Русская земля встретила своих новых детей неласково — поднимающимися высоко в небо столбами тяжелого жирного дыма.
Руль вправо. Прочь с дороги. Прочь.
— Ким, за руль! Андрюха, расчехляй пулемет! Муха, на место, не путайся под ногами.
Освободив место Ким, через борт вываливаюсь из шуша.
Под зубастый протектор не попал, ногу не сломал и даже не подвернул. А то, что приложился бестолковкой о броню в зачет не идет. Если верить Ким, временами там сплошная кость.
— Поворачивай за броней. Рацию на прием.
Притормозивший, Олег понятливо кивает.
Следом за машиной Олега поворачивает Дядя Саша.
Тут тоже лишних команд не требуется.
Следом пристраиваться ленкина «Фронтера» с Галкой за рулем.
— Связь на прием. А лучше отключите н–на….
Дядя Саша и Ленка наше самое слабое место. Американский пикап неплох сам по себе, да что там — если пренебречь расходом топлива, он прекрасен. Однако с катером на прицепе бездорожье даже ему дается с трудом.
Что касается «Фронтеры»…………… тут беспросветно мрачно, по моему мнению, она должна была развалиться еще в Аламо. На ходу недоджип держат золотые руки Степаныча, Олега и невиданная благосклонность местных богов.
Грузовик латинамеркианцев убрался с дороги.
Теперь МАЗ Степаныча.
Все.
— Олег организуй круговую оборону. Дядя Саша, собирайся, идем в разведку.
— Если кто по дороге поедет, нас по следам спалят на раз.
— Олег, я все прекрасно понимаю. Есть предложения лучше?
Предложений не было.
Соваться дальше по дороге без разведки за гранью идиотизма. Но и оставаться на месте скверная идея. Проезжая по дороге наш съезд не заметит только слепой. А слепых за руль не сажают.
Хорошо хоть местность пошла холмистая, заросшая уже подсохшей от зноя, но все еще сочной, высокой травой и кустарником. Даже деревца попадаются, изредка.
От дымов наш караван вряд ли заметили. Расстояние приличное, колея накатана по траве и твердому грунту, так что вуали пыльного шлейфа за машинами практически нет.
И ведь что обидно, почти приехали. С этой развилки два перехода до Москвы и четыре до Демидовска. А еще я надеялся дозаправиться в расположенной на перекрестке заправке.
А теперь судя по столбам дыма, наши надежды горят ярким пламенем. В самом прямом смысле.
Состав поисковой партии изменили, заменив бывшего егеря на Итц*Лэ. Случись ударить по тапкам, далеко и быстро Дяде Саше не убежать. С «Вепрем» на вершине спрятавшей нас высотки от него толчины в разы больше.
Насилу угомонили рвавшуюся за мной Муху. Собака бы пригодилась, но готовящаяся щениться, раненая сука была не в лучшей форме.
К дымам двигались полтора часа скорым шагом, выбирая маршрут так, чтобы зайти с севера, где местность выше и растительность гуще.
По пути попадались натоптанные звериные тропы. И не надо быть Натти Бампо, чтобы разглядеть — все свежие следы ведут строго от дымов. Местное зверье спешно покидало эту местность. И обратно пока не вернулось.
А значит, горит не так чтобы и долго.
Уф! Ноги гудят. Сердце паровым молотом колотится в груди. Страсть как хочется пить.
Но некогда.
Итц*Лэ плюхнулся на зад, стащил изрядно поношенный кроссовок и вытряхивает из него попавший в обувь камешек. По пыльному лицу вождя змеятся дорожки высохшего пота. Я, пожалуй, выгляжу не лучше.
Пока латиноамериканец возится с обувью, забираюсь в тень куста и осматриваю местность в прицел СВД.
Что происходит на перекрестке?
А ничего не происходит.
Перекрёсток — четыре дороги. Три накатанных на восток, к Москве и к Демидовску. И едва накатанная колея на запад к южноамериканцам.
