

Лестница ржавая, а перекладины ступеней чуть ли не до блеска отполированы, службу тут несли исправно.

С высоты смотровой площадки открывались захватывающие дух виды — однообразная зелень саванны на все четыре стороны до самого горизонта. Смотри — не хочу, а придется.

Внизу на нашей половине стоянки женщины заняты своими делами.

На большей половине слабая движуха, народ вяло приходит в себя после бурной ночи.

Смотровая площадка однозначно стоит того, чтобы упомянуть ее отдельно.

Парапет из тесаных бревнышек, угнездившийся на опорах–ножках не хуже избушки Баба–Яги, скрывал под собой собранный на болтах короб, из стального листа минимум пятимиллиметровой толщины. Характерные холмики вмятин на обратной стороне листа свидетельствуют о том, что с функцией пулезадержания стальной лист справлялся исправно — сквозных пробитий нет. Не простой лист, совсем не простой.

По центру площадки закреплено вращающееся автомобильное кресло. Спинка кресла и подголовник забронированы все тем же стальным листом.

Удобное кресло, если развернутся в угол, можно даже ноги вытянуть.

Что тут у нас еще?

Крепление под винтовку, подстаканник, крохотный откидной столик на кожаных петлях, пара крючков. С комфортом люди живут.

Из–под кресла торчит провод. Для питания прожектора явно тонковат, а вот для связи или питания ПНВ вполне подойдет.

Над головой вибрирует в такт ветру лист оцинкованного железа, приколоченный к венчающим конструкцию солидным, деревянным балкам.

Очень и очень уютненько. Рацию в подстаканник, СВД в угол, футляр от «Б 7х 35» на крючок.

Славно все продумано.

— Ты мне зеркальце скажи, да всю правду доложи, — облокотившись на парапет, приступаю к мониторингу окрестностей.

Пару часов ничего интересного не происходит.

Лениво кочуют по саванне стада антилоп. Пару раз стада срываются в галоп вспугнутые невидимым в высокой траве хищником.

Пяток минут наблюдения скрасила похожая на смесь орла с аистом крупная птица в ярком оперении. Птица спикировала к земле и через пару секунд взмыла вверх, с крупной змеей в клюве.

Куда птица понесла змею, для меня осталось загадкой. То ли птенцам в гнездо, то ли чтобы спокойно отобедать в уединенном месте.

Но на цветастую птицу набросились трое стервятников помельче. И в небе разыгрался нешуточный воздушный бой. Змею несколько раз роняли на землю, и она переходила и рук в руки. Упс, из клюва в клюв, конечно же.

В итоге змею порвали на три неровные части. Взлохматили цветастые перья орло–аисту. Который здорово долбанул клювом одному из мелких стервятников, от чего тот спикировал, как подбитый мессер. Разве, что не дымил.

А вот потом оптика «Б 7х 35» показала интересное.

В саванне на самом приделе видимости оптики кто–то объезжал форпост с запада на восток по большой дуге.

Деталей никаких не видно кроме того что машина одна. И вроде как она относительно небольших размеров. Определенно не грузовик, но больше разглядеть ничего не удалось.

Самым логичным кандидатом будет ушедший с поста багги.

Что они забыли на востоке?

Да что угодно, от второй половины банды до припрятанных где–то на востоке машин с награбленным.

Главное, что у нас по курсу их не будет.

И пора отсюда уезжать, а то вдруг здесь действительно не вся банда.

 

Северный маршрут 500 миль к востоку от Порто–Франко.

Форпост топливного синдиката.

36 число 02 месяц 17 год. Вечер.

Вжик, вжик, вжик — оселок скользит по лезвию пугающего вида заостренной железяки, типа мачете. Покрытый замысловатым орнаментом татуировок, краснокожий паренек, прищурив и без того узкий глаз, рассматривает заточку лезвия. Найдя одному ему видимый изъян, возвращается к издевательству над металлом — вжик, вжик, вжик.

Уж лучше бы он четки перебирал что ли, нервирует это вжик–вжик.

Нервирует, но придется потерпеть, очень уж соответствует текущему моменту это его возня с мачете и абсолютно пустой взгляд.

Глядя на расписного, лично у меня нет и тени сомнения — полоснуть по горлу для него вопрос, лежащий исключительно в плоскости целесообразности, но никак, ни марали.

Неровная шеренга выстроившихся на солнцепеке, изрядно помятых людей с опаской поглядывает на человека, стоящего в крохотном клочке, отбрасываемой стеной форта, тени и с легкой тоской ловя каждое слово.

— Господа алкоголики и тунеядцы, кто–то из вас может считать сове чудесное спасение провидением господним. Но, для меня и особенно вот этих господ, — человек кивнул на уютно расположившуюся в тени пару азиатов и медведе подобного бородатого мужика, по слухам жившего где–то в дебрях самой Сибири. — Ваше чудесное спасение не более чем досадное недоразумение, — человек прервался, промочить горло. — Сейчас справа по одному подходите к столу на нашей половине стоянки. И предельно точно описываете, какое оружие и боеприпасы у вас были. Если таковое найдется, мы его вам выдаем. Если нет, — человек развел руками.

Разомлевшая под колючим, полуденным солнцем шеренга нашла в себе наглость вяло эмитировать возмущение попиранием гражданских прав.

— И учтите, у этих господ, — очередной кивок в сторону узкоглазых. — Команда «Стрелять на поражение при любой попытке зарядить оружие». Так что на вашем месте я бы воздержался от необдуманных поступков.

Как там было — вооружённые люди, вежливые люди. Так безоружные против вооруженных, вежливы вдвойне.

А то ишь, чего удумали, всей толпой пытались требовать выдать им похищенные стволы.

Даже пытались угрожать нам парой пистолетов и пропущенной бандитами помповухой.

Хорошо иметь под рукой двух с половиной боксеров и сурового русского водилу с разводным ключом.

Опят же вспоминая классика: «Каждый может обидеть боксера, но не каждый успеет извиниться».

Вот и эти не успели.

Для пущего внушения прошлось высадить полмагазина в воздух.

А уж после того, как расписной парой ударов мачете обезглавил принесенные к братской могиле трупы альбиносов, внушаемый ими ужас достиг недосягаемых высот. Он ведь стервец еще заставил терпил, у которых отобрали пистолеты и помпу, тянуть головы трупов за волосы, чтобы рубить сподручней было.

Первый из терпил по незнанию с готовностью выполнил просьбу. А тут Хряп! И у тебя в пятерне болтается отрубленная башка. Очень способствует переоценке фундаментальных жизненных ценностей.

Лично я резко против подобных телодвижений. Не в том смысле, что головы рубить аморально. А в том, что лучше бы главарям банды исчезнуть неопознанными. Могут ведь найтись желающие посчитаться за белоголовую парочку.

Но косоглазые уперлись. Прикинуть расклады наперед, это не про них, они живут исключительно понятиями — здесь и сейчас. Про штуку экю за бандитскую голову тут не слышал только глухой и при этом напрочь неграмотный. Вот они и решили срубить бабла наверняка, капитализовать, так сказать, наработки.

Они бы всем бандитам башки порубали, но соли для консервации, едва наскребли на парочку альбиносов–главарей. С остальными обошлись фотографиями на полароид и сбором сочинений на тему «Как я провел прошлый вечер».

А мои попутчики стали смотреть на меня еще подозрительнее. Слишком уж наработанными и циничными были мои действия по сбору и оформлению доказательной базы.

— Такое приходит только с опытом, — задумчиво заметил Олег.

И Дядя Саша с ним согласился.

Сказано понятно не для моих ушей, но Алиса слышала и передала мне.

Оружие возвращали так.

— Ты, да–да, именно ты. Сюда иди. Что там у тебя за стволы были? У тебя даже документы сохранились? В машине? Бегом в машину. Следующий. Что там у тебя было?

Ремингтон с оптическим прицелом и револьвер. Тоже с прицелом? Оптическим. Да ты ганфайтер, дружище.

Дядя Саша тем временем находит ремингтон.

— Не это не тот. С оптикой посмотри. Есть такой?

— Есть.

Я всегда считал, что оптика на револьвер это для Голливуда. Ан нет, вот, держу в руках.

— У тебя ещё и патроны были. Какие? 308 полуоболочка. Дружище мы из Сибири и таких слов незнаем. Какого цвета коробки? Коричневые, с оленем. Двадцать коробок.

— Есть такие, двенадцать коробок, — егерь выложил на стол коробки с патронами.

Подозреваю, что коробок было действительно двадцать. Но Дядя Саша скромно отложил часть про запас.

И я его не осуждаю.

— Следующий. А бумаги принес. Дядя Саша, Ругер Мини, две штуки. Патроны два цинка 5,56. Если ты не знаешь, что это у Сина спроси. Что еще? Кольт 1911. Дядь Саш, глянь, там Кольт есть. На ТТ похож чем–то.

— Следующий. Что у тебя, Калашникофф. Еще и две штуки. Не, таких точно не было. Наверно их бандиты увезли. Но понимая вашу ситуацию, могу дать бандитскую М 16. Что, американскую М 16? Да ты такой остряк, что тебе ствол ни к чему. Насмешишь всех до смерти. Не? Тогда бери, что дают. И помни мою доброту.

— Следующий. М 14, охотничья горизонталка хрен пойми какой марки? 12 калибр и коричневый ремень. Другое дело.

Минут за сорок мы с оружием разобрались.

В процессе выяснилась серьёзная нехватка особо убойных стволов. Но стволы нашлись в Хамви выживальщиков. Другой вопрос, что Хамви закрыт, а ключи уехали вместе с бандитами. Но это уже не мои проблемы, пусть сами думают, как машину открывать.

Но кое–что прилипло и к нашим лапкам.

Себе я забрал три АК.

Два наших, АКМа выпуска конца 70х. Китайца. И какую–то хрень из бывшего соцлагеря — по виду винтовка, по сути калаш. Поскольку калибр наш, взял до кучи.

И выгреб все патроны под эти стволы. Получилось почти две тысячи штук.

Плюс еще по мелочи всякого.

Остатки стволов забрал Син.

Причем брал все подряд, без разбора.

Сказав, что знает кому в Нью–Рино можно неплохо пристроить волыны.

Семейство латиноамериканцев и Олег с Ольгой от дополнительно стреляющего железа отказались. Поделив между собой трофейные лекарства.

Степаныч набрал одежды, обуви, ладное охотничье ружье 16 калибра и небольшую пластиковую коробку с лекарствами, специально отобранными для него Ольгой.

Ленкины хотелки проигнорировали. Не воевал — свободен.

В смысле свободна.

Одним словам — славно повоевали.

Все живы.

Все здоровы.

Даже чутка зипунами приросли.

Итц*Лэ и Дядя Саша довольные, как слоны. У вождя понятно детство свербит в известном месте. У Дяди Саши тоже детство, и тоже свербит, но в крайне запущенной форме — лет на пятьдесят так запущенной.

Син и Степаныч без восторгов.

А вот Олег сказал, — Что лучше бы таких передряг избегать. И хабара ему даром не надо.

Тут я с ним полностью солидарен.

Готов отдать «лишние» стволы, лишь бы дальше ехать без приключений.

 

Северный маршрут северные предгорья Меридианного хребта.

38 число 02 месяц 17 год.

Мы ехали, мы ехали. И наконец, доехали.

Куда–то.

Со старым конвоем наша группа рассталась следующим утром, уехав с заправки еще затемно.

С одной стороны меня гложет поганая мыслишка — мы бросили людей.

С другой стороны, отношения между нашими группами стали слишком нервными. И с этим нужно было что–то делать.

На первом же ответвлении я повел нашу группу севернее основанного маршрута.

На моей карте есть дорога между верхним течением Рейна и основным маршрутом на запад. На нее мы и постараемся выехать.

Прямых дорог туда на моей карте нет, но тут и по прошлогодней колее можно проехать, равнинный рельеф позволяет.

Пусть это крюк километров в сто–сто тридцать.

Зато там нас никто не будет искать или ждать.

Без остального конвоя наша средняя скорость выросла почти вдове. За сутки мы без напряга одолели половину расстояния до северных предгорий Меридианного хребта. Одолели бы и больше. Если бы не пересеклись с сезонной миграцией рогача с начинающих засыхать равнин в сторону низинных пастбищ на заливных лугах Рейна.

Совершенно феерическое зрелище.

Тысячи, если не десятки тысяч могучих зверей монотонно сотрясают землю. Впереди стад идут самые свирепые и крупные самцы, по кроям молодняк и самок окружают самцы поменьше. Но даже это поменьше, размером с мой шушпанцер.

Над равниной стоит такой топот и рев, что он не просто слышится ушами, а ощущается всей поверхностью тела.

За остальных не скажу, но у меня навязчивая ассоциация с бизонами, которые подобным образом кочевали по бесконечной прерии.

За стадами рогача следуют большие гиены и стаи хищников, похожих на смесь кабана с бультерьером переростком. Эти кормятся с остатков добычи больших гиен и добирают больных и раненых рогачей.

А в отдалении ждут своей очереди стаи подвижных, как ветер, зверей с грацией гепардов и внешностью волка. У побережья океана, долине Рейна и горах Кхам я таких зверей не встречал.

Один раз мы наблюдали, как взбешённая самка рогача отгоняла хищников от трупа своего детеныша. В другой раз видели, как стая гипертрофированных бультерьеров окружила отбившегося от стада самца, хромающего на трех ногах.

Большие гиены, напротив, вели себя скромно.

Во–первых, их было мало. Они только–только отыграли брачные игры и за стадами следуют единичные экземпляры.

Во–вторых, гиены ждут, когда сбившиеся в огромное стадо рогачи распадутся на мелкие стада под охраной трех–четырех самцов. А пока рогач прет напролом огромным стадом, нападать, дурных нема.

Сплошной травяной ковёр давно сменился на растущие отдельно пучки высокой травы и низкорослые чертовски колючие кусты. Меняется даже витающий над равниной запах, он становится каким–то горьковатым, что ли.

Под вечер местность напоминает скорее ровную, как стол, каменистую полупустыню. Что весьма позитивно сказывается на нашей скорости.

На следующий день наша группа без приключений продолжила движение, достигнув предгорий меридианного хребта.

За двое суток ни одной встреченной машины. Ни одного поселения, не считая еще одной недостроенной заправки. Так бы и дальше ехать.

Местность опять поменялась. Теперь колея петляет между пологими холмами с каменистыми склонами, обильно поросшими кустарником и кряжистыми деревцами, а на севере уже видны полноценные горы.

Колонна из трех пикапов Стражей Рейна или как их еще называют Егерей Рейна, совершенно не ожидала увидеть нас на своем пути. Машины практически не пылят на каменистом грунте и рельеф такой, что столкнулись мы буквально лоб в лоб.

Как я и предполагал, немцы не ждали никого на этом забытом богом маршруте, да и я расслабился. А тут…..

Рычаг бронезаслонки на себя.

— Ким за руль! Упали на пол! — это детям.

Брезентовый чехол пулемета летит под сиденье. Передернуть затвор. Прицел жадно ищет первую цель.

— Не вижу ни хрена! — нервно кричит Ким.

— И не надо, там смотреть не на что.

Это на променаде джентльмены чопорно раскланиваются, а тут сперва берут друг друга в прицел.

Немцы развернулись в линию, остановились, выскочили и попрятались за пикапами.

За крайним пикапом блеснула оптика.

От греха прячу бестолковку за броню. Что нужно я уже разглядел.

Чтобы не перестрелять друг друга при подобных встречах, местные отвели отдельную частоту для общения между конвоями. Внутри конвоя каждый общается, как ему нравиться, а вот между конвоями строго на отведенной частоте.

До стрельбы, слава богу, не дошло, с немцами мы договорись.

Разобравшись, что плохих парней тут нет. Довольно мило пообщались с этими предельно суровыми парнями, колонизаторы это как раз про них.

Когда дойчи выяснили, что я не понаслышке знаком с географией Рейна, и даже бывал на старой орденской базе гидросамолетов и Посту Найджела вообще полезли браться и пить на брудершафт.

Пили естественно наше, зато прояснили детали дальнейшего маршрута. Главное что узнали от немцев — километров через сто мы должны упереться в основную трассу и русских, которые шерстят предгорья Меридианного хребта.

На том и расстались.

Уже под вечер, обогнув очередной господствующий над местностью холм, натыкаемся на расположение той самой конвойной роты РА.

Позицию броневика на господствующем холме я срисовал метров с двухсот. Да и то, исключительно потому, что привык высматривать нечто подобное.

Ну не верю я, что серьезные вояки, а кого не спроси, маленькая, но очень опасная РА проходит именно по этой категории, не выставят на подъезде дозор.

О! Да у них тут два броневика. Вторая машина притаилась за густой порослью кустов возле свежего ответвления от накатанной основной колеи.

А броневичек–то местного изготовления. Вся броня, которая мне тут встречалась до этого момента, делилась ровно на две категории:

— завезенная из–за ленточки армейская техника,

— местная импровизация по части кустарного бронирования полноприводных грузовиков и пикапов.

Тут же изделие почти заводского изготовления, причем явно местного. Ничего подобного в Старом мире не выпускали уже полвека.

В прекрасном и беззаботном советском детстве на летние каникулы родители сплавляли свое чадо с глаз долой — к бабке в деревню. Даже не деревню, а большое село на сотню с лишним дворов.

Из бабкиного дома открывался вид на сложенный из силикатного кирпича сельский Дом культуры, вечно облупленную колхозную управу, а между ними, на невысоком, бетонном постаменте стоит памятник — БА 64.

К 9 Мая бронеавтомобиль приводили в порядок — закрашивали похабные надписи на бортах, подновляли краску колесных дисков и выпрямляли торчащую из башни трубу, имитирующую пулемет. Потом выпрямлять трубу надоело, и вместо трубы вварили лом.

Дальние потомки этого героического бронеавтомобиля и притаились в новоземельной глуши. Сварной бронекорпус, смонтированный на раму армейского УАЗа. Листы бронекорпуса расположены не так рационально, как на их героическом предке, зато двери мехвода большего размера и значительно комфортнее расположены. Сама машина получилась шире, приземистей, хотя скорее это так кажется из–за более широкой базы, с более крупной башней. В дверях и в башне просвечивают узкие, ничем не прикрытые смотровые щели. Лобовые стекла в бою прикрываются бронезаслонками с узкой смотровой щелью. На броневике из детства имелась одна фара, на заре восьмидесятых зачем–то отломанная нетрезвыми аграриями. Здесь же на корпусе разместилась шикарная, прикрытая решёткой люстра из четырех фар, плюс фара–искатель на правой стороне башни. Конструкция продуманная, раскрой бронелистов очень культурный, сварные швы аккуратные, а главное — на бортах черной краской, явно по трафарету выведен номер «17».

Если есть «17» то есть еще как минимум 16 экземпляров до него. И очень возможно, что имеются броневички с номерами «18» и выше.

Если свести все факты в кучу, напрашивается вывод о, как минимум, мелкосерийном производстве.

А что, наши могут — цеха без стен, станки под открытым небом, полная не обустроенность быта, но есть такое слово — НАДО.

Машинке явно пришлось повоевать. На броне красуются «шрамы» пулевых попаданий, левое заднее крыло выдрано с мясом, иначе и не скажешь. Правое–переднее совсем недавно подваривалось, свежий сварной шов еще не успел поржаветь.

Истинно русский агрегат — вроде все просто — на грани примитива, но в тоже время очень эффективно.

Любая машина, не в смысле автомобиль, а в смысле — механизм, это всего лишь инструмент для достижения определённых целей. Вот этот агрегат, хорош здесь и сейчас. Вчера он был избыточен, завтра будет нужно уже что–то серьезнее.

Но, сегодня его звездный час.

Хочу прокатиться на таком аппрете. С детства, можно сказать мечтаю.

— Кто, откуда и с какой целью прибыли? — на подножку шуша легко запрыгнул усатый дядька.

Хм, три маленькие, защитного цвета звездочки в ряд приколотые к воротнику, какому званию соответствуют? Явно не просто так приколоты, не тот у дядьки типаж, чтобы порожний понт гнать. Дядька очень похож на прапорщика из фильма «В зоне особого внимания» — Волонтир, кажется, его звали. Тот же типаж, только росточком поменьше и седины в волосах изрядно.

— А вы простите, не знаю вашего имени….

— Прапорщик Тимощук, — вклинивается в мой диалог дядька.

— Угу. Здравия желаю, товарищ прапорщик. Следуем в русский анклав на поселение.

— Все русские? — хмуро интересуется прапорщик.

— Никак нет. Десять человек русских. Семья латиноамериканцев из четырех человек, филиппинец, и доктор — европеец, точнее его национальность не скажу.

— Больные есть?

— Нет.

— Русские говоришь, — прапорщик подозрительно посмотрел на Ким.

— Не хами прапорщик, а то морду расцарапаю, — отреагировала на намек прапорщика Ким.

— Ага, ласцалапает, — обняв Алису за шею, сообщила Рита.

Судя по ухмылке, прапорщик остался доволен ответом.

— Макар! — откуда–то из кустов резво выскочил лопоухий паренек. — Сопроводишь в лагерь. Пристрой их рядом с хозяйством «дяди Миши» и пулей назад. Чтоб через десять минут тут, как штык был.

Десять минут — стало быть, ехать всего ничего — вряд ли больше километра.

Жилистый, загорелый и явно любопытный пацанчик поставил ногу на заднее колесо и запрыгнул в шуш.

Распрямится он не успел, сбитый Мухой на тюки с вещами.

Псина с ленцой поставила лапу парню на грудь, ожидая команды.

— Ухты, кавказская овчарка? Кусается? Давай пока прямо, и на развилке сворачивай в правую колею. Жарко ей в такой шубе наверно? А зовут как?

Ничуть не смутился такому радушному приему парнишка.

— Сама приходит. У вас тут, что собаки в дефиците? Муха, на место!

Псина нехотя слезла с паренька и улеглась на свое место.

Я–то в курсе, что с собаками тут напряг. Но если парень хочет поболтать, я готов послушать.

— Да вообще беда с ними, — хлопчик поудобнее пристроил АК за спиной, стрельнул газами на Ким и обустроился около вертлюга с «бреном» — Дик третий сезон с нами ходит, а все остальные больше пары месяцев не живут. Слишком уж тут много всякого ядовитого ползает и скачет. М–да, Дик молодец, кого угодно выследит, и под пули никогда не лезет. С ним и часовых можно не выставлять, никто в расположение не проникнет незаметно. Нет, часовых–то мы, как положено, выставляем, да только Дик всегда первый неприятности обнаружит — поправился парень, и как–то погрустнел, видимо вспомнил, как кимарнул на посту.

— А ваша Муха, чужих издали чует?

— Пока незаметно никто не подбирался.

— А много пыталось?

— Даже слишком.

— Пулемет какой, «Дегтярь»? — парень пощупал метал под чехлом.

— «Брен».

— Под натовский патрон?

— Нет, родной британский. Как в «Бурах».

— Редкий боеприпас. Будут проблемы с патронами, — не одобрил мой выбор паренек.

— Я не Рэмбо, мне хватит.

— А это, что «МП 5» с удлинённым стволом? — дошла очередь до закрепленного за сиденьем Ким автомата. — Парабелумовский патрон? Калибр крупный, но слабоват……….

— Морду расцарапаю, — пресекла критику своего автомата Ким.

Краем глаза вижу, как Рита надувает губки и со всей серьёзностью кивает, подтверждая слова Ким.

Расположение Русской армия встречает залихватской песней в исполнении топчущего импровизированный плац отделения.

— Белая армия черный барон!

— Снова готовят нам царский трон!

— Но, от тайги до британских морей!

— Русская Армия всех сильней!

— Боец …… что ты пищишь как пидорас! Выше ногу …! Выше….! Тянуть носок…. На …сгною на…..! — не слишком надрывая голос, зверобойный сержант перекрикивает пение подчиненных и рокот моторов.

Сержант реально страшен, за два метра ростом, к полутора центнерам веса, длинные волосатые руки, глубоко посаженные маленькие глазки прячутся в тени массивных надбровных дуг. В движениях, взгляде, голосе проскальзывает что–то звериное, уныло–безжалостное и от этого по–настоящему страшное. Этакий Кинг–Конг, призванный в вооруженные силы.

Но это все мелочи. Главное, пугающее в сержанте, его левая нога. Точнее заменяющий ее от середины голени протез. Протектированная куском покрышки стопа протеза шарнирно крепится к заменителю берцовой кости. Плюс к этому стопа и берцовая часть протеза, подпружинены спереди длинной пружиной, сзади короткой и толстой.

На мой взгляд, травма не сильно снижет мобильность сержанта. Во всяком случае, вдоль строя он скачет не хуже Кин–Конга.

— Это Киборг, человек из сплава, — шепотом сообщает Макар.

— Почему из сплава? — поинтересовалась у парня Алиса.

— У него нога титановая.

— А чего ты вдруг шёпотом заговорил? — переходя на шипящий шёпот, не отставала от парня Алиса.

Отчего конкретно Макар боится Киборга, парень объяснить не смог. Не рукоприкладствует без необходимости, с подчиненных спрашивает по уставу и справедливости, а что орет — служба у него такая, но все равно при виде сержанта голос просаживается до шёпота.

Подобная характеристика сама по себе много говорит о человеке.

Под суровым взором Киборга бойцы и, что характерно, бойцыцы стараются, как могут. Вот только получается у них, мягко скажем комично.

Всякого в жизни повидал, но чтобы маршировали враскоряку, такое вижу в первый.

Как–то даже закралась мыслишка о нестандартной ориентации личного состава и неуемной любвеобильности киборгизованного сержанта.

— Сто–о–о–ой! В одну шеренгу становись!

Допевшие песню, салаги перестроились в подобие шеренги.

— Коротким коли!

Шеренга нестройно имитирует укол. Получается еще комичней, чем со строевой подготовкой. Тем более, что штыков ни у кого нет.

— Морду лица страшнее сделали! Еще страшнее! Враг должен сраться от одного вашего вида! А врагов у нас много! — продолжает воспитательную работу сержант. — Резче, резче работаем, на выдохе движение! Как учил товарищ Суворов! — Тяжело в учении, легко в очаге поражения!

Шеренга неестественное широко, по–кавалерийски расставив ноги, пытается выполнить упражнение.

— Лохматый, ты ….. что–то интересное увидел!? — опять же не сильно напрягая голосовые связки, громоподобный голосище сержанта перекрывает мерный рокот моторов.

Это уже в мой адрес.

Нечего было тормозить и в наглую пялиться на занятие по строевой подготовке.

Причем Макар прикинулся ветошью и не отсвечивает, притаившись за бронебортом.

Пришлось заглушить тарахтящий мотор. Я не киборг и у меня нет громкоговорителя, имплантированного в мой хрупкий организм.

— Ага. Шестой, вру — седьмой, месяц тут торчу, а на балет первый раз попал. Танец с саблями репетируете? Балетмейстер, мне бы с художественным руководителем вашей труппы повидаться.

Брутальная челюсть опадает почти до могучей груди, волосатые лапы тянутся к кобуре.

Хм, надо же, судя по размеру АПС или АПБ, может у них и глушитель с рамкой приклада найдется?

Сержант задумчиво подержался за кобуру. Но ограничился только тем, что поправил ее и пистолет доставать не стал. Оставив в покое кобуру, Киборг подошел и заглянул в шуш. Здоровый зараза — что бы заглянуть за борт сержанту даже не пришлось становиться на подножку.

— Откуда такие красивые нарисовались? — дыхнул перегаром сержант. — И это, Ай–Дишник предъяви.

— Из Порто–Франко, — игнорирую замечание про Ай–Ди.

— Хорош звиздеть, туда патруль ушел и вас он не встречал. Электроник, от Николаева были сообщения?

Нескладный боец бросил втихаря почесывать зад и отрицательно замотал головой.

— Что!? Не понял!? — сержант так посмотрел на бойца, казалось еще чуть–чуть и у того задымится камуфляж на груди.

— Никак нет. Гвардии сержант Николаев на связь не выходил.

— Вот! А ты звиздишь, что из города — сержант вперил указательный палец в меня.

— Придется гвардии сержанту Николаеву сходить в наряд в не очереди. За утерю бдительности. Целый конвой мимо него незаметно прокрался. Есть мнение, что одного наряда может оказаться маловато.

Звероподобное лицо сержанта налилось кровью, кулаки до хруста сжались.

Почувствовав угрозу, рядом со мной над броней высунулась морда Мухи. Вот уж кто сам кого хочешь, напугает.

— Мы приехали со стороны Рейна. И кстати встретили патруль Стражей Рейна на трех машинах.

Сержант поиграл желваками.

— Шутник блин. Ладно, езжай прямо триста метров, там встретят, и проводят куда надо.

Можно подумать тут есть выбор куда ехать, колея–то ровно одна.

— Занятия по строевой подготовке? — немного отъехав, интересуюсь у Макара.

— Да это «мешки» из новеньких. На полноценный конвой народу не набрали, вот и мучаемся с ними. Толку от них ноль, лишь бы довезти в целости до наших, а там уже подучат. Спецом для них занятия по местному миру проводят, куда можно ходить, а что лучше стороной обойти, чего не жрать, где воду можно набирать. А они разве что не спят поначалу. Конкретно эти дятлы по большому в кусты бегали. А этой, как ее — бумаги туалетной, дальше Порто–Франко не встретишь. Вот они синим лопухом и подтирались, а он ядовитый слегка — не убьет, конечно. И жечь начинает не сразу, а где–то через три часа. Зато с такой силой, что ежели перцем задницу натереть, пожалуй, что не так больно будет. Теперь вот закрепляют полученные практические знания, ну и не дают крови в заднице застоятся — так быстрей заживает.

— В воде надо листья вымачивать. С полдня где–то. Тогда нормально.

— Откуда знаешь? Ты же говорил из города едешь, — удивился моей осведомленности пацан.

— Я много чего знаю.

Проблема туалетной бумаги действительно стоит в полный рост. И этому фокусу я научился, еще когда приключался с Руди.

— Макар–следопыт, а ты, стало быть, не мешок? Давно здесь обитаешь? — спросила у парня Ким.

Парнишка очень выразительно зыркнул на девушку, по всему, она первая, кому приходит на ум подобная аналогия.

— Да, сколько себя помню. Предки рассказывали — что–то там у них бумкнуло крепко, электростанция вроде. Да так рвануло, на сто километров вокруг всех подчистую выселили. Кого куда жизнь раскидала, нас вот сюда.

Хм, электростанция бумкнула в 86 году. Это значит — еще при советах сюда тропинка была натоптана.

— Стало быть, ты тут школу прогуливаешь, — подкалывает парня Алиса.

— Что прогуливаю? Какую школу? Школа только в Точке Высадки есть. И берут туда манерных, исключительно из числа местных. Да и пустое это, ну чему полезному там научить могут? Этому как его менедьжименту, менджименту, тьфу, блин, ну вы поняли.

— Что за Точка Высадки такая? — пропускаю тему подготовки «эффективных» кадров.

— Тутошняя Москва раньше так называлась. Говорят, в какой–то фантастической книге такой населенный пункт был, вот первопроходцы–романтики и приспособили название. Сезона три–четыре назад ее переименовали.

Как Союз развалился, так сюда толпы народу повалили: чиновники бывшие, комсомольцы всякие, особисты и вояки в чинах немалых, вот они и переименовали. Им водители так привычнее. Так что, если услышишь, кто Москву Точкой высадки называет, верняк, это сторожил местный.

Не дав мне возможности подробнее разузнать о проблемах местного образования, парнишка протараторил, — Все, приехали, побежал я, — боец соскочил на землю, отдал, точнее имитировал, воинское приветствие тучному парню в промасленном комбинезоне и шустро рванул обратно на пост.

Приткнув Шуш в указанное парнем в промасленном комбезе место, осматриваю подчеркнуто аккуратно расставленную технику.

Один, два, три — ни хрена себе… Одиннадцать! Одиннадцать! Выстроившихся в рядок броневичков — кровных братьев броневичка на посту. Такие же, потрепанные длинными дорогами, хотя правильнее будет сказать бездорожьем. Разница только в торчащих из башенок пулеметных стволах. У трех машин на вооружении ДШК, слишком уж ствол здоровенный, с характерным набалдашником дульного тормоза. А две ощетинились толстыми трубами «Максимов». С одной машины пулемет вообще снят.

По местной жаре поливать длинными очередями, самое то, что доктор прописал. Лишь бы патронов хватило. Впрочем, война никогда не была дешевым мероприятием.

Благодаря специфике утилизации старого оружия на складах еще хранится изрядное количество «Максимов». Вот и сюда они добрались.

На фоне пары «БТР 157» малахольные броневички местного производства смотрятся особенно жалко, чем–то они напоминают вечно голодных щенков дворняжки, поджав хвосты прячущихся за откормленных мастиффов.

Из–под брезента накрывавшего десантные отсеки БТРов, явственно проступают характерные контуры Зушек, тех которые — «ЗУ 23–2».

Я подобные видел на той стороне в пункте отправки, когда Русланчик водил меня осматривать местный автоцех.

По местным меркам абсолютная величина — этакие сухопутные линкоры, стратегическое вооружение способное влиять на события одним фактом своего присутствия.

Чуть в стороне что–то жужжит в кунге ПАРМа на базе старичка «ЗиЛ 157».

Тоже раритет, и тоже в избытке хранящийся на складах. Причем в отличие от «Максима», ПАРМы можно приобрести относительно законным путем, по очень скромным ценам и в очень хорошем состоянии.

Чуть в стороне от ПАРМа стоит пара топливозаправщиков. Ближний — на базе все того же старичка «157», дальний — на базе «ЗиЛ 131». За топливозаправщиками пристроился бортовой «Камаз», с вытянутой параллельно кузову стрелой небольшого, тонны на полторы–две, гидравлического крана. Судя по торчащим над бортом бочкам, тоже причастный к службе ГСМ.

Еще дальше пара кунгов непонятного назначения, деталей с моей позиции не разглядеть, кусты мешают.

Так, а что у нас в другой стороне?

Вот этот «131 ЗиЛ» с антеннами радиостанция, а кунг на базе «Урала» явно приспособлен под функции штаба. Ага, тут не забалуешь, даже часовой отдельно выставлен, точно штаб.

Что еще?

Рядышком с цистерной на базе все того же «ЗиЛ 157», дымит зеленый параллелепипед полевой кухни, суетится повар в белом фартучке, явственно сытно тянет чем–то мясным и вкусным. Еще одна полевая кухня, стоит явно холодная. Стало быть, нет в данный момент в ней потребности.

— Муха, ты слюни–то подбери, суеты вокруг котлов не наблюдается, а значит — кормить прямо сейчас не будут, — Мухе пофиг, псина тоскливо–жалобным взглядом продолжает взирать в сторону вкусного. — Ну как хочешь, так можно и до полного обезвоживания организма слюной истечь.

О чем это говорит? В смысле полевая кухня, а не мухино слюноотделение. Как минимум о том, что русских если и больше сотни то ненамного. Край полторы сотни человек. Если мне память не изменяет, подобная полевая кухня рассчитана на сто двадцать человек (на сам деле КП 130 рассчитана на 130 человек, но многие ли знают подобные тонкости).

Но, иногда возникает необходимость во второй кухне. Иначе, зачем ее тут держать?

Когда в ней может возникнуть необходимость?

Рискну предположить, что вторая кухня нужна для действия в отрыве от основных сил, либо кормить гражданских. А полторы сотни гражданских в сопровождении военных это полноценный конвой.

Хм, водовозка, интересная какая. То, что это водовозка это очевидно, а вот прикрученный сбоку, явно инородный ящик и смотанный пожарный рукав непрозрачно намекают, что водовозка может переквалифицироваться в пожарную машину. Вот сейчас и спросим, часто ли тут пожары бывают.

Назвать местного механика зампотехом, было бы очень сильным преувеличением. По своей технической грамотности он вполне на уровне. Технику знает, разбирается в гидравлике, электрике и связи. Но, у него было свое виденье понятия дисциплина, а что такое субординация он совершенно искренне не догадывался. Однако во вверенном ему хозяйстве все исправно работало, а по чести вольницы за рамки разумного местные техники все же не выходили.

Дядя Миша, представившийся просто Михаилом, бегло осмотрел наши машины, и, не мудрствуя лукаво, пригласил всех жалящих испить по чашечке кофе, за знакомство. От предложения прихватить чего покрепче зампотех отмахнулся. У самих, мол, хоть залейся. Главное был бы повод выпить, ну и компания подходящая конечно.

Будем надеяться, это самое — хоть залейся, не слито из тормозных систем. А то знаю я подобных умельцев, хоть БФ, хоть тормозуху лакать будут, по поводу и без.

Техническая братия в количестве трех человек вольготно расселась вокруг большого зеленого ящика с заковыристой, иностранной маркировкой на крышке. Мне как дорогому гостю уступили трон — снятое с машины кожаное сиденье, к составившему мне компанию Степанычу подошли проще — выдали складной табурет из куска брезента, натянутого на пару алюминиевых рамок.

Под крышкой зеленого ящика пряталась ручная кофемолка, закопчённая турка, жаровня, чашки и прочее потребное для неспешной культурной беседы. К слову, стопочки там тоже имелись, и заткнутые аккуратно выструганными из деревяшек пробками пузатые бутыли тоже присутствовали, но стопочки и бутылки остались неприкосновенны до лучших времен.

Пока техники мелют зерна и варят кофе, рассматриваю компанию за столом.

Дядя Миша чуть за тридцать, высокий, но полный, пузатый даже. Дряблые румяные щечки, жиденькие усики на пухлых губах, сальные волосы собраны в жиденький хвостик. Когда волнуется, левая щека дергается тиком. В разговоре частит, и часто прыгает с темы на тему, похоже вечно готов рассказывать о машинах и футболе, ярый фанат красно–белых. Тут уже третий год, а все не может успокоиться — болеет за команду, чем всех сильно достал.

Большого таланта человек — в старом мире умудрился вылететь с пятого курса института. Снял бокс на забытой богом базе механизации и подрядился на ниве ремонта машин. В чем немало преуспел.

И жизнь вроде налаживалась, но тут о Михаиле вспомнил очень настойчивый местный военком. Идея сбежать в новый мир, где нет военкомов, показалась Михаилу весьма перспективной.

Не дожидаясь визита военкома в компании участкового, беглец от военкома оживил стоящий в дальнем углу базы «ЗиЛ 131», загрузил на него оборудование мастерской, прицепил к машине компрессорную установку производства «Завода имени Фрунзе» и нырнул в портал. К счастью вынырнул он прямо в цепкие лапы небольшой группы очень злых военных, на шее которых висело три сотни гражданских из числа бегущих из Средний Азии и с Кавказа бывших советских граждан. Да–да именно советских, ибо русских там была едва ли половина.

По правую руку от дяди Миши балагурил ни о чем мутный персонаж, имя он не сказал, а его погонялово спустя двадцать минут забылось напрочь. На блатного не похож, масть не та. Но, постоянно бегающие масляные глазки наводят на нехорошие мысли. Его неуклюжая попытка «незаметно» заглянуть, что у нас в машинах, так же не осталась незамеченной.

Но это ничего, есть у меня на тебя средство. Средство, кстати, пресекло попытки себя погладить и вообще дистанцию держит, даже со Степанычем.

Последний персонаж — местный сварщик, заросший недельной щетиной, угрюмый, неразговорчивый мужичок, не представившись, присел возле Степаныча.

И теперь они на пару выразительно молчат о главном.

Но, Дядя Миша непреклонен — до ужина ни–ни.

По готовности кофе, Дядя Миша извлёк из ящика, похожий на канифоль кусок сахара, наколол десяток кусочков поменьше. Сахар тут принято употреблять вприкуску, ибо растворяется он, мягко скажем, долго.

Помню в детстве, дед с бабкой признавали исключительно этот метод употребления — вприкуску. И очень сокрушались, когда в продаже остался только рафинад.

— Из чего сахар делаете? — интересуюсь у чинно хлебающих горячий напиток технарей.

Сахар вприкуску к кофе оказался неожиданно вкусным. Не просто сладкий, а какой–то насыщенный вкус, на удивление хорошо сочетающийся с кофе.

— Из тростника. Но это не мы делаем. Соседи выращивают и у нас на горючку меняют. И табачок, кстати, у них же берем, — если куришь, подымить после кофе обязательная часть церемонии, техники дружно задымили трубками. — Сами–то мы не выращиваем почти ничего, народу на промку не хватает, где уж тут колхоз разводить. Все у соседей покупаем, зерно у янки, в основном. Табак, сахар, кукурузу, бобы у латиномериканцев.

— Традиционно сырьевая экономика — русский путь, — пытаюсь подколоть собеседника.

— Нет тут пока экономики как таковой, — не ведется на подколку Дядя Миша. — Что с тех же бразильцев взять? Продукты возят, лес сплавляют, руду и уголек копают помалу. Там слезы конечно, но всяко лучше, чем наших на такие работы отвлекать. Нам проще все это на бензин с соляркой поменять, и не отвлекаться от главной цели.

О как! Я оценил подачу, у общества есть цель, и эта цель главная. Причем лично Михаил верит в то, о чем говорит, да и остальные, похоже, кивают совершенно искренне. Если русским дать правильную ИДЕЮ, они свернут горы, в том числе и в буквальном смысле.

Очень похоже на то, что тут нашлись люди, способные сплотить идеей хотя бы часть общества.

А как же конфликт Москвы и Демидовска? Впрочем, не все сразу, языками мужики чешут явно в охотку, вот и послушаем.

— И что это за ИДЕЯ? Не построение коммунизма часом?

— Нет. Индустриализация, — вносит ясность Михаил.

— И как успехи, много наиндустриализировали?

— Работаем помаленьку, с упором на нефтедобычу, тут Орден не скупится, любое оборудование поставит. Навар с нефтянки в металлургию вкладываем, механические заводы строим, нефтеперерабатывающий расширяем, цементный завод смонтировали, электростанцию заложили, верфь на реке поставили.

Вот это поворот. Металлургия, она как бы сказать помягче, предполагает габаритное оборудование. Да и механическое производство от металлургии если и отстает, то не самым радикальным образом. А уж механические заводы, то есть их как минимум два, смотрятся совсем уж фантастически.

— И как заводы поражают размером?

— Пока не очень, но кое–что уже мелкосерийно выпускаем, — Михаил кивает в сторону стоящих в ряд бронемашин.

Похоже, хочет оседлать любимого технического конька, ну давай–давай я тоже не против на этой лошадке прокатиться, я вообще сегодня сговорчивый.

— Да их можно в гараже варить, было бы из чего, где вы только бронелист достали? Тех. документация на «БА 64», не секрет поди, — подталкиваю Дядю Мишу в нужном направлении.

— Э, не скажи, тех. документацию искали и хорошо искали. Не нашли ничего толком, не сохранилась по всему. Самим пришлось думать, но аппарат не сложный, так что это проблемой не стало. Тем более нашелся человечек, который их пацаном еще в Войну клепал, от многих ошибок уберег, опыт–то не пропьёшь. А бронелиста в мобзапасах завались, главное Орден уговорить, чтобы сюда пропустили. Тут опять же тема известная — у Ордена персонал на воротах технически не очень грамотный. Даже не так, не разносторонние они какие–то. Танк от трактора отличат, буровую трубу от орудийного ствола тут уже 50 на 50, а отличить бронелист от обычного проката, это точно не про них.

Мобилизационные запасы это такая тема, на которой не один десяток деловых поднялись. Пока Союз стоял, запустить ручонки в мобзапасы было всё–таки чревато. После развала Союза все стало не так строго, а уж с вхождением в обиход слова приватизация, мобилизационные запасы исчезли с предприятий и баз снабжения в течение пары лет. На прежней работе шеф за копейки три вагона метизов купил и вагон разных тросов. Хотел еще цепей и рельсов узкоколейных урвать, но их уже успели порезать на металлолом, такая вот экономная экономика.

Так что в историю происхождения бронелиста лично я верю.

— И как броневик получился?

— Нормально получился, ты не смотри что шасси УАЗовское. Импортные может и понадежнее будут, но где по ним специалистов найти? А эти чинятся легко, и единообразие шасси позволяет из двух ломаных машин собрать одну рабочую. Снабжение запчастями опять же. Орден хитрый, за бронетехнику такой тариф ломит, что даже нам не всегда по карману. А тут, как бы запчасти под внедорожник, нет повода отказать. Простой как лом, случись что, бронекапсула за вечер на новую раму переставляется, и в бой.

— Случись что, это мина что ли?

— Мужики, посидели, и будет, крутитесь, как хотите, но к утру чтобы «11» был на ходу, — Мужики без особого энтузиазма, но и без стонов направились к броневичку с выкаченным передним мостом и бортовым номером «11».

— Слава богу, мин пока не было. Бутылки с бензином, гранаты кидали, это да. Из подствольника раз попали, но обошлось. Так наши архаровцы и без мин умудряются технику искалечить, то на валун наскочат, то в реке утопят, то сожгут, то перевернутся или в аварию попадут. Вот тут уже деваться некуда, бронекапсулу на новое шасси переставляем, а со старого, что можно на запчасти пускаем.

— Боевые и безвозвратные потери большие?

— Как сказать, — Дядя Миша сильно — до красноты потер скулу. — В прошлом году сожгли одну машину вместе с экипажем. То ли в бак попали, то ли зажигалку в башню закинули, а может сам загорелся, там мехвод раздолбай был, каких поискать. В этом году одну в дуршлаг превратили. Из пулемета в упор. Тут же бронелист по борту всего 6 миллиметров толщиной — вся надежда на рикошет. А с тридцати метров, какой рикошет, все там и легли. Совсем недавно пропала одна машина, будем считать, тоже боевая потеря. Не боевых безвозвратных намного больше. С моста дважды падали, хотя тут мосты одно название, первый–то раз достали машинку. А второй вообще без шансов, там крокодилов больше, чем блох на бобике, глубина изрядная и дно илистое. В болоте одну утопили. Бог миловал в те разы, без потерь обошлось. В конце прошлого сезона на север ходили, на обратном пути две машины оползнем накрыло, технику в хлам, в одной бронемашине стрелку голову оторвало, он как раз из башни выглядывал. Остальные хоть целы остались, хотя и помятые изрядно.

— Прикинь, вот сюда–то я и сбежал от военкома, — нервно хихикнул рассказчик.

Поток выдаваемой Дядей Мишей информации прервал нарастающий рокот мотора. Судя по кислой Мишиной морде, он по звуку мотора определил, кто едет и ничего хорошего ему это не предвещало.

С трудом выбравшись из тесноты броневика под номером «12» дородная девица, до хруста потянулась и, отклячив объёмный зад, нырнула обратно в стальную утробу.

— Мать, тяни сильней! — бронированная утроба разродилась изжёванной покрышкой на практически квадратном диске.

— Усе, отъездило, — констатировала очевидное плотно сбитая девица.

— Да как же так! Ну как человек же вас просил — поаккуратней. Где я вам теперь новое колесо возьму? — Дядя Миша не ругался, он обреченно констатировал очевидное.

Дородная девушка зашла с козырей. — Миш, я отработаю честное пионерское, — девица отлипла от бронированного бока машины. — И сегодня отработаю и завтра, и послезавтра, если ты сможешь, конечно.

— Нет колес больше! Нет, хоть вы всем стадом отрабатываете! Ну как же так, ну я же просил. Сколько же вы с проколом ехали? Как не почувствовали прокол? В этих ведрах с проколотым колесом руля не удержать, так в сторону тянет. А–а–а.. э–э–э, тьфу, — механик сплюнул с досады.

— Миш, не ной. Все мы почувствовали, — вслед за колесом из недр бронемашины вылезла еще один член экипажа. — На вот, держи на память, давненько таких не было.

На маленькой ладошке, затянутой в потертую перчатку с обрезанными пальцами, лежали помятые стальные ежи.

— Миш, ну сам подумай там кусты вплотную к дороге. Невидно же не хрена. Встань мы там, слепили бы нас тепленьким. И если сильно повезло бы, сперва убили, а потом отымели по два раза всем кагалом. Тебе то что, дунька кулакова подмогнет, если уж совсем невмоготу станет, — девки хором заржали. — А у нас даже могилки не будет, — продолжила совестить Мишаню миниатюрная пулеметчица. — Еще и вверенную нам боевую машину вероятный противник захватит. А это трибунал, и по итогам расстрел посмертно. Хочешь с нами под трибунал? Так это мы разом к замполиту сбегаем. Не хочешь? То–то. А за саботаж? Тоже не хочешь?

— Тогда найди колесо новое! — девочки хором наехали на механика.

— Нету, хоть под трибунал, хоть еще куда. Нет больше колес, — лицо механика приобрело отрешенное выражение, он лихорадочно искал выход.

— Придется разувать одну бронемашину, «16» — й пожалуй, и до следующего сезона закопать ее в укромном месте, — выдал решение механик.

— Ну вот, Мишань, видишь — выход всегда найдется. Я вечером загляну, а то что–то ночи холодные стали, согреешь девушку? — поощрила Мишаню мехвод. — Это конечно в том случае, если командир тебя не пристрелит раньше. Может, давай сейчас по–быстрому, а?

— Мишань, лови момент, — напустив печали в голос, поддержала боевую подругу миниатюрный стрелок. — Ты же знаешь, если повезет, он тебя по–быстрому пристрелит, а если сперва причиндалы оторвет под корень? Миш, не тупи — у нас каждый день как последний.

Пора Мишаню спасать. А заодно и Степаныча пристроим, у него теперь одна дорога — на запад.

— А не спеши ты нас хоронить. Слышали песню такую?

Девчата дружно посмотрели в мою сторону.

— О! У нас свежее мяско, — плотоядно облизнулась стрелок.

Симпатичная у нее мордашка. И фигурка очень даже, только вот грудь практически не просматривается. И не сказать, что худышка, скорее на гимнастку похожа. Аккуратный, с легкой горбинкой носик, тонкие губы, голубые, как само небо, глаза. Девушка что вы тут забыли? Какую модель потерял мир высокой моды. Хотя, росточку для подиума маловато.

— Ах, какой мужчинка. А главное — свеженький, незаезженный еще. Но, это мы быстро поправим. Тебя как зовут, сладкий?

Две пары любопытных глаз принялись сверлить взглядом свежее мяско.

— Девчат, меня не зовут, я сам прихожу, — свежее мяско посмотрело вниз и поправилось. — Мы приходим, — справа от свежего мяска встала мощная, лохматая овчарка с обрезанными ушами. — А вы откуда такие красивые? — плачу девушкам их же монетой.

— Мы–то, — девушки переглянулись, — Мы с панели.

— ТС–С–С! Тихо курицы. Что у тебя за мысль? — оборвал девушек механик.

— Мысль проста, как мычание, у нас в конвое УАЗик был. Хозяин УАЗа пересел на трофейный пикап, а «Буханку» мы разобрали на запчасти. Там колес шесть штук, плюс еще кой чего по мелочи.

— Мы это, сходим, посмотрим, — Дядя Миша деликатно берет мехвода под ручку, и уже удаляясь в сторону припаркованных машин добавляет, — Марго, машину убери с проезда.

— Марго, это Маргарита?

— Нет Марго, это Марго — сценический псевдоним в некотором роде.

Сценический, ну–ну артистка блин. Шалава ты, а не артистка. Хотя в отличие от своей незамутненной подруги у Марго проскакивают обороты речи свойственные личностям, отягощенным образованием.

— И всё–таки, как к вам обращаться?

— Я Дэн, а это Муха, — глажу псину по башке.

— Дэн, будь ласков, загони на место этот железный гроб. Сил моих нет, в него залезать.

Это я с удовольствием, мечтал же прокатиться. А уж осмотреть изнутри и попробовать на ходу это чудо оборонной промышленности. Девушка, да я еще и приплатить готов за это. Натурой, например.

— Марго, как он в деле? Гремит огнем, сверкает блеском стали?

— Ага! Эта падла гремит, козлит, из всех щелей сопливится маслом и постоянно ломается. Огнем? Конкретно вот этот еще не горел. Ты это, накаркаешь, блин.

Ухватившись за приваренную над дверью скобу, забрасываю ноги в машину. Теперь задницу в кресло, ноги на педали. Вроде ничего не отбил и не отломал пока садился.

В прогретом за день духовом шкафу железной коробки висит стойкий запах машинного масла. Откровенно тесно, передние сиденья стоят вплотную друг к другу, ручки КПП и раздатки выгнуты под противоестественными углами, но иначе в такой теснотище никак. Сзади места еще меньше, но и сиденье всего одно, при том вращающееся. Над головой торчит приклад ДТ. В ячейках на бортах закреплены четыре толстых пулеметных диска.

Где они такой антиквариат берут только?

Хотя вспомнить туже бабкину деревню. У соседа, жившего через три дома от бабки, такой арсенал изъяли, грузовиком вывозить пришлось. ЧП на всю область было, корреспонденты из областного центра приезжали, новенькими японскими видеокамерами сверкали.

Да и сейчас на оружейных складах этого добра прилично храниться.

Что у нас еще интересного? Приборная панель стандартная–УАЗовская, кенвудовская радиостанция, явно неуставная магнитола, «калаш» укорот с перемотанной синей изолентой парой магазинов, блеклая, потрепанная и, на мой взгляд, явно самодельная разгрузка.

Вольно они тут уставы трактуют.

Так, на ручник машинка не поставлена.

Не поставлена ввиду отсутствия ручника, как такового. Странно, если база УАЗовская, проблема ручника должна отсутствовать, как класс. Ну да ладно, местным видней.

Ключи в замке.

Вжать от греха педаль сцепления в пол, ключ на старт. Горячий движок подхватывает практически мгновенно.

— Красавица, куда воткнутся?

— Крайнее место справа.

Клацнув сталью, неохотно втыкается передача. Добавить газа и плавно отпустить сцепление. Трогаюсь на удивление мягко, мастерство не пропьешь. Машина откровенно туповата, даже на задней передаче, и есть у меня подозрение, что больше полусотни километров в час из нее не выжать даже под горку. Впрочем, больше тут и не надо, ибо негде.

Ориентируясь по жестам Марго и единственному зеркалу, вкатываюсь в указанное место. Заезд не принес сюрпризов, все ровно, как ожидалось.

— Вы настоящий джентльмен, — девушка прижимает меня к горячему борту бронемашины, определенно размер груди у нее не больше первого. Проводит рукой по волосам, легчайшим — на грани чувствительности прикосновением, трется своей щекой о мою щеку и шепчет на ухо. — Готова отдаться за полбутылки шампуня, даже мужского, — вот она что вынюхивала. — А тюбика зубной пасты хватит, чтобы купить меня в рабство.

Спасибо альбиносам, есть у меня теперь и лишний шампунь и паста, и прочие интимные штукенции.

— Марго, я же не фраер дешевый. У меня кое–что поинтереснее найдется — тампоны например, прокладки.

— О! Мой господин, что должна сделать твоя раба? — а на симпатичной мордочке выражение — давай уже веди скорей хабар смотреть.

— Ну, сперва господину было бы угодно узнать, где тут можно смыть дорожную пыль и постираться?

— Хм, организуем и даже спинку потрем, — личико Марго приобретает сосем уж блядское выражение. — Давай уже показывай.

— Сейчас организуем.

— Андрюха, сбегай к Алисе. Пусть принесёт, чёрную сумку. Там еще машина гоночная нарисована.

Заскучавший от непонятных разговоров сына, пулей сорвался выполнять поручение.

Спасибо альбиносам, у меня образовались внеплановые излишки мыльно–рыльных и прочих гигиенических штучек.

Ким внезапно впала в суеверия и наотрез отказалась ковыряться в хабаре.

Ей то что, она в Порто–Франко времени даром не теряла и запас всякого на десять лет вперед собрала.

