Остаток дня прошел на крепкую пятерку, то есть без приключений. От слова совсем. Разве можно считать за приключение преодоление метровой глубины брода с очень топким дном. Или затяжной подъем под невообразимым углом, когда остается молиться на отсутствие груза («Попрыгунчик» не в счет), полный привод, независимою подвеску всех колес, безкартерную систему смазки и местных богов.
Решительно не приключение, так, скуку развеять.
Блокпост гуркхов на выезде с территории азиатского анклава сюрпризов не преподнес. То ли у гуркхов проблемы с радиосвязью, то ли, устроенный при нашем участии, кипеш за серьезный проступок не посчитали, но местный гарнизон в количестве трех штыков встретил нас радушно. Одной фразой пересказал нам местные новости — за то время, что мы провели в Бейджине, через блокпост никто не проезжал.
И даже помахали ручкой вслед. Хотя, мне показалось, что больше им хотелось покрутить пальцем у виска. В горах шел дождь.
Ну как, дождь? Мелкая, проникающая во все щели, изморось, по мере подъема в горы, становящаяся мельче, холоднее и, как следствие, противнее. И все это счастье залетает в продуваемую резкими горными ветрами кабину.
Почему продуваемую?
Так ведь стекло в двери не поднимешь, постоянно приходится выглядывать, куда там катится переднее колесо, по дороге, или уже полколеса опирается исключительно на воздух.
Часа через два въезжаем в густую облачность. Темнеет, и мрачные громады скал начинают давить на психику. Видимость временами падает до двух–трех десятков метров.
Хорошо хоть маршрут знакомый. Изредка взгляд цепляется за выплывающие из киселя тумана ориентиры.
Едва различимый в тумане ржавый остов бульдозера с эмблемой Caterpillar, как маяк сигнализирует — самая верхняя точка маршрута пройдена, дальше только вниз.
Вниз пошло значительно веселее, хотя и страшнее. На спуске таки оторвали последнее зеркало заднего вида, помяли крыло и прогнули брутальную мощь силового бампера.
Особую пикантность спуску стали предавать ручьи, разбухшие до размеров небольших речушек. Причем ехать приходится не столько поперек потоков воды, сколько вдоль.
В таких случаях пилоты говорят, — Самолет повис на ручке. В моем случае можно смело провести аналогию — «Грузовик буквально повис на руле».
Оставив позади самую сложную часть маршрута, сходу проскакиваем горную долину между хребтами Северного и Южного Кхам.
Все, дальше и дорога получше, и горы пониже, и чем южнее, тем ниже горы и лучше дорога.
Мерзкий дождик заканчивается, в облаках появляются намеки на просветы.
На душе становится значительно легче, натянутый нерв напряжения постепенно отпускает.
Теперь точно прорвемся.
Но горы решили иначе.
И ведь не так и много оставалось. По моим прикидкам, еще часа четыре и мы доехали бы до бывшей базы гидроавиации, с которой две недели назад стартовали в горы.
— Алес, приехали, — слишком уж спокойным голосом констатирует Грета.
— Это точно. Приехали, похоже, — сошедший со склона сель слизнул добрых полкилометра дороги. — Что делать будем?
— Назад сдай, метров через двести развернуться можно будет. Видел, минут двадцать назад скальный навес рядом с дорогой проезжали? Там заночуем, а завтра будем думать, — девушка хлопнула дверью, вылезая под вновь начавший моросить дождь.
Вот это правильно, зеркал у меня нет. А если бы и были, пятиться задом на этой дороге — русская рулетка с половиной патронов в барабане.
Скальный навес действительно проезжали, хороший навес, годный, способный прикрыть машину от все более усиливающихся дождевых зарядов.
Эрозия прилично откусила от пласта мягких горных пород, прикрытого шапкой базальтовых отложений.
Уютное местечко, не капает, почти не дует, и огонь развести можно.
Огонь развели прямо в кузове «Татры», приспособив под это дело наполненный камнями широкий деревянный ящик.
