В побег взяли двоих, хоть с начала Бен хотел взять одного. Выбор он остановил на вновь прибывшем спортсмене. Новичок подходил по многим параметрам. Он никого не знал, и его не знали. Стало быть, хватятся не сразу.

К тому же мала вероятность, что парень успел стать стукачом. Но к ним сразу прибился еще один чрезвычайно подозрительный мужичок. Лет примерно сорока, с огромным брюхом и нательным крестом. Он показал удостоверение помощника послушника Алгинского монастыря, отчего они должны были, по его мысли, проникнутся к нему абсолютным доверием. Полина отвела Бена в сторону и сказала, что она не доверяет послушнику, и отсоветовала брать.

— Что делать, он сразу нас заложит, — посетовал Бен. — Пусть идет раз так. В зоне может пригодиться. Насколько мне помнится, там речь шла о вере, а Александр человек религиозный, может, что и присоветует.

— Спортсмен нам тогда зачем?

— Спортсмен просто здоровый. Нам могут сгодиться его кулаки.

Бен прикидывал уходить ночью, но Александр сказал, что ночи здесь не бывает, но клобуки каждые два часа пропадают и отсутствуют в течение следующих двух часов.

Так и случилось. Дождавшись очередной смены, они покинули гостеприимное здание и спустились по лестнице. Они были не одни, кто шастал по лестнице, но внизу никто не задерживался.

Ступени кончились, резко переходя в порыжевшую землю. Земля оказалась настоящей, не фальшивой, как и кусты. Листья на них были скрученные и иссохшиеся, а ветки толстые, многолетние, если не многовековые. Мини деревья. Или кусты, живущие гораздо более отпущенного им срока и никак не могущие умереть.

Прикрываясь кустами, они двигались без снижения темпа отпущенные два часа.

Несмотря на пройденный путь, здание, стоящее на единственной возвышенности, чудесно просматривалось, но рядом с ним не было заметно никакого особого беспокойства.

— Око, не дремлющее и всевидящее, — высокопарно заметил Александр, за прошедшее время изрядно надоевший своими поповскими сентенциями.

— Помолчал бы, древлянин, — осадила его Полина.

Первым, как ни странно выдохся спортсмен, кстати, на майке оказалась написана его фамилия-Иволгин. Они так его и называли по фамилии, не удосужившись узнать имени, не до этого было. Надо было пройти как можно большее расстояние, чтобы клобуки не смогли их догнать. Правда и на этот случай и у Бена имелся запасной план. Согласно ему надо было захватить апостола и любыми путями разговорить, не останавливаясь даже перед физическим насилием, именно для этих целей и был взят спортсмен.

Иволгин с самого начала безбожно устал, он задыхался, и его вынуждены были ждать.

Отставания все более увеличивались. Они уже по пять и более минут лежали, растянувшись на земле, пока Иволгин соизволивал до них дойти. Спортсмен держался за грудь, кривясь от боли. Боясь, чтобы его окончательно не бросили, он все время твердил как молитву, что тренер говорил, что все это ерунда, и он выздоровеет.

— Он даже мне таблетки давал, чтобы я во время игры боли не чувствовал. Хорошие таблетки, жаль, они в раздевалке остались. Меня ведь сюда прямо с матча привезли.

— Все бы такие хорошие были доктора, — с сарказмом буркнул послушник, он не говорил, он все время буркал. — Все доктора грешники. Они на том свете раскаленные сковороды будут лизать.

— Ты лучше расскажи, что ты знаешь об этой зоне абсолютной веры? — посоветовал Бен. — То, что доктора сволочи, это мы и без тебя знаем.

Послушник молча зыркнул глазами, взгляд нехороший, оценивающий. Бен решил сделать вид, что ничего не видит, сыграть простачка.

— Опять с секстантами что-нибудь связанное, — подсказал он. — Нечто вроде баптистов. Баптисты абсолютно верящие. Фанатики, скальпы снимающие.

— Мальчики, мне страшно, — призналась девушка. — Но почему скальпы?

— Должен же быть у них какой-то обряд, — продолжал гнуть свое Бен. — Поэтому никто и не возвращается, что они в жертву беглецов пускают, — увидев нездоровую бледноту девушки, он поспешил неуклюже исправиться. — Может, и не убивают, а оставляют жить в секте. По мне, так лучше жить среди сектантов, чем с "клобуками".

Никто ведь не знает, куда апостолы людей уводят. А как ты, Александр?

