Левой–правой.

Левой–правой.

Пока была хоть какая–то видимость, успеваю прорысить километров шесть. Еще пару км прохожу почти в кромешной темноте.

Теперь вот, вытянув словно чужие ноги, прижавшись спиной к красноватому грунту, тихонечко сижу в сухом русле сезонного ручейка. Слушаю природу, ожидая когда взойдёт луна. Луна не торопится.

Устал, как собака, а жрать совсем не хочется.

Но пользуясь случаем, набиваю уставший организм калориями, доедая американский рацион. Благо там огня разводить не надо, достаточно налить воды в само разогревающийся пакет.

После еды накатывает дремота. Устал я за сегодня. И физически и морально.

С одной стороны я доволен результатом. Наши ушли от преследования и все, в том числе я, живы.

С другой стороны, каково там Ким и детям? Алиска сейчас ногти по локоть сгрызла. Надеюсь, она примет снотворное на ночь, меня теперь нет и ей рулить день напролет. Теперь она командир нашего гвардейского танкового экипажа.

Было нас четыре танкиста и собака. Хе–хе.

Осталось три танкиста и собака. Н–да.

А вот и луна.

Сколько я отдыхал?

Почти два часа.

Вот и отдохнул.

«На юг шагом марш»

Левой–правой.

Левой–правой.

Под ногами хрустят камешки, пару раз под ботинками хрустнули панцири крупных ночных жуков и спина крохотной змейки. Местность все суше и суше, растительности меньше и меньше. Однако и зверья пока не наблюдается. Змеи, ящерицы, насекомые, похожие на тощих лисиц лопоухие создания. Пару раз мне слышалось за спиной нечто похожее на собачий лай или вой.

Главное — нет крупных хищников. Встреча с ними это не слишком здорово, хотя и не пугает. Однако придется стрелять, чего я планирую избегать, как можно дольше.

Левой–правой.

Скрипит на зубах песок. От поднимаемой ветром мелкой пыли слезятся газа. В голове пустота от переутомления.

Чувств и эмоция нет. Одни рефлексы.

Левой–правой.

Глоток воды, кусочек сахара под язык.

Левой–правой.

Левой…..

Я уже давно не размашисто шагаю, а плетусь со скоростью три–четыре версты в час. Но это плюс еще четыре версты между мной и возможным преследованием.

Левой–правой.

Левой–правой.

Дабы занять чем–то голову, возвращаюсь к анализу прошедшего дня.

Мысли такие же вялые, как и переутомлённые мышцы.

Левой–правой.

Не вяжутся две вещи.

По поведению, по манере и точности стрельбы, умению маскироваться. Максимум, на что тянет часть нападавших — уровень братвы, дешевых одноразовых торпед и прочего городского криминала.

Собственно их так и использовали, оправив проверять брод. Минимум девять из них там и осталось. Первого я пристрелил еще на подъезде. Четверо полегли у внедорожника с обрезанными крыльями. Двое в Тойоте с пулеметом. Еще одного минуснул Дядя Саша. И одного — я, того, что прятался за гнилой корягой.

Может еще кому–то прилетело, но это уже из области экстраполяции непроверенных и несистемных данных.

Девять, это много. Очень.

Складывается ощущение, что их просто пустили в расход. Отправили на убой. В самом прямом смысле.

Но кроме этого корма, против нас воевали еще и очень жесткие ребята.

Один гранатомётчик чего стоит. Да и пулеметчик у них, что надо, на раз задавил мою позицию. Про снайпера ни скажу, может поэтому и жив.

А вот про снайпершу запросто. Ствол у нее редчайший по местным меркам эксклюзив. Кому попало, такие игрушки не дают.

Действовали они явно слаженно. Такому где попало, не учат.

Нашу частоту радиосвязи они как–то засекли. Что тоже требует определённых навыков и специфической аппаратуры.

На ходу откусываю от брикета прессованного шоколада с орехами и мясом. Даже вкусно. А уж, сколько там калорий.

Левой–правой.

Если свести все известные данные к общему знаменателю. То получается, против нас действовали две разные группы, скорее всего, временно объединённых общей целью, или для общей цели.

Ликвидация заправки, оседлавшей перспективный перекресток, вполне тянет на эту цель. А потом они обнаружили следы свежего конвоя. И понеслась.

Сунутся они завтра в погоню?

Братва, так точно сунулась бы, но их сегодня изрядно проредили.

Профи?

А вот далеко не факт. Для этих людей важнее выполнение поставленной задачи. Не в смысле долга или высоких моральных качеств. Мораль это вообще не про них, они вне морали. Выгода, прежде всего экономическая, им за это платят. И платят неплохо.

Опять собака лает.

«Может у преследователей быть собака?»

Маловероятно, но теоретически возможно. Есть же у меня собака.

«Преследовать меня ночью?»

А если я иду ночью, вполне может найтись другой, такой же отморозок.

Скорректирую–ка я курс и….

Левой–правой.

Левой–правой.

В любом случае — если у наших не случилось форс–мажора, их уже не догнать.

