Афинодор приехал на расхлябанном троллейбусе, и сам выбрался из него не лучше — старый, кряхтящий при каждом шаге. Они шли за ним в темноте, ориентируясь на массу паразитных звуков. Дождавшись, пока он скроется в доме, последовали за ним.

Дверь оказалась закрыта на крючок, и Бен открыл его с помощью щепки. В сенях он остановился перед обитой захватанным войлоком дверью и предупредил девушку.

— Ничему не удивляйся и постарайся мне подыграть. Он должен все рассказать.

После чего распахнул дверь и со словами "Мир дому сему" вошел. Афинодор ставил на плитку закопченную кастрюльку, да так и замер. Впрочем, ненадолго. Глаза его зло зыркнули из-под бровей, после чего он без затей запустил в Бена кастрюлей.

Ожидая нечто подобное, тот с готовностью шагнул вправо, Полина с визгом — влево, так что кастрюля угодила в дверь, распустив по косяку длинную холодную лапшу.

Афинодор кинулся следом, намереваясь выскочить, и Бен с наслаждением сделал то, о чем мечтал все время странствий — дал ему в глаз. Афинодор зашатался, и Бен повалил его, уселся сверху и стал любовно выцеливать, куда ему дать во второй.

Осуществить задуманное помешала девушка, заявив, что нельзя бить старого человека. Бен мог ей возразить, Афинодор был жилистый и ловкий, и единственно озлобленность и внезапность помогла сладить с ним Бену. Замотав пленнику руки фартуком, он усадил его на стул и спросил:

— Как жена? Как дети? — стараясь придать голосу больше участия.

— Чего вытворяешь, Магерамов? — вскричал Афинодор. — Милицию позову!

Бен пояснил Полине:

— Специально орет, чтобы привлечь внимание. Помнишь, как мы в зоне абсолютной веры кричали?

В глазах старика возник интерес.

— Что за зона? Вы были там?

— Ты даже не представляешь, где мы побывали по твоей милости. «Кончитта» оказалась резвой лошадкой. Кстати, почему ты обзываешь ее "Кентавром"?

— "Кентавр" погиб, разбился, — буркнул Афинодор.

— Мы, кажется, налаживаем сотрудничество. Давай рассказывай, ночь у нас длинная.

— Ничего вам более не скажу.

— И не надо, — резко сказал Бен. — Ты не представляешь, как я жажду прикончить тебя, но у меня не было причины. Теперь она у меня формально появилась, — и он закричал. — Задушу, старпер!

Полина не успела вздрогнуть, как он сомкнул руки у него на шее и стал производить ими разные манипуляции, будто намереваясь ухватить получше. Афинодор, выпучив глаза, поводил шеей, будто ему мерили галстук. Зрелище было комическое и страшное одновременно. Бен размышлял, а что если старик действительно не заговорит, что ему придется на самом деле его тогда, это самое. Самое жуткое, он почувствовал в себе решимость идти до конца.

— Ты не оставил нам выбора, старик, — пробормотал он.

Он уже отбивался от наскакивающей девушки, и именно в этот момент ни секундой раньше Афинодор поверил. Поверил и сломался.

— Я все скажу! «Кентавр» подвел генератор. Темпоральные излучения навели вихревые токи в контуре, и он сгорел. После того как «ВВВ» поставили, проблема отпала.

Стало можно летать.

— Что за проблемы с речью возникают после перелета? В Новоапрельске я не смог произнести некоторые слова. Например: год, прошлое.

— Не удивительно. На все, что связано со временем, наложено табу. Ограничение.

Запрет.

— Кем наложено? Опять что-то про Бога хочешь мне тут вдуть в уши. Вон она лапша на двери!

— Перелет- явление малоизученное. Пилот не может принадлежать двум темпоральным потокам одновременно, Вернее может, но частично. Некоторые вещи не пропускаются.

Это ловушка, непреодолимый барьер. Энтропия, надо полагать. Граница, разделяющая потоки времени с разным энергетическим наполнением. Хоть номинально пилот и находится в Новоапрельске, фактически он принадлежит другому потоку времени.

— Значит, я напрасно испугался?

