Совсем рассвело. Кофе хочется — аж зубы сводит.
Послать косоглазых на разведку?
Олег не пойдет. Слишком осторожный.
Да и мне свою тушку под пули подставлять ой как не хочется, у меня тоже дети, между прочим.
Лучшая война — это когда за тебя воюют другие. Только вот беда, нет других.
Легкие шаги за спиной.
Кого там принесло?
— Ким, — очень хочется послать ее обратно в укрытие, но прикусив язык, сдерживаю себя, — Ты как, родная. Как мелкие?
Алиса присела рядом со мной, прижалась бедром и просунула ладошку в мою ладонь.
— Я в порядке, только писать очень хочется. И дети в порядке, даже выспались.
Судя по осунувшемуся выражению лица и красным глазам, Алиса бодрствовала всю ночь.
— Хорошо, а то я боялся, как бы вам не прилетело.
— Мы тоже изрядно перетрусили. У Ленки чуть истерика не началась.
— Как справились?
— С истерикой?
— Угу.
— Ударной дозой коньяка. Да еще и подливали всю ночь.
Судя по коньячному аромату, подливали не только в Ленку.
— Ким, откуда так бензином несет?
— В УАЗик попали, от него бензином несет. Мы страху натерпелись, думали загорится.
Муха напряглась, тихо зарычала. Похоже, у нас гости?
— Алис, давай назад. Сейчас что–то будет.
Чмокнув меня в щеку и взлохматив макушку, девушка ушла обратно к детям.
— Не стреляйте! Я есть, переговорщик! Не стреляйте!
Всего пять лет, как советская власть ушла из Прибалтики, а он уже по–человечески разговаривать разучился.
— Не стреляйте! Разговор есть! — прикрывшись толщей каменной стены, продолжает гнуть свою линию прибалт.
— Не стреляйте! Я есть…
— Нерусский, сюда иди, — перебиваю парламентера.
— Не стреляй!
— Гоу, гоу, — получив сочную плюху, парламентер вылетел из под прикрытия стены и замер на «нейтральной полосе».
— Так и будешь стоять?
Мискас на негнущихся ногах тащится на нашу половину стоянки.
— И руки твои чтоб я видел. Кругом повернись. Еще раз. Медленно поворачивайся, — оружия не видно. — Медленно, я сказал! Ты на ухо туговат!? Или может у меня с дикцией плохо!? Не!? Все в порядке с дикцией!? Кивни. Вот молодец, растёшь над собой. Чего хотел? Говори.
— У нас есть предложение…..
— Мискас, — перебиваю подошедшего парламентёра. — Если я тебя пристрелю, как мыслишь, пришлют другого, как ты выразился — переговорщика? Я так думаю, что да. Давай проверим? Я сейчас из обреза один патрон выну. И мы…, в смысле — ты…, сыграешь в русскую рулетку. Как тебе идея? По–моему отличная.
Идея прибалту активно не нравится. Но вот беда, его мнение тут никому не интересно. Ему ведь тоже неинтересно было — каково мне было тут всю ночь сидеть.
Мне ведь тоже страшно.
Не за себя, за детей.
И за Ким.
— Так нельзя дела–а–а–ать. Я же парламентер, в парламентёров нельзя стрелять, — отчаянно разводя руками, срывается на фальцет прибалт.
Вот не понимаю таких людей. С чего он вдруг решил, что весь мир играет по его правилам? У него есть ксива на беспредел и большая пушка, так сразу он бог — небожитель долбанный, плюющий на правила.
А как сам попал под молотки — не стреляйте в пианиста, он играет, как умеет.
Очень хочется, знаете ли, пострелять.
Мне–то ночью пострелять не довелось.
И правила, если кто не заметил, сейчас устанавливаю я.
— Да ну, ты еще про женевскую конвенцию вспомни, — выпавшая из переломленного ствола гильза звонко бьется донцем о камень у меня под ногами.
Эффектно, должен сказать, получилось.
Для пущего эффекта взвожу курки.
— Не н–н–на–ад–до–о–о, пожалуйста, не–е надо, — рожа парламентера приобрела нездоровую бледность.
Ага, сейчас расплачусь. Изначальное желание попугать эту мразь перерастает в устойчивое намеренье всадить ему дроби в брюхо.
— Какой ствол? Правый? Левый? Не тяни — будь мужиком.
Прислать на переговоры именно Мискаса было огромной ошибкой. Это амёба, сейчас с потрохами вложит своих подельников.
— Жить хочешь?
— Дэ–э–э……
— Что ты блеешь, как овца. Ближе подойди.
— Сколько вас осталось?
— Шестеро.
Ничего себе. Я максимум на восемь рассчитывал, а их минимум одиннадцать.
Откуда?
— Раненые есть?
— Да. Один очень тяжело — не жилец. Еще один ходить не может. Главного змея укусила за руку, дробью оцарапало щеку и ухо.
Молодец Дядя Саша — свою работу сделал.
И змейки сработали.
Эх, молодцы змеюки!
Лично отпустил бы выживших. Да с таким ранами они не жильцы.
Придется наградить посмертно и устроить им торжественные похороны.
Можно даже с салютом.
— Подельники твои? — киваю на форт. — Не дергайся, пальцем показывать не нужно. Так объясни где, кто и где?
— В лагере все, от тебя ответа ждут. Боятся друг друга из вида выпускать.
О как! Не от нас ответа ждут, а от МЕНЯ.
И друг друга боятся.
Хотя в подобной среде это как раз нормально.
Впрочем, это легко проверить.
— Из–за чего грызетесь? Вот только Павлика Морозова из себя не корчи. Я видел, как тебе ускорение придали, чтоб ты переговорный процесс не затягивал. Может статься, ты еще посчитаешься с корешами за ласку. Или тебе понравилось? Нет. Раз — нет, считай, что ты на исповеди. Колись до задницы, сын мой, ничего не утаивай. И воздастся тебе. Может быть.
— Эти, которые всю эту кашу заварили, их трое всего осталось. Один ранен сильно — не боец, я же говорил. Оставшиеся двое с самого начала волками друг на друга смотрят. Но вчера у главаря сила была, а сегодня он мало того, что один остался, так его еще и змеи покусали. Еще выжили — тетка из вашей охраны и один из водителей, примкнувших к банде. У этих на двоих одна мысль — как бы из этой передряги живыми выйти. Прижмет, они сами подельников грохнут — не поморщатся.
Хм, заманчивые перспективы. Грех такие расклады не использовать. Надо бы спросить, как ночью дело было, но спрашиваю совсем о другом.
— Мискас, ты в Союзе в армии служил?
По возрасту, прибалт вполне мог бы попасть в призыв последних лет СССР.
— Да, год.
— Не понял? Почему год, а не два?
— Я полгода отслужил. И ваш долбаный «Союз нерушимый» развалился. Я уехал в отпуск на родину, и не вернулся.
— Так ты еще и дезертир. Да, ты минимум дважды дезертир, присягу СССР нарушил, Орден кинул, — заталкиваю выпавший патрон обратно в обрез. — Какая уж ту рулетка. Придется всё–таки тебя расстрелять. И башку отрезать. Ты только плохо обо мне не подумай. Ничего личного, мне за нее штуку экю дадут. Или за предателей Орден больше платит? Что тебя, мудака, надоумило Орден кинуть? Ведь даже такому новичку, как я, понятно, Орден этого не простит! Ты почему в форме Ордена? В доверие втираться проще?
— Ме…. Меня заставили.
— А тут ты как, оказался?
— Летел. Не долетел.
— Летел?………. Так ты еще и летчик?
— Нет. Пилот погиб……. При посадке.
От чего–то я прибалту не верю.
Аварии в местной авиации заурядное. Навигация, тут почти никакая, топливо от ослиной мочи если и отличается, то исключительно на вкус, а ни как не по октановому числу. Так что бьются часто.
— Куда летели?
— Ты про «Город Солнца» слышал?
— Про это сборище неформалов, хипарей и прочей лохматой шушеры, которую Орден поселил на Рейне. Да, слышал. И кстати, а твои новые друзья, там часом не при делах?
Мискас неопределенно пожал плечами.
Понимай, как хочешь.
— Мы облетали южные отроги Меридианного хребта. Искали тропы, стоянки и прочие следы человеческой активности.
— И как, нашли?
— Нет.
— Я так понимаю, Орден подобный результат вполне устраивает?
— Не совсем. Орден нанял для поисков егерей с Рейна и конвойную роту Русской Армии.
— Конвойную?
— Это те, кто сопровождает конвои, — внес ясность прибалт.
Хитрый падла и жить хочет.