— Мне без разницы, — пожал плечами скользкий тип.

Девушка вознамерилась спросить, почему же он тогда потащился с ними в такую даль, но Бен очень кстати наступил ей на ногу. Возмущение было прервано появлением спортсмена, который рухнул как подкошенный со стоном "Умираю!".

— Что, во второй раз? — насмешливо сощурил глаз послушник.

— Что во второй раз? — тот приподнялся и сел. — Ты договаривай, что во второй раз?

На что ты намекаешь, поп, что я один раз уже умер? Да я тебя урою, поп, за такие шутки!

— Какие уж тут шутки, — притворно вздохнул Александр.

— Мальчики, может не надо? — попыталась остановить скандал Полина, но безуспешно.

— Нет, пусть он договаривает, — вскипел Иволгин. — Говори, чего ты знаешь?

— Что тут знать, дорогой мой. Ты помнишь, как сюда попал? Скажи, что ты помнишь?

Только честно.

— Чего мне врать? — оглушено проговорил спортсмен. — Игра у нас сегодня. Я в раздевалке и отключился. Нет, я же на поле вышел. А дальше ничего не помню.

— А ты ничего помнить и не должен. Умер ты и вознесся и все дела. Если бы в церкву ходил, то был бы готов.

— К чему готов?

— Умереть как человек, придурок.

— Я не умер! — крикнул Иволгин. — Смотри, руки ноги двигаются, я хожу и разговариваю, а то, что сердце болит, так это тренер сказал возрастное, скоро пройдет. Я вылечусь. Я уже почти здоров. Смотри.

Он резво вскочил на ноги и сделал сальто вперед, потом назад. Рядом стояло чахлое деревце, он вцепился в ветку и стал истово подтягиваться. Дыхание сбилось, он посинел, но все равно продолжал упражнения.

— Прекратите! — крикнула Полина, но было поздно.

Руки спортсмена сорвались, и он упал навзничь.

— Я буду жить, — прошептал он и перестал дышать.

Девушка заметалась, требуя, чтобы начали делать искусственное дыхание, но мужчины даже не пошевелились. Она это заметила и ошеломленно спросила:

— Бен, неужели ты тоже считаешь, что он был уже мертвым?

Ответом ей было красноречивое молчание. Со словами "Это ужасно!" она отвернулась и заплакала. Бен не сделал попытки ее утешить, ему самому было так дико, что он не представлял себе, как он, нормальный человек с высшим образованием, досконально осведомленный, что бога нет, должен вести себя в подобной ситуации.

— Что вы так убиваетесь, сестра, из-за того, что покойник ходил? — спросил Александр, и самое противное было, что насмешливым тоном.

С Беном случилось то, что он про себя называл заскок. Нервы после того, как он стал переть, что плохо лежит, стали совсем ни к черту. В голове шумнуло, одновременно в груди разгорелся огонь. Праведный гнев. Точнее истерика.

— Чего ты тут ухмыляешься, послушник хренов? — закричал он. — Постишься, говоришь?

Свинину не ешь. Да тебя вообще кормить грех, иуда. Если кто и будет сковороду лизать, то тебе по штату положена самая большая.

— Это почему же? — подобрался и ощерился точно пес Александр, Бен запоздало подумал, что справиться с ним будет нелегко, если вообще возможно.

— Потому что ты ненастоящий послушник, приставленный к нам, чтобы в ловушку заманить! — и Бен кинулся на Александра, после чего они, мутузя друг дружку, стали кататься по земле, облепляемые павшими листьями.

— Что здесь происходит? — раздался спокойный и одновременно с ним строгий голос.

От неожиданности они с послушником отскочили руг от друга как ошпаренные. На поляне появился колоритный персонаж. Мужчина лет тридцати, худой, затянутый в черный костюм и черный галстук, узкий как спица.

— Что вы здесь деретесь? Надеюсь, вы не акумы? — вежливо поинтересовался незнакомец.

— Я верующий! Послушник Алгинского монастыря, пострадавший за веру и продолжаю за нее страдать! — возопил Александр, доставая трясущимися руками приснопамятное удостоверение.

— Надеюсь, ты не ждешь вознаграждения за свои страдания? И не таишь обиды на веру, из-за которой страдаешь?

— Конечно же, нет! Я ничего не жду!

— Зачем же ты бежал от апостолов — божьих людей?

— С единственной целью, чтобы попасть в зону абсолютной веры! Истинно говорю.

