Тафик так сладко никогда не спал. Разве что в далеком детстве, когда он любил забраться в тень молодой урючины и подремать, пережидая самое пекло. Проснувшись, Тафик потянулся и почувствовал некий дискомфорт оттого, что руки его были крепко спеленаты за спиной. Оглядевшись, сумит увидел, что остальные находятся не в лучшем положении. Мало того, что их связали, так еще вдобавок посадили в клетку. Клетка стояла в центре комнаты с облупившимися когда-то белыми, а теперь грязно-белыми стенами, в одну из которых была грубо врезана железная дверь. Тюбетейка, каким- то чудом доселе удержавшаяся на голове Тафика, свалилась, едва он проснулся. Пытаясь ее поднять, он разбудил всех остальных.

— Чего разлягался тут, урюк! — недовольно закричала Оксана.

Оказалось, никто не помнил, как они сюда попали. Впрочем, иллюзий ни у кого не оставалось. Ждали самого худшего. Никто даже не предполагал, в чьи руки их угораздило угодить. Пробуждение пленников заметили. В коридоре загрохотали засовы. Дверь отворилась, и все самые безрадостные опасения пленников подтвердились. Все было даже хуже, чем они ожидали. В комнату вошел Лазарь в сопровождении трех крупных мужчин в черных кожаных куртках. Довольно оглядев пленников, издатель сказал:

— Вот и попались, голубчики! Сами пришли. Девочки, какие симпатичные. Вот Кукс порадуется. Правда, Кукс?

Один из сопровождавших его мужчин, старше остальных, довольно осклабился.

— Должен предупредить, в разгар постельных упражнений он не может сдержать в себе газы. Но это простительно, ведь он старый человек.

Кукс зареготал. Это был настоящий здоровяк, и он оценил шутку босса.

— Нас ОМОН ищет! — выпалила Светлана Обанаева. — Он тебе твои газы обратно вдует!

Ну и еще кое-что добавила от себя.

— Зря ты так, женщина, — тоном умудренного в жизни человека и аксакала заметил Тафик. — Зачем ты злишь уважаемого человека? Да и от газов еще никто не умирал.

— Заткни (поддувало)! — вместо "поддувала" Обанаева нашла другое рифмующее с ним слово.

— Вы совершенно не умеете себя вести в обществе, — покачал головой Лазарь. — Хоть вы в настоящее время и богатая дама, но все равно в душе остаетесь падшей женщиной со Столичного проспекта. Насмотрелся я на вас, убогих. В руках всегдашний целлофановый пакетик с бутылочкой для полоскания ротика.

— Откуда ты так много знаешь про падших женщин? Часто приходилось пользоваться? Другие не давали? — парировала Обанаева.

— Заткнись! — рявкнул Лазарь. — Где Султанов? В последний раз спрашиваю!

Несколько человек с ходу послало его.

— Ладно! — оскалился Лазарь. — Не хотите по хорошему не надо. Султанов такой дурак, что сам ко мне придет. Мне осталось только подождать его немного.

— Я скоро вернусь, и вы все узнаете, что такое ад! — пригрозил Лазарь напоследок.

Паша с Сорокиным чудом убереглись от болотных газов.

Зоркий Сорокин углядел наползающую дымку. Она шла полосой. Укрываясь за деревьями, им удалось обогнуть ее. Белесый язык хищно втянулся в чащу леса.

— Как думаешь, они успели? — Сорокин с беспокойством оглянулся вслед ушедшим.

— Они же на машине, — успокоил Паша. — Я вот что хотел предложить. Может, нам не стоит геройствовать. Мы теперь знаем, что похищенная здесь. Теперь можно сообщить об этом куда следует. Пусть штурмами занимаются те, кому положено.

— Как ты заговорил? Кому следует. Кому положено.

— Слышу в твоих словах незаслуженный сарказм.

— Тихо.

В тишине заурчал мотор. Все громче. К диспансеру подкатил старый "Москвич".

— 420-й! Раритет! — поцокал языком Сорокин. — Сколько ж они таких закупили?

Зато прицеп новый. Но они сразу забыли обо всем. Потому что когда вышедшие санитары в белых масках откинули брезент, то в прицепе были люди.

Сорокин вскинулся, судорожно выдирая разрядник. Тот опять зацепился злосчастным крюком. Паша придавил его.

— Они живые! В противном случае, их бы в морг потащили. А сейчас смотри!

На самом деле. Из корпуса вышли встречающие в таких же масках, спящих стали брать по двое и заносить.

