Макаки, в отличие от Картазаева, двигались, не зная устали. Пронзительно визжащее стадо с вздернутыми хвостами стремительно удалялось, перепрыгивая с дерева на дерево и перебрасывая Мошонкина.

— Маугли хренов! — выругался Картазаев.

Он не пытался бежать. Полковники за макаками не бегают. Шел по направлению.

Обезьяньи вопли вскоре затихли. Сил куда-то идти не оставалось, но Картазаев с упрямством полностью механистического существа продолжал шагать, делая надрезы ножом на деревьях, чтобы его не угораздило кружить. Полковник прошел с пару километров и неожиданно вышел на поляну, посреди которой стоял высокий кирпичный дом. Он мог считаться двухэтажным, если бы не единственный ряд окон, больше похожих на бойницы.

Картазаев понаблюдал за ним из кустов, но движения не заметил. Обычный особняк в диком лесу.

Решив изучить его подробнее, Картазаев прокрался к двери. Крался больше для успокоения. Какого рожна надо расстреливать его в поле, если можно подпустить поближе и застрелить в упор у дверей?

Дом оказался не заперт, вещь непростительная в условиях бесчинствующих макак. Картазаев толкнул дверь и вошел.

Полы были теплые, с подогревом. Натяжной потолок, под которым горели лампы, дающие приглушенный мягкий свет. Полковник минул пару комнат с минимумом мебели. Так по мелочи. Пуфик в центре комнаты или диванчик в углу, судя по размерам, рассчитанный на усталого карлика.

В кинозале с экраном во всю стену на полу валялись кассеты Тинто Мандрасса. На одной виделся торопливый отпечаток чьего-то ботинка. Картазаев приложил ногу. Неизвестный оказался гораздо крупнее.

Полковник с сомнением оглядел перочинный нож, свое единственное оружие. Чтобы справиться с хозяином, требовалось что-то гораздо более весомое. Картазаев оглядел комнату, думая, где бы он сам спрятал оружие, если бы жил здесь. Потом решительно подошел к подоконнику и вытащил из-под него пистолет "Спектр" склеенный скотчем.

Есть еще мозга, подумал он, почесав дулом лоб. Но, скорее всего, их скоро вышибут. Поднявшись на второй этаж, он попал в нечто вроде мастерской. На стенах висели картины, настолько яркие, что рисовать их мог или ребенок или гений. Они оказались подписаны неким Максимом Валановым,15-ти лет. Картазаев вспоминал, где он слышал эту фамилию, причем, совсем недавно. Комната была перегорожена ширмой из белой простыни, пропитанной резким больничным запахом.

Картазаев отодвинул ее дулом. За ширмой скрывалась кровать, оснащенная пакетом медицинских прибамбасов, рассчитанных на уход за тяжелыми больными. Пустая. Он потрогал смятые простыни. Холодная.

Страшная догадка озарила мозг, и полковник вспомнил этого 15-летнего гения, а также того, кто убил его, и, судя по всему, убьет и его. Он слишком хорошо знал своего коллегу, чтобы переоценивать его способности.

Картазаев устремился к лестнице, когда понял, что находится в доме не один. Ловушка захлопнулась.

Картина была полна внутренней энергетики, словно взведенная бомба, она пульсировала и была готова взорваться многочисленными событиями. Пустынное море должно было с минуты на минуту быть разрезанным острым форштевнем возвращающейся шхуны. Барышня с зонтиком готова была сорваться с места и сбежать по крутому берегу навстречу своему принцу.

Еще более впечатляющей картину делали свежие пулевые отверстия, две в море, а одна прямиком в солнце. Интересно, он специально целил, или это случайно вышло, подумал Картазаев.

Еще о случайности. Почему его оппонент выбрал псевдоним Боно. Б.Н. Бригита Нейланд.

— Ты жив еще? — спросил Боно с первого этажа.

— Может, поговорим, Бушмен? — спросил Картазаев.

— О чем? Как вы мою Гиту на заклание послали?

— Можем поговорить о том, что у нас в стране отменена смертная казнь, и ты можешь сдаться и остаться в живых.

— Ты наглец, Вольд. Особенно для человека, которого вот-вот пристрелят.

— Цель убийства? Ведь должна быть цель. Гиту ведь не вернуть.

— Тут ты ошибаешься. Кукулькан обещал мне вернуть ее. Я тебя, пожалуй, не убью сразу, расскажу, как у нас все будет. В обычном мире мы жить не сможем, это ясно. Но я согласен остаться здесь навсегда и жрать обезьянину до самой смерти, лишь бы моя Гита была со мной.

— Единственная проблема Кукулькана самого восстановить. Его больше нет.

Ответ оказался неверным. Пули прошили пробковые полы навылет. Воздух насытился по-шмелиному гудящим свинцом. Если б Картазаев не запрыгнул на кухонный "островок", то мог считать себя покойником. Смертоносные гейзеры вспарывали пол. Пули били в стол снизу, заставляя его подскакивать, но мореный дуб, из которого он был изготовлен, выдержал.