Про роту Русской Армии, это архи важная информация. Это ведь свои и они где–то рядом, по местным меркам.
— Деньги, давай сюда, — не меняя интонации голоса, разворачиваю разговор в новое русло.
— Какие деньги? — искренне удивляется прибалт.
— Ты меня что, провоцируешь на пострелять? Так я и так готов, — все также, лишенным эмоций голосом обрисовываю свое виденье текущего момента.
— У меня все в банке Ордена, — прибалт судорожно сглотнул.
Сухо щелкнул взводимый курок.
— Прощевай, я буду по тебе скучать. Не сильно, правда, и не долго.
— У меня есть немного налички, — затараторил парламентёр. — Вот возьми, — дрожащей рукой прибалт извлек из нагрудного кармана стянутую резинкой тощую пачку пластика.
Негусто, даже пяти сотен не будет.
— Будем считать, ты купил себе год жизни.
— У Марка тоже деньги есть. Много. Очень. Сейчас он не сможет торговаться, и ты их заберешь себе, — крупный пот выступает на лбу прибалта.
— Марк это?
— Главный.
Конечно, заберу. Вот только будет неправильным закрысить долю пацанскую. Трофеи на всех раскинем, не в деньгах счастье.
Деньги это всего лишь инструмент для достижения цели. Вот и пустим их по прямому назначению. На данном этапе прикрытая спина — стоит всех денег мира.
Хм, в пачке под резинкой, не только деньги.
Кручу в руках Ай–Ди на имя «Arturas Vilkas». Зуб даю, на Ай–Дишнике есть бабки. Вон как сплохело парламентеру, он дышать через раз стал.
Вот только попытка снять эти деньги по этому Ай–Ди наверняка окончится созидательным трудом в угольном забое или на строительстве дамб.
Не наш это метод, не наш.
Задарить этот Ай–ди фрау Ордена?
Так она тоже может очень сильно расстроиться, решив, что я причастен к пропаже самолета и поисковой партии. Настолько сильно расстроится, что я даже до угольных шахт Портсмута не доеду.
Не–не–не, это тоже не вариант.
К дьяволу загадки — Ай–дишник падает под ноги прибалту.
— Что там у вас за предложение было?
— Предлагаем разойтись краями. Мы уезжаем. Вам остается техника и груз.
— Сколько грузовиков уходит?
— Два грузовика, багги и пикап.
— А чего Хамви не берете?
— Зачем? — искренне удивился моему вопросу прибалт.
Действительно зачем.
Грузовик штука намного более полезная.
Итого четыре машины.
А Мискас говорил, что их осталось шестеро, при одном смертельно раненом.
Значит, второму раненому досталось достаточно серьезно и за баранку его не посадят.
Да у них там воевать некому.
Хотя, рисковать с атакой все равно не будем. Смысл подставляться под пули из–за хабара.
Это ночью мы воевали за свои жизни.
А сейчас пусть берут, что хотят и проваливают. Нам все равно ништяков перепадёт.
Так что, пусть берут и едут, не жалко.
Но мы всё–таки подстрахуемся.
— Не–не–не, так не годится. Вы нам УАЗик прострелили. Так что пикап остается. Теперь у меня на него большие планы. Вас шестеро, по сути даже пятеро, Двух грузовиков и багги вам вполне хватит. В тесноте, как известно, да не в обиде поедете. Устроит такой расклад? Нет? Ну, нет, так нет. Война продолжается, — сухо щелкает второй курок обреза.
— Подожди! Не стреляй! Я не могу принимать такие решения, надо главному доложить.
Вот это правильный ответ, именно в расчете на него я и нагнетал условия контрибуции.
— Не надо докладывать. Некогда мне ждать пока ты двадцать раз туда–сюда бегать будешь. Сюда его зови. Без твоей беготни закроем тему.
Мне будет спокойней, если главарь нападавших сидеть передо мной будет.
А избавиться от него было бы совсем чудесно. Без главаря эта шайка шакалов сможет лишь бежать без оглядки.
— Как скажешь. Я пойду, передам твои условия, — Мискас, или как там его на самом деле зовут, порывается рвануть к подельникам. Повернувшись ко мне задом, прибалт продемонстрировал след рифленой подошвы отпечатавшийся на его заднице.
— Стоять! Я тебя не отпускал! Стой, где стоишь!
— Так, а как же?……..
— А вот так. Степаныч! Будь ласков, принеси «Кенвуд» из брони.
— Что принести? Так и не покинувший поста, Степаныч высунулся над броней борта.
Не понял? Где это его так?
На лице пожилого водителя наливается фиолетом огромный синяк, правый глаз прикрыт здоровенным отёком, подбородок и рубашка на груди обильно залиты засохшей за ночь кровью.
— Ась? Что принести? Не понял.
— Справа от руля рация лежит, маленькая, чёрненькая, с антенной выдвижной. Принеси ее сюда, будь ласков, — как ребенку объясняю Степанычу, что от него требуется.
— Нерусский, надо пояснять, что твоя жизнь напрямую зависит от твоего красноречия? Если в вашем дружном коллективе расклад, как ты на исповеди отчитался, то вашему «бригадиру» коллектив выдаст пинка еще посильнее твоего. Молись в рацию, — вручаю прибалту Кенвуд.
Пока прибалт перетирает с бандитами условия дальнейших переговоров, интересуюсь у Степаныча — кто его так приложил.
— Да пистоль здоровенный, который вчерасе с трупака сняли. Я из него сшиб того бедолагу, который из–за стены выскочил, — Степаныч виновато замялся.
Вот ведь — под полтинник мужику, а как первоклассник перед училкой мнется.
— Нерусский, а ты чего лыбишься? Что–то веселое увидел? Я тебе сейчас такую травму организую, остаток жизни только и сможешь, что милостыню просить. Подавать на ура будут, не сомневайся. Я уж постараюсь, с фантазией тебя уработаю.
Ухмылка исчезает с лица прибалта.
Ну вот, так–то оно лучше намного.
Киваю Степанычу — продолжай.
— У этого пистоля отдача, как у танковой пушки. Как копытом в морду прилетело. Я даже подумал, грешным делом — все, отмучился Степаныч. Ан нет, только пол морды разворотило.
— Да ладно, нормально все, отец. До свадьбы заживет.
— Шутки у тебя, — обижается на подколку Степаныч.
— Какие тут шутки. Ты же еще…. — сжимаю кулак в интернациональном жесте, символизирующем размер и упругость мужского полового органа. — Ну вот, раз ты еще о–го–го, будет и свадьба. В лучшее надо верить. И к нему же стремится.
Муха забеспокоилась — к нам опять гости. Посмотрим, что у них за «главный».
— Степаныч, давай на пост. Недолго осталось.
Из–за форта вышел новый, ранее не виданный мною персонаж.
Высокий, плечистый альбинос, возрастом чуть за тридцать, с желтыми, пустыми — как у назначенных в мины змеюк, глазами. Покрытое нездоровой испариной лицо и ухо залеплены полосками пластыря. Ведьмак Гарольд просто, приходит на ум сравнение. Правая кисть забинтована и подвешена в перевязь. Из–под бинта торчат распухшие сосиски пальцев.
Альбинос упакован в добротный камуфляж. На правом бедре кобура с пистолетом (как он забинтованной рукой стрелять собрался?). На груди, рукоятью вниз висит большой нож в черных, кожаных ножнах. На поясе очень полезный в хозяйстве «Кенвуд». На ногах песочного цвета берцы.
Что–то кожа у альбиноса–главаря не белая или загорелая, а неестественно желтая какая–то. Белки глаз желтые, как у больного гепатитом.
Действительно больной?
В здешнем климате заразиться всякой гадостью можно на раз.
Или это последствия змеиного укуса?
Универсальный антидот он себе скорее всего вколол. Но это ни разу ни гарантия.
И взгляд. Да.
Альбинос люто–бешено меня ненавидит. Такое не скрыть, так ненавидят исключительно маньяки или кровники.
Да он похоже не столько на антидоте, сколько на ненависти держится.
Непредсказуемый персонаж, очень неизвестная «неизвестная» в нашем уравнении.
— У вас пять минут, чтобы исчезнуть в направлении города. Два грузовика и багги ваши. Этот, — показываю стволом обреза на альбиноса, уходит последним, и только после того, как вы все выедете со стоянки. Условия не обсуждаются! Или будет, как я сказал, или вы трупы, а с остальными мы моментом разберемся. Без вас они околонулевые величины. Альбинос дернулся, как от удара током. Презрительно скривил губы, выдержав паузу, кинул в знак принятия условий. Нет в нем страха, ненависть есть. Это плохо, очень плохо, пока я или он жив, для него война не окончена.