Над перекрестком господствует высотка. Высотка как высотка, типичный холмик, ничего примечательного. Я таких за сегодня не одну сотню видел. У подножья и на вершине холма следы фортификаций в виде заросших травой высоких брустверов. Стандартная практика от прилетевшей из саванны шальной пули. На вершине холма вроде как отрыты стрелковые ячейки, пара неглубоких капониров, и оборудованы огневые точки для чего–то серьезнее и даже автомата. Причем одна разворочена взрывом.
И никого.
Только догорают две машины. Одна внутри периметра валов, другая прямо на перекрестке.
Есть еще один обгоревший остов, но там уже гореть нечему.
Помятые, простреленные бочки. Разломные ящики. Обгоревшие доски. Да ветерок колышет зацепившиеся за ветки грязные тряпки.
Кто? Кого? За что?
Выдвигаемся, осмотримся на месте.
На месте яснее не стало. Вокруг заправки россыпи свежих гильз, на заправке множество автомобильных следов. Одно скажу наверняка, нападавшие активно маневрировали, ведя огонь на ходу.
Вот тут пикап или джип сел на пузо, и въезжал враскачку. Вон как срезали дерн и прорезали в грунте глубокую колею.
Итц*Лэ поднимает с земли, подносит к носу, после чего бросает мне гильзу.
Серьёзный калибр — 12,7. А вот пахнущая сгоревшим порохом гильза явно не наша (не советского производства). Похоже на крупнокалиберный Браунинг.
Но это не самое интересное.
На мой скромный взгляд значительно интересней ассортимент гильз. Именно ассортимент, холм щедро поливали из множества разных стволов, от крупнокалиберного Браунинга до трещоток вроде УЗИ, или чем–то подобным.
Слева от меня за крупным камнем россыпь коротких блестящих желтым гильз. Лупить отсюда по заправке или вершине холма, это просто перевод боеприпасов. Ну, может еще шумовой эффект.
Кстати, любителя автоматической трещотки обстреливали в ответ. На обращённой к заправке стороне каменюги два свежих следа от пуль. Хороших таких следочка, увесистых.
Смотрим дальше.
Опять следы машин нападавших. И следов этих неприятно много. Окровавленный бинт, бычки (окурки) самокруток, одноразовый шприц на пять кубиков. Опять гильзы. Битое стекло. Следы ботинок. Некоторые из них уродливы так же, как беспорядочная пальба вдаль пистолетным калибром. Ну, скажите на милость, как можно воевать в сапогах с узким носом и высоким каблуком. Причем, судя по глубине следа, на подошвы сапог давил минимум центнер веса.
Следы крови есть, а трупов нет. Причем, в паре мест засохшей крови столько, что с такой кровопотерей никак не выжить. Где тела? Успели прибраться?
Принюхиваясь, как собака, Итц*Лэ лезет осматривать территорию заправки.
Заправляли из пары грязно–зеленых цистерн, явно снятых с армейского топливозаправщика и изрядно мятых, заляпанных нефтепродуктами металлических бочек.
Пожалуй, цистерны заправляли из топливозаправщика. А бочки возили в кузове трехосного грузовика. Один такой догорает возле земляного вала.
Даже сквозь дым и копоть в погорельце узнается родной «ЗиЛ–131».
Я бы если гонял сюда машину, то только с прицепом. Эффективность почти вдвое выше.
Впрочем, кто сказал, что прицепа не было?
Возле догорающего бензовоза еще жарче, и тошнотворно воняет горелой резиной и еще какой–то химической дрянью.
Дальше.
Тик–так, тик–так. Кажется, что между ушей тикает невидимый секундомер, отмеряя последние секунды тишины.
Дальше. В темпе смотрим дальше.
Были еще металлические бочки. И судя по кругам на земле, часть из них в месте со всем содержимым досталась нападавшим.
По гильзам на заправке в почете только один калибр — 7,62. Другой вопрос, что две трети рассыпных на земле гильз 7,62х 25. А значит у обороняющегося был ПаПаШа или Судаев.
Остальные гильзы 7,62х 39. Но что–то их маловато для Калаша. А вот для СКС, пожалуй, в самый раз.