Глядя на воюющего с сырой древесиной Дензела и на разворачивающую пакеты с едой Грету, пытаюсь поймать все время ускользающую мысль.
Дензел забрал у сестры кусок засаленной бумаги сунул его между щепок и начал тихонечко подувать. Сыро, что поделать.
Стоп.
Жечь бумагу? БУМАГУ!
Да здесь на каждый гвоздь молятся, а он СЖЕГ бумагу.
Серую, грубую, толстую, очень похожую на нашу — родную упаковочную бумагу. Свернув кулек из которой, тучная продавщица могла насыпать в него и гвозди, и сахар, и пряники.
— Китайцы, что у себя выпуск бумаги наладили?
— Угу, почти сразу, как приехали. Мельницы какие–то на реке поставили, рисовую солому, дерево, мел перемалывают. Что–то вымачивают, варят в огромных чанах, — девушка посмотрела на неохотно разгорающееся пламя и сунула оставшуюся бумагу под колесо «Попрыгунчика», для следующих растопок пригодится.
Что сказать? Молодцы китаезы. Бумага, это по–настоящему глобальная тема. Не знаю, какого качества у них писчая бумага получается, а вот упаковочная вполне годная.
Пропитай ее дёгтем или битумом, получишь толь и пергамин — очень востребованные в хозяйстве вещи.
А где бумага там и картон.
По слухам, русские хотят запустить производство патронов. А тут как раз китайцы с дешёвым местным материалом для патронных пачек.
Не то, чтобы русские не могли сами подобное производство освоить, но одним задом на всех стульях сразу не усидишь. Проще купить за те же патроны.
В спальном мешке тепло и уютно, а главное сухо. Ну, почти сухо.
И хоть утро уже безраздельно вступило в свои права, покидать уютное чрево спальника категорически не хочется.
А придется. Мочевой пузырь не резиновый, да и бока отлежал до весьма болезненного состояния. Ног, так вообще не чувствую, что там на них положили такое увесистое?
«Такое увесистое» протестующее запищало, беззлобно цапнуло ногу прямо через ткань спального мешка и свернулось клубочком, устраиваясь поудобней.
— Сибаритствуешь? — пытаюсь размять затёкшие члены.
— Ррррр–фффф, — снисходит до ответа Ошо и лапой подгребает под себя освободившийся спальник.
Где тут моя обувка была? Перед отбоем засовывал ее в подвеску «Попрыгунчика», подошвой кверху, если не подсохнет, то хоть проветрится.
С умыванием все просто. Дождина хлещет такой, что со скального свеса падает практически сплошная стена воды.
Уф! Брр… Хватит, умылись.
В кузове «Татры» дымит сырым хворостом, сдвинутый в угол, очаг из набитого камнями ящика. Стоит неизменный аромат кофе. Дензел и Грета, вооружившись лупой, что–то изучают в аэрофотокарте.
— Светлые головы, план блицкрига в южном направлении уже готов? Дран нах зюйд, и все такое?
— Бери чашку и падай рядом, — не поднимая головы, командует девушка.
Это я с радостью. Во, еще и порубать оставили, совсем гут.
— Смотри, мы вот здесь, — изящный пальчик обводит на карте область между двумя небольшими хребтами. — Мы, по сути, уже в предгорьях южного хребта Кхам. Как только это безобразие закончится, — девушка кивает на водопад в паре метров от нас, — выдвинемся, проверим горные долины вот здесь и здесь, — изящный пальчик обводит на карте район поисков. — Восточное направление, хотя и выводит нас к точке старта, наверняка бесперспективное. Там полноценные горы, соваться в которые на грузовике нечего и думать. А вот на юго–западе не горы, а скорее, широченные долины, с разбросанными по ним одиночным вершинами. Причем горы там старые и от того невысокие с покатыми склонами.
— А дальше куда? У нас топлива миль на триста осталось.
— Дальше. На карте есть пометки пары маршрутов, оставленные экспедициями Ордена. Геологи, скорее всего. Они тут плотно шастали поначалу.