Не попрощавшись, прибалт убежал за форт.
Взвыл мотор.
А вот дальше произошло совсем неожиданное.
Ревя мотором, багги перевалил через периметральный вал и, поднимая пыль, помчался на запад.
Альбинос заторможено повернулся на звук. Судя по удивлению на лице, его планами бегство багги не предусматривалось.
Сейчас он поймет, что Все. Совсем ВСЕ.
БАХ!
Вот такая я редиска. С пары шагов, тяжелая пуля шестнадцатого калибра мгновенно обрывает мучения белоголового. Даже конвульсий нет, «Бам!» — готов.
На выстрел прибегает Степаныч, косоглазые и Дядя Саша привстают на своих позициях, причем, совсем не там, где я ожидал их увидеть.
Меняю патрон в стволе. — Мы победили. Теперь нужно собрать трофеи. И вообще осмотрится.
Перевернув альбиноса на спину, смотрю в пустые глаза. Умер человек, а взгляд совсем не изменился — был как у рыбы, такой же и остался после смерти.
Снимаю с бедра покойника кобуру.
Что там у нас? «Беретта». Годится, на стол ее.
Хлопаю по карманам, обойма, еще одна. На стол их. Нож туда же. Бумажник в карман, потом посмотрю, что там. Часы, аптечка, таблетки какие–то, на стол их. Открытая пачка сигарет незнакомой марки, это Степанычу. Все, больше ничего интересного.
Ан, нет, есть еще ключи от машины, прицепленные к брелоку сигнализации.
А если нажать?
Тот самый заряженный на проходимость пикап отозвался на зов брелка.
— Дядя Саша, принимай аппарат. А то твой, похоже, свое отъездил.
Бывший егерь поймал брошенные ключи и пошел догонять косоглазых, ушедших на западную половину стоянки.
С той стороны, куда ушли Итц*Лэ и Син, все тихо.
А раз все тихо, то можно и мне выдвигаться.
— Олег ты с нами?
Бывший зек отрицательно покачал головой, — Я тут пригляжу.
Ну и чудно.
В узком дефиле между северной стеной форта и валом воняет смертью — выпущенной человеческой требухой и гарью. За ночь местные насекомые добротно обосновались на трупах. Наше вторжение в облюбованный насекомыми мирок вызывает утробное, монотонное жужжание тысяч крыльев.
Тьфу ты, в длинной, рваной ране трупа под стеной уже копошатся мелкие, белые личинки.
Оружие сразу отложить в сторону. Похлопать труп по карманам. Толстые пачки денег не прощупываются. А мелочь потом выгребем.
Что тут, у нас по стволам?
«М 16», с каким–то коротким магазином. Еще пара таких же коротышей рассованы по карманам трупа. Страшного вида нож. Маленькая фляга с рваным, явно осколочным отверстием. Фу–у, сивуха какая–то.
Негусто, следующий.
Еще «М 16», с таким же ущербным магазином. Запасные магазины? Всего один, зато здоровый — на три десятка патронов. Карманы не топорщатся пачкой местных тугриков — обидно, но вполне ожидаемо. Зато топорщатся характерными сферами.
Гранаты?
Гранаты. Пластиковые черные. С малопонятной буквенно–цифровой надписью на корпусе.
Слезогонка?
Очень похоже. Очень.
Прилети к нам пара таких подарков, паники было бы не избежать. Да и как бойцы мы бы стали не очень.
Что еще?
Все.
Идем дальше.
Ни денег, ни длинноствола. На ремне трупа, кобура с пистолетом и мачетоподобная железяка местного производства. Зато рядом с трупом нашлись очки со сломанной дужкой. Пойдут в мою коллекцию.
Дальше.
Последний труп самый интересный.
Бурая полоса тянется на два десятка шагов. Не повезло мужику, изрядно намучался, прежде, чем костлявая заключила его в свои нежные объятия. И ведь почти дополз до подельников. Будь подельники посильнее духом, или сообрази покойный, перетянуть ремнем пробитое осколком бедро, имел бы все шансы и дальше радоваться жизни.
Переворачиваю тело.
Хм, других ран нет — точно бы выжил. Обыскиваю карманы.
Не считая еще одной черной гранаты, пусто.
— Степаныч, оставь ты в покое эту страсть американскую, — пожилой водитель со вздохом прислоняет М 16–ю к стене.
— Твою мать! — Степаныч буквально пронизывает пространство, вот только что ставил винтовку к стене, а через мгновение тяжело дышит в пяти метрах от винтовки.
— Приведение увидел?
— Ась? — Степаныч сгреб с головы некогда белую кепку и судорожно вытер выступившую на лбу испарину. — Сам посмотри, только аккуратно, она живая еще.
Успеваю схватить за ошейник Муху, решившую проверить, кто это там такой дерзкий, что до дрожи в коленках нашего Степаныча напугал.
— Дура, блин, была же команда — Место! Какого ты сюда приперлась? Хорошо еще на земле всех змей затоптали, — распустил я собаку, придется наисрочнейшим подтягивать ее воспитание. Для нее, это вопрос выживания.
В щели между камней кладки замерла тоненькая серая змейка. Вот ведь минеры расстарались, ее при свете дня с пары метров не разглядишь, а они в кромешной темноте на ощупь навязывали. И ведь как грамотно привязали. Ботинки или сапоги змеюкам не по зубам, но косоглазые абсолютно правильно рассчитали, что в темноте нападавшие будут придерживаться руками за стену форта. Тут–то змейка и попробует вкус человеченки.
— Степаныч, штаны сухие? Ага, обязательно схожу, куда ты меня послал. А пока пошли дальше. Самое интересное впереди.
Связанный человек извивается на земле. Рвет жилы в попытке отыграть сантиметры между собой и смертью. Будь у него возможность вцепиться в землю зубами, он без раздумий вцепился бы в нее, помогая телу отползти еще на пару сантиметров. Но такой возможности у него нет — рот страдальца заткнут замасленной, грязной тряпкой, долго пылившейся под сиденьем грузовика.
— А–А–А–А–А Фак! — (дальше не разборчиво, но от души), хрипит справа.
Придя из кошмаров и заслонив полукруг восходящего светила, Смерть склонилась над человеком. Не милая добрая старуха с косой, нет. Теперь человек знает, истинный облик смерти может быть только один — это облик бога смерти древних индейцев — ацтеков или мая. Хотя, какая разница, кто разберет этих желтозадых обезьян, скормивших своим богам миллионы вырванных из живой плоти сердец.
И глаза — глубоко посаженные, слегка косящие к переносице, напрочь лишенные эмоций.
Смерть заглядывает человеку в глаза, с минуту пытается рассмотреть что–то понятное ей одной. Косые лучи рассвета сверкают на бритвенно–остром лезвии выкидной навахи. Смерть нагибается и переворачивает человека на живот.
Вспышка боли в давно потерявших чувствительность запястьях, туго стянутых собственным ремнем. Так хочется жить, хотя бы пару лишних мгновений, ну, что вам стоит.
Сверкает нож, и еще раз, и еще.
Нестерпимая боль толкает потерявшее разум тело вперед. Метр, еще один, и …. Лицо упирается в пропахшие моторным маслом сапоги из странной кожи.
Кисти рук горят огнем — перерезали вены?
В лодыжки впиваются сотни раскалённых игл.
— Ы–Ы–Ы–Ыы–ы–ы! — припрет, и с кляпом в пасти сирену переорешь.
— Степаныч, пни его кирзачём, чего он разорался. Ток не переусердствуй, надо чтобы он очухался слегка, а не отрубился окончательно. Да оставь ты в покое кляп, тут не детский сад — штаны на лямках, очухается, сам вынет.
— Баб и детей куда!? — откуда–то из–за машин звучит сиплый бас Дяди Саши.
— Всех в кучу.
Подгоняемый нежным пинком кирзового сапога, слабо воспринимающий реальность человек вливается в толпу таких же неудачников, согнанных в тень под каменную стену форта. К черту! Кляп, выдрать кляп, да хоть вместе с зубами и языком в придачу.
И пить! Пить! Все что угодно за глоток воды! Один глоток, глоточек!
Звякнув зубами об алюминий фляги человек, жадно глотает.
— Вот присосался, знатно у них трубы пригорели, — бубнит себе под нос Степаныч.
Флягу вырывают из дрожащих рук.
Пить! Пить! Пить!
Русский парень, с длинными — до плеч волосами и покрытым сеткой тонких шрамов лицом, задумчиво прохаживающийся вдоль строя приходящих в себя людей, остановился. Повернулся к страдальцам и толкнул короткую речь о «Текущем моменте».
