Значит насчет «мало не покажется» Боцман не шутил.

Фасадная часть Порто–Франко сплошной глянец.

И Орден приглядывает, чтобы он таким и оставался. Поэтому откровенные поборы, рэкет, прочие перегибы и злоупотребления выжигаются каленым железом.

Другой вопрос, что подковёрная возня идет всегда и везде. В том числе и в Порто–Франко.

И раз я лицезрю прибалта в этих диких землях, то, похоже, Мискас переступил грань дозволенного.

Вид у него сейчас, впору снимать в главной роли в очередном выпуске «600 секунд», освещающем нелегкую судьбу новоземельных бомжей.

Это вверх тяжело.

А путь вниз легок и незаметен, для путешественника вниз не заметен.

Обтянутое пропитанной потом рубахой, брюхо нависает над ремнем. Огромные мокрые пятна подмышками. Слипшиеся волосы, недельная щетина на рыхлых, отвислых щеках, муторный запах немытого тела.

Пропустил рюмочку, стресс снял чутка, и принюхиваться не надо, перебивая резкий запах пота, от прибалта ощутимо несет алкоголем.

Вот только есть у меня подозрение, что пролито на рубашку у него больше, чем выпито.

Да и Сандра, похоже, навеселе. Какой–то у нее нездоровый румянец на лице и глазки подозрительно масляно блестят.

Пока все предсказуемо.

Сейчас нам предложат хорошенько выпить.

А когда подмешенное в бухло снотворное подействует, повяжут или прирежут сонных.

Практично, надежно, эффективно.

Почему подмешано именно снотворное, а не яд?

Так на яд у организма может быть самая непредсказуемая реакция. Кто–то может и после пары глотков с пеной у рта забиться в конвульсиях или умирать другим аномальным способом.

И вот тут, те, кто не пил или выпил недостаточно, устроят бандитам знатные пострелушки.

А в случае снотворного.

Перебрал человек спиртного и заснул. Бывает. Шутка ли целый день в дороге на жаре, вот и развезло.

Случись у бандитов какой облом — не пьющих окажется неприлично много, внезапно нагрянет дорожный патруль или конкуренты. Так они ни при делах. Все живы, здоровы, разве что на утро проснутся с головной болью, которая почему–то не лечится опохмелом. Так пить меньше надо. И вообще знать меру.

Собственно это самый популярный развод для новичков, впервые покидающих Порто–Франко.

Да что там развод — целая отрасль новоземельной экономики.

Все кто прожил в этом мире больше пары недель, у незнакомцев даже воду будут брать с большой осторожностью. А уж алкоголь только полные идиоты.

— Русские, какого… ваша банда встала отдельно? — слегка хмельным голосом поинтересовалась Сандра.

Под явно неодобрительное рычание Мухи троица села под навес напротив меня.

И началось.

Начатую бутылку гости распили в компании Дяди Саши, Степаныча и как ни странно Ленки.

Олег — кремень, остался верен себе, и пить категорически отказался. — Мол, я с синим завязал наглухо. И идите все …………….своей дорогой.

Ольга естественно отказалась тоже.

Син внезапно оказался мусульманином. Хотя еще утром я видел у него четки с большим католическим крестом.

Но мусульмане на этом не кончились.

Ким вдруг оказалась глюпой среднеазиатской женщиной. Которая тоже мусульманка и вообще на русском говорит с акцентом. А из иностранных языков знает корейский и кыргызский. У вас как с этими языками? А раз никак, говорите на рюсском помедленнее, я не все слова понимаю. И вообще, мое место у котла, а разговоры вы с мужем разговаривайте. Он у меня умный, красивый, и, кстати, голодный. А тут вы со своими разговорами.

Судя по поведению Сина и Ким о вреде халявного алкоголя наслышан не только я.

Пришедшая на шум Мария лишь символически пригубила из налитой кружки. А Итц*Лэ вообще куда–то пропал. Прошлый конфуз со спиртным пошел ему на пользу.

Слащавый тип, так и не назвавший своего имени заливался соловьем. Рассказывал, как нам сказочно повезло, что мы встретили тут команду рейнджеров, проводников, и вообще отличных парней.

