Поздно вечером того же дня, без приключений прибываю по указанному адресу на дальних подъездах к северной столице.

— Знакомая картина, — до перестройки это была фабрика, сейчас раздербаненная на сотню мелких кусков. Волчий оскал приватизации во всей красе.

У вооружённого гладкой «Сайгой» охранника на въезде интересуюсь, — Где тут «39АТ»?

Охранник поправляет «Сайгу» и указывает на проезд между цехами. Уже начав движение, в уцелевшее зеркало заднего вида замечаю, как охранник подносит рацию к губам.

Ну–ну, перекладываю обрез поближе, АПБ пока вне игры. Но это так, жест самоуспокоения или скорее отчаянья. С двумя детьми под боком воевать не получится в принципе.

Вот и нужные ворота с номером «39АТ». Сигналю, ворота отползают в сторону. На этих воротах охрана совсем иного сорта. Вооруженные «калашами», затянутые в чёрную униформу, очень дисциплинированные ребята. На вид, все за сорок, но все как один — поджарые и резкие в движениях. Физически ощущаю, волчары ещё те. Нет, это определённо не чоповцы из отставников и мой смешной обрез мне тут не помощник, даже дёрнуться не успею.

Метрах в тридцати за первыми воротами, ещё более серьёзная стена и соответствующие ворота. Не иначе сам Церетелли тут мастерство оттачивал.

Поздно очковать, теперь только плыть по течению. Открываю дверь и протягиваю подошедшему охраннику инструкцию от незнакомца. Боец мельком оглядывает кабину и подмигивает детям. Муха скалится, загривок вздыблен — серьёзный настрой у псинки.

— Толковый пёс, службу понимает правильно. В фургоне что? — Мухины потуги совершенно не производят на мужика впечатления.

— Ништяки разные. Мне сказали — «Бери все, до чего дотянешься, ТАМ все сгодится», — разглядываю шеврон в виде перевёрнутой пирамиды над всевидящим оком. — «Великий Архитектор вселенной» одобряет, стало быть?

— Не совсем так, но в целом, верно. Открой кунг, — командует охранник.

Открою, куда же я денусь.

— Нормально, закрывай. Если есть желание передумать, сейчас самое время. Проедешь ворота, потом только один путь, в портал. — Передумаешь за воротами, силой в портал запихнём.

— Бывает такое? — залезая обратно в кабину, интересуюсь у охранника.

— Бывает.

— У меня один вариант остался — только вперед. Даже, ни шагу назад, нет варианта. Только вперед.

— Оружие, если есть, из машины не доставай. Иначе конфискуем, — предупреждает охранник.

Ворота–монстрики медленно отползают в сторону.

Все, как говорят летчики — точка невозвращения пройдена.

За воротами зажатый с трёх сторон корпусами цехов, вымощенный бетоном дорожных плит двор. Вдоль стен выстроился парк военной техники: 157–й и 131–й ЗиЛы, «Шестьдесят шестые» и пара 63–х «газонов», УАЗы, «Урал», КамАЗы, КрАЗ–вездеход, полноприводный МАЗ–топливозаправщик. Даже БТР-60 есть. Такой вот зоопарк.

— По правой стороне крайние ворота твои, — охранник возвращает мне листок–инструкцию.

Пока я не спеша двигался вдоль парка техники, указанные мне ворота гостеприимно отползли в сторону.

Хм, портальная мойка, неожиданно как. Минут пять «Робур» моют и трут вращающимися щётками. Затем так обдувают воздухом, что машину изрядно покачивает из стороны в сторону. Красный свет под потолком сменяется зеленым.

— За буровую установку, на «14А» становись, — командуют из динамиков под потолком.

О тех, не слишком далёких временах, когда тут был заводской цех, напоминают лишь портальные краны под крышей. Гулкое эхо гуляет под сводами огромного пустого пространства, с неброско, но добротно покрашенными стенами, и чистеньким бетонным полом. Все это залито мягким светом новомодных, импортных светильников.

На полу размечены и пронумерованы машино–места. Проезжая вдоль ряда КамАЗов и одного «Урала», жадно разглядываю выстроенную технику. Машины оттюнингованы так, что «Робуру», похоже, стало стыдно за себя, убогого. Мощные бампера, веткоотбойники, явно нестандартные топливные баки, антенны радиостанций, люстры навесных фар, дополнительные запаски.

Ох, ни фига себе. У них и ПАРМ есть, и топливозаправщик, и передвижная лаборатория, и машина радиосвязи с прицепным генератором. И если я правильно понимаю пара скотовозов (зачем только?). Серьёзно подготовились люди. На все машины нанесена эмблема «Архитектора вселенной».