— К этим, как их, саен…са… хаббардистам одна дорога, по которой мы ехали?
— Одна. Скажем так, если к ним еще какой–то маршрут есть, мне он неизвестен. И карте, кстати, тоже.
Что же, даже такой план лучше, чем никакого. Тем более, что паники на борту не наблюдается. Наблюдается рутинная рабочая обстановка, что лично в меня вселяет определенную уверенность.
— Надолго дождь зарядил?
— Дня на два, на три, не больше, — подал голос Дензел. — Начало мокрого сезона всегда такое — три дня доджи, три дня солнце. Вот дней через двадцать уже затянет плотно.
Что же, лимит отпущенного времени тоже определен.
Следующие три дня провожу с исключительной пользой. Пересказываю попутчикам прочитанные книги и сюжеты просмотренных фильмов. В ответ получаю целый ворох информации о географии, биологии и способах выживания в этом мире.
В прошлый мой заход на эту тему, Дензел и Грета, если не темнили, то изрядно не договаривали, скажем так.
Основная проблема в том, что для меня знания эти чисто теоретические.
Теперь я знаю, что шипокол, это очень опасная змеюка вот такой длины, Дензел разводит руки примерно на метр, способная мимикрировать подобно земным хамелеонам. Или «Колба Тиля», невзрачная с виду травка, корневая система которой образует изрядный корнеплод, из которого можно отжать до двух литров мутного, но вполне годного питьевого сока. Главное эту самую колбу выкопать с метровой глубины.
И дальше в таком же духе.
— Дензел, если ваши знания переложить на бумагу, гарантированно бестселлер получится. Берете в долю?
— Что получится?
— Бестселлер — очень популярная, а главное, продаваемая книга.
— Пустое, — парень небрежно отмахивается от предложения. — У Ордена подобные справочники давно есть, более того, они постоянно пополняются новыми данными. Два года назад дело обстояло именно так, и вряд ли Орден что–то поменял в этом вопросе.
— Хм, что–то я их в продаже не видел. Они что, только для внутреннего использования сотрудниками Ордена?
— Странно, тебе разве не предлагали купить справочник при активации Ай–Ди?
— Предлагали. Но там нет и сотой части того, что могло быть.
— Там ровно столько информации, сколько может усвоить средний переселенец. Зачем обитателю Бейджина знания о животном мире Амазонки или побережье Баия?
Разбушевавшаяся непогода начала стихать лишь к вечеру третьих суток вынужденного сидения под скальным навесом.
Честно говоря, все это уже начинает нешуточно напрягать. Из хавчика остались исключительно концентраты, а за дровами приходится вылезать под дождь. А вылезать приходилось часто, мало того, что дрова сырые, так еще и в горах находимся, как–никак, и, как следствие, имеем не очень гуманные температуры, особенно по ночам.
Один плюс — за водой ходить не нужно.
За ночь облака рассеялись, и утро четвертого дня встретило, кажущимся уже невозможным, злым местным солнышком. Из всех щелей повылезала местная живность, застрекотала, заблеяла и заорала как умалишённая. Могу ее понять, самому от радости спеть хочется. Голоса вот только нет, да и слуха, чего уж там.
— А Дензел где?
— Он еще до рассвета ушел восточное направление проверить, — Грета сосредоточенно подгоняет ремни снаряжения. — Я на запад, а ты пройдись по дороге до оползня, осмотрись, вдруг всё–таки где–то проехать можно?
Ндэ, вот послала, так послала.
Хотя, по сравнению с ребятами, у меня легкая прогулка в десять километров по единственной на пять сотен верст в округе дороге. А у них побегушки в горы, причем на значительно большее расстояние. Ну да ничего, они привычные.
Поход до оползня, ожидаемо не принес результата.
Непогода слизнула полотно дороги вместе с изрядной частью склона.
Теперь сюда только пригонять серьезную технику и перепрокладывать маршрут заново. Да и то не факт, что что–то из этой затеи получится.