Сдается мне, что этот проводник, даже не полупроводник, а не проводник вовсе.

Расстались мы, клятвенно пообещав, что после того, как поедем, и само собой выпьем, придем знакомиться с «проводниками».

Как только комитет по встрече убыл на свою половину, я поинтересовался у захмелевшего егеря, — Дядя Саша, ты как–то говорил, что на аккордеоне могешь?

— Да не вопрос. Ик… Только у меня голоса нет, — сказано было таким тоном, что это наши, а не его проблемы.

— То, что доктор прописал. Степаныч, садись рядом подпевать будешь.

— Да я как–то……, смутился пожилой водитель. — Чего петь–то.

— Вы главное гимн не пойте. А в остальном на ваш выбор. Можете с Интернационала начать.

На счёт Интернационала я пошутил. Но к моему удивлению через пять минут, пугая щенков, детей и местную фауну, две лужёные глотки затянули:

И далее по тексту.

— Интернационал любой сможет, а Мурку слабо? — подколол певцов, как всегда невозмутимый Олег.

Певцы юмора не поняли.

И с особым усердием прогорланили заказанную песню.

— Ким, все дела побоку. Бери из НЗ пятилитровую канистру. Воду вылей, а в канистру перелей содержимое этих бутылок. Потом хорошо промой бутылки и залей в них, …… (н–дэ, чтобы залить?) … чай. По цвету в самый раз. Заварку тоже возьми из НЗ.

Алиса кивнула, подхватив уже откупоренные мною бутылки, шустро умчалась выполнять задание.

— Рассказывай, — Олег присел рядом со мной.

С другой стороны присели Мария и Син.

Говорить на двух языках одновременно, еще та морока. Благо, что говорить пришлось всего ничего. Всем сидящим рядом со мной ситуация не нравилась. И все были согласны — однозначно готовимся к неприятностям.

Если неприятностей не случится — отлично.

Если таки случится — мы готовы.

— Мэри, а где твой брат?

— На северном валу. Наблюдает.

Инициативный какой. У меня аж в затылке засвербело от желания посмотреть в указанное место.

— Мэри, война войной, а ужин по распорядку.

В указанное Мэри место я украдкой посмотрел лишь пять минут спустя.

И ничего необычного там не увидел.

— Черный ворон, что ж ты въешься…

Наша художественная самодеятельность добила пузырь до дна, слегка охрипла, растеряла начальный задор и перешла на душещипательный репертуар.

Нет, так не годиться.

В том смысле, что у русских веселье вполне может быть тоскливым до надрыва.

Но иностранцы могут не понять.

— Мужики, про ворон, это не актуально.

— А…???? — тоскливую мелодию обрезало.

— Актуально, это про зайцев.

Мужики пожали плечами и, перевирая слова и мотив, принялись горланить историю зайцев–косарей.

Расписной индеец возник, словно из ниоткуда.

— Про что поют?

— Про что? Про любовь.

— Странно вы про любовь поете, — явно усомнился в моих словах Итц*Лэ.

— Известное дело — никому не понять русскую душу. Сколько их?

— Видел пятерых. Трое опасные. Плюс одна баба…….. опасная.

— Оружие?

Латино лишь неопределенно поковал головой.

— Понятно, — что ничего не понятно. — Продолжай наблюдать.

Вот что мне в парне нравится. Какой бы оторвой он не был у себя на родине, выбрав сторону и признав чьё–то старшинство, не задает лишних вопросов.

Сказали наблюдать, наблюдает.

У него и его родственниц невооруженным взглядом виден легкий шок. Сельских жителей вырвали из привычной среды и отправили не пойми куда. И теперь им просто необходим социум, за который можно зацепиться.

В данном случае мы их община, племя, а возможно и банда (наверняка ведь не скажешь, что за установки у них в головах).

И как они поведут себя при встрече с другими латиноамериканцами? Вопрос открытый.

Пять.

С бабой шесть.

Допустим, индеец кого–то не заметил, семь.

Пусть даже восемь бойцов.

Больше в их транспорт не влезет.

При наших раскладах это больше, чем хотелось бы, но вполне нам по силам.

Всех против нас не пошлют. Хотя бы одного оставят охранять западную половину стоянки.