Занимаю отведённое мне место.

— Все, ребятки, приехали. Пошли, разомнёмся, — помогаю моему семейству покинуть машину.

За машиной в стене дверь с таким же, как и на парковке, номером. Ключ в дверях. Нам, видимо, туда.

За дверью комнатка с парой узких кроватей, стол, пара стульев, микроволновка, чайник, небольшой телевизор под потолком. За дверью в противоположном конце комнатки санузел с душем.

Для уставшего от суточного перехода семейства более чем комфортные условия. Тем более, что надолго нас тут не задержат.

— Снимаем куртки, моем руки, а папка убывает на рекогносцировку местности. Как приду, ужинать будем.

— Куда? — два детских голоса сливаются в один.

Даже Муха смотрит на меня с вопросительно–подозрительным выражением на морде.

— На разведку.

— Языка брать будешь? — интересуется сына.

— Нет, буду брать вещи, менее прозаичные и более полезные.

— Какие вещи? — интересуется хозяйственная доча.

— Быстро руки мыть! — оставляю за собой право последнего слова.

Закрыв дверь на ключ, на всякий случай запираю еще и двери машины.

В противоположном конце ангара призывно светятся окна местного офиса. По пути присматриваюсь к припаркованной технике. За буровой лабают Высоцкого на гитаре. Неплохо так лабают, с душой.

При Советской власти в этом углу цеха располагались подсобные помещения. Внизу были раздевалки, душевые и склады под разную мелочёвку. Над ними, на антресолях второго яруса располагались кабинеты начальника цеха, нормировщиков, и прочих людей, потребных для работы цеха. С высоты второго яруса антресолей удобно наблюдать за работой цеха — все как на ладони.

Новые хозяева фабрики не стали менять подобную практику, внизу на дверях надписи «склад N…», «Дезинфекционная», «Карантин».

Поднимаюсь на второй ярус. Через стекло новомодного стеклопакета (богатые буратины) мне машут рукой, — иди сюда, мол.

— Ого, — буратины не перестают удивлять. По части оргтехники кабинет оборудован так, что мой бывший начальничек мог бы позавидовать. Причём все это функционально и без излишеств.

В просторном кабинете сейчас всего двое. Работающая на компьютере девушка примерно моего возраста и махавший мне через окно парень, в данный момент занятый тем, что без затей пялится на формы особы за компьютером.

Особа тонко троллит паренька. Сжимает кисти рук в замок и тянет сцепленные руки перед собой. Устала от трудов праведных, ага. Форменная блузка при этом на разрыв натягивается на немаленькой груди. Хлопчик с видимым усилием отрывается от созерцания вторичных половых признаков коллеги и фокусирует взгляд на моей скромной персоне.

— Я вас проинструктирую о порядке перехода и выдам идентификационные документы, — мямлит хлопчик. — Сейчас вас сфотографируем…..

У особы с немаленькой грудью со стола соскальзывает лист бумаги. Девушка покидает рабочее место и наклоняется (машинально отмечаю отличную растяжку) за ускользнувшим листочком. Вид на это действо не оставляет равнодушным даже меня, а паренёк из местных вообще где–то в нирване. Еще немного и слюни пускать начнет.

— Молодой человек, Вас ничего не смущает? — хлопец пытается сфокусировать взгляд на мне. Получается у него не сразу.

— Ой, простите, Татьяна кого хочешь смутит, — юноша все еще не здесь.

Спермотоксикоз у него, что ли?

— Меня смущают не способные посрамить саму Венеру или Афродиту формы вашей коллеги, — за моей спиной раздается едва слышное фырканье. — Меня смущает, как будет смотреться моя морда лица на фотографии. Детей тоже фотографировать нужно, я полагаю? — хлопчик наконец–то спускается на грешную землю. — Так вот у них лица не менее живописны. Отличные документы получатся, так считаю.

— Да, действительно, что же делать?

Новенький он тут, что ли? Вот свезло, так свезло.

— Где это Вас так? — мямлит хлопец.

Да он, похоже, клинический идиот.

— С Тайсоном пару раундов побоксировал.

— Русланчик, завари кофейку, у тебя волшебно получается, — Татьяна закончила работать с компом. — Завтра выправим вам документы с временным фото. На ТОЙ стороне сфотографируетесь, время у вас будет. Да и портал положительно сказывается на восстановлении после травм, — вступает в разговор девушка.

Забыв про меня, Руслан метеором метнулся к кофеварке.

— А я пока проинструктирую вас относительно перехода. И по снаряжению посмотрим, чем помочь сможем.

Руслан тащит две пластиковые чашки кофе, себе и Татьяне.

