Оклемавшись и отплыв от яхт-клуба метров на триста, Картазаев выбрался на берег: оставшуюся часть пути до оставленной машины предстояло преодолеть пешком. Море полковнику уже порядком осточертело. Он решил отказаться от идеи снять комбинезон. Два часа под водой сделали свое дело, тепловой баланс был нарушен, и у Картазаева зуб на зуб не попадал. Комбез хоть и был тяжелый словно колода, но защищал от прохладного бриза.

Картазаеву следовало поторопиться, чтобы добраться до машины как можно быстрее. Если бандитам вздумается обыскивать окрестную дорогу, то автомобиль, брошенный среди ночи далеко за городом, сам по себе вызывал подозрения.

Сначала Картазаев шел по песку, но ноги вязли и, чтобы сохранить темп, он выбрался на шоссе и побежал. В этот день ему определенно не везло, хоть он и добрался, в конце концов, до машины, но сесть в нее уже не успел, потому что со стороны яхт-клуба раздался шум мчащейся на всех парах автомашины. Картазаеву ничего не оставалось, как оставить свою затею и спрыгнуть в придорожные кусты.

Едва он успел укрыться, как из-за поворота стремительно вылетела "BMW".При виде брошенной машины водитель так стремительно нажал на тормоз, что "бэха" завертелась вьюном. Никогда еще Картазаев так страстно не возжелал стать свидетелем ДТП, но желание оказалось из разряда несбывшихся. Заграничная техника спасла бандитов, и машина замерла, почти целиком утопив тело в рессорах.

В иномарке разом открылись двери и, клацая затворами, выскочили все, даже водитель. Если бы у Картазаева был пистолет, он бы уложил всех, ну если не уложил, то покалечил, но у него не было пистолета, а было острое желание, чтобы бандиты забрались обратно в свою роскошную тачку и оставили его в покое.

Бандиты тем временем настороженно обступили машину и пытались заглянуть внутрь, подсвечивая себе зажигалками. Разобравшись, что в машине никого нет, они решали, что делать дальше. Бандиты сомневались, что машина может принадлежать неизвестному, вторгшемуся на территорию клуба, так как думали, что тот был убит при взрыве глубинной бомбы.

— Наших водолазов ведь всех поубивало, — резонно заметил один из головорезов.

Они посовещались, и к вещему горю Картазаева решили забрать машину с собой. Полковник уронил голову на песчаник и в бессилии сжал кулаки. До города было пара часов хорошего пешего хода. Учитывая, что теперь он был не только "безлошаден", но даже бос, то другого хода и не предвиделось. Успокаивало одно, что в ластах идти было бы в любом случае тяжелее.

Бандиты тем временем разбили стекло и открыли дверцы. Двое сели в Картазаевскую машину, двое пошли обратно к своей, но дойти не успели, потому что севший в чужую машину водила вздумал завести машину. Из кабины выдулся малиновый пузырь, полошущийся на воздухе, словно мокрая тряпка. Следом крыша машины изящно отделилась от кузова, открыв вид на сидящих и размахивающих руками бандитов, причем у одного из них уже не было головы. Картазаев поначалу недоумевал, почему все происходит в абсолютной тишине, лишь потом до него дошло, что он лежит так близко к месту взрыва, что временно оглох.

Через секунду около Картазаева занялись кусты. Некоторое время он был занят тем, что уворачивался от языков огня, а когда смог посмотреть обратно на дорогу, то увидел, что горят уже обе машины. Уцелевших не просматривалось, что при такой мощи взрыва, буквально разорвавшего заминированную машину напополам, было и не мудрено.

Картазаев заторопился отойти от места аварии как можно дальше, и уже через четверть часа был более чем в километре. Всполохи вскоре скрылись в темени, вокруг стояла тишина, нарушаемая сонным бормотание прибоя, и все произошедшее казалось кошмарным сном. Картазаев старался не думать, что он мог опередить бандитов и забраться в машину первым. Но не думать не мог. В который уже раз неизвестный ублюдок хотел отправить его на тот свет, и проделал это так безнаказанно и нагло, словно собирался прихлопнуть надоедливую мошку. Ему, заслуженному офицеру, полковнику и бомбу под задницу.