Да и как бойцы визитеры не произвели на меня впечатления.

Мискас жулик, а никак не боевик.

Слащавый тип с голливудской улыбкой, похоже, конченая мразь, но как боец тоже не производит впечатления.

Скорее всего, именно поэтому их и послали.

В сухом остатке имеем паритет сил по людям. А с учетом наличия у нас собаки, брони и пулемета, я бы поставил на нашу победу.

Вот только потери.

Потери для нас неприемлемы.

Правда имеется в этом уравнении одна неизвестная, которая, может радикально изменить картину. Это прибор или прицел ночного виденья.

У нас ему взяться неоткуда.

А вот у мутных личностей, активно спаивающих конвой. Вполне может найтись подобный девайс.

Что–то слишком много у меня предположений, допущений и прогнозов.

Нужна конкретика. Потому проведем рекогносцировку на местности.

Начну я с форта. Потому как его каменные стены с узкими бойницами дадут колоссальное преимущество тому, кто в этой фортификации укроется.

Какими бы чингачгуками не были мутные, лохматая учует их выдвижение. Лаять не начнет, но забеспокоится наверняка. Так что фактор внезапности сработает на нас.

— Да, лохматая? — Муха, лизнула протянутую руку и завиляла хвостом, всем видом демонстрируя, как она обожает хозяина.

— А кто днем со страху голос сорвал? Не ты? Нет? Будем считать — это был боевой оскал.

Утром, когда искали труп сюрвайвера и наткнулись на подыхающую гиену, испугался не только я, но и Муха.

Я ее в этом ни в коем разе не виню. Но голос псина сорвала и теперь некогда мощный лай, сменился на сиплое тявканье.

Псина подцепляет носом ладонь и просовывает под руку лохматую башку — чеши, давай, чего расселся.

— Пошли, пройдемся, — чешу псине щеки, Муха млеет от счастья.

Муха уныло потопталась под стеной и улеглась в тень, не проявляя никаких признаков беспокойства. Значит, за стеной никого нет.

Старясь особо не отсвечивать, я облазил все доступные закутки форта — пусто.

Заглянул в узкие бойницы угловых башен. Метровые стены и места ровно на одного человека.

Хотел заглянуть на половину, где остановилась остальная часть конвоя, но угар кутежа активно набирал обороты и я побоялся туда соваться.

Во–первых — могут налить и отказаться будет ну о ч е н ь сложно.

Во–вторых — может приключиться еще какой–нибудь эксцесс. Вроде мордобоя или поножовщины. Я страшно далек от мысли, что все наши попутчики относятся к нашей группе с любовью.

Мы ведь — эти чертовы русские.

Для очистки совести прогулялся с псиной за периметром валов — пусто.

Будем считать, что в округе пусто.

Как «мутные» будут нас брать?

А как бы это сделал я?

Я бы сперва нейтрализовал всех лишних на западной половине. А затем, спокойно пошел решать вопрос отщепенцев на восточной половине.

Мутные здесь ради техники и грузов (возможно и пленников).

Значит, постараются ликвидировать нас по–тихому — без стрельбы, либо стреляя наверняка — в упор. Технику постараются беречь, она им исправная нужна.

С другой стороны машин здесь намного больше, чем водителей среди возможных бандитов.

Так что, излишней осторожности ждать не стоит.

Как они будут подходить?

Луна, этой ночью будет почти полная. Плюс она несколько больше и ярче земной Луны. На небе ни облачка, и с валов видимость будет метров двести–триста.

Учитывая, что даже дневные прогулки по местной саванне опаснее партии в русскую рулетку, а уж ночью…

Нет. Через саванну вряд ли пойдут.

Я бы, на месте «мутных» просочился на нашу половину под прикрытием стен заправки.

В особенности с тыльной стороны.

Там между валом и стеной форта от силы пять метров. И темно будет, как у негра…… подмышкой, ни какая луна не поможет.

Стал бы я занимать выходящие на нашу сторону башенки форта?

Однозначно стал бы. Причем отправил бы лучших стрелков.

Война штука непредсказуемая и, пойди что не так, прикрываясь метром камня, можно диктовать свои условия боя.