— Жениться тебе надо, Русланчик, — девушка делает глоток кофе и смотрит на парня, потом переводит взгляд на меня.

— Ой, возьмите, — Руслан протягивает мне свою чашку.

Да ты же, дебилушко, уже выхлебал полчашки.

— Не пью с молоком и сахаром, — мой тонкий юмор оценен едва заметной Татьяниной улыбкой.

— Машина у вас мало подходит для той стороны. Около стартовой точки вполне сойдёт, а вот если куда подальше, не доедет. Можете у нас технику посмотреть. Можете ТАМ попытаться продать своего «головастика», и уже по месту сориентироваться с новой машиной.

Второй вариант однозначно мой. Перегружать хабар не вариант. Однако посмотреть, что тут есть по части техники, однозначно стоит.

— С удовольствием взгляну на местный автопром, — какой нормальный мужик откажется посмотреть такие игрушки?

— Руслан покажет, он это любит. Места свободного у вас в машине много осталось? — пустой стаканчик из–под кофе улетает в мусор.

— В машине мало, по грузоподъёмности так и совсем критично. А вот прицеп полупустой.

— Вот список минимально необходимого. Посмотрите, чего у вас не хватает, — девушка протягивает мне стопку листов.

Пробегаю глазами по списку.

— Кроме медицины все есть, в тех или иных количествах. И что–то оружия у вас в списке не вижу. Места, как мне порассказали, там лихие, — зарабатываю очередной Татьянин одобрительный кивок.

— Оружие на той стороне продаётся. Во избежание, так сказать. А по медицине, пойдем — поможем вашей беде, — проходя мимо меня, грациозная стервочка прижимается ко мне бедром, вызывая очередной приступ необоснованной зависти у Русланчика.

А кофе мне так и не принесли.

На первом этаже Татьяна отпирает дверь с надписью «Склад N4». За дверью скрывается аптечный склад.

— Стандартный набор взрослого мужчины, — Татьяна ставит на прилавок передо мной большую картонную коробку.

— С женским набором есть разница?

— А как же. Вам — мужикам прокладки, тампоны, противозачаточные препараты и прочие женские радости ни к чему. Зато по бритвенной части тут много и с запасом.

— А вот тут, Танечка, вы не правы, не все так очевидно. — Пробегаю глазами спецификацию на коробке. Половина названий мне ни о чём не говорит. Хм, сотня презервативов. Я как–то упустил половой вопрос, в суете сборов не до того было.

— Двойной, расширенный детский набор, — вдвое большая коробка присоединяется к первой.

— Что такое малый хирургический набор? — киваю на свою коробку.

— Простейший набор для обработки несложных ранений, — поясняет Татьяна.

— Есть что, посолидней? — где я там медицину достану? Подозреваю, что нигде.

— У вас есть медицинское образование? В досье на вас не было ничего об этом.

Хм, досье. Как интересно!

— ТАМ освою. И не только его.

Татьяна с видимым усилием ставит на стол алюминиевый кофр с красным крестом.

— Если, по–простому, здесь расширенный набор полевого медика: скальпели, иглы, зажимы, пинцеты, две спиртовки, две коробки стерилизаторов, простейшие приборы для измерения давления и пульса, медицинские препараты в ассортименте. Потом более подробно ознакомитесь, время у вас будет, — подводит черту Татьяна. — Все очень простое и надёжное.

Простое и надежное — это именно то, что нужно. Недаром тут свой хлеб едят, совсем недаром.

Пока я разглядываю надпись на стерилизационной коробке «Тумботинский медико–инструментальный завод». Где это Тумботино находится? Никогда о таком не слышал, а оно есть. На столе появляется упаковка из шести литровых бутылок, я даже знаю, что это.

— Спирт? — Татьяна кивает.

— Что у нас по цене вопроса? — почти штука баксов, нормально, у меня больше двух на кармане.

— Ещё на тысячу американских рублей прокладок, тампонов и прочих женских радостей на ваше усмотрение, найдём? — Татьяна кивает. — Презервативов пару тысяч, если есть, — если я что–то понимаю в людях, этот товар можно неплохо продать на той стороне. — Индивидуальные и автомобильные аптечки есть?

— А то! — девушка явно одобряет мой выбор.

— Гут, тоже возьму.

В два приёма переношу и с трудом размещаю в машине приобретённое медицинское богатство. Потом рассортирую. Убедившись, что у мелких всё в порядке, иду искать Руслана, на предмет — посмотреть чудеса местного автопрома.

— Руслан, как тут с питанием? — раз уж мне придётся злоупотребить местным гостеприимством, надо решать этот вопрос. Жрать уже хочется, что вообще–то не удивительно, последние бутерброды доели часов шесть назад.