Почему я отправил за сумкой сына, да еще и попросил, чтобы ее принесла Алиса?

Пусть девочки пообщаются, а то эротические поползновения на меня любимого решительно не к чему.

Каждый мужчина имеет право — налево.

Это святое.

Но.

Лично мне неплохо, да что там, мне просто отлично и комфортно с Алисой. И пусть все так и остаётся.

Марго все поняла правильно.

Стерла с личика вульгарную ухмылку. Познакомилась с Ким. Девочки перекинулись парой фраз ни о чем. После чего не страдающая предрассудками и комплексами Марго запустила загребущие лапки в сумку с мыльно–рыльным хабаром.

— Та–а–ак, и что там у нас? Маникюрный набор, итальянский, хороший, Танюшке отдам. Или себе оставить? Не отдам, мой не хуже. Помада. Блин, ну и цвет — мечта пенсионерки, — гламурно блестящий стик смахивается под машину. — Мыло. Пахнет вкусно, — куски мыла небрежно спихиваются в сторонку.

Очень похоже на то, что производство мыла здесь уже встало на поток. Хотя чему удивляться — дело не хитрое, примитивное даже.

О! Вот, тат–так–так…., — процесс инвентаризации дошел до чего–то интересного.

Ким, чмокнула меня в щеку — обозначив, что этот лохматый самец ее, и ежели что. Про морду расцарапаю уже писал выше. Шепнула мне на ухо что, к нашим приходил местный особист, забрала Андрюху и ушла обратно к нашим машинам.

Мешать женщине, инвентаризировать так милые ее сердцу дамские штучки. Да ну его нафиг лучше сходить на большую гиену поохотиться, или даже на двух гиен — целее будешь.

Дабы не мешать Марго полностью погрузиться в процесс перетряски сумки с гигиеническими ништяками, присаживаюсь возле зеленого стола–ящика.

От возящийся с переднем мостом броневичка команды техников и присоединившегося к ним Степаныча долетает интересный разговор.

Ребятишки, судя по нестройности речи и максимализму эпитетов, таки вмазали за знакомство. А слесарюга с постоянно бегающим взглядом явно заглотил до стадии — что у трезвого на уме, то у пьяного на языке.

— И чего я там не видел в этом Демидовске? Хуяришь на дядю, как герой первой пятилетки. А культуры никакой — душа горит, а выпить…….. себе дороже. Тошно, хоть в петлю лезь.

— Как так? — озабочено вставляет свои пять копеек Степаныч.

— Как, как. Живешь в землянке, въябываешь как Папа–Карло, по двенадцать часов. После такого рабочему человеку сам бог велел стопоря принять. А сутра если руки трястись будут, мастер с бригадиром премии лишат. Да кому нужна та премия. Главное, эти суки, могут на неделю в околоток сдать, на ночлег. А там вообще про это дело забудь, еще и зарядку по утрам делать заставят. Сами–то, мастак с бригадирами, себе по такой домине отгрохали, в ЦК партии не у каждого такой был. И все на хребтине рабочего человека, хотят в рай въехать, — рассказчик похлопал себя по грязной шее.

— А тута чего, легче что ли? — это опять Степаныч влез в экспрессивный монолог слесарюги.

— Тут хоть в душу никто не лезет. Главное — работа должна быть сделана, а принял ты грамульку или трезвый, как стекло, вопрос второй. Миха прикроет, если что. Где он еще механика найдет? За технику–то, с него спросят, а спрашивают тут сурово.

— Ага, — подал голос молчаливый сварщик. — Забыл, как командир с начштабом тебя прострелить обещали. Командир — лют, если сказал — пристрелит, точно пристрелит.

— Да пошел ты. Лижешь им жопу. Особенно пидору этому — начштаба. Тоже домик решил отгрохать в Демидовске?

Что ответил сварной было не слышно. Но судя по резкой смене вектора разговора, пообещал принять к говоруну меры воспитательного характера, из разряда — пасть порву.

— Да точно тебе говорю, — вектор сказаний слесаря вильнул в сторону нестандартной ориентации начальника штаба. — Видел, как он молоденьких солдатиков смотрит? То–то. И бабы у него нет. Командир, вон, докторшу нашу так пялит, аж на другом конце лагеря слышно. Завел себе ППЖ, понимаешь. А этот ни–ни. Уж наши–то девки сразу бы рассказали. Ну да, говорят у чурок это обычно дело.

Муха забеспокоилась, спустя минуту молодой голос поинтересовался у Степаныча, — Ты из Порто–Франко приехал? — видимо получив утвердительный кивок продолжил, — Пошли, тебя в штаб вызывают.

— Ась, чего меня–то? Вон старшого пущай зовут, у него голова светлая, а с меня старика какой спрос.

— Где твой старшой?

— Тута где–то он с этой вертихвосткой обжимался, — выдал мою предполагаемую диспозицию мерзкий слесарюга.

— С Марго!? — солдатик завертел головой по сторонам.

«С Марго!» тебе бы Отелло играть, а ты в этих пампасах талант гробишь. Как кого актера теряем.

Кстати, что я там говорил по поводу охоты на большую гиену. Или речь шла о стае?

Помню, бабка поймала соседского кота в нашем курятнике. И будучи матерым ветеринаром прописала коту обильное смазывание скипидаром подхвостной части организма. Башкой вперед его в сапог. Задние лапы прихватить петлей из дедова ремня, чтоб не царапался.

— Внучок, оттяни–ка ему хвост, чпок–к–к, в воздухе остро запахло скипидаром. По сложности запуска, мощи и скорости выпускаемого «снаряда» это вполне сравнимо с запуском космического корабля. Тогда я первый и единственный раз видел, как кот башкой проламывает штакетник забора.

Это я все к чему, сунувшийся было к Марго боец, вылетел не менее эпично. Хорошо хоть бампер не оторвал по дороге. Приваривай его потом на место, а к местным сварщикам и особенно слесарям нет у меня доверия.

— Вы страшой что ли? — солдатик, хотя нет, этот экземпляр, без дураков, тянет на звание — боец, оскалился в недоброй ухмылке, ну вылитый гоблин. — Ну, у тех, кто из Порто–Франко сегодня прибыл, — сформулировал до конца свою мысль боец.

Надо же во множественном числе, Муха не иначе тебя за полноценную боевую единицу посчитали — растешь.

Устал я что–то, что за мир такой, любой разговор начинается с пробивки тебя на прочность. Акелла, ты сегодня не промахнулся на охоте? Нет, ну ладно. Но, Акелла, ты это — имей в виду, завтра опять спросим.

Не промахнулся. И не промахнусь. Хоть и устал.

— Что там у тебя боец, докладывай.

Тут ведь тонкость какая, если боец правильный, то докладывать он будет исключительно старшему по званию, и то не любому. Начнет «докладывать» сразу поставит себя в подчинительное положение, соответственно и борзоты в его действиях поубавится.

Не начнет, посмотрим, как выкрутится.

Боец оказался правильным. — Слышь, как тебя там, я вчера в рукопашной двух человек завалил, и что–то я нервный сегодня. Тебе проблем по жизни мало? Откуда взялся такой резкий?

— Боец, тебе кто диагноз ставил? Ты не нервный. Ты контуженный, — лицо бойца наливается нездорово–красным. — В рукопашную–то зачем полез? Автомат потерял? — женский смешок за спиной окрасил лицо бойца совсем уж синюшными красками. — Так я позавчера четверых завалил, однако же с безумным видом на людей не кидаюсь. Тебе если поорать на кого–то надо, вон на Степаныча поори, у него всего один труп на счету. Так что ты этот факт обязательно учти, и ори в полголоса, или шёпотом, а лучше всего совсем про себя.

— Где это вы так повоевать успели? — с грацией хищной кошки Марго подсела к ящику–столику.

Грациозная чертовка. Но эта грация не для меня, а для скрипящего зубами посыльного.

Интересно, а если кошке под хвостом скипидаром намазать?

Н–да.

— Наводили конституционный порядок, верстах в пятистах к востоку отсюда. При подавляющем численном преимуществе противника, кстати. Вот такие мы героические личности. Боец, я так понимаю, твое командование со мной повидаться хочет?

Лицо бойца хоть вернулось к нормальной окраске, но хорошего ничего не предвещало.

— Так точно, — сквозь зубы выдавил боец.

— Веди тогда, — треплю Муху за ушами, — Пошли, лохматая, при штабе паек лучше.

«Веди тогда» подразумевает, что боец пойдет первым и повернется ко мне спиной. Чего ему делать категорически не хочется.

А придется.

— Твой аппарат? — боец кивает на шушпанцер.

Решил разрядить ситуацию? Что же я не против. Лишние, пусть даже и не враги, а всего лишь недоброжелатели мне ни к чему.

— Мой.

— И как он в эксплуатации?

— Хороший аппарат, проходимый, надежный, бронированный. Не очень вместительный, но в мире и без него столько несовершенства.

— Где взял? — поинтересовался боец.

— Длинная история, — парой фраз описываю ситуацию с броней.

— О как. Меня кстати Влад зовут, — боец символически взъерошил ежик короткостриженых волос и протянул мне руку.

Тут у всех поголовная тяга к коротким прическам, многие бреют головы налысо. Даже среди прекрасной половины, длинные прически встречаются крайне редко. Основная масса носит короткие каре или вообще мальчишеские стрижки. Солнце, песок, ветер, тотальная антисанитария просто не оставляют иных вариантов.

Один я со своими патлами не успеваю за модой.

Выслушав историю обретения брони, боец делится своей историей попадания в этот мир.

Призванный из славного города Тирасполь еще в советскую армию Влад пару лет честно отдавал долг Родине, крутя баранку «Урала» в карельских лесах. Жарким летом 92 года дембельнувшись уже из армии российской Влад получил весточку из дома, что лучше бы ему домой не приезжать и попробовать обустроится в России.

Имеющий за душой только профессию водителя, Влад удачно нырнул в захлестнувшую страну волну повального сбора металлолома.

Тема лома набирала обороты, в точки приема лома и порты северной столицы выстраивались километровые очереди жаждущих поменять на бабло напиленное и нарезанное. Пировавшие среди захлестывающей страну разрухи деляги сотнями пускали под резак еще вчера работавшие предприятия.

Спокойный, следящий за машиной, всегда готовый на сверхурочные, не злоупотребляющий спиртным, у руководства Влад числился на хорошем счету. Ему даже стали доверять деньги для расчётов «За металл на месте».

Год жизнь катился как по маслу — Влад снял комнатку на окраине Питера, обжился, приоделся, денег родителям посылал. Не то, что бы жизнь удалась, но жаловаться было грех.

Однако «Теория вероятности» подсказывает, что за белой полосой обязательно будет полоса черная, все остальное лишь вопрос времени.

В один, по питерски прекрасный осенний денек — с мрачным свинцовым небом, противным моросящим дождичком и свежим, пробирающим до ливера, ветре с Балтики, выданные для расчётов за металл деньги пропали. Сумма пропала по меркам Влада приличная — две его годовых зарплаты.

Руководство конторы незадачливого водителя слегка пожурило, блеснув золотом перстня, погрозило толстым пальчиком. Сказало, что денег больше ему не возить, для этого у руководства поответственнее люди найдутся. И закусив стопку польского «Смирнова» ложкой черной икры, отправило Владислава трудиться дальше, но уже без паспорта и за вдвое меньшую зарплату.

Владу казалось, что вроде и обошлось, даже похудевшая вдвое зарплата была неплохими деньгами, тем более что можно было всегда продать на сторону немного солярки или завезти «не туда» чутка перевозимого металлолома. Но, оказалось, что на сумму долга накручивается невеселый процент. А проценты первой половины девяностых существовали вне законов математики и логики.

Из разговоров с другими водителями Влад выяснил, что не один такой наивный и что добром подобная ситуация не разрешится. Начал даже продумывать вариант бегства обратно на родину в Тирасполь, тем более что конфликт вроде как миновал самую горячую фазу. Но, без паспорта особо не разбежишься.

В придорожном шалмане, за кружкой до неприличия разбавленного пива, Влад поведал свои проблемы бывшему ротному командиру, случайно встреченному на заправке. Ротный послушал, посоветовал не вешать нос и вообще смотреть на жизнь веселей, а главное ждать от него весточки.

Влад стал ждать, слабая надежда лучше, чем никакой, а ротный имел прочную репутацию человека, у которого слово НИКОГДА не расходится с делом.

Две недели спустя ротный ураганом ворвался в унылую жизнь Влада.

Бухой хозяин квартиры, в которой Влад снимал дальнюю комнатку, имел неосторожность поинтересоваться, — Какого товарищу офицеру надо в два часа ночи. Люди тут отдыхают культурно, а он, понимаешь, мешать изволит.

Развить мысль хозяину квартиры не удалось в виду внезапной потери сознания. «Культурно» отдыхающие гости квартиры, получив строгий наказ — до весны не появляться по данному адресу, подхватили уполовиненную бутылку спирта «ROYAL» и, с опаской косясь на сползшего по стене собутыльника, исчезли из квартиры до теплых времен — умеет ротный убеждать.

За кружкой обжигающе горячего, кирпичного цвета, чая ротный сделал Владу предложение, от которого нельзя отказаться. Суть предложения сводилась к следующему, если Влад готов вместе с ротным сменить страну проживания и никогда больше не возвращаться в Россию, то продолжаем разговор дальше.

Если нет, то давай сынок готовься вкалывать за еду, ибо проценты.

Из плюсов — там всегда тепло, как в Африке. И так же дико — это скорее минус.

Получив согласие, ротный потер красные от хронического недосыпа глаза, вытащил из кармана пачку гематогена, хрустнул упаковкой и перешёл к деталям.

Время «Ч» через тридцать восемь дней. Ага, как раз под новый год. И рассказывать кому либо, куда он собрался и зачем, решительно незачем.

— Что такое военная тайна еще не забыл? — поинтересовался ротный. А раз не забыл, должен понимать, чем это чревато для ротного и еще более чревато для тебя, Владик, лично. Дальше. Готовишь машину, твой рабочий «МАЗ» самое то, что доктор прописал, а усиленная под перевозку металлолома шаланда идеально вписывается под наши задачи. Ищи дополнительные баки, вешай дополнительные запаски, мастери усиленный бампер, тащи все запчасти, до которых сможешь дотянуться. Двигатель с коробкой, можешь? Прекрасно. А два? Два нет, ну тогда думай, что брать. Ротный примерно описал границы потребного. Консервы, чай, сахар и прочие продукты по максимуму. Оружие, если есть возможность, можно даже насквозь криминальное, но риск в процессе добывания оружия исключить полностью. Лучше быть безоружным, но вовремя и нигде не засвеченным. А ствол найдётся. Особо ротного интересовал, не попадался ли Владу бронелист и отправленная на разделку бронетехника?

Пять недель Влад носился, как проклятый, всеми правдами и неправдами готовил машину, доставал запчасти, сливал про запас топливо и масло. Эхо войны отозвалось копанным, но вполне рабочим хитом сезона — ТТ, отреставрированным умельцами ДП и видавшим виды ружьишком двенадцатого калибра. Времена наступили такие, что в околокриминальном бизнесе оружия было много, и стреляли из него часто.

К указанному сроку Влад похудел на четыре кило, заработал резь в глазах от хронического недосыпа и превратил свою комнатушку в склад коробок и мешков.

Заскочивший в гости, ротный старания подчиненного оценил «На отлично», пообещал подумать насчет дисков к ДП и подтвердил дату убытия.

В сытые восьмидесятые страна отмечала новый год легко и с размахом — оливье, шампанское, обязательные «Чародеи» и «Ирония судьбы» в телевизоре. Праздник вернется позже — уже в следующем веке, с салютами, шампанским и бесконечными старыми песнями о главном.

А пока, пока в стране было темно, холодно и страшно. В тусклом свете единственного на всю улицу работающего фонаря застыла туша груженого МАЗа. Колючие злые снежинки, пытались зацепиться за гладкие стальные бока огромного — почти в половину длины шаланды станка «ДИП 300», засыпали сложенные у кабины бочки и паллеты кислородных баллонов, пытались пролезть под складки брезента и посмотреть, что же за агрегаты там спрятаны.

В комнатке на третьем этаже старого, еще довоенной постройки, дома молодой мужчина сидел напротив закутавшегося в старый плед, жмущегося поближе к едва теплой батарее мальчишки.

— Дядя Владик, а ты совсем от нас уезжаешь? — вечно голодный пацаненок вяло — через силу, откусил кусочек от новомодного лакомства — батончика «Snickers».

— Совсем, — взрослый отвел глаза.

— Навсегда? — с наивной надеждой на чудо переспросил ребенок.

— Навсегда, — хрипло выдавил из себя взрослый.

В отношениях Влада и парнишки было что–то печально трогательное.

Влад знал, что такие вот гостинцы зачастую были для мальчишки единственной едой за день. Причем последние месяцы это происходило практически постоянно.

Снял комнату Влад еще у матери паренька — уже немолодой, тихой, аккуратной и очень доброй женщины, работавшей в местной библиотеке. Деньги со сдачи комнаты были ощутимой прибавкой в бюджет семьи, но даже не это было главным. Главным было присутствие в доме еще одного не обиженного здоровьем мужика.

Влад держал в рамках отчима паренька — медленно, но неуклонно опускавшегося.

В начале лета, через два дня после того, как парнишка закончил первый класс, его мать умерла. Официальный диагноз гласил — обширный инфаркт. Влад подозревал, что тут не обошлось без участия отчима, в отсутствие Влада регулярно занимавшимся кухонным боксом. Опрос мальчика ясности не внес, масть отправила сына гулять, а когда он вернулся, ее тело уже увезли в морг.

Жизнь дала трещину не только у Влада. То, что у кого–то ситуация хуже, чем у него, скорее придавала Владу злости и желания грести против течения.

Так и жили. С наступлением холодов мальчик, приходя из школы, отсиживался в комнате Влада, там был телевизор и туда боялся заходить вечно поддатый отчим. Если Влад не приходил ночевать, а при его работе это было заурядным явлением, мальчишка доставал из старого кресла подушку без наволочки, старое одеяло и под доносящийся с кухни гомон «отдыхающего» в компании собутыльников отчима, на манер собаки, сворачивался калачиком в кресле. Когда Влад ночевал дома, мальчик нехотя шел спать в комнату отчима, но в этом были свои плюсы, последние полгода они ужинали вместе с Владом.

Для мальчишки отъезд Влада был крушением мира, даже смерь матери не ударила так больно. Тогда он просто не успел ничего осознать, принял свершившийся факт. Теперь было время подумать, а мальчик уже был достаточно взрослым, чтобы оценить свои перспективы. Пусть по–детски наивно, но сути это не меняло — будущего у него не было.

— Дядя Владик, возьми меня с собой? Как я без тебя теперь. Меня же пацаны во дворе забьют, — наивные, детские аргументы, но других ребенок придумать не смог. Но искренне верил, что заберут отсюда, верил также искренне, как верят в сказку.

Дети самые страшные звери, маленькие зверьки еще не отягощенные моралью, жалостью и состраданием. В дворовых драках нужны злость и сила. У мальчика не было ни того ни другого. Силам просто неоткуда взяться, когда ешь через два дня на третий. А злоба еще не появилась, обида была, но в лютую, бескомпромиссную злобу беспризорника она еще не переросла. Отчасти в этом была заслуга Влада, не дававшего местной пацанве слишком сильно прессовать мальчугана.

— Не могу, у меня приказ………. прощай, — ком покатил к горлу, пустые фразы, про держи хвост пистолетом, застряли в горле.

Хлопнула дверь, морозный воздух обжег легкие, колючие снежинки впились в лицо.

Н–да, а вот ротный его не бросил.

На укатанную до твердости бетона грунтовую площадку выкатывались машины, переполненные эмоциями от перехода и обалдевшие от резкой смены температуры (с минус тридцати выскочить в плюс тридцать, еще то удовольствие), люди лихорадочно сдирали с себя зимнюю одежду. Бросались проверять, как перенесла переход окутанная дымкой пара, плачущая сотнями ручейков техника. В каком состоянии груз.

Кто–то уже подставил пригоршню под ручеек талой воды и на макушку ее — Ах, хорошо!

Ротный шел вдоль строя машин, подбадривал, советовал, изредка утешал, отдавал команды. Поравнявшись с машиной Влада, с задумчивым видом поинтересовался, — Как кислородные баллоны, не рванут? Может тебе пока в сторонку отъехать?

— Весе путем, командир, я с учетом перепада температур заправлял баллоны, — и, опустив взгляд, добавил, — Ну не мог я по–другому. Не мог.

— А и не надо по–другому, — ротный рассеянно похлопал себя по карманам и выудил полпачки подсохшего гематогена. — Мелковат боец пошел, совсем мелковат, — ротный вложил гематоген в детскую ладошку, — Но это ничего, откормим, не впервой.

Из темноты ангара с грохотом выкатился очередной грузовик и, жирно коптя выхлопом от перегруза, потащился в конец строя. Ротный двинулся вдоль строя к следующей машине, суета у машин подчиненной ему колонны набирала обороты.

— К командиру, — Влад притормозил перед угрюмым часовым.

Часовой неодобрительно скосил взгляд на мое оружие, но вслух ничего не сказал. Вместо этого кивнул — проходите мол.

Местный штаб — в данный момент больше похожая на тент, большая палатка с поднятыми стенками спряталась между машиной передвижного радиоузла и собственно штабным кунгом.

Длинный стол с разложенной на нем картой, пара пока не зажжённых керосиновых ламп, подвешенных над столом. Деревянные скамейки по длинным сторонам стола, пара походных стульев по коротким сторонам. Пасторально развешанные на стойках палатки потертые «Калаши» — неотъемлемая часть местного быта. Все, пожалуй.

Хотя нет. Есть еще деталь — аппарат полевой телефонной связи. На первый взгляд, к чему такие сложности — у каждого второго к разгрузке прицеплена радиостанция.

Но, это только на первый. Если приглядеться, то вполне может оказаться, что у людей есть информация, которую они не доверяют эфиру.

Трое мужчин за столом разглядывают мою скромную персону.

На походном стуле, с осанкой потомственного дворянина, восседает коренастый, плотно сбитый мужчина с сединой на висках.

— Майор Николишин, командир этого цирка, который некоторые скудоумные граждане считают воинским подразделением. Поскольку вы, молодой человек, пока, но надеюсь это ненадолго, не боец Русской Армии, можно просто — Андрей Иванович, — представился коренастый.

— Гиви Ираклиевич, без официоза можно просто Гиви, — представился худощавый, гладко выбритый кавказец, с колючим, но одновременно очень живым взглядом. Звания и должности Гиви сказать не посчитал нужным, но тут гадать негде, это начштаба.

На мой взгляд, довольно редкий вид кавказца. Обычно они этакие, темпераментные, плотно сбитые, волосатые колобки. А этот сухой, флегматичный, напрочь лишённый акцента.

— Борис Элич, можно просто Борис, можно Элич, а лучше всего просто Ильич. Начальник местного отела снабжения, — представился последний из сидящих за столом. Мелкий, плотный, еврей с шикарными усами и большущими, на выкате, глазами.

— Борь, сколько можно, а? Какой, на хрен, отдел снабжения, зам по тылу твоя должность. Развели тут, понимаешь, — устало наехал на тыловика командир.

— Никак не могу перестроиться на военные рельсы, — отмазался пучеглазый снабженец.

— А вас как величать, молодой человек?

— Дэн.

— А его, — начштаба кивает на собаку.

— Муха, и не его, а ее.

— Её, так ее. Расскажи, как доехали? Что видели? С кем встречались?

— Отчего же не рассказать хорошим людям. Но, и мне хотелось бы получить ответы на кой какие вопросы.

— Если это касается не военной тайны, почему нет. Подсаживайся к столу и рассказывай.

Рассказываю не спеша, тщательно отфильтровывая ненужные детали — имеет же человек право на свои маленькие тайны.

Мужики слушают на первый взгляд расслабленно, но это только на первый взгляд. Судя по их комментариям и уточняющим вопросам, они не хуже меня фильтруют информацию, вычленяя интересные для себя детали. Начало моего рассказа о сожжении джипа и побеге под здешнее небо особой реакции не вызывают — тут чуть ли не каждая вторая история такая. А вот про геологов расспрашивают подробно, выспрашивают мелкие детали, просят подробно описать персоналии, технику и вооружение.

— Судя по твоему рассказу, сюда перешла строго сухопутная экспедиция. Но, у нас нет информации о прохождении подобной геологической партии. А дорог тут, прямо скажем, немного и в прятки играть особо негде, — поясняет свой интерес Гиви.

Я то, понятное дело, ламер вислоухий и два плюс два сложить мне не по силам. Тут с географией вопросов на два порядка больше чем ответов, а уж системный подход к геологии отсутствует, как класс. Месторождения полезных ископаемых, да что там месторождения — просто вода местами великая ценность.

Анклавы тянут одеяла на себя, на корню убивая даже намек на системность подхода. Изыскания можно проводить и в двух сотнях километров от Порто–Франко, а можно и в тысяче. И при этом ни как не быть привязанным к немногочисленным местным маршрутам.

Тут они где–то, в треугольнике равнин, ограниченном Рейном, Рио–Бланко и побережьем океана. Особенно учитывая время перехода — перед самыми дождями.

Поспрашивали о русских, виденных перед городом, о турках месхитинцах.

Прибудь Ким на день раньше, ее взяла бы под свою опеку группа, собирающая последнюю в этом сезоне партию русских переселенцев. Как раз тех самых бегущих из Чечни баб и детей на двух газонах.

— Основной поток беженцев из Закавказья уже прошёл. Сейчас людской ручеек из Грузии, Азербайджана и Армении, не так полноводен как три–четыре года назад. А вот после прихода в Чечню российской армии, сюда очень много беженцев попадать стало. Причем мужиков практически нет, бабы с детишками в основном. И все поголовно проблемные — задавленные, морально сломленные, — из уст коренного кавказца подобные слова звучат особенно цинично. Впрочем, он тоже здесь, и вряд ли заехал сюда без крайней необходимости.

— От чего им не быть задавленными? Чудо что вообще выжили.

— Из Дагестана беженцев много. Там войны в классическом понимании нет, вот только не коренным от этого не легче. Вообще с юга бывшего СССР народу много.

— Гиви Ираклиевич, есть у меня один нескромный вопрос. Я в свежей орденской брошюре, из тех, что на въезде впаривают, видел южнее русских территорий Ичкерию — получается сюда эта зараза тоже добралась?

— Сложно сказать определенно. С приходом в Чечню Российской армии, в Халифате были замечены выходцы с северного Кавказа. Но, чтобы южнее нас кого–то селили, тем более Чеченцев. Смотри, — сдвинув в сторону пустые чашки нач. штаба разверну на столе еще одну карту. — Вот Амазонка, в нижнем течении естественная граница русских территорий. Хотя русских там едва треть, Союз был многонациональным государством и попавший сюда, к примеру, казах или молдаванин будет стремиться под крыло к русским. Со временем эта тенденция конечно ослабнет, Чеченцы вот появились, прибалты пару поселений на побережье заложили, бендеровцы. Но, пока основная масса выходцев из СССР еще считает себя единым народом. Не думаю, что это долго продлится, но полагаю, лет пять–семь у нас еще есть. А вот потом мы увидим и новую Грузию и новую Украину, — Гиви тяжело вздохнул. — Башкирию бы с Татарстаном не увидеть.

На мой взгляд, мужик совершенно искренен в своих словах. Он был солдатом Державы, и ему обидно за Державу.

— А почему бендеровцы — были?

— Потому что их на ноль помножили, — эмоционально подал голос командир. — Всех, до последнего человека. Эту заразу сразу под корень выжигать надо. Чего удумали — засаду на конвой устроили, — Николишин зло сплюнул в сумерки.

— Договаривай, раз уж начал.

— Что договаривать. У этих козлов топливо кончилось, они ничего умнее не придумали, как засаду устроить, топлива и ништяков пощипать на халяву. Из двух пулеметов почти в упор головную бронемашину расстреляли. Идиоты, мать их, водителя и радиста сразу положили, а стрелок успел один пулемет подавить. Рембы, блять, недоделанные, за пнем трухлявым залегли, там их и похоронили нахрен. Стрелок — совсем пацан был, но с характером, в нем шесть дырок насчитали, а он до упора садил, пока патроны не кончились. Не дал этим уродам на другие машины огонь перенести и один пулемет подавил. А второй пулемет у них МГ времен Войны был. Заклинило его, и пока расчет с ним возился, вторая машина головной походной заставы прикрылась корпусом подбитой бронемашины, и из ДШК всех на фарш перемолола. А там уже основная колонна подошла, окружили, прочесали, допросили, кому выжить не повезло. Ну а дальше дело нехитрое — окружили лагерь и всех на колеса намотали, — командир сжал кулаки до белизны в костяшках, заново переживая те события. — Банда, это была. Натуральная банда. Хохлов–западенцев примерно половина, остальные поляки, чехи, и прочие братья по Варшавскому договору. Бабы там были, это да. А вот детей, слава богу, не было. Не пришлось, в тот раз, грех на душу брать.

— Ребят, что в головной машине погибли, так в ней и похоронили. Пока бойцы на зачистку мотались. Народ из конвоя откатил машину в сторонку, и холм над ней насыпал. Как былинных героев в боевой ладье похоронили. Пулемет вот только сняли, и топливо слили, — подвел черту под рассказом зам по тылу.

— Все–таки, что с местной Ичкерией? А то, куда–то в сторону у нас разговор вильнул.

— А ничего, — Гиви опять склонился над картой. — Я уже говорил, формально граница русских территорий на юге проходит по нижнему течению Амазонки. Но, это формально. Устье Амазонки и ее нижнее течение по берегам сплошь покрыты тропическими джунглями, так что, контроль границы сводится к патрулированию реки катерами. Обоими двумя, ага. Еще южнее те же джунгли, но уже в горах. Дорог там нет, еще сто лет точно не будет, передвижение либо по тропам, либо по рекам. Добавь к этому тропические болезни, массу ядовитых насекомых и змей, новоземельных хищников. Через континент им ходу нет. Либо по побережью, либо по Амазонке, — длинный палец начштаба показал на карте возможные маршруты проникновения неприятеля. — А побережье и реку мы контролируем, там надо–то несколько катеров и пяток же постов с радарами. В этих джунглях выжить не простоя задача, а уж создать какое–то подобие тылов? Не знаю, по мне, так практически нереально. Что бы доставить нам проблемы, необходима постоянная подпитка людьми, в джунглях смертность без всяких войн до 50% в год доходит, водным транспортом и тяжелым вооружением. А все это денег стоит, и денег немалых.

— Зачем Ордену русским проблемы создавать, если кроме как у вас нефтепродукты купить негде?

— А потому, — вмешался в диалог зам по тылу, — Что Орден проводит политику, согласно которой вся местная промышленность должна принадлежать ему, хотя бы косвенно. Взять тот же Новый–Портсмут, на сегодня, пожалуй, самый крупный промышленный центр побережья. Заводы и верфи строятся на деньги Ордена, оборудование поставлено Орденом, а местные — не более чем рабочие руки. Вот и у нас они хотели, что бы нефтянка принадлежала Ордену, а мы только вкалывали на ИХ заводах и скважинах. Про остальную промышленность речь вообще не шла. Но, МЫ уперлись, вот Орден и пытается поставить нас на месть, при этом скупая у нас половину нефти. Вот такая тут политика.

Беседу прервала курносая девушка с четырьмя котелками в руках и огромной, неприлично мясной костью под мышкой. Сгрузив на стол котелки, девушка выудила из висящей на боку сумки каравай свежего хлеба и пару судаков с соленьями, пожелала приятного аппетита, и умчалось в сторону кухни.

С юмором тут все в порядке, на котелке начштаба было написано — Гиви, а на котелке Борис Элича намалевана большая шестиконечная звезда.

— Борис, давай сообрази наркомовские сто грамм. А то как–то натюрморт — ужин солдата, без ста грамм не смотрится. Я бы даже сказал, есть в этом что–то неприличное, распорядился Николишин.

Стол украсился огромной бутылью, четырьмя стаканчиками и парой больших лимонов. Хм, опять стаканчики серебряные, любят тут подобную тару.

— Ох, ё, — ароматный огонь прокатывается по пищеводу.

— Это ром. Не пробивал такого раньше?

— Где я его мог попробовать? Там, сейчас или водка малопонятного происхождения или коньяк «Наполеон» мадэ ин Польша. А в Порто–Франко вискарь и бренди в чести.

— Ничего, мы это быстро поправим, — оживился зам по тылу.

Я так понял, поправлять он собрался совсем не разнообразие алкоголя в Порто–Франко.

Ох, где–то я уже это слышал, не так давно. То изнасиловать клянутся, то алкоголиком сделать. Весело тут.

— Я в компотах, типа вина не шарю, с этим ты к Гиви обращайся. А вот за крепкие напитки скажу со всем почтением. Это, — Ильич кивнул на бутылку, — Ром. Местные бразильцы, кубинцы и прочие мексикашки делают. Отличная штука тебе доложу. Особенно если лимончик в нее выдавить. Собственно у нас тут толком и выпить больше нечего. На Москве станичники ядреный самогон гонят. Но, это больше для собственного потребления. Коньяк тут вообще никакущий, то ли мастеров нет, то ли виноград не так растет, а может бочки, из местной древесины виноваты. Не знаю, но конина местная — отстой полный. А рома много, он дешевый и при этом неплохого качества, так что пьем и радуемся. Давай еще по одной и супцом закусывай.

Супец оказался невероятно острой мясной похлебкой, щедро приправленной свежей зеленью.

— Ох, огнем горит. До чего же острое все, супец часом не на напалме сварен?

— Привыкай в условиях жаркого климата, острая пища, отличная профилактика от кишечных инфекций, — зам по тылу опрокинул свой стаканчик, выдержал паузу и резко выдохнул, — Хорошо пошло, — солидный кусок выловленного в котелке мяса пошел на закусь. — Н–да, тут ведь как, на одну боевую потерю десяток, если не больше, умерших от болезней, отравления или местного зверья. Народец–то со всех сторон света перемешался, в Союзе медицинские бюрократы службу крепко знали, всю заразу вплоть до Монголии вычистили. А тут запросто на такую болезнь нарваться можно, о которой раньше только в книжке и написано было. Книжке специальной — медицинской, для узкого, так сказать круга.

Над столом, ненадолго повисло молчание, сопровождаемое стуком ложек об стенки котелков.

— Так что, Ден, перво–наперво блюди гигиену, держись подальше от разноцветного люда, да и от белых тоже, стороной обходи по возможности. Не жри, что попало, смотри по сторонам и вообще подумай, прежде чем что–то сделать. Н–да, напомни завтра, у меня пара инструкций по выживанию завалялась, поделюсь, — Борис потянулся было к пузатой бутыли. Но Николишин отрицательно покачал головой и зам по тылу сделал вид, что брал пузырь исключительно с целью вставить на место пробку.

— Ты давай, рассказывай дальше, как сюда ехал и где половину вверенного тебе конвоя потерял, — майор развязал кисет и принялся не спеша набивать трубку. — Теперь о ваших разборках слухи поползут. Мы, конечно, поправим, подскажем и разрекламируем ситуацию себе на пользу. Но вся слава тебе.

— Так я вроде не один ехал. Что же вся слава–то мне? Не по–товарищески это.

— А что ты хотел, — развел руки майор. — Про то, что войны выигрывают солдаты, а проигрывают генералы, слышал? Молодец, сразу видно в школе дурака не валял. Но это, увы, книжная мудрость. В жизни все несколько иначе. Да, имена отельных героев останутся в истории. Но, как победители в битвах и войнах в историю входят именно командиры. Так что, вся слава тебе, нравится это тебе или нет, — Николишин закончил набивать трубку и задымил духовитым дымом. — Ты давай детали рассказывай, а то, как барышню приходится уламывать, — майор выдохнул очередное облачко табачного дыма.

— Даже не знаю с чего начать……

— С начала естественно, — подсказывает Гиви.

Мужики слушают внимательно, но меня не покидает ощущение, что я рассказываю им занимательную байку или пересказываю сюжет очередного блокбастера. Посмеялись над выживальщиками, покачали головами на историю с большими гиенами, а вот про бой на заправке слушали внимательно.

— Тут частенько в конвои подсадные машины втюхивают. Люди по своей натуре жадны, экономят на месте в нормальной проводке. Ну, что бы хотя бы с парой единиц брони и хотя бы дюжиной бойцов сопровождения. Многие самостоятельно в конвои сбиваются, там ни охраны, ни дисциплины толком. Вот к ним подсадные машины и втираются. А дальше или снотворное в котел или пыльцы сыпанут, — при упоминании пыльцы, сидевшие за столом, разом поскучнели. — Отличная штука, я тебе доложу, чудесно прочищает организм. Касторка рядом не лежала. Спазмы такие — небо с овчинку. Вот тут тебя и повяжут, прямо со спущенными штанами. Н–да, — Николишин опять пыхнул клубами табачного дыма.

Хотя про возможные схемы развода я слышал в этом мире уже не раз, не мешаю отцам–командирам выговориться. За ними значительно больший, чем у меня опыт выживания в этом мире. И тут можно получить весьма ценную информацию.

— Частенько отщипывают лакомые машины от конвоя, — подхватил эстафету Гиви. — Опять же, выбирают прижимистого пассажира, и после ночевки машина у него не заведется. На буксир проситься, так все на пределе прочности рессор нагружены. Могут взять, конечно, но это встанет ой как не дешево. Тягачей резервных в таких таборах отродясь не было. Ну, час тебя обождут, может два, но потом колонна пойдет дальше, а прижимистый куркуль останется один на один со своими проблемами. Тут–то его и возьмут в оборот.

— А как с этим борются, тот же Орден или вы к примеру?

— А никак. В этом мире цивилизация — узкая полоска вдоль побережья и тончайшая ниточка вдоль северной трассы. Чуть в сторону и все, кто сильный тот и власть.

— Замечательные перспективы. И как я через весь этот беспредел хотя бы до Москвы доберусь? Кстати, я что–то не пойму, кто власть в Новой Москве? Одни говорят братва, другие номенклатура из бывших силовиков, остальные версии не перечисляю в виду их полной бредовости.

— В Москве всем рулит, как ты правильно выразился, бывшая номенклатура. У них там — в старом мире солидные активы остались, очень солидные. Вот с этих активов Орден московских и прикармливает, причем от пуза. Ходили слухи самого Горбачева ждали, но видать что–то не срослось, — Николишин докурил и выбил трубку об каблук. — Он там жив еще?

— Я уходил, живее всех живых был. В президенты вся Руси баллотироваться собирался.

— Жаль, — и лица у всех троих собеседников такие добрые, что лично у меня нет сомнений — появись Михаил Сергеевич по эту сторону ворот, от сатисфакции со стороны сидящих за столом мужиков его ничто не спасет.

— Еще момент проясните, если не трудно. Как у вас с набором в ряды славной Русской Армии дела обстоят. Не хочу казаться мудаком, будь я один, пошел бы служить не раздумывая. Но с двумя детьми на руках у меня несколько иные приоритеты. Уж извините, говорю как есть.

— У нас с этим в первую очередь по уму. В обязательном порядке служат только те, у кого на руках нет иждивенцев, или добровольцы. У меня в Демидовске жена, отец, двое детей, у Гиви семья. Но, куда мы денемся? Мы только воевать и умеем. Вот и воюем. На гражданке дефицит кадров жесточайший, так что работа найдется. Часов по двенадцать в сутки. И с выходными напряженка. А праздников вообще нет.

Подозреваю, Николишина интересовала моя реакция на подобные перспективы.

А я не реагирую тупо никак.

Во–первых — не напугал.

Во–вторых — другого я и не ожидал. Индустриальный рывок без подготовленной технической и экономической базы всегда происходит чрезмерным напряжением трудовых ресурсов. Не только их конечно, но в данном случае речь идет именно за этот аспект.

— А как у вас…… Твою ж мать!!! — поинтересоваться перспективами мешает вспыхнувшая в черноте новоземельной ночи люстра полицейской машины.

— ВСЕМ СТОЯТЬ, ТРАМВАЙ ПРИЖАТЬСЯ ВПРАВО! — у них еще и матюгальник есть.

Проблесковые маячки, завывая мотором, удаляются в сторону стоянки бронемашин.

— Ребята, в начале 94 кого–то не того задержали. Да настолько не того, что бросив все на патрульном «козле» прямиком сюда примчались. «УАЗ» давно на запчасти пустили, а люстру эти шалопаи на свою бронемашину поставили, — Гиви почесал горбатую переносицу. — Получилось очень эффективно, в местных пампасах мигалки смотрятся настолько дико и неожиданно, что приводят в чувство не хуже пулемета.

В темноте проявляются две идущие к столу фигуры.

С поскрипывающим протезом ноги гигантом я уже знаком, а второго вижу впервые.

Пожилой — под шестьдесят лет, низкорослый — едва доставая до плеча Киборга видавшей виды фуражкой. С намертво въевшейся в движения строевой выправкой. Круглым, по–стариковски морщинистым, простодушно — славянским лицом.

Пришедшие без лишних слов заняли место за столом, а зампотыльник тут же выставил на стол еще пару стаканов и набулькал всем по кругу.

— Ели? — спросил у пришедших Гиви.

— Уже, — ответил Киборг.

— Товарищи командиры, за знакомство, — формальным тоном произнес тост майор.

Однако пришедшие пить не торопились, вопросительно посмотрев сперва на меня, а потом на Николишина.

Майор пожал плечами, заглотил содержимое своего стакана, выдержал паузу, выдохнул и затянулся из почти погасшей трубки.

Гиви и Ильич последовали его примеру.

А вот пришедшие пить по–прежнему не спешили.

С лукавым видом майор снизошёл до прояснения текущего момента. — Дэн — командир пришедшей из Порто–Франко колонны. И как мы выяснили, он нам товарищ. Или у разведки есть иные данные?

Похоже, иных данных у разведки не было, и пожилой дядька чинно выпил содержимое своего стакана. Вдохнул сквозь зубы и поправил усы.

— Тогда к делу. Что там, Сан Саныч? — поинтересовался Николишин.

— Нормально там. Личной состав крепкий. И няньки им явно не нужны. Шестеро иностранцев и десять человек наших.

Иностранцы.

Азиат, то ли филиппинец, то ли малаец. Работает на Тигров из Нью–Рино. Везет в Рино одноруких бандитов и всякого по части игорного бизнеса.

Европеец, пятидесяти лет. Врач. Говорит, что голландец, но думаю, врет. Также следует в Рино.

Семья латиноамериканцев с сильной примесью индейской крови. Женщина, парень, девушка, ребенок — девочка. Сами толком не знают, куда и зачем едут.

Теперь по русским.

Работяга–сварщик, сиделый, но воровской ход не поддерживает. При нем жена — аптекарь и маленький ребенок. Упакованы крепко — оборудование, инструмент, распакуй и сразу работай, — особист выдержал паузу.

Николишин кивнул — продолжай мол.

— Бывший егерь. Едет один. С собой везет катер. И по большему счету все.

— Большой катер? Реку патрулировать сможет, — поинтересовался у Сан Саныча Гиви.

— Сможет, куда он денется. Других–то все равно нет.

— Дальше. Девушка, двадцать пять лет. Специальности не имеет. Да и транспорт у нее….. будем надеяться доедет.

— Рожать тоже кто–то должен, — меланхолично заметил майор. — Симпатичная хоть?

Особист утвердительно кивнул.

А я оставил зарубку на память, что финансисты и экономисты здесь не котируются.

— Водила, пятьдесят шесть лет. При нем МАЗ–шаланда с кучей добра.

— Богатенький Буратино? — оживился зампотыльник.

— Буратино это да, а вот на счет богатый это не про него. А про вот эту странную личность, — особист кивнул меня. — Прикиньте, он на Сороковом БТРе едет, а сзади МАЗ с его хабаром идет. При нем красавица жена и двое детей. Удобно устроился, да?

— Не жалуюсь.

— Я так понимаю дети не ее?

— Сан Саныч, так ты бы у нее и поинтересовался.

— Дурных нема, морду расцарапает, — ожил Киборг. — Девка правильная, чувствуется в гарнизоне выросла.

— Я ведь не из праздного интереса интересуюсь, — продолжил особист, — Мне знать нужно, с кем дело имею.

Кратко пересказываю историю моего появления здесь. И историю обретения брони.

— Гиви, организуй карту, — скомандовал Николишин.

Следующий час я прихлебывал кофе, делал пометки на расстеленной на столе карте и рассказывал, где был и что видел. В д е т а л я х.

Следующий час Гиви и Сан Саныч делали пометки на картах и скрепели авторучками по бумаге, выжимая из меня всю доступную информацию. Майор молчит, но слушает внимательно. Ильич откинулся на своем стуле, прижался затылком к стойке палатки и сделал вид, что осоловел от выпитого. Но я почему–то твердо уверен, что нужно он слышит и запоминает.

— Пост Найджела говоришь. А ну–ка, сынок, покажи его на карте? Уверен? Чудно. Сколько там домов? А население? Глубина у причала.

— Где завалило дорогу через хребет Кхам? Какими горными породами? Не знаешь. Скверно. Как выбирался? Вдоль речки. Нанеси маршрут. Ширина, глубина, гидрологический режим. Не гидролог горишь? Скверно, что не гидролог. Из каких горных пород сложена долина реки? Не геолог. Скверно, очень скверно.

Иногда вопросы повторяются. Иногда откровенно проверяют озвучиваемые мною данные.

Тут я мужиков понимаю.

Данные должны проверятся и перепроверяться.

Рано или поздно любой разговор неизбежно подходит к той стадии, когда для его продолжения людям необходимо осмыслить услышанное, иначе уже начнется пустая болтовня. У меня есть огромная куча вопросов: уточнить географию маршрута, прокачать варианты возможного трудоустройства под крылом РА.

Но пока вопросы здесь задаю не я.

Спустя час Николишин посчитал, что для первого раза с меня достаточно.

— Посидели, и будет, — Николишин подвел черту под разговором. — Ты давай спать иди, а то на тебя даже в темноте смотреть страшно. Еще успеем поговорить.

На полпути к машине, навстречу попались два парня, спешащие в сторону штаба. Видимо, ребятам есть, что доложить майору, и мне совершенно ни к чему при этом присутствовать.

Почти дойдя до наших машин, Муха зарычала и сделала стойку на куст, похожего на земной можжевельник растения.

Логика подсказывает, что подлый враг вряд ли окапается в самом центре лагеря Русской Армии, за три сотни миль от ближайшего жилья.

Но рефлексы успевают раньше логики.

Тело мягко валится на бок, щелкает взводимый курок обреза.

— Эй, там — в кустах. Назовись.

— Ну, блин……, — пробубнил из кустов знакомый голос.

— Это имя?

— Это я — Макар.

— Выходь оттуда.

— Не положено, — смутился боец.

— Ты, там, в секрете, что ли?

— Типа того, — хмуро ответил Макар.

— На всю ночь?

— Угу.

— Пошли я тебе лучше местечко покажу, удобное и с пулеметом под рукой. При пулемете–то ты просто царь горы.

— Командир ругаться будет, — но в голосе Макара нет прежней убежденности.

— Так он так и так ругаться будет. Секрет–то рассекречен. Скажешь, действовал по обстановке, захватил пулемет и контролировал действия вероятного противника.

Нехотя Макар согласился с моими, насквозь гнилыми, аргументами.

С другой стороны, ставить пацана в секрет на всю ночь, тоже перебор. Понимаю, что с кадрами полный швах, а контролировать нашу группу нужно.

Но, перебор.

 

Северный маршрут северные предгорья Меридианного хребта.

Полевой лагерь сводной роты РА.

39 число 02 месяц 17 год.

Рассвет по одной слизывал звезды с неба. Далеко на востоке едва слышно гремел гром, и вспыхивали тускнеющие на фоне зари молнии. Несильный, ровный, как из вентилятора, ветер пригибал сухие верхушки травяного моря и доносил запах дыма от кухни — повара уже приступили к приготовлению завтрака.

Расстеленная на траве плащ–палатка прикинулась брачным ложем. Худощавая девушка и сухой, высокий мужчина приближались к кульминации.

Слесарь–матершинник не на пустом месте обвинял начштаба в склонности к мальчикам. Гиви имел склонность к мужскому телу. Но, склонность — еще не порок. Отец двоих детей и не очень примерный семьянин вполне удовлетворялся худощавыми — без ярко выраженных вторичных половых признаков девушками. А Марго было все равно, организм требовал регулярного секса и начштаба был не худшим из имеющихся вариантов.

Тяжело дыша, вспотевшая девушка закинула ногу на бедро мужчины и опустила голову ему на плечо, кульминация миновала.

— Через двадцать минут подъем, — начштаба смотрел на тускнеющие звезды.

— Пофиг, я в патруле была. Могу отсыпаться хоть до обеда, — Марго была сама беспечность.

— Как тебе новенькие? — начштаба мыслями уже был на службе.

— Хорошие люди, полезные. Пожилой, который на Степаныча отзывается — мировой дед, на таких страна держится, если им пить не давать. За младшего сына очень волнуется. Он у него дембельнуться вот–вот должен. Боится, неправильной дорогой сынок пойдет. Все выспрашивал можно ли его сюда вытащить. Все уши прожужжал.

— Считаешь наш случай?

— Похоже на то? — девушка потянулась как кошка.

— Посмотрим, что тут сделать можно. А как тебе их старший?

— Который с собакой ходит?

— Не знаю даже. С одной стороны спокойный, явно образованный, Миха говорит — технарь выше среднего. С юмором, вот только шутки у него злые порой — без сантиментов, и когда шутит, улыбается, а глаза не смеются. Ладно бы злой взгляд был, так нет просто спокойный — как трактор. Говорит недавно тут, а оружие и техника вылизано, как у кота яйца. При этом строит из себя чуть ли не пацифиста. Хм, забавно. Ты его жену видел?

— Нет, а что женщина выдающихся статей?

— Симпатичная — не отнять. Мы чутка поболтали по–женски. Так вот. Она рассказала презабавную историю знакомства со своим мужем. В Порто–Франко на нее наехали какие–то уроды. Так ее будущий муж, сломал лицо самому резвому, остальных вызвал на дуэль и приморил с особым цинизмом. При этом вид имел, как бут–то ходил в соседний двор в футбол погонять.

— Неувязок хватает, — согласился Гиви. Хотя он знал о Дэне намного больше Марго, определенного мнения конкретно по нему у начальника штаба так и не сложилось. — Давай одеваться.

— Давай, — согласилась Марго.

Дабы избавить солдат от ненужных мыслей о безобразиях и попутно занять ВСЕ свободное время, в любой армии мира служивых озадачивают от подъема и до отбоя с перерывами на прием пищи.

Все время, когда солдат не воюет, он к этой самой войне готовится.

И физически.

И морально.

И еще по–всякому — как решит командование.

Скомандуют ходить строем. Будешь ходить.

Скомандуют строем ползать. То же никуда не денешься.

— Дочка, ты тут моего бойчишку не видела? — в полголоса поинтересовался из сумерек хрипловатый голос Сан Саныча.

— Макара? — также в полголоса уточнила Алиса.

— Стало быть видела, — заключил особист. — И где он?

Пора вставать. И начать утро на позитиве — с добрых дел.

Например, отмазать Макара от дисциплинарных изысков особиста.

Понятно, совсем отмазать не получится. Но смягчить наказание до разумных пределов, уже не плохо.

— Утро доброе, Сан Саныч. В смысле здравия желаю и все такое. Бойцы у вас чисто Рембы. Я на него вчера собаку спустил, а он — стервец, как понял, что обнаружен, дерзко захватил пулемет на моем БТРе. В виду подавляющего огневого превосходства, мы безобразий не безобразили, и ночь прошла без происшествий. Считаю, что поставленную задачу боец выполнил.

— И где он сейчас.

— Спит. Часа три, как мог, превозмогал. А потом все — спекся.

Вскочив на подножку, Сан Саныч заглянул в шуш. Убедился, что боец в порядке, прикрытый старым одеялом дрыхнет, откинув переднее пассажирское сиденье. А сиденья у меня поставлены удобные, до этого на дорогой «Мазде» стояли.

К моему удивлению будить бойчишку старый особист не стал.

— Как проснется, скажешь ему, чтобы брал лопату и……….. Что бы такого выкопать? — задумался Сан Саныч. — Выгребную яму уже копают. Может, какой броневик окопать? — это уже в мой адрес.

— Пусть мехам смотровую яму выкопает. Метр на три, метровой глубины. И стенки укрепит.

— Хм, яму говоришь. Добро. Как закончит, бегом доложит. И это. На кухне завтрак приготовлен. Считай, что ваша банда временно поставлена на довольствие.

И тут я особиста понимаю.

Не дело, если мы начнем готовить разносолы посреди лагеря. Это подрывает дисциплину и моральный дух.

— Я схожу, — Ким загремела котелками.

Эти армейские тонкости она понимает лучше меня.

На завтрак кормили сваренной на воде кашкой из непонятной крупы, щедро сдобренной постным маслом. И безальтернативный кофе, дабы служивые быстрее проснулись.

Не скажу, что было вкусно. Скорее съедобно.

Но если так питаться каждый день — тоска смертная.

Судя по тому, как уныло ковыряются в тарелках техники, с разнообразием меню в русской Армии напряженка.

С другой стороны, а чего я ожидал?

Готовят из того, что долго хранится плюс, что настреляют фуражиры.

А солдат должен стойко переносить все трудности и лишения……

Проснувшемуся Макару я выдал еще теплый завтрак, две лопаты, топор и приказ начальства — усиленно копать отсюда и до обеда на глубину в один метр.

Судя по просиявшему лицу парня, для него перекидать три куба земли, это сродни полноценному отдыху.

В то время, как штрафник в компании моих детей и трех шумных щенков лайки, вгрызался в красноватый, еще не затвердевший под солнцем грунт саванны, его позавтракавшие сослуживцы приступили к обычной армейской рутине.

Метрах в ста от меня служивые развернули миномет. Вроде обычный 82 мм. Точнее за калибр и марку не скажу, ибо не разбираюсь.

Пришедший Николишин посадил личный состав полукругом и принялся объяснять премудрости минометной науки.

На мой непосвящённый взгляд, майор проводил ознакомительное занятие, чтобы новенькие бойцы имели общение понятие о том, что такое миномет, и как работает его расчет. А заодно, чтобы личный состав был занят.

Судя по тому, как внимательно бойцы слушали командира, майор был весьма хорошим рассказчиком. Щедро разбавляя сухие инструкции изрядной долей случаев из жизни.

Я уже было собирался сходить послушать, но заметил, что в мою сторону направляется зам. по тылу.

Зампотыльник зашел не просто так, пожелать доброго утречка под кружечку кофе.

— У вас в группе решения промаются единолично или коллегиально? — даже не поздоровавшись, поинтересовался Борис.

— Смотря какие?

— Тут такое дело — нам нужны УАЗовские запчасти, и по возможности медикаменты, консервы, сгущёнку или сухое молоко хорошо бы. Хоть каши на молоке на завтрак сварим. А то мясо вот здесь уже, — пузатый зампотыльник чиркнул ребром ладони по горлу.

— По лекарствам поговори с Ольгой, вон она возле «131» стоит. Сгущенки двадцать банок найду. Больше — извини, это половина того что у меня есть. Сухого молока у нас точно нет, проверяли. Полагаю, мясные консервы тебя не заинтересуют.

Зам. по тылу утвердительно кивнул. — А рыбные или овощные?

— Что–то было. Посмотрю, но там мизер — банок десять от силы.

— Я и на это не рассчитывал, — признался Борис.

