Утреннюю движуху вокруг Порто–Франко я тривиально проспал.

Парень собирался встретить отца, подписавшись стоять «собачью» вахту. Похвальный порыв и вставать на пути столь благородных побуждений я не собирался. А посему отстояв «на часах» свое время, попытался уснуть. И вот тут–то, меня подстерег жесткий облом.

Какую бы уверенную морду лица я не делал днем, себя–то не обманешь. Завтра нарисуется камрад Вольф, отсчитает мне две сотни долга и выпнет на вольные хлеба за ворота. Или не отсчитает две сотни долга, а просто выпнет, патронов я у него побольше, чем на двести экю подрезал, вот и зачтет.

Чтобы торговаться, нужно иметь за душой что–то более весомое, чем двое детей и собака. А то, что я сыновьям Вольфа помог и по хозяйству кой–чего сделал, так оказанная услуга товаром не считается.

Таким образом, промучившись пару часов, под утро сон таки заборол дурные мысли, и я наконец–то уснул.

Спалось на удивление крепко. Вот ведь ни разу не праведник, и конченный наглухо негодяй тоже не про меня. А давил на массу, именно в духе этих самых праведников и негодяев.

Снились мне черно–белые сны, в стиле старого военного кино. Стальные коробочки фашисткой бронетехники, поднимая клубы пыли, по пыльным грунтовкам рвались на восток. Не переделанные из тридцатьчетверок киношно–бутафорские танки, а именно немецкие начала войны Т–I и Т–II щедро разбавленные чешскими Т35 или Т38, я их толком не различаю. За танками катили колонны бронетранспортёров и грузовиков под завязку забитые солдатами в фельдграу.

А по обочинам дорог, в направлении, противоположном рывку серо–стальной ленты вермахта, тянулись бесконечные толпы советских военнопленных. Рвущиеся с поводков собаки, хлопки выстрелов в тех, у кого не осталось сил идти и обреченность на лицах людей, бредущих на запад. И снова выстрелы.

— Во б….я! — рывком сажусь на кровати. М–дэ, поспал, называется, приснится же такое. Босыми пальцами ног пытаюсь нашарить задвинутые под кровать шлепки. За оком давно день, а меня не будят. В чем подвох?

Хм, похоже, выстрелы мне не приснились — действительно стреляют. Стреляли почти на грани слышимости, рискну предположить, что где–то возле Порто–Франко.

Бодро собрав себя в кучу, вываливаюсь во двор. О–па, и колонны бронетехники меня не на пустом месте кошмарили. От города в северном направлении тянется колонна разномастных автомобилей.

— РУДИ–И–И–И–И! Б…! Чо за херня тут творится!?

— Вас? Нихт ферштее, — взлохмаченный парень выскакивает откуда–то справа.

— Вот ведь племя тупорылое, как вы Толстого с Пушкиным читать–то будете, так и помрете в невежестве.

Перехожу на язык Гете (Гете, от подобного сравнения бился бы в припадке, но это его — Гете проблемы), — Что есть это, там на дороге?

Головой–то я понимаю, что это перед сезоном дождей разгоняют табор возле города. Цирк уезжает. И уезжает, не забыв прихватить с собой всех до одного клунов. Клоуны тут решительно никому не нужны.

Все это понятно. Но! Почему не доложили?!

— Руди, мать его! — вроде и не ору, но паренек принял строевую стойку, а псины поспешили сделать вид, что их тут вообще не было. Привалившись спиной к особенно крупному валуну в кладке, готовлюсь слушать доклад.

Если кратко, то из сумбурной речи потомка ариев следует примерно следующее. Еще до рассвета началась операция на стратегические окружение города. С севера учувствуют силы немецких земель и азиатских анклавов, с запада англичане, испанцы, техасские рейнджеры (ну это да, какое же кино без техасских рейнджеров). Из города и всех направлений сразу патрульные силы под флагом Ордена. Под утро, почти час, к городу шли колонны броневиков, топливозаправщиков, местных автобусов и просто длинномеров. На море, кстати, тоже было на что поглядеть. Анклавы задействовали не только автотранспорт, но и бундесмарине. А я обидно проспал проход эскадры, было бы любопытно взглянуть на местные «Тирпиц» и «Чиен–Иен».