— Камрады, алкоголики, наркоманы, тунеядцы. Раньше вы жили, как хотели. Теперь ваши жалкие жизни принадлежат мне. Будите жить, как скажу я. Что не понятно? — русский не по–доброму зыркнул на явно не осознающую всю важность текущего момента сталкершу с глуповатым лицом.
— Что есть тунеядец? — поинтересовалась женщина.
— Тунеядец! — это очень, очень запущенная форма бездельника. Продолжаем политинформацию. Что опять? Политинформация — это брифинг, по–вашему. Не перебивать! Продолжаю. Сейчас, строем идете на принятие водных процедур. Потом прибираетесь тут, отжираетесь, отпиваетесь, отсыпаетесь и вообще всячески приводите себя в порядок. Сегодня конвой стоит тут. Завтра посмотрим. Вопросы есть?
Вопросы имелись.
Много.
И почти у всех.
Не поняли камрады службы. Но это поправимо.
Бах!
Бах!
Через пустые стволы переломленного обреза русский посмотрел на вжавшихся в камень стены людей. Отметил про себя, что даже скотина в импровизированном загоне на время притихла. Стер невидимое пятнышко с металла стволов, сунул новые патроны в обрез и продолжил.
— Свое оружие, деньги, утерянную девственность и разбитые детские мечты требуйте у тех — кто вас всего этого счастья лишил. Я у вас этого не забирал, а посему, не смогу вернуть при всем желании. Теперь, по поводу свободы личности и соблюдения прав человека. Из гуманизма и человеколюбия я трачу на вас целый день своей бесценной жизни. Для тупых поясняю — для меня вы балласт. Нет. Вы якорь, который держит меня здесь, не давая двигаться дальше. Если есть желающие воспользоваться правами человека, то, сперва, они должны оплатить наши услуги по вашему освобождению.
Нет желающих? Я так думал.
(на русском) — Степаныч, гони их в душ, пусть ополоснутся и напьются, а то у них глаза шальные от жажды. Будут возмущаться, для острастки, шмальни разок в воздух. И Псину возьми. Поможет пасти эту отару.
— Направо! В душ! Бегом марш! Але болезный, тебе особое предложение нужно? — устроивший ДТП ирландец, шатаясь, потопал вслед за остальными терпилами.
Навстречу почти бегущей к водопою толпе проходят Син и Мэри с ведрами воды в руках. Наконец–то скотину напоют. Пока толпа освобожденных переселенцев придет в себя и займется своей скотиной, лошадки, коровки, и овечки могут и окочурится.
У меня дежавю. Я уже имел дело с освобожденными пленными. Пусть сейчас и не такой запущенный случай, как четыре месяца назад, но суть та же. От того я как–то даже привычно нарезал народу задач.
Что было замечено моими компаньонами, но вопросы, где я прокачал этот чудесный скил, решительно пресек. Пообещав, что расскажу потом.
Спать рубит, сил нет. И крепчайший, как нефть, кофе уже может взбодрить натянутые нервы.
Но.
У нас еще куча дел.
Нужно собрать, осмотреть, обсчитать хабар. Делить будем потом.
— Итц*Лэ, — киваю латино–индейцу на форт. Очень уж мне интересно взглянуть на убитого в юго–восточной башенке. Заодно убедиться, что там действительно труп. А то воскреснет еще.
Едва не разорвав штаны об натянутую поверх стены ржавую, колючую проволоку типа «Егоза», сигаю со стены точнехонько между точащими из земли горловинами топливных емкостей.
Ха, да сам Бубка не смог бы лучше.
С сочным индейским проклятием рядом плюхается Итц*Лэ.
Вскочив, краснокожий схватился за порванную штанину и шлет проклятия небу — «Егоза» таки не осталась без добычи. И не надо на меня так смотреть, надо тебе задобрить ваших богов — в добрый час, можешь лишнего терпилу забрать и исполнить по вашим обычаям.
Мне их нисколечко не жалко.
Ну–с кто, вернее уже что, там у нас? Помня о запущенных в башенку змеях, уступаю право первооткрывателя расписному.
Нырнув в полумрак башенки, расписной быстро вытягивает на свет тело.
Не скажу, что я не ожидал чего–то подобного, но вот чтобы до такой степени, все–таки нет.
При жизни она не была красавицей. На утоптанной земле внутреннего дворика лежало затянутое в облегающий камуфляж тело, высоченной, слишком атлетично сложенной, коротко стриженой блондинки. Не молодая уже тетка, изрядно за сорок, на мой взгляд.
Мой прогноз был, что в башне погибла жена или любовница главаря бандитов. А по факту оказалась — старшая сестра.
Это объясняет многие странности в поведении бандитов. И разброд в банде ровно из той же оперы. Когда мужиками рулит баба с характером, не может не быть напряжения в коллективе. А в том, что руководящей и направляющей силой в банде была именно белобрысая атаманша, у меня сомнений нет. Слишком волевое лицо, прекрасная физическая форма, отличное вооружение.
Кстати, очень похоже на то, что тетка преставилась именно от укуса змеи, а не от рикошета в тесноте каменного мешка.
У трупа дырка в плече, но от этого не умирают.
По всему, только голову всунула на верхний ярус, тут ее в щеку и цапнули. И в кисть правой руки еще, но это уже неважно. Змеиный укус в лицо оставляет лишь теоретически шансы на выживание.
Расписной прихватизировал с тела, и уже осваивает коротенький автомат с огромной трубой интегрированного глушителя, выдвижным прикладом. Гангстер недоделанный, ведь со знанием дела крутит, явно не из учебников по стрелковой подготовке знаком с девайсом.
«НК МР 5» так, вроде, девайс называется. Не знаю как он в плане практического применения, даже в руках подержать не доводилось, но кинематографичен весьма. На твердую пятерку, с таким автоматом отжигал Брюска Уиллис, в этом, как его «Die Hard» (умела старая школа снимать), почему–то переведенным на русский как «Умри тяжело, но достойно». Неужели в огромной стране нет ни одного толкового переводчика? В Израиль все свалили что ли? Обидно за державу.
Под мысли о проблемах отечественного кинематографа, обыскиваю тело. Еще одна «Беретта» — такая же, была у главаря–брательника.
Как–то, пару лет назад, знакомый из братвы, царство ему небесное, дал шмальнуть пару–тройку раз из такой дуры. Что могу сказать — пистолет как пистолет, удобнее ТТ и точнее «Макарова». Если мне память не изменяет, для извлечения магазина, нажимаем вот эту кнопочку слева.
Память не подвела.
Кстати.
Расписной, уже по–хозяйски обстоятельно подгоняет на себя снятую с трупа атаманши разгрузку. Тяну из разгрузки пару скреплённых хитрой защелкой магазинов. Все–то у них не как у людей. У нас в колхозе ведь как — перемотали пару магазинов изолентой, и вперед — куда партия пошлет, с финишем в Берлине или Вашингтоне. А тут все по науке, и менять магазин удобно и грязь лишняя не попадет, классно продуманно — не отнять.
Выщелкиваю патрон. Уважаю тетку все сильнее и сильнее. Под все оружие у нее один тип боеприпаса. Не то, что у меня — сколько стволов, столько и типов патронов, бардак одним словом.
Классный ствол ушел. Даже страшно подумать, сколько за такой денег поднять можно — на годный пулемет, пол–ящика патронов, и трехдневное обмытие на десять персон хватило бы точно.
Теперь остается только локти кусать, «МР пятого» расписной не отдаст.
Не отдаст и не надо.
Итц*Лэ с плохо сдерживаемым нетерпением хватает протянутую «Беретту». Уже и кобуру под нее на себя нацепил. Когда успел?
А вот «Кенвуд», такой же, как у брата, я тебе не отдам. Ты и так ништяков набрал — не унести.
И кстати, вытягиваю из кармана пенал для очков. Это просто праздник какой–то, в моей коллекции это десятые очки. Дорогие кстати.
Больше на труппе ничего интересного нет.
Были скромные сережки и пара колец сомнительного металла и пудреница с зеркалом. Но пока я разглядывал «Беретту», расписной переложил все цацки к себе в карман.
Что тут скажешь?
Определенно, не мне его хорошим манерам учить.
Я уже думал на этом все, но вождь раскрыл пудреницу. Скептически осмотрел содержимое. Ткнул пальцем в пудру, лизнул палец. И оскалился во всю ширину своей пасти.
Щедро сыпанул щепотку «пудры» на зеркало и втянул ноздрей.
Кокс?
Он же марафет.
Он же крэк.
Он же кокаинум.
— Ну–ка дал сюда. Наркоман малолетний.