Этот Мажаев либо дурак, либо человек, просчитавший свои ходы и ведущий далеко идущую игру, в которой только он двигают фигурами, а те ничего другого не могут, как умирать по-настоящему. Картазаев недоумевал, почему именно против него все затеяно. Чем он именно помешал Мажаеву? Он размышлял, что Мажаев мог предпринять такого, чтобы отвести от себя угрозу разоблачения. Ведь достаточно уточнить у Гнома, каким именно образом тот добывал машину и мог ли Мажаев быть в курсе, чтобы тот слетел быстрее, чем иному надо, чтобы испортить воздух.

— Да, теперь все упирается в Гнома, — проговорил Картазаев, словно пробуя эти буквы на вкус.

Потом он выволок трубку из зипа и попытался дозвониться до связного. Гном не ответил. Впервые за все время он не откликнулся на сигнал экстренного вызова. Согласно служебной инструкции только смерть могла помешать ему это сделать.

Все сходилось как нельзя лучше. Гном знал про встречу в промкомзоне, и про героин, и ничего не мешало ему подложить гексаген в машину, которую он же и пригнал. Какую цель он преследовал? Он мог, например, зарабатывать деньги. Если Ржавый знал, что пришлют спеца из Москвы с заданием отобрать у него Череп, которого он считал на сто процентов своим, да он любые деньги Гному бы заплатил, чтобы надеть на опасного конкурента белые тапки.

С другой стороны, если все-таки все подстроил Мажаев, то и у него имелся прямой мотив убрать Гнома и списать на него все свои грехи. Это был бы очень сильный ход. Как раз в его духе. Разом все концы в воду. Поди теперь докажи, что он каким-то образом причастен к взрыву и ко всем остальными делам. Во всем виноват Гном! А он и знать ничего не знает. Будь Картазаев на его месте, он придерживался бы именно такой тактики.

Полковник как раз звонил Эйнштейну, когда его залил свет фар. Временная глухота сыграла с ним дурную шутку, он совершенно не слышал, когда машина подъехала. Она запросто могла бы его сбить, если бы водитель ставил это своей целью. В кабине находился один человек. Когда шофер вышел, и свет фар высветил сквозь тонкую ткань длинные стройные ноги, Картазаев понял, что это женщина, если конечно только не трансвестит.

Оригинальная подсветка сделало картинку неестественно контрастной. Вокруг головы женщины словно нимб светились ярко-рыжие волосы. Она курила длинную черного цвета сигаретину и дрожала от ночного холода, несмотря на накинутое на плечи меховое манто. Она спросила, и он с трудом, но услышал, видно стала отходить контузия.

— Вы водолаз?

— А что, похож? — как можно дружелюбнее улыбнулся Картазаев, ему позарез нужна была машина красотки. — У нас тут спасательная станция неподалеку, — и тут же, чтобы она не могла спросить еще какую-нибудь глупость, попросил довезти до города.

— Я сама вас хотела об этом попросить, — призналась женщина. — Там дальше по шоссе произошла трагедия: врезались две машины. Я не хотела ехать, но Диего меня выгнал, даже не послушав, что у меня от страха дрожат руки.

Картазаев не заставил себя долго упрашивать и быстро прошел на водительское место, еще хранящее чарующее тепло предыдущей наездницы. По-джентльменски гася в себе желание уехать, не дожидаясь хозяйки, и едва дождавшись, пока женщина займет место рядом, он дал газ. У присевшей красавицы красное шелковое платье поначалу стремительно облегло ножку, потом мгновенный разрез почти до талии открыл это чудо для всеобщего обозрения.

— Меня зовут Катрин, — представилась она.

— Владимир Петрович, — склонил голову Картазаев.

— Как официально. Впрочем, как хотите. Мы ведь все равно скоро расстанемся и никогда больше не увидимся.

— Зачем же так грустно? — Картазаев уже сбился со счета, сколько раз он повторял эту затертую фразу всем малознакомым и совсем незнакомым женщинам. — Может быть, у нас найдутся взаимные интересы или скажем общие друзья. Вот, например, что вы делали у моего старого знакомца Диего? Я кстати тоже совсем недавно от него.

— Ваш друг большая скотина, — даже ругаться ей шло. — Но он предложил мне работу.

