Мошонкин всегда Картазаева уважал. Это началось с самой первой встречи. Поначалу это было рефлекторное уважение деревенского парня к образованному человеку. Но образованные люди бывают разные. У прапорщика Сыченко из родной двенадцатой разведроты 65 полка ВДВ, который обожал цитировать, было две любимые цитаты из Ленина. Первая: "Русский человек плохой работник". И вторая: "Интеллигенция-это гавно!"

Мошонкин знавал интеллигентов подобного рода. Одним из них был главбух Ширяйкин из родного колхоза. У Мошонкина до сих пор случай, когда напившийся тракторист Тимофей прилюдно послал его к нехорошей матери, а главбух только дурашливо хихикнул. Но возмутился хотя бы как всякий уважающий себя человек, но нет, прижал папочку и поскакал по-бабьи вдоль по улочке. Только бабы обычно подолы придерживают, а этот брючины поддевает. Всю жизнь они у главбуха чуть длиннее, чем надо и волочатся по земле. Даже в сухую погоду вечно в грязи, а то и в навозе.

Именно тогда Мошонкин дотумкал своим скудным умишком, что само образование не делает человека сильнее. Ну и что, что он Бабеля с Гегелем читает в то время, как Тимофей водку ведрами лакает. Само по себе это ничего не значит. Такого можно и на три буквы послать, а если интеллигент баба, то и поиметь скопом. Как-то в деревню приезжала лекторша из города. Днем лекцию читала, а вечером ее напоили да отвели за сарай. Мошонкин возвращался с речки и застал живописную картину. Профессорша стоит со спущенными штанами, отсвечивая голым задом, зажатая между простенками двух соседних сараев, а к ее агрегату уже очередь выстроилась из деревенских пацанов. Интеллигенции подобного рода там и место, меж двух сараев и со спущенными штанами.

Картазаев был другой. Такой сам кого хочешь поимеет. Глазами как зыркнет, ноги к земле прирастают. Физически крепок, не гляди, что невысок. У Мошонкина до сих пор картина перед глазами, как Картазаев спецназовца на танцах приложил. Мало не покажется.

Встретив Картазаева, Мошонкин сразу понял, что встретил настоящего интеллигента. Такой чуть что не так, сразу кулаком в зубы. Попробуй, пошли на три буквы, он их тебе же обратно запихает вместе с твоими зубами. Это как если бы деревенский силач Тимофей, но только с высшим образованием.

Хоть Мошонкин и проникся к Картазаеву неподдельным уважением, но его искренние чувства никак не отразились на его курносом простецком лице, когда его вызвал генерал Данюк и прочитал суровую мораль, что Картазаев оказался двуличным типом и предателем, польстившимся на легкие деньги и застрелившим из-за наркотиков двух офицеров госбезопасности.

Мошонкин промолчал, хоть людей конечно жалко. С другой стороны, они, может, первые начали. Не такой был человек Картазаев, чтоб ни за что ни про что людей класть. Да он и оружия никогда просто так не выхватывал. Только по делу. Но если уж выхватывал, то бил не по ногам или рукам, а прямо в глаз, наповал. Тоже правильно. Мошонкин вспомнил, как в еще те времена, когда они дрались с соседней деревней стенка на стенку, Тимофей учил уму разуму еще зеленых пацанят.

— В драке сомнения недопустимы. Слова нужны до драки, в момент разбора полетов, но если уж началось, то уж началось. Тут не только говорить, даже думать вредно. Только бить и бить наповал.

В этом Картазаев и Тимофей были схожи. Когда оба начинали действовать, все свои сомнения они оставляли дома под замком. Данюк, не ведавший всех нюансов, кометами проносившихся в голове стоящего перед ним навытяжку молодого младшего лейтенанта, продолжал накачку.

— На Картазаева объявлен всероссийский розыск, и конечно ему никуда не деться, но временно ему удалось скрыться от наших сыщиков. Вы, как знающий его лично, готовы его опознать?

Мошонкин согласился. Ему больше ничего не оставалось делать. Не мог он отказать столь большому начальству. С другой стороны, у него подспудно зрела в голове мысль, самому во всем разобраться. Он еще не знал как. Вернее он хотел бы просто сесть рядом с Картазаевым рядком да и поговорить по душам. Но не тут то было. Полковник устроил стрельбу в аэропорту, а потом уже стало не до разговора.