— Б…..! (тут слово нехорошее).

Определенно собака лает. И уже ближе.

Где там сигареты?

Еще перчику добавим. Для остроты.

Левой–правой.

Светает. Пока едва заметно, но уже определённо рассвет.

Левой–правой.

Не, не айс, четыре версты в час меня решительно не устраивают.

Не останавливаясь, достаю флягу с ромом и склянку «вещества».

Придется взбодриться.

Чайком.

Балтийским.

«Балтийский чай» огромной сосулькой студит пищевод.

Тихая ночь полупустыни наполняется красками и звуками невероятной сочности. А какое тут небо…… обалдеть. И как я этого раньше не замечал.

Усталость смывает без остатка, я готов действовать.

Я хочу действовать!

Мне просто п…ц, как нужно действовать!

«Ты трахался под кокаином, Ник?» — томно интересуется Шэрон Стоун.

«Какаинум», — отвечает ей Арни.

«А правильно ли я смешал ингредиенты коктейля? Надо у Ольги уточнить, ей положено разбираться в веществах».

Хи–хи………

«Чайку» хватило на пару часов с хвостиком, я пер вперед и вперед не хуже скаковой лошади. Потом пришлось забадяжить еще порцайку «чая».

Еще час и я, предварительно выкинув оттуда дохлую змеюку с желтым брюшком, забиваюсь в щель между камнями.

Сознание разом отключается.

Чик — сплю.

Просыпаюсь от того, что мне нестерпимо хочется пить и догнаться «чайком».

— Ага, счаз–з–з.

Вот только наркоманов в нашем маленьком, но дружном отряде не хватало.

— Твою дивизию! Да у меня натуральная ломка!

Холодный, как у матерого чекиста, рассудок требует, — Со словами «Скажи коксу нет», — недрогнувшей рукой пустить по ветру содержимое заветной скляночки.

Откровенно грязная, «чистая и недрогнувшая» рука ощутимо подрагивает. Да что там подрагивает, в руках откровенная трясучка.

А в груди пламенным мотором заходится форсажем горячее сердце.

— П….ц, приплыли.

Стимуляторов мне жалко, до скрипа зубов. Могут еще пригодиться.

Вот только еще доза и уже я никому не пригожусь.

«Папка — нарик моим детям не нужен», — это я вам ответственно заявляю.

Есть еще запасец ганджубаса, но это совсем не то.

А пока вскрываю ИРП.

«Чего изволите»?

Рис с курицей, греча с говядиной. Супец, галетки, повидло.

Изволю суп, гречу с говядиной, и кофе. Где–то пакетик сухого молока должен быть.

О! Даже сливки, совсем хорошо.

Можно ли мне полста грамм рома?

Нужно!

Закончив с обедом, пакую остатки рациона и весь мусор.

Ага, понесу его с собой, в моей ситуации лишнего картона или пластика не бывает.

Теперь определиться с текущей дислокацией.

С востока до горизонта тянется изрядно надоевший пейзаж холмистой полупустынной равнины. Север — та же саванна, но с еще более развитым рельефом. На юге и западе грузная стена гор.

Дороги на Демидовск не наблюдается.

Похоже, употребив допинг, я сильно уклонился к горам на западе. Вроде была у меня такая мысль. Ночной марш–бросок помню как–то фрагментарно, как будто бы это было не со мной.

Сколько я преодолел за ночной марафон?

Верст тридцать — точно. Возможно больше.

Признаков присутствия человека не наблюдается. Впрочем, и живности особо не наблюдается. Как–то пустовато вокруг.

Я не против.

Поспать больше не получится, так что….

Приняв дозу «Балтийского чая», с дурацким хихиканьем развеиваю по ветру содержимое заветной склянки.

Ох, и будет же меня ломать. Но не сразу, а через пару часов.

А пока….

Левой–правой.

Вдыхаю знойный, пыльный воздух. Щурюсь на солнце. Смахиваю со лба соленую влагу.

Голова пустая, как открытый космос. В мышцы спины и ног словно забиты гвозди. Ноги сбиты о камни и шагать откровенно тяжко. Однако, усталость, теперь я не тороплюсь. Некуда.

Пятнадцать минут отдыха и глоток воды на час хода.

Времени на отдых хватает.

Глотка воды нет.

Левой — правой.

Левой — правой.

Как–то не нравится мне окрестный пейзаж.

Стой, раз–два.

Стою.

Смотрю.

Как там у Высоцкого:

Так вот у меня с этим не пересказать как хорошо. Лучше, пожалуй, и быть не может — со всех сторон горы. Причем с севера и запада тянется хороший такой кряж с острыми пиками вершин.

И дороги на юг нет. Только в западном направлении, тянется постепенно повышающаяся долина. В дешёвую китайскую оптику видимость верст на десять. И на протяжении этих десяти верст ничего непроходимого не наблюдается. Местность постепенно повышается, но ничего экстраординарного.

Собственно при всем богатстве выбора вариантов продолжения маршрута ровно два:

— вернуться назад и поискать другую дорогу.

— продолжить движение по долине, с весьма вероятными шансами упереться в непроходимый перевал.