— Ты испугался бы еще сильнее, до шевеления волос на голове, если бы представил себе разницу энергий и свой потенциал как носителя. Единственное, что тебя удерживало в списках живых, была «Кончитта». Не дай Бог, перебой с питанием, и тебя растерло бы в пыль. Масштабы несопоставимы, нам даже трудно их представить.

Это как если бы муравья стали бы раздавливать Джомолунгма и Памир, одновременно придя в движение.

— Кстати, как дела с "Кончиттой"?

— А что ей сделается? Стоит в гараже.

— Как? Она вернулась?

— Она никуда и не улетала. Летает пилот.

Бен заглянул в глаза Афинодору, но тот уже успокоился и рассказывал все сам, ему это даже доставляло облегчение. Возможно, он давно хотел с кем-то поделиться.

— Ты молодец, Пантелеич, — похвалил Бен. — Такую машину создал, умная голова, никто даже и не знает.

Афинодор принял похвалу как должное, еще успел важно покивать головой, когда Бен по отечески посоветовал:

— А теперь кончай спектакль разыгрывать и рассказывай, кто тебе «Кончитту» подарил? И не ври, я знаю, что это сделали трепеты. Только за что? Что ты им обещал? Гнилую картошку? Пилотов на завтрак? Сначала Базилевский, потом Краюшкин, а там и до меня черед дошел! Так я вернулся и шутить не намерен!

Афинодор вновь задергался, но не от страха, а для большей убедительности.

— Трепеты — не враги!

Бен содрогнулся. Сказанное Афинодором слово в слово совпало с предсмертной запиской Базилевского. Тот тоже писал, что "они даже не враги".

— Это ложь, — пролепетал он, уже уверенный в обратном. — Они напали на меня и пытались сожрать.

— Это было до того, как ты стал пилотом. Трепеты — рабы «Кончитты» и одновременно паразиты на ее теле. Техногенный симбиоз. Она помогает им, они ей. Они живут в создаваемых ею темпоральных коридорах и охраняют ее словно муравьи матку. Это коллективный биологический организм.

Бен вспомнил, как при первой встрече трепеты набросились на него, как нападают злобные псы на непрошеного гостя, на чужака. Но стоило ему слетать на «Кончитте», как агрессия исчезла. Ведь даже во время драки, объектом нападения был выбран охранник. И они его не убили, но что-то сделали, что он перестал восприниматься как помеха. «Кончитта» оставила впечатление некоего физиологизма. И сам полет явление явно иррациональное. Бену достаточно было припомнить пение в световом коридоре, и в глубинах живота возник сладостный вакуум. У женщин это называется оргазм, подумалось ему.

Бен велел Афинодору рассказать, откуда все-таки взялась «Кончитта». Тот не стал упрямиться и выложил все. После аварии «Кентавра» участь его как сотрудника была решена. При получении дурного известия, его уволили бы на следующий день.

Поэтому он не стал ничего никому говорить, а все рабочее время посвящал дальним прогулкам по тоннелю. В одной из шхер он нашел сильно поврежденный объект, обтянутый натуральной старой кожей. Внутри имелся древний агрегат, давно не функционирующий. Дождавшись, пока все уедут, Афинодор на погрузчике привез аппарат в ОПП.

— Дальше дело техники, — без ложной скромности заявил старик. — У меня по математическому анализу пять баллов в аспирантуре было. Выяснил, что машина функциональна и может опять заработать при подаче питания. Я решил подать аппарат вместо «Кентавра», обшить железом и пластиком, но стоило подключить генератор, как появились трепеты. Они не дали переделать машину. Хорошо, что я не решился их обмануть. В противном случае, покойников было бы гораздо больше. Я понял так, что гибкий кожаный футляр — единственное, что сохранило корпус во время перелета.

— А что за кожа?

— Генетическая экспертиза показала, что туда входит кожа многих людей, причем не только кожа, но и мышечный слой. Высушенный и приготовленный особым образом.

В этом месте Полине едва не стало плохо. Афинодор переждал и продолжал, видно ему нужны были слушатели.

— В конце концов, люди живут в темпоральном потоке, и ничего им не делается, разве что стареют.

— А разве есть существа, живущие вне времени? — не поняла Полина.

— Есть, — ответил Бен. — Их называют боги, апостолы и ангелы. Не так ли, Пантелеич?