Они куда-то неслись по ночным дорогам. Вернее сначала вообще без дорог. Когда Картазаев смог давить на педаль самостоятельно, и Мошонкин выбрался из-под приборной панели, то в свете фар мелькали лишь сосны да крутые склоны, поросшие травой с застрявшими в ней сосновыми шишками. Мошонкину поначалу казалось, что они неминуемо врежутся в стремительно надвигающиеся препятствия, но Картазаев крутил баранку с лихостью колхозного шофера, а те, как известно, обходятся вообще без дорог.

Потом лес стал редеть и открылся вид на обширную и ровную, словно лысина, территорию. Мошонкин не сразу понял, что это море. Картазаев правил по песку, но у самой воды свернул. Теперь машина ехала по мокрому прессованному песку как по шоссе. Лишь когда вода докатывала до колес, из-под них далеко в море летел фонтан брызг.

— Куда мы едем? — деловито поинтересовался Мошонкин.

— А тебя не настораживает, что я в настоящее время нахожусь в розыске? — хмыкнул Картазаев.

— Неужто мы не понимаем, — глубокомысленно заметил Мошонкин. — Какое теперь будет у меня задание?

Картазаев покосился на него и ничего не сказал. Дело в том, что для осуществления задуманного ему позарез нужен был помощник, и Василий для этого подходил как нельзя лучше. Проехав по пляжу, Картазаев поднялся по пандусу и помчался по извилистой припляжной дороге. За одним из поворотов перед самыми фарами внезапно возникла приземистая мрачная фигура. Картазаев вынужден был экстренно тормозить, потревожив раненую ногу и нещадно ругаясь из-за этого. Встречный путник даже не пошевелился. Стоял как столб. Было в этом что-то неестественное и пугающее, но Картазаев вида не подал.

— Пойди глянь, не задели мы его, — велел он Мошонкину, остановившись.

Тот вышел, но вскоре вернулся.

— Нет там никого, — озадаченно протянул он. — Может, показалось.

— Когда кажется, креститься нужно, — строго заметил Картазаев.

Он продолжил движение, но до самого "Мадраса" слова Костылева о том, что город полон неподвижных людей, не шли у него из головы. Он ломал голову, но впервые у него не было даже гипотезы. Слишком мало данных, чтобы она могли появиться. Однако надо было действовать, несмотря на полное отсутствие гипотез и каких-либо данных. В противном случае могло так получиться, что люди Данюка постараются, чтобы у него вообще больше никогда не возникало никаких гипотез.

В знакомой комнате "Мадраса" было уютно и тихо. Дядя Боря задремал, поэтому внезапное появление Картазаева, повисшего на плечах невысокого веснушчатого парня, повергло его в шоковое состояние. Вошедшие были измучены, от них пахло кровью.

— Где Леший? — первым делом спросил Рекунков, потому что сведений о парне они не имели с самой первой засады в дачном поселке.

— Все вопросы потом, — отрезал Картазаев, сползая с плеч десантника на дВасилий. — Сначала ванну, потом занозы из ног вытащить.

— Сначала занозы, а то потом в горячей воде ноги разбухнут, только хуже будет, — деловито возразил Мошонкин.

Присутствовавшие при разговоре Кит и Шершавый недовольно переглянулись, и мимолетный взгляд явился для молодого сигналом к действию. Кит встал, демонстративно сунул руки в карманы брюк, в результате чего полы пиджака разошлись, открывая вид на рукоятку внушительного нагана, и сказал:

— По какому праву здесь распоряжаются эти фраера? Здесь вам не больница! — и он вычурно и далеко в лучезарные дали послал их.

При знакомом выражении Мошонкин даже вспотел, почувствовав, что настал момент истины. Если Картазаев смолчит, то может так статься, что он находится перед самым большим разочарованием в своей жизни. Только Василий почему-то особо не переживал.