— О, могу поделиться суповым сублиматом и бульонными кубиками. А вот по запчастям тут надо собирать мужиков.

Зампотыльник кивнул, собирай мол.

И слегка удивился, когда на сход пришли Итц*Лэ и Син.

Но это его дело удивляться, а для меня это боевые товарищи в самом прямом смысле. И мне с ними еще ехать и ехать. Мы договорились, что трофейный пикап отходит Дяде Саше, а его раскиданный на запчасти уазик, как бы общий.

Борис предложил поменять запчасти на топливные векселя. Тонна бензина и две тонны солярки. Предупредив, что чем дальше от Демидовска, тем с большим дисконтом на заправках примут вексель.

— Я вам таки скажу, от Аламо и западнее на любой заправке по ним заправят без проблем. Но, до этого не свети бумаги. Они как бы предназначены для внутреннего употребления в РА. Так что, по сути, наличие этих векселей всем расскажет, что ты человек РА. А это не всегда полезно.

— Борис, чисто из любопытства, а как потом местные векселя отоварят? Или заправки под вами?

— Зачем под нами? Это же Техас и Конфедерация, они там малость на свободе предпринимательства повернуты. Так что, живи сам и давай жить другим. От нас, когда конвой наливняков придет, владелец заправки с дисконтом обменяет вексель на топливо.

— А почему тогда Демедивоск свой монетный двор не откроет? Будет печатать рубли, обеспеченные нефтью.

— А потому, что все финансы тут держит под контролем Орден. И валют тут ровно две — Экю и золото. Все остальное фантики. Но, как ты правильно заметил, возможность появления обеспеченной валюты очень хороший предмет для торга с Орденом. Орден даже на топливные векселя косится, но тут деваться некуда — денежной массы, пока тупо не хватает.

Система векселей проста, как мычание.

Демидовск отпускает горючку да местные Экю, золотишко, кой–какой бартер и векселя эмитентом которых выступает сам Демидовск.

Надо бойцам Русской Армии или конвою не в Демидовске заправится, а Техасе или Европейских анклавах, вот вам вексель. Владелец заправки сменяет вексель на топливо у перевозчиков. А те по номиналу заправятся на пограничных нефтебазах Москвы или Демидовска.

Коллектив такой расклад устроил. Теперь по топливу мы гарантированно доберёмся до цели.

Попутно в разговоре с Борисом всплыли детали местной торговли.

Добывать нефть Демидовску дают без проблем.

Перерабатывать, тут желающих намного больше.

Первые двое это Орден и Москва. А дальше по ниспадающей: Янки, Англы, и. т. д.

А вот продавать, тут все режутся, как гладиаторы.

Орден через местных Англов, столбит морские перевозки. Говорят, даже устроил им переселение из первоначально отведенного и уже насиженного места на острова в заливе. Для пущей убедительности даже пристрелили самых ретивых.

Стрелял, конечно, не Орден, а бандиты. Но мы–то знаем, да.

Москва не пускает Демидовск на восток. А янки не пускают Москву.

Онли бизнес, и ничего личного.

Так и возят Демидовск до Москвы. Москва до Рино. А янки из Рино уже банчат дальше на восток.

За консервы Борис предложил мне неприличную сумму в орденских Экю, но я отказался.

Бывают моменты, когда тянуть одеяло на себя можно и нужно. Сейчас не тот момент.

Ну, лично для меня.

В ответ я предложил купить лишние стволы.

Но тут отказался уже Борис.

— Мы будем в Порто–Франко конвой собирать. Оттуда сгоняем машину на Базу Ордена, прикупим стволов и патронов. Да ты не парься, все лишние стволы и патроны у тебя выкупит Демидовский Арсенал. Нашей системы точно выкупит, по иностранным, как повезет.

— Хм, так понял, с патронами у вас не так чтобы и хорошо?

— А с чего ему хорошо быть? Фермеру сотни патронов хватает на сезон, трапперу три сотни. А у нас Армия и патроны приходится ящиками жечь. Экономия на боеприпасах — это сразу неоправданные потери. Не должна у бойца об этом голова болеть, у зам. по тылу должна. Мы у Ордена выгребем все, что будет, наши калибры повезем в Демидовск. А все остальное, что удастся купить, расстреляем на обратном пути. Отъедем от Франко, обустроим временное стрельбище и будем до посинения и звона в ушах дрючить молодняк. Да и ветеранам нужно поддерживать форму. Под это дело специально дюжину трофейных стволов самых распространённых калибров с собой возим.

— С оружием тоже плохо?

— В целом, да. Аналоги «Папаши», «ТТ» или Нагана хоть завтра в мелкую серию запустить можем. Когда Родине автоматы были нужнее велосипедов, полуголодные пионеры вполне успешно клепали их в велосипедных мастерских.

Да только кому они нужны, по качеству хуже китайских стволов. Даже в качестве учебных не годятся — патронов нет. Необходимо единообразие на основе советского оружия. А построить в чистом поле оружейные заводы не самая тривиальная задача. Вот и выкручиваемся, как можем. А кроме стрелковки сколько всего надо; гранаты, снаряды тяжелое вооружение, бронетехника, и самолеты нужны и корабли хоть какие ни будь.

— Орден зажимает поставки оружия и боеприпасов? Я на Базе изрядно оружия и патронов видел.

— Дело даже не в зажимает, хотя и не без этого. Не для кого ни секрет, Коршунов при желании может гонять составами оружие и боеприпасы. Но Орден даже ему сильно разогнаться не дает. Логистика не резиновая. Орден вместо материальных поставок лучше сотню лишних переселенцев проведет. У Ордена своя политика, у нас своя.

— Миномет из–за ленточки или местное производство.

— Конкретно этот — местное. Это же не пушка, машинка и боеприпас простецкие в изготовлении, а бахает внушительно. Лично я не видел, но по рассказам какие–то ухари накрепко оседлали перевал, через который проходит дорога к бразильцам. Крбалла или КабраллА или Кабрала, как–то так, в общем. В честь какого–то бразильского Колумба назвали.

Оседлали перевал, и принялись грести мзду с проходящего транспорта. Даже для Ордена исключения не делали.

И никак их с перевала не сковырнуть. Из оружия–то одна стрелковка, в лучшем случае ДШК или КПВ. А эти засранцы так окопались, что без артиллерии или авиации никак.

Сперва бразильцы пробовали «бомбить» с «Цесны». Успели сделать два захода, потом дымящая «Цесна» улетела в неизвестном направлении, и большее ее никто не видел.

Когда стало понятно, самим бразильцам никак, пришлось вписаться Орденским воякам. Те пытались долбить по перевалу из безоткатки.

Да без толку все это, на перевале такие пещеры были — натуральные бомбоубежища.

Бандюги их расширили, сложили брустверы из крупных камней и как только начинался обстрел ныкались туда.

Обстрел заканчивался, выкатывали из пещер пулеметы и с высоты своего положения переодевали всем пламенный привет. В самом прямом смысле.

Вот наши под это дело и подсуетились. В голом поле поставили навесы, залили фундаменты под станки, сварганили литейку, наклепали десятка три минометов и наладили выпуск мин. Орден под это дело пропустил сюда несколько машин с взрывателями, пороховыми зарядами и взрывчаткой.

— Отбили перевал?

— А то. Положили две сотни мин, потом добавили зажигательными, и дали бандитам час, чтобы исчезнуть.

Бандит он ведь воюет не за Родину или Идею, а строго за деньги. Так что упираться они не стали, по–тихому свалив в неизвестном направлении. Оставив победителям пару Эрликонов, трофейную безоткатку, боеприпасы и солидную кучу разного добра.

А чтобы подобные ухари не заводились впредь, саперы извели тонну взрывчатки, но все пещеры взорвали или завалили на хрен.

За это бразильцы, на радостях подогнали нам пару вполне приличных речных суденышек. Им–то не к чему, ничего крупнее катера через горы не перетащишь, — Борис кивнул на прицеп с катером Дяди Саши, — А нам в самый раз. И с Ордена чутка оборудования ущипнули. Мелочь, но большое состоит из мелочей.

Красивая история.

Вот только гложет меня мыслишка, что оседлавшие перевал «бандиты» вполне могли оказаться диверсионной группой Русской Армии. Которая сама у себя отжимала перевал, попутно наладив выпуск миномётов и мин, плюс передали в «народное хозяйство» пару речных судов и промышленное оборудование.

Так история выглядит еще красивее.

Не удивлюсь, если со временем в тамошних горах расплодится беспредельщиков, сладить с которыми никто не сможет.

Кроме Русской Армии естественно.

Но эти мысли я оставлю при себе.

Пока мы торговались с Борисом, а потом чесали языками за жизнь, солнце вползло в зенит и вне тени стало некомфортно.

Николишин закончил занятия, и служивые рассосались по прохладным местам в ожидании обеда. И только проштрафившийся Макар упорно вгрызался в грунт.

На обед кормили подобием харчо — крупа, мясо, острый соус и буханка свежего белого хлеба на четырех человек.

Но главное, это компот. Или морс?

Не знаю, как именно классифицировать чуть сладковатый, в меру кислый напиток, из местных сухофруктов сваренный еще утром и охлажденный в родниковой воде.

После обеда лагерь как вымер — жарко.

Дремавшая под колесом шушпанцера Муха, дернулась и дежурно царапнула меня лапой — вставай мол, у нас гости.

К шушу бодро порулил УАЗик — Буханка с красным крестом на борту.

Из машины неспешно выбрались две женщины. Подчеркнуто аккуратно одетая дама лет сорока пяти, может чуть старше. И миниатюрная курносая девушка с россыпью веснушек на озорном личике.

Форма бойцов Русской Армии далека от единообразия. Понятно, что они, как могут, пытаются добиться единообразия формы одежды, но рота больше смахивает на партизанский отряд, а не на регулярное армейское подразделение. Форма у большинства далеко не новая, линялая от многочисленных стирок, с въевшимися пятнами пота, следами штопки или откровенными заплатами.

А у этой пары форма может и не совсем новая, но отстирана, главное ОТГЛАЖЕНА и смотрится с иголочки. У женщины постарше так еще и шикарный кепи с огромным, как палуба авианосца солнцезащитным козырьком.

Я грешным делом подумал про ППЖ. Но все оказалось куда серьезнее, женщина оказалась военврачом, а девушка санинструктором. А что военврач частенько уединяется с командиром, так начальство же — им всегда найдется, что обсудить, ага.

Цель визита медиков — пригасить женскую половину нашей группы искупаться и постираться. Заодно познакомиться и вволю потрещать за новости.

Бабы засуетились, собирая грязное белье, тазы, мыло и даже пару стиральных досок.

Поскольку баб было много, а в медицинский уазик планировали взять еще семерых женщин из числа военнослужащих, то было решено ехать на одной из наших машин.

Грузовики для этой цели явный перебор.

Ленкин паркетник, маловат, плюс изрядно загружен.

Любезное предложение Дяди Саши, тётки отмели хором. Пообещав егерю, что если увидят его возле водоема, открутят причиндалы под корень.

Осталось что?

Верно мой шушпанцер.

И я в качестве водителя, охранника и бесплатной рабочей силы.

Военврач поинтересовалась у Ким, — Каков моральный облик ее мужа, не слишком ли сильно он озабочен? И не выдать ли микстуры с бромом.

— Микстурой вы своего командира поите. А лично мне муж нужен здоровый и озабоченный, — слегка окрысилась Ким.

И это правильно, решительно её поддерживаю.

— Если у вас имеется такое чудодейственно средство, то мне просто необходимо иметь его в своей аптечке, — встряла в разговор Ольга.

И все наши тетки с нездоровым интересом во взоре синхронно уставились на Дядю Сашу, греющего уши неподалеку. Наверно также ласково доктор Павлов смотрел на своих собак.

— Решим, — с нотками стали в голосе отрубила военврач. — На троих таких хватит.

Егерь исчез как истинный ниндзя — хоп, и он уже в полусотне метров — возле своей машины.

Из сильной половины нашей группы повезло только моему сыну и ребенку Ольги. В силу возраста пока незамутненных половым вопросом.

Воды для кухни можно набрать из родника возле лагеря. Но чтобы полноценно освежиться женскому взводу и, приданным им, гражданским лицам пришлось ехать вдоль ручья километр с хвостиком.

Место я вам доложу отличное. Не успевшее пересохнуть озерцо метровой глубины, с каменистым дном, неожиданно чистой водой и бельевыми веревками, натянутыми на прибрежных деревьях.

По приезду из буханки извлекли провод, прикрепленный к девайсу, похожему на портативный сварочный аппарат, запитанный от солидного аккумулятора.

Провод растянули вдоль озера, забросив оголённые концы в воду.

— Вз–з–з–з–з–з–з–з–з–з–з–з–з–з–з, — противно загудел девайс.

— Разряд!!! — гаркнула военврач.

Визуально никого эффекта. Ни искр, ни дыма, ни прочей театральщины.

Но!

Все знают анекдот, в котором салага поинтересовался у матерого прапорщика, — Летают ли крокодилы?

Ответственно заявляю — летают.

Или это похожие на крокодилов ящерицы? Не суть, главное — летают. И змеи летают. И рыбы. И даже черепахи.

Высоко выпрыгивая из воды, живность бросилась врассыпную.

— Вз–з–з–з–з–з–з–з–з–з–з–з–з, — снова запел девайс.

— Разряд!!!

Местная фауна в очередной раз выпрыгнула из воды, стремительно удаляясь. Как мне кажется, даже растущие в непересыхающей части озерца водоросли пытались выдрать корни из грунта и отплыть подальше от страшного места.

— Ты не на девок пялься, а за тылом приглядывай. И за берегом, а то есть тут любители залезть в кусты и рукоблудить. А это вредно для здоровья и недостойно высокого звания военнослужащего Русской Армии, — напутствовала меня военврач.

Среди «девок» оказалась смуглая девушка с изрядной примесью негритянской крови, говорящая на русском с заметным акцентом. Смуглянка сразу нашла общий язык с нашими латиноамериканскими попутчицами, державшимися чуть особняком.

— Тоже русская? — поинтересовался я у врачихи.

— Теперь да, — и, видя мое недоумение, пояснила, — У нее с одним из наших бойцов любовь закрутилась. Да такая, что кончилась свадьбой. Куда же ее теперь?

— Известно куда — в армию.

— Отставить шутки, — отрезала военврач. — Бди!

Чтобы лишний раз отпугнуть зверье, я развел костерок и подбросил в него свежих веток. Благо ветер дул со стороны водоема, и жиденький дымок сносило в саванну.

Залез в шуш, уселся спиной к озеру, слушая женское повизгивание и плеск воды за спиной, принялся бдеть. Утешая себя мыслью, что, слава богу, ни в одну женскую головку не пришла идея взять мне в помощники доктора Энрике. Его–то женские прелести точно не возбуждают.

Хотя, кто их пидорасов знает?

Девки намывались почти два часа.

Время от времени в компании Мухи Рита и Андрюха прибегали проведать папку. Мокрая псина заваливалась на спину, вытянув вверх лапы, блаженно елозила спиной по траве. Мелкие подбрасывали дров в костер и убегали плескаться дальше. Хорошо им.

Из зверья на шум вышла только стая мелких хрюшек, похожих на земных бородавочников. Хрюшки недовольно пофыркали издали и удалились.

Рукоблудов, позорящих высокое звание солдата РА замечено не было.

Постирушки закончились еще парой электрических разрядов.

— Сюда уже мужики выдвигаются, — пояснила военврач.

И действительно, на полпути к лагерю нам встретились возглавляемые Гиви бойцы, трусцой бежавшие в сторону озерца. Спустя пару минут навстречу нам попались, прапорщик Тимащук, Сан Саныч, Киборг, механики и еще четверо пожилых бойцов, неспешно идущих вслед за убежавшей колонной.

В отличие от женщин, доверивших свою безопасность мне, у большинства мужчин табельные стволы были при себе — как на диком–диком западе.

Потом был ужин, два ведра воды из родника на голову (мне–то за день помыться не довелось) и очередной «допрос» в штабе.

Правда в этот раз были не только вопросы, но и ответы. И кроме меня посидеть позвали Дядю Сашу, которого осторожно прощупывали на предмет вербовки в славные ряды Русской Армии.

В целом, это правильно. Олег и Степаныч определенно будут востребованы по специальности. А вот кому тут нужны егеря?

Полагаю только Русской Армии.

 

Северный маршрут северные предгорья Меридианного хребта.

39 число 02 месяц 17 год.

Утром меня разбудило Мухино рычание, и едва слышный механический скрип протеза. Последнее время я стал очень чутко спать.

И что ему надо? Вокруг темень как у…. (ну вы поняли). До подъёма еще два часа с хвостиком.

Когда же мне поспать–то дадут?

— Сколько у вас медиков? — шепотом поинтересовался явно встревоженный Киборг. В его понимании шепотом.

Фармацевт тоже медик?

Пожалуй, что да. По местным реалиям так точно — да.

— Трое.

— Хренасе, — удивился Киборг, — Поднимай всех. Через полчаса привезут раненых.

Киборг не тот человек чтобы просто так скакать на протезе, да еще ночью. Значит ситуация серьезная.

— У вас же свой врач есть, — спросонья поинтересовался я.

— Есть. Только наш врач еще год назад была акушером, — злым шёпотом и легким перегаром дыхнул в ухо Киборг.

(Киборг путает акушера и акушера–гинеколога. Солдафон, что с него взять).

(А главный герой путает фармацевта и провизора. Технарь, что с него взять.)

Разбуженная Ольга лишних вопросов не задавала, понимая, что просто так не позовут.

Мэри спросонья тупила, отняв у меня лишних пять минут времени.

Нетрадиционного Доктора было не добудиться. Потом, пришлось растолковывать, чего от него хотят.

— Лечить? Русских….. — нетрадиционный доктор посмотрел на меня, словно я предлагал ему лечить инопланетян.

Причем не безобидных душек вроде Чубакки или Дэвида Боуи, а самых лютых, из когорты чужих и хищников под командой самого магистра Йоды.

— Как обычные люди устроены мы. Лечить русских придется тебе, — подражая голосу внебрачного греха Чебурашки, произнес я.

— Если бы так, — не принял моего тона доктор.

— А в чем отличие?

— В голове, — доктор приставил палец к виску.

— Хм?

Нетрадиционный доктор неопределенно хмыкнул и покрутил пальцем у виска.

Что сказать — уел меня доктор.

Тем временем, Энрике наскоро ополоснул лицо, подхватил объёмный кофр с инструментами, откуда–то достал пару белых халатов и запаянный в полиэтилен зеленый хирургический халат.

— Веди, — твердо скомандовал доктор. Это не бархатный голос мужчины порочных наклонностей, а твердый, как хирургическая сталь скрежет бесполого существа, настроившегося на борьбу за жизнь пациентов.

Возле штабной палатки, из которой исчез стол, уже развернули большую госпитальную палатку, украшенную красными крестами на боковых полотнищах. Чуть в отдалении муркал крохотный японский генератор, давая свет на подвешенные в госпитальной палатке лампы.

Раз уж мне пришлось сопровождать наших медиков, я не удержался, заглянул в госпитальную палатку. В непривычно ярком электрическом свете виднелись два длинных стола. Блестящий нержавейкой и застеленный белой простыней операционный стол из штаба. Успеваю разглядеть инструментальный столик и какой–то медицинский прибор, но тут полотнище палатки задернули, а материализовавшийся из ночной мглы Николишин в приказном порядке отправил меня досыпать.

Ибо нечего под ногами путаться. Будешь нужен, вызовут.

Я в целом был не против, проспав возвращение поисковой группы в базовый лагерь.

Снились мне, посеревшие от недосыпа лица полевых хирургов, стоны раненых, скрип зубов, с головой укрытые шинелями тела отошедших, глухие раскаты далекой канонады и тошнотворный запах человеческой требухи.

Может сниться запах?

Мне может.

Завтрак сегодня задерживали.

Первым делом кухня накормила вернувшихся из поиска, а уже потом отсиживающихся в тылу и примкнувших к ним гражданских.

Обычная овсянка, сваренная на разведенной сгущенке, произвела если не фурор, то, как минимум, ажиотаж. Народ энергично стучал ложками.

— Я ничего не пропустил? Наши медики не возвращались? — интересуюсь у Олега, пытающегося накормить кашкой свое потомство. В отличие от неизбалованных местных его потомство, впрочем, как и мое, кривится и есть не хочет.

— Ольга приходила. Набрала лекарств и ушла.

Отчего–то мне вспомнился сон, и сразу пропал аппетит. Кое–как запихал в себя половину порции. От пыток второй половиной меня спасло появление Марго.

— Дэн, тебя в штаб вызывают.

— Раз вызывают, сходим, — оставляю в сторону полупустой котелок с кашей.

— М–м–м, он же почти полный, ты что кашку не будешь?

Марго тут же завладела моим котелком. Хорошо хоть ложку свою достала, а то кто его знает, не ублажала ли она кого в устной форме. Ишь, как ложку облизывает.

Котелок–то я отскребу до блеска и прокипячу с содой.

— Какие новости? Как раненые?

— Нормально — все живы.

— Где они под раздачу попали?

— Нигде. Не заметили старицу ручья и въехали в нее. Пикап в хлам. Пол отделения с сотрясениями и переломами в лазарет, — Марго говорит без эмоций, просто констатируя санитарные потери.

— Знакомься, это Глеб–Карась, — девушка ткнула ложкой в импровизированный штаб.

Стол вернули на место, а опускать полотнища так и не стали, используют палатку как обычный тент.

— Карась, тот, что в тельняшке?

— Угу.

Что тут скажешь. Есть люди, которым от природы, от самого своего рождения дано больше чем другим. Конкретно этому парню дано сильно выше среднего.

Красавец мужчина, с телосложением Аполлона и волевым лицом, издали схожим с рожей Майкла Дугласа. Под таких девки падают штабелями.

— А почему Карась?

— Он из боевых пловцов.

— А почему не Акула или Пиранья?

Девушка оставила в покое котелок с кашей и с грустью во взоре посмотрела на меня. Так Матери смотрят на своих нерадивых чад, а симпатичные девушки на милых и забавных неудачников.

— А потому что — К о н с п и р а ц и я. И вообще скромнее надо быть.

— И как эта рыба сюда заплыла?

— Одни говорят — он соблазнил адмиральскую дочку. Адмирал предложил старшему лейтенанту на выбор два варианта — или свадьба, или служба на Новой земле. Другие говорят, он заделал ребенка молодой адмиральской жене. И первый вариант ему не предлагали. Но чтобы там не было, старлей нашел третий вариант.

— Герой–любовник?

— Не то слово, — Марго даже оторвалась от каши. — Больной он………на голову. Как увидит новую юбку, пока не трахнет, не успокоится. Есть муж, нет мужа — ему по барабану. Он баб коллекционирует. Если мужья устраивают разборки, так ему еще и лучше. Попробуй такому морду набей.

Хотя, говорят, били, резали и даже стреляли. Но он неисправим. Вот посмотришь, днем он отоспится, а вечером придет вашу Ленку охмурять, а потом всю ночь будет огуливать.

— У него там, что перфоратор в штанах?

— Бери больше, отбойный молоток, — уверенно заявила Марго. Видимо она тоже была в коллекции Пираньи.

— Н–да.

— И кстати, я не удивлюсь, если он к твоей рыженькой попробует подкатиться. Что делать–то будешь?

— Напугаю до усрачки.

— Он не из пугливых, — фыркнула девушка.

— Вот и проверим.

Вы ребятушки не путешествовали в отряде юных следопытов. А, между прочим, тем следопытам давали системное образование, в том числе о местной флоре и фауне. Толикой этих знания следопыты поделились со мной.

Есть в местных водоёмах жук–плавунец. Ничем непримечательный жук, если не знать что у него есть железа, выделяющая желтоватую пахнущую мускусом слизь. Слизь как слизь, если не втирать ее в кожу, никакого эффекта не будет. А вот если эта слизь попадет в кровь человека, бедняге обеспечено всякое — вроде повышенного потоотделения, учащённого пульса, головокружения. А главное — буквально через минуту после попадания токсина в организм, расслабляются сфинктеры. Расслабляются от слова — совсем.

Спустя сутки клиент опять бодр и весел, с отличным аппетитом и прочищенным кишечником.

Делается так. От куста недавно засохшей колючки отламывается шип. Можно надломать веточку и подождать пару дней пока он подсохнет, но лучше найти засохший куст. Шипы эти зело острые, а подсохшие еще и очень твердые.

Потом ищется растение с полым стволом. Что–то вроде бузины или бамбука.

Ловится нужный жук, и сразу обрывам ему все лапы.

Заготовленная веточка или побег полого растения режется пополам. В одну половину вставляется шип. Во вторую запихивается жук. Жука нужно пихать так чтобы при соединении половин шип проткнул нужную железу. При этом желательно чтобы проткнутый жук пожил еще некоторое время.

Если все сделано правильно, остается только дождаться нужного момента.

Ходит себе человек с веточкой размером с карандаш. Кого это напугает?

И вот момент настал.

«Ножны» с жуком обнажают отравленный «клинок» шипа, и роняются на землю. Едва заметный укол сквозь одежду, после чего шип тоже попадёт на землю. Лучше всего под ботинок. Хрум — нет улик.

Ждем минуту.

Клиент морщится и на анально–волевых пытается удержать свое дерьмо от выпадения в штаны.

Еще минута.

Профит!

В теории несложно, как «Укол зонтиком». Как оно получится на практике, будем посмотреть. Но прямо из штаба я иду к ручью.

Проходя по лагерю, отмечаю появление новой техники: Бтр 70, Бтр 152 и пару Шишиг.

У госпитальной палатки машинально отмечаю, что столы из нее убраны и на расстеленных на прорезиненном полу карематах спят трое забинтованных бойцов. Один так еще с гипсом на руке.

В тени под стеной палатки, усевшиеся в кружок, медики в полголоса говорят о чем–то своем.

В штабе все те же лица: командир, начштаба, особист и Карась — командир ударно–поисковой группы.

Почему такая витиеватая формулировка? А не, к примеру, командир первого взвода.

Во–первых — личного состава у него почти пятьдесят штыков.

И собраны там заматеревшие волки, не боящиеся ни бога, ни черта, для которых Калаш естественное продолжение руки. И которым на гражданке делать решительно нечего, а треть так и вообще выпускать туда опасно.

Во–вторых — это подразделение и разведка, и штурмовка, и вообще, первое лезет в любые……. неприятности.

В бой идут одни старики — это как раз про них.

Но меня интересует другое — лежащее на столе рубчатое яйцо гранаты. Еще три дня назад у меня была пара таких же. С характерно вкрученным в явно старый корпус новеньким запалом.

— Дэн, будь ласков, покажи нам маршрут твой группы. Ты ведь отклонился к северу от основного маршрута?

— Отклонился, но несильно — километров на семьдесят к северу, — показываю на карте примерный маршрут движения нашей колонны.

И понимаю — что–то с картой не то. У военных обычная топографическая карта с массой белых пятен. У меня фотокарта. Но суть в принципе одна. Я достаточно хорошо изучал вою карту, особенно вдоль предполагаемого маршрута движения. И вижу, что карты что называется — не бьют.

Еще эта граната.

— Ты не видел свежей колеи, кострищ, брошенного мусора?

— Кроме немцев никого не было. И следов никаких, в смысле — свежих.

— Точно?

— Точно.

Военные с загадочным видом переглянулись.

— Если не военная тайна, откуда граната? — поинтересовался я.

Карась посмотрел на Николишина. Тот кивнул.

— Примерно в этом квадрате обнаружили два брошенных грузовика. И вот этот подарок в виде растяжки. И самое главное никакой колеи дальше. Дальше ушли пешком, а значит они где–то там, неподалёку, — убежденно сказал Карась.

— Ты уже две недели там ползаешь и никаких следов, — возразил Гиви.

— Где ваш район поиска? — сорвалось у меня с языка.

Начштаба обвел район в предгорьях меридианного хребта.

Да что же не так–то? — думаю про себя, — Не такая у меня карта.

— Товарищи офицеры, вы тут посидите немножко. Я сейчас одну интересную штуку принесу.

Метнувшись к своему шушпанцеру, забираю оставшуюся гранату. Но гаранта это предлог, чтобы посмотреть свою карту.

Хех, верно. Километрах в ста к северо–западу от места работала группа Пираньи, в глубине Меридианного хребта, стоят две странные пометки.

А как туда попасть?

А хрен его знает пометки стоят на белом пятне. То есть, что–то там есть, но топографической привязки никакой.

Есть нанесённая от руки пунктирная линия сезонной реки и стрелочка вдоль нее.

Негусто, но не забываем, где мы находимся.

Вернувшись в штаб, кладу на стол принесенную гранату. Просто копия той, что уже там лежит.

— Извиняйте было две, но одну пришлось использовать.

— И как? — поинтересовался Карась.

— Жалоб не было.

Мужики за столом усмехнулись.

— Откуда она тебя?

— Да какие–то мутные личности пытались на Тропе четырех устроить на меня засаду. Но в процессе мы поменялись ролями. Я еще тогда удивился, сами бомжи, зато при гранатах. Что это за граната, кстати?

— Граната румынская, еще времен Войны. Но не копанная. Хранилась где–то, — ожил, молчавший до этого, особист. — Запал современный, тоже румынского производства.

— Есть у меня предположение, что брошенные грузовики ложный след. А поискать стоит вот здесь, — по памяти, я переношу на карту странные отметки и русло сезонной реки с карты Греты. — И не спрашивайте, откуда информация.

— Может, с нами сходишь на поиск?

— Не–не–не, не агитируй. Я человек невоенный, где–то даже пацифист. И вообще у меня дети. Чем мог, я с вами поделился. Проверять мою информацию или нет, это уже целиком ваши проблемы. А я еду дальше.

Мужики за столом посмотрели на меня, как на плесень.

Я их не осуждаю.

У них своя правда, а у меня своя.

И только пожилой сособист посмотрел на меня, как на сухое полено, которое колоть и колоть.

И его понимаю.

У него тоже, правда. И тоже своя.

После ужина, отоспавшийся, отъевшийся и отмытый герой–любовник нагрянул в расположение нашей группы.

Пустил обильную слюну на Алису. Сглотнув слюну, пытался сменять у меня румынскую лимонку на две, похожие на немецкие «колотушки», гранаты демидовского производства. Мотивировав тем, что «колотушка» штука убойная, но увы с тёрочным запалом. И поставить ее как растяжку, увы никак. А временами очень надо.

Вот только и мне может статься будет «очень надо».

Так что демидовские «колотушки» достались мне бесплатно, а герой–любовник поручкался с Олегом и сразу потерял всякий интерес к Ольге. Некоторое время выбирал между Ленкой и Мэри. В итоге уведя Ленку на вечернюю прогулку.

Наивная Ленка думала, она будет трахать (на самом деле тут другое слово) мозги бравому солдату. Но Тут, это вам не Там. Совсем–совсем Не Там, и Карась пропустил трогательную процедуру ухаживаний, сразу перейдя к кульминации.

Как потом рассказала Ленка, коварный солдафон отвел ее подальше от лагеря и надругался над слабой девушкой в извращенной форме.

Если судить по Ленкиной походке, факт многократного надругательства имел место быть.

Если судить по счастливому выражению ее лица, кто там над кем надругался вопрос неоднозначный.

А если принять во внимание тот факт, что следующим вечером Ленка опять исчезла до утра. Лично я бы не слишком верил ее печальным рассказам.

Карась был не один такой охочий до женской ласки. Были и другие, пытавшиеся познакомиться с Мэри.

Но после операции девушку как подменили. До этого она толком не понимала, куда и зачем они едут. Орден сказал — Ваши там (на русском это звучит, как идите на….). Они и поехали. Потому как больше все равно некуда.

В лагере Мэри собрала информацию. Проанализировала и пришла к выводу, что для нее самое перспективное стать русской.

Это там, за ленточкой, медсестра ни разу не величина, а тут это весьма востребованная специальность.

Это значит, что русские не прогонят, обеспечат работой и не допустят беспредела.

Что еще нужно девушке из сельской глубинки?

Учла и демографический перекос. Мужиков много, женщин мало. Значит можно не просто замуж, а еще и повыбирать женихов. А годиков через пять–шесть подобным образом пристроить свою младшую сестренку.

И все латиноамериканское семейство принялось усиленно учить русский язык.

Итц*Лэ понятно, свалил к своим корешам по боксу, коих в лагере набралось больше дюжины. Они даже соорудили некоторое подобие ринга, на котором увлеченно били друг другу морды.

А вот женская часть латиноамериканского семейства просто достала всех просьбами учить их русскому языку.

 

Северный маршрут северные предгорья Меридианного хребта.

02 число 03 месяц 17 год.

— О! Пришел таки, страдалец, — Борис с сомнением глотнул остывший кофе, поморщился и выплеснул коричневую жидкость под машину. — Нет, не водка, много не выпьешь, как не старайся.

Страдалец, поджав забинтованную лапу, доковылял до Мухи, вяло мусолящую огромную мясную мостолыгу.

Клац! Р–Р–Р–Р–Р–Р–Р–Р! Страдалец мертвой хваткой впился в бедренную кость четырехрогой антилопы.

Как по мне, так Страдалец будет из русских пегих гончих, хотя возможно и не совсем чистых кровей — здоровый уж больно. Ну да ему не по выставкам красоваться, а работу работать.

— Я так понял это ваш, знаменитый на всю Новую Землю, Дик — гроза басурман?

— Он самый.

— Борь, он что голодный?

— Ты у нас голодных видел? Ему на кухне мясо выдают по первому требованию. Ряху нажрал — большие гиены за родного принимают.

— А с лапой у него что?

— Дурачок один шмальнул дробью. Наобум святых палил, как попасть умудрился, никто не понимает. Тут же по щелям много всякого народу забилось. Наши выследили компанию таких беженцев. Ребята говорят, грамотно засели — без Дика прошли бы мимо. А он учуял. Пока туда–сюда — переговоры устраивали, броне дорогу расчищали. Вот у одного паренька нервы и не выдержали — шмальнул на звук.

— И, чем кончилось?

— Известно чем. Как броня подъехала, оружие побросали и вылезли из норы, в которой прятались. Южноамериканцы какие–то, человек двадцать, трое мужиков, остальные бабы с ребятишками. Чумазые, злые, голодные. У одной девки схватки начались от волнений, у другой аппендицит, еще бы сутки и все — доктор бесполезен. Крестьяне бывшие видать сюда в поисках лучшей доли подались, а может от войны какой бегут. А тут, вместо теплой встречи, пинком под зад в грузовик — езжайте милые до последней остановки. А там — как повезет.

— Хм, а дальше с ними что?

— Да как обычно, работать надо с кадрами. Они тут меньше, чем ничто. Кроме самих себя никому не нужны. Ну, разве что в качестве бесплатной рабочей силы. А мы, подлечили, накормили, точку опоры людям дали. Старший их, кода узнал, что обе его дочки живы, да еще и внук родился, сапоги командиру целовать пытался, просил под защиту взять. Насилу оттащили, а то никаких сапог напасёшься.

— И как, взяли?

— Угу. Поселили на подконтрольной РА территории, пусть крестьянствуют. Наши в большинстве своем, или в армии, или брошены на подъем промышленности. Некому харчи растить, а жрать–то хочется.

— Интересно у вас политика ведется.

— Молодой человек, все–таки наверно не у вас, а у нас.

— Хех, уел, — согласился я.

Перетягивание кости вступило в финальную фазу. Будь у Дика все лапы здоровые, оно возможно и выявило бы победителя. Дик старше — лучшие годы у пса уже позади, и выше. Муха коренастее и массивнее. Упорство и злость у обоих зашкаливает. Но, три лапы, это никак не четыре.

Хрум!

Дик тяжело плюхнулся на пятую точку. И обиженно смотрит на Муху, азартно грызущую кость у него под носом.

— Стервозная у тебя сука, — Борис констатирует итоги схватки за мосол.

— А что, бабы бывают другие?

Зампотыльник сгреб термос и вылил себе в кружку остатки кофе. А говорил — не водка, много не выпить.

Пухленькая, белобрысая девушка со смешными веснушками на щеках присела рядом с Диком. — Дикушка, бедненький, тебе косточку не дают? Лапка болит, маленький?

«Маленький» со стоном завалился на бок, демонстрируя пятнистое брюхо и крайнюю степень утомления — еще чуть–чуть, и все — нету Дика.

— Чего приперлась? — Борис не оценил собачьих кривляний.

— Гиви, просил передать…, — заблеяла девушка.

— Доложи, как положено! Развели тут, понимаешь, — одернул посыльную зампотыльник.

— Есть, как положено, — девушка приняла подобие строевой стойки. И надув губки, совершенно не по–уставному продолжила. — Вас вызывают в штаб. Через три часа выход.

— Вас это кого? — уточнил зампотыльник.

— Вас обоих, — не отрываясь от почесывания Дика, пояснила девушка.

— Разведка вернулась, — констатировал очевидное Борис.

Я и без него догадался, что если в лагере появилась собака, которой раньше не было, то значит кто–то приехал. А кто это может быть кроме разведгруппы, которую безжалостный Николишин погнал проверять полученную от меня информацию, даже не дав заехать в лагерь.

К сожалению, на разведчиков взглянуть не удалась. От щедрот командирских Николишин отвел им четыре часа на сон. Зато Гиви, переносивший на карту крюки разведчиков, поделился информаций.

— Разведка нашла следы прохождения крупной колонны. Шли месяца три–четыре назад, но след накатали такой, что он до сих пор отлично сохранился. Еще нашли следы стоянки очень большого числа людей. И захоронение. Тоже примерно этого же времени.

— Вскрывали могилы? — опять влез я.

Гиви посмотрел на меня, словно оценивая заново, и покачал головой. — Там вскрывать нечего. Так, слегка землей и камнями присыпали.

— А значит, местное зверье могилы раскопало и максимум, что там осталось это осколки костей и возможно что–то из одежды.

— Умный ты очень, — Гиви отхлебнул из кружки, выдерживая паузу.

— Много костей? — за последнее время у меня выработался иммунитет к подобной театральщине.

— Подозрительно умный. Но рассуждаешь правильно, — начштаба опять отхлебнул из кружки. — Много. И умерли они не своей смертью. Похоже, мы встали на нужный след.

— А чего такая спешка? — поинтересовался у Гиви зампотыльник.

— Пришло радио с Базы. Демид утряс разногласия с Орденом и он снова открывает «ворота» для нас. Через месяц наша рота забирает конвой из Порто–Франко. Так что воевать нам особо некогда. Теперь, что касается вас. Выход через, — Гиви взглянул на часы.

— Три с половиной часа.

— Электроник засек радиопереговоры?

Гиви поперхнулся кофе и надрывно закашлялся, выхаркивая попавшую в легкие жидкость.

То, что связист исчез еще позавчера, не заметит только слепой. Ибо исчез он не один, а в компании единственного в роте «Бардака»*, щедро увешенного телескопическими антеннами и прочими радиоэлектронными девайсами.

* в данном случае речь идет о БРДМ–2У творчески доработанной демидовскими умельцами.

Армия потому и называется армией, а не бандой или партизанским отрядом, что в ней имеются не только следопыты Карася, способные прочитать след полугодичной давности, но и нескладный парень с позывным — Электроник. Который развернул выдвижной пост радиоразведки и если у вероятного противника есть связь, а она у него скорее всего есть, соберет информации не меньше пластунов Карася.

— Я ведь не из праздного любопытства интересуюсь. Мне придется ехать мимо неприятностей.

Гиви согласно кивнул, моя озабоченность имеет под собой вполне серьезные основания.

— Не ссы, Карась проводит вас вот до сюда, — палец с крупным ногтем указал на точку в двухстах километрах к западу от нашего местоположения. — две бронемашины сопроводят вашу группу еще на один суточный переход. Дальше уже сами.

— Годно.

С таким прикрытием нас на зуб не попробуют.

— Это не все. С вами отправим двух своих бойцов. Распределишь их по машинам.

Ага, счаз.

— До Демидовска ваши бойцы подчиняются мне.

Лицо Гиви приобрело нездоровую белизну, кожа на и без того худых скулах натянулась.

— Парень, а ты не уху ел ли в атаке?

— Или идут пешком, — я непреклонен, ибо группа у нас уже сложилась, и как в нее впишутся солдаты РА вопрос открытый.

— Хорошо. Готовься к выходу, — неожиданно легко согласился начштаба.

Уходя из штаба, прокручиваю к голове параноидальную мысль — зачем посылать нас одновременно с группой Карася. Да еще и приставлять к нам пару единиц брони.

Расстанемся мы ночью. И гложет меня поганая мыслишка, что для возможного наблюдателя мы будем изображать ушедший куда–то на запад отряд РА.

Не думаю, что нас подставят напрямую. Не те люди.

Но использовать нашу колонну для маскировки выхода основных сил роты, это запросто.

От шушпанцера на встречу мне выкатилась Муха.

— Ну что, лохматая, пора собираться. Едем дальше, — лохматая, как всегда, согласна. Всем видом демонстрируя — тугодум ты хозяин, давно пора отсюда валить, а то шляются тут инвалиды всякие, щенков пугают, так еще и обгрызенный мосол отнять норовят.

 

Северный маршрут 100 миль восточнее Нью–Рино.

13 число 03 месяц 17 год.

Утро уже вовсю вступило в сои права, отодвинув сумрак от колонны и прорезав контуры крупной скалы, торчавшей посреди равнины в паре километров к северу от стоянки. Четверть часа и инопланетная равнина начнет пробуждаться. Еще полчаса и начнет просыпаться конвой. У потухшего за ночь походного очага засуетятся женщины. Кряхтя, вылезет из машины Степаныч, и по ветру поплывет дерущий горло дымок местного табака. Син и Итц*Лэ утроят короткую утреннюю разминку.

А я сдам утреннюю вахту и ухвачу до завтрака полчасика сна.

Положив СВД на колени, потягиваюсь до хруста.

В Том мире, я не любил утро.

Да и за что его любить?

Вскочил, соскреб щетину, кое–как прожевал завтрак и, просыпаясь на ходу, вприпрыжку на работу. В минус тридцать и зарядивший с ночи проливной дождь, так вообще через не могу. А на работе тебя ждет море проблем и любимое начальство, которому не спиться на старости лет.

То ли дело вечер.

Кружечка пивка, футбол по телеку, новая книжица, скаченная в сети. И пошло оно все….. до утра.

Здесь же расклад иной. Весь день ты крутишь баранку, потом остаток вечера возишься с техникой, которой этот день дался непросто. Настолько непросто, что нам пришлось дважды вставать на дневку, чтобы починить машины.

Зато заступая в охранение конвоя можно пару часов слушать тишину, лениво приводя мысли в порядок. Чтобы встречать утро я специально выбрал себе последнюю вахту. Утро начало мне нравиться.

Пошел одиннадцатый день, как мы покинули временный лагерь Русской Армии. И десятый день, как нас покинула пара приданных Гиви легких броневиков.

Пять дней колонна без приключений двигалась в абсолютной пустоте инопланетной равнины. Потом началась территория Техаса с одним крупным поселением — Аламо, и тройкой мелких поселков.

Лошади, широкополые шляпы, поголовное ношение короткоствола, унылые городишки из одной вытянувшейся с запада на восток улицы. Словно сошедшие с декораций к вестернам домишки со стенами из приколоченных внахлёст досок. Салун с невысокими по пояс распашными дверками, через которые так удобно выкидывать на свежий воздух особо буйных клиентов, Мэрия, Церковь, и раскинувшиеся вокруг них недострои, лачуги, сараи, палатки, фургоны на спущенных колесах, качающие воду ветряки, тщательно охраняемые жиденькие стада, грядки свежей зелени, поля кукурузы, сои, хлопка.

Жизнь кипит, народ активно строится, распахивает целину под пашню, а по вечерам бухает кукурузный самогон, для пущей мозгодробительности настоянный на травах. Местами чад кутежа приключается такой, что дело быстро доходит до стрельбы.

Схожесть климатических и социальных условий, помноженная на культурные традиции, неизбежно дала тот же результат, что и на диком западе Соединенных Штатов в прошлом и позапрошлом веках.

Отличия имеются — пистолеты изрядно потеснили револьверы. К лошадям добавились редкие автомобили и трактора, а солнечные батареи запросто соседствуют с добытыми не иначе как в музее паровыми машинами. Полнейший сюрреализм технологий.

Но суть осталась та же — Дикий–дикий Вест.

Дремлющая Муха встрепенулась и почти тут же послышались шаркающие шаги. Псина уронила голову на траву — значит свои.

Человек с шаркающей походкой подошел и тяжело плюхнулся рядом, прислонившись спиной к колесу.

— У тебя водка есть? — словно задыхаясь, поинтересовался Валера.

Вообще–то он Валерий Сергеевич, но при знакомстве он просил называть себя просто Валера. Я даже затрудняюсь сказать, сколько ему лет, вряд ли больше пятидесяти, но выглядит он лет на пятнадцать старше.

Худое, осунувшееся лицо, с крупным носом. Редкие седые волосы. Видно, что когда–то это был физически очень крепкий мужчина. Но сейчас от былых кондиций осталась только бледная тень, на которой мешковато весит не по размеру просторная одежда.

Мужику не посчастливилось попасть в ликвидаторы и хапнуть излишне большую дозу облучения.

Через пару лет после Ликвидации последствий аварии на АЭС, у него начались головные боли. Через пять лет еще физически крепкому мужику пришлось уйти на пенсию по инвалидности. С детьми у него не сложилось, жене он стал в тягость. Днем держался на характере и скрипел зубами по ночам.

Но болезнь брала свое. Глуша головную боль, он начал крепко пить, и какими–то ветрами, через ворота Ордена, его задуло в этот мир.

Пил Валера своеобразно. Раз в два–три часа заглатывая налитый до краев стакан крепчайшего пойла, и при этом практически не пьянел. В ход шел ром, местный самогон и вообще все, что горит и имеет крепость выше сорока градусов. При этом Валера никогда не закусывал, и вообще ел редко и по чуть–чуть. Заглотит стакан, и через пару минут видно, что человека на пару часов отпускает.

Его и ту самую балагуристую девушку мехвода, которая требовала новое колесо у Дяди Миши.

Девку звали Галина, но она представлялась, как Галка. Порой вместо буквы Г выговаривая букву Х. Родом она была из небольшого поселка на Полтавщине. В поисках красивой жизни приехала в Москву, где сразу лишилась паспорта и пошла трудиться на панель. Собственно за тем и ехала.

Потом был выезд на обслуживание клиентов в бане. Разврат, водка и даже наркота.

Очнулись девочки уже здесь.

Операция по забросу женского контингента была сработана на крепкую пятерку. На Орденской базе девочек ждал стакан с аспирином, мешок с полевой одеждой и формирующийся конвой в Москву. А поскольку в Порто–Франко конвой не заходил, выбора, куда и с кем ехать, не было.

Стоит заметить, что в группе Галки через ворота прошли не только труженицы полового фронта, но и солидное количество молодых девчат, котором не повезло поступить в столичный ВУЗ (или быть отчисленными) и податься в жизни было особо некуда.

Вот таких веселых попутчиков навязал нам Гиви.

Галку по причине внеплановой (или наоборот спланированной) беременности. А Валеру по причине радикального ухудшения здоровья. Мужик рвался на выход с Группой Пираньи и всегда шел в первых рядах. Ни для кого не было секретом, что жить ему осталось недолго, и Валера искал возможности, подставиться под пули вместо здоровых бойцов. Но пули летели мимо, а болезнь подтачивала и без того не великие силы.

А водка?

Водка у меня была. Одиннадцать бутылок, прихваченных из дома и докупленных в сельском магазине по дороге до отправной точки Ордена.

— Может бренди или рома?

— Нет, ром у меня у самого есть, а нужна именно водка, — сказано было так, что любые сомнения сразу отпали. Валере действительно нужна была водка.

Пришлось лезть в шушпанцер и на ощупь искать бутылку водки.

Нашлась бутылка–чебурашка «Пшеничной» водки.

Ловко сорвав пробку, Валера налил до краев алюминиевую кружку. Втянул ноздрями запах и жадно присосался к кружке.

— Хорошо………. настоящая, Оттуда, — облегченно выдохнул Валера, явно не собираясь ограничиваться одним стаканом.

— Валер, может не гнать с дозой?

— Не может, — Валера опять забулькал содержимым бутылки. — Помнишь, ты у меня спросил — стоило ли оно того?

— Ты про Чернобыль?

— Да. Так вот, если бы такие как я не пошли туда, сейчас на моем месте мог быть твой отец или старший брат. Иногда вспоминай об этом.

Между нами повисла неловкая тишина неоконченного разговора.

Мне на это сказать тупо нечего.

В обществе всегда есть Люди готовые прикрыть грудью других людей. И пока тех, что именуются Людьми с большой буквы больше, чем просто людей, или хотя бы достаточно много, Страна идет вперед и побеждает. Когда Люди кончаются, приходят темные времена и смуты.

— Я ведь сюда поехал в надежде урвать у жизни еще кусочек, — медленно — словно задыхаясь, прервал повисшую паузу Валера. — Но увы, не в моем случае. Наши земные микробы плохо переносят местный климат. То ли радиационный фон другой, то ли световой спектр, а может что–то еще. Но болеют Здесь реже, это факт. А местные микробы нас не берут, — рассказчик поперхнулся и надрывно закашлялся.

С одной стороны это действительно так. Наш земной микроб к местному климату пока не адаптировался. С другой стороны — когда мы проезжали через Аламо, там вовсю бушевала дизентерия.

Спасибо Ольге, ее непреклонности в вопросах гигиены и запасу, но у нас никто не заболел.

— Но я не жалею. Лучше умереть человеком здесь, чем заживо сгнить Там, — Валера снова присосался к кружке. Выхлебав половину содержимого, аккуратно поставил кружку на траву, подобрал забытый с вечера сухарь, поднес его к носу, глубоко втянул воздух.

— Валер, допивать будешь?

— Вам оставлю, пригодится, — Валера накрыл сухарем недопитую кружку. — О, смотри, солнышко показалось.

На востоке над линией горизонта прорезалась тонюсенькая линия небесного пламени.

— Валер,………………..

В вышине, меняющей цвет с черного на розово–голубой, пронзительно закричала утренняя птица. Горький степной ветер освежил лицо.

Прислонившись головой к колесу, Валера остекленевшим взглядом смотрел на зорю.

Но зори он уже не видел.

Чернобыль забрал очередную жертву.

Тело погрузили на грузовик и два часа спустя предали земле на вершине господствующего над равниной холма. Хорошее место, не то что бы красивое, а какое–то знаковое что ли.

В каменистый грунт не получилось углубиться больше чем на штык лопаты, но опыт уже имелся и над телом сноровисто навалили холмик из камней.

В отличие от сюрвайеров, в этот раз хоронили своего. Поэтому все проделали на совесть. Завернули тело в кусок старого брезента, поверх насыпали слой мелких, как щебень, камней, а потом укрепили могилу солидным слоем крупных валунов. Степаныч и Олег сварили из стальной трубы коренастый, но крепкий крест. К кресту приварили стальной лист, на котором краской вывели надпись.

ВАЛЕРИЙ СЕРГЕЕВИЧ

19.. — 13/ 03/0017 год.

На могилу между камней втиснули ту самую недопитую Валерой кружку. Плеснули в кружку водки и накрыли той самой зачерствевшей краюхой.

Жахнули салютом.

Выпили за упокой души.

И поехали дальше.

 

Нью–Рино

14 число 03 месяц 17 год.

Нью–Рино это вещь в себе.

Если трезвым взглядом окинуть окружающий бардак. То первое что бросается в глаза — городишко на редкость удачно оседлал крупнейшую на северном маршруте развилку дорог и излучину между Рио–Гранде и рекой Мормонов.

Уже одно это сильнейший стимул в развитии города. Но этим не ограничилось.

В горах к северу от города и к западу на границе с местной Бразилией нашлось самородное золотишко. А кто–то умудрился даже откопать несколько изумрудов.

Изумрудов больше не находили (что как бы намекает, что возможно их не было, и все это хитрая подстава), но в остальном Нью–Рино захлестнула золотая лихорадка.

Много в горах золота или нет, вопрос пока открытый, требующий времени и серьезных затрат на систематические геологические изыскания. Но Ордену прекрасно известно старое правило, что богатым становится не старатель, а тот, кто поменяет у старателя золото на выпивку, продажных женщин, сомнительную удачу азартных игр и кирку с лопатой.

Лас–Вегас вообще отстроили в забытой богом пустыне, а тут еще и самая крупная развилка на континенте, через которую с нарастающей силой идет поток нефтепродуктов от русских, а из Порто–Франко как цунами накатываются волны новых поселенцев.

Так что придумывать особо ничего не стали, пойдя проторенным путем.

Ордену также прекрасно известно, что если тянуть одеяло исключительно на себя, то на огонек может заглянуть пушной полярный зверь. Когда у населения стволов в разы больше, чем самого населения, пушной зверек приходит почти сразу.

Орден поступил умнее, открыв в Нью–Рино свой офис: с банком, отделением связи, призовой конторой и прочими атрибутами. А казино, кабаки, бордели и прочую веселуху без затей уступил на аутсорсинг местным (и не местным) группировкам, кланам и бандам.

В конечном итоге золотишко все равно осядет в орденском банке.

Но это днем.

А ночью открывается темная сторона Нью–Рино — любая известная в мире наркота, скупка краденного, подпольные бои, в которых летальный исход событие вполне заурядное. Говорят, даже рабами приторговывают.

А отмытые до хрустального блеска сливки в итоге опять снимаются кем?

Правильно ……………. тс–с–с.

Власть в городе попилила между собой три большие крыши, янки, нигеры (не путать с неграми) и латиноамериканцы. В свою очередь каждая большая крыша это пестрый конгломерат группировок и банд со своими темами, главарями, сферами влияния. Но случись терки, все цветные единым фронтом выступают против всех черных. А кто по трусости, нерасторопности или хитрожопости соскакивает с этого действа, сразу узнает старый, как мир, принцип — Кто не с нами, тот против нас. И тому в Нью–Рино не место.

Есть еще Московский квартальчик с водкой, балалайкой, ручным медведем и ансамблем цыганской песни и пляски. Был китайский, но не оценил текущего момента и указанного выше принципа — про тех, кто не с нами. Оттого китайцы в Рино не прижились, по крайней мера пока.

И над всем этим маячит почти невидимая тень Ордена, которого вроде, как и нет, но все сливки уходят именно туда, и чей тихий шепот на ухо — закон для людей стальной хваткой держащих власть в городе.

На первом этапе развития Нью–Рино деловые граждане споро навезли здоровенных шатров, похожих на цирковые, мобильных офисов на базе морских контейнеров и, просто огромных, цепляющихся к грузовому тягачу, кемперов.

Все было неплохо до первого сезона дождей, который едва не смыл все это безобразие.

Как только дожди закончились, в Нью–Рино развернулось масштабное строительство все в том же вестерно–голливудском стиле. Каркасные, обшитые доской домики росли как грибы после дождя.

Но тут выяснилось:

во–первых — не слишком толстая деревяшка, в два пальца толщиной, совсем не защищает обитателей от возможных неприятностей. В том плане, что прилетающие неприятности калибром 7,62 и мощнее насквозь прошивают подобные строения вместе с тушками их обитателей.

А так хочется толику уюта и безопасности, которые могут обеспечить только кирпичные или каменные стены.

во–вторых — стахановцы капстроя забыли проложить инженерные сети. Современный человек избалован и привередлив, ночной горшок и тазик для умывания вводят его в ступор. Воду конечно можно привозить, а дерьмо вывозить. Но лучше делать это централизованно, иначе грязь, смрад, инфекции и пожары становятся лишь вопросом времени.