Хочу узреть веру настоящую, всеобъемлющую.

— Хороши слова твои, — склонил голову незнакомец.

— Простите, а вы кто? — спросила Полина.

— Извините меня, я не представился. Меня зовут Касьян. Проводник я.

— Значит, вы поможете нам выбраться?

Касьян не успел ответить, как встрявший послушник сказал:

— Не слушайте ее, отче, сама не знает, что говорит. Одно слово женщина- существо болтливое и низменное, коей не дано постигнуть сущего. Проводите нас в зону абсолютной веры, если конечно это не противоречит вашим планам.

— Что ты болтаешь, идиот! — не выдержал Бен. — Из зоны еще никто не возвращался, ты что самоубийца?

Касьян остановил перепалку.

— Зря вы так говорите о том, чего не знаете, — мягко заявил он. — Зона не настолько страшна. Наговаривают на нее специально, что беглецов навроде вас напугать. Я даю вам честное слово, пусть меня бог покарает на месте, если я вру, что на зону никто доселе не жаловался. Ни один человек.

— Так никто и не вернулся!

— Поэтому и не вернулся, что не захотел. Дело это сугубо добровольное, хотите, останетесь, хотите, уйдете. Никто вас силой держать не собирается.

— А вы знаете, где это? Далеко? Не слишком большой крюк?

— Какой крюк? — изумился Касьян. — Это как раз по пути. Решайтесь, без проводника вам все равно не выбраться. Или апостолы поймают, или сами заблудитесь, закружите и обратно выйдете.

— Точно никакого риска?

— Абсолютно. Сами все будете решать. Все от вас зависит.

Бен оглядел хрупкую фигуру проводника и решил, что на крайняк, с ним он точно справится. Про то, что точно также он думал про Жору, а потом про послушника, он и не вспомнил. Перед уходом они решиоли прибрать покойника, но тело непостижимым образом исчезло.

— Надеюсь, его больше не заставят ходить, — хохотнул Александр, Бен хотел дать ему в морду, но его опередила девушка.

С разбитым носом послушник грянулся оземь, Касьян заботливо поднял его, утер нос своим платком, успокоил. Окровавленный платок он сунул к себе обратно в карман.

Почему-то это было важно, но только в зоне абсолютной веры они поняли почему.

Часов ни у кого не было, но Бен, имевший довольно точный внутренний хронометр, прикидывал, что прошло часа три. Ног беглецы уже не чуяли, а проводник, как ни в чем не бывало, продолжал вышагивать впереди балетной походкой, высоко и одновременно довольно экономно вскидывая ноги. По пути он сорвал травинку и вынюхивал ее, твердя:

— Что за дивный цвет, ей Богу.

Будучи человеком вежливым, он не торопил беглецов, иногда подолгу выстаивал, поджидая группу. На лице не отражалось никаких негативных эмоций, только понимание чужих проблем.

— Касьян, у вас какое образование? Чувствуется интеллигенция во втором поколении,

— Полина пыталась по женской привычке заняться подхалимажем, а заодно выведать сведения о происхождении проводника.

— Возможно, интеллигент, — равнодушно проговорил тот. — Я неплохо знаю людей, а знание людей и делает нас интеллигентами, вы не находите?

— Как называется это место? Я имею виду вокзал, где скопилось много людей. Что это за люди?

— Вокзал? — недоуменно уточнил Касьян и добавил грустно. — Меня туда не пускают, к сожалению. Вынужден работать на подхвате.

Полина посочувствовала ему, а Бену шепнула:

— Сволочь этот проводник. Он не ответил впрямую ни на один вопрос.

Они пришли к мнению, что при первой же возможности под благовидным предлогом отколются от группы. На очередном привале Полина вернулась бледная, и сказала, что пошла за проводником и застала его нюхающим окровавленный платок.

— И лицо у него было счастливое.

— Не говорят «счастливое» про маньяка, нюхающем застарелую кровь. Кайфующее, как у наркомана, но никак не счастливое.

— Ты вообще дурак, Магерамов, если в такой момент рассуждаешь о подобной глупости.

Тебя в дурку надо сдавать.

— Становись в очередь, будешь сто двадцать пятой.

— Он еще обижается! Из-за него я влипла в эту ситуацию, оказалась в этом гнусном месте, куда, в общем-то, не стремилась.

— Почему из-за меня? Кто говорил, что надо узнать все до конца?

