Утро прокралось в мир тянущей от реки свежестью и пробившимся сквозь ставни солнечным лучиком. Противный лучик, щекотал веки, мешая урвать еще кусочек сна.

— Сгинь противный, — вяло подумалось мне.

Под боком зашевелись что–то нежное, теплое, мягкое.

— У…….ё…., что вчера было?

Память подсказывает, что было, причем Было с большой буквы. Ким–милая, прости меня, грешного. Стараясь не разбудить Еву, гадом подколодным сползаю с кровати. И на мягких лапах крадусь к выходу.

Первым делом — напиться. Кваса в смысле.

Вторым — умыться.

Третьим — валить отсюда немедленно, пока эта нимфоманка не заездила меня до потери сознания. Моего сознания. Всякого повидал в жизни, но Ева это что–то совершенно необузданное.

Какая–то добрая душа поставила в тенек знакомый жбан и развесила на перилах веранды мою одежонку. Постиранную и заштопанную.

С мыслью, — «Спасибо тебе добрая женщина, имя которой я так и не запомнил», — припадаю к жбану.

Хорошо–то как. Даже бечь отсюда хочется уже не так сильно.

А пока сесть на деревянное крылечко и испить еще квасу. Но уже размеренно, обстоятельно.

Ух–х! Хорошо–то как. Теперь и умыться можно, а лучше занырнуть с головой. Благо вода после ночи прохладная и местные земноводные прогреваются до активного состояния ближе к полудню.

Шуганув путающихся под ногами, похожих на гусей, но явно местных одомашненных птиц, спускаюсь к реке.

С базой гидроавиации я угадал. Постоянный персонал проживал в фахверке, где сейчас обитает семья Евграфа. А в этот барак селили понаехавших ученых или техников.

Когда Орден ушел отсюда, демидовские приспособили барак под казарму или скорее базу отдыха. Отправляя сюда долечиваться раненых, а также всех остальных восстанавливать физические и моральные силы.

Последний месяц на «объекте» Санаторий несла службу Ева. Деваха не слишком удачно сиганула с грузовика, надорвала мышцу, а заодно, со свойственной бабам стервозностью, успела перессорить между собой личный состав. За что, по совокупности содеянного, была отправлена сюда, поправить здоровье и переосмыслить свое поведение.

Провожать меня вышли все обитатели хутора. Отпускать меня так быстро им явно не по душе. Коренным жителям хутора, я свежий источник новостей, а Еве вибратор и грелка в полный рост. В других обстоятельствах я бы может и задержался на денек–другой. Совместил бы бесплатный харч и плотские утехи.

Впрочем, бесплатными харчами меня и так нагрузили — не унести.

Евграф долго раскочегаривал винтажный бензиновый стационарник «Л 6/2». Зато, когда двигатель, прогреваясь, прокашлялся и отплевался, довольно ходко погнал баркас Евграфа с прицепленной за кормой пирогой.

— В этом месте река разливается, течение соответственно никакое. Упаришься веслом махать. А верст через десять–двенадцать берега опять сужаются, так–то знай себе, держи челнок на стремление. К аккурат к вечеру будешь в Солнечном.

— А не перевернусь я на стремнине? Я ведь человек насквозь сухопутный.

— Это я заметил, что сухопутный. Горы перейти это не два пальца обоссать, — хмыкнул в бороду Евграф. — Не бзди, течение ровное, камней и перекатов нет.

Река ровная такая, как и предсказывал Евграф. Глубокая — на стремнине дна не видно. От полусотни до сотни метров шириной. С ровным, не слишком быстрым течением. Знай себе, помахивай коротеньким веслом, лишь подправляя пирогу по течению. Поначалу я осторожничал, боясь перевернуть утлое судёнышко. Даже примотал к нему рюкзак и СВД, если вдруг перевернусь, чтобы не утонули.

Однако тревожился я напрасно, за полчаса освоив управление пирогой до состояния, позволяющего удерживать пирогу на заданном курсе, при случае, обходя редкие островки.

Один берег реки обрывистый, с полосой едкой зелени вдоль воды, а дальше привычная саванна. Другой, пологий, густо покрытый растительностью, местами болотистый, заросший тростником, а местами и манграми.