— Это все из-за тебя! — сказал вдруг Сорокин.

— Почему они не уехали? Они должны быть уже далеко!

— Сережки жалко. Санитары отберут, — тонким голоском проговорила Маша.

Они совершенно забыли о ней. Обнаружили себя вцепившимися друг в друга.

— Теперь ты понимаешь, что у нас нет другого выхода? — спросил Сорокин.

Паша понимал. Как и то, что возможно у них, в действительности, остался только вход.

В дверях диспансера всегда дежурили два санитара. В этот раз по приказу Лазаря, напарника куда-то забрали. Остался один. Скучно. Правда, есть и плюсы. Когда полоумная вернется, не придется очереди ждать. Только она вернется под утро, дура. Повадилась на дорогу бегать. А это км 18 точно будет. Но эти дурики вообще сильные.

Неожиданно в дверь поскреблись.

— Это я, — раздался голос Маши.

— Вот и умница, что вернулась.

Санитар отмыкнул засов, и сразу получил мощнейший удар, отлетев к стене. Вошедший Султанов приблизил вплотную разрядник к его лицу. Он блефовал. Заряд окончательно иссяк. На жале распустилась последняя искорка, и брови санитара оплавились.

— Марвин Шнур? — уточнил Султанов. — Не вздумай пасть разинуть-грохну сразу.

— Я ничего, — пробормотал тот. — Только не дразнись. Моя фамилия Шнурков будет.

— Я буду звать тебя Марвин, — пообещал Султанов. — Имя хоть настоящее?

— Самое что ни на есть, — гордо произнес санитар. — Назван в честь Святого Марвина, преставившегося в незапамятные времена за веру.

— Отлично, а теперь заткнись и отвечай только на мои вопросы. Куда повели пленников?

— Они в палатах на втором этаже.

— Можешь нас туда провести?

— Там ребята Кукса дежурят. Вы же не психи!

— Я неправильно выразился, — поправился Султанов. — Ты сейчас проведешь нас туда, — и ткнул выключенным разрядником санитара в низ живота.

— Ладно, не шуткуй с орудием — то! — не на шутку встревожился Марвин. — Если тебе помереть охота, я тут при чем? Гробь свою жизнь, как хочешь, еще усопший Кристиан Барнард об этом говорил.

— А ты умный, — подчеркнуто уважительно произнес Султанов. — Не хотелось бы поджаривать такие выдающиеся мозги.

— Не шуткуй говорю! — вскричал Марвин. — Сказано, покажу. Уже пошутить нельзя.

— Со мной нет. Следующая шутка будет последней.

Он оглянулся на Сорокина, и тот показал ему большой палец. Класс!

Султанов совершенно не представлял, как справится с неведомым и судя по рассказу опасным Куксом. Он потребовал у Марвина оружие, но в больнице его не оказалось. Впрочем, Марвин мог и врать, но чтобы проверить его, не было ни времени, ни возможности. Паша заставил Марвина достать еще пару белых халатов и масок для себя и Сорокина. Машу они сразу отпустили.

Диспансер спал.

За решетками скрывались стальные двери с глазками, как в тюрьме. Заглянув в один, Сорокин увидел прикованного цепью человека.

— Ничего себе!

— Не отвлекайся!

В конце коридора обнаружился лифт с круглыми окнами иллюминаторами и лестница.

— Пойдем пешком, на лифте они нас сразу засекут, — сказал Паша.

— От Кукса вам не уйти, он везде! — глаза Марвина были с блюдца размером.

Ему оказали легкую психологическую поддержку небольшими пинками.

Поднявшись, они угодили в небольшую рекреацию со стоящими фикусом и креслами. Бледно тлело дежурное освещение, но из-за одной из дверей пробивалась ослепительно-белое лезвие люминесцентного света.

— Кабинет там! — выдохнул Марвин.

Его подтолкнули. Стучи!

Санитар постучал так, словно к двери был подвешен динамит.

— Заходите! Я уже все! — раздался голос, который Паша узнал бы из тысячи самых противных голосов земли.

Все планы разом вылетели у него из головы. Он отодвинул скулящего санитара с дороги, распахнул дверь, так что она треснулась о стену, и бросился вперед.

Неизвестно, что он хотел увидеть. Узилище? Но попал в обычный офис. Стол, кресла. Попискивающий принтер у углу плавными балетными па выбрасывает из себя испачканную бумагу. Вон, уже целая пачка накопилась.

Лазарь был один. Издатель сидел за столом, переплетя пальцы, и сумрачно смотрел на вошедших.