Картазаев повел себя спокойно. Он полулежал на дВасилийе, поэтому задрать раненую ногу к потолку у него особого труда не составило. После чего он выдрал из носка, когда-то пижонски белого, а теперь потемневшего от заскорузлой крови, крупный бутылочный осколок. Причем именно выдрал, нисколько не заботясь о том, чтобы не нанести дополнительных увечий. Кожа хрустнула, расходясь, словно под ножом мясника, но Картазаев не довольствуясь произведенным эффектом, положил окровавленный осколок в рот и громко разгрыз.

Даже дядя Боря, многократно сидевший в тюрьме и видевший и не такое, был поражен. Кит же выскочил из комнаты, отплевываясь и с трудом сдерживая порывы к рвоте.

— Ну, вы тут располагайтесь, я вам Валечку пришлю, — сказал Рекунков.

И они с Шершавым вышли.

— Владимир Петрович, осколок который вы схарчили, может вам выйти боком, так и знайте! — воскликнул Мошонкин, едва они остались одни.

— Ерунда! — махнул рукой Картазаев. — Толщина пищевода такая, что можно бритву проглотить безо всякого ущерба.

И он велел Мошонкину вынимать остальные осколки.

— Только не так как я! — предупредил он. — А нежно. Жестокости, чувствую, мы с тобой, брат Мошонкин, и так хлебнем полной ложкой. Не вовремя тебя в командировку принесло.

Для отдыха бандиты выделили им комнату, обычно предназначенную для труда проституток. Вокруг круглой кровати-сексодрома возвышались зеркала и розовые балдахины. Картазаев лег, подложив подушки под замотанные полотенцами ноги. Мошонкин исчез и появился спустя четверть часа с бутербродами, бутылкой водки и горячим чаем.

— Удивляюсь, где ты в борделе чай достал, — сказал Картазаев.

— А что, разве тут не люди, чай не пьют? — заметил Мошонкин.

Он опять исчез, появившись уже с ведром воды и шваброй, и стал ожесточенно драить полы.

— Но это ты откуда достал? Для тебя, наверное, нет ничего невозможного?

— Пылесос не достал, — возразил Мошонкин. — Шторы бы попылесосить, но пылесоса у них нет. Пылищи там, наверное.

— Иди-ка сюда! — велел Картазаев строго и указал безропотно подошедшему Мошонкину на край кровати. Тот присел, старательно выколотив брюки.

— Василий, мне надо поговорить с тобой серьезно, — сказал Картазаев, останавливая начавшееся было словоизвержение жестом. — Отвечай как на духу. Ты где сейчас служишь?

— Во Втором контртеррористическом отделе Главного управления ФСБ.

— Командует у вас генерал Данюк? — в ответ Мошонкин кивнул. — Ну и какое у тебя задание?

— Вас арестовать, Владимир Петрович.

— Это понятно, — отмахнулся Картазаев. — Что тебе довели про Череп?

— Данюк сказал, что это сверхсекретный проект разведки США, связанный с новым оружием. Подробности не раскрывали, но Данюк сказал, что Череп пострашнее атомной бомбы будет. По-моему, они сами ничего знают. Но вы то, небось, в курсе, Владимир Петрович?

Картазаев глубокомысленно промолчал. Откровенно говоря, он в последнее время только и думал о характере этого оружия. В памяти все время всплывала одна и та же фраза Серегина, сказанная им еще в Москве:

— В Хемрой пришли гулы и убили всех. Это место до сих пор не обитаемое. Зона смерти.

Самое непонятное, что все знали, что гулы обладают страшным оружием, но никто не знал каким. Нонсенс. Даже если они обладали даром массового гипноза, но в любом случае должны были остаться свидетели, не подпавшие под воздействие. Так ведь не остались. Или не было никаких свидетелей? В таком случае получается, что поле гулов действовало на всех! В масштабе, соизмеримыми с планетарными. Получается так. В таком случае мощь гулов практически не ограничена. Божественна. А сам они боги во плоти. Но кто же в таком случае сам Кукулькан?

— Какой у тебя план? — спросил дядя Боря. — Как умный человек ты понимаешь, что мы не можем скрывать тебя долго. В конце концов, сюда явится ОМОН и всех нас упакует.