Да что там условия диктовать, сразу мат ставить.

На наше счастье жилые помещения внутри форта–заправки пристроены с западной стороны. И особого выбора в вопросе — откуда пострелять, у нападающих не будет.

Два человека на башне. Один останется караулить западную половину. Остальные пойдут на нас вдоль стен.

Резерва в таких битвах не оставляют, в бой пойдут все.

Это от трех до пяти человек.

Скорее всего — четыре.

Почему именно четыре?

Потому что — две пары.

Что мы можем им противопоставить?

Хорошо бы под стены поставить по растяжке.

А что делать с «башнерами»?

Тоже растяжки?

Даже если и перестреляем их каким–то чудесным образом, они нашу технику десять раз поджечь успеют. Гореть у нас есть чему.

Можно и с наружной стороны, вдоль валов к нам подойти. Я бы наплевал на опасности местной саванны и пошел именно там.

А гранат у меня всего на две растяжки.

Не сходится арифметика. Сильно не сходится.

Как говорил герой детского мультика — Есть ли у вас план?

План у меня был.

Во время моих приключений на хребте Кхам, юные скауты устроил опекавшим нас людям ордена знатную подлянку, раскидав повреждённые «термитники» в местах наиболее вероятного расположения наблюдателей.

Плох тот ученик, который не стремится превзойти своих учителей.

А я хороший ученик и творчески разовью полученный опыт.

Вооружившись блокнотом и карандашом, устраиваю косоглазым вечернее построение с вынесением наряда вне очереди.

Как могу, рисую в блокноте змею, привязанную за хвост к колышку.

Картинка получается не сильно лучше барельефов Ацтеков и Майя.

— Ким, иди сюда. Вот тебе блокнот. Вот карандаш.

А вот задача.

Рыжая рисовальщица рисует так, что не то, что косоглазые, ни разу не видевшие змей инопланетяне сразу поймут.

Сохраню ка я эту зарисовку. И в рамочке над камином повешу.

Будет же у меня свой дом с камином.

Вождь, первым врубается в тему, и живо начинает разъяснять диспозицию филиппинцу.

Идея Итц*Лэ нравится.

Да что там нравится. Тема — огонь, он просто в экстазе от предвкушения.

Показываю на схеме самые критичные места — башни форта и проход между фортом и валом.

Косоглазенькие согласно кивают.

Схематично уродую Алискин рисунок, пририсовав форт–заправку, наполовину прикрытую диском солнца.

— Компрендо, камрады?

Камрады дружно закивали.

Филиппинец ровно, принимая поставленную задачу, как данность.

Латино не на шутку возбудился от предстоящих перспектив — кровожадный засранец. Косоглазые перетерли о чем–то между собой, позагибали пальцы.

Закончив с расчетом плотности минирования, Итц*Лэ отогнул пять пальцев на руке филиппинца и добавил к ним две своих полных руки.

Как по мне, так вполне достаточно будет, даже без растяжек обойдемся. Гранаты серьёзный козырь, с этого козыря и зайти можно, а не только им отбиваться.

— Раз компрендо, то темпо, престо, аллегро.

Расписной вождь достал из кабины сидр из плотного брезента, вытряхнул на сиденье содержимое и хлопнул боксера по плечу — пошли мол.

Чиси, с загадочно–довольном выражением личика посеменила следом за ними.

Да они там все маньяки.

— Степаныч?

— Ась? Чего хотел, командир?

— Петь не устал?

— Все бы тебе шутки шутить.

— Не дуйся, так было нужно. Не в службу, а в дружбу. Сходи с пацанами, дров наруби. Огонь всю ночь поддерживать придется.

— Сделаем, — прихватив из МАЗа топор, пожилой водитель ушел вслед за «минерами».

До заката ничего примечательного не происходит.

Успеваю от души помыться, побриться, постираться, помыть визжащих от восторга детей и намочить Муху. Пользуясь чистотой и наличием свободного времени, украдкой потискать Ким за всякое. Заработав тихую ненависть нарубившего дров Степаныча, конфисковать пузатую бутылку «Белой Лошади», принесенную Сандрой для Дяди Саши.