в–третьих — подобная застройка отлично горит, а бухих до остекленения долбоебов, раскидывающих окурки, куда попало, до неприличия много.

Поэтому центровые люди Нью–Рино, которым повезло пережить пару крупных пожаров и выкосившую треть жителей эпидемию дизентерии, собрались на сход и долго терли за всякое.

Говорят, страсти кипели такие, что не раз доходило до стрельбы, переросшей таки в локальную войнушку. Короткую, но яростную и от того весьма кровавую. А закончилось откровенным геноцидом.

Причем основная масса отгенациденных была с черным цветом кожи.

Даже не знаю.

То ли это проявление расизма.

То ли для нигеров сложившая ситуация была привычной, и они не видели смысла, тратить кровно заработанное на какие–то там трубы, унитазы и прочие девайсы, выгодно отличающих человека от обезьяны, а белого человека от ….(ну вы поняли).

В мире ведь есть масса более необходимого для нигеров — наркота, бухло, телки, цветастые шмотки и прочие, милые глазу негра, вычурные ништяки.

А если какая нигра скончалась от кровавого поноса — воля духов, и вообще дело житейское. На его место уже выстроилась длинная очередь.

Рассказы про стеклянные бусы они не на пустом месте возникли.

Победили сторонники извечной мудрости «Быть здоровым и богатым, значительно лучше, чем мертвым». Тем более мертвым не от пера или пули, как положено правильным пацанам, а от поноса или пожара, что совсем ни в какие ворота.

По итогам «производственного совещания» центровые Рино решили не экономить и зарамсить проблемы со всей строгостью.

Быстренько (очень–очень) выписали из–за ленточки специалистов, и стройка в Нью–Рино пошла на третий круг.

Выдернутые из–за ленточки спецы донесли до серьезных граждан простую мысль — строить надо заново на новом месте и по уму. По тому, как рассадник болезней в «старом городе» проще и дешевле сравнять с землей и, на всякий случай, обильно посыпать хлоркой.

Хлорки нет? Ну, тогда солью.

Помните, как первый бодибилдер Эллады — гражданин Геракл, ассенизировал местные кагалы?

Вот примерно и тут в таком же духе.

На общаковые деньги (ой, на собранные налоги, конечно же) в километре от первоначального кагала пробурили скважин под воду, построили пару пузатых водонапорных башен, разметили сетку улиц и даже частично отсыпали их щебнем.

Благо камнедробилка не самый дорогой девайс, а дармовой рабочей силы сильно больше, чем нужно местной каменоломне.

Зато сколько пользы сразу — дорогие авто, немыслимыми путями попавшие в Рино, теперь ломаются значительно реже.

Хотите, верьте, хотите, нет, но лично наблюдал картину, когда пятеро негров толкали кабриолет, в котором гордо восседала пара пёстроряженых негрил.

Заодно и на бензине сэкономили.

Через Орден провезли десяток машин с водопроводными трубами, запорной арматурой, насосами и противопожарным оборудованием. Благо минусовых температур в Рино не бывает и водопроводные трубы без затей прокладывают прямо по земле.

Рукастые и трудолюбивые мормоны наладили полукустарное производство глиняной черепицы и керамических труб, вполне пригодных для отвода дождевой воды и нечистот.

И потащили трубы от водонапорных башен к заложенным по всему Рино основательным фундаментам, на которых уже видны зачатки кирпичных и каменных стен.

Дайте Нью–Рино еще пять–семь лет, и он обгонит в размерах сам Порто–Франко.

Это конечно, если золото в горах не кончится, не проложат новых дорог в обход Рино или не сожгут этот клоповник нахрен.

Хотя последнее вряд ли, выдавливать этот гнойник на просторы Новой Земли себе дороже.

Нью–Рино встречает путешественников громадным, похожим на рекламный, щитом, сколоченным из толстого бруса. Слабо колышущееся под напором вера полотнище рекламирует здоровый образ жизни.

Типа — «Не бузи и не дерзи, и все будет на мази».

Для пущей убедительности противников здорового образа жизни на нижней перекладине информационного щита развешано два почерневших от солнца тела и три свободных петли. На вывернутой в бок голове одного из покойников уютно расположился молодой стервятник, со здоровым аппетитом лакомившийся содержимым глазницы покойного.

— Папка, за что их, — Андрюха вцепился в мое плечо с такой силой, что еще чуть–чуть и отщипнет кусочек кожи.

— Маму не слушались и зубы по утрам не чистили.

— Ой….., — пискнул из–за спины сына.

Колея грунтовки перешла в дорогу, отсыпанную укатанным гранитным щебнем. Справа от дороги, возле солидной кучи складированного щебня, показался указатель «Аэропорт».

Собственно вот и сам воздушный порт, грунтовая взлётно–посадочная полоса с расставленными вдоль нее закопчёнными железными бочками. Не хухры–мухры, а партизанская подсветка для круглосуточного функционирования взлетки.

Обшарпанный трейлер без колес с, болтающимся высоко над ним, полосатым конусом ветроуказателя. Такой же обшарпанный колёсный грейдер, видимо время от времени приглаживающий взлетную полосу. И три небольших самолетика неизвестных мне марок. Чуть погодя начался сам город. Причем никакого блок–поста или иной фортификации вокруг города не наблюдалось. Зато наблюдалась тонкая решетчатая мачта высоченной антенны.

Раз вокруг все такие деловые, а главное платежеспособные, то им всем до зарезу нужна мобильная связь. И чтоб не какие–то там радиостанции, которые есть у любого лоха, а конкретно–полноценные телефоны.

Какие–то ушлые хлопцы быстро смекнули, что на этих понтах можно и нужно рубить бабло. Пропихнули через ворота модуль сотовой связи, цифровую ГТС на пару тысяч абонентов, и разобранную на части мачту башенного крана.

Теперь состоятельный обитатель Нью–Рино, всегда мог быть на связи.

А раз уж бизнес пошел, на туже мачту крана навешали антенн, и теперь в Нью–Рино есть даже свое телевиденье из одного канала, по которому в основном крутят земной спорт месячной давности и порнуху.

— Я не пойму, она что за воздух держится? — пробормотала Алиса, рассматривая вышку связи.

— Раз до сих пор не упала, будем, надеяться еще постоит, — отмахнулся я.

— А ты заметил, что мачта стоит почти в посадочном створе аэропорта?

Створ, а уж тем более посадочный — я и слов–то таких не знаю. Впрочем, я не архитектор и в отличие от Ким, мои родители не имели никакого отношения к авиации.

Сам город мне решительно не понравился. Весь какой–то прямоугольный, встань на перекрестке, и весь город будет виден из конца в конец вдоль и поперек.

Как сказала Ким, — Прямоугольная сетка улиц или продольно–поперечная застройка.

На этих широких продольно–поперечных улицах кони запросто соседствовали с байками, сверкали хромом и тонированными стеклами дорогие машины, и стоящие возле них ряженные в золотые побрякушки мордовороты в солнцезащитных очках.

Солнечные очки — последний писк местной моды. Если ты в очках — значит местный гражданин, если без — туристо.

На улицах огромное число продажных женщин, откровенно демонстрирующих свои дряблые «достоинства». По сравнению с этим безумством голой плоти веселый квартал Порто–Франко просто образец целомудрия.

Когда наша колонна проезжала мимо огромного, похожего на цирковой, шатра с выгоревшей на солнце надписью «Сolosseus», вывалила толпа народу и устроила жуткий мордобой.

Я уже в курсе, что по местным понятиям (ой, что–то я опять путаю, законам, конечно же) мордобой не считается противоправным деянием. При условии, что он приходит не в заведении и обошлось без трупов.

Проезд через Нью–Рино занял от силы минут пять, из которых три мы стояли, ожидая, когда рассосется драка возле «Колизея».

Ну как рассосётся? Полягут самые слабые и самые пьяные, а остальных приведут в чувство дубинки охраны.

Лучше бы конечно объехать город по окружной дороге. Но таковой здесь нет в принципе, ибо «Приезжий должен обязательно проехать через это сказочное место». Онли бизнес, возведенный в абсолют.

Наконец–то показались ворота, обнесенного внушительным забором, мотеля «Castrum».

Если кто не в курсе, так назывался походный лагерь римских легионов.

Еще в Порто–Франко, когда я прокладывал маршрут и подыскивал места для остановок, мне присоветовали это место.

У данного заведения имелась Репутация. Клиенты были под надежной защитой и их очень редко грабили по выезду из Нью–Рино.

Мотель держало семейство американцев итальянского происхождения, которые отличались от обычных итальянцев только знанием английского языка и твердой уверенностью в том, что их историческая родина находится где–то в Европе, вроде бы.

Только отчего нас не торопятся тут встречать.

— А ну–ка заткнули уши. Прости Муха.

Предвидя неизбежное, псина засунула голову между тюками с одеждой.

— Эх…., — втягивая голову в плечи, тяну рычаг ревуна.

БУ–У–У–У–У–У–У–У–У–У–У!!!

Отзывается тепловозный пневмо ревун.

Мне даже показалось, створки ворот дрогнули под напором звуковой волны. А над городом повисла непривычная тишина.

Не переборщил ли я?

Может того — скромнее надо быть?

Створка ворот приоткрылась, и из–за неё вышел пузатый мужик с роскошными усами и двустволкой за спиной. Усатый осмотрел гостей, погрозил кулачиной и распахнул створки ворот — проезжайте гости дорогие.

Есть в туристическом бизнесе такое понятие — не сезон. Дожди кончились совсем недавно, и ушедшие на поиски старатели еще ничего не накопали. А движение торговых и переселенческих конвоев по просохшим маршрутам только началось. От того в городе дефицит клиентов, а в данном конкретном отеле дефицит постояльцев. Наша группа будет единственной.

А ничего так, в целом, уютненько. Западная стена составлена из дюжины морских контейнеров. Морской контейнер вообще главный элемент в новоземельном дизайне.

С востока мотель прикрылся толстой каменной стеной. Она же наружная стена основного здания, в котором проживают хозяева и где расположены склады, кухня и прочие подсобные помещения. Стены дома вывели чуть выше уровня первого этажа и бросили в неоконченном состоянии. Видно, что будут строить второй, а возможно и третий этажи, но пока каменщиков перебросили на южную стену. Где временную стенку из бревен, грубо сколоченных деревянных щитов и кусков железа разбирают, возводя вместо неё солидную каменную фортификацию.

Замысел хозяев мотеля прост, как мычание. Перво–наперво строим надежный периметр. А уже потом обстоятельно обустраиваемся внутри.

Тем более что кое–что уже обустроено. В частности построен симпатичный барак, поделенный на два десятка отдельных комнатушек.

Пока усатый пузан закрывал за нами ворота, а потом жестами матерого регулировщика дорожного движения разгонял транспорт по местам парковки из отъездившего свое длинного кемпера, приставленного к недостроенному зданию, не спеша вышел немолодой — уже за полтинник, но все еще крепкий, широкий в кости мужик, одетый в стиле милитари.

Многие состоятельные граждане Рино тяготятся к гражданской одежде с претензией на стиль или толику вычурности. Кто попроще одеваются как ковбои из рекламных роликов, джинса, цветастые рубахи, банданы или прекрасно защищающие от солнца широкополые шляпы.

Понт конечно дешевый, но для многих в Рино, это единственное, что у них есть.

Вышедший нас встречать обут в добротный вариант летних тактических ботинок, камуфлированные штаны, туго обтягивающую мощный торс майку цвета хаки и поношенную панаму, явно армейского образца.

Безошибочно вычислив во мне ответственного за наш цирк на колесах (ошибиться тут сложно, бронеединица у нас одна), дядька вразвалочку подошел и, не представившись, поинтересовался, — Как звать?

— Дэн.

— К Русской Армии имеете отношение?

— Это проблема?

— Внутри этих стен нет. А вот снаружи….

— Нет, не имеем. Пока не имеем.

Я даже не слишком соврал. Переданная нам в попутчицы Галка, временно лишена высокого звания бойцыци Русской Армии, переведена в бойцицы невидимого фронта и замаскирована под обычную переселенку.

— Тогда слушай, запоминай и доведи до своих. Меня зовут Рон. Это заведение с репутацией и здесь простые, но жесткие правила: не пить, не буянить, баб не водить. Ужин через час, завтрак в девять. Номера………..

Хорошие у них номера. Аскетичный уют струганной доски стен, бетонный пол, закрытые ставнями окна, скрипящие петли дверей — барак он и есть барак, как его не называй.

Зато в моем номере имелся душ и сортир с настоящим унитазом.

Фи, унитаз, скривится привередливый читатель.

Но посмотрел бы я на того читателя, после того, как он три недели к ряду справлял нужду медитируя в позе орла, точь в точь как на гербе соединенных штатов, попутно размышляя на тему — чем бы подтереть свой нежный зад на этот раз.

Себе я взял номер с двуспальной кроватью и двухъярусной кроватью напротив. Остальные растасовались по номерам сообразно потребностям и бюджету. Только нетрадиционный доктор остался жить в своем кемпере.

Если не считать душа, у него в кемпере комфортней, чем в лучшем номере местного мотеля.

А Син отвалился от нас еще на улицах Рино.

Пока неразговорчивые тетки застилали кровати свежим постельным бельем, бегло пробежался по всем и провел краткую политинформацию о текущем моменте местной дисциплины.

В конце разъяснительной работы был пойман Роном и отведен в сторонку.

Рона беспокоил Итц*Лэ, точнее тематика его наколок.

Гостеприимство, это про здесь, если за деньги. А вот дружелюбие, это не про здесь.

Даже за деньги.

Тут каждый третий расписан подобным образом, и на почве взаимной неприязни случаются несчастные случаи. Чаще всего с летальным исходом.

Так и сказал — на почве взаимной неприязни, и с летальным исходом. Сперва я думал, что Рон бывший вояка, морпех там какой, морской котик или другой дивный зверь. Но после таких фраз мне все больше кажется, что Рон в прошлом коп, или что–то в этом роде. Может спецотряд какой, у них много. Но он не армеец, нет.

Однако сказанное Роном было чистой правдой. А потому……н–дэ.

Поговорить с Итц*Лэ не получится, он из тех, кто назло маме отморозит уши. И мы его удержим в мотеле, только если распнем на стене барака.

Прости господи, я живо представил приколоченного к стене парня. Бр–р.

И пошел к Марии.

Она точно удержит парня внутри периметра.

И кстати не прогадал.

Последние дни перехода дались нашей группе с большим трудом. Виной тому установившаяся жара за тридцать. Мне даже пришлось, наплевав на безопасность, снять «Брен» с вертлюга и натянуть над шушпанцером тент. Тент помогал слабо, но без него солнце раскаляло открытое нутро шуша так, что пассажиры ехали на грани потери сознания. А Муху с ее шубой пришлось сплавить в компанию к щенкам лайки, комфортно ехавшим в кондиционируемой кабине трофейного пикапа.

Хуже всех выглядел Степаныч. Сказывался возраст, жара и продолжительные монотонные нагрузки.

Для таких зажаренных солнцем доходяг, как мы, в мотеле предусмотрен бассейн с прохладной водой. Бассейн — громкое слово, но суть примерно такая. В углу на штык лопаты отрыт прямоугольник 4х 6 метров. Из излишков грунта по периметру сооружен невысокий бруствер утрамбованной земли. И это безобразие застелено толстой пленкой, для пущей прочности, армированной пластиковыми нитями. Над «бассейном» сооружен крытый циновками навес от солнца и пыли.

Как только гости дорогие заехали на постой, встретивший нас у ворот пузан с двустволкой бросил в «бассейн» конец, похожего на пожарный, шланга, из которого бодрой струей побежала вода.

Пока мы отъедались, отмывались, устраивались по номерам и всячески переводили дух, воды в бассейн набралось уже по колено, и народ разлегся в воде.

А уж сколько счастья было у детей.

Которых, наконец–то, удалось сплавить под наблюдение Ольги, и на пару с Ким «обкатать» жесткую, скрипучую кровать. Душ, свежие простыни и кусочек не просматривающегося со всех сторон личного пространства. Что еще нужно для счастья?

 

Нью–Рино

14 число 04 месяц 17 год.

Сегодняшний день я целиком посвятил отдыху и сбору информации.

На имеющейся у меня карте очень неплохо отражено восточное и кусок южного побережья континента, долины Рейна и Рио–Бланко. Вот только беда в том, что на Рио–Гранде карта кончается. Есть пометки направлений «на Москву», «на западное побережье», «на Билокси». Но это чуть больше чем ничто — ойкумена кончилась.

Ехать придется вслепую, ориентируясь на единственный населенный пункт — Форт–Джексон, ютившийся в степи к востоку от Рино на расстоянии дневного перехода.

Дальше только по приметам, записанным со слов Гиви.

Самые плохие новости я узнал еще вчера.

Первая — у русских что–то там сломалось и они вот уже месяц не отгружают топливо. Из–за чего в Рино дефицит горючки. Это плохо, но не критично. Мы заправлялись по дороге и на тысячу километров у нас запас есть.

Вторая — третьего дня русские починились, и в Демидовск ушел конвой порожних наливняков.

Это обидно. За долю малую стоило упасть им на хвост и через неделю быть в Демидовске.

Сегодня к этому добавилась третья новость. Местные закусились с Москвой, собирающей долю (пошлину конечно же) с топливного трафика. Янки выставили заградительные кордоны, и если мы не планируем попасть под случайную раздачу, в сторону Москвы нам лучше не соваться.

Да и вообще не засиживаться в Рино.

До Рио–Гранде нашу безопасность гарантируют люди Рона (не бесплатно естественно, хотя и не дорого), а вот дальше, как повезет.

Во второй половине дня, когда жара пошла на убыль, в «Каструм» заявился Син.

Филиппинец приглашал всех на бои. Все это понятно, мужчины. Причем нетрадиционный доктор в эту категорию не попал. Что его совсем не расстроило.

Олег от подобных забав категорически отказался. Рон покинул ему работёнку по части сварки. Олег привлек в помоганцы Степаныча и Итц*Лэ и они с рассвета сверкали сваркой планируя закончить работы лишь к концу дня.

Дядя Саша, напротив, сразу согласился. В основном потому, что собирался вкусить продажной любви. Собравшегося было вождя приземлили Олег, Рон и как ни странно Син, настрого запретивший парнишке выходить из мотеля.

Так что из возможных попутчиков оставался только я.

С одной стороны глянуть на Рино было интересно. С другой отнюдь не безопасно.

Я бы выбрал вариант — остаться в мотеле, но составить нам компанию вызвался Рон.

В близи Рино оказался еще пакостнее, чем казалось из машины. Над «старыми кварталами» едкий смрад мочи и фекалий смешивается со знакомым по приключениям в Бейджине тяжелым духом гашиша.

Контингент граждан соответствующий, бухают, трахаются, режутся в азартные игры.

Девочку (в смысле потертую тётеньку), нет проблем.

Мальчика тоже нет проблем, любой каприз за ваши деньги.

Вот это, как раз про здесь.

По дороге я не удержался, завернул нашу компашку в попавшийся на пути оружейный магазинчик.

В отличие от оружейной лавки Бейджина тут не торговали самоделками. Ножи, мачете и даже пара антикварных сабель были, это да. А вот стволы — жуткий винегрет оружия со всех концов света.

И, что характерно, очень много автоматического и короткоствольного оружия. В Нью–Рино свои особенности спроса на оружие. А спрос, как известно, рождает предложение.

Долго рассматривать стволы не дали заскучавший Рон и торопившийся, как на пожар, Син.

Син привел нас в тот самый «Колизей», мимо которого мы проезжали вчера.

Обложенная мешками с песком круглая яма арены, глубиной в рост человека, обнесена тремя рядами громоздящихся ступенями деревянных скамеек. Над ареной и скамейками поставлен шатер по типу циркового. В воздухе стойкий запах перегара и пота, разбавлен клубами ганжи. На залитую светом прожектора арену ведут два прохода для бойцов, над которыми возвышаются помосты, где принимают ставки.

Полсотни зрителей, может чуть больше, шумят в ожидании следующего боя. Между зрителями снуют две полуголых девицы, разносящие выпивку. Шлепнуть девицу по голому заду, это вроде, как правило хорошего тона. Но я от подобного воздерживаюсь, а то потом руки не отмоешь.

Никогда не был в подобных местах раньше (где бы я раньше в них побывал?).

Но, пожалуй, термин — классика жанра, весьма точно отражает чад кутежа.

На арену вышла первая пара бойцов.

Сиплый матюгальник, подвешенный где–то в темноте под куполом арены, приторно щедро сыпя сортирными шутками, представляет бойцов.

Высокий, длиннорукий, но при этом излишне худощавый и, как следствие, не достаточно подвижный для своего веса негр. Не из коренных африканских негров, нет. Трудолюбиво возделывавшим плантации поколениям предков этого сына южной Америки не посчастливилось обзавестись даже малой толикой крови белого человека.

Обходящемуся по жизни тремя сотнями слов, завсегдатаю боксерского зала противник не казался слишком опасным. «Танцуй, как бабочка, жаль как оса» — на этом его тактические наработки заканчивались, в трущобах этого вполне хватало. Трущобы — та же арена, только больше, злее, и бой на ней никогда не прекращается.

Его противник — среднего роста, плотный, явно битый жизнью, возрастной серб с подергивающейся тиком левой щекой. Его университетами были два десятка лет занятия классической борьбой и семнадцать месяцев проведенных в боснийском плену.

Серб четко понимает — нужно перетерпеть стартовой наскок, не подставится под нокаутирующий удар, сблизится, мертвой хваткой вцепится в противника, можно даже зубами (правила этого не запрещали, правила вообще были предельно просты — с арены уходит только один, второго уносят), опутать противника руками и ногами, и задавить удушающим или болевым приемом.

На арену не выбросят полотенце, и сдаться, похлопав по песку, не получится — бой не остановят, но отправить противника в нокаут или нанести травму достаточную для того, чтобы противник не смог подняться, будет вполне достаточным условием победы.

Серб терпит град неакцентированных ударов, тщательно экономя силы, расходуя их по капле, подобно последней фляге в центре пустыни. Два года плена мало кому добавляли здоровья. Но, даже не смотря на плен, масса и сила были на стороне серба.

Негр, не бросился в бездумную атаку, расчетливо начав схватку с аккуратной, трусоватой даже, разведки с дальней дистанции.

Минута методичного расстрела и из рассечения на лбу серба потекла тонкая струйка крови, а сплевываемая на песок слюна окрасилась розовым.

Никаких клинчей, дистанция и скорость, не с десятого, так тридцатого пропущенного удара гринго ляжет.

Серб не спускает глаз с силуэта, прыгающего в паре метров от него. Терпеть, закрываться, отвечая редкими уходящими мимо цели размашистыми ударами, терпеть и методично теснить противника к борту арены.

Хых, хых.

Осмелевший негритос перешел на работу сериями ударов.

Хых, хых.

Проводя очередную серию ударов, негр сближается с противником, подойдя к противнику, как это принято говорить у боксеров — с ногами.

Хых….

Как показалось негру — гринго согнулся, пропустив удар в печень. Теперь добить!

Хых..

Согнувшийся серб метнулся вперед, классически проходя в ноги. Захват неубранной вовремя ноги соперника. Плотно прихватив ногу соперника, серб кувыркнулся прямо в него.

Негра просто снесло на песок.

Это Брюс Ли через себя сальто делает с ударом свободной ногой, простому негритянскому парню подобные чудеса левитации не по силам, захваченная сербом нога просто не оставила тушке негра иных вариантов.

Само падение не очень болезненно, даже самолюбие не пострадало. Но, набравшая инерцию кувырка, пятка серба прилетела точно в лоб негритоса.

Бам!

Ударь пятка чуть ниже — в нос, или чуть в сторону — в висок, выступление первой пары бойцов закончилось бы.

Рывок! Негритос сумел выдернуть ногу из захвата, и при этом отпихнуть противника второй ногой. Успеть подняться, быстрее!

Серб с колен, рыбкой ныряет вперед, пытаясь ребром ладони подсечь негрилу под колено.

Серб попадает, но, вкогтившийся в край арены, негр лишь на мгновение теряет равновесие, по–заячьи поджав ноги, разрывает дистанцию гигантским прыжком, почти до противоположного края арены.

В соревновании на скорость молодость заведомо круче опыта.

Зачерпнув пригоршню песка, серб бросается к противнику. От брошенного в лицо песчаного облака негр успевает увернуться. Отмахивается в ответ, и даже попадает, но серба уже не удержать.

— На–а–а–а!

— Хых!

Серб впечатывает негра в край земляной ямы. Сербу откровенно везет с захватом — первая рука негра плотно прижата к корпусу.

— Аа–а–а–а!

Вздуваются мышцы серба.

— Хых!

Классический бросок через себя в сторону прижатой к корпусу руки противника. Песок арены вышибает из негра остатки сознания. При слабой шее или недостаточном везении от подобного приема ломается шея. Но, негру везет, или серб правильно рассчитал силы и не стал калечить противника.

Белый обхватывает негра сзади, оплетает ногами корпус противника и локтевым сгибом сдавливает не слишком толстую шею.

Все! — гонг!

Победитель театрально ставит ногу на грудь поверженного соперника, разводит в сторону руки, и хищно склонив голову набок, исподлобья смотрит на зрителей. Смотрит с вызовом — он победитель ему можно.

Зрители одобрительно гудят. Бои только начались, ставки пока скромные, так что даже проигравшие не особо огорчены исходом.

Мелкие пластиковые купюры летят в яму арены.

Серб, однако, не торопится их поднимать. Вместо этого он еще ниже пригибает голову, и даже немножечко сгибает спину в поклоне — это его дань уважения оценившим его победу. И только теперь собирает с песка десяток кусочков пластика.

Ведро воды на голову приводит негра в сознание. Но видно на воде сэкономили, сознанье вернулось в негра, но как–то весьма избирательно и далеко не все.

Со вторым ведром выходит заминка и кто–то из ставивших на негритоса приводит его в чувство, помочившись на него с края ямы–арены. Негр отфыркивается и сыпет проклятиями.

Толпа одобрительно гудит — уринотерапия ей явно по нраву.

Вторая пара бойцов спускается на арену.

Неплохо, неплохо. Две злобного вида негритянки выяснят, кто же сегодня возляжет с героями? Или наоборот — кому сегодня не быть подстилкой?

Ан, нет, все гораздо затейливей.

В яму арены сталкивают латино с растаманистыми косичками. Парный бой — две негритянки против растамана.

Заскучавшие зрители требую начинать.

Второй бой кончился, не успев начаться. Песок в глаза, одна негритянка подкатывается в ноги лохматому парню, вторая в прыжке впечатывает пятки в грудь протирающего глаза парня. Еще минуту разгорячённые негритянки выбивают из корчащегося на песке тела остатки дыхания.

Судья не мешает, зрители разочарованы. Вот пусть Лохматый и отдувается.

Разогрев закончен. В следующем бою Син сойдется с рослым, грузным скандинавом. Швед на фут выше коротышки Сина и, как бы ни вдвое, его тяжелее.

На этот бой уже ставят по крупному.

Я и Рон ставим по сотне на Сина. Дядя Саша ставит двадцатку, с наличностью у него напряг.

Я и Дядя Саша ставим на Сина из симпатии к товарищу по перегону. А вот Рон явно в курсе, что из себя представляют бойцы, и ставит со знанием дела.

Впрочем, он не один такой умный. Ставки один к двум в пользу Сина.

Бой проводится по «типа боксерским правилам». Пять раундов по три минуты, шестой пока один из противников не упадет на песок. Бойцы даже надели боксёрские перчатки, разулись и разделись по пояс.

Вышедший на арену, судья в мятом штопаном фраке, рутинно пробубнил бойцам правила и продемонстрировал электрошокер. Суровое тут судейство.

Гонг!

Рубилово началось.

Длиннорукий рослый скандинав пытался держать юркого филиппинца на дистанции, а когда коротышка сближался клинчевал, наваливаясь на Сина, реализуя преимущество массы и роста.

Два раунда бойцы бодались на равных. Под куполом арены воцарилась тишина в которой отчётливо слышно дыхание бойцов и мощные шлепки ударов, сбивающие с потных бойцов брызги влаги. Син бил и попадал чаще, скандинав акцентированние. Судя по спокойному лицу Дяди Саши, выступившим секундантом филиппинца, у того все под контролем и бой идет, как надо.

Скандинав боксировал откровенно любительски, даже мне неискушённому в боксе видны удары, начинающиеся с движения плечом. Син же подключает плечо только когда выброшенная вперед перчатка уже на полпути к цели. И мгновенно отдёргивает руку в исходное положение.

В третьем раунде Син до предела взвинтил темп. Явно выдохшийся, скандинав пропустивший не мало ударов, не успевал за вертким, резким, еще полным сил филиппинцем.

В середине раунда брутальная челюсть скандинава поглотила кинетику мощнейшего апперкота.

Скандинав «поплыл», но устоял.

Парой секунд спустя многострадальная челюсть не устояла перед напором хука правой.

Скандинав упал на четвереньки и, загребая песок, засеменил к краю арены. Опираясь спиной на стену арены, тяжело поднялся и закрылся, уйдя в глухую оборону.

Это он зря. Син спокойно стоял в центре арены, а клоун во фраке даже не думал открывать счет.

Гонг!

Четвертый раунд скандинав выступал в роли, списанной в виду полного износа, боксерской груши. Держась на ногах, исключительно благодаря вдвое большей массе, природной упертости и тому, что филлипинец явно тянул с последним ударом.

Не давая противнику передышки, Син переходит в ближний бой, нагружая здоровяка одиночными ударами в голову. Наклонами корпуса, сводя на нет редкие выпады в свой адрес, проводит короткие серии в корпус.

И как у него получается?

Казалось бы дистанция меньше полуметра, а все удары скандинава приходятся в перчатки, летят мимо цели. Пусть на пару сантиметров, но мимо.

Под градом ударов слетающая со скандинава влага приобретает розовые оттенки.

В пятом раунде разбитые губы скандинава таки поцеловали песок арены. Каким–то невероятным усилием скандинав заставил себя подняться на ноги, но он уже не здесь. Развернувшись почти в противоположную от противника сторону, скандинав махнул рукой, обозначая удар, и затряс головой пытаясь привести в чувство отбитую голову.

Шмыгнув носом, филиппинец пожал плечами и всадил перчатку в печень оппонента. Скандинав грузно осел на песок и скрючился в позе эмбриона.

Алес — не встанет, нет.

Клоун во фраке поднял вверх руку Сина.

В боксе нельзя бить в спину?

Ну, тогда добро пожаловать в Нью–Рино.

На арену выпустили двух местных животин. Грех медведицы с секачом, это как раз про них.

Свирепые твари без раскачки принялись рвать друг друга на части.

— Скучно все это, — сказал Рон, ритуально пересчитывая выигрыш. — В этих боях нет главного — страсти. Вот если бы на арену выпустить пару пузатеньких отцов семейств, мечтательно произнес Рон. — Да перед этим денька три не кормить или не поить все семейство, вот тут закипели бы не шуточные страсти. Умения там ровно нисколько. Зато желание и мотивация зашкаливали. А еще лучше выставить на бой не отцов, а матерей. Вот где было бы рубилово без фальши компромиссов. Ты когда–нибудь видел откусанные уши? — поинтересовался у меня Рон.

— Слава богу, нет, — энергично мотнув головой, ответил я.

Развить мысль мне помешал зазвонивший мобильник Рона.

Хм, не врут про мобильные телефоны. Пусть и всего при одной антенне.

По мере услышанного из трубки Рон мрачнел сильнее и сильнее.

— Бери своего бородатого друга. Срочно возвращаемся домой, — лицо Рона имело крайне озабоченный вид.

Буквально схватив ничего не понимающего Дядю Сашу за шиворот, бегу догонять нетерпеливо мнущегося у входа Рона.

Возвращаемся в Каструм едва ли не бегом.

На полпути дорогу нам преградили четыре мутных типа с остекленевшим взглядом. Рон по ходу пнул ближнего под колено. Дядя Саша, не останавливаясь, выбросил вперед кулак.

Оставшаяся стоять пара дружно сделал вид, что они тут не при делах и вообще те, что упали в пыль, не с ними.

Так что, я просто прошел мимо. Мысленно хмыкнув народной мудрости про то, что лучшая драка, это когда за тебя дерутся другие.

В «Каструме» действительно случились неприятности.

— Что?! — бросил я встречающему нас у ворот Степанычу.

— Басурмане местные Ленку снасиловать пытались.

Снасиловать это плохо.

А вот «пытались» оставляет некоторую надежду на то, что попытка не засчитана.

Девушка полезла за шмотками в свой, стоящий в дальнем, не просматриваемом охраной мотеля, углу недоджип. Тут ее и подловили трое сексуально озабоченных типа.

Зажали рот, отволокли поглубже за машину. Сорвали трусы, использовав в качестве кляпа, запихали девушке в рот. Один из насильников зажал голову Ленки между ног и заломил её руки. Второй пытался, пристроился сзади к девушке активно брыкающейся даже с заломленными за спину руками. Третий пускал слюни, балдея на сеансе бесплатного порно.

И все бы у них получилось.

В двух десятках метров Сепаныч откинул кабину МАЗа и гремел ключами, возясь с мотором. Пожилой водитель туговат на ухо, и возни за Ленкиной машиной не слышал.

Но то, что тихо для людей, громко для собак. Запах опять же.

Алиса потом рассказала мне, как Муха, дремавшая на длинной, идущей вдоль мотеля террасе, встрепенулась, насторожилась, явно к чему–то прислушиваясь и ловя чутким носом потоки ветра.

А потом, глухо зарычав, сорвалась в сторону припаркованных в дальнем углу машин.

Ворвавшаяся Муха обрушилась на спину, сбив с ног, любителя заламывать девушкам руки. Ленка лягнула пристроившегося сзади насильника, выдрала кляп и дико завизжала.

Насильники заметались. Сперва хотели бежать, потом решили, что за изнасилование по головке не погладят, и живые свидетели им не нужны.

Вот только между свидетелем и насильниками встал злющий комок шерсти, а от МАЗа спешил на помощь суровый русский мужик в поношенных кирзовых сапогах и здоровенным гаечным ключом, крепко зажатым в испачканной машинным маслом мозолистой пятерне.

Но первым успел не Степаныч, а Итц*Лэ, сходу всадивший наваху в бок, не успевшего натянуть штаны, любителя пристраиваться сзади. Со спущенными штанами чертовски не просто уворачиваться от ножа. Так что наваха вошла качественно, к нашему приходу проколотая тушка уже не подавала признаков жизни.

Оставшиеся двое бросились к забору.

Муха догнала и опрокинула одного.

Насильник выхватил нож и пырнул Муху в бок.

Большего он сделать не успел. Тот самый ключ, которым Степаныч затягивает гайки на колесах МАЗа, погасил сознание бедолаги. А впавший в кровавый угар, Итц*Лэ отбил ему ливер и сломал пару ребер, остервенело пиная уже бессознательное тело.

Хотя, характерный след 44 размера нашептывает, что без Степаныча тут не обошлось.

Третьему насильнику удалось уйти.

К моменту нашего прибытия в мотель Ленку перевязали, и Галка увела ее в номер накачивать алкоголем. Муха зализывала рану на бедре. А охрана «Каструма» имела очень бледный вид.

— Новенькие они, третьего дня к нашей артели прибились, — пытался оправдываться старший строительной артели — здоровенный, лохматый, бородач — реднек, сам пришедший к Рону, как только узнал о случившимся.

Это правильно, он отвечает за тех, кто у него работает. Так что, спрятать голову в песок не получится. Иначе голова так и останется в песке.

— До утра я его тебе приведу, — жестко пообещал бородач.

Рон едва заметно кивнул.

— А с этим что? — спросил у Рона помощник артельного старосты, явно родственник бородатого.

— Мне вы приведете сбежавшего. А что делать с этим (тут слово нехорошее), решать русским.

— И нахрен мне такое счастье? — на русском, в полголоса пробубнил я.

Таким нехитрым образом Рон пытается загладить косяк своей охраны. У его заведения была репутация надежного мотеля. Это его доляна местного рынка. А тут такой косяк.

Кстати не удивлюсь, если выяснится, что насильники работали на конкурентов Рона. Капитализм он такой знаете ли.

Но это уже не наши проблемы.

Нашей проблеме скрутили руки куском толстого провода и поставили на колени. Бедолага стоит на коленях в луже собственной мочи и мелко трясётся от страха. Он совсем не герой. А всем вокруг, включая Муху, понятно, что живым ему отсюда не уйти.

Выбор у него между плохой и очень плохой кончиной.

И что с ним делать?

Если его не убьем мы, Рон сунет его башкой в нужник. Или, присыпая раны солью, порежет связанную тушку на ленточки. А может, придумает, что похуже. Они тут — в Рино большие затейники.

Рон отнюдь не кровожадный маньяк.

Но этот случай наверняка не последний. Поэтому, растеряв репутацию в одном месте, он хоть немного укрепит ее в другом. В назидание следующим охотникам побузить на его территории.

Репутация, в некотором роде, тоже товар. Причем товар не из дешёвых.

Местная «фауна», мало чего боится, не уважает никого, и подчиняется исключительно силе. А пугается даже не от жестокости, а жестокости запредельной.

Хозяин «Каструма» вопросительно посмотрел на меня.

Наша группа уже давно признало мое старшинство, пусть негласно, без пафоса красивых жестов и длинных фраз, но решения принимать именно мне. Я особо не рвался в герои, но на свою голову оказался единственным пассионарием в нашем отряде.

И теперь мне придется соответствовать занятому в иерархии месту.

О чем я думал, когда ухватил бедолагу за колючий подбородок и полоснул по горлу?

О предательски потной ладони, в которой костяная рукоять ножа стала похожа на кусок мокрого мыла.

О побелевшем от потери крови Ленкином лице, контрастирующем с сочными красками пятен крови насквозь пропитавшей бинт.

О коросте из шерсти и запёкшейся крови на бедре Мухи. Вполне могло статься, для Мухтарки этот бой мог быть последним, а она у нас девочка в положении.

О том, что не месте Ленки могла оказаться Алиса, нервно кусающая губу — верный признак сильного волнения. А моя новая жена редко ходит без привязавшейся к ней, как к матери, Риты.

Не так давно в подобной ситуации я познакомился с Алисой, попутно намотав на колеса пару чумазых парней. Так что, особых рефлексий у меня не было.

С волками жить……….., а Рино населяет именно такая фауна. Ну, может еще и шакалы.

— Который жмур на твоем счету? — думая о чем–то своем произнес Рон.

— Не знаю, я престал их считать после первой дюжины.

— Хм, на чистоту, ты не выглядишь настолько суровым.

— Какой есть. Я проинструктирую своих, они будут держать язык за зубами. Так что дальше нас эта история не уйдет. А ты уж постарайся, чтобы тут у нас больше не было проблем.

— Будете уезжать, мои люди проводят вас до переправы, — с явным облегчением выдохнул хозяин мотеля.

Галка аккуратно прикрыла дверь номера, стараясь лишний раз не шуметь, подошла и уселась рядом со мной, задымив местной сигарилой.

В воздухе расплылся сладковато–терпкий аромат подмешанных в табак пряностей.

Хотелось сказать девушке, что в ее положении курить грех. Да только бестолку это. Галка из той породы «горбатых», которых исправит только могила.

— Глотнешь? — Галка взболтнула небольшую обтянутую кожей фляжку.

И этого человека я хотел пристыдить курением во время беременности.

— Нет, спасибо.

— Лады, мне больше достанется. А то Ленка высосала почти все, — Галка глотнула из фляги, и тут же глубоко затянулось табачным дымом.

— Как она? — спросил я.

— А что ей будет, — искренне удивилась Галка. — Девка крепкая, Док её заштопал. Хотел снотворное вколоть. Но снотворного мало, а еще твою зверюгу шить. Не усыпив Муху, Док её шить боится.

— Ну, не каждый день ее насилуют.

— Я тебя умоляю, — беспечно отмахнулась Галка. — Вот помню когда я только на Москву приехала. Гарик — наш сутенер — сука редкостная, отправил меня на субботник, обслужить бригаду, которая его крышевала. Типа решил сразу обломать новенькую.

Бывшая проститутка в красках и с пикантными подробностями поведала, как шестеро быковатых бандюков развальцевали ей все дыхательные и пихательные. Что самое обидное, отработала жрица любви за бесплатно, потому и субботник.

— Во! А ты знаешь, что такое «вертолет»?

— Теоретически.

— Да, ну ладно. А то, как–то раз, я тогда под Арсеном работала, попала к ментам……

Так что дослушивать, что там и как у проституток с ментами я не стал. Совка во мне окончательно не вытравили, хоть и старались. Так что я немного наивно считаю, что вор должен сидеть в тюрьме. И других вариантов у милиции быть не должно.

— Муха, пошли. Будем тебя штопать.

Поджав к брюху покалеченную конечность, Муха на трех лапах похромала на операцию.

— Я пришью тебе новые ножки. Ты опять побежишь по дорожке…………

Псина, как всегда, согласная.

 

Нью–Рино

17 число 04 месяц 17 год.

Сбежавшего бедолагу привели к Рону рано утром, еще до завтрака. Однако, вопреки ожиданиям, никто его даже пальцем не тронул. Посадили на толстую цепь и, как ни в чем не бывало, разошлись по своим делам.

Причина столь странного, с моей точки зрения, поведения Рона появилась где–то через час после завтрака.

В «Каструм» нагрянули трое очень авторитетных граждан.

Пишу авторитетных без кавычек, потому как в данном месте и в данное время, эти тревожные граждане авторитетны в самом прямом значении этого слова.

Причем один из авторитетов оказался симпатичной теткой средних лет с хищным лицом. Вот только вела она себя так, как будто именно у нее самые больше и крепкие яйца. И ведь, что характерно, все это положение вещей принимали. Короля, как известно, делает свита.

Пришло, точнее, приехало, не трое, а два с лишним десятка головорезов. Ходить по Рино без охраны небезопасно, а главное не в масть уважаемому человеку.

Плюс, в компании пары человек пришел бригадир строительной артели.

Оказывается, в Рино просто так спросить за косяк, это беспредел.

Привалить супостата на месте преступления — ваше законное право. А вот судить — прерогатива исключительно местных авторитетов, коих должно быть не меньше трех человек.

Даже не знаю, чего в этом действе больше:

— очередного доказательства того, что авторитетные граждане тут не просто так, а право имеют. Причем право исключительное — право на смерть. И что занося на общее (ой, что это я опять, уплачивать налоги в местный магистрат конечно же) можно рассчитывать, что тебя не линчуют по ошибке или под надуманным предлогом.

— или, таки, гипертрофированной формы поддержания правопорядка.

Пожалуй, всего по не многу.

Суд начали с опознания терпилы.

Ленку, Степаныча и Итц*Лэ попросили опознать насильника.

Ленка и расписной латино кивнули. Степаныч, честно признался, что не разглядел нападавшего.

— Кто еще видел насильников? — с сильным акцентом спросил высокий, не молодой, латино в кожаной безрукавке открывавший вид на затейливо татуированные жилистые руки.

— Никто. Разве что собака, — развел руками Рон.

— Собака, — словно отхаркнув просипел латино. — И что она нам расскажет. Я бы послушал.

Окружение авторитета заржало, оценив шутку, да и торпеды остальных авторитетов заулыбались.

— Приведите.

Смех, как отрезало.

У просившей привести собаку женщины очень низкий, какой–то грудной, но в тот же время сочный и по–своему красивый голос. Не удивлюсь, если когда–то она была связана с вокалом.

Пришлось идти за запертой, от греха, в номере Мухой.

Зато псина сразу сняла все вопросы. Шерсть дыбом, оскал до обрезков ушей, лапы скребут землю, розовая пена вытекает из оскаленной пасти. Насилу оттащил от посаженного на цепь насильника.

Судя по виду, ни у кого из присутствующих не осталось сомнений, перед ними именно тот, кто нужен.

А тетка–то какова, так мастерски доказать, что именно у нее самые крепкие яйца.

Непростая женщина, чертовски непростая.

Трое «судей» переглянулись между собой и обменялись утвердительными кивками.

Их подручные отцепили бедолагу и увели приводить приговор в исполнение.

Как только судопроизводство закончилось, Ленка устроила истерику, умоляя сегодня же поникнуть Рино. Против никто не возразил, за два дня Рино успел всех достать.

Унитаз, это конечно здорово, но лучше уж в позу орла в ставшие родными пампасы. Там хотя бы привычнее.

Два часа спустя наша колонна оставила за спиной палаточный городок на западном выезде из Рино и проехала мимо покосившегося от дождей щита с предупреждением к особо буйным гостям Рино.

На нижней перекладине щита, почти касаясь босыми стопами земли, раскачивался под напором степного ветра свежий покойник.

Тут и гадать нечего, спецом повесили именно на нашем маршруте.

Как и обещал Рон, пара его ребят прокатилась с нами до переправы.

Владелец «Каструма» выглядел весьма довольным последними событиями. Подозреваю, что с утреннего действа он поимел какой–то профит. Но пойди — разбери хитросплетения местной политики.

Как я понял, ему тоже впаяли символический штраф. А вот возводящей стены мотеля строительной артели предстоит месячишко вкалывать на благо Рино. Вроде будут мостить камнем одну из улиц, может и быстрее чем за месяц управятся.

Лишний раз доказывая, что при всей видимой махновщине в Рино рулят практичные люди с далеко идущими планами.

А мы уж как–нибудь, по–тихому, исчезнем с этих планов.

 

Переправа через Рио–Бланко.

17 число 04 месяц 17 год.

Нью–Рино — свисток, через который стравливается лишний «пар» местного мира.

Переправа — клапан, удерживающий пар внутри кипящего котла Рино.

Чтобы клапан работал надежно, на подъезде к нему оборудован даже не блок пост, а небольшой укрепрайон.

От берега к дороге прорыты длинные дуги двух оплывших от дождей, но все еще глубоких канав. Прорваться через которые на колесной технике нечего и думать. Бтр 60, его потомки и коллеги, ну может быть, все остальное строго нет. Учитывая, что после выезда из Порто–Франко мне встретилась ровно одна такая машина, канава весьма действенное средство против возможных налетчиков.

Чтобы названные гости не прорывались по дороге, на ней выстроена змейка из двух дюжин метровых ежей. Сваренные из ржавого металлома ежики, может, неказисты на вид, зато вызывающе прочны.

За линией ежей оборудован отстойник для машин, ожидающих своей очереди на переправу. С края отстойника врастает в землю обложенный мешками с песком кунг армейского грузовика. По сторонам от кунга пара огневых точек, сложенных из тех же мешков и прикрытых от солнца маскировочными сетями. Чем оборудованы огневые точки, и оборудованы ли вообще, невидно из–за свисающих маскировочных сетей.

Еще дальше, на крохотном холмике, справа от дороги, в каменистом грунте отрыт капонир. В данный момент капонир пуст, но вряд ли его отрыли просто так. Учитывая дефицит «брони», ее вполне могли снять с блока, и отправить заземлять очередную партию чрезмерно лихих граждан.

На переправе несут службу не люди Рино, а бойцы с шевронами американской конфедерации.

К службе конфедераты относятся со всей серьезностью. Порядки на переправе царят армейские. Личной состав гарнизона единообразно вооружен, одет по НАТОвскому образцу и хорошо знаком со слом — дисциплина.

И вообще прилично упакованы ребятки, когда я уточнял у местного начальника порядок переправы, то разглядел внутри кунга прибор ночного виденья и навороченную радиостанцию.

Переправляет через реку пришвартованный бортом к деревянному причалу, то ли строенный армейский самоходный понтон, то ли паром — тримаран, собранный из секций армейского же наплавного моста.

Международная разрядка и распад Варшавского договора зело способствовали списанию многочисленного военно–инженерного имущества, как в странах НАТО, так и в бывшем Варшавском договоре. Вот кто–то предприимчивый скупил его по цене лома и переправил сюда.

В ближайшем рассмотрении выяснилось, всё–таки это намертво скрепленные стальными балками опоры наплавного моста. Боковые секции — просто поплавки, а вот средняя секция длиннее боковых на пристыкованный к ней ходовой модуль.

Техника заезжает поперек парома. За раз паром перевозит пару грузовиков с прицелом или пять–шесть легковушек.

Первым рейсом переправились МАЗ Степаныча и пикап с катером на прицепе.

Вторым, на слегка раскачивающийся паром, вкатываются остальные машины — мой шушпанцер, ленкин недоджип и ЗИЛ Олега.

Отгоняя пропитавший землю жгучий зной и бликуя под лучами солнца, плещется за бортом водичка. От воды тянет ласковой приятной для кожи прохладой и запахом тины.

Галка млеет, беззаботно свесив босые ноги за борт.

Под присмотром Ольги детвора сгрудилась у борта, и восторженно тычет пальчиками в лениво шевелящих плавниками, похожих на огромных карпов, золотистых рыбин.

У берега мелькают вытянутые серые тени, гоняют выпрыгивающую из воды молодь.

А над водой кружат похожие на бакланов речные птицы.

Лепота, одним словом.

Могу понять своих попутчиков, после почти месяца однообразия саванны смена пейзажа сродни маленькому празднику.

Скучающий экипаж парома, из одного молодого парня, рад бы почесать языком, но рокочущая под ногами машина, позволяет общаться исключительно жестами или орать на разрыв связок.

Подозреваю, раньше выхлоп машины отводился в воду, но теперь по каким–то причинам американские кулибины сколхозили выхлопную трубу из автомобильных запчастей. Опять же, с запчастями тут чуть хуже, чем никак, поэтому выкручиваются, как могут.

Лишенный возможности полноценно общаться, рыжий, чуть лопоухий парень лыбится в тридцать три зуба, изредка крутит штурвал, все остальное время, как бы невзначай, поглядывает на вышедших из машин женщин.

Хорошо на воде. Особенно если отойти подальше от рокочущей машины.

На западном берегу оборудована копия оборонительного периметра восточного берега. Разве что, вместо блиндированного кунга используют отъездивший свое автобус, рядом с которым разбита, обложенная бруствером из мешков, армейская палатка. А в капонире стоит не идентифицированная мной бронемашина, тонким стволом автоматической пушки развернутая в сторону восточного берега.

Река в месте переправы не слишком широка, так что при необходимости автоматическая пушка без проблем «причешет» восточный берег.

Еще, в отличие от восточного берега, на западном имелась сколоченная из жердей десятиметровая антенная мачта и две обвалованных земляной насыпью автомобильных цистерны. Одна под бензин, вторая под дизтопливо.

Нюансы местного бизнеса. Нью–Рино получает топливо через Москву.

Москва и Нью–Рино по большому счету отличаются только тем, что в Рино считают — людей сделал равными Самюэль Кольт, а в Москве, что Михаил Калашников. Есть еще адепты Федора Токарева, особенно его короткоствольной игрушки, но это уже сектантство.

В остальном же суть обоих городов одна — масса весьма тревожных личностей, которых держат в узде железная хватка авторитетных граждан.

Так что, по части торговли горючкой, Москва и Рино живут душа в душу.

Конфедераты же берут топливо напрямую у Демидовских, так оно сильно дешевле.

Естественно Рино категорически против того, чтобы конфедераты торговали горючкой на их берегу Рио–Бланко.

На своем берегу — пожалуйста. А на нашем ни–ни.

Конфедератам подобный расклад не в тягость. Через переправу проходит жирный трафик, а следующим на запад переселенцам или торговым конвоям без разницы на каком берегу заправляться.

Впрочем, хитровыделанные мормоны и тут нашли лазейку.

Заправляться в Рино?

Дороговато.

Переправляться взад–назад через Рио–Бланко?

Накладно.

Но ведь если заехать на паром, ты уже не на берегу. И можно с чистой совестью заливаться под пробку из танков парома.

Рино скрипт зубами, но договор есть договор, и формально конфедераты его соблюдают. Рино может и рискнул бы на междусобойчик, дешевого пушечного мяса там хватает. Но конфедераты сами по себе серьезные ребята, а у них из–за плеча скромно выглядывают русские (читай демидовские), которым нужен стабильный сбыт нефтепродуктов и совсем не нужны торговые междусобойчики на ведущей к ним трассе.

На заправке по весьма гуманному курсу принимают к оплате топливные векселя, выданные мне зам. по тылу — конвой роты РА.

Так что заправились мы под пробку. Теоретически топлива должно хватить до Димидовска, и даже с не большим запасом. Но это теоретически.

За переправу с нас денег не взяли.

Заглаживая свой косяк, за нас рассчитался Рон. Даром что ли до переправы ехал?

 

18 число 04 месяц 17 год.

— Поезд мчится в чистом поле, — разглядывая ползущее по целине чудо эпохи угля и пара, со смесью иронии и удивления в голосе, Алиса процитировала известного русского поэта.

— Веселится и ликует весь народ, — продолжил я строки из стихотворения Некрасова.

Чудо действительно было чудным.

Чадя дымом из высокой трубы, шипя паром и лязгая механизмами, по целине катился паровой трактор. Причем катился хоть медленно, но чертовски уверенно, давя землю протектором цельнометаллических литых колес и оставляя за собой борозды вспаханного поля. Нормального такого поля, километр на километр в нем есть точно. И если меня не подводит зрение, это поле тут такое не одно.

За то время, что я нахожусь в этом Мире, я повидал всякого. Ветряки, газогенераторы, гужевая тяга, полудизеля, работающие почти на любой горючей жидкости, пароходы и даже паровые машины. Но локомобиль вижу впервые.

Тем временем здоровенный, как «Кировец», и тяжеленный, как каток, экспонат музея промышленной истории поравнялся с нами. Вблизи видно, что это никакой не новодел, экспонат и впрямь достоин музея.

Хотя и его коснулась рука хайтека, приделав инородные глаза фар и антенну радиостанции. А значит, где–то в недрах локомобиля спрятаны генератор и аккумулятор.

Сидящий за рулем паровика, косматый бородач в пропитанной потом рубахе приветливо помахал рукой нашему каравану и потянул какой–то рычаг.

Над пологими холмами протрубил паровой свисток.

Так мы не хуже можем.

— Заткнули уши! Сынок гудни–ка.

Установленный на шушпанцере тепловозный ревун басовито вторит своему ископаемому коллеге.

Недовольная Муха сердито рычит за сиденьями. Раздетый по пояс, перепачканный сажей вихрастый пацан, исполняющий на локомобиле обязанности кочегара, разгоняя гул в ушах, энергично затряс головой. Машинист парового трактора поковырял указательным в ухе, вытащил палец и, сжав кулак, отогнул большой палец. А морда при этом довольная–довольная.

Видимо не часто его в ответ приветствуют децибелом того же калибра.

Едва разминувшись с паровым трактором, уступая дорогу нашему конвою, на обочину съезжает запряжённая мощной лошадью, одноосная повозка, на резиновом ходу.

Дайте угадаю, что везут?

Что характерно угадал. В повозке кучка колотых дров и две бочки. Одна с водой. Вторая: то ли с торфом, то ли с бурым углем. Наверняка могу утверждать одно — не с антрацитом это точно.

Разминувшись с паровым трактором, выезжаем к мелководной речушке, на противоположном берегу которой, под присмотром до зубов вооруженного пастуха пасется солидных размеров стадо.

Проезжаем километр вдоль реки мимо недавно распаханных полей и облепленных стервятниками туш больших гиен и еще каких–то хищников помельче. А может и не хищников.

Человек пришел сюда всерьез и надолго. Пришел, как хозяин необъятной новой Родины. И реликтовой фауне, в особенности хищной, здесь теперь не место.

А вот и Форт–Джексон.