— Я слышал, он хорошо платит. Я бы сам к нему устроился, но говорят, ему нужны только женщины.

— Вы тоже слышали этот бред? — усмехнулась она.

В этот момент Картазаев усомнился в принадлежности попутчицы к женскому полу. Чтобы удостовериться, он невзначай опустил руку красотке между ног и провел рукой до самых ягодиц. Рука не встретила никаких скрываемых специальными утяжками образований, и впечатление было самое волнующее.

— А ты скор, — усмехнулась она. — Твоя фамилия случайно не Быстров?

— А мы водолазы все такие, — подыграл он.

— В таком случае, будь добр, убери руку, а то еще врежемся, а аварий я сегодня насмотрелась, и поехали ко мне.

— Только я пустой, — предупредил Картазаев. — У меня деньги в другом водолазном костюме.

— Мне сегодня уже заплатили, — Катрин потрясла рукой с изящным браслетом. — Диего подарил. Предупредил, что часы особенные, просил никогда не снимать.

Картазаев попросил глянуть. Швейцарские, но фирма малоизвестная: "Гендерсон".

— Похоже на шведскую фамилию, — заметил он. — Эмигрант?

Она пожала плечами.

— Мне без разницы, только шкал две. Не знаешь, по какой смотреть.

Она объяснила ему куда ехать, и скоро они подъехали к одинокому элитному дому за лесным проспектом, который Листунов узнал бы сразу. Они поднялись на последний девятый этаж. Квартира была довольно уютной. На полах пушистые паласы, на стенах многочисленные скрытые светильники, дающие приглушенный мягкий свет. Опасность подстерегала Картазаева лишь за балконной дверью, открыв которую, он едва не сверзился в тридцатиметровую пропасть.

Балкончик был из разряда мечта самоубийцы. Крохотный, пригодный для эксплуатации разве что карликами. Перильца едва достигали Картазаеву до колен. На высоте дул порывистый сильный ветер, далеко внизу разгуливающие прохожие казались муравьями.

Катрин велела Картазаеву раздеваться, наполнила ванну, залила ее десятисантиметровым слоем пены, но когда оглянулась, ее гость исчез. Сбежал что ли? — недоумевала она. Когда она подошла закрыть кран, высунувшаяся сквозь пену рука утащила ее в ванну.

— Ты с ума сошел! — захохотала она. — Часы хотя бы дай снять. Не говоря уже о платье.

— Диего же предупреждал, чтобы не снимала, — напомнил Картазаев.

— Мы тут не поместимся вдвоем, — предупредила она.

Картазаев предложил дельную мысль.

— Садись к правому краю, а я сяду к левому, а ноги расположим методом пирожка: моя нога, потом твоя, потом снова моя и так далее, пока не кончатся ноги.

Однако когда она вытянула ногу, то маленькая розовая ступня легла ему точно между ног. Он взял ее обеими руками и медленно провел ею по своему животу сверху вниз. Катрин удовлетворенно захихикала. Свою ногу Картазаев двигал вперед до тех пор, пока не почуял ступней шелковистые волосы. Тогда он выпятил большой палец и ввел его. Девица заохала, потом без перехода плюхнулась к нему на колени.

Они занимались любовью в ванной, потом в комнате, оставляя повсюду лохматые шапки пены, а закончили на опасном балкончике. Катрин, наклонившись, держалась за хрупкие поручни, грозя вырвать их из ненадежных креплений. Балкончик имел ощутимый наклон вперед, в бездну, и мокрые ноги Картазаева норовили соскользнуть вниз, но чувство было незабываемое. Ощущение опасности усиливало остроту чувств. Было ни с чем не сравнимое ощущение полета. У Картазаева еще никогда не было такого волшебного секса. Уцепившись за застывшую на краю бездны голую женщину, он обильно орошал ее обнаженный ягодицы, и все никак не мог остановиться. Казалось, что фонтан не иссякнет никогда. Картазаев мычал от наслаждения. Вдвоем с Катрин они стали запрокидываться через перила навстречу асфальту, расположенному девятью этажами ниже, когда Картазаев, очнувшись, втащил ее обратно, и они рухнули на теплый апельсинового цвета палас.