Причем гильзы рассыпаны негусто и относительно равномерно. Следовательно, защитники отвечали скупо, часто меняя позицию. Боец вооруженный СКС вообще больше одного выстрела с позиции не дел.
Пока я медитирую над гильзами, неугомонный Итц*Лэ уже карабкается на холм. Только сверкают пятки потертых подошв. Он молодой, да к тому же привычный к жаре. А мне тяжко.
Но есть такое слово — НАДО.
На вершине высотки оборудованы позиции для круговой обороны гарнизона из десятка бойцов. Грамотно оборудованы — по уму.
Отставить, по уставу. И не десятка бойцов, а отделения. При одной единице бронетехники. Второй капонир, виденный мною с соседней высотки, предназначался для размещения в нем двух палаток. Большой — для рядового состава, и маленькой — на два три человека, для командования. Хотя, возможно, и даже, скорее всего, это мужская и женская палатки.
Сейчас палатки — бесформенная груда рваных тряпок с обгоревшими краями. Гранату сюда закинули, что ли?
Тут имелись даже вынесенное в сторонку отхожее место и закрепленная на длинной жерди радиоантенна.
Понемногу картина проясняется.
Оборонявшие заправку не стали стоять насмерть. По всему — они дождались, пока под прикрытием горящего бензовоза на вершину отойдут те, кто обслуживал заправку. После чего погрузились в броню и, разметав сложенный из камней бруствер, прорвались в западном направлении. Склоны высотки особой крутизной не отличаются и в большинстве мест вполне проходимы для полноприводной техники.
Остается вопрос — отчего не стреляла крупнокалиберная бабаха, которая должна быть на броне.
Но тут масса вариантов. Начиная от тривиального — заклинило, до того, что крупняка вообще не имелось.
Что же делать, вызвать конвой по рации или послать Итц*Лэ посыльным.
Первый вариант выиграет нам время минут двадцать или даже полчаса. Но мне чертовски не хочется выходить в эфир. Считайте это паранойей, но если еще сегодня утром тут кипели разборки в пять десятков стволов, то вполне может статься, у нападавших найдется радиосканер.
— Беги к машинам. Веди их сюда.
— Нет, ты беги к машинам. Если появятся враги и начнется бой, ты — командир должен быть с отрядом, — упрямится Итц Лэ.
— Если начнется, отсюда по рации управлять боем намного эффективней, чем из–за руля. Кроме того, ты быстрее меня, выносливей, привычен к жаре и винтовка у тебя легче.
И это чистая правда, четыре километра до укрывшихся в кустарнике машин молодой латиноамериканец прибежит как бы ни вдвое быстрее меня.
— Но….
— Это приказ.
Вождь всем своим видом выражает несогласие, но разбег берет в правильном направлении. Почти в правильном.
— Стой!
— Что?
— Напрямую по дороге беги.
Тот понятливо кивает и снова набирает разбег, но уже по дороге.
Время пошло. Минут двадцать, конвой пройдет злополучный перекресток. А там, если верить Галке, до ответвления на Демидовск рукой подать.
Снова между ушей тикает секундомер, тягомотно отсчитывая секунды. Хочется курить. Никогда не курил, а тут вдруг захотелось до зубного скрежета.
Ага, вот на востоке поднялась пыль.
Значит, гонец добежал до машин и сейчас они вытягиваются на трассу.
Вот уже слышен гул моторов.
До рези в глазах всматриваюсь в оптику. Но все, как обычно, пустынная саванна до горизонта.
Моторы рычат почти под высоткой.
Пора.
Быстрым шагом спускаюсь к дороге. Хочется рвануть бегом, но нам только сломанных ног не хватало. Поэтому шагом. Быстрым шагом.
Машины еще подъезжают к перекрестку, лишняя минута времени у меня есть.
Проверяю брошенные на заправке мятые бочки.
Пусто.
Пусто.
Пусто.
Опа!
На тычок берца бочка отзывается глухим звуком.
Хм. Изрядно мятая, с пулевой пробоиной, зато не пустая.