Скорее всего, после сезона дождей азиатам придется искать новый маршрут по соседним долинам.
На обратном пути, почти у самой машины, подстреливаю местную животинку, очень смахивающую на земного горного козла с непомерно широко расставленными глазами.
Пару раз перевернувшись в воздухе и задев рогами выступ скалы, пестрая тушка килограмм на тридцать–сорок сочно плюхнулась прямо мне под ноги.
Н–дэ, почти готовая отбивная получилось.
День проходит в нудном ожидании.
Разделываю добычу, непостижимым для себя образом умудряюсь найти относительно сухие дрова. Из остатков крупы и свежего мяса варю подобие шурпы.
Дважды похлебав получившееся варево, в перерыве между едой совершаю десятикилометровый моцион в северном направлении.
Дорога на север с честью перенесла непогоду и вполне проходима.
По возвращении к машине, еще раз поел и даже вполглаза поспал.
Разведчиков все не было.
Первым вернулся Дензел.
В два слова, заимствованных из моего лексикона, обрисовал полное отсутствие перспектив на востоке и жадно набросился на похлебку.
Осилить свою порцию до конца у парня так и не получилось. На половине котелка звякнула выпавшая из руки ложка, парнишка размеренно сопел во сне.
Диск солнца заканчивал свой дневной бег, почти коснувшись похожих на зубья пилы пиков горной гряды на западе. От деревьев и скал пролегли длиннющие тени. Как–то незаметно стих гомон сошедшей с ума от дождей природы.
Я уже собирался было будить Дензела, слишком уж долго не было его сестры.
Хотя, пусть спит пока. На ночь глядя выходить на поиски, затея лишенная практического смысла. А вот в темпе пробежаться до седла между двумя горушками к юго–западу от нас, это и мне вполне по силам.
На два километра в гору ушло чуть более получаса. Равномерно дующий в спину, ветер приятно холодит разгоряченное нагрузками тело. В такт ветру, так же равномерно ноет отбитая коленка — поскользнулся неудачно.
Выбрав место поудобнее, достаю бинокль. Отличная позиция для наблюдения, видимость километров на пять в каждую сторону.
Если не принимать во внимание стадо лениво кочующих по склону горных копытных, никакого движения беглый обзор не выявил.
Мысленно разбив местность на сектора, внимательно изучаю каждый из секторов в отдельности.
Начав с наиболее благоприятных для движения секторов, постепенно сдвигаю обзор к крутизне скал.
Если не считать еще одного небольшого стада копытных — пусто.
Пора возвращается к машине.
Обратно иду, тщательно выбирая маршрут, спешить мне некуда, а подвернуть ногу среди нагромождения камней, это запросто.
К машине подхожу уже затемно. В ночную вахту на небе заступили бледно желтый диск полной луны и неестественно яркие звезды.
— Уип–уип, — неунывающий Ошо заскакивает на скальный выступ и с него перепрыгивает в кузов «Татры». Судя по звукам из кузова, зверек обустраивается на чехле «Попрыгунчика».
Подношу к губам увесистый кирпичик радиостанции: — Грета, ты далеко?
— Близко. Не сажай батареи, — доносится голос из темноты. Причем совсем не с той стороны, откуда я ожидал ее возвращения.
Растрепанный, пошатывающийся силуэт прислоняется к борту машины — укатали сивку крутые горки.
— Винтовку подержи и помоги разгрузку стянуть. Сил нет никаких, — пока помогаю девушке избавиться от навешанной на стройную фигурку амуниции, узкая ладошка шарит у меня в низу живота. — Воды согрей и аптечку найди, — фраза прерывается сочным бульканьем. Висевшая у меня на поясе фляга с ромом перешла в пользование Греты.
Пусть хлебает, я не в обиде — на ощупь одежда на девушке мокрая насквозь.
— Что–то серьезное? — при скупом лунном свете мне видно только, что руки–ноги–голова у Греты на месте. А вот рваную или колотую рану особенно не разглядишь при таком освещении.