— Ужин уже был, завтрак с 8–00 до 9–00, — оторванный от Татьяны, Русланчик, наконец, обретает человеческий голос. — Через час геологи обещали плов приготовить. С ними и поужинаете, собаку в вольер будете ставить?

Плов — это хорошо, а вот вольер не очень хорошо. Кто там в этом вольере до этого обитал и чем болел, неизвестно. Но глянуть стоит.

— Руслан, иди уже, показывай технику, — парень аж пританцовывает от нетерпения. — Веди, Сусанин.

Следом за Русланом миную заставленный техникой двор. Во дворе, в ворота соседние с нашими, заезжает кавалькада внедорожников, «Ниссаны» и «Мицубиси», нафаршированные не хуже машин геологов.

— Кто такие? — интересуюсь у Руслана.

— Приключенцы или братва под раздачу попала и когти рвёт. Переселенцев при отправке фильтруют по типам. Ваш бокс по спецзаявкам с той стороны, — Руслан отвечает на мой немой вопрос. — Этот обычные переселенцы, их основная масса, — парень кивает в сторону ворот, закрывающихся за колонной внедорожников. — А возле казармы спецконтингент.

Хм, казармы, все интереснее и интереснее. Если у них охрана в казарме обитает, то по логике, это место охраняет армия, а никакой не охранный ЧОП. И армия эта, что характерно, не Российская.

— Спецконтингент?

— Проститутки, не до конца опустившиеся бомжи, откровенно мутная братва, — Руслан явно наблюдает за моей реакцией на подобные перспективы. Молод ты ещё, Русланчик, со мной в такие игры играть. До статуса чемпиона в этой игре мне еще далеко, но в профессиональной лиге я уже давно прописался.

Много вопросов на языке вертится. Но сдаётся мне, неспроста этот разговор затеян. Умерим любопытство, оно порой до добра не доводит.

— Нам сюда, — Руслан протискивается между приоткрытыми створками цеховых ворот.

Я впечатлён, даже задумался о покупке одного из аппаратов, стоящих этом цехе. Золото — штука, безусловно, хорошая, но иметь ТАМ такой пепелац, сильно профитнее будет.

Посмотреть было на что. Руслан тараторил безумолку, рассказывая о достоинствах, представленных внедорожных монстриков. Не втирал тачки, совсем нет. Он был маньяком подобной техники.

Два десятка различных машин: от чего–то, что некогда было УАЗом, до экстремальных кемперов на базе «шишиг» и внедорожных КамАЗов. Техника геологов явно прошла через эти стены. Особняком стоит пара БТР-152, на которые без затей монтируют дополнительно бронирование, для торчащих из десантного отсека ЗУшек (тех, которые 23х2).

— Сколько такой танчик стоит? — прицениваюсь к БТРу.

Выясняется, что БТР мне не светит даже за баксы. Это наводит на мысли о том, что каждый второй отморозок на таком пепелаце за ленточкой не катается.

С экскурсии я ухожу в расстроенных чувствах. Проходимость моего «головастика» по бездорожью не впечатляет, да и грузоподъемность у него далека от рекордной. А что–то внедорожное и одновременно вместительное мне не по карману.

На ход ноги, за остатки наличности прикупил у Руслана две 25–литровых канистры «кастроловского» дизельного масла, пару боковых зеркал взамен утерянного при прорыве из города и портативный электрогенератор 12\24В на мускульном приводе, объединенный в единый блок с аккумулятором на двадцать ампер\часов. Полезный девайс в дикой местности.

У моего грузовичка топчется коренастый бородатый мужик в брезентовой штормовке.

— Коллега, давай помогу, — предлагает свою помощь бородатый незнакомец. Вдвоем мы быстро грузим канистры и генератор. — Пошли плова откушаем, ну и по рюмашке за знакомство, — озвучивает цель своего визита незнакомец.

Видимо Татьяна имела разговор с геологами о моей скромной персоне.

— У меня дети.

— Дети это хорошо. Я вот семьёй не обзавёлся пока. Всю жизнь катался за туманом и за запахом тайги, — грустно и иронично описывает свой жизненный путь бородатый геолог. А дядьке уже сильно за сорок, когда он семью заводить собрался?

Впрочем, я так рассуждаю с позиции своих тридцати лет. Не факт, что к пятидесяти моя позиция не претерпит радикальных изменений.

Вместе с геологом проходим в отведённый моему семейству номер. Муха тихой сапой меняет диспозицию и оказывается между геологом и выходом. Мухины манёвры явно не остаются незамеченными.