Себе я отмеряю щепотку втрое меньше.
Ф–ф–ф–ф–ф–ф…………………..
А–а–а–а–а–а–а–а–а–а–а–а–а–а!!!!!!!!!!!
Ых–Хы–Хы–Хы!
Уф–ф–ф–ф–ф–ф!
Волшебный порошок.
Вот это меня вставило!
Опасная штука.
Разум не затуманен и прекрасно понимаю, что за весь этот шик потом придется платить с процентами. Но организм сигнализирует о том, что усталость и боль в ушибленном колене ушли — как не бывало. Пришли …………да, что там пришли, примчались, легкая эйфория и тотальный — просто всеобъемлющий похуизм.
Ух…… надо бы поосторожней с этим делом.
Отправляю расписного на караульную вышку, надменно возвышающуюся над остальными строениями. Взбодрившийся коксом, расписной не возражает. И с по–детски искренне–счастиливой мордой убывает на пост. Лишь бы он там по сторонам глазел, а не с новой игрушкой забавлялся.
А я проверю башенку из которой собирался палить альбинос. Вполне может статься, что его ствол так там и остался.
Утро уже в разгаре, но в каменном мешке башенки полумрак. Выжидаю пару минут, пока глаза привыкнут к сумраку. Сложив у входа сбрую и прислонив СВД к стене, втискиваюсь в узость входа.
На полу дохлая змея с оторванным хвостом. Под каблуком влажно чавкает раздавленная голова — контроль, контроль и еще раз контроль. Глаза уже привыкли к сумраку.
Узкий каменный колодец с вмурованными в кладку шестью ржавыми скобами. Пробую скобу на прочность. Хорошо вмурована, без халтуры. Тут вообще все без халтуры делают, неказисто, местами даже некрасиво, но прочно — не отнять.
По скобам поднимаюсь наверх.
Ну, я тут, а где змеи? Обмотанная солидным куском плотной ткани левая рука упирается в пол каземата. Поудобнее перехватиться правой рукой, замотанной левой рукой, как щитом прикрываю лицо. Есть что на полу?
Есть!
Замотанной рукой подгребаю к себе ствол.
Скрип чешуйчатого тела по камню, в тишине каменного мешка, сродни взорвавшемуся в паре метров снаряду крупного калибра.
Все! Бегом отсюда, внизу разберусь с трофеем. Ободрав запястье о шершавую стену, неловко шлепаюсь на пол.
Твою дивизию…
Пытаюсь удержать равновесие.
Получится плохо. Ржавая скоба метит в голову.
Бестолковкой в скобу я не попал.
Это хорошо.
Зато в каменную стену не промахнулся. Да и как в нее промахнёшься, она тут везде.
Это уже не так хорошо.
Но стена выдержала напор бестолковки.
А голова? Ну что ей будет там же сплошная кость.
Тьфу! Еще и щеку ободрал.
Сверху опять подозрительно заскрипело.
Из положения на четвереньках, ужом ввинчиваюсь в лаз выхода.
Ух…, солнышко, до чего же ты хорошее, светлое, доброе ласковое. Солнышко еще пока не набрало высоту и прячется от меня за толстой стеной, но я все равно ему рад.
Никто за мной не ползет из темноты? Нет. Вот и славно. На ходу делаю много дел одновременно: застегиваю сбрую, пытаюсь не уронить СВД и при этом разглядываю трофей.
Ствол ну очень близкий родственник снятого расписным с блондинки. Отличий ровно два:
— ствол как бы ни вдвое длиннее,
— еще то, наличие чего я опасался больше всего — ПНВ.
По тактике на бой, именно альбиносу предстояло стать главной ударной силой.
Не проверни мы трюк со змеями, под слезогонкой и стрелком с ПНВ шансов у нас не было бы.
Ствол по местным реалиям довольно спорный, бродить с таким по местным простором определенно будет не лучшим решением. А вот в качестве вспомогательного ствола, с функцией из–за машины пальнуть в ту сторону, вполне справится.
Для Алиски самое то, что надо будет, особенно по началу. Надо только у расписного пару магазинов подрезать, у него и так слишком много железа навешано на неокрепший подростковый организм.
А у меня еще одно дельце нарисовалось. Аж чешусь, как хочется посмотреть, какие сокровища Дядя Саша нашел в пикапе, на котором ездили главари банды.
Логика подсказывает.
Нет не так.
Логика орет в голос, воет и улюлюкает — при таком подходе к подбору оружия в машине главаря минимум на пулемет рассчитывать можно. Бывают пулеметы под пистолетный патрон? Нет. Ну, тогда я согласен хотя бы на пару гранат.
На чем ездил покойный альбинос гадать не нужно, снятый с трупа брелок сигнализации сразу выдал нужный автомобиль.
Годная машина. Если верить надписи «Форд рейнджер». По виду выпуска середины восьмидесятых годов. Трехместная кабина, со сплошным диваном желтой кожи во всю длину кабины. Приборы в стилистике советских Жигулей и Волг того же периода. Полноприводный, высокосидящий (наверняка лифтованый), на порядком езженной, но все еще весьма и весьма зубастой резине. Две запаски, убойный силовой бампер. Задняя стенка кабины, усиленная листом чего–то подозрительно смахивающего на титан или облегченную броню. И рация есть.
Весьма и весьма.
Учитывая, что в кузов пикапа свалена гора оружия и боеприпасов, судя по всему собранная у переселенцев.
Весьма и весьма в двойне.
Дядя Саша у меня больше, даже ломаного экю не получит. Еще и должен будет.
Долг с него мы конечно никогда не потребуем. Ибо прострелить мотор могли и не его машине.
Но напоминать будем постоянно.
Пока Дядя Саша перегоняет своего нового Форда к машинам нашей группы. Я иду осматривать еще одну машину, которой не было в составе нашего конвоя.
Шикарный кемпер на базе военной модели «Ман» 4х 4.
Причем готов спорить, кемпер строили не здесь — в Порто–Франко, а на старой земле — за воротами.
Почему так?
Слишком уж он гламурен для местных дорог. Нет в нем брутальности грубо сваренного металла, суровой, но в тоже время лаконичной функциональности, простых, но эффективных конструктивных решений.
А главное — везде добротная заводская краска.
На крыше кемпера закреплена пара объемных брезентовых тюков.
Забравшись на крышу по ладной алюминиевой лестнице, отмечаю наличие мощной антенны, жадно потираю лапки и приступаю к изучению содержимого тюков.
Палатка, или скорее шатер местного производства. Две штуки.
Обычно, по приезду на место поселения, такие палатки стыкуют к стенам машин или вот таких вот кемперов. Разом, увеличивая обитаемое пространство.
Ведь с чего начинается любой местный городишко или деревушка?
Сперва понятно, пришли, встали.
Хозяйским взглядом окинули окрестные ландшафты.
Американцы могут похлопать — Мы сделали это!
Русские без лишнего шума разлить по сотне грамм бриллиантовых капель.
Немцы, да пофиг на немцев.
В любом случае следующим этапом разбивается лагерь из таких вот поставленных на прикол фургонов, окруженных палатками и шалашами.
Это уже потом — в светлом новоземельном завтра в центре будущих мегаполисов вырастут первые домишки, все также окруженные кольцом фургонов и палаток. А пока, наше все — это то, что привез с собой.
Местные конечно стараются, как могут, налаживают производство палаток из местных материалов. Но пока, спрос на разного рода палатки, шатры и прочее временное жилье в разы превышает предложение.
Тэкс, дверь со стороны пассажира заперта.
А что у нас с водительской дверью?
Обхожу машину.
— Сим–Сим, откройся.
Сим–Сим оказался запертым. Стекла тонированы. А где не тонированы, там обзор закрыт задернутыми шторами.
Перебираю ключи из связки снятой с трупа Марка.
Клац!
Открыто.
Первое что встречает меня за дверью это огромный сверкающий нержавейкой холодильник. А холодильник доложу я вам, по местным меркам, запредельная роскошь.
Что там у нас?
Пиво.
Старо земельное.
Холодное.
В банках зеленого стекла.
Одно плохо — пива мало, кто–то изрядно проредил запасы.
Буль–буль–буль.
Холодное ПИВО ленивой струйкой проваливается в глубину организма.
И пусть весь мир подождет.
И еще немного подождёт.
И……
— Начальник, ну что тама?
Тьфу, блин! Весь кайф обломал.
— Степаныч, пиво будешь? Холодное.
— А водовки нет?
Лезу в холодильник. О да тут еще и встроенный бар рядом.
Красиво живут.