Бандиты дали отдохнуть Картазаеву ровно час, после чего за ним пришел Кит и привел в знакомую комнату обратно. Мошонкину было велено подождать. Шершавый и Рекунков встретили Картазаева с парой уже опустошенных бутылок, но хмель их не брал, и ему очень не понравился откровенный страх вкупе с подозрительностью, сквозившй в их глазах.

— Что это за фраер с тобой? — спросил Шершавый.

— Подельник мой бывший, — пожал плечами Картазаев.

— А он не стуканет, подельник твой?

— Мы на одной киче откидывались. Я за него зуб даю, — произнес Картазаев волшебные слова.

— За него отвечаешь! — Шершавый уставил на него длинный жилистый палец с наколкой по всей длине.

— Кончайте базар, ближе к делу! — вмешался Рекунков.

— Я думаю, Леший еще жив, иначе они бы убили его сразу, — начал Картазаев.

— Убили или нет мальчишку, это вопрос второй, — сказал Рекунков. — Когда ты замочишь Ржавого? Ты слишком долго телишься.

Картазаев искоса глянул на него. Ай да дядя Боря, ай да друг семьи.

— Это важно, — возразил Картазаев больше из чувства протеста. — Артур им мог понадобиться в прежнем качестве, но Тамару они наверняка забрали, чтобы отдать Черепу. Отсюда следует, что и Лешего они доставят к нему же и казнят. Знающие люди мне скзали, что Череп на дух не переносит мужчин.

— Это, какие знающие люди? — спросил дядя Боря как бы между прочим.

— Не важно.

— Мы сами будем решать, что нам важно, а что нет, — начал заводиться Кит.

— Важно другое, — продолжал Картазаев, не обращая на молодого внимания. — Почему Диего и его люди не боятся Черепа? И даже сумели с ним договориться. Значит, не всех эта чертова штуковина убивает.

Он специально оговорился, проверяя реакцию бандитов. Его всегда интересовало, догадываются ли они, что Череп не человек.

— Череп мужик с понятием, — сказал Шершавый. — Он за базар отвечает.

Удовлетворившись ответом, Картазаев увел разговор от скользкой темы, поинтересовавшись тем, что его вообще-то меньше всего интересовало:

— Кстати, про Боно что-нибудь слышно?

— Он исчез, — быстро сказал Шершавый. — На малине какой-нибудь завис.

— Странный тип. То развивает бурную деятельность, то какое-то время как будто не существует, — проговорил Картазаев, и в тот же момент перед его взором промелькнула размытая фигура, виденная им совсем недавно, и которая как он знал, как-то связана с Боно.

Бывало с ним иногда такое. В такие моменты он сам себе казался экстрасенсом, правда, экстрасенсом совершенно бесполезным для дела, не понимающим свои собственные видения.

— Ну и какой твой план? Где Черепа искать? — спросил Рекунков, окончательно похоронив надежды Картазаева расшифровать промелькнувшие видения.

— Тут надо мыслить логически. Яхту Черепа мы нашли в "Китовом усе", но даже если он скрывался рядом со своей посудиной, то после нашего визита его переправили в местечко потише. Это может быть яхт-клуб или дача. В общем уютное, тихое местечко.

— У Ржавого таких дач и коттеджей до чертовой матери. Как же мы его найдем? — усомнился Шершавый.

— Перевезя Череп, он будет его охранять. Надо найти объект с усиленной охраной. И если мы найдем дачку, где сам Ржавый не живет, а охрана там под каждым кустом, стало быть, это то, что нам нужно, — сделал вывод Картазаев.

Гектор в застегнутом костюме и белых носках с черными пятнами от бессменной носки туфель лежал поверх покрывала. Изредка он стряхивал пепел от неспешно раскуриваемой сигареты в изящный напольный вазон. Раритетная посуда была куплена по случаю вместе с экибаной, и чтобы засохший музейный веник не мешал процессу курения, Гектор сдвинул все ветки в кучу. Он представлял, что миллионер, и находится не на одинокой усадьбе, затерянной в глубинах запретной территории Ягодинского леса, а в более цивильном местечке. Например, в штатах. Вот там настоящая жизнь. Говорят, там даже болезни проходят. От мечтаний его отвлек звонок по мобильному. Звонил Маркетанов, который дежурил у мониторов. На экраны транслировались картинки с видеокамер, установленных по периметру забора, увенчанного колючей проволокой.