Такая доза даже Степаныча с копыт свалит… ненадолго. Это если конечно он раньше слюной не захлебнется. А ведь как складно баял — не алкота я, ни–ни.

Мне этой ночью все нужны трезвые.

Сперва я решил, что этим жестом доброй воли сюрвайверша уважила егеря. Не зря же Дядя Саша вчера ночью старался.

А, нет. Изрядно принявшая на груди, американка сообщила обалдевшему егерю, — Что любовь прошла, теперь у нее другой мужчина. И не надо ее больше беспокоить.

С чем и убыла пошатывающейся походкой.

Взамен конфискованного пойла выдаю страдальцам литр из своих запасов. В медицинских целях и для маскировки, для всех у нас тоже пьянка.

Зараза — филиппинец, мигом отрубает башку, вытащенной из мешка змее и замешивает адский коктейль — змеиная кровь и желчь пополам с алкоголем.

Бр–р.

— Ну–ка, руки прочь от арсенала! Так хлебай! Или остатки из дохлой змеюки выжми. Она сотню грамм еще выдаст……, если сдавить покрепче! — посылаю по известному адресу расписного вождя.

Сперва с подозрением, а потом с нездоровым любопытством взирающего на гастрономические изыски филиппинца.

А из–за покрытых узорами татуировки плеч Итц*Лэ, на адскую смесь посматривает Чиси.

Плохому–то, это мы влет учимся.

На великом и могучем за три дня всего пять слов выучили.

«Ась» — так косоглазенькие величают Степаныча. Остальные четыре разученных слова не значатся в словарях и не произносятся в приличном обществе.

Процесс изготовления ядовитых сюрпризов это вещь в себе.

Заглотив выделенную дозу замешенного на змеиной кровище алкоголя, косоглазые очень творчески подходят к процессу. В качестве орудия ловли ядовитых гадов косоглазенькие вырубили по метровой ветке с «Y» — образной развилкой на одном конце и сучком, подрезанным на манер крючка на другом.

Крючком змею извлекают из мешка.

Шлепают на стол и рогулькой крутят в разные стороны.

От подобной терапии змеюка впадает в ступор. После чего ее прутьями прижимают к столу. Крепко зафиксировав гадину, вождь надрезает змеюке хвост, основательно так настругивает — баз сантиментов. Иногда ему кажется, что надрезы не придают змее должного задора и тогда расписной дробит лентяйке кончик хвоста.

Выдранными из автомобильного тента толстыми нитками затягивает в ране узел. До позвоночника вдавливая шнур темно красное, влажное от крови змеиное мясо.

К свободному концу шнура потом привяжут увесистую железяку или штырь–крючок, наспех изготовленный из сварочного электрода.

Готовая биологическая мина башкой вперед складируется в импровизированный пенал. Под пеналы филиппинец нарезал полых стволов то ли высокой травы, то ли кустарника, внешне похожего на земной Бамбук.

Пенал затыкается деревянной пробкой так, чтобы привязанная к хвосту змеи веревочка торчала наружу.

Как я понял объяснения филиппинца, по месту шнур привяжут к воткнутому в грунт колышку, или если колышек не воткнуть, к чему–нибудь тяжелому, с чем змея не уползет, вынут пробку и стащат пенал со змеюки.

По этой технологии в полной темноте биомины можно навязывать без опасения быть укушенным.

— Ась.., — вождь стрельнул у Степаныча самокрутку. Задымив, шуганул подкравшихся посмотреть моих мелких, и перешёл к финальной паре змеюк.

В отличие от остальных змей, эти тонкие, почти метровой длины гадины имеют на конце приличных размеров костяной шип–жало. С этими экземплярами Итц*Лэ возится особенно осторожно, крепя не за хвост, а проколов нижнюю челюсть, продевает в неё шнур. Зубов в змеиной пасти не видно, но проверять может ли она кусаться дураков нет, неспроста же она хвостовой шип облизывает.

Протерев руки остатками бренди, расписной вождь накрепко приматывает змеюк с жалом к загодя приготовленной ветке.

Этих «поставить» будет сложнее и, как бы они не окочурились до минирования. Жалко будет — перспективные гадины, одним видом до мокрых штанов напугать могут.

По времени удачно закончили. Перекусим жарким, пока совсем не остыло, и пойдем мины ставить.