— Я не религиозен. Единственное, что я себе позволил, это назвал «Кончитту» «Кончиттой», когда понял, что это именно то, о чем писал Нилутаифаг в летописи. Именно на ее обшивку пошла кожа десятков людей, с которых трепеты ее сдирали заживо. Но от первоначального варианта мало что осталось. Общая компоновка да живая оболочка.

Внутри все новое — электронные компоненты, лазерные датчики, суперсовременные блоки.

— Что ты наделал? — возмутился Бен. — Ты не подумал, дурная голова, что место здесь нехорошее с древних времен, люди здесь пропадали испокон веков, никаких поселений, кроме этой сумасшедшей Трепетовки. Использовать что-либо найденное в этих диких местах — безрассудство в последней стадии. Ты даже не представляешь последствий!

— Почему же, представляю, — спокойно сказал Афинодор. — Грядет катастрофа, если срочно не остановить "Кончитту".

— Так что же ты ее не остановишь? — экспрессивно воскликнула Полина.

Афинодор устало посмотрел на нее.

— Я это беспрестанно пытаюсь сделать с тех самых пор, как только ее запустил, но у меня ничего не выходит. Я не могу остановить «Кончитту», и она раз за разом возвращается в этот богом проклятый Новоапрельск. И самое страшное, я не знаю, почему она это делает. Сломать ее я уже не в состоянии, она не принадлежит нашему времени, она находится в полете. Теоретически она находится вне времени.

Топлива на ней достаточно, мы все умрем от старости, а она останется включенной.

Только согласно бортовой аппаратуре, генератор столько не выдержит, и мы до старости дожить не успеем.

Это было смешно: идти на работу, зная, что скоро все рухнет. Пошли бы на работу тысячи людей, чьи конторы находились в башнях-близнецах, зная, что в них врежутся красавцы — лайнеры? Глупый вопрос. А он пошел. Когда взошло солнце, и он глянул в окно на начинающийся день и понял, что у них есть шанс.

Микроскопический шанс остановить машину и спастись. Для этого надо было выяснить подспудную причину, по которой замкнуло «Кончитту». Возможно, был прав Афинодор, уповающий чисто на технические причины: кз в сети управления, высокочастотным током прошило коаксиальный кабель. Возможно. Этим пусть Пантелеич и занимается.

Холкой Бен чувствовал, что все это напрасный труд. Первопричина в другом. Во-первых: в дурости Афинодора, втравившего их в эту авантюру. Во-вторых: в Новоапрельске крылась вся загвоздка, вот где зациклило машину, вот где «Кончитта» угодила в темпоральную ловушку, о которой втолковывал им Афинодор. Бен еще не знал, с чего подступать к решению проблемы, для начала решил идти на работу.

Идя по этажу, почти столкнулся с Преловой. У него возникло нехорошее чувство, что надзирательница его поджидала. Инстинктивно глянул на часы: не опоздал.

— Магерамов, мы с вами нигде раньше не встречались? — поинтересовалась Прелова.

Бен почувствовал себя загнанным зверем, именно так чувствуют себя преступник, которому задали невинный вопрос следователи. Только зек знает, что те никогда не задают невинных вопросов, и, стало быть, намекают, что им известно, что он вчера Сидорова зарезал. От одного этого можно сойти с ума. По идее Прелова могла встретить его где угодно: в Новоапрельске двадцать лет назад, в «Кайсаре», выносящем доллары в специально пришитом кармане в трусах, в ОПП, дерущимся с охранником. Но тон Преловой ему определено не понравился, он был слишком человечен для офицера гестапо. Она действительно тщилась вспомнить, где могла его видеть.

— В какой школе вы учились? — она не отставала, пристраиваясь рядом.

На всякий случай, Бен сказал, что в Узбекистане.

— Нет, я там не была, — наморщила она лоб. — А вы никогда не отдыхали в пионерском лагере "Спартак"?

Бен вздрогнул. Он действительно был там бездну лет назад, когда ему было пятнадцать лет. Сейчас ему особенно и не верилось, что это когда-то было. Так что соврать в очередной раз ему не составило труда.

— Жаль, — сказала Прелова, и глаза ее привычно заледенели. — Вы продолжаете компрометировать нашу фирму. Вас вчера вечером милиция искала, но вас и след простыл. Если у вас имеются остатки совести, увольтесь, Магерамов, и увольте нас от ваших проблем.