— Ты что-то сказал? — спросил Бушмен в перерывах между сменой обойм.

— А что ты хотел услышать, Миша? Может, где можно найти Кукулькана?

Стрельба стихла как по команде. Это был шанс не только уцелеть, но и направить огневую мощь этого сумасшедшего в нужное русло, а то, что бедный Бушмен окончательно рехнулся, у Вольда не было сомнений. В их работе это случалось. Нервная работа.

— Признаю, мне нужен Кукулькан. И если ты скажешь, где его искать, то я оставлю тебя в живых.

— Спасибо, коллега. Только Кукулькана тебе не воскресить, я тебя уже предупреждал. Но я знаю, где Череп. Со мной был один парень. Ты, наверное, видел его, раз следил за нами. Десантник Мошонкин. Череп у него. А самого десантника унесли макаки. Если ты знаешь, куда, то у тебя есть шанс.

— Я знаю, где он. А ты живи. Сколько сможешь.

Хлопнула дверь. Картазаев подбежал к окну и увидел удаляющуюся спину. Прицелился было, но опустил автомат. Однако, что он говорил? Живи, сколько сможешь?

Вольд отшвырнул пистолет и выпрыгнул в окно. Свалившись на траву, побежал в сторону леса, и тотчас в спину молчаливо и страшно толкнула теплая твердая волна.

Картазаев лежал на траве, пропуская над собой сонмище битого кирпича и цементной пыли. Он уже сбился считать, какая это по счету контузия.

Не дожидаясь возвращения слуха и других подобных мелочей, как-то нормальной реакции и устойчивости вестибулярного аппарата, двинулся в сторону, в которой скрылся Бушмен. Уверовавший, что Вольд уже не сможет ему помешать, тот ломился сквозь кусты, оставляя за собой след разбушевавшегося слона.

Вскоре Картазаев увидел уходящий прямо в небо черного цвета столб, верхушка которого терялась в плоских и тяжелых на вид тучах. Подойдя ближе, Вольд увидел, что никакой это не столб. И вообще не предмет в том смысле, какой подразумевает некое твердое образование.

В воздухе чернел разрез шириной не больше полуметра. Вернее, он не чернел. Он просто был. А нечто темное, опасное, покрытое мглою скрывалось за ним. Вольд не любил сомнения в любом виде, поэтому, глубже вздохнув, решительно шагнул внутрь.

В какую-то неуловимую долю секунды Картазаев увидел рассеченный слой изнутри. Толщина его оказалась не более полуметра, одновременно он вмещал в себя все. Сечение сверкало миллиардами миллиардов кристаллов, каждый из которых в свою очередь вмещал в себя целый мир из планет, звезд и даже галактик. Вся эта неимоверная тяжесть разом навалилась на Картазаева. К горлу подступила дурнота, ноги подогнулись, создалось ощущение, что Картазаев тащит весь мир на себе, и он поспешил шагнуть еще раз.

Лубаантун — город без запахов. Теперь же запахи появились. Запах гари, пороха, запах смерти.

Картазаев уперев руки в бока, оглядывал место боестолкновения. Бой имел место быть. Яростный, беспощадный. Потери: танк и до взвода солдат. Вид у "Т-72" был нехороший. Башня напоминала пожухлый апельсин, которым рекламируют антицеллюлитные средства.

Чем это его? Напоминает кумулятивный снаряд, создающий в месте удара давление в 300 тысяч атмосфер.

Фигуры солдат вразброс. Вооружение стандартное для спецназа. Автоматы "Вал" с уродским толстым дулом. Камуфляж знаков отличия не имеет. Документов при солдат нет(Картазаев наскоро обыскал нескольких).

Самое странное, и ран никаких. Отчего они умерли? Лица синюшные. Хотя какие лица могут быть у покойников.

Что же они штурмовали?

Вдалеке купол. Когда-то белый, теперь обугленный, треснувший. Ого. Т-72 снарядов на ветер не бросает. Прежде чем его сожгли, дал с прямой наводки пару раз. Больше не успел. И солдаты ничего не успели. Гильз не так много.

Собирая оружие и патроны, Картазаев подумал. Странная операция. Почему танк только один, а не взвод. А солдаты что же. Где группа прикрытия? Так кучей и шли? Странно.

И самое главное, кто в них стрелял.

Он обозрел купол в трофейный бинокль. Ни движения. Да и откуда вели огонь? В куполе ни бойницы. Разве что раздвижные?

Вывод напрашивался неутешительный. Засада. Пацанов хорошо встретили и покрошили. И точно также могли встретить и полковника.

По-хорошему бы слинять, вон и ход светится, вернее чернеет.

Картазаев вскинул подсумки с патронами на спину и двинулся к куполу.

В основании он имел метров пятнадцать, в высоту метров пять. От пуль отделка отвалилась, открывая под собой кладку из грубо отесанных камней. Никакого намека на окна или двери.

Он обошел купол по периметру, но не обнаружил никакого намека на окна или двери. Пришлось лезть в трещину, возникшую после взрыва снаряда.