— Не ходи к Диего, — попросил Картазаев, засыпая в изнеможении. — Я не могу тебе ничего объяснить, но так будет лучше для тебя. Не ходи.

Но утром он проснулся уже в одиночестве. Не спешно принимая ванну, он снова попробовал связаться с Гномом. Тот не ответил. На другом конце была тишина как в могиле. Тогда Картазаев вызвал Эйнштейна. Тот был как всегда на месте.

— В том, что Гном исчез, нет ничего странного, — развеял эксперт его сомнения. — Он и раньше проделывал подобные штучки. Дело в том, что он никому не доверяет и периодически путает следы. Когда ему кажется, что кто-то дышит ему в спину, он полностью меняет дислокацию. Парня можно понять, он уже десять лет на нелегальной работе. В чужой стране быть нелегалом просто, а вот ты в родной попробуй. Люди со стальными нервами в таких условиях живут недолго, потому что их, в конце концов, вычисляют. В таком случае, никто никого не высылает из страны (на фига другой стране наши уголовники), таким на ноги таз с застывшим цементом и в море. Чтобы уцелеть в нашей системе, надо быть законченным шизофреником, бояться собственной тени и никому не верить. Гном из таких. Пройдет какое-то время и, посчитав ситуацию безопасной, он опять объявится.

— Что решили с Мажаевым?

— Приказом от вчерашнего числа он отстранен от оперативной работы. К сожалению, мы не можем решить вопрос кардинально, пока нет доказательства причастности Мажаева к покушению. Командование считает своим долгом предупредить, что проблему это не снимает. К сожалению, "Смерч" не контролирует полностью все местечковые отношения, так что вполне возможно, что у полковника на местном уровне останутся некоторые рычаги, при помощи которых он сможет оставаться в деле. Я уполномочен заявить, что если не останется другого выхода, то ты вправе требовать хирургического вмешательства. Ты понимаешь, о чем я говорю? Речь идет о приезде Нового Африканца из отдела ликвидации. Но ты должен знать, что по нашим правилам в таком случае операция считается проваленной.

— Но если потом окажется, что полковник не при чем?

— Я же говорю о крайнем случае.

— Именно за это я не люблю свою работу, — заявил Картазаев.

— Покажи мне хотя бы одного, кто бы любил свою работу. Работа подразумевает труд, а труд происходит от слова "трудно". Человек просто физиологически создан так, что не любит трудностей. Какие твои дальнейшие планы?

— Мы выяснили, откуда на ногах Гиты взялось дизельное масло. Она побывала на "Колумбии", как и я. Но меня волнует характер происхождения сажи на руках.

— Ты думаешь, это что-то значит?

— Ее не пытали. Кожа на руках практически не пострадала. Интуиция подсказывает мне, что мы узнаем нечто важное, когда уточним, откуда там взялась сажа.

— Хорошо, я займусь этим лично, — пообещал Эйнштейн. — Твои дальнейшие планы?

— Меня заинтересовал Кукулькан. Патрон прав, это действительно очень интересный парень, если даже его останки вызывают столько проблем. Я бы хотел узнать, на что он еще способен. Пожалуй, мне надо посетить хранилище местных раритетов и полистать пару древних фолиантов.

— Не понимаю, зачем тебе это, когда есть Интернет?

— В паутине все вторично, Кукулькану это может не понравиться, и он подумает, что я его не уважаю.

— Ты говоришь о нем, как о живом. Свят-свят.

Картазаев отметил последнюю реплику и серьезно спросил:

— Док, а ты веришь в Бога?

— Раньше не верил, а сейчас не знаю, — откровенно признался эксперт. — Но иногда, когда я поступаю не по совести, я думаю о нем. Единственное, что меня успокаивает, что если на протяжении тысяч и миллионов лет он все видел и знал, то ведь нет ни одного серьезного документального свидетельства, что он как-то отреагировал.

— Док, у меня плохое известие для тебя, кажется, я знаю одного бога, который уже начал действовать, — закончил Картазаев разговор, выключил зип и пошел искать носильные вещи в гардеробе Катрин, не мог же он и дальше щеголять в гидрокостюме.