— Бренди, Кальвадос, Джин, Текила, еще что–то в красивой бутылке. Во, даже Абсент есть. Богатый выбор. Вот только водки нет. Уж извини.
— Жаль, — сплюнув тягучую слюну, печально вздохнул Степаныч.
Я уже было потянулся за уполовиненной бутылкой бренди, не водовка, но все же. Как в глубине кемпера кто–то захрипел. Противно так захрипел, как с того света.
Тело вжалось в нишу стены, а стволы обреза уставились в полумрак салона еще до того как путая бутылка звякнула о пол.
Но как по мне, нужно было проделать все в три раза быстрее.
Лезть в полумрак у меня никакого желания. Мне уже приходилось сталкиваться с недобитками, отлеживающимися в подобных условиях.
Я бы даже шмальнул на звук для верности, но жаль портить такой шикарный трофей.
— Кто там? Назовись.
В ответ снова натужный до неестественности хрип.
Тонкий луч миниатюрного фонаря шарит по внутренностям кемпера.
Невидно ни хрена, натянутая поперек прохода занавеска мешает.
— Степаныч, пошуми снаружи у окон.
Стволом обреза отодвигаю занавеску.
Н–дэ.
Можно расслабится, стрелять точно не будут.
На широком спальном месте практически двуспальной кровати, занимающей всю заднюю часть кемпера, уложены два связанных человека.
Крепко так связанных, качественно.
— Степаныч, живо организуй сюда Ольгу и пару ведер воды!
Первым делом режу веревку притягивающую запястья к щиколоткам. Затем вынимаю туго засунутый в рот кляп. А потом уже срезаю путы на руках и ногах.
Закончив с путами, обхватываю женщину сзади подмышки (попутно отмечаю, что грудь у нее какого–то совершенно фееричного размера), выволакиваю из кемпера и укладываю в тенек.
Где там вода!?
За время пока я вытаскивал женщину, мужчина сумел слегка продвинуться в сторону выхода.
Подхватываю страдальца, выволакиваю на воздух и укладываю рядом с грудастой теткой.
А вот и вода.
Аккуратно лью воду на голову страдальцев, а потом даю вволю напиться.
Ольга — наш единственный хоть немного сведущий в медицине человек, уже хлопочет над женщиной. Рядом с Ольгой топчется Олег с калашом за спиной.
Впрочем, уже не единственный.
Передо мной на траве лежит полноценный врач. Хоть и пидорас.
— Здравствуйте доктор………. Энрике, кажется.
Мужичонка сфокусировал взгляд на моей скромной персоне. Видно, что он пытается меня вспомнить, но не вспоминается.
Интересно, он вспоминает, как его зовут, или где он меня видел? Или то и другое сразу.
Былой лоск с него ушел. Сейчас это отечный, рыхлый старик, с растрепанной бородкой и седой жидкой шевелюрой.
Доктор пытается усесться, оперившись спиной о колесо кемпера.
Получается плохо, но в разы лучше, чем его потуги самостоятельно выбраться из кепмера.
Олег дернулся было помочь.
говорят на русском
— Олег, сразу предупреждаю. Этот гражданин из тех с кем Люди за руку не здороваются.
Олега как током ударило, — Пидор, что ли!?
— Угу, голубее голубого. Но при этом он хороший врач и человек, который оперировал моих детей. Причем бесплатно.
— Пойду я, — после некоторой паузы выдавил из себя Олег. — Еще воды принесу.
говорят на иностранном
— Доктор, а где же ваш чудесный «Ламборджини»?
— Остался на Базе Ордена. Вместо него пришлось купить этот замечательный дом на колесах…….., — в конце фразы до Доктора дошло, что я подозрительно много знаю о его прошлом и о «Ламборджини» в частности.
— Сразу по прибытии на эту грешную землю, вы оперировали моих детей. И все сетовали на русских коновалов, которых допустили к работе с детьми.
— Да, помню. У вас был номер напротив нашего, — таки вспомнил, меня доктор.
— Именно, и вы мне всю ночь спать мешали. Кстати, где ваш друг?
— Гектор. Когда наши похитители выяснили, что к медицине причастен только я. Его увезли. Какая–то сволочь сделала им заказ на мальчика.
— А на девочек заказа не было?
— И на девочек был, — доктор кивнул в сторону грудастой тетки. — Вот только улов оказался бедноват. Стриптизерша на закате карьеры, не совсем то, что заказывали у бандитов.
Стриптизерша?
Прелести у нее определенно впечатляющих габаритов. Но в остальном, грубоватые черты лица, минимум двадцать кило лишнего веса, и запущенный целлюлит.
Видимо её «танцы» совсем плохо оплачивались, и пришлось ей сюда податься.
— Она клиентам наркоту продавала. На чем и погорела, — правильно прочитал выражение моего лица доктор.
— Доктор, вы единственный медик на тысячу миль вокруг, и нам может потребоваться ваша помощь. Вам это по силам?
— Час времени привести себя в порядок. И я к вашим услугам. И если не трудно, достаньте что ни будь крепкое из моего бара.
Это запросто. Заодно рассовываю по карманам пару бутылок пива. Откупориваю третью и как туз отправляюсь дальше.
Следующим номером моей культурной программы — осмотр сложенных в ряд тел. Бандиты очень грамотно упаковали конвой, обойдясь без ненужных жертв.
Учитывая, что своего человека бандиты внедрили еще в городе. Нашлись доброхоты, взяли попутчика за недорого. Все у них прошло как по маслу.
Снотворное в бухло. Причем сперва выставляли чистый алкоголь, а когда народ втянулся и пьянка набрала обороты, на стол выставили бутылки, в которых помимо бухла было щедро замешано снотворное.
Пили понятно не все.
Трезвенников упаковали при помощи хлороформа или подобной химии. К кому–то подкрались сзади. На кого–то наставили ствол, а уже потом приложили к морде пропитанную хлороформом тряпку.
Как выяснилось позднее, сюрвейерам предложили примкнуть к банде.
Высокий тощий выживальщик и Сандара согласились.
Теперь облепленный мухами труп тощего валяется в грязи. А Синди, подозреваю что специально, умудрилась перепутать бутылки с алкоголем и теперь приходит в себя вместе с остальными.
То ли банда нуждалась в бесплатной рабочей силе. То ли просто не хотели плодить трупы.
Но и лишним гуманизмом бандиты явно не страдали. Под ногами полный набор травм несовместимых с жизнью:
— свернутая шея,
— перерезанное от уха до уха горло (этого типа я что–то в конвое не припомню, похоже перед бегством бандиты кончили своего. Проверяя внезапно родившуюся догадку, осматриваю подошву ботинок. Хм, протектор подошвы ну очень похож на тот, что я видел на жо……. заднице, конечно же, Мискаса).
— вот этого, судя по въевшемуся в кожу следу от веревки — задушили (но он и так бы умер от рваной раны в животе).
— тело без внешних повреждений, но если его перевернуть, наверняка найдется рана под лопаткой.
Мужественно забарывая накатившую тошноту, проверяю трупы у машины. Пусто, все ценное забрано до нас.
В отличие от остальных крайнее тело без видимых повреждений, связанно.
Оставшийся командовать выживальщиками лысый тип при жизни был изрядным мудаком, но хоронить его связанным однозначно не наш метод. Чем его там связали? Переворачиваю тело.
Выдумщики какие — локти труппа стянуты скрученной рубашкой. Не многие знают, скрученная в импровизированный канат обычная рубашка по прочности этому самому канату не уступает.
Ткань возле намертво затянутого узла с трудом поддается остро заточенной стали.
Теперь вытащить кляп и можно считать долг исполненным.
— Блевотиной захлебнулся, — констатирует голос за спиной.
— Твою дивизию! Степаныч, ты меня заикой сделать хочешь? Шуми, что ли когда к начальству подходишь.
— Как скажешь. Могу за пять шагов переходить на строевой шаг и честь отдавать, — окрысился Степаныч.
— Остынь, проехали тему. Ты мне лучше скажи — пока ты мне тут по ушам ездишь, твои подопечные не разбегутся?
— Нет, не разбегутся. Их псина твоя пасет, а у нее не забалуешь — службу она правильно понимает. Я это к чему, шурин мой с корефаном своим — Родькой Рябым перебрали водовки паленой, когда на утро нашли их на скотнике деревенском, так вот шурин в точности как этот и выглядел.
— А Родька, стало быть, не выглядел? — на автомате поддерживаю беседу.
— Ась? Не, Рябому–то чего будет, в него солярку с керосином как в трактор заливать можно было, ему хоть бы хны. Все — что горит, лакал, стервец, не брала его никакая отрава.
— Удобрения или пестициды ему давать не пробовали?