Словно сошедшие с рекламных плакатов ковбои в потертых джинсах, небритые, обгоревшие на солнце рэдники, суровый шериф из–под широкополой кожаной шляпы, блестящей стеклами солнцезащитных очков, наспех сколоченные неказистые дома, загоны для скота, красноватая пыль, едкий запах навоза, пота и самогона. Запах последнего особенно силен.

Минуем улицу в три дома и заезжаем на укатанную площадку перед местным культурно–досуговым центром, в простонародье именуемым салуном.

Украшенный рекламой какого–то американского пива, здоровенный прямоугольник шатра с припаркованным с торца домом на колесах. Точнее уже без колес.

Стальной каркас шатра то ли не довезли, то ли пустили на другие нужды. Заменив сталь, даже не досками, а толстыми, небрежно окоренными жердями. От того геометрия шатра не очень–то прямоугольная, а жерди жалобно скрипят от едва заметного ветерка.

Дабы не пойти ко дну в мокрый сезон, под шатром настелен пол. Тут уже доски не пожалели. Дополняет картину мощная барная стойка, большой телевизор, пара мощных колонок под потолком, куча разнокалиберной мебели разной степени износа.

Рядом с барной стойкой небольшая эстрада. Возле которой «скучают» три дамы весьма характерной внешности.

Судя по состоянию мебели, характерным пятнам на полу и ретушированным бланшем под глазом одной из «скучающих» дам, вечерний досуг Форте–Джексон протекает весьма бурно. Но подконтрольно — в крыше шатра и барной стойке отсутствуют характерные круглые дырочки.

Давящий на барабанные перепонки рокот дизеля наконец–то затихает.

Хорошо–то как.

Зато полуденный зной наваливается на неподвижную машину с удвоенной силой.

Рядом паркуются другие машины нашей поредевшей группы. Дымящий самокруткой Степаныч. Раскрасневшийся от жары Дядя Саша. Как всегда невозмутимый Олег. Утомлённая дорогой Ленка. Любопытно крутящий головой Итц*Лэ.

— Кто на стреме?

— Я останусь, — с готовностью отозвался Олег.

Чудно, другого я и не ожидал. У Олега, да и у Ольги тоже, стойкое неприятие к увеселительным заведениям.

Девочки сразу устремились к сарайчику с двумя дверьми.

Букв «Мэ» и «Жо», точнее их англистикой транскрипции, на дверях нет. Но назначение и так понятно.

Мужская половина коллектива бодро заруливает с тень шатра. В Сухой сезон стенки шатра скатаны в рулон и подвязаны к жердям под потолком. От того духоту разгоняет слабый ветерок.

У «входа» в салун висит табличка с надписью на английском и испанском о том, что с оружием сюда в ход заказан. Это же единственный светоч культуры на две сотни миль вокруг, а не какой–то–то заурядный притон, что характерно тоже единственный, на те же две сотни миль.

По сколько на русском ничего не написано, игнорируем надпись и веселой гурьбой вваливаемся заведение.

— Hi All, — приведствовал нас бармен за стайкой.

— Сам ху–йло, — скалясь во всю пасть, приветливо ответил бывший егерь.

Бармен недовольно поджал губы. По всему шутка ему хорошо знакома.

— Вотки нэт, — разведя руки, проскрипел бармен.

— Давай что есть, — продолжил балагурить Дядя Саша.

Судя по появившимся на стойке стопочкам и этот оборот русской речи бармену прекрасно знаком.

Три кубика льда и полста грамм карамельного цвета жидкости.

Ну–с, заценим.

Крепчайший виски ледяной струей обжигает пищевод, огнем растекаясь по телу. В голове разом проясняется.

— Годная штука, — смачно затянув самокруткой проглоченный стопарик, оценил пойло Стапаныч. — Дэн, скажи ему, чтобы он льдом не разбавлял.

— Степаныч, давай без фанатизма.

— Все путем, — уверенно заявил пожилой водитель.

Бармен тем временем выставил на стол глиняные кружки и разливает по ним свежий лимонад из запотевшей бутыли. Из–за сцены выпорхнула девушка, чем–то похожая на певицу Сандру. Составила кружки с лимонадом на поднос и понесла их детям.

Хорошо живут, даже лимонад есть холодный. И официантка в чистеньком передничке.

Может у них и пиво есть? А то с вискарика, да по такой жаре, развезет на раз.

Пиво нашлось.

Причем весьма недурственное на вкус.

Варят его тут же, в соседнем сарае. На вполне цивильном оборудовании для производства домашнего пива. Оказывается в Штатах это запросто.

В меню заведения всего два блюда. Овощной супец и фасоль с подозрительного вида соусом. Но если дорогие гости час обождут, повар зажарит огромную яичницу с помидорами и домашней колбасой.

От зноя есть совсем неохота. Поэтому ограничиваюсь чашкой супа и парой кружек пива. Зато косоглазое семейство заказывает по тарелке супа и сковородку фасоли в соусе.

— Дэн, ты знаешь. Я бы три раза подумала, прежде чем есть тут, — Алиса уселась напротив меня и придвинула к себе кружку с пивом. Вид у нее недовольный.

— Антисанитария?

— Не то слово.

— Я вроде даже рукомойник видел.

— О да! Только он сухой как Сахара.

— Вон, воду на заправку рукомойников несут.

— Мы уже помылись водой из наших запасов.

— Я в вас не сомневался, русские нигде не пропадут. Ты пиво–то пей. Оно, что характерно сварено, а это, как ни крути, дезинфекция. И супчик ешь. Он тоже не заразный.

— Хм, неплохо, — Алиса придвинула тарелку к себе, отломала ломоть мягчайшего, еще горячего белого хлеба и с аппетитом принялась за суп.

Хорошо ей. Я вот не любитель острого, а то, что налито в тарелку, по вкусу напоминает горящий напалм. Вон косоглазые наворачивают, аж за ушами пищит. Того и гляди еще добавки попросят.

Однако, такое количество перца в еде, отличная профилактика желудочных и кишечных гадостей.

Лично я, все равно, обожду яичницу. Мелкие в пути успели чего–то погрызть, и по части еды ушли в отказ. Зато лимонад идет на ура.

За соседним столиком истинно русский натюрморт — Степаныч, Галка и Ленка распивают пузырь вискаря под хлебушек.

— Але, болезный, им хватит, — бармен разочарованно возвращается за стойку. Я сказал, хватит! — это уже троице кандидатов в алканавты. — Через час выдвигаемся дальше.

Новость понимания в коллективе не нашла, но спорить со мной не никто не стал. Похоже, я оброс авторитетом.

А где Дядя Саша? Что–то я его не наблюдаю.

Хм, считаем барышень характерной внешности.

Одна.

Вторая.

Понятно.

Будем надеяться, часа ему хватит. Ибо по истечении означенного срока ему придется догонять колонну в гордом одиночестве.

За час я успел вдоволь и поперек рассмотреть Форт–Джексон, причем, не вставая со стула, потолковать с барменом и исчерпать инцидент с помощником шерифа.

Народ в поселке подобрался простой, в чем–то даже душевный и очень работящий. В разгар дня в поселке практически никого, все при деле.

Практически все население выходцы из американской глубинки. Фермеры или жители небольших городков живущих своим, отличным от мегаполисов укладом.

Перефразируя сэра Уинстона Черчилля, Орден не переложил рэдникам ничего, кроме крови, тяжкого труда, пота и слез.

«То, что надо», — радостно ответили рэдники пакуя барахло в дорогу.

Здесь любят Иесуса Христа, крепчайшей кукурузный самогон, и огнестрел, как гарантию прав и свобод.

Обитатели американских мегаполисов, с их любовью к ценным бумагам, приторной толерантностью и прочими противоестественными закидонами, предпочитают селиться на побережье. Там Орден ближе, веселее идет торговля и вообще более интенсивная движуха.

Если копнуть глубже, то окажется, что в этом мире выходцы из Соединенных Штатов уже поделены на три разных квазигосударства — Американские соединенные штаты, Техас и Американскую конфедерацию. Причем эти красивые названия по большому счету фикция. Особняком стоят мормоны. А Нью–Рино вообще кладет на всех.

Причем из признаков государственности у американцев только единый язык, и некоторая общность уклада. Ни единой армии, ни центрального правительства или общей системы судопроизводства нет и в помине, судят исключительно на усмотрение судьи.

Это все равно, что сказать — Государство — древняя Греция.

Афиняне, фиванцы и спартиаты от души посмялись бы над этой шуткой.

Так и тут, каждый поселок сам по себе. А выполняющие функцию армии рейнджеры, больше похожи на ЧВК. Причем ЧВК больше смотрящий в сторону Ордена.

Что–то меня на философию потянуло. Спустимся на землю обетованную и не очень.

Что у нас на земле?

Из «гигантов» местной индустрии мне видны: автомастерская, заправка и винокурня.

Автомастерская — пара высоких навесов с расставленным под ними оборудованием. Под одним навесом стоит пикап с задранным капотом, под другим — местный Левша проводит техническое обслуживание копыт стройной тонконогой лошадки.

Винокурня — оказывается, там варят не только пиво, но и гонят весьма любимый местными пейзанами кукурузный самогон. Других напитков в поселке нет.

Заправка — бензовоз с прицепом, с красноречиво смотанными шлангами. Топлива нет, даже за полновесный экю.

Еще рядом с поселком есть лесопилка, но мне она не видна.

Чуть в стороне от салуна гордо стоит, да что там стоит — высится, местный храм. Крашеный извёсткой сарай, сколоченный из необрезной доски внахлест. От подобного строения, предназначенного для хранения дров или сена, церквуха отличается только увенчанной крестом надстройкой колоколенки.

На вопрос — Где их святейшество?

Бармен ответил, что их святейшество человек набожный, праведный, денно и нощно заботящийся о пастве. В данный момент он обустраивает местный погост. Ибо местный зверь лют, жаден, и до безобразия обожает мертвечину. От чего свежие могилы тщательно обкладываются крупным камнем.

Ну, это мне не интересно. Могилы я уже проходил. Причем не раз.

Расскажи–ка мне лучше, — Что это за типы пялятся на нас с крыши дома напротив?

— Шериф и мэр. Большие люди, значимые.

Мэрия делит собранное из контейнеров здание с местным околотком. Чтобы не пускать пузыри с приходом дождей из дикого камня отсыпали платформу метровой высоты. Присыпали сверху слоем щебня, выровняли, утрамбовали. Водрузили на нее пару, изготовленных в размер морских контейнеров, мобильных офисов. Их числа тех, которые так любят ставить в портах или на больших стройках. На них поставили еще пару блок–контейнеров. А чтобы в полдень внутри мэрия и околоток не напоминали филиал ада на выезде. Перекрыли сверху широченными скатами пологой крыши. Причем между верхом контейнеров и крышей оставили пару–тройку метров зазора.

О! а вот и каркас салуна нашелся. Властям он явно нужнее.

Под крышей поставили стол и три плетеных стула. На которых в данный момент усиленно борются со скукой два пожилых упитанных господина. Угадайте с одного раза кто именно.

Это еще и местный радиоузел?

Сам бы я ни в жизнь не догадался, при такой–то антенне. Серьезная кстати антенна, армейская. Если верить бармену стабильно держит связь с Рино.

Однако, если верить фактам — нас тут не явно не ждали. А значит, связь не такая уж и стабильная.

На этом достопримечательности кончились. Три минуты дабы все рассмотреть в деталях, а мне еще час яичницу ждать. Тоскливо.

— Але, болезный, а расскажи–ка ты мне про паровой чудо трактор, который встретился мне на подъезде к вашему милому городку?

С паровым трактором вышло более занимательно.

Для начала бармен сказал, что понятия не имеет, какой именно трактор я видел. Ибо их тут четыре. Четыре! Но на ходу сейчас только три.

— Музей ограбили?

— Зачем? — искренне удивился хозяин бармен.

— Где накапали раритетов.

Оказывается у них — в штатах, есть клубы любителей подобной техники. Типа как у мотоциклетчиков с их Харли и Девидсоном. Так и тут, только поклонников паровых движителей в разы меньше, ряды их теснее и вместо мотоциклов, у них винтажные паровые пепелацы. Как бережно сохранённые и восстановленные, так и свежие реплики разной степени олдсукульности. Регулярные выставки и шоу, куда паровые пепелацы свозят едва ли не сотнями.

Так что весь вопрос исключительно в цене. Вот те, кто при деньгах, и понимал, куда он перебирается, озаботились нефтенезависимой механизацией.

Бензиновый или дизельный трактор конечно на порядок удобней, но строго до тех пор, пока есть нефтепродукты.

Теперь приходится возиться с паровиками и газогенераторами, а вся надежда на торговлю с комми, которые сосут нефть, как не в себя, и категорически не хотят ею делиться. Даже на зерно меняют по грабительскому курсу.

Отчего в городе заправлены только полицейские машины, да и то не всегда.

Я собрался было расспросить, отчего не ладится торговля с проклятыми комми. Но тут, зацокали копыта и, сверкая шестиконечной звездой, в салун ввалился помощник шерифа. Эффектно бросил широкополую шляпу на стол. Поинтересовался, не везем ли мы чего запрещенного, и довел до нашего сведенья, что за проезд через Форт–Джексон взимается дорожный налог. Копейки, а неприятно.

— Бакшиш просит? — подала слегка хмельной голос Галка.

— Бери выше — налог.

— А ты у него квиток попроси. Налог дело государственное, и без квитанции не делается.

Помощник шерифа разом поскучнел и незамедлительно убыл по своим делам.

А тут и еда подоспела.

Итц*Лэ сменил Олега на посту возле машин.

Олег плюхнулся на стул рядом со мной, повесил АК на спинку стула и придвинул тарелку со своей порцией.

— Без происшествий?

— Пока да, — прожевав кусок жареной колбасы, ответил Олег. — Но есть у меня чуйка, лучше бы нам не рассиживаться и по–тихому сквозонуть отсюда. А то какие–то мутные тИпы возле машин терлись.

— Доедай и двинем. За сегодня еще две сотни верст проедем. А это уже формальная граница русских территорий.

В этот раз чуйка Олега подвела. Час спустя оставшийся за спиной поселок посреди дикой равнины забыл о нас.

Комми — коммунисты, красные.

 

20 число 04 месяц 17 год.

Формально территория подконтрольная Москве. Де–факто ничья земля.

Развилка дорог Москва–Демидовск.

Русская земля встретила своих новых детей неласково — поднимающимися высоко в небо столбами тяжелого жирного дыма.

Руль вправо. Прочь с дороги. Прочь.

— Ким, за руль! Андрюха, расчехляй пулемет! Муха, на место, не путайся под ногами.

Освободив место Ким, через борт вываливаюсь из шуша.

Под зубастый протектор не попал, ногу не сломал и даже не подвернул. А то, что приложился бестолковкой о броню в зачет не идет. Если верить Ким, временами там сплошная кость.

— Поворачивай за броней. Рацию на прием.

Притормозивший, Олег понятливо кивает.

Следом за машиной Олега поворачивает Дядя Саша.

Тут тоже лишних команд не требуется.

Следом пристраиваться ленкина «Фронтера» с Галкой за рулем.

— Связь на прием. А лучше отключите н–на….

Дядя Саша и Ленка наше самое слабое место. Американский пикап неплох сам по себе, да что там — если пренебречь расходом топлива, он прекрасен. Однако с катером на прицепе бездорожье даже ему дается с трудом.

Что касается «Фронтеры»…………… тут беспросветно мрачно, по моему мнению, она должна была развалиться еще в Аламо. На ходу недоджип держат золотые руки Степаныча, Олега и невиданная благосклонность местных богов.

Грузовик латинамеркианцев убрался с дороги.

Теперь МАЗ Степаныча.

Все.

— Олег организуй круговую оборону. Дядя Саша, собирайся, идем в разведку.

— Если кто по дороге поедет, нас по следам спалят на раз.

— Олег, я все прекрасно понимаю. Есть предложения лучше?

Предложений не было.

Соваться дальше по дороге без разведки за гранью идиотизма. Но и оставаться на месте скверная идея. Проезжая по дороге наш съезд не заметит только слепой. А слепых за руль не сажают.

Хорошо хоть местность пошла холмистая, заросшая уже подсохшей от зноя, но все еще сочной, высокой травой и кустарником. Даже деревца попадаются, изредка.

От дымов наш караван вряд ли заметили. Расстояние приличное, колея накатана по траве и твердому грунту, так что вуали пыльного шлейфа за машинами практически нет.

И ведь что обидно, почти приехали. С этой развилки два перехода до Москвы и четыре до Демидовска. А еще я надеялся дозаправиться в расположенной на перекрестке заправке.

А теперь судя по столбам дыма, наши надежды горят ярким пламенем. В самом прямом смысле.

Состав поисковой партии изменили, заменив бывшего егеря на Итц*Лэ. Случись ударить по тапкам, далеко и быстро Дяде Саше не убежать. С «Вепрем» на вершине спрятавшей нас высотки от него толчины в разы больше.

Насилу угомонили рвавшуюся за мной Муху. Собака бы пригодилась, но готовящаяся щениться, раненая сука была не в лучшей форме.

К дымам двигались полтора часа скорым шагом, выбирая маршрут так, чтобы зайти с севера, где местность выше и растительность гуще.

По пути попадались натоптанные звериные тропы. И не надо быть Натти Бампо, чтобы разглядеть — все свежие следы ведут строго от дымов. Местное зверье спешно покидало эту местность. И обратно пока не вернулось.

А значит, горит не так чтобы и долго.

Уф! Ноги гудят. Сердце паровым молотом колотится в груди. Страсть как хочется пить.

Но некогда.

Итц*Лэ плюхнулся на зад, стащил изрядно поношенный кроссовок и вытряхивает из него попавший в обувь камешек. По пыльному лицу вождя змеятся дорожки высохшего пота. Я, пожалуй, выгляжу не лучше.

Пока латиноамериканец возится с обувью, забираюсь в тень куста и осматриваю местность в прицел СВД.

Что происходит на перекрестке?

А ничего не происходит.

Перекрёсток — четыре дороги. Три накатанных на восток, к Москве и к Демидовску. И едва накатанная колея на запад к южноамериканцам.

Над перекрестком господствует высотка. Высотка как высотка, типичный холмик, ничего примечательного. Я таких за сегодня не одну сотню видел. У подножья и на вершине холма следы фортификаций в виде заросших травой высоких брустверов. Стандартная практика от прилетевшей из саванны шальной пули. На вершине холма вроде как отрыты стрелковые ячейки, пара неглубоких капониров, и оборудованы огневые точки для чего–то серьезнее и даже автомата. Причем одна разворочена взрывом.

И никого.

Только догорают две машины. Одна внутри периметра валов, другая прямо на перекрестке.

Есть еще один обгоревший остов, но там уже гореть нечему.

Помятые, простреленные бочки. Разломные ящики. Обгоревшие доски. Да ветерок колышет зацепившиеся за ветки грязные тряпки.

Кто? Кого? За что?

Выдвигаемся, осмотримся на месте.

На месте яснее не стало. Вокруг заправки россыпи свежих гильз, на заправке множество автомобильных следов. Одно скажу наверняка, нападавшие активно маневрировали, ведя огонь на ходу.

Вот тут пикап или джип сел на пузо, и въезжал враскачку. Вон как срезали дерн и прорезали в грунте глубокую колею.

Итц*Лэ поднимает с земли, подносит к носу, после чего бросает мне гильзу.

Серьёзный калибр — 12,7. А вот пахнущая сгоревшим порохом гильза явно не наша (не советского производства). Похоже на крупнокалиберный Браунинг.

Но это не самое интересное.

На мой скромный взгляд значительно интересней ассортимент гильз. Именно ассортимент, холм щедро поливали из множества разных стволов, от крупнокалиберного Браунинга до трещоток вроде УЗИ, или чем–то подобным.

Слева от меня за крупным камнем россыпь коротких блестящих желтым гильз. Лупить отсюда по заправке или вершине холма, это просто перевод боеприпасов. Ну, может еще шумовой эффект.

Кстати, любителя автоматической трещотки обстреливали в ответ. На обращённой к заправке стороне каменюги два свежих следа от пуль. Хороших таких следочка, увесистых.

Смотрим дальше.

Опять следы машин нападавших. И следов этих неприятно много. Окровавленный бинт, бычки (окурки) самокруток, одноразовый шприц на пять кубиков. Опять гильзы. Битое стекло. Следы ботинок. Некоторые из них уродливы так же, как беспорядочная пальба вдаль пистолетным калибром. Ну, скажите на милость, как можно воевать в сапогах с узким носом и высоким каблуком. Причем, судя по глубине следа, на подошвы сапог давил минимум центнер веса.

Следы крови есть, а трупов нет. Причем, в паре мест засохшей крови столько, что с такой кровопотерей никак не выжить. Где тела? Успели прибраться?

Принюхиваясь, как собака, Итц*Лэ лезет осматривать территорию заправки.

Заправляли из пары грязно–зеленых цистерн, явно снятых с армейского топливозаправщика и изрядно мятых, заляпанных нефтепродуктами металлических бочек.

Пожалуй, цистерны заправляли из топливозаправщика. А бочки возили в кузове трехосного грузовика. Один такой догорает возле земляного вала.

Даже сквозь дым и копоть в погорельце узнается родной «ЗиЛ–131».

Я бы если гонял сюда машину, то только с прицепом. Эффективность почти вдвое выше.

Впрочем, кто сказал, что прицепа не было?

Возле догорающего бензовоза еще жарче, и тошнотворно воняет горелой резиной и еще какой–то химической дрянью.

Дальше.

Тик–так, тик–так. Кажется, что между ушей тикает невидимый секундомер, отмеряя последние секунды тишины.

Дальше. В темпе смотрим дальше.

Были еще металлические бочки. И судя по кругам на земле, часть из них в месте со всем содержимым досталась нападавшим.

По гильзам на заправке в почете только один калибр — 7,62. Другой вопрос, что две трети рассыпных на земле гильз 7,62х 25. А значит у обороняющегося был ПаПаШа или Судаев.

Остальные гильзы 7,62х 39. Но что–то их маловато для Калаша. А вот для СКС, пожалуй, в самый раз.

Причем гильзы рассыпаны негусто и относительно равномерно. Следовательно, защитники отвечали скупо, часто меняя позицию. Боец вооруженный СКС вообще больше одного выстрела с позиции не дел.

Пока я медитирую над гильзами, неугомонный Итц*Лэ уже карабкается на холм. Только сверкают пятки потертых подошв. Он молодой, да к тому же привычный к жаре. А мне тяжко.

Но есть такое слово — НАДО.

На вершине высотки оборудованы позиции для круговой обороны гарнизона из десятка бойцов. Грамотно оборудованы — по уму.

Отставить, по уставу. И не десятка бойцов, а отделения. При одной единице бронетехники. Второй капонир, виденный мною с соседней высотки, предназначался для размещения в нем двух палаток. Большой — для рядового состава, и маленькой — на два три человека, для командования. Хотя, возможно, и даже, скорее всего, это мужская и женская палатки.

Сейчас палатки — бесформенная груда рваных тряпок с обгоревшими краями. Гранату сюда закинули, что ли?

Тут имелись даже вынесенное в сторонку отхожее место и закрепленная на длинной жерди радиоантенна.

Понемногу картина проясняется.

Оборонявшие заправку не стали стоять насмерть. По всему — они дождались, пока под прикрытием горящего бензовоза на вершину отойдут те, кто обслуживал заправку. После чего погрузились в броню и, разметав сложенный из камней бруствер, прорвались в западном направлении. Склоны высотки особой крутизной не отличаются и в большинстве мест вполне проходимы для полноприводной техники.

Остается вопрос — отчего не стреляла крупнокалиберная бабаха, которая должна быть на броне.

Но тут масса вариантов. Начиная от тривиального — заклинило, до того, что крупняка вообще не имелось.

Что же делать, вызвать конвой по рации или послать Итц*Лэ посыльным.

Первый вариант выиграет нам время минут двадцать или даже полчаса. Но мне чертовски не хочется выходить в эфир. Считайте это паранойей, но если еще сегодня утром тут кипели разборки в пять десятков стволов, то вполне может статься, у нападавших найдется радиосканер.

— Беги к машинам. Веди их сюда.

— Нет, ты беги к машинам. Если появятся враги и начнется бой, ты — командир должен быть с отрядом, — упрямится Итц Лэ.

— Если начнется, отсюда по рации управлять боем намного эффективней, чем из–за руля. Кроме того, ты быстрее меня, выносливей, привычен к жаре и винтовка у тебя легче.

И это чистая правда, четыре километра до укрывшихся в кустарнике машин молодой латиноамериканец прибежит как бы ни вдвое быстрее меня.

— Но….

— Это приказ.

Вождь всем своим видом выражает несогласие, но разбег берет в правильном направлении. Почти в правильном.

— Стой!

— Что?

— Напрямую по дороге беги.

Тот понятливо кивает и снова набирает разбег, но уже по дороге.

Время пошло. Минут двадцать, конвой пройдет злополучный перекресток. А там, если верить Галке, до ответвления на Демидовск рукой подать.

Снова между ушей тикает секундомер, тягомотно отсчитывая секунды. Хочется курить. Никогда не курил, а тут вдруг захотелось до зубного скрежета.

Ага, вот на востоке поднялась пыль.

Значит, гонец добежал до машин и сейчас они вытягиваются на трассу.

Вот уже слышен гул моторов.

До рези в глазах всматриваюсь в оптику. Но все, как обычно, пустынная саванна до горизонта.

Моторы рычат почти под высоткой.

Пора.

Быстрым шагом спускаюсь к дороге. Хочется рвануть бегом, но нам только сломанных ног не хватало. Поэтому шагом. Быстрым шагом.

Машины еще подъезжают к перекрестку, лишняя минута времени у меня есть.

Проверяю брошенные на заправке мятые бочки.

Пусто.

Пусто.

Пусто.

Опа!

На тычок берца бочка отзывается глухим звуком.

Хм. Изрядно мятая, с пулевой пробоиной, зато не пустая.

Ну–ка, ну–ка. Что там у нас?

Помогая себе ножом, скручиваю пробку.

Судя по запаху низкооктановый бензин. Запах немного странный, возможно бензин, ну очень низкооктановый. Вспомнилась шутка про Василия Алибабаевича разбавлявшего бензин ослиной мочой.

Впрочем, ЗиЛ и на таком поедет. Расход топлива будет повышенный, но это приемлемо. Лишь бы мотор не грелся.

И как бочка не взорвалась?

Моя гипотеза — пуля пробила стенку бочки ниже уровня топлива. И низкокачественное топливо не загорелось. Попади пуля чуть выше, детонировали бы пары даже этой «ослиной мочи».

Идем дальше.

Пусто.

Пусто.

Тут можно и не стучать, бочка как решето. Как не взорвалась. Непонятно.

Пусто.

О! Еще одна. И тоже почти полная.

А в этой что?

Н–дэ, в этой бочке нефтепродукты. Сказать точнее, что залито в бочку не берусь.

И заливать это в баки?

Возможно шушпанцер с его всеядным дизелем и поедет. Какое–то время. Но это только если по–другому вообще никак.

Первым к заправке выезжает МАЗ Степаныча.

Ну да, из нычки машины выезжали в обратном порядке. Вот Степаныч и лидирует.

Будем перестраиваться, но сперва закинем бочки в кузов к Степанычу.

До заката еще полноценных четыре часа. Плюс минут сорок можно ехать в сумерках. Потом все — алес, или включай фары или становись на ночевку.

Ехать с фарами плохой вариант. Ты видишь только тридцать метров перед капотом машины. Зато тебя видят за десять километров.

Засады я не очень опасаюсь. В темное время суток тут практически не ездят — опасно. Соответственно и засад по ночам не устраивают.

Зато вполне могут нас обнаружить и утром сеть на хвост. А до Москвы, при любом раскладе, больше дневного перехода.

Однако нам ехать с фарами не грозит. Не считая пары часов вынужденной остановки, выделители все время за рулем. И если мне, молодому и опытному, неуютно. То, каково пожилому Степанычу или не слишком опытной Ленке?

Ночевать придется.

ОЙ!

— Дэн, не спи, нам по правой колее! — перекрикивая мотор, орет в ухо Галка.

— Это единственная дорога на Демидовск?

— А хрен его знает, товарищ командир. Я тут всего раз проезжала.

Уходящая вправо колея накатана, пожалуй, лучше, чем левая. Скрипя зубами от боли в плече, выкручиваю руль. Затрофеенные на заправки бочки погрузили всего за пять минут, зато теперь у меня ноют потянутые мышцы плеча. Травма совсем не критична, но оптимизма не прибавляет.

Под зубастым протектором колес наконец–то пылит финишный отрезок пути. Теперь только вперед, больше никаких поворотов.

Хотя, вру. Будет еще южная развилка Москва–Демидовск. Но там уже свои, на перекрестке оборудован серьёзный блокпост, фильтрующий едущую из Москвы шушеру.

Хочется оставить между собой перекрестком, где шел бой, как можно больше километров. Однако у нас в конвое только один годный спринтер, это мой шушпанцер. Крепко построенный, с мощным двигателем, к тому же только он и Ленкина «Фронтера» не перегружены. Но Ленкин недовнедорожник чудо, что еще не развалился.

А все остальные машины перегружены. Им приходится притормаживать перед каждой выбоиной, камнем или корнем.

Так что наша средняя скорость двадцать пять километров в час. Даже чуть меньше. И хоть ты тресни, выше она не будет.

Радует одно — вокруг пока тишина.

На западе уже видны предгорья Скалистых Гор, с востока местность повышается, грозя перейти в гряду высоких холмов или невысоких гор, тянущихся в южном направлении. Опасное место. В холмах отличная позиция для контроля дороги, проложенной по плоской, как стол, бедной на растительность равнине. А пойди что не так, лихим людям есть, где скрыться, благо и холмы и горы рядом.

 

21 число 04 месяц 17 год.

Формально территория подконтрольная Москве. Де–факто ничья земля.

Дорога на Демидовск. Восточнее Скалистых гор.

— Вставай, пора, — шепчут мне в ухо губы Алисы. Губы потрескались на ветру и потеряли былую нежность. Но мне они нравятся и такими. Пользуясь случаем, легонько, чмокую Ким в губы.

У меня морда лица выглядит еще хуже. Сказывается отсутствие крыши на шашпанцире и плохая обзорность. Чтобы осмотреться, приходится постоянно высовывать голову из–за брони навстречу колючему от пыли ветру. Глаза прикрывают здоровенные, как у летчиков первой мировой очки, зато щеки и губы полирует не хуже наждака.

— Все тихо?

— Угу.

В хвосте колонны негромко переговариваются женские голоса. Там тоже началась побудка.

Со стороны сидений недовольно ворчит разбуженная Муха. Охранница, блин, дрыхнет так, что пожарным завидно.

Что–то твердое давит на печень. Нашариваю рукой голую детскую пятку, и аккуратно отодвигаю от себя.

Баю–баюшки–баю. Что же меня подняли в такую рань?

Бр–р, еще и зябко, как на исторической Родине.

Рассвет еще никак не обозначил своего прихода. Вокруг еще голимая ночь, без намёка на рассвет.

— Радость моя, что стряслось?

— Туман.

Туман?

Туман.

Туман!!!

Вот это фарт. Да это же просто дар божий.

Вчера вечером конвой остановился на ночлег, прямо на дороге. Можно было продолжать движение еще минут пятнадцать–двадцать. Но больно уж место попалось подходящее. Дорога нырнула во впадину, скрыв конвой от излишне любопытных глаз.

До вырастающих на юге холмов еще вполне приличное расстояние, в сумерках проход колонны не разглядишь даже в оптику. Скалистые горы на востоке едва различимы на горизонте. К тому же где–то у гор течет местная Москва–река.

Так что со стороны гор я пока неприятностей не жду.

Исходя из сложившейся обстановки, я принял смелое — командирское решение ночевать здесь, дабы начать движение колонны еще до рассвета. Максимально используя рассветные сумерки.

А дальше все решит удача и средняя скорость. Если день пройдет без приключений, вечером мы проедем переправу, а ночевать будем на дальнем блокпосту Демидовска.

Ох, и нажрусь же я. В дымину, в ласкуты, в хлам, так чтобы утром было стыдно смотреть в глаза Ким, детям и Мухе.

Тем временем мне в руки впихнули чашку кофе и тарелку с кашей.

— Огонь разводили?! Я же предупреждал………..

— Нет, на примусе в кунге готовили, — успокоила меня Ким.

А в голосе нотки обиды.

На обиженных воду возят, в некоторых местах делают и вещи похуже. Значительно хуже.

— Молодцы. За проявленную смекалку, от лица командования, выражаю личному составу благодарность.

В качестве дополнительного поощрения притягиваю Ким к себе и целую в макушку.

Ночь. Туман. Видимость околонулевая. Большую часть пути я сижу на бронированном капоте шуша. Меньшую часть, в свете фар бегу перед броней в стиле командира САУ младшего лейтенанта Саши Малешкина, из замечательного фильма «На войне, как на войне».

Не слишком–то и молодой командир рысит в арьергарде.

При этом раз в пятнадцать, двадцать минут. Останавливаю колонну и бегу вдоль нее, проверяя, не отстал ли кто.

Как ни странно, никто не отстал. Средняя скорость колонны восемнадцать километров в час, а последний час выдали почти двадцать пять верст в час. За три часа это больше полсотни км. Я доволен результатом.

Светает. Видимость улучшилась до сотни метров.

Рельеф выровнялся. Скудную саванну сменила еще более скудная на растительность полупустыня. Тощие, высоченные кактусы. Невысокие — по пояс, не менее колючие, чем кактусы, кустарники. Растущая отдельными пучками жесткая трава. Немного скрашивают пейзаж редкие россыпи жёлтых и голубых цветов.

На ровной, как стол, широченной долине, между западным склоном Скалистых гор и тянущейся на юг гряды высоких, практически лишенных растительности, холмов, днем мы будем видны километров за десять.

С оптикой так и пятнадцать.

С хорошей оптикой — даже и думать не хочется.

Поэтому я выжимаю максимум из людей и техники.

Между ушей набатом тикает чуйка на неприятности. А чуйке я привык доверять. В этом вопросе лучше переспать, чем недоесть.

Рассвет неумолимо накатывает с востока, еще час и от тумана не останется и следа. Поэтому скорость, скорость, скорость.

Благо твердый каменистый грунт и ровная, как стол, местность дает разогнаться, километров до тридцати пяти в час. Выше никак, катер на прицепе начинят мотать по дороге, как при пятибалльном шторме.

— Тпру–у–у. Приехали. Привал десять минут. Экипажу покинуть машину и оправится. Алис, и кофе свежего забадяжьте. Есть у меня чувство, сегодня эта наша основная еда.

Упрашивать дважды никого не приходится. Алиса, дети, Муха с радостью вылезают размяться.

А у меня своя разминка. Героическим усилием забарывая боль в гудящих от беготни ногах, быстрым шагом иду вдоль колонны, проверяя состояние машин и водителей.

По большому счету я удовлетворён результатом. Самое старое звено нашей цепи — Степаныч, пока держится бодрячком. Ленка вообще за рулем не сидела. За остальных я спокоен.

Техника тоже не подвела. Словно прочувствовав всю серьезность текущего момента, даже Ленкин недоджип не выказывает желания ломаться.

— Все, эта бочка последняя. Дальше только то, что по канистрам разлито. Да еще две бочки, что вчерась взяли, — вытирая руки промасленной тряпицей, доложил из полуприцепа Степаныч. Рядом с ним Олег и Итц*Лэ гремят канистрами, раскачивая остатки топлива.

Тон у пожилого водителя такой, что и дураку ясно — заправляться из бочек, найденных на разгромленной заправке, ему как серпом по ………по молоту.

— Заливайтесь под пробку.

— Сколько килОметров еще?

— Сотен пять.

— Должно хватить, — без энтузиазма бубнит Степаныч.

— Хватит–хватит, еще в канистрах НЗ имеется, — подбадриваю Степаныча.

«Но заправляться из НЗ будем только вечером. Весь день пойдем без остановок», — про себя думаю я.

Метроном чуйки все также неумолимо тикает между ушей. Однако уже полдень, а спокойненько катим вперёд без неприятностей.

Колея давно втянулась в дефиле между грядой холмов и отрогами Скалистых гор. То приближаясь к маршруту, то убегая к Скалистым горам, змеится сочно–зеленая полоса прибрежной зелени.

— Галка, далеко до переправы?

— А хрен его знает. В этой пустыне примет никаких, — тяжко вздыхает Галка, которую забрал из «Фронтеры» и пересадил к себе. Вот только проводник из нее никакущий. Однако, другого у меня нет.

Жарко.

Алиса недовольно поджимает губы. Она стойко терпит мое сквернословие, но ее коробит манера общения бывшей проститутки. А еще она не слишком приятно пахнет. Не скажу, что Галка неряха и не следит за собственной гигиеной, скорее это особенность организма. Но нам от этого не легче.

Всем жарко. Народ на взводе. Надо превозмогать.

Удаляясь от реки, местность повышается. Отличное место для обзора.

Махнув едущему вторым Степанычу, принимаю влево. Степаныч понимает правильно и, не сбавляя скорости, пылит мимо шушпанцера.

Следом проезжает Олег, латиноамериканцы, Ленка и, наконец, замыкает колонну Дядя Саша.

— У нас гости.

— Вот бл..во, — буквально сплевывает Галка. — Дай бинокль.

Ким красноречиво молчит. Есть у нее такой талант — на удивление красноречиво молчать.

Раз, два, три……………четыре.

Больше не вижу, мешает пыль, но вроде это еще не все.

Быстро вжимают, так можно только налегке и на заточенной под это технике.

Одна, а следом за ней и вторая точки легко съезжают с колеи, срезая изгиб дороги.

Добрые люди так не ездят.

Мы выехали ночью, за первую половину дня проехав больше двух сотен верст. Следовательно, преследователи встали на наш след с рассветом и гнали за нами полдня. Математика пятый класс. Скорость преследователей, помноженная на время, примерно равна расстоянию до сожжённой заправки.

То ли обнаружили следы прохода нашей группы. А возможно на перекрестке был оставлен наблюдатель. Теперь без толку гадать, пора действовать.

К возможному преследованию я готовился еще в Порто–Франко. Благо свободное время и некоторый опыт — сын ошибок трудных, у меня уже имелся.

— Давайте, давайте. Я полон сюрпризов.

Сюрприз первый — чеснок, или четырехгранная противошинная колючка. Коего у меня припасено две сони штук. Колючка у меня разная, по материалу, размеру и качеству изготовления.

Самые толковые выполнены из заточенных и согнутых кусочков трубок, сваренных между собой накрест. Их примерно сотня. Пару таких в протектор и далеко не факт, что подкачка шин справится.

У кого подкачка отсутствует, такая колючка это двести метров пробега. Потом все.

Еще сотня — скрученные между собой куски острой проволоки. Эти в разы менее «убойны», если есть подкачка шин можно их игнорировать. Если подкачки нет, все равно, встанешь далеко не сразу.

Пользуясь изгибом рельефа, скрывшим колонну от преследователей, щедро разбрасываю второй тип колючек поперек обочин и дороги.

«Велком пацаны».

Мои действия не остаются незамеченными нашей группой. Народ беспокойно смотрит на меня в открытые из–за жары окна.

А мне теперь вдвойне сложнее. Нужно смотреть вперед, ведь может статься, нас гонят на засаду. При этом постоянно мониторить ситуацию позади колонны.

Противошинная колючка сработала. Преследователи потерялись из виду.

Теперь ход за преследователями.

На их месте я бы съехал с колеи, местность позволяет. И пустил бы вперёд что–то с большими зубастыми колесами и подкачкой шин. Шишигу например, или ЗиЛ. Если они пустые, то на пересеченке весьма резвые.

Как в воду глядел. На хвосте пылит явно армейский грузовик, марку не определить — далековато. А пара мелких засранцев пытается охватить нас с флангов.

Ну–ну, давайте, давайте.

— Дэн, смотри, река поджимается к самой дороге. Отсюда до переправы два часа хода. Точняк, два часа, — глотая гласные, возбужденно тараторит Галка. От волнения ее хохляцкий говорок прорезается особенно сильно.

— Вижу.

Вижу я не только это, но и то, что в этом месте мелким засранцам не охватить нас с правого фланга. Жаль укрыться негде, отличное место для «теплой», жгучей даже, встречи «дорогих» гостей.

Хотя…… Поднятая колонной пыль, если не укрытие, то, как минимум, неплохая маскировка.

Опять пропускаю машины мимо себя. Прикрываясь шлейфом пыли, не вылезая из–под прикрытия брони, щедро высыпаю остатки колючек.

Где там наши друзья?

— Ким за руль, остальные упали на пол. Упали, я сказал!

Для детей ведь смерти нет, им так интересно взглянуть через бронеборт, а в кого же будет стрелять папка. Когда еще такой цирк приключится.

А цирк сегодня на весь оставшийся день.

Если доживем, конечно.

Слабый ветерок относит пыль в сторону, открывая обзор. Грузовика на дороге пока не видно, не слишком–то он и резвый. Зато легкие скауты уже в километре от нас.

Появление броневика из шлейфа пыли для скаутов оказалось неприятным сюрпризом. Тот, что обходил нас с востока, оказался, то ли умней, то ли трусливее, сразу заложив дугу на разворот. Зато второй — едущий вдоль реки, наоборот прибавил. И это правильно, деваться ему некуда, разве что в реку.

Камикадзе, ты сегодня король.

Однако начну я с твоего коллеги.

«Брен» выплевывает пятерку Экю. Вокруг помятого внедорожника с обрезанными крыльями поднимаются фонтанчики пыли.

А ну–ка добавим вам прыти.

На удивление «Брен» оказался довольно точной машинкой. По цели я не попал, но можно засчитать накрытие с первой очереди.

Бам–Бам–Бам!

Фонтанчики пыли встают с недолётом.

Вношу коррективы.

Бам–Бам–Бам–Бам! Бам–Бам–Бам!

Увы, уже слишком далеко.

Переношу огонь на багги, несущийся к моему шушу.

Бам–Бам–Бам–Бам–Бам–Бам–Бам!

Курится над раструбом ствола пороховой дымок. Звенят по полу стреляные гильзы.

Закрепленный на вертлюге, «Брен» стреляет практически без отдачи.

Бам–Бам–Бам!…………

Патроны, ек.

Смена магазина.

Бам–Бам–Бам! Бам–Бам–Бам!

Попал.

Привставшего на сидении пассажира откинуло назад, и он неживой куклой вывалился из машины.

Точно труп, даже если я его всего лишь зацепил, такого падения на голову не выдержит ни одна шея.

А вот не надо было пытаться стрелять по нам на ходу, тут вам не Голливуд.

Бам–Бам–Бам!

Водитель багги решил, что он достаточно поиграл со смертью и свернул к реке. Багги вломился в прибрежную зелень и исчез в ней.

Бам–Бам–Бам!

Бам–Бам–Бам–Бам!

Бам–Бам–Бам!

……………………..

Бам!

Добиваю магазин, наугад причесывая зелёнку, укрывшую багги.

Грузовика на дороге все еще не видно. За джипом с обрезанными крыльями уже и пыль осела.

Нежданчик реализован. Поле боя за нами.

«Какой уже труп на моем счету»?

«Не помню. Сбился со счета. Что–то я зациклился на этой мысли. Надо бы взять себя в руки».

— Алис, чего стоим?! Поехали.

— Гагарин, мля, — отозвалась из своего угла Галка.

— А ты пока магазины набей!

Кидаю хохлушке пустые магазины.

Если преследователи не угомонятся, следующим сюрпризом будет растяжка. Сообразить одну мне вполне посредствам.

Преследователи не угомонились.

— Я твои кишки под пробитые покрышки намотаю, — хрипя помехами, сообщила рация.

«Хм, догони сперва».

Судя по помехам между мной и говорящим километров десять, и это расстояние увеличивается. А судя по тону, второй посев колючек также собрал свой урожай.

Ослабевая с каждым пройденным километром, голос из радиостанции продолжает давить на психику.

Мне–то по барабану, меня больше занимает пара других проблем. А вот девчонки нервничают. И почти наверняка в других машинах ситуация похожая.

Можно конечно уйти на резервную волну. Но на таком нервяке не все могут это проделать правильно или вообще не проделать.

Голос, наконец, стих. Следовательно, при данном рельефе мы оторвались километров на двадцать. С другой стороны, кто сказал, что еще пара–тройка машин не висит у нас на хвосте. В оптику никого не видно, но это километров десять, или пятнадцать минут езды.

Не видно и хорошо. Есть время подумать о других проблемах.

Первое, что меня занимает, как преследователи вышли на нашу частоту. Переговоров мы не вели, сохраняя радиомолчание.

«Можно засечь включенную на прием рацию?»

«В радиотехнике я полный ноль. Может и можно».

«И вообще, не факт, что радиомолчание соблюдали все. Вдруг кто–то на нервах нажал тангету. Или дети поигрались. За своих я уверен. Но в конвое они не одни».

Второе, и главное, что меня беспокоит, это переправа. Хотя галка утверждает что там, не речка, а одно название, на карте, ага. Лента воды, блестящая в просветах зелени, совсем не так безобидна, как в рассказе Галки. Она–то пересекала реку в разгар сухого сезона, а в это время года реки еще достаточно полноводны.

Все, хватит изводиться понапрасну.

Приедем — увидим.

 

21 число 04 месяц 17 год.

Переправа через реку Москва.

Следующий час ничего не происходит. Нервничаем, потеем, но стабильно катим почти строго на юг. Преследователи никак себя не проявляют. Местность все та же бедная на растительность, равнина зажатая между рекой и холмами. Местность понижается, река все ближе и ближе.

О! Да она же поперек дороги.

Протягиваю Галке бинокль.

— Шо?

— Глянь там не переправа часом?

— Вроде она.

Давлю в себе желание выпихнуть такого горе — проводника из машины. Баба она и есть баба.

Вот и переправа. Полоса сочной зелени жмущейся к воде. Полсотни метров каменистого берега. Хрустальная лента воды, разделенная на две неравных части вытянувшимся по течению длинным островком. И откос противоположного берега.

Наш бережок пологий и ровный. А вот противоположный берег подмыт и оттого нависает трехметровой скальной стенкой, открывая взгляду пласты слагающих его пород.

Место переправы, на мой взгляд, выбрано не случайно. Река достаточно широка — не меньше сотни метров, с быстрым течением. Но мелкая, с твердым каменистым дном, и расчищенным выездом на крутизну западного берега.

Обычно, как самый заточенный на проходимость, первым реки форсирую я. Заодно и мониторю неприятности противоположного берега.

Но сейчас первым пойдет «ЗиЛ 131» Олега.

А мой шушпанцер будет делать то, для чего был построен — прикрывать переправу совей бронированной шкурой.

Разгоняя стаи рыбешек, блестящих чешуей на солнце, «ЗиЛ», не замочив мостов, преодолевает протоку до острова.

Бодро получилось, и дальше бы так.

Вторую протоку, я бы даже сказал основное русло, Олег преодолевает осторожно, подключив передний мост и врубив пониженную передачу. Но для грузовика, созданного сумрачным советским гением именно для подобных дорог, проехать брод не составило проблем. Вода облизывала бензобак и подножку кабины, но выше так ни разу не дотянулась.

Для наших грузовиков проблем с переправой не будет. Даже, если кто и застрянет, выдернем другой машиной, опыт есть. А вот пикап, прицеп с катером и «Фронтера» — тут будут проблемы.

Причем основные проблемы будут с катером.

Почему так?

Потому что катер, априори создан, чтобы держаться на воде. Он и держится, дрейфуя по течению и разворачивая за собой пикап против течения, а течение тут быстрое.

Русская смекалка — вещь в себе, Степаныч с Дядей Сашей на переправе перецепляют прицеп с катером к грузовику. Как бы катер не старался, весовая категория у него не та и грузовика ему не утащить.

Пока народ возится с легковушками, я пересаживаю детей и женщин к Степанычу. Мое место на выезде из зеленки. И все, кроме меня и заупрямившейся Мухи, лишние на этом празднике.

Через десять минут в поток заезжает пикап Дяди Саши. До островка он проезжает вообще без проблем. Вторая часть дается хуже. Пикап, хоть и высокий, но глохнет, почти доехав до противоположного берега.

Это не страшно, там уже наготове стоит Олег с размотанным тросом.

«ЗиЛ» еще только вытягивал пикап на просушку, а в реку заезжает «МАЗ» Степаныча, с прикрученным позади шаланды прицепом с катером.

Опыт не пропьешь, это как раз про старого водилу. Ровно минута и его машина со всеми прицепами уже на западном берегу.

Теперь очередь Итц*Лэ, тащащим на тросу «Фронтеру» с Ленкой. Вождю–то что — проедет не хуже Степаныча, а вот Ленке несладко. Аккумулятор снят. Мотор выключен. Салон заливает вода.

А кому сейчас легко?

Наконец–то все, кроме моего шушпанцера на западном берегу.

А мне держать позицию, пока народ оживляет легковушки и перестраивается в походный порядок.

— Давайте резче, у нас гости, — хранить радиомолчание больше нет смысла.

На горизонте проявляется россыпь пылящих точек.

Одна.

Две.

Три.

Четыре.

Эта четвертая особенно крупная.

Ох, ёо–о–о! Вдоль реки движутся еще две машины. Вроде те, что пытались взять нас в клещи.

Войнушки не избежать. Переправится через реку преследователи не должны. От слова совсем.

— Кончайте возиться, уходите!

— «Франтера» не заводится! — нервно хрипит рация.

— Бросьте ее на….! Или тащите на удавке, как есть!

Преследователи уже хорошо различимы в оптику.

Армейский двухосный грузовик.

Пара крупных внедорожников с открытым верхом. Первым едет наш уазик, марку второго не различить. За то два установленных на внедорожниках пулемета вполне различимы. Это плохо. Очень.

Пикап, похожий на машину Дяди Саши.

Обстрелянный час назад внедорожник с обрезанными крыльями.

Вдоль реки скачет по кочкам багги. Но этого багги я еще не видел.

Машина, заходящая вдоль реки с востока, едва различима — мелькнет силуэт в прорехах зеленки. Логично было бы предположить в нем обстрелянный багги.

Упорные какие преследователи.

Впрочем, мы пока толком не показывали зубы. А проколотые шины и один труп скорее разозлят, а не напугают их. Срабатывает инстинкт хищников — раз жертва убегает, поджав хвост, она слабая, запуганная до икоты, и у нее нет когтей и клыков.

Ату ее, хватай–хватай!

Наши машины, наконец, вытягиваются в походный порядок и потихоньку отползают от переправы.

Моя очередь переправляться.

Я даже мысленно не прошу шушпанцер «Не подведи».

Два моста, пониженная передача, мощный, отлично тянущий на низах атмосферный дизель, высокая посадка. Про шноркель скромно умолчу, он тут и близко не нужен.

Бронетранспортер вспарывает воду уверенно и ровно — как бегемот.

На все про все меньше минуты.

Есть у меня чувство, что в сухой сезон дно в месте брода равняли бульдозером. Им же вылизали заезд на крутизну западного берега.

На противоположном берегу меня ждут подобранная вчера бочка с «нефтепродуктами», Олег с калашом, Дядя Саша с любимым вепрем, вождь с винтовкой в руках и коротышам МР 5 за спиной.

Я никого не просил оставаться, но все логично. Они не хуже меня понимают, что здесь и сейчас наши Фермопилы.

— Баб за руль посадили?

— Угу. Твоя заупрямилась, пришлось воспитать, маленько, — отвечает Дядя Саша.

— Все так. Какой план на бой?

— Тут встретим, — уверенно обозначает диспозицию Олег.

— А это зачем? — киваю на покрытую маслеными разводами бочку, — Пожар устроим?

— Да.

— Толковый план. Только там, — киваю за речку, — Два пулемета. Крупняка не видел, но на сожжённой заправке он был. Так что предлагаю не стоять до последнего. Не выстоим.

Мужики кивают, соглашаясь с аргументом.

— И что делаем?

— План такой:

Первое — бочку палим не здесь у воды, а разливаем и поджигаем на подъёме. Там ее не объедешь. И вода не под рукой, сразу не потушишь. У меня, кстати, три сигнальных огня имеется.

Делюсь фальшфаерами с Дядей Сашей и Олегом. Олег в нагрузку получает еще и «лимонку» румынского производства.

— Второе — Олег, поставь растяжку на выезде у воды.

Олег кивает.

— Третье, преследователи наверняка видели, что наша колонна ушла с переправы. Но все ли машины ушли не разглядишь, этот берег выше, обрыв и зеленка закрывают обзор. Потому тепло встречам тех, кто сунется за реку. Потом грузимся в БТР и отваливаем, подпалив за собой дорогу.

Олег, ты и индеец, валите тех, кто первым двинет через реку. Я из «Брена» причешу тот берег. Дядя Саша отстреляется по ситуации. Вопросы, предложения, замечания?

— Все так, я пошел растяжку ставить.

— Вождю доведи.

— Доведу.

— «Колотушку» дать кому?

— Вождю дай.

— Молод он больно. Дядь Саш, ты забирай.

Бывший егерь без особой охоты засовывает «колотушку» за ремень.

— Вылитый эсэсмен.

— А в рыло?

— Молчу, молчу.

— Горловину бочки расширьте, чтобы «Колотушка» пролезла, — подсказал идущий к воде Олег.

— Толковая мысль, — согласился с ним Дядя Саша.

Там в дали за рекой …….уже шумят моторы преследователей. А вот и машины показались. Ух, как виляют, чисто акробаты мотоцирка. Одна, две…….. хм, умные у нас враги. Это плохо.

Занимаемый нами берег выше восточного. На средней дистанции, пока супостаты не поджались к зеленке плотно растущей вдоль берега, преимущество в видимости у нас.

Меня так и подмывает всадить магазин по шустрым, но уже очень близким целям.

Бывший егерь, занявший позицию в тридцати шагах правее меня, показывает кулак кому–то мне не видимому. Гадать не надо этот кто–то невидимый — расписанный татуировками латиноамериканец.

Преследователи таким нехитрым способом проверяют, остался ли заслон на переправе.

Головные машины преследователей скрылись в зеленке возле просеки к броду.

Ждут.

И мы ждем.

Слившись с рельефом, непроизвольно дыша в такт ветру. Толку в таком дыхании никакого, но тысячи поколений предков: охотников, воинов, разбойников прописали в подкорке мозга — дышать именно так.

Ждать трудно.

Неопределенность ожидания выматывает не хуже запредельных физических нагрузок.

На меня внезапно накатывает мандраж. Это не от страха, нет. Это от накопившейся усталости и нервов.

Что там наши преследователи?

Наши преследователи укрыли машины в зарослях и сейчас разворачиваются в цепь, занимая позиции на противоположном берегу.

Когда первая машина двинет проверять переправу, ее будут готовы поддержать две дюжины стволов.

А вот и они. На крупную гальку берега выезжает тот самый коричневый внедорожник с обрезанными под корень крыльями.

Следом за ним в просвет между деревьями выкатился пикап с пулеметом — тот, который не УАЗ. Теперь хорошо видно, это довольно свежая Тойота, с пятиместной кабиной и коротеньким кузовом. Раскрашенный в маскировочные тона, кузов позади кабины усилен трубами дуги безопасности. К дуге безопасности приварен вертлюг под пулемет.

Скверное решение должен заметить, при такой компоновке пулемет простреливает только пространство по ходу движения. Ну, может чуть в бок, если стрелок не лишен акробатических талантов.

А значит, попав под обстрел, водителю Тойоты придется сдавать задом в поисках укрытия. Что у него вряд ли получится. Уж я–то приложу к этому все усилия.