— Ты!

— Вы бабы вечно все переврете, все зло от вас!

— Зато вы мужики чересчур умные. Всех вас в дурку!

Разобидевшись, они развернулись в разные стороны. Оказывается, пока они занимались выяснением отношений, проводник с Александром исчезли. Бен прошелся, но нигде их не нашел. Из-за отдаленных кустов раздались приглушенные голоса. Бен подкрался и осторожно раздвинул ветки. Начало жутчайшей сцены в его жизни его насторожило.

Двое из их компании разговаривали. Странно было лишь то, что послушник стоял перед Касьяном на коленях, но вполне могло статься, что тот застал его сидящим, и Александр лишь приподнялся для разговора. Бен прислушался.

— Надо бросить этих двоих, они лишь задерживают нас, — сказал послушник. — Свяжем их и оставим апостолам. Или ты может, хочешь девочку? Тогда имей ее по быстрому, я очень спешу. Я всю жизнь мечтал и шел к этой зоне. В мире безверие, каноны не соблюдаются, священники безбороды и безусы, едят непотребное мясо во время поста.

Мне все это надоело.

— Мне так видится, ты сам положил глаз на девочку, сын мой.

— Вы ошибаетесь, отче. Девочки меня не интересуют и никогда не интересовали, а мужчина слишком стар для любви.

"Я с тобой и не стал бы", — мстительно подумал Бен.

— Так мы идем, святой отец? Мое терпение не безгранично.

— Бог терпел и нам велел, но ты можешь успокоиться, сын мой. Знаешь почему?

Послушник отодвинулся от него и опасливо спросил:

— Ты убьешь меня?

— Боже упаси. Как ты мог такое подумать?

— Я видел, как вы целовали платок с моею кровью, святой отец. И как зловеще улыбались при этом. Так что сбросьте вашу маску, отче, и признавайтесь, что вы задумали. Но знайте, что бы вы ни сказали и не предприняли, я заставлю привести нас в зону абсолютной веры. Мне не терпится пообщаться с единоверцами.

— Это будет трудно сделать, — грустно признал Касьян.

— Почему? Здесь все возможно. Мертвые оживают, живые не умирают.

— Все так, сын мой, но ты заметил, что все ожившие имеют целые тела.

Бен в этом месте разговора почувствовал себя неуютно, и у него возникло острое желание бежать, куда глаза глядят. Он знал, что может проделать это в любой момент, только теперь старался выяснить, когда этот момент наступит. Хотелось услышать объяснения от проводника, но одновременно с каждой минутой возрастала опасность быть обнаруженным. Бен пребывал в смятении, разрываясь между двумя решениями, и чем дольше длилась пауза, тем ширился холодок ужаса в душе. Впрочем, это был не ужас, ужас пришел несколькими минутами позже.

— Святой отец, вы угрожаете мне расчленением? Посмотри на себя, дохляк, я не позволю ничего сделать с собою.

— При чем здесь я? — Касьян повторил это несколько раз кряду, посмеиваясь.

Послушник затравленно оглянулся, ища сообщников негодяя.

— Я один, — успокоил Касьян.

— Так веди меня в зону, пока я не встал и не начистил тебе физиономию.

Говоря так, Александр несколько раз дернулся, пытаясь подняться с колен, но это ему не удалось.

— Ноги меня не держат, — в его голосе не было страха, только несказанное удивление.

Касьян погладил его по голове, приговаривая:

— Ты удивишься еще больше, когда я скажу, что идти нам уже никуда не надо более, потому как мы уже пришли. Мы в зоне абсолютной веры, Саша.

— Убери руку, проклятый извращенец! — оскорбился послушник, пока до него не дошел смысл сказанного. — Мы уже пришли? Врешь! Где же истовые верующие?

Проводник указал на него пальцем.

— Чего ты в меня пальцем тычешь, лжец? Я тоже могу! — и продвинутый послушник показал пастору "фак".

Касьян с укоризною покачал головой и достал складной нож. Послушник дернулся, но так и не смог подняться.

— Господи как страшно, — завыл он. — Как в кошмарном сне, когда появляются чудовища, ноги делаются тяжелы как чугунные, и их еле передвигаешь.

Глядя ему в глаза, Касьян со скрипом раскрыл нож, явив лезвие двадцати сантиметров, остро оточенное с одной стороны и в зазубринах с другой.

— Неужели вы убьете безоружного?