— Ась? Хм, нет — не пробовали. Хотя мысля интересная. Ну да что теперь, уже не проверишь, как его пестицид вставит, — судя по мечтательному выражению морды и красноречивым жестам рук, Степаныч прикидывает, как прихватит шею Родиона в локтевой сгиб, а второй рукой нежно засунет пестициды ему в пасть.
— Может, кто еще и проверит? Не оскудела земля Российская на таланты, — пытаюсь подколоть Степаныча.
— Ась? Нет — не проверит. В позапрошлом годе, по пьяни, замерз Родион.
Вот это я от души подколол. Хотя, Степаныч сам виноват, не я этот разговор начал. Да и мне, уже порядком надоели незатейливые описания быта сельских люмпенов.
— Степаныч, ты по делу приперся? Или потрындеть не с кем?
— По делу, — надулся пожилой водитель. Этих помыли, что с ними дальше делать? — явив миру давно не чищеные зубы, Степаныч широко зевает. — Бр–р, спать рубит, ни каких сил нет.
— Ну, вот и иди спать. Без тебя разберемся, а ты нам нужен живой, здоровый и полный сил. Дорога у нас дальняя.
Как мало человеку надо для счастья, есть люди, которым необходимо, чтобы решения принимали за них. Я ни на йоту не сомневаюсь, что через пять минут команда отбой будет не просто выполнена, а перевыполнена.
Спать действительно рубит люто.
Нюхнуть еще что ли? Или пока воздержатся?
И вообще, пора заканчивать траурные процедуры.
— Прощай, не знаю как тебя там. Обойдемся без эпитетов, о мертвых или хорошо или никак.
Прожужжав, как заходящий на посадку Ми–24й, большая, жирная муха облюбовала поросшую недельной щетиной, заострившуюся скулу трупа.
Надо же, почти как земная. Эволюция насекомых рождает очень схожие виды? Или это уже проникшие с земли мухи расселились?
Муха тем временем заползла в ноздрю трупа, а на ее место тут же уселась другая, помельче.
— Апчхи!!! — муху выдуло из ноздри, а внезапно оживший труп ошалело уставился на меня.
Да что же за день–то сегодня! Это что же я и на Хаммере не поезжу!?
Да ну на……………!!!!!
Или придушить его по–тихому?
Шучу.
Не наш это метод. Не наш.
Вылив на голову виживальщика остатки воды из ведра, ухожу смотреть, что за хабар в новом пикапе Дяди Саши и что собрали с трупов косаглазые.
Где там мой новый пулемет. Или я пару гранат загадывал?
Навстречу мне бредут уже достаточно пришедшие в себя бывшие пленники.
Ни Мухи ни других сторожей при них не нет.
И хер бы с ними.
Мы им не няньки. Пусть дальше сами о себе заботятся.
На «нашей» половине стоянки в разгаре тихий час для мужской половины и деловая суета для женской.
Развалившаяся в тенечке Муха подняла голову с лап и вильнула хвостом — поприветствовала, значит.
Сопящие возле Мухи комочки шерсти истолковали мухину активность как сигнал к поиграть.
Это они зря. Псина сложила голову на лапы и задремала, напрочь игнорируя щенячьи укусы за лапы.
Ленка и Ким возятся с котлом, от которого уже тянет вкусным ароматом.
Ольга и Мэри ковыряются в паре здоровенных ящиков.
Единственный бодрствующий мужчина — Дядя Саша, в компании детей осваивает свой новый автомобиль.
Мимоходом отмечаю появление нового ствола в куче разложенных на столе трофеев — вождь не забыл проверить подстреленного за валом.
Увы и ах.
Я тут, понимаешь, от сна отказался, губу раскатил, а в пикапе ни пулемета, ни гранат не оказалось.
Зато помимо кучи оружия нашёлся приличный запас топлива и моторного масла. Прилично продовольствия.
Два больших ящика с медикаментами. Инвентаризацией которых сейчас занимаются Мэри и Ольга. Сдвинув трофейное оружие на край стола, раскладывают лекарства в аккуратные кучки. А Ольга каллиграфическим почерком делает записи в толстой тетради.
А кому как не аптекарю с медсестрой этим заниматься?
Присев за стол напротив сложившего голову на руки спящего Олега интересуюсь у Ольги, — Это не доктора на медикаменты обнесли?
— Нет, — сдув мешающую прядь волос категорично отвечает Ольга. — Ты говорил он хирург, а тут практически нет инструментов. Если судить по ассортименту лекарств, в эти коробки срывали все, что находили в аптечках переселенцев. Причем обнесли не только наш конвой, — Ольга ввернула фразу из лексикона мужа. — К примеру, есть поддерживающие препараты после химиотерапии, инсулин, витамины, даже хондропротекторы есть.
— Что есть?
— Хондропротекторы, если по–простому, лекарство для профилактики болезней суставов.
— Я так понимаю, инсулин колют часто и если бы диабетик был в нашем конвое, мы бы уже знали об этом?
— Именно. Он либо уже мертв, либо не ехал с нами.
— Дэн, на минутку, — позвал меня Дядя Саша.
— М??
— Тебе, — Дядя Саша протянул мне объемный рюкзак. — В кабине лежал.
Вот это правильный подход.
Не то чтобы он пытался как–то меня умаслить. Скорее чувствовал себя виноватым за то, что ему достался очень годный пикап. А у меня ничего кроме затрат.
Любопытный рюкзачок, кстати. Мой старый — который я считал очень неплохим, с этим чудом туристической мысли даже сравнивать не хочется.
Однозначно беру себе, идеальный девайс для путешествий в отрыве от транспорта. В жизни возможны любые повороты, и лучше проходить их подготовленным. Живее будешь.
Что там, в рюкзаке кстати?
Пара комплектов хорошего нижнего белья, мужской и женский. Неплохо, пойдет на бартер, под меня или Алиску белье великовато.
Аптечка, средней паршивости, тоже найдем куда пристроить.
Пачки люгеровских патронов. Это очень в тему.
Сверток со всякой женской гигиеной, совсем хорошо. В этом плане в сотне миль от Порто–Франко царит каменный век.
Еще пара патронных пачек.
О! блок сигарет «Мальборо»! И еще один наполовину пустой. Очень, очень хорошо, сигареты в определенной ситуации валюта лучше золотого экю.
Круглая жестяная коробочка леденцов. Ну, не выкидывать же.
В боковом кармане нашёлся походный столовый набор на две персоны, запаянная в пластик бумажка А 4 формата — как по мне так это таблица частот связи и новенькая портативная метеостанция.
Метеостанция — это по–настоящему круто. Водонепроницаемый обрезиненный корпус, часы, настроенные на местное время, компас, температура, давление, влажность, скорость ветра.
О! еще и шкала высотомера есть.
Если прибор не врет мы сейчас на отметке 46 метров над уровнем моря.
Метрические шкалы радуют особенно сильно. Судя по весу, прибор еще и не тонет. В кармане куртки его, как талисман носить буду, никому не отдам.
Документов нет.
И на трупах их не было.
И так неплохо, будем знать меру.
Спать–спать–спать.
— Дядя Саша отсортируй стволы и патроны, все что под наши (в смысле советские/русские) сложи в БТР. С остальным потом разберемся.
— Сделаю. Дэн, ты не в курсе, что это такое? Пахнет вкусно, — егерь протягивает мне брусок чем–то похожий буханку хлеба или кирпич.
— Это… Это народная индейская еда. Называется пеммикан. Там индейцы делали его из смеси сушеного мяса и сала бизонов, с добавками молотых орехов и сушеных ягод. А тут вместо бизонов на пеммикан пускают рогача и, как правило, щедро сыпят специй. Ничего так — съедобно, если нормально приготовлено. И хранится долго.
— Понятно, — Дядя Саша тут же закидывает в пасть кусочек на пробу.
Судя по выражению лица, пеммикан явного отторжения у него не вызвал.
Осмотрев пикап, не нахожу ни местной валюты ни драг металлов.
Зато нахожу еще одни очки. Копию тех, что я забрал с трупа атаманши.
Мискас говорил, что у Марка были деньги.
Либо мы их не нашли, либо они уехали в сбежавшем багги.
Либо никаких денег вообще не было.
Прибалт — красавчик, и смылся вовремя. И деньги унес, как минимум те, что выпотрошили из нашего конвоя. И с любителем пнуть ближнего своего под зад посчитался.
Мысленно я ему аплодирую.
Встречу пристрелю.
Но сперва спрошу про деньги.
Дальше не помню, отключился.