Ну–ка, ну–ка. Что там у нас?
Помогая себе ножом, скручиваю пробку.
Судя по запаху низкооктановый бензин. Запах немного странный, возможно бензин, ну очень низкооктановый. Вспомнилась шутка про Василия Алибабаевича разбавлявшего бензин ослиной мочой.
Впрочем, ЗиЛ и на таком поедет. Расход топлива будет повышенный, но это приемлемо. Лишь бы мотор не грелся.
И как бочка не взорвалась?
Моя гипотеза — пуля пробила стенку бочки ниже уровня топлива. И низкокачественное топливо не загорелось. Попади пуля чуть выше, детонировали бы пары даже этой «ослиной мочи».
Идем дальше.
Пусто.
Пусто.
Тут можно и не стучать, бочка как решето. Как не взорвалась. Непонятно.
Пусто.
О! Еще одна. И тоже почти полная.
А в этой что?
Н–дэ, в этой бочке нефтепродукты. Сказать точнее, что залито в бочку не берусь.
И заливать это в баки?
Возможно шушпанцер с его всеядным дизелем и поедет. Какое–то время. Но это только если по–другому вообще никак.
Первым к заправке выезжает МАЗ Степаныча.
Ну да, из нычки машины выезжали в обратном порядке. Вот Степаныч и лидирует.
Будем перестраиваться, но сперва закинем бочки в кузов к Степанычу.
До заката еще полноценных четыре часа. Плюс минут сорок можно ехать в сумерках. Потом все — алес, или включай фары или становись на ночевку.
Ехать с фарами плохой вариант. Ты видишь только тридцать метров перед капотом машины. Зато тебя видят за десять километров.
Засады я не очень опасаюсь. В темное время суток тут практически не ездят — опасно. Соответственно и засад по ночам не устраивают.
Зато вполне могут нас обнаружить и утром сеть на хвост. А до Москвы, при любом раскладе, больше дневного перехода.
Однако нам ехать с фарами не грозит. Не считая пары часов вынужденной остановки, выделители все время за рулем. И если мне, молодому и опытному, неуютно. То, каково пожилому Степанычу или не слишком опытной Ленке?
Ночевать придется.
ОЙ!
— Дэн, не спи, нам по правой колее! — перекрикивая мотор, орет в ухо Галка.
— Это единственная дорога на Демидовск?
— А хрен его знает, товарищ командир. Я тут всего раз проезжала.
Уходящая вправо колея накатана, пожалуй, лучше, чем левая. Скрипя зубами от боли в плече, выкручиваю руль. Затрофеенные на заправки бочки погрузили всего за пять минут, зато теперь у меня ноют потянутые мышцы плеча. Травма совсем не критична, но оптимизма не прибавляет.
Под зубастым протектором колес наконец–то пылит финишный отрезок пути. Теперь только вперед, больше никаких поворотов.
Хотя, вру. Будет еще южная развилка Москва–Демидовск. Но там уже свои, на перекрестке оборудован серьёзный блокпост, фильтрующий едущую из Москвы шушеру.
Хочется оставить между собой перекрестком, где шел бой, как можно больше километров. Однако у нас в конвое только один годный спринтер, это мой шушпанцер. Крепко построенный, с мощным двигателем, к тому же только он и Ленкина «Фронтера» не перегружены. Но Ленкин недовнедорожник чудо, что еще не развалился.
А все остальные машины перегружены. Им приходится притормаживать перед каждой выбоиной, камнем или корнем.
Так что наша средняя скорость двадцать пять километров в час. Даже чуть меньше. И хоть ты тресни, выше она не будет.
Радует одно — вокруг пока тишина.
На западе уже видны предгорья Скалистых Гор, с востока местность повышается, грозя перейти в гряду высоких холмов или невысоких гор, тянущихся в южном направлении. Опасное место. В холмах отличная позиция для контроля дороги, проложенной по плоской, как стол, бедной на растительность равнине. А пойди что не так, лихим людям есть, где скрыться, благо и холмы и горы рядом.