Веселье поминок на западной половине площадки–отстойника продолжало набирать обороты. Если это траур, то, как же они тогда веселятся?

Главное — на нашу половину не суются.

В сгустившихся сумерках косоглазые саперы уходят на минную постановку.

По паре змеюк запустят в амбразуры обращенных в нашу сторону башенок. Остальных навяжут между стеной форта и валом.

Степаныч разводит огонь в бочках со стороны въезда.

Поверх тонкого слоя разгоревшихся сухих дров укладывает толстые, весь вечер отмокавшие в бочке с водой поленья. Есть надежда, что они прогорят не раньше, чем часа за три–четыре. И «мутные» пойдут в гости не там, где светло, а там, где их ждут обиженные на все человечество змеи.

Когда окончательно стемнело, достаем оружие и расходимся по местам.

Моя позиция за стальными стенками душевой.

Отсюда я могу контролировать оба прохода вокруг заправки. А главное развалившаяся около меня Муха почует выдвижение неприятеля.

Чуть позади и слева от меня в бронированной скорлупе шушпанцера засел Степаныч.

Он сам вызвался в пулеметчики.

Если не знать про установленные сюрпризы и гранаты, установленный на турели пулемет наш самый убойный аргумент. И этот аргумент постараются вывести из боя в первую очередь. Учитывая, что пулеметчик прикрыт броней только по грудь, он первый кандидат в смертники.

Такой он, Степаныч — простой русский мужик.

Слева от меня за грузовиками укрылся Олег. На валах залегли Дядя Саша и вождь.

Филиппинец контролирует тыл.

Все на местах, остается ждать.

Три следующих часа растягиваются в вечность.

Хуже нет — ждать и догонять. Люто–бешено хочется спать. Вышибая холодный пот, мерещится всякая хрень, то кажется, что кто–то крадется за стеной форта, то мерещится движение на периметральных валах.

И не подвигаешься лишний раз, чтобы разогнать сон, сел в засаду — терпи.

Это лохматой хорошо, она даже во сне бдит. А мне приходится терпеть и надеяться, что остальные не подведут.

Я знаю, в катере Дяди Саши со всех сторон прикрытом корпусами машин не спит Алиса. Да и Ленка с Мэри не спят.

Для их самоуспокоения я выдал Ленке и Ким по калашу из своих запасов. Надежды на них, как на стрелков никакой. Но не оставлять же их безоружными.

У Мэри есть свой ствол — похожий на «Люгер», пистолет.

Ольга от предложенного автомата отказалась.

Странно, женщина она добрая, где–то даже слишком. Но тут иной случай.

Впрочем, у них есть охотничье ружьё.

На экваторе ночи, в восточной части горизонта разразилась гроза. Прислонившись спиной к стенке контейнера–душевой, наблюдаю за сверкающими с завидным постоянством молниями. Грома пока не слышно — дождевой фронт еще слишком далеко. Однако его предвестник — ветерок задышал резкими, длинными порывами, налетая на прикинувшуюся спящей стоянку.

Некстати, ох как некстати.

Мне кажется, на западной половине началось какое–то нездоровое шевеление.

Если еще и дождь начнется, будет совсем хреново.

Еще и ветер дует в спину, снижая сторожевую эффективность Мухи.

Величественное природное явление прогоняет сон. Воздух свежеет, порывы ветра уносят запахи машин, солярки и камня, подменяя их запахом сухой травы.

Мухе буйство природы явно не по душе. Прижавшись плотнее к моей ноге, псина укладывает голову на лапы, периодически всем телом вздрагивая в такт сверканию.

Не грозы бояться надо, в ночи к нам крадутся враги пострашнее.

Кладу руку собаке на голову, почесываю за обрезками ушей. Муха успокаивается и впадает в дрему.

Непогода понемногу успокаивается.

Опять начинает клонить в сон.

Все началось неожиданно.

Так уж устроен человек. Вот вроде, ждешь, готовишься. Когда же начнется? Когда? Ну, когда же, когда? Сейчас?

Нет.

Через миг!

Через два!

Бац! Тыдых, тыгыдым, погнали! Вечность сжимается в точку, непроизвольно замирает дыхание, молотом стучит сердечко — началось.