— Золовка — змеиная головка! — бросил Бен ей вслед.

Еще до оперативки он позвонил Вагнецову, они условились о встрече, и когда Ерепов завершил совещание, майор ждал его во дворе.

— Бич всплыл! — сообщил Вагнецов, едва Бен опустился на пассажирское сиденье старой "Волги".

Далее последовали подробности захвата лайнера "Игорь Бесовский". Администрация города решила поощрить трехдневным морским круизом наиболее отличившихся на поприще знаний детишек. Всего на пароходе оказалось 428 детей и семнадцать преподавателей. Террористы чудесно были осведомлены о характере рейса и о том, что там будут дети. Они специально выбрали этот рейс. Часть билетов они приобрели официально через кассы, действуя небольшими группами, но большая их часть стремительно подошла к «Бесовскому» на катерах. Всего в захвате участвовало 215 бандитов, среди них известные полевые командиры по кличкам Гюрза и Фаланга. Это были смертники, они пришли умирать и убивать. Да, они формально выдвигали требования — одно бредовее другого. Они требовали денег, женщин и независимости. Им некуда было отступать, и они знали это. Они хотели кровавого моря, и они его получили. Приказ о штурме пришел с самого верха, скомандовал сам Рубин. Неофициально утверждается, что была также команда, чтобы не брать пленных.

Так или иначе, еще не прилетела «Альфа», еще бандиты не закончили минировать корабль, а спецназ уже пошел на штурм. Отряд водолазов проник внутрь через донные люки и выдавил бандитов наружу, оторвав, словно пиявок от детей. Дальше было делом техники.

— В плен зверей не берут, их отстреливают, — бесцветным голосом рассказывал Вагнецов.

Часть бандитов побросала оружие и попрыгала в море. Их вылавливали, выволакивали на палубу и расстреливали. Насчитали 214 трупов. Чеченцев, пакистанцев, магрибов и черт знает кого еще.

По горячим следам стали раскручивать, как бандиты попали в город, где скрывались, кто добывал для них оружие. Тут и всплыло имя Бича. Он давал взятки ГИБДД, чтобы пропускали КАМАЗы без досмотра, он сидел рядом с водителями с пачкой долларов в руке. Он скупал билеты, он подсказал бандитам рейс, захват которого должен был ранить в сердце любого. Бандиты заплатили ему золотом, но на захват он не пошел.

Тот, кого по идее должны были замочить первым, скрылся, исчез, растворился.

— Но ему никуда не деться, — убежденно заявил майор. — Гаишники, сволочи, дали фоторобот. Все произошло так быстро, что по нашим сведениям Бич не успел слинять.

Город перекрыт намертво, Бич об этом знает и знание делает его вдвойне опасным.

Теперь он будет искать альтернативные пути отхода. Как выяснилось, в «Росе» он не работал, но мы нашли на его квартире временный пропуск на фирму. Сейчас выясняем, что ему было нужно там. Возможно, он попытается воспользоваться неизвестным нам окном. В связи с выставкой в Улган — Мулгане отсюда отправляется много демонстрационной техники, мы думаем, что он постарается уйти за границу вместе с грузом. Наши аналитики пропускают через сито всю выездную документацию.

— Дайте посмотреть фоторобот, — попросил Бен.

— Я не ношу его с собой. Но если он и был, все равно бы вам его не дал. Хотите подставиться или еще хуже сорвать всю операцию?

Бен глянул на Вагнецова и едва не прикусил себе язык, чтобы не дать сорваться уже готовым сорваться с языка словам. Он знал про эту лазейку! Это была "Кончитта"!

Машина в полете и ее не засечешь никакими радарами и не собьешь ракетой. Как утверждал Афинодор, она не принадлежит нашему потоку времени. Идеальная схема для бандита и убийцы, загнанного в угол. Он тоже бы не хотел принадлежать нашему времени, а еще лучше вынырнуть где-нибудь дальше за кордоном. Побег в прошлое — идеальная модель для этого. Местное КГБ и сном и духом не слыхивало о таком террористе-Биче. Чем не гнездо тарантула. Можно отсидеться не дни, а месяцы и годы, а потом снова взяться за свое паскудное дело.