— Ребят потеплее одень. У нас на улице накрыто, нам на свежем воздухе привычнее, — синяки и гипсы на руках ребятишек явно заинтересовали мужика, но вопросов он не задаёт, правильный дядька. — Пса тоже бери, отчекрыжим от наших собак мясца на ужин. Собаку вечером от пуза кормить нужно, — в этом я с ним полностью согласен.

Прихватив из кабины литровую бутылку «Смирнова», как раз для такого случая держал, бегу догонять геолога и мелких с Мухой, исчезнувших за неприметной дверью в самом конце бывшего цеха.

За дверью зажатая корпусами цехов и бетонным забором площадка размером в четверть футбольного поля. По верху бетонных заборов хищно вьется спираль «Егозы».

Я не я, за одним из заборов что–то типа крытого решёткой тюремного дворика.

Вдоль одной из стен выстроены вольеры, загоны и разнокалиберные клетки. В дальнем углу в просторных вольерах дремлют пять лаек.

— Наши, — поясняет геолог. — И кони тоже наши, — кивает в сторону стойл.

Вот значит, что они в скотовозах повезут, проникаюсь к геологам все большим уважением.

Длинный деревянный стол под навесом с лавками по обеим сторонам. На столе дымится здоровенный самовар (во блин, хочу такой же, дайте два). Чуть в сторонке, на треноге висит казан не мене впечатляющих размеров (тоже хочу и тоже два), угли под казаном давно прогорели и сейчас едва алеют.

За столом расположилась пестрая кампания из двух десятков мужчин, женщин и нескольких подростков на дальнем конце стола. Семейные, стало быть.

Все собравшиеся за столом чем–то неуловимо похожи друг на друга, бороды у мужчин, дублённые ветрами и морозами лица. Есть какая–то скрытая первобытная сила в этих людях, не хотел бы вставать у них на пути. В то же время от них веет добротой и покоем, этакая квинтэссенция былинной русской силушки. Это мы удачно зашли — очень полезное знакомство.

Здороваюсь с коллективом. Под одобрительное хмыканье выставляю на стол «Смирнова». Это не от того, что народ на сухую сидит, а тут я весь такой внезапный и с литром на кармане. Вовсе нет. Скорее это дань ритуалу, не с пустыми руками пришел человек, уважуху коллективу выказал.

Женщины начинают хлопотать вокруг мелких, наваливают им одну на двоих миску плова. Да им эту миску за неделю не осилить! Приносят чашки с чаем. Мелким кушанье явно по нраву. Рубают за обе щеки, улыбаются даже. Улыбаются, это хорошо, жизнь продолжается.

— По грамульке за знакомство, — здоровенный, бритый налысо детина с явно кавказскими корнями разливает по стаканчикам огненную воду.

— «Хм, серебряные, вот мажоры», — думаю про себя. Хотя, опять же, может в этом есть скрытый смысл, надо уточнить при случае.

Хорошо пошла, закусываю соленьями с тарелки. Черемша вроде, первый раз пробую.

— Марат сегодня превзошёл самого себя, — невысокая женщина с восточной внешностью ставит передо мной миску плова и пиалу чая.

— Спасибо, никогда настоящего плова не пребывал, — вызываю снисходительные улыбки соседей.

Плов превосходит все мысленные ожидания, он сладкий. Лук и чеснок в нем тоже присутствуют, но они тоже сладковатые. Очень приятная фруктовая сладость, курага, изюм, ещё какие–то неописуемые оттенки вкуса. Кусочки баранины — пальчики оближешь, с чаем из самовара на дровах вообще неописуемо хорошо идёт. У меня приключается разрыв шаблона, никогда бы не подумал, что плов может быть сладким. Неторопливо, минут двадцать, смакую каждый кусочек. Мелочь за это время одолела едва треть своей порцайки и осоловело хлебает чай с вареньем.

— Утром в микроволновке подогреете, — миловидная женщина с раскосыми глазами протягивает мне одноразовый контейнер с пловом.

Хорошие люди.

— Давай ещё по одной и собаку свою покормишь, а то слюной захлебнётся.

По одной, это мы с радостью. Загрызаю бриллиантовую влагу квашеным чесночком. Жизнь явно налаживается!

Дойдя до мухиного вольера, кидаю в миску выделенный мне от щедрот геологических кусок сырого мяса на здоровенной кости. И оставляю псинку наедине с этим счастьем.

Как–то спокойно на душе стало. Я до последнего сомневался, что все это не развод, а тут успокоился. Слишком много сил надо вложить в обустройство подобной базы, собрать людей и технику. А ведь мне виден лишь небольшой кусок всего действа.

Возвращаюсь за стол. С водкой никто не гонит. Кто–то налегает на чай, кто–то достал трубочку, гитару вот принесли, умеют люди жить. Приносившая плов женщина с восточными чертами выдала мелким по здоровенному куску лаваша и повела к конским стойлам. Что же, пусть приобщаются, ТАМ лошадь однозначно средство передвижения. Вот только роскошь или норма жизни?