— Можете положить разрядник, он у вас все равно разрядился! — проговорил он.

— Да я тебя голыми руками разорву! — пообещал Паша.

— А ты изменился.

— У меня был хороший учитель. Пардон, доктор. Знаешь, я все время думал, что скажу тебе. Даже речь готовил. Теперь я посмотрел на твою рожу, такую речами не проймешь. Хочу спросить. За что?

— Как ты смеешь? — гневно закричал Лазарь. — Рожа моя ему не понравилась!

— Мы можем ее подправить.

— Ага, счас! — Лазарь хлопнул ладонями по столу и позвал. — Кукс! Заходи!

Толкнув их дверью, вошел здоровенный кабан в "косухе".

— Прикажете им на почки печать поставить?

Одного взгляда хватило Паше с Сорокиным, чтобы скоординировать действия. Они подхватили стол Лазаря со сложенными на нем папками, малахитовым прибором и всеми остальными дыроколами и одели его на Кукса.

Хотели одеть. Кукс вдарил кованым сапожищем в надвигаемое громоздкое сооружение, прямо по центру. С нутряным всхлипом стол сломался пополам, больно ударив нападавших по рукам. Паша вообще потерял равновесие и оказался на полу.

Им бы и одного Кукса хватило, но вошли еще двое его подручных и скрутили друзей.

— Теперь и поговорим, — зловеще сказал Лазарь.

— Можно и отложить, — встрял Сорокин. — У вас, наверное, процедуры.

За что и поплатился ударом.

— Процедуры у вас, — поправил Лазарь. — И не прерывайте меня больше, молодой человек. Я хочу сказать несколько теплых слов о вашем друге Павле Султанове, — он с хрустом сдавил пальцы. — Паша, ты спрашивал меня, за что. Отвечу единственно из чувства злорадства. Ты погубил все дело, потому что как писатель ты гавно.

— Не правда ваша! — не удержался Сорокин на свою беду, бить дружки кабана умели.

— Самое что ни на есть, — подтвердил Лазарь уже безвольно обвисшему оппоненту и в полной тиши кабинета стал орать. — Почему Быстрец у тебя не получил ни одной государственной награды? Это нонсенс, Паша. А у него даже юбилейной медальки не было! Так не бывает, Паша! Из-за этого я твою книжку ни одному серьезному специалисту не мог показать. А почему Быстрец всегда все деньги себе хапал? Даже те бабки, которые банки давали как выкуп террористам? Всегда? Из-за этого прикрыли тираж в Штатах! И на фига в боевики вставлять порнуху? Ты маньяк, Паша! А во многих странах это запрещено.

— Маньяки запрещены? — ехидно уточнил Султанов.

— Не бить! Этого не бить! Он живет последние сутки на нашей прекрасной земле, но бить его не рекомендуется.

— Значит, я могу говорить все, что угодно?

— Заклейте ему рот! — Лазарь протянул пластырь.

— Хорошо быть доктором, всегда все под рукой, — успел выпалить Паша до исполнения приказа.

— Всегда остается в памяти последняя фраза, а она у тебя была вполне цивильной, — ухмыльнулся Лазарь. — Ну почему, Паша, ты не мог писать, как все? Дал бы средний уровень, больше от тебя ничего не требовалось. Твоя фантазия тебя погубила! До тебя все были люди как люди. Ты не человек из обоймы. У меня оставалось право на единственный выстрел, и он оказался холостым. Нет, так писать нельзя. Истерик за писательским столом. Учился бы у людей. Вдумчиво пишут, неспешно. Мне Веничка твой черновик показывал. Писал словно пьяный, тарабарщина, куча ошибок, слова все вместе. Неуправляемый словесный понос. Псевдолитературная дизентерия. Так дела не делаются, Паша. Что ты там мычишь? Наверное, хочешь спросить, при чем здесь твои литературные таланты?

Лазарь скрипнул зубами, посмотрел на стену, окна в кабинете не было предусмотрено, потом опять стал сверлить взглядом лицо Султанова, словно не мог от него оторваться, настолько сильная его душила злоба.

— Да потому что, Паша, твои книжки, это моя прямая дорожка к банку Матросова! А ты своей кичливой непохожестью (смотрите, сколько во мне дерьма!) все испортил!

Когда десять лет назад генерал Дивулин нашел сокровища Матросова, он хотел честно передать деньги государству. И обнаружил парадоксальную вещь, государства в его обычном понимании не существовало. Зато обнаружилась куча людей, олигархов, генералов и даже министров, взалкавших наложить на денежки шаловливую ручку.