То, что под покровом темноты по наши души крадутся враги, для меня не новость.

Беззвучно пройти по каменной крошке. В фильмах о ниндзя — запросто.

По факту, хрустнет под подошвой сдвинутый камень или принесенный ветром сухой сучок. Выдаст крадущегося приминаемая трава. Чуткий собачий нос уловит принесенный непредсказуемым завихрением ветра посторонний запах.

Мне уже пять минут назад известно о том, что враги выдвинулись на позиции.

Пусть я ничего не слышу и не чувствую. Собака почувствовала угрозу, сбросив сонливость, напряглась и крутит лохматой башкой, ловя неподвластные моему слуху звуки.

В полуметре от моего лица тревожно разуваются влажные ноздри.

Спокойно девочка моя, спокойно, умница. Левой рукой прихватываю Муху за ошейник. В правой зажато чугунное яйцо гранты.

Странно, у меня раньше перед дракой всегда мандраж был, а тут, как отрезало. Даже когда на выезде из Порто–Франко встретили бригаду Дрона, легкий мандраж был.

А тут нет.

Перегорел уже?

Между стеной тыльной форта–заправки и валом явственно слышные мне звуки возни. Очень похоже на то, что кто–то из супостатов наступил на ядовитый сюрприз. И сейчас его затаптывают каблуками.

Если не пригибаться, опускаться на колено или ложится на землю, змея практически неопасна. Максимум до лодыжки дотянется, а тут почти у всех высокая обувь.

Но, заложенные природой рефлексы требуют находиться подальше от змей.

У большинства городских жителей змея в непосредственной близости от их организмов вызывает приступ паники. Это филиппинец расписной вождь или его сестрёнки отмахнутся и забудут, а белый человек от души пошумит, потопчет, даже шмальнуть сдуру может. Белые люди они такие.

Зубами вытягиваю чеку из гранаты. Чека, кислая на вкус, вытягивается с усилием, несмотря на предварительно подогнутые усики.

Сколько раз, в детстве, играя в войну с такими же беззаботными, советскими пацанами, представлял, как буду вот так тянуть неподатливое кольцо, а потом швырну гранату в фашистов.

За родину! За товарища Сталина! За Победу!

Чтоб в хлам! В кровавые лоскуты порвало фашистских гадов! Чтоб не топтать больше гадам родной земли! Ни жечь, ни грабить, ни убивать!

Вот дожил. Родины больше нет, вместо идейных фашистских гадов в противниках безыдейные, мутные граждане непонятного роду–племени.

Из ближней к въезду башенки раздается утробный вскрик, изнутри амбразуру подсвечивают вспышки выстрелов.

Кто ж в замкнутом пространстве так истерично садит?

Вскрик переходит в визг, по моим ощущениям женский, и обрывается после очередной серии вспышек.

Пара змеюк запущенных в тесноту каземата сработала на все сто — сюрприз удался на славу.

Между валом и стеной уже не скрываются.

Сработал очередной сюрприз? Или решили, раз все пошло не по плану скрываться больше нет смысла.

Мой выход — тяжелое рубчатое яйцо улетает в пространство между стеной и валом.

— Двадцать один..

Откатываюсь поглубже за контейнер–душевую.

— Двадцать два…

Хватаю Муху.

— Двадцать три.

Наваливаюсь на собаку. — Не дергайся милая, сейчас будет БУМ!

— Двадцать четыре….

Але? А где БУМ?

— Двадцать……

Рвануло неожиданно резко. Придавленная моими восьмьюдесятью килограммами Муха рванулась из рук.

— Тс–с, тихо малышка. Все хорошо, хорошо — отпускаю поуспокоившуюся собаку, хватаю заряженный картечью обрез.

Лезет кто еще? Или урок усвоен?

Бах! Бах!

Слева, почти дуплетом рявкает двустволка Дяди Саши. Осыпая мелкой дробью северо–восточную, до сих пор не проявляющую активности башенку. Залетело там хоть что–то в амбразуру?

Бах! Бах! Бах!

Вспышки пламени слепят привыкшую к темноте сетчатку глаз. Из–под стены, где взорвалась граната, нам отвечают из чего–то короткоствольного.