Подобно гуляющей сама по себе кошке, из темноты возникла Татьяна, подсела к расположившемуся с краешка мужчине в форме местной охраны и без затей запустила ложку в его миску с пловом. Не светит тебе, Русланчик, против такого самца совсем ничего не светит.

Пропустили ещё по одной, под это дело геологи поделились своей историей. Орден собирает такие вот поисковые партии за ленточку. Людей подбирали долго, индивидуально прорабатывая каждого, старались собрать маньяков геологии, готовых ради науки махнуть за край света. Укомплектовали техникой по последнему слову. Обрисовали перспективы. Большинству за этим столом для счастья большего и не надо.

Завтра рано утром у них переход.

Несколько раз ловлю на себе взгляд Таниного мужчины. Вот вроде не злой человек скользнул по тебе взглядом, и неуютно как–то стало.

Славно посидели, в конце посиделок геологи, от щедрот таежных, задарили мне пару бутылок настоянной на кедровой скорлупе водки. Посиделки закончились ближе к полуночи. Муху оставляю ночевать в вольере. Не верится мне, что при такой организации у них вольеры не обрабатываются на предмет всякой нечисти.

Уложив мелких по кроватям, постоял пять минут под душем и со спокойным сердцем отбился до утра.

Выспаться толком не удалось. Полночи снилась разная ерунда. Вроде и не просыпался ночью, но и не поспал толком. Под утро, ненадолго, скользнул таки в сон поглубже.

Но — не судьба.

Шум, сопровождающий суету десятков людей, сменяет рев прогреваемых моторов. Едкий запах отработанной солярки просачивается в дверные щели. Все «ни поспать», а на часах полшестого.

С одной стороны — кто рано встает, тому принадлежит весь мир. С другой стороны — я бы еще покемарил минут триста. Но это субъективно. Объективно — мое мнение никому не интересно.

Не спеша, с ленцой одевшись, выглядываю из номера. Надымили–то, начадили. Мелочь уже тут как тут, им интересно. Гипсы, неделю назад бывшие белоснежно–белыми, превратились в нечто темно–серое, ближе к чёрному. В больнице снимать гипс собирались только через две недели. Неделя прошла, да еще за неделю гипс цвета антрацита будет. И рентгеновские снимки были бы совсем не лишними.

— Цыц малявки. Команда была — всем спать! — загоняю детей обратно по кроватям.

Нус, проводим вчерашних знакомцев.

К моменту моего появления, геологи вышли на финишную прямую сборов. Ближние к выходу машины по одной, уже потянулись в открытые ворота. Около меня к «скотовозкам» подкатили пандус и заводят по нему лошадей. Лошадкам вся эта суета явно не по душе, возмущенное конское ржание изредка прорывается сквозь монотонный гул моторов. Со стороны вольеров появляется Марат с тремя лайками на поводках.

— Подержи минутку, — принимаю от Марата два поводка.

Возбужденные суетой лайки тут же натягивают поводки в попытке присоединится к общей движухе.

— А где остальные собаки?

— Уже погрузили. Удачи тебе! Бог даст, ТАМ пересечёмся, — Марат по одной грузит лаек в машину.

— И вам удачи, надеюсь как–нибудь ещё вашего плова попробовать, — жму крепкую руку.

Пятнадцать минут спустя я остаюсь один. Только вой вытяжных вентиляторов, досасывающих последние кубометры задымленного солярочным выхлопом воздуха, напоминает, что здесь был кто–то кроме меня. Опустевшая громада цеха немного давит на психику.

Ну вот, еще и свет погасили. Совсем неуютно что–то. Попробуем еще урвать кусочек сна.

В целом, попытку можно считать засчитанной. Последнее пробуждение в этом мире случилось в начале десятого. Скрупулёзно провожу утренние гигиенические процедуры. Два раза переупаковываю вещи и, поймав себя на мысли, что суечусь как баба, ухожу наводить порядок в фургоне грузовика.

Ожидание перехода струной натягивает нервы, скорей бы уже.

Проснувшиеся дети крутятся под ногами и лезут под руку с тысячей вопросов. Для детей это совершенно нормально. Головой я понимаю, что так и должно быть в их возрасте, но не выспавшегося папку сто тысяч почему начинают вымораживать.

— Пойдемте Муху проверим, а то вдруг её геологи прихватили по ошибке. Рита бледнеет и вихрем срывается в сторону вольеров. Сына не менее энергично припускает следом.

Неудачно я пошутил, надо исправляться.