Безропотно отдавать банк Матросова этой зарвавшейся своре не хотелось. У генерала оставалось в запасе всего несколько часов, чтобы что-то предпринять. Вот он и сыграл с ворюгами игру под названием "Так не доставайся ты никому!"

Банк Матросова не верное словосочетание. Деньги Матросов хранил на десятках депозитов во многих банках практически на всех континентах. Деньгами мог завладеть любой, имевший коды доступа и пароли. Любой гад.

Этого генерал допустить не мог. И положиться ни на кого не мог. Его анонимно предупредили, что "заказали" его коллегам.

Их было четверо. Четверо друзей. Они не были с первого класса вместе, как в кино. Мышковецкий вообще пришел в восьмом. Но по духу это были друзья.

Генерал не стал посвящать в свои скорбные дела только Громова. Пожалел. Не хотел еще одной смерти. Своей решил обойтись.

Мышка был программист от бога. Самоучка, но какой. Не от мира сего, неряшливый, некрасивый, он мог делать с компьютером все. Вот это был секс. Они любили друг друга взаимно.

Получить доступ к номерным счетам в Австралии? При наличии пароля? Считайте, деньги уже ваши! Куда желаете перевести? Куда угодно! Хоть в Сбербанк. Уже завтра директор получит разрыв сердца, увидев авизовки со многими нулями!

Нет, это не годится, понял генерал. Как их легко перевести, так же легко потом отследить. Что же делать?

А ничего делать не надо! Сказал Мышка. Оставить все как есть. Но не все конечно оставить. Счета оставить, но категорию изменить. Были они номерные, станут именные!

— На чье имя?

— На твое, естественно.

— Нельзя, я уже покойник.

— Нельзя шутить такими вещами. Не люблю могильный юмор.

— Какие уж тут шутки? А что если перевести…кому-нибудь? Только где таких безропотных клиентов найти, чтоб туда на самом деле не сунулись?

— Есть такой клиент! — тут как тут предложил Лазарь. — Сто с лишним клиентов. Точнее, 114 пациентов Саразанского диспансера. Можно смело переводить, никуда они в ближайшие годы не денутся. А там глядишь, что-нибудь и изменится.

Так у Всемирного банка появилось 114 новых клиентов. В одночасье все эти сирые и убогие стали миллионерами.

Лазарь как в лужу глядел. Изменилось многое. Ехал генерал с работы, да самую малость не доехал, у поворота нагнал его старый кореш полковник Громов, рукой махнул. Останови. Генерал, возьми дурак, а ведь опытный был, да и остановись. Не успел стекло опустить, а в оконце дуло именного пистолета, который он сам же и вручал. Успел только сказать "Ты!"

Мышковецкий, как творческая личность, спился-скурился. Перед смертью каялся в содеянном, хотя ничего такого ужасного не совершил. Чуял, наверное, что люди из-за него погибли. Сыну проболтался и уволок его на тот свет. Хотя боялся всего могильного, даже юмора. Но какой уж тут юмор.

Зато Лазарь не растерялся! Хотя в первые годы полжизни потерял из-за нервов. Все болезни от нервов, только сифилис от удовольствия. Эту старую истину он знал как специалист.

Дело в том, что сразу (или там постепенно) поубивать всех пациентов диспансера он не мог. Что касается банка Матросова, то только предлагая генералу своих клиентов, он уже тогда точно знал. Не жильцы. Деньги обязаны были обрести своих хозяев. Это Дивулин, наивная душа, хоть и генерал, уверовал, что деньги перекантуются бесхозные какое-то время, пока не вернутся на родину.

Где эта родина? Ау!

Но все-таки у генерала под фуражкой была не только жопа. Кое-что он придумал, чтобы подстраховаться. Пункт специальный ввел во все без исключения договоры, что деньги переходят во всевозможные благотворительные фонды (список прилагался), если удастся доказать, что клиент погиб насильственной смертью.

Ну, крылья обрезал, генерал, слов нет. Так что Лазарю пришлось пациентов своих беречь как зеницу ока.

Сделав пару вылазок в загранку вместе с наиболее тихими послушными больными, он снял начальный капитал, который целиком потратил на то, чтобы диспансер и его пациенты выпали из всех реестров.

Кое-кого из персонала, задающего ненужные раздражающие вопросы, прикопали в окружающем диспансер лесу. Лазарь "на свои" прикупил хорошие лекарства, запрещенный, но очень полезный, подавляющий волю, аминазин, и стал лечить.