Мне синился сон, про кристально чистые лесные озера, родники с вкуснейшей водой, холодной настолько, что он нее ломит зубы. Про затяжной осенний дождь, крупными каплями стекающий по лицу.
— А давай дохлую змеюку туда сунем. Папка проснется, сунет руку……., — шепчет детский голосок.
— Давай лучше пауку лапы оборвем, — не соглашается другой голосок.
— Да ну, утонет еще, — с мальчишеским максимализмом напирает первый голос.
— Я вот кому–то змеюку в штаны засну. А кому–то паука с оборванными лапами, — сон не хочет уходить, хочется обратно под крупный осенний дождь.
Но змеюка, пусть и дохлая. Или паук, а они тут бывают размером с ладонь.
Эти сунут, с них станется.
Усилием воли разлепляю глаза.
Папка злой и не выспавшийся.
От счаз кто–то огребет!
Обнаруживаю себя в положении сидя, прижавшись спиной к зубастому колесу шуша. Тело затекло, но в голове слегка прояснилось. Слева от меня на траве отдыхает СВД и найденный в башенке автомат. Справа верно сопит Муха.
А прямо предо мной ведро холодной воды, в котором плавает две бутылки зеленого стекла.
А я точно проснулся?
Судя по ехидным детским мордочкам — точно.
Это дети на меня из ведра водой брызгали, а я думал, мне дождь снится.
Выловив из ведра холодную бутылку, сочно вскрываю пробку и присасываюсь к горлышку.
Весь негатив улетучивается без следа.
— Спасибо вам, спасли папку.
— Это Ким придумала. Она умная, — шмыгнув носом, заявляет сына.
— И красивая, — вставляет свое мнение дочка.
— Да я, в общем–то, в курсе.
Еще бы погрызть чего?
— Долго я дрых?
— Три часа, — Ким присаживается рядом со мной, скрестив ноги по–турецки. В ладонях у нее тонко наструганные ломтики вяленого мяса.
Самое оно к пиву.
Вылавливаю из ведра вторую бутылку.
— Будешь?
— Нет, — отмахивается от моего предложения Ким, и бутылка ныряет обратно в ведро.
— Что тут было пока я дрых?
— Доктор перебрался на нашу половину. Олег было начал бузить, но Ольга быстро его застроила. Еще с той стороны приходили. Требовали вернуть им оружие. Но Дядя Саша иностранных языков не знает, и ходоки ушли ни с чем. Думаю, они еще придут, только все вместе.
— А откуда ты знаешь, что Доктор — доктор?
— От них, — Алиса кивнула на детей. — А что не так с Доктором, раз Олег так возбудился.
— Так, малышня, пиво должно быть холодным. А вода в ведре уже теплая, — забрав последнюю бутылку из ведра, командую. — Марш воду менять.
Мелкие жалобно посмотрели на Ким ища поддержки.
Но, обломались и, ухватив вдвоем ведро, пошли менять воду.
— Доктор большой поклонник крепкой мужской дружбы. Пидорас, если по простому. А на зоне общение с подобными людьми чревато самыми печальными последствиями. Вот Олег и бычит.
— Мы не на зоне.
— Эт, точно. Мы в куда большей заднице. На этом с происшествиями все?
— Ленка — сука.
В чем конкретно это выражается, Ким договорить не успела. Вернулись дети с ведром воды.
— Кстати. Это тебе, — протягиваю Ким найденный автомат. — Какой–то клон «МП 5»*.
* девайс называется НК 94, но ГГ этого не знает.
Калибр 9 мм. Боеприпас — очень распространенный парабелумовский патрон. Отдача должна быть мягкая, не в пример Калашу. Тебе в самый раз будет. Только оптику я сниму и надо у вождя запасной магазин притиснуть, а то надорвется столько железа таскать.
Алиса забирает ствол, но как–то без фанатизма.
Нормальный мужик сразу же отсоединил бы магазин, проверил наличие патронов. Приложил автомат к плечу, пощелкал предохранителем.
А тут.
Дали железяку, будем таскать.
Все бабы одинаковы и с этим ничегошеньки не поделать.
Поели–попили пора и службу нести. А конкретно сменить Итц*Лэ на посту.
Сторожевая вышка встречает едва слышным поскрипыванием, в такт набегающим порывам ветра, ветерок заметно посвежел, и гонит с востока высокие перистые облака.
И мирно спящим в тенечке вождем.
Так мы службу несем, значит?
Впрочем, на парня я зря наговаривал. Над головой заскрипело и с наблюдательного поста спустилась Чиси. Итц*Лэ она будить не стала. Поправила свернутую куртку, уложенную под голову парня, прислонила к стене винтовку, проверила наличие воды во фляге, приложила два пальца к губам спящего, мило улыбнулась мне и упорхала по своим делам.
А порхать беременной девушке придется в самом прямом смысле — через трехметровый забор с колючей проволокой по верху.
И не похоже, чтобы её это хоть как–то смущало.
Вышка срублена из четырех цельных стволов минимум десятиметровой длины, скорее даже чуть больше. Из любопытства обхватываю ствол, между пальцами остается зазор шириной в ладонь.
Наверх ведет ржавая лестница в стиле известного фильма про пацаков и чатлан, сваренная из разнокалиберных труб и прочего железного хлама.
— Я тебя сварила из того, что было, — под незатейливый мотивчик поднимаюсь на верхотуру.
Лестница ржавая, а перекладины ступеней чуть ли не до блеска отполированы, службу тут несли исправно.
С высоты смотровой площадки открывались захватывающие дух виды — однообразная зелень саванны на все четыре стороны до самого горизонта. Смотри — не хочу, а придется.
Внизу на нашей половине стоянки женщины заняты своими делами.
На большей половине слабая движуха, народ вяло приходит в себя после бурной ночи.
Смотровая площадка однозначно стоит того, чтобы упомянуть ее отдельно.
Парапет из тесаных бревнышек, угнездившийся на опорах–ножках не хуже избушки Баба–Яги, скрывал под собой собранный на болтах короб, из стального листа минимум пятимиллиметровой толщины. Характерные холмики вмятин на обратной стороне листа свидетельствуют о том, что с функцией пулезадержания стальной лист справлялся исправно — сквозных пробитий нет. Не простой лист, совсем не простой.
По центру площадки закреплено вращающееся автомобильное кресло. Спинка кресла и подголовник забронированы все тем же стальным листом.
Удобное кресло, если развернутся в угол, можно даже ноги вытянуть.
Что тут у нас еще?
Крепление под винтовку, подстаканник, крохотный откидной столик на кожаных петлях, пара крючков. С комфортом люди живут.
Из–под кресла торчит провод. Для питания прожектора явно тонковат, а вот для связи или питания ПНВ вполне подойдет.
Над головой вибрирует в такт ветру лист оцинкованного железа, приколоченный к венчающим конструкцию солидным, деревянным балкам.
Очень и очень уютненько. Рацию в подстаканник, СВД в угол, футляр от «Б 7х 35» на крючок.
Славно все продумано.
— Ты мне зеркальце скажи, да всю правду доложи, — облокотившись на парапет, приступаю к мониторингу окрестностей.
Пару часов ничего интересного не происходит.
Лениво кочуют по саванне стада антилоп. Пару раз стада срываются в галоп вспугнутые невидимым в высокой траве хищником.
Пяток минут наблюдения скрасила похожая на смесь орла с аистом крупная птица в ярком оперении. Птица спикировала к земле и через пару секунд взмыла вверх, с крупной змеей в клюве.
Куда птица понесла змею, для меня осталось загадкой. То ли птенцам в гнездо, то ли чтобы спокойно отобедать в уединенном месте.
Но на цветастую птицу набросились трое стервятников помельче. И в небе разыгрался нешуточный воздушный бой. Змею несколько раз роняли на землю, и она переходила и рук в руки. Упс, из клюва в клюв, конечно же.
В итоге змею порвали на три неровные части. Взлохматили цветастые перья орло–аисту. Который здорово долбанул клювом одному из мелких стервятников, от чего тот спикировал, как подбитый мессер. Разве, что не дымил.
А вот потом оптика «Б 7х 35» показала интересное.
В саванне на самом приделе видимости оптики кто–то объезжал форпост с запада на восток по большой дуге.
Деталей никаких не видно кроме того что машина одна. И вроде как она относительно небольших размеров. Определенно не грузовик, но больше разглядеть ничего не удалось.
Самым логичным кандидатом будет ушедший с поста багги.
Что они забыли на востоке?
Да что угодно, от второй половины банды до припрятанных где–то на востоке машин с награбленным.
Главное, что у нас по курсу их не будет.
И пора отсюда уезжать, а то вдруг здесь действительно не вся банда.