Вдоль забора периодически проходил Обухов, нелюдимый мрачный парень. На лице Обуха никаких эмоций, пацан надежный. Из пистолета с глушителем отстреливает птиц, которым вздумалось на колючку сесть. Просто так, из любви к искусству.

Кроме Маркетанова, Обуха и самого Гектора на даче еще пятеро охранников, которые или режутся в карты или спят на первом этаже. Гектор недоумевал, зачем надо было держать столько народа. Тот, из-за которого они здесь находились, не нуждался в охране. Только самоубийца полез бы к нему.

— Что там? — недовольно процедил Гектор, предварительно сплюнув окурок на паркет из бука.

— У нас гости, — доложил Маркетанов. — Дед из телеателье и с ним пацан.

По строгой инструкции Ржавого Гектору следовало спуститься в аппаратную и самому глянуть на пришедших, но Ржавый был далеко, а вставать было лень.

— Опиши их, — потребовал Гектор.

— Что я писатель? — возмутился, было Маркетанов, но Гектор быстро заткнул ему фонтан, и тот продолжал с нарочитой небрежностью, говорило уязвленное самолюбие. — Дед такой изношенный. Сквозь волосы черепушка просвечивается. Горбатый, низенький. Да не он это! У нашего старика горба не было.

— Горб можно подложить, — заметил Гектор.

— Я его пиджак заставил снять. У него спина как у верблюда. Да не он это! Глаза все в бельмах, он почти слепой.

— А как же он телик ремонтировать будет? — законно усомнился Гектор.

— А молодой на что?

— Кстати, что за молодой?

— Дурачок зеленый. Таких ментов не бывает. Разве что постовые на дорогах, а сюда в случае чего волкодавов пришлют, которые в плен не берут.

— Типун тебе на язык!

— Давай запускать. Сегодня в "Окнах" телку сисястую обещали раздеть, а у нас ни один телик не пашет.

— Ладно, — Гектор ловким плевком сбил окурок дальше по паркету. — Пусть Обух их обыщет, а потом будет при них неотлучно. Распределительный шкаф на втором этаже. Пусть идут и никуда не сворачивают.

Картазаев неотрывно смотрел в крепкую крестьянскую спину Мошонкина. Василий ерзал, порываясь что-то сказать, но был строго настрого предупрежден, чтобы не разевал рот. Перед камерой они были словно голые. Картазаева уже заставили снять пиджак, а надеть обратно команды не было. Теперь он дрожал под холодным ветерком. С одной стороны хорошо. Теперь бандиты видят его худые руки со старческими венами, с другой, все равно холодно.

Дачку они вычислили на удивление быстро. Пацаны дяди Бори исправно объездили все известные им точки Ржавого. Редко какая была необитаема, но только в одной какой-то псих с периодичностью сторожа обходил ограду и отстреливал птиц из волыны с глушителем. Услышав сообщение о странном типе, Картазаев сердцем почуял: оно. Отозвав людей, Картазаев с Василием в сопровождении Рекункова и Шершавого выехали на место. При наблюдении в бинокль обнаружились еще люди. Охранников было трое. Об этом люди Рекункова, прибывшие раньше на место, божились и клялись.

Картазаев долго ломал голову, как попасть в дом. Нарушить связь, а потом представиться сотрудниками телефонной компании не представлялось возможным: у бандюганов были мобильники. Всех посетителей бандиты посылали подальше. Тогда Картазаев внезапно подумал, а чем занимаются мужики в свободное время, каковым являлось для них время с утра до вечера. Телик смотрят. Кабеля естественно не обнаружилось, зато на крыше торчала сковорода спутниковой антенны, вывести которую из строя не представляло особого труда. У бандитов была новенькая СВД, из которой вызвался стрелять Мошонкин.

— У меня отлично по стрельбе было. В десятку лучших по роте входил, — довольно сообщил он.

Картазаев, скривился, но ничего не возразил. Василий расстелил на капоте машины пиджачок, прицелился и почти сразу выстрелил. Картазаев в бинокль видел, как под подводящий шнур соскочил с тарелки. В этот момент для бандюганов погасли все краски мира.