Как горько рыдал он, стоило кому-то из больных умереть. Они были ему как дети. Богатые дети.

Прикарманивать денежки "деток" долго не получилось. Это у нас можно всех подряд колбасить, а когда в респектабельной Англии заявился вдруг главврач Лазарь Амбросимов с доверенностями на миллионы фунтов, в налоговом управлении насторожились, и даже подали запрос в Интерпол. Так что почти все, что снял, был вынужден Лазарь потратить на взятки, чтоб отпустили обратно в Россию.

Тут уж дураку стало понятно, что надо искать новый способ отмывки денег. Почесал Лазарь умную репу. Идею оффшора, банковских трансфертов отмел сразу. Едва "наши" прознают про сокровища, с этого момента он не жилец. Следовало действовать локально

Тогда этот умник провернул коммерческую операцию: выбрал первого попавшегося графомана, стал публиковать его, а тиражи, которые сразу же пускал под нож, заставлял оплачивать тех же больных. Султанов согласно контракту получал незначительную фиксированную сумму, а всю сверхприбыль к ручкам прибирал Амбросимов.

— Ты все испортил, падла! — закричал Лазарь. — Они назначили независимую экспертизу и признали тебе полным гавном. Председатель комиссии сказал "Это все лажа! На этом деньги не сделаешь! Читатель конечно мудак, но даже его не заставишь просто так выкладывать кровные!" Из-за тебя все вылезло наружу! Но теперь все кончено. Остался за тобой небольшой должок. По условиям контракта, который ты, дубина, даже не читал, часть гонорара перечислялась на счет в Женеву. Так, небольшие деньги на черный день. Всего 10 миллионов евро. Ты напишешь мне на них доверенность! Не сразу! Чего ты так вскинулся! Пытать я тебя не буду. Я уже послал волкодавов за твоим щенком! Вот теперь можешь выть, сколько душе угодно.

Когда сменивший кожаных жлобов санитар с треском провел по решетке милицейской дубинкой, женщины не замедлили впасть в отчаяние и не заметили, как Айс с Тафиком быстро переглянулись, после чего подросток незаметно освободил ноги от кроссовок. Егор заметил, но благоразумно промолчал.

— Закурить дай! — сказал Тафик. — Анаша есть?

— Все есть, да не про вашу честь! — огрызнулся дюжий санитар.

— Мы женщиной заплатим! — пообещал Тафик.

— Как это? — оживился санитар.

— Выбирай любую. Они связанные.

— Ну, ты и дурак, чурка. Я ведь могу совсем не платить.

Санитар отомкнул решетку и вошел.

— Какую бы мне выбрать? — алчно проговорил он.

— Ты слюнями все тут закапаешь! — брезгливо проговорила Обанаева.

— Заткнись! Ты мне настроение не порть! — санитар наклонился, ощупывая у пленниц ноги, словно собирался их готовить, в это время Айс, опрокинувшись на спину, мягко обхватил ногами горло санитара и кувыркнул его через голову. Он до 14-ти лет рос в ауле, и, как и все соплеменники здорово владел приемами национальной борьбы.

Санитар заелозил, стараясь освободиться от захвата, и ему бы это, несомненно, удалось. Все-таки мужчина против пацана. Силы не равны. Но тут в драку без промедления вступил Тафик. Изогнувшись, он перепрыгнул через собственные связанные руки, и они оказались у него спереди. Подскочив к дерущимся, он стал душить санитара, засунув тюбетейку ему в самую глотку и зажимая нос. Это только для непосвященных тюбетейка предмет довольно безобидный. Знающие люди в курсе, что если ее сложить по сгибу, получается довольно жесткая кромка. Ею часто бьют по горлу. Южные люди частенько пользуются тюбетейкой, когда под рукою нет другого оружия.

Санитар еще дергался, не догадываясь, что он уже покойник.

Движения становились все более вялыми. Словно засыпая, он поджал ноги и уронил голову на пол. "Заснул". Айс отпустил передавленное горло и, как ни в чем не бывало, уселся на корточки. Тафик развязал его первым, второй была Оксана. По всему было видно, маленький сумит неравнодушен к славянской дивчине.

— Чего ты меня нюхаешь? — вспылила Оксана.

— Красный Москва, да? — уважительно произнес Тафик, почти всю жизнь проживший при бараньем стаде и довольно слабо разбиравшийся в парфюмерии.

— Шипр! — из вредности сказала Оксана.

Айс обыскал убитого, но дубинки, которую Айс взял себе, ничего из оружия не оказалось.