Майор принял красноречивую паузу по-своему.

— Теперь вы понимаете, что это за зверье? Вы все спрашивали, чем он может быть опасен? Опасен сам факт существования подобных человекоподобных зверей. Эта целая раса, я здесь не имею в виду ни национальность, ни вероисповедание, которую мы по существу еще плохо знаем, а они этим пользуются. Пока мы не поймем, что это не люди и обычные человеческие законы морали здесь не применимы, мы будет мучиться и терять своих близких.

Бен еще колебался, сказать или нет про «Кончитту», уже зная наверняка, что не скажет. Сообщить о машине майору ФСБ означало раскрыть все. Не может быть альтернативы, как нельзя быть беременной наполовину. Они узнают все, в первую очередь про Веничку Шуберта, про «Кайсар», они расколют его как гнилой орех. Это будет конец Бена. Конфискация, многолетние мучения за решеткой, возвращение беззубым туберкулезным стариком, чтобы увидеть выросшего и успевшего поседеть сына. Только с той лишь разницей, что не будет у него достойно постаревшего сына, а будет сюсюкающий, пускающий пузыри дебил на несвежих желтых простынях в психушке низкого пошиба. Бен даже помотал головой, отгоняя дурное предчувствие.

— Теперь, когда вы уяснили всю сложность ситуации, вы готовы действовать? — уточнил Вагнецов. — Любую информацию по Улган — Мулгану рассматривайте через большую лупу. Мы постараемся, чтобы вы получали всю информацию. О моментах, которые надо проверить особо, мы сообщим дополнительно.

К себе Бен вернулся полный решимости начать разрешать свои застарелые проблемы.

Наступил полдень, Лариса должна была быть на работе, и Бен позвонил Артемке. Тот взял трубку сразу.

— Нам надо встретиться. Только не дома, — быстро проговорил он, опасаясь категоричного отказа.

— Конечно, папа, я приеду, куда ты скажешь, — спокойно ответил сын, чем развеял все его опасения, и это его погубило.

Артем одевался долго. Тщательно разложил на стульях всю одежду, начиная от трусов, все осмотрел, разглаживая каждую складку. Потом сходил в душ и помылся, придирчиво оглядывая тело на предмет "грязи".

— Веничка, ты со мной? — крикнул он, но ответа не было, вечный спутник исчез.

Ну, да, он же сразу сказал, что не сможет на этот раз его сопровождать. А как он настаивал, чтобы Артем поехал, даже кричал. Сначала, когда зазвонил телефон, Артем не хотел брать трубку. На телефоне имелся АОН, и Артем никогда не отвечал ни на какие звонки, кроме тех, что были сделаны с маминого номера. Веничка толкал его под локти, и Артем удивился, какие холодны у товарища руки. Холодные и тонкие.

— Отвечай, это отец звонит, и сразу соглашайся на все, что бы он ни предложил!

Хоть в последнее время Артем и предпринял несколько самостоятельных вылазок, но это было исключением из правил. Улица по-прежнему внушала страх. Когда отец попросил приехать, Веничка кричал в голос ему в ухо:

— Соглашайся!

И он согласился, опасаясь уже за свои перепонки. Дальнейшее его потрясло.

Веничка наотрез отказался сопровождать его. Артем плакал, на колени становился, друг остался неприступен.

— Это от меня не зависит, я не могу с ним встречаться, — как заведенный твердил он.

Артем попробовал, было надавить, заявив, что в таком случае, и сам не двинется с места, не тут то было. Веничка пригрозил, что в таком случае уйдет навсегда, насовсем, бесповоротно.

— Есть такое страшное слово — навечно, — втолковывал он. — Холодное, равнодушное ко всему на свете слово. Его не проверишь — чисто, не чисто. Оно висит над всеми нами на недосягаемой высоте. Тебе не страшно проститься со мною навечно?

Артем был вынужден сдаться. Как ни страшно было идти на улицу одному, но это было временно, а терять навечно единственного дружка он не хотел. Он даже стерпел то, что Веничка сразу после разговора ушел. Так как у него по-прежнему не было ключа, Артем захлопнул дверь, вышел из подъезда и направился к троллейбусной остановке. Трудно требовать от больного мальчика какой-либо бдительности, так что не мудрено, что он не обратил никакого внимания на дернувшуюся ему вслед желтую "Нерпу".