— Пустяк — царапина. Брат давно спит?
— Часа три, — протягиваю девушке увесистую медицинскую сумку из «Попрыгунчика».
— Часа три–четыре дай ему поспать, потом сам ложись. Завтра у тебя тяжелый день.
— Ты нашла проходимый маршрут?
— Думаю, да.
Маршрут действительно был.
Уже не ручей, но и не очень глубокая в это время года речка, по широкой долине бойко несет хрустальный холод своих вод почти строго на юг. Со слов Греты, дно и берега речушки выстланы мелкими валунами и крупной галькой. Что не просто проходимо для «Татры», а где–то даже комфортно.
Если верить аэрофотокарте, речушка исчезает в двухсоткилометровом белом пятне, снова появляется в трехстах километрах к югу и почти в ста к западу от нашего текущего местоположения. По топливу вполне должны уложиться.
Но вот беда, между долиной реки и замершим на дороге грузовиком два километра очень неприятного спуска.
Никогда не катался на американских горках, говорят бодрящее занятие.
Вот сейчас и взбодримся.
— Если трос за вот тот валун завести, сможем спуститься?
— Нет. Слишком крутой склон. Сожжём подшипники без смазки, а даже если не сожжём, троса на лебедке сто метров. Выберем трос на всю дину и раскорячимся на самом неприятном участке спуска. Перезавести трос мы уже не сможем.
— Русский, у тебя есть идея лучше?
— Есть, — идея у меня действительно есть. Начнем спуск чуть правее, и спускаться не строго вниз, а забирая попрёк склона. Получится дольше. Но за исключением пары неприятных участков вполне проходимо. — Хватайте топор и бензопилу. Вон те два дерева мне мешать будут. Как с ними закончите, я вам по рации новых задач нарежу.
Не то, чтобы мне эти деревья сильно мешали, но вот лишние пассажиры мне сейчас точно ни к чему.
— Ну что, родная, не подведи. Я тебе маслица свежего залью, фары протру, новые зеркала поставлю и вообще обещаю любить и беречь.
На всякий случай, еще раз тщательно оглядев склон, мысленно намечаю маршрут.
Затягивать дальше смысла никакого — не надышишься, как не старайся.
Ловлю себя на мысли, что у меня входит в привычку давить в себе предательский комочек страха и решаться на очередное безумство. Что поделать, не мы такие — жизнь такая.
Фыркнув выхлопом, «родная», тихонечко, по сантиметру вползла на склон и клюнула носом вниз. Дыхание перехватило, разом вспотевшие ладони сильнее обхватили ставший внезапно предательски скользким бублик руля.
Спуск начался.
Сто метров.
Двести.
Триста………
Вчера я говорил, что машина висела на руле? Я нагло врал.
Не потому, что я врун, нет. Это исключительно по незнанию реалий. Вчера был просто автобан.
Сегодняшний спуск далеко шагнул за грань безбашенности. Иногда мне казалось, что мощный грузовик не ревет мотором, а жалко всхлипывает перед очередным нырком вниз по склону.
Еще сто метров.
Двести………..
Архи неудобно управлять машиной, когда наполовину висишь, цепляясь за что придется. То ли я руль держу, то ли я за него держусь, чтобы не впечататься мордой в стекло.
Сто метров.
Двести………
Хрум!
Бампер ломает корявое горное деревцо, так некстати выросшее на пути «Татры».
Сто метров………
Примерно на середине спуска грунт под задними мостами просел, и грузовик развернуло на осыпи кормой по ходу движения.
И не сделать–то ничего, начнешь маневрировать — перевернёшься.
Но обошлось.
Метров тридцать «Татра» сползала по осыпи, пока не вломилась в заросли невысоких хвойных деревьев, притормозивших сползающий грузовик.