Уже через пару часов трафик потянулся в обратном направлении. Первым конвоем уехали немцы, австрийцы и всякие скандинавы. Это как раз понятно, эти загодя готовились и организованно убыли первым номером. Сейчас вот китаезы пылят.

Как я понял, в этом мире последователи Мао вполне мирно уживаются с иными категориями китайских граждан. Одна страна — две системы, во всей красе. Систем сильно поболе двух будет, но, тем не менее, между собой китаезы уживаются относительно мирно.

А ближе к вечеру, погонят тех, кто уезжать совсем не хочет. Точнее сегодня вывезут тех, кто хочет, но не может. А вот завтра и послезавтра всех остальных.

Со слов парня следовало, что в сторону Виго и Портсмута уйдут подобные караваны, но в сильно меньшем количестве. Ордену в последнюю очередь нужно, чтобы мимо его баз взад–назад толпы народу кочевали. Потому основную массу переселенцев выпихнут на северный тракт, подвел итог немец.

— Руди, сдается мне тут половина не доедет до своих анклавов? Даже больше скажу, им в принципе некуда ехать. Куда их гонят? — делюсь своими сомнениями с немцем.

Очень меня эта тема беспокоит. Не верю я в то, что вся эта полукриминальная братия заживет честным созидательным трудом. Не верится мне в сказки, особенно в сказки со счастливым концом.

У подобной ситуации есть два пути развития.

Путь первый — всю эту кодлу заставят заниматься созидательным трудом. На плантациях Техаса например. Ага, бичи надсмотрщиков, ночевка в клетках, работа в кандалах, подобный подход у техасцев в крови.

Путь второй — на просторы местных пампасов вырвутся несколько тысяч лихих людей. Причем людей в большинстве своем занимавшихся подобными промыслами все свою жизнь. А учитывая, что это не первый этап, в пампасах может стать тесно и очень неуютно.

Ох, как же мне не хочется через полмира к русским продираться.

А придется.

— До окончания сезона дождей их дислоцируют по лагерям беженцев. А потом заставят расселяться дальше, — немец присел рядом со мной.

— Ага, лагеря беженцев. Колючка в три ряда, вышки по углам и надпись «Jedem das Seine» над воротами.

— Можешь предложить другой вариант? — после долгой паузы отвечает немец.

— Руди, я знаю, что иных вариантов нет. Но, как минимум, хотелось бы смотреть на мир с этой стороны колючей проволоки. А еще лучше, быть от подобных мест на максимально далеком расстоянии. У русских неприятие подобного на генетическом уровне.

Какое–то время мы с Руди молчим каждый о своем.

— Руди, много народу остается в городе пережидать мокрый сезон? — увожу разговор от скользкой темы.

С задумчивым видом парень чешет на плече шелушащуюся от солнца кожу. — Тысяч пять, может больше. Если есть деньги, купить место в гостинице, жить — пока деньги не кончатся. И специалистов берут. Строителей в основном. Город — одна сплошная стройка. Техников берут. Если денег хватит, можно кусок земли в городе купить. Мотель открыть или мастерскую, или бордель.

Что же у тебя все мысли исключительно о борделе, хотя это как раз нормально.

— А русские есть в городе?

— Есть. Мотель и две автомастерские держат. Может еще что–то есть, я не в курсе. Новая Москва офис строит, там лучше поспрашивай.

— Руди, а комнату в городе снять, сколько по деньгам получится?

— Как договоришься. На весь сезон могут и по десять экю в день сдать, а если с паркингом для грузовика и с питанием, то двадцать.

Это получается одна–две тысячи экю. Думать надо, деньги, в принципе подъемные.

— Вольф выходил на связь?

— Вечером будет.

— Руди, у вас фамилия Вольф. Почему вашего отца Вольфом зовут? Как его имя?

— Вольфганг. Но ты зови Вольф, это его радио позывной.

— Ну, раз твой Волк вечером в родное логово нагрянет, то что–то мне подсказывает, что он будет совсем не прочь, от души пожрать чего–нибудь домашнего и в баньке погреться. Пошли к встрече готовится, а я тебе помогу. Советом, естественно, так что губу особо не раскатывай.