Обиженная на все человечество, Муха обнаруживается в вольере, где её вчера припарковали. «Собачья радость» обглодана и вылизана до зеркального блеска и, на мой взгляд, стала вполовину короче.

Молодёжь, убедившись, что с Мухой все в порядке, разом успокоилась и оправилась к импровизированной детской площадке в дальнем углу двора. Вчера я её в темноте не заметил, но тут, оказывается, даже и эти мелочи продуманы.

— Иди уже, арестантка, — выпускаю Муху из вольера.

Раз уж детишки нашли себе занятие, воспользуемся моментом и навестим Татьяну или кто там за неё.

Татьяна и Руслан обнаруживаются на рабочих местах. В данный момент они с головой погружены в заполнение и сортировку изрядной кипы бланков и карточек.

— «Социализм — это учёт и контроль», — цитирую Владимира Ильича вместо приветствия.

Шутка, понимания не находит.

— Вроде того. Через двадцать минут приводи детей, сделаем вам документы. Ровно в одиннадцать ваше время, — бормочет Руслан, даже не отрывая взгляда от монитора.

Я, признаться, рад такому течению событий, ожидание ощутимо давит на психику.

— Если захочешь сменить имя, то быстренько решай, на какое, — все так же клацая по клавиатуре, бормочет Руслан.

— Только имя?

— Идентификация по номеру Ай–Ди проводится. Имя исключительно для удобства общения вносим. Многие еще «никнейм» в документы вписывают, ТАМ — это до кучи еще и радио–позывной, — озадачивает меня Руслан.

Оставив офисный планктон трудиться над очередной порцией отчетности, иду за детьми. По дороге размышляя на тему собственной идентификации.

Вот незадача, нынешнее имя оставить и не мудрить или сменить в целях окончательной рубки хвостов. «Погонялово», сиречь оперативный псевдоним, он же — «никнейм», это вопрос серьезный. Как ты лодку назовешь, так она и потонет. Шучу — поплывет, конечно.

Хотя нет, плавает — известно что, известно где. А наш крейсер пойдет.

Под протестующее Мухино рычание, увожу молодёжь в номер. Надо им слегка перья почистить, перед визитом за документами. А мне лишних десять минут, над вопросом идентификации себя любимого поразмыслить.

— Готовы? С богом, — под отзвуки шагов в пустой громаде цеха, топаем к офису.

В офисе моё семейство пропускают через кабинку, в которой с нас делают фото.

— Имена, фамилии, какие вписывать будем? Ник придумал?

— Имена старые. Мою фамилию всем троим. Ники одинаковые с кем–то возможны?

— Нет. Если хочешь, прикинь на компе, что свободно по никам, — Руслан кивает на комп у входа.

Хм, как интересно, не более двух слов, написание исключительно латинским шрифтом. Если ник уже занят, поле него следует номер.

Поозоруем немного. Стучу по клаве — «Pidorok». Ахренеть, свободны номера от третьего и дальше.

— Хорош прикалываться. Смена кончается через полчаса, — с нотками явного недовольства в голосе Руслан пресекает мои эксперименты.

А вот так попробуем — «ingeniero». Во, ништяк — эсперанто тут не в моде. Всего два слова на эсперанто знаю, а пригодилось.

Буду — Den ingeniero.

— Руслан, готово, — откидываюсь на спинку стула. Вроде ни о чём вопрос, а как будто три километра пробежал, причем все три в гору.

— Это на португальском? — стуча по клавишам, интересуется Руслан.

— Нет. Это эсперанто — язык интеллектуальных меньшинств.

— Держи, интеллектуал, — Руслан дует на зажатые в руках куски пластика. Получаю на руки три горячие, пластиковые карточки. С одной стороны наши фотокарточки, имена, сегодняшнее число и восьмизначный номер, с обратной знак «Архитектора вселенной» и цветной штрих код по граням пирамиды.

— Ваши документы — «Ай–Ди», если по–простому. Фото временные. ТАМ новые сделаете, когда лица в норму придут. Карточки не тонут, выдерживают температуру 230 градусов, подделать их практически невозможно. Кроме того, Ай–Ди, одновременно являются вашим платёжным средством — аналог банковской карты, на них зачисляют средства и с них же производится оплата.

— Скоро твоё время, собирайся, — прерывает коллегу явно уставшая за смену Татьяна.

Нам собраться, только подпоясаться, укладываюсь в полчаса, даже успеваем разогреть в микроволновке и доесть на четверых вчерашний плов.

На месте парковки машин геологов, ползает уборочная машинка, из крайнего номера выносят кипу постельного белья. Порядок тут, однако. Молчаливые уборщики уже ждут, когда мы освободим помещение.