Красный топил Альфреда Лихера долго и изобретательно. Лихер работал в «Кайсаре» экономистом в отделе капитального строительства и доселе занимался приписками, исправно делясь с Красным, который числился в отделе экономической безопасности и вроде бы должен был пресекать подобные штучки на корню. Красный любил деньги, всегда работал с напарником, но, высосав из подельщика все, безжалостно избавлялся. До Лихера был Иванов, а до Иванова Никитин, раньше Никитина и «Кайсара» была «Катакомба». Все его подельники со временем куда-то испарялись, кто убился, кто сел, только Красный оставался на плаву. Все его везение объяснялось просто: он вовремя избавлялся от свидетелей. Вот и сейчас стоило нему пронюхать, что его коллеги всерьез заинтересовались Лихером, как участь того была решена.

Под вымышленным предлогом Красный вывез экономиста на пустынный пирс и стал топить. Парень был потешный, культурный, обходительный, высокообразованный, с хорошей семьи и с хорошими манерами, если бы было можно, Красный убивал бы его сутки. Лихер даже кричал вежливо, без надрыва, словно опасаясь, что его услышат.

Кто его здесь услышит? Разве чайки.

Красный заставил жертву написать донос на Вениамина Шуберта, про которого тот доселе слыхом не слыхивал, потом приказал раздеться, ему нравилось смотреть на мышечные судороги, и сунул головой в воду. Лихер дергался и пускал пузыри, молодые мускулистые ягодицы упруго сокращались, и Красный возбудился. Нижняя половина парня напоминала девичью, и при доле фантазии можно было представить его женщиной, но овладевать конвульсирующим Лихером Красный не стал. Он умел и любил получать наслаждение от страданий, и совсем необязательно было для этого превращаться в животного. Разумный цивилизованный человек получает оргазм от гораздо более утонченных действий, нежели обычные фрикции. Именно это отличает его от грубых животных, оставляющих основную массу людей. Красный периодически вынимал парня из воды и заставлял говорить, как ему хорошо и благодарить за это.

Он покатывался со смеху, слушая бесчисленные "Премного вам благодарен" и "Я искренне рад нашему плодотворному сотрудничеству". Со временем речь жертвы стала невнятной, язык заплетался, живот раздулся от выпитой морской воды, от нее же Лихера стало тошнить, и тогда Красный быстро и беспощадно притопил его.

Вениамина Шуберта он изучил заранее и к моменту первого контакта знал о нем все.

Красный был уверен, что на вопрос о сотрудничестве тому ничего не останется, как сказать «да». Слабым местом Шуберта была его семья, и тогда Красный заставил его развестись. Глядя на мучения подельника, он испытал настоящую радость, наподобие той, что при притоплении Лихера. Пару лет он здорово попаразитировал на плечах Шуберта, забирая почти все деньги себе, оставляя тому крохи с барского стола.

Потом, как и положено, Шуберта раскрыли, но тому удалось бежать. Ловок оказался, подлец. Ну, бежал и черт с ним. Красный уже разрабатывал новую жилу, и появился у него новый подельник по фамилии Крамник, жирный боров со склада комплектации.

Красный выкинул предыдущего из головы, но прошло время и имя Шуберта всплыло заново. Обычно после рутинной проверки дело проворовавшегося сотрудника сдавали в архив, однако со временем друг Вениамин всплыл. Курировал его дело лично Борман, поставив вверенный ему отдел экономической безопасности с ног на голову.

А когда город перекрыли, понял Красный, что Транквилевский не успокоится, пока не изловит стервеца.

Красный начал действовать. Он знал слабое место Шуберта — его семью. Чудесно разбираясь в людях, он был уверен, что если Шуберту взбредет в голову вылезать из своей норы, то он первым делом сунется туда, куда нормальный человек в здравом уме и твердой памяти соваться бы не стал ни при каких обстоятельствах — к жене и сыну. Человек из телефонной компании установил прослушку на телефон, так что когда Шуберт позвонил сыну, получилось так, что он позвонил и Красному.

Пока придурки Бормана, высунув языки, бегали по городу, Красный спокойно и размеренно ехал за Артемом.