Хрюшки, косули, змеи, ящерицы, крупные неторопливые черепахи в кожистых панцирях, тьма насекомых и мириады птиц. Окружающий растительный и животный мир очень разнообразен, очень. Долина Рейна и равнины вокруг Бейджина, тоже не обделены растительным и животным миром. Однако на фоне этого великолепия смотрятся, как провинциальные пейзане в хоромах олигарха.

Восседающий на носу пироги, птиц расправил потрепанные крылья и злобно зашипел.

Поперек курса ведомого мной «линкора» извивается излишне длинная тушка змеи, не вовремя решившей переплыть реку. Ну как, длинная? Уж точно длиннее нашего плавстредства.

Заметив пирогу, змеюка слегка приподняла голову над водой, в пасти змеи влажно блеснули ядовитые зубы.

Не люблю змей, а они в этих краях все поголовно злющие, а порой еще и зело ядовитые — примерно, как острый язычок Ким, когда она не в духе.

— Змея, ты давай мимо плыви. А то семьшесятдва в башку попадёт, совсем дохлая будешь.

Заклинание сработало. Гибкое тело рептилии приняло право по борту и исчезло в прибрежных манграх на траверзе пироги.

Успокоившийся птиц вернулся к чистке потрёпанных перьев.

Полагаю, товарищ Флинт был бы совсем не прочь прижиться на хуторе. Однако одомашненные «элементарные частицы» имели на этот счет прямо противоположное мнение и скверный характер. Быстро и весьма доходчиво объяснив залетному гастролёру, — «Мол, вас тут не стояло, самим мало».

Эти похожие на помесь журавля и фламинго птицы с подрезанными крыльями оказались на редкость агрессивны. Тотальный геноцид прибрежной фауны вне зависимости от форм и размеров — это как раз про них.

Так что гражданин Флинт быстро смекнул, что старый друг лучше новых двух, или сколько их там.

Пару часов махания веслом, аки раб на галерах, наступил полдень, а вместе с ним пришел полуденный зной. Никогда такого не было и вот опять.

…………………………………..

……………………………………

………….

— Все алес — эстрадный репертуар иссяк и жара доконала.

Направляю пирогу к небольшому островку, поросшему гибридом кактуса и пальмы.

Почему именно этот островок?

В отличие от обычного дерева, с пальмы тебе на макушку не прилетит что–нибудь гибкое и зело ядовитое, да и насекомые тут не подарок.

Приключений мне не хочется, а хочется перекусить без всяких приключений.

В отличие от раба на галерах, Евграф упаковал меня так, что больше мне просто не унести. Буквально.

На первое у меня деревянный горшочек–термос (толстые деревянные станки неплохо держат тепло) с овощной похлебкой.

А если в нее покрошить копченостей?

В дорогу мне выдали, завернутые в похожие на лопух листы, куски нежнейшего копченого сала, щедро прорезанного прожилками не менее нежного мяса. Евграф рассказывал — на сало бьют зверка, похожего на земных капибар. Зверек осторожный, а от того выследить его не просто и охота на него весьма интересное занятие.

С кусочками сала супец становится вкуснее.

А если еще лучка свежего покрошить?

М–м–м–м нямка.

Запить обед парой глотков еще холодного кваса (обе свои пластиковые бутылки я залил квасом под горлышко).

Покемарить часок в полглаза………… и в путь.

По пути обобщая и раскладывая по полочкам новые знания об особенностях местного сельского хозяйства. Конопля, цитрусовые, оливки, виноград, хурма, пшеница, ячмень, кукуруза и почти все овощи отлично растут в местном климате.

Картошка и яблоки приживаются плохо, нужны сорта, привычные к более жаркому климату.

А вот груша не растет от слова совсем.

Хутор Евграфа это еще и один из полигонов, на котором агрономы (аж целых три, если верить Евграфу) Демидовска экспериментируют с сельскохозяйственными культурами и формируют задел подросших саженцев.

Собственно барак, в котором Ева отбывает срок карательной медицины, частенько служит пристанищем для приезжающих агрономов.