Зато у него были ключи!

Лазарь с Ингой торопливо собирались. На постели лежали разобранные чемоданы, куда они торопливо вперемешку кидали пачки денег и одежду.

— Ты обещал, что денег будет гораздо больше! — возмутилась Инга.

— Будет больше, когда этот гений доморощенный доверенность подпишет! — зло выкрикнул Лазарь. — Всю операцию мне сорвал, писака недорезанный.

— Может, мы зря суетимся? — спросила Инга. — Куда мы торопимся? Деньги только и ждут, чтобы их взяли. Давай доведем все до конца, пусть Матросов в гробу перевернется.

— Как бы нам самим в гроб не загреметь! — возразил Лазарь. — Как учил один толковый бизнесмен: "Лучше меньше, да лучше". Думаешь, мне хочется все это бросать? Я десять лет при этих сирых и убогих матерью Терезой сидел! И что мне за это? Жалкие гроши! Теперь эту тайну не скрыть. Тот фээсбэшник, которого мы на запчасти пустили, не зря здесь околачивался. Мне мое сердце вещует, что скоро здесь полетит все в тартарары. Я владелец гигантского состояния, был вынужден опускаться до кражи донорских органов, чтобы прокормить этих оглоедов, у которых у самих на счетах бабок немеряно! — он бросил взгляд на часы. — Что-то твой Жорик задерживается.

— За него будь спокоен. Я ему позвонила, примчится мой голубок. Ты действительно считаешь, что его надо убрать?

— А как он относится к любви втроем?

— Да ты что, он меня по настоящему любит.

— То-то и оно. Любовь губит людей.

Во двор больницы въехала машина, бросив свет фар на окна.

— Ну, все приехал, слава богу. Пошли! — поторопил Лазарь, и они вышли в коридор.

Жорик показался на входе и пошел навстречу Инге. Он был одет в нарядную белую рубашку.

— Я так соскучился, — сказал он, заключая ее в объятия.

Они целовались, запуская языки друг другу в рот, когда Инга достала стилет из рукава и кольнула любовника под лопатку. На лице Жорика застыло удивленное выражение. Медленно надавливая, Инга упорно довела лезвие до сердца. При этом она не прерывала поцелуя, жадно ловя последние вздохи погибающего любовника.

— Будя целоваться, — одернул Лазарь.

Инга с видимым сожаление оттолкнула от себя покойника.

Лазарь позвонил.

— Где вы? Уже подъезжаете? Щенка взяли? Ну, добре, — и сказал, обращаясь к любовнице. — Отнесем вещи.

Они взяли чемоданы и вышли. Сразу стало слышно, что мотор машины кем-то выключен, хотя покойный Жорик этого не делал. Стоявший сбоку от двери приставил пистолет к голове Лазаря и сказал:

— Куда вы это собрались, на ночь глядя?

— В свадебное путешествие, — съязвила Инга.

— Можешь отправляться! — Быстрец с неизменившимся лицом выстрелил ей в голову.

Лазаря охватил ступор. Он понял лишь две вещи, ни один мускул не дрогнул на лице любовницы, хотя она уже умерла. И то, что ее мозги находятся на его белом пиджаке.

Быстрец вывернул ему руки за спину, застегнул наручники. Пинком раскрыл один из чемоданов, из которого вывалилось несколько пачек ассигнаций.

— Где остальные? — спросил полковник. — Ну что, гражданин Амбросимов, будем говорить?

— Не понимаю, о чем вы? — притворно удивился тот. — Это чистые деньги. На бизнес есть все бумаги и заплачены все налоги.

— Не валяйте ваньку, гражданин Амбросимов! — пригрозил Быстрец. — Я все знаю. Где доверенности Матросова?

— Как-кие доверенности?

— Нотариальные бумаги. Их должно быть много, целый сейф. Банк Матросова был разбит генералом Дивулиным на целый пакет документов. Все ценные бумаги были обналичены и положены на разные счета Европы, Австралии и Североамериканских штатов. И на каждый счет оформлена доверенность. Это и есть банк Матросова. Так я в последний раз спрашиваю: где доверенности?

— У меня в кабинете, — упавшим голосом проговорил Лазарь.

Как чувствовал, надо было раньше их сжечь. До последнего ждал у моря погоды. Рука не поднималась. Десять лет сторожил аки цепной пес. И не поимел!

Убежать они не успели. Из коридора донеслись выстрелы и крики ужаса. Кричали раненные, но еще громче перепуганные больные, среди которых в силу специфики находились люди довольно впечатлительные.