Картазаев опасался, как они узнают о том, что бандиты вызвали ремонтника и вызовут ли вообще, но его опасения оказались напрасными. Из дома выскочил верзила в узких черных очках, в котором Картазаев сразу предположил Гектора, о котором ему рассказывал покойный Студебеккер, и стал орать в трубку на весь лес, что у него сломался телевизор, и что ему и так делать нечего, а тут вообще тоска, хоть удавись, так что пусть поскорее телемастера пришлют.

Выждав час, Картазаев с Мошонкиным достали привезенные с собой робы и переоделись. Среди бандитов добровольцев не обнаружилось.

— Мы вас прикроем, — ухмыльнулся Кит, и его ухмылка Картазаева в восторг не привела и чувство благодарности не вызвала.

Полковник хотел предупредить, что в случае чего, если что пойдет не так, он запихнет бандиту его ухмылку так глубоко, что она вылезет у него из задницы вместе с геморроем, но промолчал. Иногда он предпочитал делать, а не болтать. К тому же не хотелось сотрясать воздух бездоказательными обвинениями, к тому же авансом. Вдобавок у Картазаева были серьезные опасения, что в случае подставы со стороны бандитов, исполнять его угрозы уже будет некому.

Происходящая сумятица нравилась ему все меньше. Вернее, совсем не нравилась. Был у него уже похожий случай в Афгане. Не в том, с духами, а уже с талибами. Там вдруг все едва не передрались из-за пустяка, никто толком и не понял из-за чего. Эйнштейн, когда он потом пересказал ему этот случай, назвал его тенью беды. "Перед любым трагическим событием катится нервно-эмоцианальная волна", — пояснил эксперт. — "Это ведь только для нашего временно-пространственного континуума событие еще не произошло, а скажем для нас же, только час спустя, все уже случилось. И знаешь, что самое занимательное? Самое занимательное, что во Вселенной найдется хоть один субъект, для которого абсолютно все события уже произошли".

Воспоминания вызвали у Картазаева нехороший осадок, потому что вся упомянутая разведгруппа тогда полегла.

В этот момент Вольд как нельзя более остро почувствовал, что он зря впутал этого славного деревенского парня в их грязные городские дела.

Обухов открыл железную калитку, впустил их по одному и обыскал. Проделал это вполне профессионально. Серьезный соперник, такого без шума не завалить, придется мочить. Если конечно все пойдет по их плану. А то возможен противоположный вариант. Вот Бушмена бы сюда. При его фантастической силе он бы один троих таких скрутил.

— По одному по тропинке, никуда не сворачивая, бегом! — скомандовал Обух.

Картазаев чуть со стыда не сгорел. Хорошо, что он вторым бежал. Как пацана бегать заставляют.

— Я старый больной человек, — заканючил он, но Обух тотчас вознамерился дать ему пинка.

Картазаев тотчас взял чуть в сторону. Достаточно для того, чтобы Обух промахнулся и недостаточно для того, чтобы он заподозрил, что маневр получился не случайно.

Когда они вошли в дом, их ждало новое разочарование: охранников было пятеро. Четверо резались в карты, а пятый спал тут же на диване, заложив руки за голову и далеко выставив локти, по длине которых можно было судить, что спящий настоящий гигант ростом под два метра.

— Чего уставились? — рыкнул Обух. — Вверх по лестнице! Бегом!

Они опять побежали. Мошонкин подозрительно быстро запыхался. Видно парня сильно вывело из себя, что бандитов было больше, чем они ожидали увидеть. Будто невзначай, Картазаев толкнул его плечом. Жест должен был означать, чтобы он перестал мандражировать, но тот вместо спокойствия вздрогнул.

Распределительный шкаф находился напротив лестницы на втором этаже. Обух маячил у них за спиной, и Картазаев с видом знатока стал ковыряться в шкафу. Все пошло не так с самого начала.

Гектор, выпотрошив папиросу и набив ее душистой анашой, сладко раскуривал сей райский продукт. Тело сделалось невесомым, а стены задышали словно живые, когда зазвонил мобильник и резкий голос сказал:

— Ты знаешь кто у тебя в гостях? Это Камикадзе, который твоего брата завалил!