Но первым делом нужно выключить из игры установленный на Тойоте пулемет. MG3 — очень серьезный агрегат. По сути это все та же пила Гитлера — MG 42 , только под чуть меньший натовский патрон 7,62х 51.

Показываю Дяде Саше на Тойоту. Потом четыре пальца на правой руке и два на левой.

Бывшей егерь морщит лоб, не понимая, что от него требуется.

Хлопаю по прикладу «Брена» и снова демонстрирую четыре и два пальца.

Дядя Саша светлеет ликом, и кивает — мол, понял.

Вот и чудно, а то вот–вот начнется пальба.

Четверо разведчиков на внедорожнике с обрезанными крыльями, преодолели мелководную часть брода до островка посреди реки. И теперь готовятся форсировать глубины. Для их машинки это заезд на пределе возможностей.

Один из разведчиков спрыгнул в поток, и пошел, прикрываясь машиной. Два оставшихся в машине стрелка водят стволами, поделив сектора обстрела. Верное решение, третий стрелок в кузове явно лишний.

Дальше время потеряло смысл, спрессовавшись в отдельные фрагменты.

Река вокруг дозорной машины разом вскипает от пуль. Заваливается на руль водитель. Вываливается в воду стрелок. Мешая обзору, парит прострелянный радиатор.

Второй стрелок пытается выпрыгнуть из машины и укрыться за ней. Но не успевает, и его тело уносит вместе расползающимся по воде красным пятном.

Гулко бухает «Вепрь», голова пулеметчика на Тойоте повисает на лоскуте кожи и мяса.

Похоже, бывший егерь зарядил экспансивный боеприпас на крупного зверя.

Ловлю в прицел начавшую сдавать задом Тойоту, но выстрелить не успеваю. Лобовое стекло Тойоты задергивает паутиной битого триплекса. Изнутри на битый триплекс словно плеснули ведро красной краски.

Надо будет обязательно поинтересоваться, какой боеприпас заряжал бывший егерь.

Тем временем Дядя Саша добавляет еще два патрона в радиатор Тойоты.

Чудесно, минус две машины у преследователей.

Однако на ходу осталось вполне достаточно для преследования.

Заросли противоположного берега врываются огнем двух десятков стволов.

Вокруг становится неуютно.

Гулко бухает что–то из карманной артиллерии. Секунду спустя на нашем берегу расцветает уродливый цветок взрыва. Упорно кипятившая воду возле головной машины трещотка Итц* Лэ давится выстрелом.

«Бл….я, у них подствольник или американский М 79. Жив ли вождь?» — думаю про себя.

Для нашей группы он и его семейство давно стали своими.

Дядя Саша наглухо заземляет одного из стрелков и тут же шипит от боли, схватившись за плечо.

— Я отвоевался.

— Вижу. Бочка!

Скрепя зубами бывший егерь закинул за спину своего ненаглядного «Вепря» и на четвереньках покинул позицию.

Вовремя!

Едва Дядя Саша убрался в сторону, на месте где он лежал, вспухает разрыв сорокамиллиметровой гранаты.

Запоздало вжимаюсь в землю. Куртка на спине разом пропитывается потом.

Расстояние до позиции, где взорвалась граната, более чем приличное. Но сука, страшно до поноса. И с этим ничего не поделать. Под обстрел гранатомётом я еще не попадал.

Олег таки достаёт последнего разведчика, укрывающегося в реке за машиной.

Огонь с противоположного берега слабеет, приобретая некоторую осмысленность. Самые жадные до стрельбы сейчас перезаряжаются, а самые толковые не жгут понапрасну боеприпасы не наблюдая целей.

Мой выход, пожалуй.

Заслуженный ветеран «Брен» толкается прикладом в плечо. Рой трех десятков злых пулек принятых на вооружение еще при королеве Виктории дырявит машину, выдавшую свою позицию слишком длинной антенной.

Длинная антенна это здорово. Связь берет дальше и работает чётче.

Но не в этот раз.

В клочке неба надо мной становится тесно от пуль. По краям от прикрывшего меня камня вскипают фонтанчики песка.

— Бляха!

Хватаю «Брен» за деревянную рукоять и ожидая прилета гранты с того берега, бегом — по–пластунски меняю позицию.

БАБАХ!!!

— БЛЯТЬ!

В голове звон, как в пустой кастрюле. По спине барабанят куски земли и мелкие камушки.

Что–то покалывает в предплечье.

Ответка не заставила себя долго ждать.

И ведь как точно прилетела.

Раз — случайность. Два — совпадение. Три — система. Вражеский гранатомётчик — ас, все — три гранаты положил впритирочку с нашими позициями. Чувствуется рука специалиста.

Разгоняя звон в ушах, мотаю отяжелевшей головой.

Руки ноги целы. Даже крови почти не наблюдается.

Так какого я тут разлегся? В темпе сменить позицию.

Какая конкретно машина попала под обстрел остается только гадать. Точно, что не грузовик. Но это еще минус одна машина.

Занимаю новую позицию между двумя крупными, в рост человека, покрытыми крупными трещинами, морщинистыми от лишайника валунами. Меняю магазин.

Что там Олег?

Грамотно прикрываясь рельефом, Олег рысит к шушпанцеру, неся на плече жилистое тело латиноамериканца.

Дядя Саша?

Бывший егерь как раз добрался до укрытой за камнями бочки наполненной странным нефтепродуктом. Вытащил из–за пояса демидовскую «колотушку». Свинтил колпачок на рукояти. Дернул шнур запала. Сунул гранату в бочку и, навалившись плечом, столкнул ее под откос.

Стрельба с противоположного берега вспыхнула с новой силой. Причем часть стрелков, палила по катящейся под уклон бочке.

БАМ!

Взрыв не впечатлил. Несерьезный он какой–то, булькающий.

Самое обидное взрыв расплескал содержимое бочки, но не воспламенил.

Дядя Саша тут же подправил возникшее недоразумение, швырнув в нефтяную лужу фальшфейер.

Не знаю, какой химии в него набодяжили, но вспыхнул чистый термояд.

А дыма–то сколько.

Прикрывая отход Дяди Саши, в темпе высаживаю еще один магазин по стреляющей зеленке. Сыпятся на траву блестящие цилиндрики стреляных гильз.

Ходу отсюда. Ходу. Сейчас сюда прилетит.

За спиной по валунам стучат пули, но ответка гранатометчика не прилетает.

Что радует.

Гранаты к подствольнику в этих местах редкая экзотика. Хорошо бы та, что прилетала на мою предыдущую позицию, была у супостатов последней.

— Олег, что с Вождем?

— Контузия, а так — жить будет.

— Дядя Саша, ты как?

— Тоже поживу еще. По касательной прошла, кость не задета, — бывший егерь принимает от меня флягу универсальной анестезии и плотно присасывается к ней, — Но неплохо бы меня перевязать и доставить к Мэри, — бывший егерь принимает у меня индпакет, зубами рвет упаковку и интересуется — Командир, ты как — штаны сухие?

Хороший вопрос — своевременный и по–существу. Лично я за чистоту и влажность своих штанов не поручусь.

— Штаны херня, отстираются, — отвечает за меня Олег, прямо по одежде бинтуя Дяде Саше руку.

— Олег помоги ему забраться. Потом садись за баранку.

Пока Олег помогает кряхтящему Дяде Саше забраться в бронетранспортер, я перезаряжаю и прилаживаю «Брен» на вертлюг. Закидываю на спину рюкзак автономки. Чешу обрезки ушей, недовольно скулящей Мухи.

За всей это стрельбой, про привязанную к сидению псину забыли напрочь. И она всем своим видом выражает мне свое презрение.

Зато живая.

СВД в руки. Сигаю через борт. Земля неприветливо бьет по уставшим ногам.

— Олег дым вас прикроет. Но как отъедете метров на триста, расстреляй магазин по тому берегу. Пусть думают, что мы все уехали.

— А ты?

— А что я? У нас бабы за рулем. Мы выиграли им полчаса, это десять километров. Ну, пусть еще час будет гореть заезд на наш брег. Через три часа они нас догонят. Вот такая арифметика.

Что случится, когда преследователи догонят нашу колонну, объяснять не надо.

Русские не сдаются, не только от природного героизма. В нашем случае застрелиться будет не самым плохим вариантом. И уж точно не самым мучительным.

Одним словом перспективы вырисовывались кислые.

— Если что, твоих не бросим.

— Умеешь ты утешить. Езжай уже.

Рыкнув мотором, шушпанцер с буксом срывается с места и резво набирая скорость устремляется прочь от реки. Чувствуется моща в аппарате, не зря я в него вложил столько сил и средств.

С вражеского берега кто–то нервный стреляет на звук.

Пустое это, первые три сотни метров шуш будет прикрыт высоким речным берегом.

А потом ему уже будет наплевать на обстрел.

Как и было условлено, отъехав на триста метров от берега, отстучал магазин «Брен».

Поскольку шуш не останавливался, стало быть за пулемет встал раненый Дядя Саша.

«Удачи вам, и быстрее добраться до Мэри».

«Надеюсь, они не слишком долго остановятся на перевязку».

Оборонятся на прежних позициях шансов ноль.

Но в трех сотнях метров выше по течению, река делает изгиб вокруг нагромождения скал по щелям проросших жиденькими деревцами.

Брод оттуда виден, как на ладони. Триста — триста пятьдесят метров для винтовки без оптики комфортная дистанция. А с оптикой и вовсе праздник.

Опять тянутся минуты. Шушпанцер скрылся за горизонтом. На вражьем берегу понемногу нарастает суета. То ветка шевельнется, то мелькнет силуэт.

Я даже знаю, что один неприятель укрылся за корявым стволом, выброшенным далеко на берег высокой водой.

Но пока супостаты не лезут на мой берег, я не выдам своей позиции.

А даже если полезут. Моя цель машины и пока они не начнут переправу, меня здесь нет.

Человек предполагает, а кто–то свыше располагает.

Для порядка осматриваю противоположный берег и берег выше по течению.

Берег, как берег. Тростник, кусты, деревья, гниющие на берегу комки бурой тины. В воде изредка мелькают вытянутые силуэты похожие на небольших крокодильчиков.

Зеленая змейка куда–то торопится. Над водной гладью беспокойно порхают похожие на чаек птицы.

Стоп!

А чего это змейка вдруг полезла на стремнину? Ей полагается искать укрытия в прибрежных зарослях. На глубокой воде она не хищник, а добыча.

Змейки существа логичные. Мысль плыть опасным фарватером, в их пустую голову не придет, сама по себе.

Кто там такой дерзкий, змейку напугал?

Если бы я не знал где и что искать, не нашёл бы никогда. И скорее всего спустя десять минут это повествование закончилось, а с моего трупа вовсю снимали бы хабар.

В тростнике едва различим размытый камуфлированный силуэт. Лица не видно под слоем нанесенной на него камуфляжной раскраски.

Присматриваясь, различаю винтовку, с бугром оптики, забинтованную в маскировочные тряпки. Винтовка болтовик там, где должен быть магазин, тряпки намотаны ровным слоем.

Словно почувствовав мой взгляд, силуэт замирает, абсолютно стираясь с растительностью, чисто ниндзя. Выждав пару минут, силуэт продолжает плавное движение к торчащему из воды камню, похожему на сложенную из пальцев фигу.

Следом за первым силуэтом появляется второй. Судя по торчащему из–под кепи длинному завитку соломенных волос, второй снайпер женщина.

Точно баба. Снайперша приподнялась над водой, перешагивая через невидимое в воде препятствие. Женский силуэт.

У нее короткая, явно автоматическая снайперская винтовка, с толстой трубой интегрированного глушителя.

Я бы сказал, что это «Винторез».

Но откуда ему тут взяться?

Если верить газетам и телевизору, у «Винтореза» спец. боеприпас.

Г д е Т у т б р а т ь с п е ц б о е п р и п а с ы???

Покажите мне это место.

Чуть в стороне, за спинами снайперов качнулась ветка.

Логично предположить, что выдвижение снайперов прикрывает кто–то еще.

Кстати, пулеметов на машинах я видел два.

MG сейчас тоскливо смотрит стволом в небо, закреплённый на вертлюге Тойоты. Зато второй пулемет в перестрелке никак себя не проявлял.

И я совсем не удивлюсь, ели этот пулемет прикрывает выдвижение снайперской пары. Значит их минимум трое.

И это не гопота в нахалку ломившаяся через переправу.

Это волки.

Теперь меня занимают только снайпера. Там где пролегает их маршрут, русло реки делает изгиб, выбрасывая в стремнину длинную отмель поросшую подобием камыша.

Множество камней и покрытых зеленью небольших островков. Глубины по грудь, не слишком быстрое течение.

У вражин были все шансы незаметно форсировать реку и зайти нам во фланг.

Я не тешу себя иллюзиями насчет перестрелки со снайперами профи. Победителем из нее мне не выйти.

Надо стрелять пока снайпера на виду. Это ломает все планы задержать машины на переправе. Но стрелять надо, другого шанса у меня не будет.

Старясь не шевельнуть ветки, просовываю ствол. Щека трется о приклад.

Вдох–выдох.

Вдох.

Выдох.

А где снайпер с болтом?

Вдох.

Где?

ГДЕ?

ГДЕ Б….!

Где идущий первым снайпер с болтом?

Растворился он в воде что ли? С–сука мастер, на мою голову.

Выдох.

«Прости девушка, но я тебя сюда не звал».

ВЫСТРЕЛ!

Тело снайперши осело в воду.

Бульк и нету.

Зато мигом нашелся прикрывавший снайперов пулемётчик, причем не один, а в кампании кого–то с автоматической винтовкой.

Да так нашелся, что мне разом погрустнело. Пули крошат камень вокруг моей позиции.

Прямым выстрелом им меня не достать. Однако есть еще и рикошеты. Одного мне вполне хватит.

Утих.

«Перезаряжается»?

Выглядываю сквозь прореженную растительность, прикрывавшую мою позицию.

Снайпер с болтом ломанулся обратно в берег и сейчас скроется в зеленке.

Все ушел.

Обидно.

Тем временем пулеметчик перезарядился и обозначился скупой очередью — мол, готов продолжить.

«Молодец, что тут скажешь — Продолжай. И дядька с болтом тебе в помощь. Больше я с вашей стороны не высунусь. А я повоюю с тем засранцем, который прятался под корягой у переправы».

Засевший, за корягой никуда не делся. Дисциплинированный — сидит, бдит. Смотрит на мой холмик в прицел………

«Что там у нас»?

А хрен знает, не разберу — не спец.

Попасть в голову с первого выстрела выше моих скромных способностей в снайпинге. Да и со второго тоже, будем объективны к себе.

Зато страсть как чешутся руки поверить — пробьет ли пуля трухлявый ствол.

Бах!

Пробила.

Бах! Бах!

Усилиями масс медиа про контрольный выстрел теперь знает любой батан.

«А что так тихо»?

Никто не стреляет в ответ.

«Дураки кончились»?

Похоже на то.

«Или дураки куда–то ушли от брода?»

Я бы на их месте давно ушел.

«И что будем делать, товарищ командир?»

Товарищ командир, это я — любимый, и весь такой из себя героический. Могу же я сам собой покомандовать. Да что там могу, имею законное право.

Пятнадцать минут, как я остался один. И сорок пять минут с начала боя.

Содержимое бочки разлитое по въезду на крутизну западного берега все еще бодро чадит жирным дымом. И гаснуть пока не собирается.

Это есть гут.

А вот то, что ветер сменил направление и теперь дым застилает переправу совсем–совсем не гут. Пребывание на данной позиции теряет всякий смысл.

Более того, если преследователи оправили группу вверх по течению, логично предположить, что и вниз по течению кто–то пошел.

Если группы вышли одновременно, то очень скоро те, кто ушел вниз по течению, должны переправиться через реку и выйти к броду. А от брода отлично простреливаются все подходы к приютившему меня холмику, и уйти мне не дадут.

Помешать переправе я не смогу. Если задержусь, то отойти по практически пустынному ландшафту, тоже. Следовательно, оставаться здесь дальше против всякого смысла.

Ноги в руки, рюкзак за спину, СВД шею. И вперёд.

«Бего–о–о–ом марш!!!»

Левой–правой.

Левой–правой.

Хотя бы вон к той возвышенности в полукилометре к югу. Сколько до нее? Пять минут быстрым шагом. А если бегом?

Левой–правой……….

Бегу и думаю:

«Обязан ли я жизнью случайному совпадению? Это ведь как должны сойтись звезды, чтобы такой балбес, как я посмотрел в нужное время в нужное место. Или я пооббился об местные реалии и, не отдавая себе отчета — на рефлексах смотрю в нужную сторону?»

Верить хочется во второе.

Но первое больше похоже на правду. И от осознания этого факта, предательски слабнут ноги.

Левой–правой.

Ноги фигня, сфинкер пока не слабнет, так что….

Левой–правой.

Левой……….

Ноги налились свинцом, глотку наждаком пилит жажда, куртка под рюкзаком мокрая насквозь. Но это не беда — переживем.

Беда в другом — позиция над бедной растительностью возвышенности оказалась хуже некуда. Солнце — зараза светит со стороны реки, выбивая из моей тощей колоды последних козырей — скрытность и невозможность работать оптикой, которая будет сверкать не хуже Александрийского маяка.

Есть у меня чуйка, что злой на меня снайпер с болтовиком, не даст мне сделать даже один выстрел. Ему–то солнце не мешает.

Давая мне фору по времени все еще бодро горят нефтепродукты.

«Икудаблин?»

«Тудаблин!»

Левой–правой–левой–правой…..

Прикрываясь рельефом, отхожу дальше на юг. Курсом на два рядом стоящих крупных скальных образования. Там с растительностью зело лучше, трещин, нор и щелей больше.

А главное рядом со скалами проложена колея на Демидовск.

Левой–правой….

 

21 число 04 месяц 17 год. Вечер.

Четыре километра южнее брода через реку Москва.

Как определить, что в саванне начался вечер?

За все прогрессивное человечество не скажу, ну лично для меня верный признак вечера это проявление контрастных теней. Вот вроде пять минут назад стояло себе деревце. Оп, и на фоне горизонта виден лишь рельефный силуэт. Солнце еще даже не коснулось горизонта и вроде светло, а вместо предметов видны лишь их силуэты.

Сижу, как гриб под елочкой, смотрю по сторонам. Если не считать, что пять часов назад у переправы хлопнула растяжка, больше ничего значимого в стороне реки не происходит.

Даже распуганное стрельбой и дымом зверье вернулось к мирским делам.

Я третий час наблюдаю спокойно пасущиеся стада четырехрогих антилоп. А они существа чуткие и мнительные, чуть что, сорвутся ветром. Но пока все тихо.

Еще полчаса дабы солнышко догорело и мне стоит выходить курсом на юго–запад, к отрогам скалистых гор. Там переждать до утра и тихонечко вдоль гор двигать на юг — юго–запад пока не упрусь в «магистраль» Москва — Демидовск. По моим прикидкам это километров двести пятьдесят, за пять дней должен выйти к дороге.

Пока сидел в засаде, инвентаризовал имущество и анализировал сегодняшний день.

Из имущества у меня:

— комплект одежды — футболка, куртка, брюки, ботинки (сшил в Порто–франко на заказ), панама. Все цвета хаки, удобное и крепкое.

— скатанный в рулон туристический коврик, легчайший и весьма компактный спальный мешок (греет так себе, ну так и вокруг не заполярье),

— СВД и семьдесят два патрона. Сорок в четырех магазинах, остальное в рюкзаке,

— фашистский тесак времен мировой войны, захваченный у покойных цыган нож,

— литр воды в поясной фляге, полтора литра в пластиковой бутылке, плюс еще одна такая же пустая бутылка. Таблетки для обеззараживания воды, литров на десять.

Вода мое самое слабое место. Но это, пожалуй, решаемо.

— три картонных коробки армейского суточного рациона от МО РФ. Два (пардон уже полтора), песочного цвета пластиковых пакетов, с рационом нашего самого вероятного противника (прикупил по случаю в Порто–Франко). Плюс два «бомж пакета» лапши, пять кубиков куриного бульона, брусок тертого сушёного мяса, спрессованного с тертыми орехами и горьким шоколадом, сотня грамм сахара, соль, перец, лента одноразовых пакетиков, так называемого кофе. Пол–литра крепчайшего рома.

Пять дней могу не думать о пропитании. Если чутка экономить, то и все восемь.

— компас, комбинированный котелок с флягой (в которой и плещется ром).

— два индпакета (упс, уже один), аптечка, карманный хирургический набор типа «Зашей героя»: пара скальпелей, зажим, шприц, иглы, стерилизатор, перчатки и что–то по части хирургической химии. Ах да, скляночка похожего на пудру белого порошка, о котором в приличных книгах не пишут, но который вполне себе медикамент.

— полотенце, сменная футболка, две пары носков, отрез ткани, бритва, зубная щетка и зубная паста, два кусочка мыла размером со спичечный коробок.

— зажигалка, спички, саперные спички, дюжина таблеток сухого спирта, моток тонкой бечевки, иголка, нитки.

— три пачки сигарет еще оттуда (это на бартер, универсальная валюта) и чутка забористой травы–отравушки.

— откровенно дерьмовый китайский бинокль, главное преимущество которого малый вес.

— так и неизрасходованные граната — толокушка и фальшфаер.

Выкинул бы, но жаба с хомяком душат.

Это в активе.

В пассиве, возможная погоня на хвосте. Инопланетная саванна на сотни километров вокруг, с единственным населенным пунктом (Москва не в счет) где–то в полутысячи километров на юго–запад. Нормальный расклад — рабочий.

 

22 число 04 месяц 17 год.

Где–то южнее брода через реку Москва.

Левой–правой.

Левой–правой.

Пока была хоть какая–то видимость, успеваю прорысить километров шесть. Еще пару км прохожу почти в кромешной темноте.

Теперь вот, вытянув словно чужие ноги, прижавшись спиной к красноватому грунту, тихонечко сижу в сухом русле сезонного ручейка. Слушаю природу, ожидая когда взойдёт луна. Луна не торопится.

Устал, как собака, а жрать совсем не хочется.

Но пользуясь случаем, набиваю уставший организм калориями, доедая американский рацион. Благо там огня разводить не надо, достаточно налить воды в само разогревающийся пакет.

После еды накатывает дремота. Устал я за сегодня. И физически и морально.

С одной стороны я доволен результатом. Наши ушли от преследования и все, в том числе я, живы.

С другой стороны, каково там Ким и детям? Алиска сейчас ногти по локоть сгрызла. Надеюсь, она примет снотворное на ночь, меня теперь нет и ей рулить день напролет. Теперь она командир нашего гвардейского танкового экипажа.

Было нас четыре танкиста и собака. Хе–хе.

Осталось три танкиста и собака. Н–да.

А вот и луна.

Сколько я отдыхал?

Почти два часа.

Вот и отдохнул.

«На юг шагом марш»

Левой–правой.

Левой–правой.

Под ногами хрустят камешки, пару раз под ботинками хрустнули панцири крупных ночных жуков и спина крохотной змейки. Местность все суше и суше, растительности меньше и меньше. Однако и зверья пока не наблюдается. Змеи, ящерицы, насекомые, похожие на тощих лисиц лопоухие создания. Пару раз мне слышалось за спиной нечто похожее на собачий лай или вой.

Главное — нет крупных хищников. Встреча с ними это не слишком здорово, хотя и не пугает. Однако придется стрелять, чего я планирую избегать, как можно дольше.

Левой–правой.

Скрипит на зубах песок. От поднимаемой ветром мелкой пыли слезятся газа. В голове пустота от переутомления.

Чувств и эмоция нет. Одни рефлексы.

Левой–правой.

Глоток воды, кусочек сахара под язык.

Левой–правой.

Левой…..

Я уже давно не размашисто шагаю, а плетусь со скоростью три–четыре версты в час. Но это плюс еще четыре версты между мной и возможным преследованием.

Левой–правой.

Левой–правой.

Дабы занять чем–то голову, возвращаюсь к анализу прошедшего дня.

Мысли такие же вялые, как и переутомлённые мышцы.

Левой–правой.

Не вяжутся две вещи.

По поведению, по манере и точности стрельбы, умению маскироваться. Максимум, на что тянет часть нападавших — уровень братвы, дешевых одноразовых торпед и прочего городского криминала.

Собственно их так и использовали, оправив проверять брод. Минимум девять из них там и осталось. Первого я пристрелил еще на подъезде. Четверо полегли у внедорожника с обрезанными крыльями. Двое в Тойоте с пулеметом. Еще одного минуснул Дядя Саша. И одного — я, того, что прятался за гнилой корягой.

Может еще кому–то прилетело, но это уже из области экстраполяции непроверенных и несистемных данных.

Девять, это много. Очень.

Складывается ощущение, что их просто пустили в расход. Отправили на убой. В самом прямом смысле.

Но кроме этого корма, против нас воевали еще и очень жесткие ребята.

Один гранатомётчик чего стоит. Да и пулеметчик у них, что надо, на раз задавил мою позицию. Про снайпера ни скажу, может поэтому и жив.

А вот про снайпершу запросто. Ствол у нее редчайший по местным меркам эксклюзив. Кому попало, такие игрушки не дают.

Действовали они явно слаженно. Такому где попало, не учат.

Нашу частоту радиосвязи они как–то засекли. Что тоже требует определённых навыков и специфической аппаратуры.

На ходу откусываю от брикета прессованного шоколада с орехами и мясом. Даже вкусно. А уж, сколько там калорий.

Левой–правой.

Если свести все известные данные к общему знаменателю. То получается, против нас действовали две разные группы, скорее всего, временно объединённых общей целью, или для общей цели.

Ликвидация заправки, оседлавшей перспективный перекресток, вполне тянет на эту цель. А потом они обнаружили следы свежего конвоя. И понеслась.

Сунутся они завтра в погоню?

Братва, так точно сунулась бы, но их сегодня изрядно проредили.

Профи?

А вот далеко не факт. Для этих людей важнее выполнение поставленной задачи. Не в смысле долга или высоких моральных качеств. Мораль это вообще не про них, они вне морали. Выгода, прежде всего экономическая, им за это платят. И платят неплохо.

Опять собака лает.

«Может у преследователей быть собака?»

Маловероятно, но теоретически возможно. Есть же у меня собака.

«Преследовать меня ночью?»

А если я иду ночью, вполне может найтись другой, такой же отморозок.

Скорректирую–ка я курс и….

Левой–правой.

Левой–правой.

В любом случае — если у наших не случилось форс–мажора, их уже не догнать.

— Б…..! (тут слово нехорошее).

Определенно собака лает. И уже ближе.

Где там сигареты?

Еще перчику добавим. Для остроты.

Левой–правой.

Светает. Пока едва заметно, но уже определённо рассвет.

Левой–правой.

Не, не айс, четыре версты в час меня решительно не устраивают.

Не останавливаясь, достаю флягу с ромом и склянку «вещества».

Придется взбодриться.

Чайком.

Балтийским.

«Балтийский чай» огромной сосулькой студит пищевод.

Тихая ночь полупустыни наполняется красками и звуками невероятной сочности. А какое тут небо…… обалдеть. И как я этого раньше не замечал.

Усталость смывает без остатка, я готов действовать.

Я хочу действовать!

Мне просто п…ц, как нужно действовать!

«Ты трахался под кокаином, Ник?» — томно интересуется Шэрон Стоун.

«Какаинум», — отвечает ей Арни.

«А правильно ли я смешал ингредиенты коктейля? Надо у Ольги уточнить, ей положено разбираться в веществах».

Хи–хи………

«Чайку» хватило на пару часов с хвостиком, я пер вперед и вперед не хуже скаковой лошади. Потом пришлось забадяжить еще порцайку «чая».

Еще час и я, предварительно выкинув оттуда дохлую змеюку с желтым брюшком, забиваюсь в щель между камнями.

Сознание разом отключается.

Чик — сплю.

Просыпаюсь от того, что мне нестерпимо хочется пить и догнаться «чайком».

— Ага, счаз–з–з.

Вот только наркоманов в нашем маленьком, но дружном отряде не хватало.

— Твою дивизию! Да у меня натуральная ломка!

Холодный, как у матерого чекиста, рассудок требует, — Со словами «Скажи коксу нет», — недрогнувшей рукой пустить по ветру содержимое заветной скляночки.

Откровенно грязная, «чистая и недрогнувшая» рука ощутимо подрагивает. Да что там подрагивает, в руках откровенная трясучка.

А в груди пламенным мотором заходится форсажем горячее сердце.

— П….ц, приплыли.

Стимуляторов мне жалко, до скрипа зубов. Могут еще пригодиться.

Вот только еще доза и уже я никому не пригожусь.

«Папка — нарик моим детям не нужен», — это я вам ответственно заявляю.

Есть еще запасец ганджубаса, но это совсем не то.

А пока вскрываю ИРП.

«Чего изволите»?

Рис с курицей, греча с говядиной. Супец, галетки, повидло.

Изволю суп, гречу с говядиной, и кофе. Где–то пакетик сухого молока должен быть.

О! Даже сливки, совсем хорошо.

Можно ли мне полста грамм рома?

Нужно!

Закончив с обедом, пакую остатки рациона и весь мусор.

Ага, понесу его с собой, в моей ситуации лишнего картона или пластика не бывает.

Теперь определиться с текущей дислокацией.

С востока до горизонта тянется изрядно надоевший пейзаж холмистой полупустынной равнины. Север — та же саванна, но с еще более развитым рельефом. На юге и западе грузная стена гор.

Дороги на Демидовск не наблюдается.

Похоже, употребив допинг, я сильно уклонился к горам на западе. Вроде была у меня такая мысль. Ночной марш–бросок помню как–то фрагментарно, как будто бы это было не со мной.

Сколько я преодолел за ночной марафон?

Верст тридцать — точно. Возможно больше.

Признаков присутствия человека не наблюдается. Впрочем, и живности особо не наблюдается. Как–то пустовато вокруг.

Я не против.

Поспать больше не получится, так что….

Приняв дозу «Балтийского чая», с дурацким хихиканьем развеиваю по ветру содержимое заветной склянки.

Ох, и будет же меня ломать. Но не сразу, а через пару часов.

А пока….

Левой–правой.

Вдыхаю знойный, пыльный воздух. Щурюсь на солнце. Смахиваю со лба соленую влагу.

Голова пустая, как открытый космос. В мышцы спины и ног словно забиты гвозди. Ноги сбиты о камни и шагать откровенно тяжко. Однако, усталость, теперь я не тороплюсь. Некуда.

Пятнадцать минут отдыха и глоток воды на час хода.

Времени на отдых хватает.

Глотка воды нет.

Левой — правой.

Левой — правой.

Как–то не нравится мне окрестный пейзаж.

Стой, раз–два.

Стою.

Смотрю.

Как там у Высоцкого:

Так вот у меня с этим не пересказать как хорошо. Лучше, пожалуй, и быть не может — со всех сторон горы. Причем с севера и запада тянется хороший такой кряж с острыми пиками вершин.

И дороги на юг нет. Только в западном направлении, тянется постепенно повышающаяся долина. В дешёвую китайскую оптику видимость верст на десять. И на протяжении этих десяти верст ничего непроходимого не наблюдается. Местность постепенно повышается, но ничего экстраординарного.

Собственно при всем богатстве выбора вариантов продолжения маршрута ровно два:

— вернуться назад и поискать другую дорогу.

— продолжить движение по долине, с весьма вероятными шансами упереться в непроходимый перевал.

За первый вариант — только простота маршрута и знание того, что идя вдоль гор я упрусь в трасу Москва — Демидовск.

Против этого варианта — мизерный запас воды, которой осталось меньше литра. Поверни я назад, еще полдня воды я точно не встречу. В то время как горы сулят в вопросе водоснабжения большие перспективы. Теоретически.

К тому же пока долина идет строго в направлении Дмидовска. Это не навсегда, но десять километров это десять километров.

С сомнениями покончили хищные силуэты, вставшие на мой след.

Местность постепенно повышается, по мере продвижения распадок становится все уже. Крупной живности не наблюдается, птицы, змеи, ящерицы, черные жуки–землерои. О том, что сюда забредает крупная живность, свидетельствуют лишь полузасыпанные песком белые костяки.

Однако если есть костяки жертв, найдется и охотник.

Воды я пока не нашел, зато наткнулся на знакомые фиолетовые метелки побегов.

«Как Грета эту травку называла?»

«Кажись Лампа Тиля. Нет — Колба Тиля».

Кто такой Тиль и почему растение называется именно так, мне не рассказали. Однако рискну предположить, Тиль — ботаник из первых ученых, заброшенных сюда Орденом. Скорее всего, уже покойный.

Скинув рюкзак и пристроив на него СВД, пускаю в ход фашистский тесак. Ссохшийся до твердости цемента грунт поддаётся с трудом, однако через десять минут я извлекаю из земли корнеплод похожий на морковку–переростка.

Дальше пошло веселее. Еще через пять минут рядом с первой «морковкой» ложится вторая. А потом третья и четвертая.

Стоп, хватит. Больше жидкости мне не унести. Не в чем.

Здесь корнеплоды мельче тех, которые юные следопыты демонстрировали мне на востоке. Но на литр сока с каждого рассчитывать вполне реально.

Обстучав корнеплоды срезаю с них плотную шершавую кожицу. Почистив, режу первый корнеплод на мелкие кусочки. Кусочки укладываю в чистую тряпицу. Обмотав концы тряпицы вокруг рукоятей ножей, выкручиваю тряпку, как мокрое полотенце.

Сдавливаемый корнеплод трещит, но обильно выделят сок, капающий в подставленный под тряпку котелок.

Вспоминается бородатый анекдот, про мужа–алкоголика, вредную жену, ведро водки и дохлую кошку. — Ну, кисонька, ну еще капельку, ну пожалуйста.

С одного корнеплода получается три четверти стандартного армейского котелка.

Закинув все еще влажный жмых в рот, не пропадать же влаге. Приступаю к переливке содержимого котелка в пластиковые бутылки.

У пластикового пакетика из–под основного блюда американского ИРП срезаю нижний уголок, получив подобие воронки.

Мысленно нахваливая внутреннего хомяка, не давшего выбросить такую полезную штукенцию, как упаковка из–под съеденного рациона, прилаживаю эрзац — воронку к горлышку пластиковой бутылки.

Складно вышло.

«Может мне стоит сменить фамилию в Ай–Ди? На Кулибин».

«Den Kulibin — звучит–то как».

Дав отстоятся отжатой жидкости, переливаю ее в пластиковую бутылку.

Повторяю операцию с остальными корнеплодами, получив три литра чуть кисловатого овощного сока, отлично утоляющего жажду и неплохо сохраняющегося на жаре. Не уверен, что им стоит заливать сублиматы. Но для этой цели у меня осталась вода в поясной фляге.

Попили. Отдохнули. Перешнуровали ботинки. Отряхнули песок с рук и одежды.

И в путь.

Левой–правой.

Левой–правой.

Сколько веревочки не виться, а конец неизбежен. Забредший в горы, язык саванны уперся перевал. Маршрут вполне проходим для такого «горного туриста», как я.

Но солнце уже коснулось гор и передо мной в полный рост встала проблема ночлега.

В «походе» обустраиваться на ночлег стоит так, чтобы при пробуждении не было мучительно больно. От того что кто–то голодный дегустирует мою вкусную тушку.

Под ночлег выбран скальный карниз на высоте пары человеческих ростов. Вскарабкаться на уступ оказалось делом непростым, даже для примата (Хомосапиенсы, как известно приматы). Рюкзак я просто забросил наверх, а яростно мешавшую «восхождению» СВД втянул на бечевке.

Как прибуду в Демидовск, первым делом сменю СВД на ствол по–покороче. Или как минимум сменю приклад на складной — по типу СВДС. В бою она не раз показала себя с лучшей стороны. Но в дороге, особенно по богатой на растительность пересеченке — мрак.

Отличная плацкарта, два на четыре метра, при этом почти ровная.

Каремат на камень, расстегнутый спальный мешок поверх каремата, рюкзак под голову, носки и обувь на просушку, СВД под бок, как любимую женщину.

От переутомления кусок категорически не лезет в горло. Вот и чудно — экономия.

Выпиваю грамм триста добытого сока и залегаю в «койку».

Засыпаю сразу, чутким сном без сновидений.

 

23 число 04 месяц 17 год.

Где–то в горах.

Тук–тук. Тук–тук. Тук.

Правильно сказал кто–то матерый, — Утро добрым не бывает.

Что там за ослик Иа по мою душу. Или ты лошарик?

— Мать твою!!! Годзилла ты мне снишься?!

Увы, Годзилла была взаправдашняя.

Под приютившим меня скальным карнизом нетерпеливо скребет копытом по камню большая гиена. Огромная даже.

До меня вкусного ей не добраться, и она пытается, встав на задние лапы, опершись копытами передних лап в скалу, заглянуть на карниз.

И что характерно, не хватает ей всего ничего, полметра росточку и чутка гибкости шеи.

Зубки у нее, однако.

А уж запах из пасти.

Бр–р.

Гиена тварь опасная и чертовки хитрая. Может залечь под скалой и брать меня измором. А может сделать вид, что ушла. Как только я спущусь на грешную землю, гиена тут как тут. И совсем не факт, что обоймы патронов хватит, чтобы ее остановить.

Устав таращиться на такой близкий, но увы недоступный завтрак. Гиена прилегла под скалой. Лежит и пялится на меня с немым укором.

«И что с тобой делать?»

Вопрос конечно риторический. Можно тупо расстрелять зверюгу из СВД. Но есть нюанс — зверюга дюже большая и шибко живучая, а уж какая злопамятная. А ну, как сбежит раненая. Раненый зверь на порядок опасней. К тому же после стрельбы винтовку придется чистить.

«Можно конечно начать с гранаты. Зря, что ли ее таскаю».

Не убьет, так оглушит хорошенечко. А потом из СВД добрать.

Граната это вариант, он мне даже нравится, вот только кидать ее придется практически себе под ноги.

«Ну–с, Дэнчик. Еще варианты имеются?»

Варианты имелись.

Первым делом сменить носки, и натянуть просохшую обувь. Затем обстоятельно позавтракать остатками открытого ИРП, запив завтрак сладким кофе.

Если не читать остатков галет, тюбика джема, пакетика сублимированного плавленого сыра и шарика поливатаминки второй ИРП кончился. Галеты на ходу неплохо заходят, так что пока оставим их про запас.

Что–то потряхивает меня. И это не от усталости. Отведавший «веществ», организм требует продолжения банкета.

Накуси — выкуси.

— Але, гиеночка, что–то ты приуныла. Никак захворала? Сейчас мы тебя подлечим уринотерапией, — расстегнув штаны, справляю малую нужду прямо на поднявшего морду зверя.

— Ух е……….. !!!

Слизнув мочу с морды, зверюга не на шутку возбудилась, неожиданно резко для такой туши подпрыгнула, клацнув челюстями возле «самого этого самого». Как будто кто–то с силой захлопнул у тебя под «носом» капот грузового автомобиля. Только капот этот усеян пилой зубов размером с ладонь.

Содержимое моего мочевого пузыря совершенно бесконтрольно брызнуло вниз в утроенной силой.

Вовремя я ширинку расстегнул, а то бы промок до ботинок.

Возбужденная гиена принялась за старое — встав на здание ноги, пытаться дотянуться до меня сладкого.

Ишь, как зубьями клацает. Чисто Годзилла.

И что характерно клацает чуть дальше метра от моего члена.

Непорядок.

Льющаяся прямо в пасть гиены струйка иссякла. Последняя капля, как известно, всегда в штаны. Зато из штанов на свет извлекается оранжевая трубочка.

Пш–ш–ш–ш!

— ГАЗМЯС — Чемпион!!!, — так вроде футбольные фанаты орут.

— У–у–у–у–у–у–у–у, — успел удивиться зверь.

— Лови.

Пш–ш–ш–ш!

Зажжённый фальшфейер упал прямиком в задранную к верху зубастую пасть. Гиена сглотнула, глотательный рефлекс сработал против неё.

Свесив ноги с приютившего меня на ночь скального карниза, допиваю кофе, наблюдая за метаниями гиены.

Такого цирка я даже в кино не видел. И вряд ли увижу. Но сюжетец архи зачетный.

Оранжевый дым валит из зубастой пасти не хуже чем у Змея Горыныча. Многотонная туша скачет и кувыркается с легкостью гимнастки и грацией балерины из «Лебединого озера». А уж, звуковое сопровождение.

Н–да–с.

Это вам не на стадионе фаера жечь, да почем зря швырять их на поле или в ОМОН. Тут совсем другие ставки, другой адреналин.

Когда зверюга с разгону впечаталась башкой в скалу, на миг показалось — все отмучилась скотинка. Ан, нет, оставив на камне кровавую кляксу, дымящая, как паровоз зверюшка вскочила, как ни в чем не бывало.

Живучая тварь. Очень живучая.

Не берусь утверждать, пережгло ли ей что–то важное, как ни как, температура пламени под две тысячи градусов. Или же зверь задохнулся дымом. Но через пару минут беготни, колени гиены подогнулись, и зверюга тяжело завалилась на бок.

Пока я паковал вещи и спускался на землю. уже и конвульсии кончились. Отмучилась Годзилка.

Поделом ей.

Только остекленевшие глаза все также с укором пялятся на меня, да истекают из пасти тонкие струйки оранжевого дыма.

— Ну, ты полежи. Подумай. А мне пора. Меня даже ломка отпустила от твоих выкрутасов.

Левой–правой.

Левой–правой.

Скрепят под подошвами камешки. Волосы треплет чистый, прохладный горный ветер. От пейзажей захватывает дух. Саднят ладони, ободранные о камни. Ноет ушибленное колено.

Карабкаться в гору это совсем не то же самое, что шкандыбать по равнине. На равнине наметил ориентир и со скоростью шесть–семь верст в час прешь до него, как паровоз по рельсам.

В горах же все время что–то обходишь. То крутизну, то расщелину, то оползень, то торчащую не к месту скалу. Скорость движения упала километров до четырёх в час, а с учетом постоянных обходов и того меньше.

Интересно, Орденские или русские геологи в этих краях бывали?

Может, я топаю, а у меня под ногами залежи полезных минералов или выходы редких руд? Жаль, что я в геологии околонулевая величина.

К полудню я перевалил за хребет. Куцые облака стали чуточку ближе, а рюкзак чуточку легче.

Куда дальше?

В нужном направлении неприветливая горка с крутыми склонами.

Ну да, умный в гору не пойдет.

Умный, двинет вниз и на запад — в обход горы.

Спускаться под гору, вдвое труднее, нежели карабкаться вверх. При спуске вся нагрузка приходится на икроножные мышцы. Они, конечно, самые сильные мышцы в человеческом организме, однако они тоже устают. Причем быстро.

Приходится регулярно давать ногам отдых. Подвернуть ногу на камнях мне совсем не улыбается. А сломать, так можно сразу стреляться. Следующий человек пройдет здесь лет через сто.

Пока мне везет. На пути не попадается непроходимых скальных стен или отвесных ущелий. С умом выбирая дорогу, держась пологих склонов и звериных троп, размеренно продвигаюсь общим направлением на юго–запад. Если продержусь в таком темпе еще сутки, должен выйти к истокам местной реки Ориноко.

Источников воды на пути пока не попадалось. Но изменение растительности обнадеживающее, метелки жесткой травы, кактусы и кусты колючки сменились низкорослым хвойным перелеском, между которым встречаются стада миниатюрных антилоп. А в бинокль уже видна полноценная зелень.

Но зелень, это завтра.

Сегодня стоит поискать место для ночлега.

Под ночлег я облюбовал неглубокую — шагов двадцать пещеру с высоким сводом.

Перед входом в пещеру сложил из камней очаг. Фашистским тесаком порубил сухой куст на две охапки толстого хвороста.

Обустроил постель, допил до дна первую бутыль с отжатой вчера влагой.

Теперь можно и ужином заняться.

На ужин у меня похлебка из подвернувшейся под выстрел горной козочки. Животина попалась мелкая. А после свежевания и усекания рогов, копыт и прочих излишеств, так и вовсе стала походить на тушку большого кролика. Но мне и это избыточно.

Первым блюдом нанизываю на прутик кусочки сердца и печени.

Вторым развариваю мелко покрошенные куски мяса, срезанные с самых деликатных мест.

Третьим блюдом заварю чайку на сон грядущий.

И пока готовлю пир с переменой из трех блюд, обжарю пару кило мяса на костре. Больше, увы, не запасти, испортится по местной жаре.

Армейский алюминиевый котелок весьма скромен в размерах. Его содержимого хватит, чтобы один раз прилично поесть. Следовательно, придется тратить время, повторно готовя утром.

Готовить утром мне не хотелось.

Решаю отварить мяса по максимуму. Половину мяса отложить в пустой пакетик от штатовского ИРП. Отужинать бульоном с остатками мяса и половиной пачки Доширака.

С утра вскипятить водички и дожрать припасенные Доширак и мясо. Для нажористости добавив в супец бульонный кубик.

Вот только после этого вода у меня кончится вся. Останется только сок пустынного корнеплода.

Сердце на вкус очень даже. С галеткой так и вовсе нямка, как в ресторане. Печень, напротив, оказалась несъедобной. Кто пробовал печень земного лося, понимает, о чем я. С голодухи оно и сырую стрескаешь, еще и добавки попросишь. Но я пока настолько не одичал.

Супец зашел на ура. Нажористый мясной бульон, лапша, мясо, перец соль, что еще нужно голодному мужику?

Ах, да, полста грамм рома перед сном.

Отгоняя местную живность, весело трещали в очаге крупные сучья. Раз в час–полтора я подмерзал и просыпался подбросить в огонь свежих дров. К дикой жизни я уже адаптировался, и рваный сон меня не напрягал.

Поддерживаемый всю ночь, огонь тому виной или горная местность. Судить не берусь. Но ночью меня никто не беспокоил.

Даже кошмары.

 

23 число 04 месяц 17 год.

Где–то в горах.

Отдохнулось очень даже качественно. Пора сворачивать пикничок.

Вода кончилась, и утренний супец пришлось варить на соке корнеплода. Получилось даже лучше, чем на воде, с овощным привкусом.

Подстреленная козочка сэкономит мне суточный рацион. Коего осталось ровно половина от того, что было в начале маршрута.

Мысленно провожу пунктир маршрута по мысленной карте. У меня отличная память на карты, особенно когда карта сплошное белое пятно. Начинающийся на переправе пунктир сперва идет параллельно горам, потом сворачивает и на полста верст углубляется в горы.

В общей сложности от переправы я ушел километров на сто — сто тридцать. От переправы до Демидовска будет все пятьсот. Выходит носимого запаса провизии мне не хватит при любом раскладе, как бы я его не растягивал.

Пока есть патроны, голод мне не грозит. Но и только.

Утро не задалось. Я ошибся, выбирая проход вокруг очередной горы. В результате через пару часов уткнулся в непроходимые скалы и повернул назад, потеряв еще пару часов.

Зато нашел выход горной породы с весьма похожими на металл прожилками желтого цвета.

Я уже давно не тот наивный юноша, которому мерещится открытие Клондайка. Без особых восторгов отломал образцы породы, и двинул дальше.

Потом я наткнулся на местную помесь пещерного медведя с росомахой. И все бы ничего, если бы медведо–рассомах не был ростом с тяжеловоза. При такой же массе.

Хищный горец пялится на меня щёлочками узких, широко расставленных глаз.

Я изо всех сил старюсь сохранить штаны в сухости, пересчитывая в оптический прицел волоски усов на морде зверя.

Но обошлось, зверь не стал связываться с непонятным чужаком, забредшим на его высокогорье. Грозно порычал для острастки и удалился по своим звериным делам.

Зато потом дело пошло на лад. Я бодро шагал по курсу, что не удивительно при сухих–то штанах, пока мне попалась горная речушка — практически ручеек, с хрустальной чистоты водой, ледяной настолько, что от нее ломит зубы.

Два часа спустя речушка впала в глубоководное горное озеро. Вода в озере холодная, но все же не такая зубодробительно–ледяная, как в ручье. На отмели в южной конечности озера так и вовсе теплая.

Отличный повод выстирать одежду, в особенности носки. А пока развешанная по кустам одежда сохнет, тщательно помыться, соскребя с тела многодневную корку пота и пыли.

Заодно и отобедать обжаренным давеча мясом.

Дальше пошло совсем весело. Ручейки текут строго вниз, где впадают в реки. Реки в свою очередь текут к морям. К морям мне не надо, а вот река обещает перспективы.

Первые признаки новой опасности я заметил, ища пологий склон в обход перегородившего реку водопада. Появилось неприятное ощущение чужого взгляда.

Кто? Откуда? Сколько вас?

Позади между камней, скал и небольших кустов с шаровидной кроной, мелькнула размытая серая тень. Потом еще одна.

Ба, да у меня на хвосте гости.

Ух, ты да меня охватывают с флангов.

— Стратеги, мля.

Крупные звери, с полосатой шкурой и вытянутым туловищем. Внешне похожи на волков, но с гимнастической пластикой кошачьих.

Только вас мне для полного счастья не хватало.

Только, понимаешь, заскучал. А тут такое развлекалово.

Хищные обитатели гор впервые столкнулись с человеком. И пока еще чувствовали себя в полной безопасности. А зря, в этом мире появился новый и самый опасный хищник.

Ускоряюсь.

Вставшие на мой след горные хищники не торопятся, однако движутся намного быстрее меня. А мне нужно выбрать место встречи, где условия буду диктовать я.

Вот та замечательная прогалина мне полнее подойдёт.

На ходу снимаю с шеи платок.

Вот и прогалина.

Сбрасываю рюкзак.

Бегом в сторону от маршрута движения, привязываю платок к ветке кустарника.

Теперь в другую сторону. Платка у меня нет, зато есть полный мочевой пузырь.

Опять выбегаю на прогалину бросаю под ноги куски прожаренного про запас мяса, подхватываю рюкзак и бегом, бегом в подветренную сторону.

Пристраиваю рюкзак под ветками кустарника. Стараясь унять хриплое дыхание и разбушевавшееся сердце, прилаживаю СВД на рюкзак.

Я готов к встрече.

Звери выскочили на прогалину и заметались, отыскивая нужный след. Самый крупный зверь, дирижировавший всей кодлой, опустил морду к камням, вынюхивая следы.

Свежий след троился, сбивая зверя с толку.

Привычные им жертвы так себя не ведут.

Через пару минут вожак разгадает нехитрый ребус.

А пока.

Вожак повернулся боком. Бок обок к вожаку пристроился еще один крупный экземпляр.

Сдвоенные мишени — то, что доктор прописал.

Бах!

СВД привычно лягается в плечо.

И я тебя ругал за излишнюю длину? Прости, сам не ведал, что творю.

Вожака и пристроившегося к нему зверя сметает на камень. Однако подранки тут же вскакивают и бросаются туда, откуда пришли. Боевой патрон — совсем не охотничий. Пуля, рассчитанная на прячущегося за укрытиями и ряженного в каску и бронежилет человека, не гвоздит зверя наповал, а лишь шьёт насквозь.

Бах!

Замешкавшийся на прогалине небольшой экземпляр с облезлой шкуркой, надрывно воя, покатился по земле. Бедняжка скребет по камням передними лапами пытаясь встать, но задние лапы безжизненно волочатся за зверьком.

По–человечески стоило бы его избавить от мучений.

Но здесь лишь звери.

Я — зверь.

И они — звери, только что охотившиеся на меня.

А у зверей в принципе не бывает жалости и компромиссов. Так что придется тебе поскулить чуток, подбадривая стаю к более энергичному бегству.

На ходу добиваю патроны в магазин.

Стае сейчас не до меня.

Вожак и тершийся около начальства экземпляр хоть убежали, но это ненадолго. За убежавшими хищниками стелился обильный кровавый след. Эта пара подранков определенно не жильцы.

Обещавшая перспективы река, круто завернула на северо–запад. Пришлось наполнить емкости водой про запас, и опять штурмовать перевалы в южном и юго–западном направлении. Но я уже приноровился к ходьбе по горам и до вечера успел отмерить еще километров пятнадцать и наткнуться на россыпь камней, обильно разбавленных вкраплениями крупных красных кристаллов.

В минералах я разбираюсь на уровне обывателя. Гранит от известняка, и железняк от угля отличу, но на этом по большому счету все.

Однако не бывает правил без исключений.

В далекие школьные годы, учитель географии практиковал среди учеников доклады на разные естественно–географические темы. Вот мне и достался доклад о киновари. Сам минерал я видел исключительно на фотографиях, однако то, что лежало у меня под ногами, очень походило на виденные фото и описания.

Помня о ядовитых свойствах ртути, пакую образцы в презерватив. А тот в свою очередь укладываю в пластиковый конверт из–под сухпая.

Ночевал в похожей на старый кратер, большой впадине со всех сторон окруженной пилой островерхих вершин. На мое счастье низ впадины порос хвойным леском, обеспечившим меня дровами.

Нашлось и отличное место для ночевки, обильно поросшая стелющимися кустами крохотная полянка, с трех сторон окруженная отвесными скалами.

Верный тесак помог разрубить на три части ближайший сухостой. Из которого я сложил костер–нодью, перекрывшую единственный подступ к полянке.

Спалось отлично, нодья всю ночь исправно грела, светила, отпугивала возможную живность и вообще создавала почти домашний уют.

 

24 число 04 месяц 17 год.

Где–то в горах.

Все бы ничего, но утром я вскрыл предпоследний ИРП. Если сегодня не получится подстрелить мясца, на еде не экономлю, продвигаясь в максимально возможном темпе. Последний рацион буду растягивать на три дня. А дальше переходить на подножный корм.

На запах завтрака прилетела большая птица ядовитой раскраски, хохолком топорщащихся перьев, похожая на земного какаду. Птичек я повидал не мало. Но, ни одна из них, даже близко, не могла похвастаться столь сочными оттенками ярко красного и темно зеленого оперения. Похоже, в горы залетел привет из тропиков.

— Птица — Говорун, галеты будешь? — я высыпал в паре метров от себя четвертинку галеты растертой в кулаке.

Привет из тропиков немного поломался, но голод победил осторожность. Птиц решительно спорхнул вниз и принялся долбить клювом угощение. Быстро склевав крошки, птица расправила крылья и требовательно заверещала.

— Интересно, а каков ты в бульоне?

Цветастый попрошайка угомонился и, как ни в чем не бывало, принялся ковыряться клювом у себя под крылом.

— Будем считать, жестковат и ненаварист.

Птиц вытащил голову из–под крыла, кивнул, как будто подтверждает свою низкую питательную ценность, и сунул голову обратно под крыло.

— Бывай птиц. Мне пора покорить пару–тройку вершин, на которых еще не бывал.

Однако не тут–то было. Настырный птиц увязался следом за мной, не слишком элегантно перепархивая с ветки на ветку.

Спустя десять минут склон задрался вверх, лес быстро кончился, сменившись тем самым ползучим кустарником, который всю ночь служил мне отличной периной. Теперь же стелющиеся по камням побеги вязали ноги не хуже сети. За первый час движения я преодолел меньше трех километров, при этом поднявшись по склону метров на триста. Поганый кустарник наконец кончился, сменившись высокогорным лугом.

Привязавшийся ко мне птиц не отставал. Все также перелетая с камня на камень и клянча, да что там клянча, требуя пожрать.

На полпути к перевалу я сел передохнуть, прислонившись спиной к каменному обломку. Настырная птица угнездилась рядом. Видно, что подъем дается птице с большим трудом. То ли виной тому разряженный воздух, то ли повреждённое крыло, под которое птиц постоянно лазит клювом.

Уходя я не пожалел галету, раскрошив ее по всей поверхности камня. Голодная птица тут же пулеметом застучала по камню. А я тем временем ходу–ходу.