Сорокин и его спутники не успели добраться до двери, как она сама распахнулась. У женщин вырвался вздох отчаяния, когда им навстречу вышел один из "кожаных". Но впрочем, ему было не до беглецов. Бессмысленно тараща глаза, он вышел на середину комнаты, пока не уткнулся в клетку. После чего упал навзничь, безбожно расплескивая содержимое своего черепа.

Сорокин кинулся к двери, остальные за ним, но что-то не срослось, потому что вместо того, чтобы убежать, Алексей сунул ключи в замок и закрыл.

— Я знаю всего одного человека, вернее, отморозка, который таким кардинальным способом решает свои проблемы! — заявил он.

— Что вы делаете? Пустите! Там же мама! — закричала Оксана.

— Если мы выйдем, Быстрец нас всех перестреляет.

— Но почему?

— Единственно из опасения, что мы будем путаться у него под ногами. Он пришел за деньгами. Пусть заберет их, тогда можно будет уйти без шума и пыли.

Не знаю, чем бы дело кончилось. Сумиты смотрели волками, особенно Айс. Но тут в коридоре вопли достигли своего апогея. Кто-то выл так, словно его разрывали пополам. А стреляли так вообще как из пулемета. Там что-то лилось и все время падало. Армагеддон, короче. Это убедило лучших всяких аргументов.

— Подождем! — решили все, и, не сговариваясь, отошли от двери подальше.

Им повезло, что дверь была кованной с расчетом на психов.

После того как Быстрец забил Кукса и последнего кожаного, словно скот на бойне, санитары прекратили сопротивление и полностью признали его власть.

Лазарь провел его в свой кабинет и отдал документы. Полковник, довольный, сидел за столом и листал выписки счетов, вскрывал и небрежно бросал мелованные листы с логинами и паролями на миллионы долларов.

— Молодец, — похвалил он. — Только почему в списке 86 фамилий?

— Естественная убыль, — буркнул Лазарь

— Ирония судьбы. 28 человек умерло, а вместе с ними миллионы, которые так никто и никогда не потратит! А это что? — обратил он внимание на отпечатанные бланки.

— Бланки доверенностей.

— Очень интересно.

Султанова нашли в каптерке под кучей грязного белья, куда он вкрутился аки червь в самом начале переполоха.

— А ну вставай, полковник зовет! — санитар торопился исполнить приказ нового начальства.

Но когда он впихнул Султанова в кабинет, глаза Быстреца округлились.

— Ты что? Бил его?

Полковник так стремительно вышагнул на него из-за стола, что, попятившись, санитар оступился и сел на пятую точку. Тут уж Быстрец не растерялся и дал ему с ноги. Только искры брызнули вперемежку с кровавыми соплями.

— Я больше не буду! Не буду! — завизжал санитар.

— Попробуйте только пальцем кто его троньте! И всем передай!

Быстрец полуобняв Пашу, проводил к столу, усадив на свое место. Лазарь провожал их откровенно недоуменным взглядом. Уж не гомики ли?

— Ну, все кончаем этот базар, — прервал его сомнения Быстрец. — Пора здесь прибрать все.

— В каком смысле все? — растерялся Лазарь и поймал на себе настолько ненавидящий взгляд полковника, что поневоле съежился.

Ему захотелось, как тому санитару упасть на пол, уползти.

— Не надо! — тихо попросил Султанов.

— Добрый ты, Паша! — сказал Быстрец. — Посиди тут малость. Я сейчас вернусь.

Наверное, Султанов на несколько минут потерял сознание от пережитого. Или что еще вернее, просидел их в полном ступоре, слушая, как в коридорах затихает возникший было гвалт.

Потом он все же встал. На негнущихся ногах вышел в рекреацию, чтобы в окно сквозь решетки разглядеть отъезжающий комфортабельный автобус. Пассажиры внутри в цветастых халатах выглядели нарядно.

У Султанова вдруг схватило сердце, хотя он никогда на него не жаловался. А тут прихватило, хоть вой. Он и завыл, мял грудную клетку, ковыляя обратно в кабинет.

Стол был завален бланками. Доверенности, десятки, сотни доверенностей. Свежие бланки. Разные фамилии доверителей. И только фамилия выгодоприобретателя одна и та же. Султанов.

— Стой, сволочь! — прошептал Паша.

Словно столетний дед он ковылял по коридору, потом по лестнице, потом опять по коридору. Путь до выхода растянулся на световые года.

Пустые палаты, коридоры с потерянными тапочками. Он видел ад.