— Я еще никого не убил. Ни одного человека. Это сделаешь ты сам, — с этими словами Касьян передал послушнику нож. — Режь себе палец.

Послушник с растерянным лицом вертел посверкивающий нож в руке.

— Почему вы считаете, что я буду резать себя сам?

— А ты разве так не считаешь? Давай попробуй.

Противоречивые чувства боролись на лице послушника, он поднял дрожащую руку с ножом, на котором от дрожания играли зловещие блики, и полоснул по среднему пальцу. Касьян оборвал крик боли словами, что его могут услышать.

— Ты же не хочешь, чтобы те двое убежали и избежали твоей участи?

— Но я ведь буду к тому времени мертвый?

— Но ведь тебе не все равно от этого, получат они все, что им причитается или нет?

Режь!

Бен оцепенел, а послушник, как ни в чем не бывало, отхватил себе палец, с легким стуком упавший на траву.

— Меня всегда интересовало, сколько весит палец? — несмело улыбнулся послушник.

— Один раз во сне я отлежал себе руку, и она показалась мне очень тяжелой.

— Золотце ты мое, — Касьян опять погладил его по голове. — Сейчас мы это узнаем точно. Режь себе руку, сын мой.

— Вы точно знаете, что надо резать? — усомнился Александр.

— Конечно. Я уверен, а ты ведь веришь мне?

— Абсолютно, — пожал то плечами. — Где лучше отхватить, у плеча?

— У локтя начинай, а то у плеча ты слишком быстро истечешь кровью, и мы не успеем занять ногами.

Послушник приставил нож локтевому сгибу и стал водить туда — обратно. Бок его стремительно окрасился красным.

— Да ты ножик поверни зубчиками, так тебе удобнее хрящики будут пилить, — отечески наущевал Касьян.

Бен попятился, руки попали на мокрое, оказалось, что он описался словно пятилетний ребенок. Ничего не соображая, он полз задницей вперед, хотя давно можно было встать, так как кусты закрыли картину экзекуции. Когда же он поднялся, то упал, ноги не держали. Далее он бежал на четвереньках, словно напуганный до смерти, загнанный за вешки зверь.

Полина, как ни в чем не бывало, лежала на травке, там, где он ее оставил. Он схватил ее за руку, она руку вырвала.

— Убирайся! — крикнула она. — Я на тебя обиделась!

У Бена стремительно вылетело из головы, что они поссорились. Он даже не помнил, о чем они говорили.

— Бежим, если хочешь жить! — шептал он, но из горла вырывался лишь хрип.

— Отстань, говорю! — закричала девушка.

Он увещевал ее говорить тише, он встал на колени, куда там, девица была непреклонна.

— Что ты там шепчешь! — гневно сказала она. — Ты мне надоел. Где проводник?

Проводник! — позвала она.

Бен опрометью кинулся прочь, потом, будто вспомнив, вернулся, схватил девушку за руку, она опять вырвалась.

— Иду, моя милая! — послушалось издалека.

Затопали шаги, зашумели кусты. Бен метался по поляне. Не мог ни убежать, ни остаться. Он был на грани помешательства. Появившийся Касьян с улыбкой лицезрел его мучения.

— Знаешь, я видел столько смертей, но твоя будет наиболее занятная, потому что ты самый большой трус на свете, — заметил он, и, повернувшись, крикнул невидимому послушнику. — А теперь вторую ногу милый. Не спеши, береги силы.

Полина, наконец, поняла, что происходит нечто из ряда выходящее, посмотрела на опустившегося на корточки Бена, спросила:

— Что все это значит?

В ответ Бен мог только выть, напугав девушку до смерти. Впервые в жизни он увидел, как человек сереет лицом на глазах.

— Мы умрем? — спросила она.

— Бежим! — тонко пропищал Бен, он и не знал, что способен так тонко пищать, как комар.

— Ползите сюда, дети мои, — раздался отческий голос.

И они поползли. Ноги двигались без их вмешательства, мышцы сокращались сами собой и подталкивали их все ближе к застывшему у края поляны снисходительному человеку. По пути Бен захватил толстую ветку, лишь отдаленно могущее служить оружием, Касьян увидел, и даже не насторожился.

— Это тебе не пригодится, можешь мне поверить.

— Верю, — промычал Бен сквозь стиснутые зубы.

Проводник велел ее бросить, и он с готовностью выполнил команду. Они были полностью во власти этого страшного человека-хозяина зоны абсолютной веры.