Первую пулю приняла на себя бронированная шкура стоявшего боком шушпанцера.

А вот две оставшихся пришлись в многострадальный УАЗик.

Брызнуло лопнувшее стекло. В воздухе запахло бензином.

Вот только пожара нам не хватало.

К перестрелке присоединяется Олег, простреливая дефиле между заправкой и валом.

Бьёт короткими очередями, стабильно отсекая по три патрона. Первой же очередью заткнув вражеского стрелка.

Сильна была Красная Армия.

— Твою дивизию! Кусок идиота!

Дядя Саша отклячил зад, перезаряжая ружье.

Ох, и прилетит ему подарок. Грамм на девять–десять.

Но обошлось.

Ружье перезарядилось, и зад благополучно исчез в складках местности.

А где Олег?

Олега не видно, он сменил позицию.

В ответ никто не стреляет. На поле скоротечного боя опускается относительная тишина. Только где–то под стеной, постепенно затихая, стонет умирающий и шипит воздух, выходящий из простреленного колеса. Даже ревевшая в импровизированном загоне скотина притихла.

Все сильнее пахнет бензином. Но раз не загорелось сразу, теперь не загорится.

Бах!

Обозначился залегший где–то в траве на валу, Итц*Лэ.

Судя по ядреной ругани из–за темноты, пуля нашла цель.

Расписной, однако, на ругань никак не реагирует.

То ли не видит цели, то ли ждет, что раненного попробуют вытащить.

Из темноты между валом и тыльной стеной форта, волоча за ствол М 16, шатаясь как пьяный, выходит тощий выживальщик.

Бабах!

Выживальщика опрокидывает обратно в темноту, только берцы остаются торчать из–за стены.

— Твою мать! — засевший в шушпанцере Степаныч выводит мощный, но однообразно нецензурный загиб.

— Отец ты как там?

— От…вянь! (на сам деле словцо было на порядок покрепче), нормально все.

За стеной, возле обстрелянной дробью башни что–то металлически звякнуло о камень. Очень похоже, что стрелок покинул позицию и отошел на западную половину стоянки.

Филиппинец не подает признаков активности, стало быть, с его стороны все тихо. Никто не пытается нас обойти с тыла из саванны.

Сменивший позицию, Олег изредка выдает свою позицию едва слышным шевелением.

Дядя Саша перезарядился и снова затаился в траве.

Изредка шипит матом Степаныч. Что там у него приключилось?

До утра ни одна из сторон не проявляет активности.

Незаметно, капля за каплей, ночь перетекает в рассветные сумерки. Восход наливается оранжевым, еще минут двадцать и солнышко выглянет из–за горизонта. От ночной грозы не остаётся и намека.

Вынырнувший из густой травы, Итц*Лэ показывает четыре пальца. Стало быть, там, где взорвалась граната, лежат четверо. Один палец, бьет себя кулаком в грудь и показывает за вал.

Зер гут, там еще один супостат прилег.

Еще один, почти наверняка, застрелился в башенке, в которой визжали и стреляли. Слишком уж там моментально все звуки отрезало.

И я готов спорить на свой шушпанцер, голос был женский.

Хорошо хоть у врагов не оказалось приборов ночного виденья. Меня больше всего беспокоил именно этот момент. От ПНВ ночью не спрячешься. Против стрелка на хорошей позиции, например в башенке форта, у нас практически не было бы шансов.

Итого минимум шестеро. Один точно ушел из башенки, по которой стрелял Дядя Саша.

Как там — в «Острове сокровищ» было, — Нас было семеро против девятнадцати, теперь нас четверо против девяти.

Пусть нас не четверо, и не против девяти. Но, идея именно такая.

Этот раунд за нами, но победа в раунде, это еще не победа в матче.

Главное никаких потерь.

Н и к а к и х.

Подождем. Время работает на нас. Если «мутные» не шахиды–камикадзе, сейчас они поуспокоятся и начнут прикидывать, как им жить дальше.

Я бы, на их месте, либо валил на максимальной скорости, либо попытался найти с нами компромисс.

А будут продолжать дурковать, придется косоглазым еще змей наловить.