Центральный архив располагался в Доме культуры и техники, похожем на многопалубный крейсер, приставший между двумя соседними проспектами. Картазаев прошел в отдел платных услуг, и несколько долларов, позаимствованные в доме Катрин, сняли все проблемы. Вскоре он знал имя нужного человека. Поднявшись по лестнице на третий этаж, Картазаев попал в ряды алюминиевых этажерок, заставленных бульварным чтивом в пестрых обложках. Библиотекарша показала ему дорогу, и он, поблагодарив, прошел зал насквозь, где за крайним прилавком обнаружил железную дверь с надписью "Отдел древней и специальной литературы. Посторонним вход воспрещен". Хоть Картазаев и не считал себя специалистом в указанной области, он вошел.

Зал, в котором он оказался, производил серьезное впечатление. Вместо алюминиевых этажерок массивные стеллажи до потолка, отсвечивающие золотым тиснением тысячи тяжелых фолиантов, своей монументальностью напоминающие плотно пригнанные друг к другу кирпичи. Настоящие книги даже пахли по другому, было в них нечто солидное, что заставляло говорить в зале шепотом. Не успел Картазаев сделать и пары шагов в царство спящих знаний, как появившийся между стеллажами пожилой человек в синем линялом халате настороженно спросил:

— Вы не ошиблись? Детективы в соседнем зале.

— Мне нужен Вячеслав Львович Гаранин, — сказал Картазаев, стараясь, чтобы его голос не прозвучал слишком тихо, зал подавлял своей интеллектуальной мощью.

— Это я. С кем имею честь? — спросил архивариус.

В кармане у Картазаева лежало два настоящих удостоверения: одно на сотрудника ФСБ с самыми широкими полномочиями, другое журналиста из Центриздата. Оценив старомодное обращение Гаранина, свидетельствующее о нем, как о глубоко интеллигентном человеке, возможно, даже книжном черве, он выбрал второе.

— Меня зовут Владимир Петрович. Наше издательство планирует выпустить книгу о древневосточном философе Нилутаифаге.

— Должен вас предупредить, что сексуальные похождения Нила являются плодом бесчестных беллетристов, — предупредил Гаранин.

— Мы в курсе, — сказал Картазаев, имевший о философе, а тем более о его любовных похождениях довольно смутное представление. — Нас интересуют его предсказания.

Его слова прервал сильный стук в глубине стеллажей, похожий на то, как если бы кто-то уронил предмет на пол от неожиданности. Картазаев приподнялся, намереваясь заглянуть в щель между фолиантами, но безрезультатно. Впритык к нижнему ряду стоял следующий.

— Не беспокойтесь, здесь никого нет, — Гаранин подошел, близоруко щурясь. — Извините, совершенно ничего не вижу. Умные книги съели мои глаза.

Архивариус пригласил его к себе в комнату, так он называл отгороженный стеллажами угол, где стоял стол, пара стульев и древний электрочайник. Гаранин поставил кипятить воду, сел напротив и спросил:

— Почему вы заинтересовались предсказаниями именно Нила. У нас есть Нострадамус, практически неизвестный. Эксклюзивное издание 1732 года. Даже в Лейпциге, где оно появилось на свет, его нет.

— Нилутаифаг не хуже, — глубокомысленно заметил Картазаев.

— Вы тоже это заметили? — подался к нему Гаранин. — В Европе это, к сожалению не ценят. Там не в курсе даже истинной национальности Нила, по привычке считают его персом, хотя в нем девяносто процентов калмыцкой крови. Вы посмотрите на разрез глаз! К сожалению, в Европе давно уже изучают не историю, а ее фальсификацию.

— Разве Нил никогда не ошибался?

— Только не в вопросах исторических событий и дат! — запальчиво воскликнул Гаранин.

— С этой точки зрения интересна его интерпретация событий, связанных с Черепом Кукулькана, — подтолкнул Картазаев беседу в нужное русло.

— А что Череп? — бесхитростно произнес Гаранин, разливая чай в стаканы с подстаканниками. — В данном случае Нил лишь систематизировал данные, попавшие к нему от матросов Колумба. Правда, есть сведения, что философ держал в руках сей таинственный Череп, по другим, которым я склонен доверять, это был лишь рисунок Черепа. Но что не вызывает сомнения, так это то, что Нил говорил с одним из жрецов Города застывших камней, которого привезли, чтобы показать испанской королеве. И он рассказал ему много интересного.