За первый вариант — только простота маршрута и знание того, что идя вдоль гор я упрусь в трасу Москва — Демидовск.

Против этого варианта — мизерный запас воды, которой осталось меньше литра. Поверни я назад, еще полдня воды я точно не встречу. В то время как горы сулят в вопросе водоснабжения большие перспективы. Теоретически.

К тому же пока долина идет строго в направлении Дмидовска. Это не навсегда, но десять километров это десять километров.

С сомнениями покончили хищные силуэты, вставшие на мой след.

Местность постепенно повышается, по мере продвижения распадок становится все уже. Крупной живности не наблюдается, птицы, змеи, ящерицы, черные жуки–землерои. О том, что сюда забредает крупная живность, свидетельствуют лишь полузасыпанные песком белые костяки.

Однако если есть костяки жертв, найдется и охотник.

Воды я пока не нашел, зато наткнулся на знакомые фиолетовые метелки побегов.

«Как Грета эту травку называла?»

«Кажись Лампа Тиля. Нет — Колба Тиля».

Кто такой Тиль и почему растение называется именно так, мне не рассказали. Однако рискну предположить, Тиль — ботаник из первых ученых, заброшенных сюда Орденом. Скорее всего, уже покойный.

Скинув рюкзак и пристроив на него СВД, пускаю в ход фашистский тесак. Ссохшийся до твердости цемента грунт поддаётся с трудом, однако через десять минут я извлекаю из земли корнеплод похожий на морковку–переростка.

Дальше пошло веселее. Еще через пять минут рядом с первой «морковкой» ложится вторая. А потом третья и четвертая.

Стоп, хватит. Больше жидкости мне не унести. Не в чем.

Здесь корнеплоды мельче тех, которые юные следопыты демонстрировали мне на востоке. Но на литр сока с каждого рассчитывать вполне реально.

Обстучав корнеплоды срезаю с них плотную шершавую кожицу. Почистив, режу первый корнеплод на мелкие кусочки. Кусочки укладываю в чистую тряпицу. Обмотав концы тряпицы вокруг рукоятей ножей, выкручиваю тряпку, как мокрое полотенце.

Сдавливаемый корнеплод трещит, но обильно выделят сок, капающий в подставленный под тряпку котелок.

Вспоминается бородатый анекдот, про мужа–алкоголика, вредную жену, ведро водки и дохлую кошку. — Ну, кисонька, ну еще капельку, ну пожалуйста.

С одного корнеплода получается три четверти стандартного армейского котелка.

Закинув все еще влажный жмых в рот, не пропадать же влаге. Приступаю к переливке содержимого котелка в пластиковые бутылки.

У пластикового пакетика из–под основного блюда американского ИРП срезаю нижний уголок, получив подобие воронки.

Мысленно нахваливая внутреннего хомяка, не давшего выбросить такую полезную штукенцию, как упаковка из–под съеденного рациона, прилаживаю эрзац — воронку к горлышку пластиковой бутылки.

Складно вышло.

«Может мне стоит сменить фамилию в Ай–Ди? На Кулибин».

«Den Kulibin — звучит–то как».

Дав отстоятся отжатой жидкости, переливаю ее в пластиковую бутылку.

Повторяю операцию с остальными корнеплодами, получив три литра чуть кисловатого овощного сока, отлично утоляющего жажду и неплохо сохраняющегося на жаре. Не уверен, что им стоит заливать сублиматы. Но для этой цели у меня осталась вода в поясной фляге.

Попили. Отдохнули. Перешнуровали ботинки. Отряхнули песок с рук и одежды.

И в путь.

Левой–правой.

Левой–правой.

Сколько веревочки не виться, а конец неизбежен. Забредший в горы, язык саванны уперся перевал. Маршрут вполне проходим для такого «горного туриста», как я.

Но солнце уже коснулось гор и передо мной в полный рост встала проблема ночлега.

В «походе» обустраиваться на ночлег стоит так, чтобы при пробуждении не было мучительно больно. От того что кто–то голодный дегустирует мою вкусную тушку.

Под ночлег выбран скальный карниз на высоте пары человеческих ростов. Вскарабкаться на уступ оказалось делом непростым, даже для примата (Хомосапиенсы, как известно приматы). Рюкзак я просто забросил наверх, а яростно мешавшую «восхождению» СВД втянул на бечевке.

Как прибуду в Демидовск, первым делом сменю СВД на ствол по–покороче. Или как минимум сменю приклад на складной — по типу СВДС. В бою она не раз показала себя с лучшей стороны. Но в дороге, особенно по богатой на растительность пересеченке — мрак.

Отличная плацкарта, два на четыре метра, при этом почти ровная.

Каремат на камень, расстегнутый спальный мешок поверх каремата, рюкзак под голову, носки и обувь на просушку, СВД под бок, как любимую женщину.

От переутомления кусок категорически не лезет в горло. Вот и чудно — экономия.

Выпиваю грамм триста добытого сока и залегаю в «койку».

Засыпаю сразу, чутким сном без сновидений.