Туда — сюда, руль до упора вправо, педаль газа в пол — мотор протестующе ревет на высоких оборотах. Прижать педаль тормоза, руль влево, помалу отпускаю тормоз — шипит стравливаемый воздух. Подпрыгнув на попавшей под колесо каменюке, грузовик нехотя перестраивается кабиной вперед.
Рукавом смахиваю заливающий левый глаз пот, рукав окрашивается алым. Где это меня так приложило?
Отыгрываю у склона очередные сто метров.
Двести……….
Опять оползень, машина замирает в неустойчивом равновесии.
Если перевернусь, далеко не укачусь — упрусь в серую громаду торчащей из склона скалы. Но вот, дальше придется идти пешком — «Татра» ехать уже не может, а ее многотонная туша раздавит закрепленный в кузове багги.
Давай «родная», держись.
Словно нащупав точку опоры (спасибо независимой подвеске), грузовик упрямо продолжает движение.
Еще сто метров.
Двести.
Триста……
Разворот на почти ровном пятачке и опять челночный бег по склону.
Сто метров.
Двести……
Крутизна склона становится заметно меньше. Проехали что ли?
Проехали.
Нереальной чистоты вода лизнула горячую резину шин.
— Уууф, — кошусь на часы приборной панели. И пусть на циферблате двенадцать делений старого земного времени, неважно. Важно, что спуск занял двадцать две минуты. Хотя по моим субъективным ощущениям прошло несколько часов.
Буквально вывалившись из кабины, сую голову в ледяной поток.
Ухх! Хорошо!
А теперь привалится к теплым камням и на пять минут закрыть глаза. Снимаю с пояса флягу с остатками рома, глоток или два этого лекарства я сам себе не хуже доктора пропишу.
— Русский, ты крут, — в голосе Дензела проскакивают нотки ненаигранного восхищения.
— Да ладно. Это вы еще к моей бабушке в деревню не ездили. Вот там действительно круто.
По сравнению со спуском езда по реке практически отдых. Речушка мелкая — до половины колеса. С усыпанными галькой берегами и частыми галечными островами.
К полудню вода в реке мутнеет, горы превращаются в крупные холмы с отдельными доминирующими над местностью вершинами. Деревья почти исчезают. Машина катится по степным или полупустынным пейзажам, похожим на декорации к вестерну о диком западе.
Иногда мне кажется, что из–за очередной горы с криками «Хей–яя!» выскочит преследующий бизонов отряд краснокожих или замрет на гребне фигура всадника без головы.
Вместо бизонов начинают попадаться стада вездесущих четырехрогих антилоп. Рогачей не видно, но на прибрежных камнях изредка встречаются их гигантские черепа. Есть тут рогачи, есть. Возможно, сейчас стада откочевали ближе к Рейну, но рогач тут точно есть. Как есть и те, кто на него охотится.
Если верить карте, мы сейчас почти в центре тянущегося между Рейном и горами белого пятна на карте.
— Ребят, я больше не могу, глаза слипаются, — до заката еще верных четыре часа и я бы на зубах еще покрутил баранку, но путеводная нить реки, вдоль которой мы ехали весь день, неожиданно резко забрала на северо–запад.
А нам строго на юг.
По моим прикидкам, мы должны быть в ста, ну край в ста пятидесяти километрах от Рейна. Предгорья Кхам давно остались за спиной, впереди у нас исключительно равнина местной саванны. Есть ли смысл дальше придерживаться течения реки?
— Давай так, ты встаешь на ночевку, а мы с сестрой пробежимся вон до той столовой горки. Оттуда попробуем маршрут выбрать, — Дензел ткнул пальцем в направлении сточенного зуба, доминирующей над местностью вершины.
Сколько до нее? Километров пять–восемь. С учетом их мощного бинокля видимость с вершины должна быть километров тридцать. Может, и разглядят чего.
Судя по виду Греты, она вчера на год вперед набегалась, но вслух девушка ничего не говорит.
План Дензела имеет смысл, но выдвигаться к горе нужно сразу — небо на востоке опять затягивает облаками. Дождь может и не пойдет, но видимость упадет однозначно.