Сзади вдруг хлопнула ранее запертая дверь.

— Паша! — раздался голос Сорокина.

— Я сейчас вернусь!

Ему казалось, что он кричит. На самом деле он едва слышно шептал.

Машина покойного Жорика ждала его, а ключи приглашающее торчали в замке.

В Саразанском автотранспортном управлении чрезвычайно удивились заказу автобуса в Пропащий лес. Но перечисленные на счет предприятия деньги сделали свое дело, и автобус был выделен. Больные грузились весело.

— Нас вылечат! — кричали они. — Нас повезут в новую больницу!

Странная была компания. И больные в цветастых пижамах, и санитары в халатах. Был мужчина начальственного вида в цивильном костюме, из ворота выглядывает пук жестких волос. Со зверским взглядом исподлобья. Красивая женщина с божественной фигурой.

Но главным был даже не мужчина начальственного вида, а другой. Поджарый и быстрый, с глазами голубыми и холодными как лед. Он велел ехать к морю. Требование было странное. В этом месте к морю было не пробраться, потому что дорога обрывалась тридцатиметровой пропастью. Но хозяин барин.

Может, желает почувствовать себя наполеоном, глядючи с кручи в морские дали.

Мощный автобус с ревом устремился в заданном направлении. Больные попались веселые. Они пели песни и выкрикивали речевки. Лишь голубоглазый сопровождающий сидел строгий и молчаливый.

— Чего смурной? — выкрикнул шофер. — К морю едем!

— К морю! К морю! — заскандировали пассажиры.

В это время, беспрерывно сигналя, колонну догнал автомобиль, в кабине которого был Султанов. Голубоглазый приставил пистолет к виску шофера и приказал:

— Не останавливайся! Убью!

Светлана Обанаева кинулась на него, но была оттеснена вконец обезумевшим Лазарем.

— Пусть никому не достанется! — повторял он. — Ничего! Никому!

Шофер послушно надавил газ. Некоторое время автобус и легкая машина неслись параллельными курсами.

Спереди неотвратимо и жутко наплывал обрыв. Волны внизу казались крохотными.

Видя такой оборот и поняв, что они мчатся навстречу неминуемой гибели, шофер пытался взбрыкнуть, но Быстрец сразу раскусил его, выбросив из-за руля и сев за него сам. И смертельные гонки продолжились с новой силой. В салоне стоял сплошной крик. За несколько метров до обрыва Султанов обогнал Быстреца и подставил автомобиль под тяжелый удар. Легковушка повалилась на бок, проскользила в таком положении и на краю обрыва замерла.

Пассажиры лезли в двери, выпрыгивали в окна, и вскоре внутри осталось только двое. Быстрец выбил расколотое лобовое стекло и посмотрел на висящую на краю бездны машину. Разглядев на сидении окровавленного Султанова, полковник с ненавистью в голосе закричал:

— Это же все для нас! Это были бы наши деньги!

Своими неосторожными движениями противники раскачали покореженные машины, и те стали сползать в пропасть. Одними из последних слов Быстреца были:

— Как ты мог? Ведь ты меня создал!

На что Султанов возразил:

— Это была коньюктура.

Быстрец протянул руку и крикнул:

— Руку! Давай руку!

Султанов только покачал головой, после чего машины со страшным шумом рухнули в пропасть. Приехавший на место драмы Сорокин застал только толпу больных, стоящих на обрыве и глазеющих на море, которого почти никто из них не видел. Отстранив бросившуюся навстречу Светлану и не замечая скулящего на земле Лазаря, которого в кровь расцарапала Галка, Сорокин подошел и увидел лежащий далеко внизу разбитый автобус. Ему стало нечем дышать, и он рванул на себе рубаху.

— А знаешь, как я начну свою новую книжку? — неожиданно услышал он и едва не умер во второй раз за короткий промежуток.

Султанов сидел на прогретой солнцем земле, блаженно растирая покрытые мозолями ноги.

— Как? — спросил Сорокин, опускаясь перед ним на колени.

— "Павел Султанов мечтал разбогатеть", — Пашка захохотал.

На какое-то мгновение Сорокину почудился горячечный голубой блеск в глазах. Но, нет. Это отсвечивало синевой чистое небо.

P.S. На следующее утро полковника Колесникова застал внеурочный звонок начальства. Генерал Крутохвостов лично поздравил его с удачным завершением операции и извинился, что так и не смог предоставить ему обещанного человека из областного управления.

— Сам понимаешь, полковник, им в области не до нас!