То, что я не один стало понятно через полчаса, когда оставалось меньше полукилометра до седла между двумя вершинами, перекрывающими мне путь на юго–запад.

Полноценно лететь упорный до идиотизма птиц уже не мог. Манерой передвижения напоминая петуха. Пролетит десять метров, десять метров прыгает по камням, потом опять летит десять метров. При этом возмущенно верещит всю дорогу.

Когда птица поравнялась со мной, лететь она уже не могла, только прыгать.

— И что с тобой делать?

Упорный птиц всем своим видом демонстрировал — делай что хочешь, только сперва покорми.

— Извини, птиц, самому мало. Максимум, чем могу тебе помочь пронести до вершины провала.

Комок перьев футуристической раскраски притомился настолько, что особо не трепыхался, когда я подхватил его и посадил на рюкзак. Птица оказалась куда легче, чем мне представлялось, исходя из его размеров — полкило, может чуть больше.

— Долбанёшь меня клювом по затылку, разом забуду про нашу крепкую дружбу, и полетишь ты под гору японским камикадзе.

Клюв моего пёстрого друга не хуже чем у курицы гомоэротично раздвигающей тощие лапы на гербе Соединённых Штатов. А кривые коготки, так и вообще, острые, как хирургические иглы.

— А если нагадишь на меня, судьба камикадзе покажется тебе очень завидной кончиной.

То ли гадить птице было нечем, то ли выделительная система утроена иначе, нежели у земных птиц. Но чистота моей экипировки не пострадала. И клювом в темечко я тоже не получил. Птица спокойно ехала на мне до перевала. Да и после перевала тоже.

С высоты выше птичьего полета, птиц свидетель — он–то на такой высоте летает так же, как топор плавает, открывается радующая глаз панорама. Строго к западу от перевала, рельеф постепенно понижается, километров через пятнадцать переходя в большую продолговатую долину, раскинувшуюся между склонами окрестных гор и озером, напоминающим по форме цифру восемь (8).

Зато вот путь на юг перекрывает скальная гряда, покоить которую достойно хорошо экипированных и обученных альпинистов.

А мы с птицем пешеходы.

— Птиц, есть мнение, что пора уже дать тебе партийный псевдоним.

На звук моего голоса птиц обычно что–то курлыкает, на своем птичьем.

— Был такой гражданин Сильвер. Джон Сильвер. Не слышал? Неудивительно, сам–то он — как и я, нездешний. Да еще, к тому же, и головорез, каких поискать, в свете последних событий и я не агнец. Но дело по большому счету не в нем, а в его попугае. Том самом, что голосил — Пиастры! Пиастры. И рому–рому!

Хотя про ром я не уверен.

Как же звали его попугая?

Вроде Флинт.

Или капитан Флинт.

Но ты — птиц, тянешь максимум на юнгу, посему будешь просто Флинт.

В этот момент мне пришлось прыгать по камням и сидящую на рюкзаке птицу изрядно тряхнуло. На что она выразила свое неудовольствие.

— Согласен. Есть некоторый когнитивный диссонанс. Псевдоним–то неплохой. Но партийный псевдоним, а это же погонялово блатное. Будешь Товарищ Флинт.

На этот раз птица не возражала.

— И вообще, мы уже не выше трех тысяч, так что будь ласков — слазь с меня.

Парить вниз у Товарища Флинта получалось не в пример ловчее. Однако меня он так и не бросил, за что еще дважды разделил со мной вкусненькую галетку.

До озера оставалось пару километров по почти ровной долине и примерно с километр по пологому склону, поросшему крупными хвойными деревами, лишенными веток в нижней части, зато с очень развитой кроной. Под деревьями все застелено ковром опавших с деревьев длинных мягких иголок. Местами через ковер хвои пробивался подлесок и кустарники, но движению это не мешало. Я перестал думать, как избалованный цивилизацией турист, где–нибудь в южной части Альп.

Еще бы мясца подстрелить.

— Товарищ Флинт, как вы относитесь к мясу? А к шашлычку?

Мой голос спугнул жиденькое стадо копытных, притаившееся между стволов. Не знакомые с человеком и неизменным спутником огнестрелом, похожие на косуль, зверюшки отбежали метров на триста. Чем и ограничились.

Шумный пришелец, не преследует. Так чего ломиться, куда глаза глядят. Вокруг горы, камни, можно и ногу сломать.

Я передёрнул затвор, скинул крышку с прицела. И начал подкрадываться.

Животины подпускают меня метров до ста, потом лениво отбегают. Цикл повторяется, но в этот раз я уже знаю дистанцию и готов стрелять.

Прицел перебирает жертв, беспечно пасущихся на фоне водяной глади озера.

Много мне не съесть, и большая косуля мне не нужна. Хватит и маленькой, к тому же у нее мясо мягче.

Прицел выбирает, стоящую опустив голову к траве молоденькую животинку. Палец касается спускового крючка.

Чуть полторы сотни метров. Неподвижная цель. Не попасть — грех.

Вдох.

Выдох.

Вдох.

Неестественный для леса щелчок предохранителя, спугивает стадо, и оно вяло убегает, скрываясь за понижением рельефа.

Стрельбы не будет.

В прицел попала не только косуля, но и противоестественно яркий блик на берегу озера. Тысяча к одному, так может бликовать исключительно искусственный предмет.

Значит — долина обжита, и совсем не факт, что ее обитатели будут мне рады.

Напишись, выливаю воду из пластиковых бутылок. Ручьев вокруг стало не в пример больше, и проблема воды пока отпала. А вот бульканье и три кило лишнего веса мне сейчас лишние. Захочу пить обойдусь водой из фляги.

На ходу сбиваю ладонью огромную стрекозу и бросаю настырной птице. Товарищ Флинт зажал тушку стрекозы в когтистой лапе и активно принялся склевывать халявные калории.

— Ешь обстоятельно, не торопись, а то подавишься или запор будет, — пожелав птице приятного аппетита быстро удалось от места его трапезы.

Теперь я не иду напрямую к озеру, а захожу со стороны заканчивающегося обрывом отрога, нависающим над перемычкой между кольцами восьмёрки. Похожий на мясистый, с ярко выраженной горбинкой, нос представителей богоизбранного народа, обрыв нависает над южным брегом озера.

Среди густого леса и роскошных, почти в рост человека, папоротников, покрывающих верхушку обрыва, великолепная позиция для наблюдения, просто супер.

Вот только людей у озера нет. Живых, так точно.

Я уже полчаса насилую зрение биноклем, методично обшаривая местность. От прокаленных солнцем прибрежных скал поднимается знойное марево, особенно заметное на фоне водного зеркала, под которым лениво шевелит плавниками крупная рыба. Вокруг озера суетится туча живности, особенно крупных насекомых и охотящихся на них птиц, но вся эта суета естественный природный фон без аномалий.

Единственная аномалия — легкомоторный самолёт с варварски обломанными крыльями. Раскорячившийся в противоестественной для самолета позе, чуть выше максимального уреза воды и сильно оплетенный прибрежной растительностью. Хвост потрёпан, но относительно цел. Насколько видно с моей позиции, остекление кабины тоже цело. Винт отсутствует. Крылья обломаны, аккуратно приставлены к фюзеляжу.

Из этого простого наблюдения следует, кто–то хозяйственный пережил приземление, аккуратно собрал обломки и уложил их возле самолета.

Однако, этот хозяйственный летчик продал свою работу минимум год назад. Глядя на размер вьюнов оплётших фюзеляж, и то, что фюзеляж врос в грунт, я бы предположил, что незапланированная посадка случилась не год, а три–пять лет назад.

Чтобы добраться до кабины, пришлось изрядно помахать верным тесаком. Доложу я вам — фашисты понимали толк в годной стали. Освобожденный от плетей вьюна самолет оказался банальной «Цессной». Кои в этом мире составляют если не половину, то уж точно треть авиапарка. За модель точно не скажу — не специалист.

На фюзеляже и крыльях маркировка Ордена и номер «72AS».

Понятно, что самолет принадлежал Ордену.

Номер вполне возможно, порядковый. Для исследования нового мира с Ордена станется перебросить сюда не одну сотню самолетов. В сущности подобные легкомоторники — расходный материал человеческой экспансии.

Сидений в «Цессне» два. Задний ряд сидений снят и вместо него смонтирована какая–то аппаратура. О назначении которой, мне остается только гадать.

— Интересно, сломались или не рассчитали по топливу? — подумалось мне. — До Точки Высадки, она же теперь называется Москва, километров триста. Из других поселений тут только Демидовск, но ему без году неделя и вряд ли самолет оттуда.

Поплавков не наблюдается, следовательно, «Цессна» взлетала с полевого аэродрома. А это почти наверняка около Москвы. Москва и Орден. Орден и Москва. Что он делал в горах? Вел аэрофотосъемку? Судя по аппаратуре — весьма похоже.

Хватит гадать попусту.

Пилот заводил самолет на посадку, рассчитывая втиснуться на узкую полоску пляжа. Но не рассчитал, и машина уткнулась в заросли. Крепление ящика с кнопками из числа аппаратуры, смонтированной позади летчиков, не выдержало перегрузок и дотормаживало в черепе правого члена экипажа. Правое сиденье до сих пор покрыто бурыми разводами.

Пожалуй, будем открывать. Очень уж хочется дотянуться загребущими ручонками до одной забавной штуки, мирно лежащей на левом кресле.

Дверь открылась со скрипом и треском потерявшего эластичность уплотнителя. Из кабины едва заметно пахнуло затхлостью. Если не считать непонятной аппаратуры, позади пилотов все на месте, следы разрушений отсутствуют. Даже наушники никуда не делись.

Вот только за исключением, лежащей на сиденье, кобуры с большим черным пистолетом, поживиться в кабине нечем. Пистолет оказался довольно свежей, отлично сохранившейся в сухом воздухе, «Береттой». Увы, без патронов.

Что в целом правильно, выживший пилот, уходя, не взял лишнюю тяжесть второго ствола. Зато выгреб весь боезапас.

Так я не гордый, прихвачу и разряженный ствол. Если он станет неподъёмный, выкинуть всегда успею.

В ходе дальнейшего осмотра самолета и окрестностей нашлись пачка, похожих на карты, поблёкших бумаг, потертая толстая куртка и, заросшая густой травой, могила пилота.

Могилу я нашел исключительно по покосившемуся кресту, с примотанными к перекладине летными очками и куску обшивки с выцарапанной на нем надписью «Matte….».

Сдается мне, покойного летчика звали Маттео. Дальше не разборчиво.

На этом собственно все, если не считать, что уже далеко за полдень. Хочется жрать, в озере полно рыбы. А в километре от места крушения «Цесны» из озера вытекает речушка. Причем течет она в нужном мне направлении — на юго–запад.

План такой — поймать рыбу, приготовить ее, а потом сожрать. Залечь баиньки. С утра сытый и полный сил двину вниз по ущелью, прорезанному в скалах вытекающей из озера рекой.

С рыбой все получилось «На отлично».

В моем походном рюкзачке «Матерого инопланетного выживателя» хранится махонький пенальчик с крючками, леской и грузилами. Вырезать хлыст удилища и соорудить поправок из щепки может любой русский пацан. А уж «матерый выживатель, преодолевший тысячи километров по негостеприимным просторам чужой планеты», тут и разговаривать не о чем.

На наживку пошло мясо крупной улитки, коих тут дюжина под каждым листом.

В прозрачном хрустале горного озера видно, рыбы устремляются к заброшенной наживке с неотвратимостью торпеды, нацеленной в борт жирного транспорта.

Первая рыбина тянула килограмма на полтора. Но какая–то она уж больно кистеперая.

Стремно мне такою есть. Хочу вон ту — похожую на судочка. Тем более, мне уже доводилось ее есть при путешествии через хребет Кхам.

Нужная рыбина попалась с четвертой попытки.

Костёрчик я развел еще до того, как начал возится с удочкой. Сейчас он пылает вовсю, но и рыба еще не готова нырнуть в его жаркие объятия.

Первым делом — я выпотрошил рыбу, аккуратно вырезал жабры и слегка натер ее солью и специями.

Соли осталось мало, приходится экономить. Со специями ситуация чуть лучше, но тоже особо не разгуляешься.

Вторым — накопал грунта, очень похожего на жирную глину. Скорее всего, это глина и есть, но с какими–то примесями.

Вот теперь глиняный кокон с рыбой внутри готов нырнуть в угли, аки покойный египетский фараон ныряет в вечность в своём саркофаге.

Пока рыбка греет бока в углях, ополоснутся, постираться, расчистить могилу погибшего пилота и даже соорудить ему новый крест. Это со зверями я зверь, а в подобных случаях нужно оставаться человеком. В первую очередь нужно самому себе.

Ужинаю, как туз.

Дневное светило уже скатилось за вершины. От озера тянет прохладой и приятной свежестью, свойственной водоемам с исключительно чистой водой.

Затвердевшая глина отшелушивается вместе с чешуей, обнажая нежную бело–розовую мякоть мяса. Рыба вышла вкусной, почти без костей, хотя излишне суховата. Но это не проблема для матерого выживателя в инопланетных пампасах. Выживатель всегда может смочить «сухость» рыбы изрядным глотком рома.

Сытость и природная идиллия настраивают на лирический лад. Хочется расслабиться еще сильнее до звенящей пустоты в голове, дотла изгнать дурные мысли, путем вентилирования легких специфическим дымком. Однако памятуя последствия Балтийского чаепития, душу в зародыше мысли о «веществах».

И кофею не испить. Запасов осталось на два котелка, плюс, что там найдется в крайнем сухпае.

В быстро сгущающемся сумраке горного вечера неожиданно хлопают крылья. Какая–то чудная птица, не испугавшись пламени, спикировала вниз и нагло уселась рядом со мной.

— Хм. Товарищ Флинт, рыбки не изволите? Могу поделиться головой.

Настырный птиц рыбу изволил. Бодро склевал рыбью башку. После чего выпытал из меня еще кусочек грамм на сто.

Пусть есть, мне не жалко.

В настырной птице было что–то, если не родное, хотя бы знакомое и привычное. Этакий якорек, за который отчаянно цепляется разум.

Алес — спать.

 

25 число 04 месяц 17 год.

Где–то в горах.

Пробуждение выдалось колючим. В тепле, уюте и относительной безопасности самолётной кабины выспался отлично. По понятным причинам все в самолёте чертовски маленькое и тесное. Потому тело затекло до состояния той самой египетской мумии, которая в своём саркофаге неспешно дрейфует по бурным волнам вечности.

В это утро утреннюю тишину горного озера пробудил скрип открывающейся самолетной двери молодецкое, — Уи–и, Б…..я!!!, — сочный шлепок тела вывалившегося из самолётного нутра.

От резкого движения сотни иголочек впились в задубевшие мышцы.

— Да, Б…..я!!! До чего же в авиации двери ущербные, — сообщило тело, пытаясь принять горизонтальное положение, свойственно моему далекому предку Хомо еректусу.

(Homo erectus — человек прямоходящий)

В ответ прогундел Товарищ Флинт, нахохлившийся на обломке крыла.

— Не спорь. Все у вас летунов через ж…..

Упрямый птиц не успокоился, грудью встав на защиту всех прогрессивных летунов.

— Поговори мне, перья–то выдеру, за раз пехотинцем заделаешься.

Товарищ Флинт расправил крылья и опять недовольно загундел.

— Слышь, Сталинский сокол, завтрака лишу.

По мере диалога с упрямым птицем, мышцы размялись. Тело уже не ломило. И вообще жизнь явно налаживалась.

Распорядок утра почти повторил распорядок вечера.

Улитка. Удочка. Рыбалка.

На этот раз первой попалась похожая на лосося рыбина.

От добра, добра не ищут. И псевдо лосось, обернувшись глиной, занырнул в угли.

Утренний туалет, с чисткой зубов и бритьём. Для такого случая я даже вскипятил котелок воды.

Псевдо лосось оказался вкуснее вчерашнего псевдо судака. Даже мясо у него красноватое, как у земного лосося.

Половину рыбины мы с Товарищем Флинтом употребили сразу. С оставшейся части я ободрал все мясо. Упаковав его в пластиковые пакеты из под съеденного американского ИРП.

И в путь.

Идти по усыпанному крупной галькой берегу реки значительно удобней, нежели штурмовать склоны гор. Речка крутится вокруг окрестных гор. Однако в целом выдерживает нужное направление.

Через три часа речушка слилась с другой, и дальше покатил уже вполне серьезный поток.

Мне это только на руку. Долина реки стала шире. Расширилась и полоса прибрежной гальки.

Горы едва заметно мельчают и раздвигаются в стороны. Природа стремительно наливается сочной свежестью — я миновал водораздел и притопал в другую микроклиматическую зону.

Трижды мне встречались косолапые гибриды пещерного медведя с росомахой. Но каждый раз мы расходились издали и с миром. Я даже слегка уверовал в пацифизм этих крупных зверей.

В четвертый раз мне встретилась самка с двумя детенышами. Стоя по брюхо в ледяной воде мамаша натаскивала молодняк на ловлю речной рыбы. Лохматые озорники игрались с трепещущей на берегу крупной рыбиной. А тут я весь такой загадочный.

Подозреваю, мамаше до меня, как до источника калорий и протеинов, не было никакого интереса. У нее под носом речка, в которой рыбы столько, что главное не обожраться.

Но малышне все же интересно. И комки меха, размером с Муху, прытко ломанулись через речку по мою душу.

От чего–то мне вспомнился отличный фильм «Государственная граница. Год сорок первый». В котором офицер — пограничник стреляет по фашисткой овчарке, переплывающей Буг, только после того, как она ступила на советский берег. А ведь рядовой его предупреждал, нарушитель уже пересек государственную границу СССР, проходящую посередине реки.

Так и я провел для себя границу примерно посередине реки.

Повезло всем. И пещерным росомахам, они остались живы. И мне, я сэкономил изрядно патронов, а возможно тоже сохранил жизнь.

Своенравный горный поток подхватил маленьких наглецов, закрутил в ледяных объятиях и понес вниз по течению. Мамаша мигом бросила рыбалку и бросилась вылавливать нерадивых чад.

Когда — спустя полчаса, я разминулся с мохнатой троицей, мокрая, всклокоченная «малышня», жалобно пища, жалась к разъярённой мамке. А та вовсю проводила разъяснительную работу.

И все–таки без стрельбы не обошлось.

В полдень, я вышел на край горного плато, с высоты которого речка низвергается на раскинувшуюся до горизонта холмистую равнину. Горы все еще присутствуют, но теперь это разрозненные вершины или даже возвышенности, разделенные обширными относительно равнинными пространствами.

Стою я, медитирую на то, что прошел горы. Вокруг беспокойно мечется птиц.

Сдается мне, раскинувшиеся внизу леса — родна зiмля моего пернатого друга. Я бы тоже трепетал сердцем, узрев родные пенаты.

Однако чуйка живет отдельной от разума жизнью. Назад я развернулся на катком–то зверином наитии.

Позади меня, стоит и недобро смотрит на меня очередной гибрид пещерника с росомахой. Косматая шерсть отливает серебряными прядями. Когтищи, как у муравьеда, клыки…. Бр–р.

И укрыться мне негде. Позади обрыв, а вкруг не слишком гостеприимные склоны, на которых зверь меня нагонит, даже не вспотев.

— Вот ссученок!

Разбрызгивая воду, хищник не спеша двинулся на меня по мелководью.

Если бы он ломанулся во всю прыть, был бы иллюзорный шанс встретить его у кромки обрыва. И возможно раненый зверь, промахнувшись мимо меня, сорвется вниз.

Утопия конечно, здесь вам не Голливуд. Но помечтать–то можно. Недолго.

Однако монотонная походка зверюги не дает и этого шанса.

— «Граната?»

Разве что, как оружие последнего шанса. Да и не факт, что маломощная гранатка сразу остановит разъярённый живой танк.

А пока.

Скидываю рюкзак на крупный валун. Укладываю СВД поверх рюкзака. Становлюсь на колено. Острые камушки больно жалят колено сквозь ткань штанов.

«Стоит нашить на коленях и локтях дополнительный слой такни» — забредает в голову отвлечённая мысль.

«Какой нашить? Еще пара дней беготни по горам и от штанов останутся только лохмотья — срам прикрыть».

Вдох.

Выдох.

Хищник еще далеко и не торопится.

Вдох.

Основной треугольник для стрельбы упирается в грудь зверя.

Выдох.

Зверюга опирается передними лапами на упавший поперёк реки крупный ствол.

При этом морда зверя задирается к небу, подставляя горло.

Вдох.

Бах!

Пещерник завалился назад и в бок. Поток воды подхватил и медленно потащил тушу по мелководью.

Стрелять на вдохе большое искусство. Рядовому составу, партизанам, ополченцам настоятельно рекомендуется стрелять на выдохе. Но иногда есть чутье — именно сейчас тот самый момент.

— Ай да Денчик! Ай да сукин сын!

С одного выстрела забрать такого зверя. И даже руки не трясутся. Заматерел я в приключениях.

Поверять куда я попал, нет никакого желания.

Медленно дрейфующую по течению тушу разворачивает башкой ко мне.

Выходное отверстие в плоской верхушке черепа на загляденье. Похоже, в пути по черепушке зверя, пулю развернуло или деформировало, и толстая теменная кость приняла пулю под каким–то немыслимым углом. Не аккуратно прошив, а проломав в черепе дырку размером с кулак.

— Я уже объяснялся тебе в любви?

СВД, изрядно мешавшая при ходьбе, обиженно молчит.

— Ну, прости меня ветреного.

Дрейфующий по течению труп пещерника переваливает за край водопада и улетает в облако мельчайших брызг и водяного тумана.

Мне, кстати туда же.

Хотя и не столь экстремальным способом.

Спуск нельзя назвать экстремальным. По пути хватало лиан, корней и карнизов, по которым можно сманеврировать в более проходимую сторону. Спуску отчаянно мешали висящие за спиной драгоценная СВД и отощавший рюкзак.

Длиннющая винтовка за спиной мешала особенно сильно. В который раз, подводя к мысли о стволе покороче и обязательно со складным прикладом. Когда я покупал СВД на Базе Ордена, подобные забеги по диким прериям никак не входили в мои планы. Но жизнь внесла коррективы.

Да и что я тогда знал об этом Мире?

Я и сейчас–то о нем толком ничего не знаю.

Свесив гудящие ноги с трёхметровой высоты последнего уступа, доедаю запас рыбы из пакетика цвета хаки. Изредка смачивая горло ромом.

Сейчас мне можно. За пещерника. И за спуск на равнину.

Снизу обрыв не кажется особенно высоким. Девять — десять этажей, может чуть выше. И сползал я по нему добрый десяток минут. Главное я стою внизу живой и здоровый.

— Флинт, рыбки хочешь? Ну да чтобы ты отказался. С твоим аппетитом и пещерника мало будет.

Двигаться дальше — вдоль реки не представляется возможным из–за подступивших к самой воде зарослей. А ну, как выскочит оттуда, какой злодей с полной пастью острых зубов. Все — конец книги.

Нет, не вариант.

Продвигаясь по местности общим направлением на юго–запад, время от времени выходя к изгибам реки. Растительный и животный мир предгорий значительно богаче, а значит опасней. Особенно бесит высокая жесткая трава, в которой так удобно устраивать засады. Однако крупных хищников на удивление не наблюдается, но если есть антилопы и прочие травоядные, найдется и охотник на них. Так что не расслаблюсь, кто теряет бдительность в этих пампасах, долго не живет.

В низины вообще лучше не соваться, из–за густой растительности и обилия змей.

Передвигаясь по возвышенностям, отлично прокладывать маршрут, контролировать окрестности. Да и в целом быстрее.

Река успокоилась, все больше приобретая равнинный характер. Несмотря на нищету инструмента и материалов, я бы попытался сварганить плот. Но река все еще изобилует камнями, порогами, невысокими водопадами и небольшими крокодильчиками. Или весьма похожими на них крупными ящерицами.

Эволюция этого Мира шла немного иными путями, и некоторые виды местных крокодилов отличаются от земных, длинными конечностями, позволяющими им отлично охотиться в воде, и весьма сносно на суше.

Хорошо хоть, тут срабатывает другая особенность физиологи местных крокодилов. В отличие от земных крокодилов, они неспособны аккумулировать тепло в сегментах шкуры, а посему ведут исключительно дневной образ жизни, предпочитая не удаляться от водоемов и проводить ночи в воде или прибрежных норах.

Через пару часов движения выясняется, что я шел по плато, и меня ожидает еще один экстремальный спуск. Возможно, этой частичной изоляцией и объясняется отсутствие на плато крупных хищников.

А еще меня доконала жара, и я натер ногу.

Собственно я натер ногу еще в свой первый день ходьбы по горам. Но у меня был запас пластыря, который помогал справляться с потертостями. Последний кусочек пластыря я потратил перед спуском с гор на плато. Увы, с этим ничего не поделать, придется дальше идти на зубах.

Между спуском с плато и спуском на плато у водопада есть одна большая разница. Теперь с высоты своего положения могу оглядеться по сторонам, в поисках удобного спуска.

Перспективна глубоко вдающаяся в плато расщелина, километром восточнее моей текущей позиции. На северо–западе, за рекой относительно пологий склон, поросший редким хвойным лесочком.

Спуск за рекой оптимален по всем статьям. Кроме одной — мне не хочется переходить реку.

А что творится на равнине под нами?

Поросшие реденьким лесом холмы. Лысые верхушки пары горушек. Обрамленная сочной зеленью блестящая лента реки.

Стоп!

По реке плывет лодка. Класса — пирога обыкновенная.

Как и положено расово верной пироге, на веслах чернокожие гребцы в количестве двух голов. Других деталей не разобрать, далековато.

И что тут делают негры? Тут же русский дух, тут Русью пахнет.

Со времен разгрома бандитского лагеря у меня предвзятое отношение к людям с черным цветом кожи. Я не расист, но жизненный опыт упрямая штука.

Лодка никуда не торопится, медленно продвигаясь вверх по течению.

Насколько хватает маломощного бинокля, обшариваю взглядом местность.

Все, хватит, так и глаза могут лопнуть, и даже пупок развязаться. Кроме скрывшейся за деревьями пироги следов присутствия человека не наблюдается.

— Товарищ Флинт, будем спускаться, и использовать фактор внезапности. Только бы нас самих не использовали.

Упрямый птиц расправляет крылья и бросается вниз. Отражаясь на солнце, изумительно красиво переливается пестрое оперение.

— Хорошо тебе, раз и там. Еще и кормят всю дорогу. А мне все ножками, ножками. Стёртыми.

Брюзжа и матерясь, одолеваю спуск по расщелине. Большой палец на правой ноге горит огнем, левую я подвернул при спуске и теперь стараюсь лишний раз ее не нагружать.

Собственно нагружать ее пока не надо. Прислонившись спиной к толстому суку, я сижу на упавшем в воду кряжистом стволе. Пускаю слюни на содержимое последнего ИРП, томительно ожидая, когда пирога покажется из–за изгиба реки.

Рядом со мной, на обломке сука, восседает Товарищ Флинт. Всем своим видом заявляя, — Ну, кто на меня и моего друга с СВД? Что притихли. Нет таких. То–то.

Гребцов я хорошо рассмотрел, перед тем, как лезть на дерево. В лодке двое: сидящий по центру рослый, но тощий парнишка негр и, устроившаяся на корме, темнокожая девушка. Причем парнишка настоящий стопроцентный негрила. Черный — как отработка давно не менянного моторного масла, с подушкой кучеряшек на бестолковке и крупными белыми зубами.

Девушка определенно мулатка. Губастенькая, но симпатичная мордашка. Изящная тонкая шея. Высокая грудь, под майкой цвета хаки. Слегка вьющиеся волосы, собранные на затылке в толстый пучок. Кожа цвета кофе с молоком.

Ну–с, вот и они. Ага, замерли, заметили меня.

Вы веслами–то работайте, а то лодчонку развернет и опрокинет. Вытаскивай вас потом. Хоть тут глубины по грудь.

Сидят в лодке едва шевелят веслами, растерянно пялятся на меня. Я вижу возле девушки к борту прислонен ствол такой знакомый АК. Да и около парнишки, торчит ствол двустволки.

Но это надо бросить весло, схватить ствол, снять его с предохранителя, навести на меня и начать палить. Это если патрон в стволе.

Мне–то в отличие от них ничего бросать, хватать и снимать с предохранителя не нужно. У меня все заряжено, снято с предохранителя, и лежит на коленях. А что руками придерживаю — исключительно чтобы не уронить ненароком.

И гребцы это хорошо понимают.

— Ты чего? — с едва заметным акцентом, но на литературно правильном русском, поинтересовался пацанчик.

— Да вот сижу, трамвая жду.

— Кого ждешь?

Слово трамвай ему явно не знакомо.

— Попутку до Демидовска.

При слове Демидовск гребцам явно полегчало.

— Ты это винтовку убери. Мы же свои — русские.

Ну да, в иноплеменных тропиках, двое негров гребут на пироге.

Вопрос, кто они?

Конечно русские, кто же еще.

— Ой, Киря это кто? — раздался удивлённый детский голосок.

Из–за борта высунулась веснушчатая белобрысая мордашка. Словно не веря, что я настоящий, девчушка шести–семи лет, заспанно протирала глазенки кулачками.

— Тебя как зовут, красавица?

— Алька. А тебя?

— Алина значит. Красивое имя. А меня зовут Дэн.

— А сто ты тут делаесь?

— Алина, ты умеешь хранить военную тайну?

Девчушка икнула и часто закивала.

— Точно? — уточнил я, добавив суровости во взгляд.

— Угу, — не слишком уверенно ответил ребенок.

— Вот и я умею.

Из всего увиденного напрашивается два простых вывода.

Я попал к своим.

И эти свои совсем рядом.

Далеко бы этот детский сад не отпустили.

Пирога, наконец, уткнулась носом в дерево рядом со мной.

— Подвезете?

Вместо ответа Керим указал на пустое место на носу лодки.

Но старший тут не он. И автомат не у него. Так что, его мнение чисто совещательное.

Наконец девушка на корме пироги кивнула.

И ощутимо дернулась, когда я поставил СВД на предохранитель.

Ага, сейчас я — наивный усядусь в пирогу, при этом тощий Керим закроет обзор, и девушка на корме доберется до автомата. Хотя теперь они и без автомата могут дотянуться веслом до моей хрупкой бестолковке.

Обидно будет, ведь столько прошел, проехал, проплыл, и даже метами прополз. А тут тривиальное весло.

Не ребята, так не пойдет.

Отбирать стволы политически не верно.

Оставлять глупо.

Дабы лишний раз не искушать гребцов, я примостился на носу спиной веред. Каремат, под зад, рюкзак под спину, СВД под рукой.

— Алина, шоколадки любишь? У меня как раз есть одна.

Ребенок, есть ребенок.

Девочка тут же оказалась у меня на коленях.

Уже без капли сожаления вскрываю последний ИРП. Наш — российский, в котором имеется плитка шоколада, крохотная баночка джема и даже чутка сгущённого молока.

Перепачкав губы шоколадом, девчушка разделалась с шоколадкой, и красноречиво смотрит на джем.

— Аля, а родители тебе не говорили, что есть все одной не хорошо. Поделись с Керимом, и как зовут твою красивую подругу?

— Киря, держи, — наивный ребенок протянула негритенку намазанную джемом галету. — И Еве передай.

— Ешь, я не хочу, — наконец подала голос девушка.

В отличие от Керима, на русском она говорит значительно хуже, и скорее всего, совсем недавно.

До глубины души — до самых потрохов, возмущенный, что его забыли на дереве, так еще и галеты без него трескают, на борт спикировал настырный птиц.

— Аля знакомься, это Товарищ Флинт.

— Он твой? — по–детски непосредственно восхитился ребёнок.

— Как говорит твой друг Керим, он наш — русский. Три дня уж как.

За спиной Керима раздался смешок, в отличие от негритенка, Ева оценила иронию.

— Можно его угостить?

Девчушка подружилась с птицем, и информация полилась ниагарским водопадом.

Выяснилось, что раньше девочка жила там, где очень холодно и много снега. Потом они с папой и бабушкой перебрались сюда. Теперь живут на реке, папа разводит пчел, а у нее появилась мама — Зина и брат Керим. И в этом году ее отправят учиться в школу.

Следующим раскололся Керим. Который оказался не Керимом, а Каримом. Его маму зовут не Зина, а Занна. Они плыли во Францию из Африки. Перед высадкой во Франции их в числе еще сотни таких же бедолаг закрыли в морском контейнере.

А открыли, угадайте где?

Знакомый сценарий. Про подобные фокусы я слушал уже не раз.

Он тоже ездит в школу, но только в мокрый сезон. И он мечтает служить в Русской Армии, где уже служит Ева. Потому что у них красивая форма, они ездят по всему континенту и воюют за всех хороших, против всех плохих.

Одним слом пропаганда здорового образа мысли в Русской Армии поставлена на пять с плюсом.

На вопросы, кто я и откуда, отвечать не стал, отделавшись общими фразами.

Мне еще перед взрослыми ответ держать.

Лодка выскочила на гладь длинного ровного отрезка реки и приняла к брегу.

Да это не река, это полноценное озеро.

Ели бы я организовывал аэродром подскока гидроавиации лучшего места не сыскать. Все это я уже не раз проходил в своих путешествиях.

Судя по всему, именно подобная База тут и была. Потом исследователи ушли, а на обжитое место поселили переселенцев. Во всяком случае, тут имеется большой дом, очень похожий на те, что я встречал на Рейне.

Только на Рейне дома были каменные, а тут высокий одноэтажный фахверк с глинобитным заполнением, покрытый островерхой крышей из толстого слоя камыша или соломы.

Пока я крутил головой, лодка приняла круто к берегу и заскрипела днищем по песку.

Схватив из корзины пару рыбин, Алька чертиком из табакерки выскочила на берег.

Там ее уже ждут две птицы похожих на аистов с расцветкой фламинго.

Я тоже не стал засиживаться, ухватив пирогу за высокий узкий нос, втащил далеко на берег. Помог выгрузить корзины с еще трепыхающейся рыбешкой, укрытой от зноя широкими мясистыми листьями.

И выяснил интересную деталь. Грести Ева может легко и непринуждённо, а вот ходить с трудом. Потому как ее правое бедро замотано в кокон бинта.

А нам еще подниматься вверх по вырытой в склоне и укрепленной досками лестнице.

— На–ка, подержи, — навешиваю на ошалевшего от такой наглости Карима СВД и походный шмотник. — Автомат в лодке не забудь.

Согнувшись над лодкой, подхватываю девушку на руки, кряхтя, поднимаюсь на склон.

— Хорошо кормят в Русской Армии. Даже слишком хорошо.

— А ты разве не из РА.

Вопрос конечно интересный, но очень уж скользкий.

— Скажем так, я внештатный сотрудник.

Ева неопределенно хмыкнула, но больше вопросов не задавала.

— Нам туда, — девушка указала на длинное строение, от которого веяло лагерной романтикой.

Лично у меня, длинный угрюмый барак, сколоченный из необрезной доски, других ассоциаций не вызывает. Слегка сглаживает картину широкая веранда по периметру, но без веранды это был бы не дом, а жарочный шкаф.

Сгрузив ношу на веранду, наконец–то осматриваюсь по сторонам.

С трех сотнях метров от реки тянется обрыв С–образной формы, формирующий узкую прибережную долину длиной около километра. В самой высокой части долины, стоит большой фахверковый дом с белеными стенами. Рядом с ним, параллельно берегу, пристроился барак с верандой. Чуть в стороне, ближе к скалам, примостилась беленая мазанка под соломенной крышей.

Все пространство вокруг домов расчерчено квадратами небольших полей, ровными линиями грядок. От берега в воду уходит основательные мостки, о которые трется смоленый борт пришвартованной шаланды.

Добротная лодка, новая, крепкая, вместительная. С каким–то допотопным двигателем перед кормовой банкой.

— Я тоже так хочу, — пропищал надутый детский голосок.

— Как — так?

— На ручки, — сообщила Алька.

— Как откажешь, такой просьбе. Залазь. Пойдем, познакомишь меня с твоим папой.

— И бабуськой.

— И бабушкой, куда же без нее.

Отобрав у Керима свое добро, навьючиваю его на себя, усаживаю на плечи Альку и отправляюсь знакомиться с хозяином дома. Следом за мной увязывается Керим и встретившие лодку, похожие на журавлей птицы.

— Чего это они? — киваю на птиц.

— Попрошайки, — отмахнулась Алька.

— Что они тут делают?

— А это Нейтрон и Электрон. Им крылья подрезали, и теперь они всю нечисть вокруг выжрали.

— А Протон где?

— Протон у скал живет, он воды не любит…… А ты откуда про него знаешь? — изумился Кирим.

Действительно, и откуда бы мне знать.

Хочется схохмить, в стиле «У чекистов работа такая — все знать……и всех подозревать». Но чувствую не смогу, заржу аки конь.

— Эвано как, — прокомментировал мое появление усатый, кряжистый мужик чем–то похожий на унтера пограничной стражи Павла Верещагина из «Белого солнца пустыни». Усы, обильная проседь в волосах, скупость в движениях, какая–то былинная мощь фигуры. Внешность, понятно, иная, но типаж тот же — казацкий.

— В смысле, откуда я такой внезапный?

— Коню понятно — из Демидовска. Или……..

— Или.

— Кхм, ну проходи.

Мужик хоть и держит морду кирпичам, однако явно удивлен моим появлением.

Кто бы тут не удивился?

Живешь далеко за краем ойкумены, где появление внезапного персонажа противоречит всей теории вероятности. Однако вот он я, загорелый до «черноты», слегка отощавший, уставший, в истрепанной, пыльной, пропитанной разводами высохшего пота одежде, сбитых ботинках, добротном рейдовом обвесе, с потертой СВД на груди и, показывающей дорогу, Алькой на шее.

Случайный человек сюда забрести не сможет, тупо не дойдет. А не случайный….

Сняв Альку, потирая обожжённый солнцем загривок, рассматриваю летнюю кухню. Мне в этом мире жить, и жить надеюсь долго. И плоды чужих проб и ошибок мне особо интересны. К примеру, построенная рядом с домом просторная летняя кухня.

Четыре мощных столба по углам, перекрыты не менее брутальными балками, на которые опирается кровля из широких досок, уложенных внахлёст. Дальняя стенка выложена красным кирпичом и выведена выше крыши. Толщина стены такая, что на ней без труда помещаются не только дымоход плиты, но и горнило печи.

Стеллаж и полки, забитые припасами и едальной утварью, два мощных стола, колода для рубки мяса с воткнутым в нее топором, потемневшая от времени икона в углу, связки пряностей под потолком. Несмотря на кондовость, столы и полки смотрятся именно мебелью, а не набором сколоченных досок. Доски столешницы подогнаны так, что с моей позиции не разглядеть стыков.

Мне нравится подход, обоснуюсь, построю себе нечто подобное. Не в доме же кухню делать, по местной–то жаре. А вот так вот, в отельной беседочке, чтобы ветерок протягивал зной от печи и плиты. Да и кушать в такой обстановке значительно приятней.

У плиты суетятся рослая негритянка с ребенком за спиной и бабулька, глядя на которую можно сказать — русская, и точка.

Проходить, это я запросто.

Куда бы мне пристроить СВД и рейдовый обвес?

К балкам, на которые опирается свод, попарно приделаны крюки, на которых ждут неприятностей потертая Мосинка, охотничья горизонталка и два самодельных патронташа. Толково придумано — всегда под рукой и дети не дотянутся. К встрече названных гостей тут готовы со всей серьёзностью. Хотя «гости» ожидаются скорее из числа местной фауны.

Укладываю СВД на свободную пару крюков, вешаю рюкзак и сбрую с кучей нацепленных на нее ништяков.

Хорошо–то как. Пока, как улитка домик, тащишь на себе все это барахло вроде и не давит. Зато, как снимешь, сразу ощущается разница.

— Присаживайся, мил человек, отведай, что бог послал, — не скрывая иронии, пробасил хозяин. Говорит не громко, но веско. Такому учит только один учитель — жизнь. Причем жизнь непростая.

Бог послал двухлитровую бутыль кристально чистой жидкости, полкаравая свежего хлеба, шмат сала, миску непонятной, но аппетитно пахнущей растительной закуси…………….. по части еды бог, однозначно, не забывает это место.

— Евграф Спиридонович, — представился хозяин, двумя пальцами перекрестился на икону и с явным удовольствием замахнул стартовый стопарик.

— Дэн, — в отличие от хозяина крестится на икону я не стал.

Ух–х..

Надо же, водка — качественнейший продукт. На мой вкус, как и положено Русской Водке крепостью именно 40 градусов.

— Ты получается из тех, кто носит крест, но не крестится?

— Получается так.

— Ну, будем знакомы, — хозяин разлил по второй.

— Выпить это я конечно завсегда и с радостью, но мне бы просто попить с дороги.

— Действительно, что–то я непроинтуичил. Сей момент, поправим, — Евграф театрально хлопнул себя по лбу и удалился. Спустя минуту он принес запотевший жбан и большую глиняную кружку.

Если водка меня лишь слегка удивила, то прикрытый шапочкой пены, холодный, чуть кисловатый, пощипывающий язык и горло Квас буквально шокировал. Я о таком не мечтал в принципе, от слова совсем.

Попробуйте в субтропиках месяц глотать пыль саванны, потом неделю штурмовать горы.

И вот он Квас, квасик, квасок. М–м–м–м–м.

Отказываюсь верить происходящему. Я сплю. Нет брежу. У меня глюки. Можно еще кружечку для связи с реальностью? А две?

Информационный голод на хуторе был жуткий. Что не удивительно, ибо край мира проходит буквально в паре верст от этого места. К квасу и водке, добавились хлеб, копченое мясцо, соленья, свежие овощи. Потом на стол выставили чугунок с вареной картошкой и бадью окрошки. Водки было много, но употребляли ее размеренно, да под обильную закусь. Все дела на хуторе были брошены, народ засел под навесом едальни, выпытывая из меня новости последних лет.

Какие–то новости сюда доходили, но это совсем не то же самое, человек буквально на днях (полгода назад) пришедший из–за «ленточки».

Через три часа в голове гудело от выпитого, пузо надулось от съеденного, а каждое новое слово требовало героических усилий.

Все — баста карапузики. Пришло время антракта.

Бабка — божий одуванчик, затребовала мою одежонку. Взамен выдав кусок мыла и метровый кусок чистого полотна. Причем мыло и полотно явно кустарного производства.

Керим проводил меня к реке, где я отмокал и соскребал с себя грязь, под ехидные, но не злые комментарии сидящей на берегу Евы. Я уже давно миновал тот возраст, когда смущаются присутствию представительниц другого пола.

Помывшись, и соорудив из отреза ткани набедренную повязку, возвращаюсь под навес. Еду и водку со стола убрали, оставив только квас — для промочить горло.

Пока я намывался у реки к столу прихрамал новый персонаж. Витек, лопоухий, курносый, лохматый, глуповато лыбящийся неровными зубами мужичок неопределённого возраста. Глядя на него, можно дать ему и двадцать пять, а можно и пятьдесят лет. Природа сэкономила на его умственном развитии, и Витек остановился на уровне школьника начальных классов. Он даже знает буквы, умеет складывать их в слова и считать до сотни.

Поскольку Витек любит поговорить с тараканами в своей голове, верить ему на слово не стоит. Однако, похоже какой–то материальный актив в том Мире за ним числился. От чего Витька сбагрили сюда, а его «актив» сменил владельца.

Я бы не стал однозначно утверждать, что имущество Витка отжал вербовщик Ордена. Однако Орден большой, вербовщиков у него должно быть немало и не все из них высоких моральных качеств.

Витька прислали на хутор пару лет назад. И с тех пор он обитает в крытой камышом мазанке. Однако нахлебником Витек не был, с лихвой отрабатывая еду и кров. Вместе с Витьком на хутор доставили несколько станочков с ручным или ножным приводом. На которых Витек изготавливает костяные, точнее роговые пуговицы.

Самые обыкновенные пуговицы, полированные до блеска с двумя или четырьмя отверстиями. Условия быта в этом мире сложные, приключений и неприятностей в изобилии, и через это одежда рвется, изнашивается и приходит в негодность быстрее обычного. От того ограниченный, но стабильный спрос на пуговицы в бассейне Амазонки закрывает вот этот ограниченный в умственных способностях мужичок.

Завладевший моим вниманием, Витек пустился в объяснения. Где собирают сырье — то бишь рога. Как путем вываривания готовых пуговиц в масле можно получить нежно розоватый оттенок. А если варить в соленой воде………..

Все это конечно весьма познавательно, но мне интереснее послушать немногословного Евграфа.

Я полагал, что он попал сюда еще во времена Союза нерушимого.

Ан, нет. Евграф заехал сюда через полгода после развала Союза.

— Знаешь, бывают в жизни ситуации — когда по жизни тебе положен орден, почет и уважение, а по закону светит срок немалый.

— Знаю, сам такой.

— Вот так я Тут и оказался. Хорошо хоть вещички собрать дали.

Дальше шел пересказ путешествия Евграфа, знакомства с Занной (история сродни моей — кто–то злой и черный хотел отжать ништяков у одинокой чернокожей девушки. Однако нарвался на пудовый кулак Евграфа, справедливость немедленно восторжествовала. А потом уже, как водится, и любовь подоспела), и описание местного жития бытия. Не слишком интересно, хотя довольно поучительно.

В отличие от меня, Евграф добирался до Точки Высадки (Москвы) на рыбацкой лодке.

Почему рыбацкой?

Так она вся пропахла рыбой, и облеплена чешуей.

Хотя, в моем понимании скорее это был морской баркас, ибо у судна имелось восемнадцать метров длины, палуба, и даже небольшая полуоткрытая рубка. Суденышко было не первой свежести, но еще крепкое.

Всего в караване вышло две дюжины подобных плавсредств при сопровождении двухмачтовой шхуны (парусов не ставившей, всю дорогу идя на дизеле), игравшей роль флагмана–танкера–спасательного судна.

А дошло до финиша семь «плавсредств» и флагманская шхуна. Только не подумайте, что все недошедшие оправились на корм рыбам. Отнюдь. По мере движения строго вдоль побережья, от морского конвоя откалывались суденышки с поселенцами, прибывшими в свои анклавы.

Узнаю рациональный почерк Ордена, скупить по миру старые рыбацкие баркасы и нагрузить их гуманитарной помощью дело копеечное. А в качестве одноразового средства транспортировки подобные суденышки дадут сто очков форы автомобилям.

Другой вопрос, что эта схема работает только в прибрежных районах и в глубине континента без автомобилей никак.

Засиделись допоздна. Когда осоловевший народ начал клевать носом, хозяин хутора свернул посиделки. И Ева отконвоировала меня баиньки.

 

25 число 04 месяц 17 год.

Северный исток Ориноко.

Утро прокралось в мир тянущей от реки свежестью и пробившимся сквозь ставни солнечным лучиком. Противный лучик, щекотал веки, мешая урвать еще кусочек сна.

— Сгинь противный, — вяло подумалось мне.

Под боком зашевелись что–то нежное, теплое, мягкое.

— У…….ё…., что вчера было?

Память подсказывает, что было, причем Было с большой буквы. Ким–милая, прости меня, грешного. Стараясь не разбудить Еву, гадом подколодным сползаю с кровати. И на мягких лапах крадусь к выходу.

Первым делом — напиться. Кваса в смысле.

Вторым — умыться.

Третьим — валить отсюда немедленно, пока эта нимфоманка не заездила меня до потери сознания. Моего сознания. Всякого повидал в жизни, но Ева это что–то совершенно необузданное.

Какая–то добрая душа поставила в тенек знакомый жбан и развесила на перилах веранды мою одежонку. Постиранную и заштопанную.

С мыслью, — «Спасибо тебе добрая женщина, имя которой я так и не запомнил», — припадаю к жбану.

Хорошо–то как. Даже бечь отсюда хочется уже не так сильно.

А пока сесть на деревянное крылечко и испить еще квасу. Но уже размеренно, обстоятельно.

Ух–х! Хорошо–то как. Теперь и умыться можно, а лучше занырнуть с головой. Благо вода после ночи прохладная и местные земноводные прогреваются до активного состояния ближе к полудню.

Шуганув путающихся под ногами, похожих на гусей, но явно местных одомашненных птиц, спускаюсь к реке.

С базой гидроавиации я угадал. Постоянный персонал проживал в фахверке, где сейчас обитает семья Евграфа. А в этот барак селили понаехавших ученых или техников.

Когда Орден ушел отсюда, демидовские приспособили барак под казарму или скорее базу отдыха. Отправляя сюда долечиваться раненых, а также всех остальных восстанавливать физические и моральные силы.

Последний месяц на «объекте» Санаторий несла службу Ева. Деваха не слишком удачно сиганула с грузовика, надорвала мышцу, а заодно, со свойственной бабам стервозностью, успела перессорить между собой личный состав. За что, по совокупности содеянного, была отправлена сюда, поправить здоровье и переосмыслить свое поведение.

Провожать меня вышли все обитатели хутора. Отпускать меня так быстро им явно не по душе. Коренным жителям хутора, я свежий источник новостей, а Еве вибратор и грелка в полный рост. В других обстоятельствах я бы может и задержался на денек–другой. Совместил бы бесплатный харч и плотские утехи.

Впрочем, бесплатными харчами меня и так нагрузили — не унести.

Евграф долго раскочегаривал винтажный бензиновый стационарник «Л 6/2». Зато, когда двигатель, прогреваясь, прокашлялся и отплевался, довольно ходко погнал баркас Евграфа с прицепленной за кормой пирогой.

— В этом месте река разливается, течение соответственно никакое. Упаришься веслом махать. А верст через десять–двенадцать берега опять сужаются, так–то знай себе, держи челнок на стремление. К аккурат к вечеру будешь в Солнечном.

— А не перевернусь я на стремнине? Я ведь человек насквозь сухопутный.

— Это я заметил, что сухопутный. Горы перейти это не два пальца обоссать, — хмыкнул в бороду Евграф. — Не бзди, течение ровное, камней и перекатов нет.

Река ровная такая, как и предсказывал Евграф. Глубокая — на стремнине дна не видно. От полусотни до сотни метров шириной. С ровным, не слишком быстрым течением. Знай себе, помахивай коротеньким веслом, лишь подправляя пирогу по течению. Поначалу я осторожничал, боясь перевернуть утлое судёнышко. Даже примотал к нему рюкзак и СВД, если вдруг перевернусь, чтобы не утонули.

Однако тревожился я напрасно, за полчаса освоив управление пирогой до состояния, позволяющего удерживать пирогу на заданном курсе, при случае, обходя редкие островки.

Один берег реки обрывистый, с полосой едкой зелени вдоль воды, а дальше привычная саванна. Другой, пологий, густо покрытый растительностью, местами болотистый, заросший тростником, а местами и манграми.

Хрюшки, косули, змеи, ящерицы, крупные неторопливые черепахи в кожистых панцирях, тьма насекомых и мириады птиц. Окружающий растительный и животный мир очень разнообразен, очень. Долина Рейна и равнины вокруг Бейджина, тоже не обделены растительным и животным миром. Однако на фоне этого великолепия смотрятся, как провинциальные пейзане в хоромах олигарха.

Восседающий на носу пироги, птиц расправил потрепанные крылья и злобно зашипел.

Поперек курса ведомого мной «линкора» извивается излишне длинная тушка змеи, не вовремя решившей переплыть реку. Ну как, длинная? Уж точно длиннее нашего плавстредства.

Заметив пирогу, змеюка слегка приподняла голову над водой, в пасти змеи влажно блеснули ядовитые зубы.

Не люблю змей, а они в этих краях все поголовно злющие, а порой еще и зело ядовитые — примерно, как острый язычок Ким, когда она не в духе.

— Змея, ты давай мимо плыви. А то семьшесятдва в башку попадёт, совсем дохлая будешь.

Заклинание сработало. Гибкое тело рептилии приняло право по борту и исчезло в прибрежных манграх на траверзе пироги.

Успокоившийся птиц вернулся к чистке потрёпанных перьев.

Полагаю, товарищ Флинт был бы совсем не прочь прижиться на хуторе. Однако одомашненные «элементарные частицы» имели на этот счет прямо противоположное мнение и скверный характер. Быстро и весьма доходчиво объяснив залетному гастролёру, — «Мол, вас тут не стояло, самим мало».

Эти похожие на помесь журавля и фламинго птицы с подрезанными крыльями оказались на редкость агрессивны. Тотальный геноцид прибрежной фауны вне зависимости от форм и размеров — это как раз про них.

Так что гражданин Флинт быстро смекнул, что старый друг лучше новых двух, или сколько их там.

Пару часов махания веслом, аки раб на галерах, наступил полдень, а вместе с ним пришел полуденный зной. Никогда такого не было и вот опять.

…………………………………..

……………………………………

………….

— Все алес — эстрадный репертуар иссяк и жара доконала.

Направляю пирогу к небольшому островку, поросшему гибридом кактуса и пальмы.

Почему именно этот островок?

В отличие от обычного дерева, с пальмы тебе на макушку не прилетит что–нибудь гибкое и зело ядовитое, да и насекомые тут не подарок.

Приключений мне не хочется, а хочется перекусить без всяких приключений.

В отличие от раба на галерах, Евграф упаковал меня так, что больше мне просто не унести. Буквально.

На первое у меня деревянный горшочек–термос (толстые деревянные станки неплохо держат тепло) с овощной похлебкой.

А если в нее покрошить копченостей?

В дорогу мне выдали, завернутые в похожие на лопух листы, куски нежнейшего копченого сала, щедро прорезанного прожилками не менее нежного мяса. Евграф рассказывал — на сало бьют зверка, похожего на земных капибар. Зверек осторожный, а от того выследить его не просто и охота на него весьма интересное занятие.

С кусочками сала супец становится вкуснее.

А если еще лучка свежего покрошить?

М–м–м–м нямка.

Запить обед парой глотков еще холодного кваса (обе свои пластиковые бутылки я залил квасом под горлышко).

Покемарить часок в полглаза………… и в путь.

По пути обобщая и раскладывая по полочкам новые знания об особенностях местного сельского хозяйства. Конопля, цитрусовые, оливки, виноград, хурма, пшеница, ячмень, кукуруза и почти все овощи отлично растут в местном климате.

Картошка и яблоки приживаются плохо, нужны сорта, привычные к более жаркому климату.

А вот груша не растет от слова совсем.

Хутор Евграфа это еще и один из полигонов, на котором агрономы (аж целых три, если верить Евграфу) Демидовска экспериментируют с сельскохозяйственными культурами и формируют задел подросших саженцев.

Собственно барак, в котором Ева отбывает срок карательной медицины, частенько служит пристанищем для приезжающих агрономов.

 

25 число 04 месяц 17 год.

Ориноко. Поселок Солнечный.

Поселок я заметил до того как из–за излучины показались первые строения. Да и как его не заметить, когда легкий ветерок гнет на запад столбики дыма. Вот только так дымит не пожар, а труба или печь. Причем труба или печь промышленная.

Минут двадцать назад речка, по которой я плыл от хутора Евграфа, слилась с другим притоком и теперь я плыву, по, без дураков, серьезной реке. Воды помутнели от ила, поднимаемого течением, берега раздвинулись в стороны метров на двести — двести пятьдесят, рельеф помалу приобрел равнинные черты.