— Экипаж, в машину, — подсаживаю мелочь в кабину.

Хм, что с собаками делает животворящий кусок сырой баранины, сожранный на ужин — Муха запрыгивает в кабину, едва я открываю правую дверь. Чувствуется мощь в собаке.

Холодный мотор чихает солидным облаком дыма, секунд через десять под крышей заводят свою прощальную песню вытяжные вентиляторы. Ворота с печальным скрежетом откатываются в сторону, намекая — пора ехать. Закладываю дугу в проём ворот.

— Направо по диагонали, — незнакомый голос, из громкоговорителей, напутствует в дальнюю дорогу. Не Татьянин голос, и не Руслана, видимо другая смена заступила.

Подруливаю к указанным воротам. Над воротами, красный свет сменяется зелёным, створки ворот уже гостеприимно раскрыты.

— Посмотрите на солнышко, — детям передалась меланхолия моего настроения.

Все вместе щуримся на диск холодного, осеннего солнца, периодически ныряющего в тяжелые облака. Мир вокруг блекнет и теряет краски: серый бетон дорожного покрытия, темно–коричневые стены старых фабричных корпусов, свинцовое питерское небо и полумгла за открытыми воротами. Где–то совсем рядом басовито гудит тепловоз, и стучат на стыках рельсов вагоны, наводя на мысли о том, что снабжение за «ленточкой» осуществляется не только автотранспортом.

Перед смертью не надышишься, последний шаг делать все равно придется. Закрываясь, створки ворот тушат последние, пусть и минорные, но такие родные краски этого мира. Вот и все, что–то сейчас будет. Меня слегка колбасит, страхи и сомнения накатываются неприятной волной. Вдох–выдох — поздняк метаться, загоняю эмоции в дальний угол сознания и осматриваюсь по сторонам.

Крашеные серой краской, кирпичные стены и потолок, бетонный пол, впереди металлическая платформа. Металл платформы матово–блестящий, как бывает на свежих, не успевших окислится срезах. За платформой металлическая арка с кучей развешанных по ней непонятных приборов. Судя по толщине подведённых кабелей, энергопотребление у арки, как у башенного крана. Шланги гидравлики, по сечению не уступают силовым кабелям. Воздух в рамке слабо мерцает — как над асфальтом в жару, возможно там действительно жарко, скоро узнаем, насколько.

Из двери в боковой стене появляется взлохмаченный парень в синем комбинезоне, опускаю стекло.

— Здорова, я Харон, — запрыгнув на подножку, представляется лохматый.

— Сам придумал или подсказал кто?

— Что у тебя там? Айдишники давай, — парень игнорирует мое замечание и просовывает башку в кабину.

М–да. Друг, ты бы хоть иногда голову мыл. Да и юмор у тебя не к месту.

— Собака, дети, — протягиваю Ай–Ди.

— Значит, так. Слушай сюда. Сидите спокойно, не шевелитесь, это не больно. Глаза лучше закрыть. Массу с аккумулятора можешь скинуть по–быстрому? Собаке скомандуй, чтобы тихо сидела, или могу снотворного выдать.

— Справлюсь. Массу отрублю, не вопрос, — нажимаю на кнопку отключения массы, свет в машине гаснет, стрелки приборов ложатся на ноль. Дизель, как ни в чём небывало продолжает тарахтеть на холостом ходу, ему отсутствие электричества не помеха.

— Раз понял, заезжай на платформу, как коснёшься отбойников глуши мотор. На той стороне сразу заводи и съезжай, — лохматый исчезает в двери.

Сдаю вперед до касания бампером отбойников. Глушу мотор.

В платформе под машиной лязгает что–то металлическое, помещение заливает противный свист.

— Держи Ай–Ди, — вернувшийся парень протягивает наши документы. — Минута до перехода, — лохматый нахлобучивает наушники и снова скрывается за дверью. Свист нарастает.

— Глаза закрыли. Расслабились. Не боимся ничего, папа с вами, — во что же я всё–таки влип? Муха! Лежать! Место! — пытаюсь переорать свист. Муха нервничает, однако, команду выполняет — хорошо тебя выдрессировали.

Потоки воздуха в рамке превращаются в колышущееся зеркало, в котором отражается лупоглазая морда «Робура», я и дети за лобовым стеклом. Свист уходит в ультразвуковой диапазон. Глажу нервничающую Муху по морде.

Рамка с мерцающим, зеркалом начинает наползать на платформу. Снимаю руку с собачьей морды. Неуловимый миг и зеркало проникает в кабину, потом я исчезаю в нем.

Пытаться передать ощущения от перехода — бесполезное занятие. Понять, что есть переход можно — только испытав лично.