Хмель сам собой из головы выветрился.

— Кто говорит? — вскрикнул Гектор.

— Тебе какая разница? Иди и убей его! — и неизвестный отключился.

Гектор вытащил из кармана пистолет и вышел в коридор. Картазаев присев на корточки, ковырял в шкафу, а Мошонкин с Обухом стояли чуть позади и в стороне. Гектор уставил ствол на старика и недобро проговорил:

— Ну-ка, Обух, посторонись! Ты знаешь, что это сам Камикадзе к нам в гости пожаловал? Ошибки нет, мне сейчас по трубе звонили.

Обух среагировал мгновенно: развернув Мошонкина лицом к себе, прижал к стене. Жалко не Картазаева. За пояс бандита был заткнут нож в красивых кожаных ножнах, и по-хорошему, его можно было использовать. Картазаев догадывался, что Гектор ждет лишь, когда он встанет, чтобы прикончить, поэтому не торопился. Интересная психология у людей. Мог убить и сидящего, но нет, ждет. Однако пауза не могла затянуться надолго. Картазаев глянул на Мошонкина. Он никогда не работал с напарником, лишь слышал, что бывает у настоящих напарников нечто вроде телепатической связи. Язык жестов, которым пользуется спецназ при всевозможных захватах, настоящим напарникам без надобности. Они понимают друг друга без слов.

Картазаев страстно желал, чтобы этот парень хоть раз в жизни понял его как надо, без предварительного разжевывания и втолковывания. И чудо свершилось. Неизвестно, что он там понял, но своими заскорузлыми от тяжелого крестьянского труда пальцами буквально выскреб у бандита нож. После чего его решимость сошла на нет, и Картазаев со всей обреченностью понял, что парень до сих пор людей не убивал. Обух почуял его судорожные потуги и, опустив взгляд, увидел нож.

— Ах ты, гаденыш! — выкрикнул он, но среагировать не успел: Мошонкин вскинул руку и неловко ткнул ему ножиком в шею.

Обух рефлекторно ударил его по руке, но получилось только хуже. Если до этого рана была пустяковой, то теперь нож едва не отделил ему голову от шеи. Дальше время пошло на мгновения. Кувыркаясь в брызгах, нож выпал из разом ослабшей руки Мошонкина, и Картазаев схватил его точно мопс, которому бросили кусок колбасы.

Гектор не успел глазом моргнуть, как нож торчал у него в груди по самую рукоятку. Картазаев взял пистолет из рук Обухова, все еще остающегося на ногах, и бросился вниз по лестнице.

Картежники оглянулись на шум, тогда Картазаев не добежав, как рассчитывал, сделал то, что очень не любил, а именно: открыл беспорядочную и малоприцельную пальбу. Когда он закончил, вокруг была кровавая баня.

Взломав дверь в диспетчерскую, Картазаев выволакивал оттуда перепуганного насмерть Маркетанова, когда сверху раздались шум яростной борьбы, потом полный смертной тоски вопль. По всем расчетам там не должно было оставаться живых врагов, и сердце полковника екнуло, когда он понял, что Мошонкину угрожает опасность. Врезав пленнику рукоятью, как следует, он кинулся на подмогу.

Наверху он увидел нечто такое, что разум поначалу отказался воспринимать. Нож, который он оставил в теле Гектора, отброшен далеко в сторону. Судя по быстро чернеющим свежим гематомам на лице Мошонкина, Гектор некоторое время жил, причем довольно интенсивно, и едва не отправил Василия на тот свет.

Теперь же бандит лежал у дальней стены. И с лицом у него было что-то непонятное. Оно было словно порвано пополам. Причем, череп был плоский, словно блин у штанги.

Дрожащий словно мокрый котенок Мошонкин сидел в углу, тщетно удерживая в трясущихся руках пистолет Гектора.

— Здорово ты его приложил, — сказал Картазаев, остановившись напротив.

— Это не я, — простучал Василий сквозь зубную дробь.

— Тут есть кто-то еще? — насторожился Картазаев.

Мошонкин помотал головой.

— Он вышел отсюда и зашел туда, — он оба раза указал на стену.

— Кто зашел? — не понял Картазаев.

— Боно! — сказал Василий.