— Жрец сказал, в чем сила Черепа?

— Сказал и не сказал. Понимаете, язык майя чересчур запутан. Жрец сказал, что Череп-это смерть. Во всяком случае, в то время его так и поняли. Смерти тогда было много в мире. Солдаты Кортеса вырезали целые народы в Америке, в Европе свирепствовала инквизиция. И никого не заинтересовало, что слово смерть в языке майя обозначает несколько понятий, как-то: сила, страх, мощь. В одном из моих друзей, — при этих словах Гаранин обвел рукой стеллажи. — Так вот в одном из них я нашел еще одно мало употребительное значение этого слова. Вы никогда не догадаетесь какое.

— Даже не буду делать попыток, — признался Картазаев. — Это не наш метод.

— Это значение можно перевести не просто как слово "смерть", а "смерть кукол".

— А что это значит? — не понял Картазаев.

— Вы, наверное, в курсе, что Кукулькан в свое время полностью уничтожил враждебное племя? Так вот, в летописях тех лет встречается свидетельства очевидцев, указывающие на то, что он на время превратил врагов в застывших кукол, и новоиспеченные друзья и рабы Кукулькана изрубили их на куски.

— Как вы интересно сказали, друзья и рабы, — заметил Картазаев.

— Сначала майя и Кукулькан были друзьями, потом они стали считать его богом, — Гаранин усмехнулся и сказал. — Знаете, я выскажу крамольную мысль, но он мне не кажется богом.

— Кто же он — обыкновенный человек?

— Не обыкновенный и, конечно, не человек. Жестокий, властный, обладающий могущественной силой, но направляющий ее на безжалостное уничтожение беспомощных жертв. Он и людей, может быть, впервые увидел, и вдруг такая неоправданная жестокость по отношению к существам, которых он еще толком и не узнал.

— Но ведь они его, в конце концов, и убили, — не согласился с ним Картазаев.

— Убили, потому что он сделал их такими, — горячо возразил Гаранин. — Приучил, что можно воевать нечестно, заколдовывая людей, лишая возможности двигать чреслами, а потом резать словно баранов.

— Речь может идти о массовом гипнозе?

— Это слишком упрощенный подход. Кукулькан обладал подавляющей мощью. Подумаешь, войско там какое-то парализовало. Да он умертвил целый народ одним лишь усилием воли. Он Амазонку заставил течь вспять, и в течение нескольких часов она всасывала воды Атлантического океана внутрь континентальной Америки, вызвав невиданное до него, да и после, наводнение.

— Еще один вопрос. Что вы можете сказать о гулах? — спросил Картазаев.

— Мне видится, что гулы это кара господня, — Гаранин подумал и сказал. — Жаль, что я не верю в бога. Это мог бы быть мой окончательный ответ. А так я должен довести до вас научную точку зрения. Скорее всего, гулы являются представителями той же расы, что и сам Кукулькан. Если допустить, что он пришел к нам извне, то, следовательно, существовали те, кто так или иначе был заинтересован в том, чтобы вернуть его обратно. Бытует вообще крамольная мысль, что Кукулькан скрывающийся изгой. А гулы это его преследователи. Но это не научно. Скорее из области триллера.

— А какие они гулы?

— Этого никто не знает, — развел руками Гаранин. — Единственное достоверное утверждение принадлежит тому самому жрецу. Он сказал, что гулы не имеют лиц. И еще он сказал: холод. Правда, учитывая особенности языка майя, о которых я уже упоминал, это могло означать все, что угодно.

Напоследок Картазаев обратился к Гаранину с просьбой, сообщив, что хотел бы поработать в архивах.

— Если будет разрешение директора, то милости просим, — сказал Гаранин, провожая его. — Наряду с печатными изданиями у нас самый современный электронный архив. Он периодически обновляется, так что мы в курсе всех нововведений.

— Какие могут быть нововведения в истории?

— Ошибаетесь, молодой человек. Наши взгляды на историю все время меняются и приближаются к истинному положению вещей.

Когда они вышли из закутка архивариуса, Картазаеву почудился тихий медленно удаляющийся скрип.

— Это не у нас, — нервно махнул рукой Гаранин. — Я здесь совершенно один.

Договорившись о новой встрече, они разошлись.