На излучине блеснула оптикой наблюдательная вышка. Архитектурно похожая на древнеславянское зодчество или сторожевые башни орков из «Варкрафта». Ну очень похоже, четыре поставленных под углом мощных столба, на которых гнездится крытая платформа. Периметр платформы укреплён бревенчатым бруствером, однако, полагаю, для пущей защищённости, бруствер изнутри дополнительно блиндирован. Вертлюг с пулеметом, антенна радиостанции — враг не пройдет ………… незамеченным. Да и откуда тут врагу взяться?

А может и вообще не пройдет, чуть в стороне от наблюдательной вышки щурится горизонтам зрачком бойниц ловко вписанный в береговой рельеф ДОТ. Не в смысле бетонный, а скорее каменно–дерево–земляной, но именно что «Долговременный».

С вышки мне приветливо помахали рукой, и ломающийся голос поинтересовался, — Как дела у Евграфа.

Я помахал рукой в ответ. Ответив, — Мол, дела идут. А пока Евграф прислал овощи–фрукты для поселка.

Примитивная система опознавания свой–чужой сработала, и голос с вышки сообщил, что меня встретят в порту.

В порту — я оценил.

Насколько мне известно, западнее этого места разумная жизнь встречается исключительно на тысячу километров севернее. Алес, Ойкумена кончается здесь. И вдруг порт.

Действительно порт. Даже можно сказать Порт.

Два причала.

Тощий — для дюжины лодчонок вроде моей.

И оборудованный краном, способный выдержать многотонный грузовик, пусть и деревянный, но весьма основательный причал. К которому пришвартован крохотный невзрачный буксир проекта БВ, с надписью «Плотогон» на борту. Причем какой–то остряк почти соскрёб букву «л».

Что тут скажешь, команде видней, как ты судно назовешь, так оно и поплывет (пойдет конечно же). «П_отогон» вполне соответствует местному климату.

На корме, возле машинного отделения, четверо чумазых мужиков спорят насчет возможности судна выйти в рейс.

Мнения разделись.

Капитан и моторист стоят на позиции сальник говно и будет течь.

Береговые мазуты из местного МТО, кроют морячков матерками, утверждая, что они тоже не пальцем деланные, и руки у них растут, откуда надо. И хоть ремонтировали тем, что было, а не было ровным счетом ни х… (ну вы поняли) и даже чуть меньше, то все будет ништяк, если не кочегарить вовсю. Ибо один х…. (тут слово нецензурное) других вариантов невидно, даже в телескоп. Которого, тоже, кстати нет.

На малом и среднем ходу дойдете.

Может и дойдут, тем более, что других вариантов действительно нет.

Плеск волн о борта, скрип снастей, неистребимый запах рыбы, дерева, дегтя, а ближе к лайбе еще и моторного масла. Вблизи портовый кран оказался поставленным на вечный прикол стареньким автокраном еще до гидравлической эпохи. Однако с перевалкой грузов в это время и в этом месте он должен справляться на крепкую пятерку.

За причалами расчищенный от растительности, спланированный бульдозером участок берега, заваленный древесными стволами.

Тоже не бином Ньютона. Лесорубы рубят, «П_отогон» гонит в порт плоты из нарубленной древесины. Где их втаскивают на берег лебедкой.

А раз есть лес, найдется и лесопилка.

Собственно вот жужжат вгрызаясь в древесные стволы две многопильных пилорамы. Чуть дальше еще какие–то станки поменьше. Над всем оборудованием построены обширные навесы, под такими же навесами разложено сырье и готовые доски.

Еще дальше за лесопилкой дымят закопченные металлические баки, и непонятная куча то ли земли, то ли мусора. Древесного мусора и пилок вокруг преизрядно, похоже за поселком его утилизируют.

Мастерские на уровне сельской МТО, усиленной армейским ПАРМом, десяток грузовиков, три трактора, старенький тросовой экскаватор и мощная дизельная электростанция, киловатт этак на двести.

Народу работает немного и у трети работяг вид откровенных алконавтов.

С другой стороны — чего я ожидал, комсомольцев, стахановцев или столичных мажоров?

Хотя, пара стахановцев похоже есть, а вот зверь — мажор тут не водится. Климат знаете ли.

— Вот молодец, аккурат к ужину поспел. Давай, выгружай и понесли на кухню.

Я даже вздрогнул от неожиданности. Так людей пугать. Гражданочка, я тут на красоты ваши засмотрелся, а вы орете.

Дабы перенести на кухню посылку Евграфа пришлось сделать две ходки. Зато по пути прошелся по поселку. Два грубо сколоченных, длинных, похожих на лагерные, барака, малый административный барак конторы, и дюжину, хаотично раскиданных, строений, объединённых общей чертой — все строения явно временные и слеплены по принципу, лишь бы отстояло пару сезонов.

По дороге собираю разведданные о состоянии дел в посёлке. Полсотни голов личного состава, включая баб и детей. Плюс еще две дюжины геологов и лесорубов числятся при поселке. Без изысков и особого напряга в сутки пилят кубов по тридцать доски и бруса. Могут и больше, но логистика не справляется (в смысле — шоферюги ленятся).

В дымящихся баках жгут уголь и гонят скипидар. Дымящаяся куча мусора оказалась печью для обжига кирпича, черепицы, плитки. Кирпичных дел мастера — плоскомордое краснокожее семейство, родом откуда–то–то из Анд, лепят кирпичи со скоростью и качеством японских роботов, только успевай глину подвозить.

Каким–то ветром их сюда задуло, а кто–то умный оценил их таланты, подогнал элементарных средств механизации и пристроил к созидательному труду на благо новой Родины.

Если верить моей словоохотливой провожатой, вроде как должны заложить полноценный кирпичный заводик. Но когда и где — дело темное.

На вопрос, как бы мне поскорее добраться до Демидовска. Повариха выловила трущегося около кухни вихрастого, рыжеволосого парня, в замасленной спецовке и шлепанцах на босу ногу. Без затей объяснив тому, что коммунизм, это не про здесь, и если он хочет отужинать первым, вот тебе попутчик до Города.

Рыжий не просто не возражал, а был искренне рад такому подарку судьбы.

— Серега, — представился водитель. — Но лучше просто Рыжий, а то Серег много, рыжий я один.

Рыжий, так Рыжий мне без разницы.

После сытного ужина, прибывающего в отличном расположении духа, водилу пробило поговорить.

Не люблю болтунов, особенно после недели проведенной наедине с природой. Однако того, что болтун — находка для шпиона, никто не отменял. Я хоть и не шпион, но послушаю с удовольствием.

За открытым окном кабины вновь показался знакомый причал, оккупированный парой «рыбачков», пришедших на причал с удочками. С червяками рыбачки даже не заморачивались, закинув удочки, как есть, достали литруху мутноватой жидкости, разложили нехитрую закусь и начали «рыбачить», снимая напряг тяжелого трудового дня.

Есть у меня подозрение, «рыбачки» доловятся до того, что поутру двинут на смену прямо с причала.

Словно бы я не попал в совершенно другой мир, а очутился в разгар лета в каком–нибудь провинциальном Мухосранске.

Причал с «рыбачками» остался позади, дорога вильнула вокруг тех самых дымящих баков, и потянулся привычный пейзаж саванны. Хотя отличия от привычной мне картины все же есть. С севера тянется цепь холмов, поросших лесом, и вообще вокруг явно больше влаги, отчего природа окрашена сочными изумрудными тонами. А вот живности, особенно крупной и хищной непривычно мало — глупую, опасную и вкусную изрядно проредили, а «умная» откочевала туда, где безопаснее.

Рыжий чесал языком всю дорогу без остановки. И для себя прояснил массу нового. Оказывается, Ориноко судоходна вниз по течению только до следующего притока, дальше начинается цепь порогов и небольших водопадов. Так что маломерки вроде «П_отогона» кружат по окрестным речкам, а на Амазонке заложили верфи под перспективный речной флот.

Едущий в кузове грузовика кирпич из Солнечного это так — баловство для состоятельных частников. На Промку пашет кирпичный завод в Демидовске, суть та–же оборудование под навесом и кирпичные обвалованные грунтом печи. Однако в виду дефицита цемента, кирпич на строительство цехов завод выдает с некоторым запасом.

А заводов заложили со всей пролетарской ненавистью первых пятилеток.

Как стройка началась, в город хлынули потоки военных и специалистов. Причем вояк берут тертых, а спецов со стажем.

Официальная версия — договорились с Орденом за нефть и металл (не исключаю, что метал в том числе имеет характерный желтый цвет, но это так, мои домыслы).

Задав наводящие вопросы, еще больше укрепляюсь во мнении, что в Демидовск силовики попадают в основном по армейской линии, а в Москву по линии МВД–ФСК (предшественник ФСБ).

Всем процессом рулит гражданин Демидов или Демид, о котором много говорят, но которого мало кто видел, потому как человек он значимый, и охраняют его соответствующим образом. И вообще, Демид крайне похож на собирательный образ. Так что пока лично я не увижу его своими глазами, буду считать Демида «залегендированным» персонажем.

В целом водила разбирался в промышленности не очень, и особых технических нюансов поведать не мог. Постоянно сбиваясь на разговор про баб.

Сексуальные подвиги рыжего мне без интереса, но и в них есть заставляющая задуматься информация. Для тех, кто умеет анализировать, а не только крутить баранку под изрядно зажеванную кассету Михаила Круга.

Как уже не раз говорилось, в этом Мире сложился перекос в половом вопросе, причем перекос значительный. Бабы существа не то чтобы умные, но где им живется сытнее, лучше и безопаснее понимают быстро. Понятно, что Демидовск именно то место, где лучше, сытнее и уж точно безопаснее.

Через это демографическая ситуация на территориях Русской Армии стремится к привычной, по–старому Миру. А по окрестным анклавам ровно наоборот, половой дисбаланс усугубляется еще сильнее. Что вряд ли добавляет «соседям» оптимизма, да и гуманизма, что уж там. Когда мужик «озабочен», гуманизм это вообще не про него.

— Просыпайся, тебе куда в городе? — растолкал меня водитель. — Мастак ты дрыхнуть.

Тебе бы с мое веслом помахать, а перед этим прогуляться на экскурсию в горы.

— У меня семья должна была приехать, — ответил я, протирая глаза.

— Давно?

— Дней пять назад.

— Понятно.

Что именно понял Рыжий, я уточнять не стал. Благо он уверенно свернул с большака, ведя машину к какой–то конкретной цели.

Ух……е, темнеет уже. Я так хотел посмотреть на Димидовск, что сперва задремал, а потом отключился полноценным сном. Жаль коротким.

На что похож вечерний Демидовск?

На стройку.

Огромную стройку: пыльную, грязную, мельтешащую усталыми людьми, ревущую моторами, сверкающую электросваркой, с кучей хаотично сваленных стройматериалов и оборудования. Причем пока почти все работы ведутся на стадии котлованов или фундаментов. По дороге попалось пара небольших цехов, архитектурно схожих с подобными постройками начала ХХ века. И еще пяток зданий разной степени готовности, но уже зданий, а не чего–то непонятного на уровне земли или еще ниже.

— Тут что делают? — спросил я, указав на один из построенных цехов.

— Проволоку катают. А из неё делают сетку, скобы, гвозди. У купцов очередь на гвозди на год вперед расписана.

— Купцов?

— Ну да, торговые люди. Как их еще назвать? Купец он и есть купец.

— Торгашом назови.

— Не, не скажи. Торгаш — купил–подал–наварил. А купец, Нам товар привез, у нас на продукцию поменял, что наменял к себе или еще куда продавать повез. А довезет или нет, тут по–разному может быть.

Не поспоришь, нравы здесь крутые.

И пожалуй парень прав (или кто там ему в голову эту мысль вложил), по местным понятым купец и торгаш значения хоть и близкие, но не синонимы.

Оставив по правую сторону неглубокий, но очень длинный котлован, машина зашелестела колесами по черной ленте свежего асфальта.

Асфальта.

Асфальта!

Да я тут асфальт видел только на Базе Ордена и паре улочек Порто–Франко.

А в Демидовске он просто положен, чтобы ездить.

— Богато живем, — усмехнулся Рыжий, разглядев мою реакцию. — Уже бы давно всю Промку заасфальтировали, но Орден весь битум выгребает подчистую.

— И зачем Ордену столько битума?

— Как зачем, дороги строит.

— «Ну да, строит. Вот только где? Лично я о таком даже не слышал. А оно есть», — подумалось мне, но свои мысли я привык держать при себе.

Но окончательно меня «добил» не асфальт, и даже не редкие дорожные знаки, а подвешенный над перекрёстком светофор, подмигивающий желтым светом.

— Первый в этом мире, — со смесью гордости, удовлетворения и причастности к чему–то по–настоящему великому, пояснил Рыжий.

Но я пропустил его реплику мимо ушей, пялясь на желтый зрачок светофора, отражающийся в мутном боковом зеркале машины, как Бандерлог на Каа.

Проскочив затихающую к ночи стройку, машина притормозила у забора с надписью «Карантин». Не глуша мотор, ибо в виду дефицита новых аккумуляторов заводится грузовик исключительно с кривого стартера, Рыжий высунулся в окно и поинтересовался у кого–то за забором.

— Геха, новенькие были на карантине?

— Были, но их в один день на поселение определили.

— А куда?

— А хрен его знает. Тебе кто конкретно нужен?

— Как твоя жена выглядит? — уже уточнил у меня Рыжий.

— Высокая, красивая, выглядит слегка по–восточному, при ней БТР и злющая овчарка.

Рыжий перечислил приметы.

— Была такая, фифа манерная, — не слишком тепло отозвался Геха. — Ее этот — длинный, бородатый, который стройкой командует, к себе забрал.

Узнаю Ким, это точно про нее.

А вот длинный, бородатый………. Не будем раньше времени думать о людях плохо и предвзято. Хотя грызет червячок ревности.

— Знаешь, куда ехать?

— Знаю, возил туда доски не так давно.

Двадцать минут спустя груженый кирпичом грузовик скрипнул тормозами на перекрестке возле небольшого — домов на двадцать поселка.

— Который дом его, наверняка не скажу, но где–то тут, это точно.

— Буду искать.

— Бывай тогда, и так я с тобой кругаля дал. А завтра, между прочим, выходной, намекнул Рыжий.

— Да не вопрос, — извлекаю из рюкзака и передаю рыжему литровую колбу первача и шмат одурявшее пахнувшего копчёного сала.

— Вот это подгон, — сглотнув слюну, оживился Рыжий.

— Да на здоровье.

Рыжий не ответил, натружено лязгнув рессорами, грузовик попылил в сторону города. Видимо я ему изрядно надоел, но просто высадить меня он не решался.

— Ну, блин!!! И как я про тебя забыл?

Из кузова грузовика выпорхнула крупная птица с ярким изумрудным оперением. Сделав круг над перекрестком, нахохлившийся Птиц спикировал на мое плечо.

— Тяжелый зараза, вроде ты в горах таким не был. И чего тебе на природах не сиделось? Оставался бы в посёлке у реки. И когда ты успел в кузов забиться?

На радостях от попутки в город, я напрочь забыл товарища по приключениям. Птица она конечно птица и есть, но все равно не хорошо. Не по–товарищески.

Настроенный на поскандалить, недовольный птиц имел схожую оценку моего поведения, всем видом демонстрируя, что после всего пережитого, мы с ним были, чуть ли не кровные братья. А стали кровными врагами.

— Каюсь.

Больно оттолкнувшись от плеча, обиженный на все прогрессивное человечество, птиц взмыл осматривать окрестности.

От большака до первых домов поселка пара минут хода.

Из–за пологих широких крыш, и обрамляющих дома террас, те кажутся излишне приземистыми. Основательные, из камня с кирпичным обрамлением углов и проемов. И домики попроще, без затей обшитые доской внахлест по деревянному каркасу.

Банальные полисаднички из жердей и столбиков густо перевиты лозой, создавая альпийский колорит и неплохо скрывая дворы от любопытных глаз за живой изгородью.

Земли не пожалели, на широкую дорогу, оконавленную по краям для отвода лишней влаги, и разнеся дома на полсотни метров друг от друга.

Всячески одобряю подобный тип застройки. Земли хватает и нечего друг другу в окна заглядывать.

Кстати об окнах. Точнее о столбах вдоль дороги. Столбы, стоят аки солдатики на плацу. А проводов нет.

Через прикрытые ставни окон пробивается какой–то особенно уютный свет керосиновых ламп. От домов тянет запахом еды (не скажу, что всегда приятным). Этот запах смешивается с запахом свежего дерева, рыхлой земли, извести и краски. Заметно, что человек пришел сюда совсем недавно и все еще продолжает активно обустраиваться на новом месте.

Вечерняя полумгла свернула работы, и основная масса жителей кучкуется на верандах, отдавая должное ужину и нехитрым развлечениям. Мне попались шахматы, нарды и группка пожилых людей, чинно раскладывающих в преферанс под светом весящей под потолком пузатой керосиновой лампы.

Что характерно — хоть народ и употребляет, однако тихо и весьма умеренно. Но это скорее от контингента, проживающего в посёлке. Со слов Рыжего, тут обитают инженерА, врАчи и прочие мелкие начальники.

Еще удивило — по укатанной щебенке не спеша идет человек в пропыленном рейдовом обвесе, с тяжелым рюкзаком и СВД за спиной (магазин я отомкнул и убрал в карман во избежание недоразумений). И никому до него нет дела.

А вдруг я враг? Непорядок. Товарищи, где ваша бдительность?

Мысли о врагах разом отошли на третий план — я пришел.

Рядом с домом стоит мой шушпанцер и МАЗ Степаныча.

Калитки или ворот в изгороди нет, вместо нее широкий проем — заходи кто хочешь………….. я и зашел.

— Муха, привет.

— Дремлющая на подстилке псина задрала морду и осталась лежать на месте, радостно скуля и размахивая хвостом.

— Не понял. Я что уже не авторитет?

Причина странного поведения Мухи недовольно запищала у нее под брюхом.

— Ну что, моя хорошая, сколько щенков? Раз, два, три, четыре, пять. А где шестой? Или сдох или спрятался под мамку. Ага вот и шестой нашелся, злые братья и сестры запихали самого слабого щенка подальше от набухших сосков.

Пользуясь переменой обстановки еще слепой малыш мертвой хваткой вцепился в вожделенный сосок. Который тут же понадобился всем остальным щенкам.

— Ощущаешь радость материнства?

Муха тяжко вдохнула и подсунула обрезки ушей под мою ладонь.

— Умница ты моя.

Псина блаженно зажмурилась, — Хозяин вернулся, теперь–то мы им всем покажем.

За спиной захлопали крылья. Нахальный птиц спикировал на помост веранды.

Немая сцена.

Муха всем своим видом вопрошает, — Хозяин, это что за пИтух гамбургский?

А птиц, — Брат, ты бросил меня в поселке на реке, а теперь сменял на это лохматое убожество?

Не надо быть Вангой, дабы предсказать, что кому–то вскорости изрядно проредят оперенье. Возможно вместе с головой.

Опыт «холодной» войны с ручной обезьяной Зи–Зу вряд ли успел позабыться.

Радостный скулеж Мухи, хлопанье крыльев и мой бубунеж, не остались незамеченными. Дверь дома распахнулась, как от удара. И под крики, — Папка, вернулся! — я был сбит с ног и втоптан в газон выскочившими из дома детьми.

— Ты где пропадал?

— Мы тут без тебя……!

— Муха, родила..!

— Андрюха радио сломал…!

— Ритка ябеда…!

— А что это за птица?!

— Ой, она клюется…….я!

— Пришел, — в одно слово Ким вложила всю гамму чувств, что носила в себе в мое отсутствие. Чувств было много, а хороших среди них ни одного. В уголках ее глаз блеснула влага.

С детьми, повисшими на ногах, как ядро для каторжников, умудряюсь подняться и переместить свой измученный организм на встречу Алисе. Обнять, прижаться щекой к щеке, вдохнуть аромат ее волос.

— Кто–то должен был остаться у реки.

— Сволочь ты, Ден. Редкостная.

— Сволочь, — легко соглашаюсь я. — Сволочь, конечно, но так было надо.

— Я не про это, — шепнула мне в ухо Алиса.

— Хм, а про что?

— Про то, что я тебя мысленно уже похоронила двадцать раз, а ты — засранец, явился, раскаянья ноль, зато сразу за сиськи лапать.

— Такая я сволочь, и тебе придется как–то с этим жить.

Алиса не ответила, лишь плотнее прижавшись ко мне.

Потом было знакомство с хозяевами дома и, как в сказке, запоздалый ужин (причем отдельные сволочные личности успели изрядно накушаться), после которого меня отмыли, переодели и спать уложили. На пол, потому как лишних кроватей в доме не было, а был только купленный еще в Порто–Франко порядком примятый походный матрас, и до утра мне пришлось вести половую жизнь в самом прямом значении этих слов.

 

26 число 04 месяц 17 год.

Демидовск.

Дошел, доковылял, местами дополз, но таки добрался до своих. И отпустил нерв, расслабился, как твердый до звона кусок льда растекается под теплыми лучами весеннего солнца. Да так, что я продрых всю ночь и солидный кусок утра.

Ким заботливо не стала раскрывать шторы навстречу утру, оставив комнатку в сонной полумгле.

Спасибо тебе, родная. Выдрыхся я на крепкую пятерку. Хотя, скорее это меня стресс отпустил. Как бы там не было, голова светлая, я бодр и готов действовать, несмотря на остаточное нытье натруженных мышц.

Гребля на лодчонке не прошла даром. Вроде пока греб, казалось, что не сильно–то и уставал, зато сегодня ломит бока, руки и вообще весь организм.

А разбудил меня разговор на повышенных тонах.

Не ругань, нет. Просто, люди весьма эмоционально, хотя непривычно культурно — вообще без матерков, отстаивают свою точку зрения. Причем, судя по обилию терминов, разговор ведут люди имеющие отношение к стройке.

Но!…….. как строитель может не материться?

Они же не просто говорят, строители даже думают исключительно матом.

Емко, кратко, но матом.

Загадки с утра.

Ну ладно, с обеда. Почти.

Разговаривают не в доме, а скорее на веранде за домом.

Дощатые стены защищают от дождя и ветра, однако, в остальном чистая декорация. Тем более что остекления на окнах нет. Днем зною противостоят ставни, вечером окна прикрывает лишь кусок ткани, похожий на толстую марлю.

Да и откуда тут стеклу взяться?

Кустари что–то делают в меру сил. Но это мутное, неровное «что–то» целиком выгребается на остекление цехов.

Ну да, русский человек, привычный — Все для победы, а мы уж тут как–нибудь выкрутимся. Не впервой.

Чутка вникнув в разговор за стеной, прихожу к выводу — спорят на тему строительства цементного завода. Точнее решают, как его строить, при том, что Демид послал всех по известному адресу и добавил, что кирпича и проката под цементный завод у него нет и не будет.

А некому Аверьянову цемент нужен если не завтра к обеду, то уж к ужину наверняка. При этом перевыполнение плана не просто приветствуется, а является само собой разумеющейся величиной.

Хм, перевыполнение на 300%.

Серьезный гражданин этот Аверьянов.

Как я понял из разговора, один не слишком честный на руку строитель, то ли итальянец, то ли француз перебрался в этот Мир. А что бы «не голодать», прихватил с собой кучу всякого по строительной части, в том числе разобранный на части небольшой цементный заводик.

На Старушке Земле завод предполагалось поставить в одну из банановых республик, но в связи с кончиной тамошнего диктатора и смены приоритетов нового, приготовленный к отправке завод остался у заказчика. Откуда и был доставлен сперва на базу Ордена, а потом перевезен в Димидовск.

Однако, как часто случается в буйном Новом Мире, инвестор не успел насладиться неправедно нажитым, утонув вместе со шхуной, перевозившей очередную партию оборудования.

Так что завод оказался малость не комплектным. Да к тому же еще на какое–то время — буквально на пару дней и ничьим. Демид быстро растолковал контингенту — ничье, это его или Демидовское (принадлежащее городу Демидовск), что суть одна и та же.

Однако полдня, это целая вечность, и заводик перекочевал в категорию сильно некомплектный. Причем, никто не знает насколько именно, поскольку все инженеры отправились кормить рыб вместе с хозяином.

— Молодой человек, а что вы думаете на этот счет?

— Я думаю, больше того я уверен, что мне срочно нужно вон в ту сарайку на углу участка.

До чудес централизованной канализации поселок еще не дорос. От того, деревянные коробочки туалетов типа — сортир, устанавливали на приличном удалении от домов. Дабы не отмахиваться от местных мух, вдыхая ароматы перегретых фекалий.

Судя по интеллигентно–педагогическому виду вопрошающего и кислому личику Ким, вопрос мне повторят на обратной дороге. Поэтому включаю посвежевшую бестолковку «просветленную» длительным сном.

Как производят цемент?

Там все просто и сложно одновременно.

Накопали мергеля или известняка и глины. Смололи, смешали, обожгли до спекания при температурах в полторы тысячи градусов, еще раз размололи в пыль. Собственно эта пыль и есть цемент.

Точнее портландцемент. Ибо есть масса других разновидностей.

К примеру, древние римляне смешивали морской песок, гашеную известь, молотую керамику и вулканические породы, коих там на каждом шагу (Везувий и Этна, это как раз в тех краях), получая отличнейший цемент, без которого невозможно было построить Колизей, Форум, сотни километров виадуков и венец их мастерства Пантеон.

Где до сих пор высится самый крупный в истории человечества свод из неармированного бетона.

(Римский Пантеон эта большая церквуха в паре кварталов от «известного» музея гладиаторов. Вход бесплатный — советую посетить).

А древние китайцы…..

Что там подмешивали в цемент древние китайцы, я вспомнить не стал, вернувшись к насущной проблеме.

Интеллигентно–академичный гражданин перечислял, что в Демидовск довезли вращающуюся печь и шаровую мельницу и что–то там еще по мелочи (главный герой не знает, что такая «мелочь», как скромная молотковая дробилка, весит двадцать тонн минимум). В целом — основные элементы в наличии. Отсутствуют транспортеры и элеваторы для загрузки сырья.

Н–да.

— Милейший, нас не представили, — начал я, гремя соском керамического умывальника.

— Альберт Давидович, — представился интелегент.

— Денис, но лучше просто Дэн, мне оно как–то привычнее, особенно последнее время. Так вот, как я понял, основная ваша проблема — установить вращающуюся печь.

— Барабанную, — поправил меня Альберт Давидович. И пустился в перечисление технических характеристик, номенклатуры проката, кирпича, бетона и прочего потребного для проведения работ.

— Вам этого не дадут. Посему предлагаю подобрать в устье Ориноко сложенный из твердых пород холм с нужным углом склонов и смонтировать барабанную печь вдоль склона. Минеральное сырье завозить самосвалами на вершину холма. Там же оборудовать промежуточный склад сырья и приемный бункер.

У подножья холма смонтировать шаровую мельницу, емкости под нефть, электростанцию. Пока не изготовите или не привезете транспортеры, ковшевые элеваторы и. т. д. Перегружать материалы будете экскаваторами или вообще по–старинке — мужиков с тачками поставите. На начальном этапе этого должно хватить.

— А как же хранить готовый цемент? Нужны бункера….

— Молча. Сколотите большие деревянные сараи и будете сваливать готовый цемент в них. До мокрого сезона дожди большая редкость, так что ничего непоправимого с цементом не случится. Грязи и пыли будет, как в аду, но это будет в любом случае.

— Молодой человек и где же взять прорву, как вы выразились — мужиков с тачками, — подал голос хозяин дома.

Иван Александрович, высокий, сухой в кости мужчина, с аккуратной бородкой и подозрительно знакомыми очками.

Да я же эти очки после боя на заправке с трупа снял!

Алиска, как и положено законной жене, начала разбазаривать совместно нажитое.

Шучу, хорошему человеку не жалко. Тем более, этот хороший человек, местный главный и пока единственный архитектор. Собственно он поэтому бульдожьей хваткой в Алиску и вцепился. Какой–никакой (скорее все–таки никакой), а помоганец с профильным образованием.

— Вариантов масса, Иван Александрович. Можно нанять дешевую рабсилу выше по реке. Можно купить за недорого, я даже могу подсказать, где именно. Можно попросить рабочую силу у армейских товарищей.

— Солдат?

— Упаси боже, пленных–бандитов. Я слышал, вояки это активно практикуют.

— Допустим, все сходится, но из чего делать дымовую трубу.

— Бля, граждане интеллигенты, мы меня дрочите? Сходить к этому, как его — Аверьянову, и поставьте вопрос ребром — или он выделяет материалы на стройку цементного завода, или до второго пришествия строит на бутовых фундаментах, а все проемы выводит арочной кладкой.

Мне почему–то кажется, что материалы найдутся.

Чувствую, этот разговор длился бы еще долго, но с улицы донеслось рычание моторов, а минуту спустя во дворе загомонили мужские голоса. Интересуясь у Ким, не желает ли она «большой и чистой любви», а если приданым будет замечательный во всех отношениях БТР, то они готовы женихаться всем личным составом Русской Армии.

Товарищи военные пожаловали на предмет выкупа моего шушпанцера.

Я хоть и прикипел к нему душой, но именно с целью последующей перепродажи он и строился. Так что велком, товарищи военные.

Будем торговаться.

От темы «большой и чистой любви» гомон перетек в плоскость, убери псину, а то мы ее пристрелим.

Пристрелить, конечно, не пристрелят. Она на посту дом охраняет. Насколько я понял, за подобное тут можно лет на пять получить в руки тачку для транспортировки цемента.

Однако пора мне выйти на сцену.

Оказывается, автобат Русской Армии уже дважды подкатывал к Ким, на предмет покупки шуша. Но она уперлась, — Машина мужа, он приедет, с ним и решайте.

Стало быть, военным известно, что муж объявился.

Торговались на удивление недолго. Дотошно осмотрели всю машину, задумчиво поскребли пулевые отметины на броне, проверили работу всех узлов, даже лебедки которой я так и не воспользовался, пуганули окрестности ревуном, тут же отнеся ревун к оружию массового поражения. Сделали пробную поездку.

Без лишних восторгов, но строго по делу вынесли вердикт — Аппарат весьма годный, и в конвойную группу впишется, как родной. А он именно таким и задумывался.

После чего предложили пятьдесят тысяч Экю за шуш и еще пятерку тысяч сверху за радиостанцию, пару запасных колес, запчасти, прочий сопутствующий инвентарь и просто за то, что я классный парень.

Дабы такой «классный парень» не остался без средства передвижения, вояки помогли выгрузить из МАЗа Алискину «Ниву». Один бы я полдня вокруг нее плясал, а толпой раз–два — притащили толстенные широкие доски, три четыре — забили под них импровизированные подпорки, пять–шесть — скатили по ним машину на землю.

Все — я снова моторизован.

Смахнув скупую слезу и помахав на прощание ручкой новой бронеединице Русской Армии, наконец–то задал Ким мучавший меня вопрос, — Где Степаныч?

Я, грешным делом, подумал, что он по своей привычке обитает не в доме, а в машине.

Однако пожилого водителя в машине не обнаружилось.

— Он в больнице. Сам понимаешь возраст. А он перенапрягся в последние два дня перед городом.

— Сердце?

— Желудок и нервы. Врач сказал две недели покоя и диетического питания.

Остаток дня, кайфовал в кругу семьи, сортируя нажитое непосильным трудом.

Тяжеленные шаровые краны, электродвигатели, ящики с напильниками, коробку с очками, лишние АКобразные, это на продажу.

Затрафееный у негритянской банды копировальный аппарат с расходниками, не торгуясь, выкупил хозяин дома. Выкупил не себе, а на местное инженерное бюро, заведующее проектно–изыскательскими работами на территории Демидовска.

Учитывая, что Иван Александрович наиболее вероятный кандидат в коллеги и начальники для Ким, ломить цену я не стал. Однако тысяча Экю, это тысяча Экю.

Ближе к вечеру, когда спал зной и на оборудованной спортивной площадке раздались звонкие удары по волейбольному мячу, Ким предложила съездить в кино.

Местные развлечения незатейливы.

Население поселка скучковалось по интересам: волейбол, забытые Там, но в виду простоты и доступности открывшие второе дыхание Здесь городки. Всякие настольные игры — шашки, шахматы, нарды, преферанс. И витающий над этим запах кофе и немножко табака. Весь народ на расслабоне и позитиве.

Как ни странно, на общественных вечерних посиделках не бухают. Не то чтобы это запрещено, не принято. Как и не принято приходить с оружием.

Хочешь бухнуть, нет проблем — кабачок на противоположной стороне посёлка. Правда и туда с оружием не комильфо.

А для поддержания статус кво общественного порядка в поселок изредка наведываются «космонавты» — лупоглазая «буханка» армейского патруля с надписью «Луноход–1» на борту. Справедливости ради, стоит заметить, что военных в патруле всего двое, еще двое местные дружинники.

Кинотеатр мне понравился. Между двух холмов, в низине естественного амфитеатра, на деревянной раме натянут громадный экран, реально здоровый — как трехэтажный дом. Метрах в тридцати от экрана, на склоне холма поставлен армейский кунг. Напротив экрана расставлены деревянные скамеечки, пластиковые кресла и брезентовые шезлонги. Но при желании можно смотреть прямо из машины.

Бойкие девчушки снуют между креслами и машинами, собирая деньги за просмотр, попутно впаривая зрителям, точнее их детям немудреные вкусности.

Когда землю обволакивает темнота, двери кунга открываются, и установленный в нем проектор начинает кинопоказ. Сперва пускают нарезку клипов минут на двадцать, потом еженедельный выпуск новостей минут на десять. А затем крутят пару фильмов. Первый, как водится, детский или комедийный, второй уже серьезный.

Сегодня, первым — выступил, тупивший на пределе человеческих сил, Эйс Вентура, искавший пропавших домашних любимцев. Так себе фильмец, мне откровенно не понравился, но дети смеялись.

Вторым — «Бегущий по лезвию» с Рутгером Хауером и Харрисоном Фордом. Тут уже залипла Алиса. А после фильма донимала меня вопросом, — Рик Декард — человек или репликант. Можно подумать я знаю (режиссёрскую версию ГГ не смотрел, и Филлипа Дика не читал).

 

28 число 04 месяц 17 год.

Пригород Демидовска.

Утро трудового дня началось еще затемно. Дел прорва, метнутся к воякам, сбыть лишние стволы. А потом легализоваться в качестве гражданина славного города Демидовска и прикинуть, куда и почем ловчее сбыть лишний хабар.

Пока растрепанная Алиса наводит марафет, пару слов о вчерашнем дне.

Я все гадал, в какой свисток стравливают местный пар, а то все больно чинно и спокойно. И это при том, что контингент тут более чем пассионарный.

Кто–то мудрый придумал, точнее вспомнил о старой русской забаве «Стенка на стенку». Каждое воскресенье, после зорьки по холодку все желающие собираются в специально отведенном месте, где, поделившись поровну, бьют друг другу лица.

Желающих поглазеть на это действо и поддержать более боевитых друзей, собирается раз в пять больше, чем бойцов. Крики, улюлюканье, кровища — в целом веселое начало утра.

Сегодня набралось около сотни бойцов с каждой стороны. Примерно час бойцы собирались, делились, экипировались в подобие боксерских перчаток. Два признанных капитана по очереди вызывали бойцов из толпы желающих. Естественно сначала выбрали самых лучших, потом середнячков, ну а потом — что осталось. Причем все мультикультурно, без тени расизма, среди желающих Раздать–Получить мелькают эбеновые и меднокожие фигуры.

Несколько человек капитаны не допустили до мордобития, еще три удальца получили разрешение встать в строй после осмотра врача. Лишний раз удивив продуманностью — врачом, не мозолящим глаза, усиленным нарядом армейцев и заранее приготовленными ведрами с ледяной водой, дабы остудить слишком горячие головы (а они были).

Капитаны осмотрели и общипали перчатки супротивников. После чего начался махач.

Стенки сходились два раза по десять минут. Ниже пояса и ногами не били, хотя подсечки подножки, и даже броски я видел. Лежачих не били. В остальном банальное битие морд, слегка разбавленное тактическими перестроениями — двинем «свиньей» по центру, эти двинут «свиньей», а мы их с флангов, как Ганнибал при Каннах.

После схватки мужики садятся перекурить, испить холодненького и обсудить детали «баталии». Постепенно рассасываясь в сторону Привоза — бушующего по воскресеньям рынка, на котором местные охотники, рыбаки и пейзане сбывают городским добычу и продукты своего труда.

Среди прекрасной половины Демидовска считается хорошим тоном сходить потусоваться на Привоз. А дабы вторая половина человечества злая, жадная и не понимающая тонкой душевной организации женского организма, не бубнила понапрасну, в руках у покупательниц хит сезона — аккуратные продолговатые корзинки емкостью литров на пять.

Содержимое этой самой корзинки я сейчас и употребляю, покрошенное в салат, зажаренное, отваренное и запечённое. Омлет с миндалём и зеленью, если кто не пробовал, рекомендую. Свежеотжатый сок, кофе. Голод, это точно не про здесь.

Разгруженная Нива резвится, словно вспоминая, как оно — чувствовать под колесами дорогу. Ее рыжеволосую хозяйку, последний месяц крутившую баранку бронированного монстрика, тоже тянет слегка похулиганить на дороге.

В кузове непривычно пусто, весь приготовленный к продаже хабар я сбыл, став богаче на сумму, достаточную для покупки готового домика, похожего на тот, где мы сейчас обитаем. Остались только завернутые в брезент стволы.

По совету Ольги, свою коллекцию очков я сдал в аптеку при местной больничке.

Десяток книг и стопку журналов «Юный техник» и «Техника–молодежи» занес на общее в библиотеку. Есть в Демидовске такая, постепенно приходящая в упадок традиция — новички жертвуют пару книг в библиотеку.

Часть так удачно подвернувшихся напильников и кое–что из закупленного в Порто–Франко выставил в местной комиссионке. В комиссионке денег за товар не дали, открыв именной счет на мое имя. Если мне, глянется что–то из местного ассортимента, деньги спишут с моего именного счета.

При дефиците товара и денег вполне здравая практика.

Навестил радиомастерскую. В принципе то же самое я видел в Беджине, разве что в Демидовске ассортимент значительно шире.

Теперь вот подъезжаю к вынесенному за город Пункту временной дислокации. Здесь я планирую расстаться с собранным во время приключений оружием.

Уже знаю наперед, годные стволы Русская Армия скупает в любых количествах и за полновесные Экю. А вот за шуш, мне предложат зачислить деньги на счет в местном банке. Причем именно местном, а не Орденском. Формально, это те же Экю. Но вот обналичить или еще как–то напрямую манетизировать их не получится. Отоварить продукций демидовских производств, купить дом или материалы для его постройки, это запросто.

Ну и конечно приобрести акции или долю в каком–нибудь местном производстве. Пришел с ништяками.

Ушел с гордым видом акционера. И жуткой головной болью, как сделать так, чтобы теперь уже твое производство не прогрело, а еще лучше приносило прибыль.

Я оценил подачу.

От каждого по способности. Каждому …………….. по делам его.

Вроде, как мягко постеленный социализм. Однако спится на нем, как на узкой, жесткой и холодной шконке капитализма.

Зато никуда не денешься, будешь крутиться вентилятором.

Однако циничность кредитно–финансовой политики Демидовска этим не ограничилась. Дабы на руках у буржуинов и пролетариев не скапливалось слишком много дивидендов, уже вовсю ползут слухи о строительстве железнодорожной ветки от города до жилых поселков. Хотите с ветерком кататься на работу, Вам — дорогие сограждане, этот праздник и оплачивать.

Цинично?

Не без этого.

Практично?

Вне всякого сомнения.

 

30 число 04 месяц 17 год.

Пригород Демидовска.

Что же строить?

Коммунизм мне не по плечу, шутка. А жить где–то нужно.

Деревянный домик на коротеньких сваях, избушку, так сказать на курьих ножках?

Или сразу замахнуться на каменное строение?

Деньги позволяют не экономить на жилье, а место под дом мне выделили чудесное. Чуть на отшибе, но это даже к лучшему, не люблю шума.

Алиска обобщила мои наблюдения во время путешествий, посоветовалась со старшими товарищами и набросала план дома. Домина получился одноэтажным, с террасой по контуру, высокими потолками, каменным полом, большим залом, тремя спальнями и еще одной комнатой про запас, пристроенной к дому летней кухней, вынесенным в сторонку душем и отнесенными еще дальше прочими удобствами.

Пока Степаныч прохлаждается в больничке, воспользуюсь грузовиком и завезу на участок кирпич и пилёный камень. Попутно найду бригаду каменщиков из числа заезжих гостарбайтеров.

В Демидовске есть даже подобие биржи рабочей силы. Этот момент продуман четко. Хотите трудиться, нет проблем, регистрируетесь на бирже и через нее же оформляете все подряды. Не зарегистрируетесь или сработаете мимо биржи — скорее всего вся бригада вылетит с территории подконтрольной Русской Армии с волчьим билетом, глубоко засунутым в одно интимное место. А можете попасть в бригаду из числа тревожных людей, отловленных армией. На ком крови нет, имеют шанс на искупление ударным трудом.

Заодно биржа контролирует и обратный процесс, дабы заказчик не кинул строителей.

Ну и собирает толику малую налогов.

А вот по поводу кровли мнения разошлись. Мне по душе основательный, он же самый дорогой вариант с черепицей. Ким стоит за кровлю из матов речного тростника. Вариант дешевый, а главное — толстый слой тростника отлично теплоизолирует испепеляющий зной в разгар сухого сезона, и неплохо сохранит тепло в мокрый.

Я бы, пожалуй, согласился с Ким, если бы не пожароопасность тростниковой крыши, пожары под конец сухого сезона тут не редкость.

Где там Алиска пропадает? Опять возится с саженцами?

Саженцы доехали почти все. Еще до моего приезда в Демидовск, Ким высадила все саженцы в грунт, и теперь поливает их два раза в день.

На улице скрипнули тормоза и смолкло тарахтение двигателя. С веранды у входа зарычала оторванная от материнских дел Муха — значит гости.

Незваные гости.

Если верить народной мудрости — Незваный гость хуже татарина.

Или лучше?

Выхожу навстречу гостям.

Под крышей зашуршали поредевшие перья. Муха таки, подловила беспечного Птица, изрядно потрепав шикарное оперенье. И уж тут Ким не упустила момента втихаря надергать себе перьев на шляпку.

Говорит, — Подобрала, — и лицо при этом почти ангельское, но слишком уж обижен на нее птиц.

С другой стороны, красота требует жертв. А парой перьев из хвоста товарища Флинта мы все пожертвуем без колебаний.

К дому вразвалочку прошли двое битых жизнью мужиков в форме, но без знаков различия. Жилистые, уверенные, опасные. Разглядывающие меня с ноткой интереса.

— Ты конвой из Порто–Франко привел?

Других конвоев в этом году еще не было. Из Порто–Франко уж точно. Так что мужики прибыли по адресу.

— Не так категорично, но в целом верно.

— А сам чего не с конвоем?

— Отстал по раздолбайству. Пришлось бегом догонять.

— И как бегалось?

— Приморился слегка, а так нормально.

— От реки бежал?

— От нее.

— По пересеченке?

— Ну, …. Неровности рельефа определенно были.

— Садись в машину, с тобой начальство потолковать хочет. А мы тебя тут подождем.

То, что со мой захотят «потолковать», это нормально. Так оно и должно было случиться.

А вот то, что местные волкодавы зачем–то берут моих под пригляд?

Смысл?

А если не под пригляд, а под охрану?

Не нравится мне все это. Ох, не нравится.

— По щенкам еще не договаривался? — подал голос молчавший гость.

— Пока нет.

— Я бы взял, вон того мальчонку, с белым башмачком на лапе.

Хренасе, заявка. Силен мужик. Там пока смотреть не на что, только начавшие открывать глаза комочки меха, а он с ходу вычислил самого крепкого щенка.

— Папка у них, чьих будет? — продолжил «кинолог».

— Немец.

— Там вязал?

— Тут.

— Даже так, — в голосе волкодава проскользнуло удивление. — Ты езжай давай, начальство ждать не любит.

— Окей, по щенку потом договоримся.

— Да считай, уже договорились, — сухо констатировал «полкодав». — Ты мне его так отдашь. И пожалуй еще вон того с подпалиной на пузе. Хозяйство понимаешь большое, а собачек мало.

Вот не люблю я таких заходов. Вы конечно люди непростые, но так в наглую у меня дефицита не отжать.

— А как же горячее сердце и чистые руки?

— Зря ты плохо о нас подумал, — ничуть не изменившись в лице, парировал «кинолог». — Ты езжай, там все расскажут.

И во что я опять влип?

Ведь влип же.

 

30 число 04 месяц 17 год.

Пункт Временной Дислокации.

По части автомобильной техники местные спецслужбы упакованы достойно.

Сыто рыча парой сотен лошадиных сил под капотом, полноприводный «Форд Бронко» с неразговорчивым круглолицим азиатом за рулем, лихо домчал меня до расположения Русской Армии.

Пока ехали, я осмотрелся в машине. Навороченная стационарная радиостанция, гнезда для зарядки переносных раций. Продуманные крепления под оружие. Мощнейший, но тяжелый бинокль (такой на себе не поносишь). В багажном отсеке автомобильный холодильник, дополнительные канистры под бензин и воду, компактная кучка барахла для выживания в дикой природе.

Хм, шерстинки.

Похоже, при необходимости там еще и собак возят.

Тут Форд притормозил у КПП и начался Пункт временной дислокации, мне сразу стало не до убранства машины.

Армейский лагерь, он и есть армейский лагерь, суть которого не менялась со времен римских легионов.

В армии главное что?

Дисциплина, распорядок и субординация.

На первый взгляд в Пункте временной дислокации с дисциплиной и распорядком все на крепкую пятерку. Обложенные мешками с песком КПП, ровные рядки больших однотипных палаток и арочных быстровозводимых модулей НАТОвского производства, техника под навесами, чистота и порядок на территории. Имеется даже укатанный щебнем плац с информационными стендами по периметру.

Ближе к городу заселенная семьями военнослужащих жилая зона. За ней тоже жилая, но уже казарменная. Стоящие рядом огромные кунги обеспечения боевого дежурства, снятые с многоосных МАЗов, это явно штаб.

Почему я так решил?

Все просто, за ними антенное поле крупного узла связи.

Точно штаб, приехали.

За штабом, похоже, складская и парковая зоны, а сбоку учебная зона. Во всяком случае, импровизированная полоса препятствий там имеется, а за ней отделение новобранцев с грацией крупного рогатого скота отрабатывает высадку из БТР 152.

— Пошли, — впервые за всю поездку подал голос водитель–азиат. С таким акцентом молчание — золото это как раз про него.

Молчаливый конвоир указал на раздвижной кунг НАТОвского образца. Принцип тот же, что и у наших «бабочек», но сделано культурней. А дабы люди не сомневались, куда именно они попали, на крышу кунга в лучших традициях русского ремесленничества сколхозили наружный блок кондиционера.

Внутри, залитого электрическим светом, кунга прохладу кондиционера портит запах табачного дыма. Стены украшены не слишком подробными картами разных уголков Нового Мира. Хребет Кхам, территории китайцев и теченье Рейна я узнал сразу.

Характерная деталь, эти малоинформативные художества тут развешаны, чтобы по ним, такие как я, давали информацию хозяевам кабинета. А никак не наоборот.

За столом напротив молодой и остролицый задумчиво крутит между пальцами остро заточенный карандаш. А в кресле у дальней стены развалился тучный дедок в просторной цветастой рубахе — гавайке, потертых шортах и шлепанцах на босу ногу.

— Ну–с, здравствуйте молодой человек, — поздоровался пожилой — Денис, если не ошибаюсь.

— Так точно. А вас как величать?

— Меня, — пожилой почесал пробивающийся седой волос на скуле. — Зови меня просто Федор, — и, проследив направление моего взгляда, продолжил, — А как его зовут, тебе знать ни к чему. Во многом знании, знаешь ли, много печали.

— И кто приумножает знания, приумножает скорбь, — закончил я.

— Это ты точно подметил, преумножение печали — наше кредо.

Я промолчал, ожидая перехода к насущным вопросам.

— Пока мы ждем еще одного товарища, расскажи нам что–нибудь интересное.

— У вас карта хребта Кхам неверная. Точнее устаревшая.

— Точнее!? — хищно подобрался пожилой, а в его голосе проскочили стальные нотки.

Пока я вываливал свежую информацию о состоянии дел у китайских «товарищей», землетрясении и разрушении короткой дороги через хребет Кхам, в кунг зашел еще один визуально ничем не примечательный персонаж.

По такому типу людей скользнешь взглядом и тут же забудешь, кого конкретно видел.

Роста среднего. Глаза обычные. Нос…… нос как нос. Подбородок…. Небритый. Говорит без акцента. Особых примет не имеет.

— Федя, ты чего меня звал–то. Случилось что?

— Сучилось, Ваня, случилось. Если ты мне не хочешь рассказать, почему на вверенной тебе территории третьи сутки бесконтрольно разгуливает вот этот особо опасный гражданин.

— Так уж и особо опасный?

— Именно что особо. Мы тут опросили его коллег. И получается, что за неполных полгода пребывания на этой планете, он отправил на тот свет два десятка человек. Это плюсом к тем пятерым, которые за ним числятся в том Мире. Успел изрядно попутешествовать, добираясь аж до Бейджина. Ну и самостоятельно провел к Нам первую в этом году колонну.

— Какой шустрый молодой человек, — не меняясь в лице, оценил мои подвиги невзрачный тип. — Ну, я полагаю, сюда его пригласили не орден вручать? — и уже мне, — Орден хочешь?

— Лучше деньгами.

— Еще и с юмором. Хотя право имеет, для одного человека, он много народу вокруг себя собрал. Я, кстати, местный оперуполномоченный по особо и не особо важным.

— А давай–ка сверим данные, — предложил пожилой.

— Начинай, — ответил невзрачный.

Остролицый достал из стола бумагу и с монотонностью метронома забубнил.

Проводка номер один. Маршрут — из Порто–Франко по серному обходу. Грузовых машин три. Легковых машин три. Бронетранспортер БТР–40 один. Плавсредство со стационарным мотором одно. Тринадцать человек. Мужчин пять. Женщин пять. Детей трое. Собак четыре.

И дальше в таком же духе. Даже собак посчитали.

Лично мне стало интересно, как моих закадык в Демидовске раскидало.

Олег нарасхват на заводах.

Ольга и Мэри уже в штате местных медиков.

Итц*Лэ и Степаныча вместе с грузовиками определили возить нефть от скважин.

Дядя Саша вместе со своим катером подался в «речную пехоту».

Ленка хотела пойти по части финансов. В чем нет никаких препятствий, но только после двух лет службы в доблестной Русской Армии. Выбирая между заводом, стройкой и армией Ленка выбрала армию.

Ким заочно приписали к местным инженерам по части стройки.

В остатке только я, весь такой шустрый. Однако шумный гость приютившего нас дома, делившийся проблемами строительства цементного завода, уже успел затребовать мою кандидатуру.

Если по существу, то все.

— Товарищи командиры, что–то мне подсказывает, что вы меня тут второй час мурыжите не ради этой информации.

— Что–то тебе правильно подсказывает. Давай–ка детально рассказывай, как ты у реки воевал и как сюда добирался.

За час я пересказал все в деталях. Примерно описал маршрут, место, где нашел самолет и брал образцы горных пород.

Горные породы особистов не заинтересовали, а вот самолет напротив.

— Теперь я расскажу тебе некоторые детали, которых ты не знаешь, — выслушав меня начал говорить Федор. — Мы выставили заправку на съезде с маршрута к бразильцам. Как и ожидалось, считавшие эту территорию своей, «москвичи» сбили нашу группу с нового места. В этот момент у них за спиной к Демидовску проскочила ваша группа.

Тут такое дело. Хм, есть в Москве одна противная семейка — пятеро братьев плюс прихлебатели.

Там они обитали под Астраханью, крутились в икорном бизнес. Все, как на подбор, до нельзя деловые — депутат, начальник районного ГАИ, рыбинспектор, вор в авторитете, а младший птенчик не успел по жизни определиться. И теперь уже не успеет, потому как пять дней назад его привезли в московскую больничку с пулей в брюхе.

Весьма редкой пулей от патрона 303 Бритиш.

Говорят несчастный случай на охоте, однако теперь мы наверняка знаем, кто стоит за нападением на заправку. Их младшенький был приставлен наблюдателем к бригаде Эдгара.

Но обо всем по порядку.

В Старом Мире братья слишком сильно натянули одело на себя, что не всем понравилось и им пришлось уходить сюда.

Ушли козырно, с тоннами имущества, кучей техники, толпой родни и нукеров, осели в Новой Москве. Где помимо прочего занялись перепродажей нашего бензина.

Только торговать решили там, где Мы конкурентам совсем не рады.

Напрямую воевать с нашей заправкой они не сунулись, типаж не тот. Барыги — не воины. А вот прощупать слабину подписали головорезов Эдгара.

Личность тоже примечательную и до крайности неприятную. Эдгар, латыш по национальности, служил в спецназе ГРУ. После развала Союза зарезал часового, завладел оружием и скрылся перейдя государственную границу. Потом по фальшивым документам наезжал в Россию «решать» вопросы. В итоге всплыл Здесь вместе со своей бригадой и своей подстилкой — ныне покойной, мастером спорта по биатлону. Про пулю не скажу, так как тело не нашли. Однако бойцы Эдгара особой тайны из ее кончины не делали.

Не прояснишь нам детали?

— В реке ищите. При ней был редкий ствол «Винторез» или «Вал», я в них не очень.

— Уверен?

Киваю.

Особисты со значением переглянулись, но мне пояснять ничего не стали.

— После боя на переправе, Эдгар здраво рассудил, что пулю в брюхе младшенького брата ему так не оставят и пытался тебя преследовать. Девка его, опять же.

Однако ты странным образом от них ушел. Просто растворился в местных пампасах.

За пару дней до твоего появления в Демидовске кто–то аккуратно начал наводить справки о вашей группе. А вчера это начали делать совсем уж топорно — напролом. Причем интересовались уже конкретно тобой.

Мы полагаем, первые интересующиеся были от Эдгара. Вторые от братьев, их нахрапистая до бестолковости манера.

Первым порывом хотелось спросить, — «Граждане начальники, а какого собственно х…я, вы мне тут зубы заговариваете. У меня там жена и дети».

Однако глупостей я наговорить не успел. Волкодавы не просто так меня дожидаться остались.

«А что говорить?»

«Да очевидное».

— А нельзя ли, пока вы не разберетесь с торговыми конкурентами, меня с семьёй оправить погостить в укромное место? У вас же есть такие места.

«Буквально пару дней назад в одном таком месте я неплохо провел ночь».

— Оправить–то можно. Даже нужно. Вот только с торговыми конкурентами мы не разберемся. Через эту семейку мы получаем, — седой замялся, — Скажем, так, очень нужные Демидовску вещи, которые по–другому пока получить никак не можем. Поэтому, мы будем пить с ними на брудершафт и делать вид, будто искренне верим, что с их младшеньким приключился несчастный случай на охоте.

— То есть на вашу защиту мне не рассчитывать?

— Рассчитывать можешь. Однако только мы не всемогущи. Тут порядок еще не навели толком, все шито на живую, тотальный дефицит всего, особенно подготовленных кадров. Защищать–то мы можем. Но не факт, что сможем.

— Блатных в городе только по верхам зачистили. Да и какие они теперь блатные, они теперь деловые, — тяжело вздохнул опер. — Так что, течет у нас капитально.

— Ты уж извини, говорю, как есть. Прятать тебя придется далеко и надолго. Очень.

— Это куда же? — спросил я.

Седой встал из кресла и подошел к карте.

— Есть одно дивное местечко. Как раз под твой случай.