Что его поразило внутри, это яркий контраст между белым потолком и абсолютно черным полом. Причем, он не был грязным. Это было что-то вроде мрамора, он даже посверкивал, но был при этом темен, как антрацит.

А свет давали трещина, но еще больше дыра в центре потолка.

Внутренне пространство купола оказалось полно мертвяков. Больше всего их было в центре, целый холм. Но и по залу расползлось достаточно.

Сначала он решил, что это противники штурмовавшего спецназа. Но сразу понял, что все эти люди умерли уже давно и истлели до скелетов.

Вдоль стен стояли стенды с разбитыми мониторами. Клавиатуры с латинскими буквами. Картазаев выволок системник, весь в устрашающей пыли. Выдрал из него жесткий диск.

Но где Мошонкин?

У него возникла догадка, и чтобы ее проверить, он выбрался в щель обратно.

В метрах трехстах возвышался второй купол.

Он вернулся к расстрелянному спецназу и сразу нашел, что искал. Потому что знал, что искать.

Динамическая веревка стандартным диаметром 11,5 миллиметров и "краб". Такая хреновина для спуска и подъема.

Сунул "краба" в разгрузку, веревку повесил на плечо. Вылитый альпинист.

Он подумал, что здесь следует держать ухо востро. Те из спецназа тоже считали себя альпинистами. И не штурмовать они шли. С гарантией 200 процентов можно сказать так, что поставленная задача звучала так. Проникнуть в купол и что-то оттуда достать. Возможно, тот же жесткий диск, что грелся сейчас во внутреннем кармане.

А их вместо этого всех положили.

Следующий купол он обошел скорее для проформы, так как было ясно, что тот цел. Иначе Мошонкин и сам бы выбрался.

Постучал "крабом" в стенку, усиливая эффект пинками.

Он прошел метров 10, простукивая стену, когда ему ответили. Отвечавший не жалея сил, бился о стену, точно вознамерившись ее проломить.

Полковник привязал "краба", но когда хотел закинуть на купол, увидел сидевшую на вершине макаку. Та с важным видом повернулась, открыв розовый, словно полированный зад, и произвела жидкий залп.

Полковник с проклятиями отскочил, потом поднял "Вал" и безо всяких сантиментов, выстрелов воздух и криков "Брысь!" просто снял тварь одной пулей. С другой стороны горохом посыпалась остальная стая, убедившаяся в серьезности намерений полковника.

С пятого раза Картазаев попал таки "крабом" в отверстие в центре купола. Закрепив конец, он напряженно следил за дергающимся тросом, приготовив "Вал" на случай, если лезущий не Мошонкин.

Через минуту в отверстие вылезла чумазая голова.

— Вася, давай скорей! — поторопил Картазаев.

Однако тот не послушал. Стал вещать сверху, каких ужасов натерпелся и сколько внизу покойников. Картазаева засвербело, и он в нетерпении дернул за трос. Десантник как раз сидел на куполе, примерно, как давешняя макака, возможно на том же месте. От неожиданного рывка он повалился на пузо и скатился вниз.

Картазаев насколько смог смягчил удар. Но все равно Мошоникин приложился знатно. По пояс в землю не ушел, но выбоину заметную проделал. Не успел он возмутиться, как словно камни застучали по куполу, а уже потом донеслись выстрелы.

Тоже из "Вала". Из чего же еще. Ведь стрелявший тоже вооружился за счет расстрелянного спецназа.

— Кто это? — выдохнул Мошонкин.

— Народу не сказать, что здесь так много. Боно!

— Откуда он здесь взялся?

— Выстрел услышал.

Лес они миновали гораздо быстрее, чем в первый раз. Обратная дорога всегда короче. Это факт.

— Домой и кони шибче бегут! — согласился Мошонкин.

Они стояли на опушке и оглядывали затихший город, ближайший дом которого возвышался в метрах трехстах. Именно в нем Закатов охотился на "живца". Казалось, это было так давно, даже раньше советско-финской войны.

— Профессор сказал, чтобы в город не совались. Гулы там, — повторил Мошонкин.

Показалось или нет, но при упоминании о гулах звуки исказились. Словно сам воздух воспротивился этому.

— Обходить будем, не успеем. Архаровцы нас лишнего ждать не будут.

Если будут ждать вообще, подумал Картазаев. Закатов даже свою женщину не пожалел, отдал на заклание. Так было надо, видишь ли.

Со всеми предосторожностями они двинулись вперед.

Город и ранее не производивший благоприятного впечатления, угнетал. Сразу стало ясно, что что-то произошло, как если бы изнасиловали уже мертвого.

Развалин было гораздо больше. Вернее, целых домов практически не осталось.

Пока они шли до "испанского дома", им никто так и не встретился. Зато сам дом был цел и невредим.

Прислонившись к стене, сидел старик. Картазаев был уверен, что мертвый. Но, увидев их, старик дернулся, уставил на них корявый палец и зашелся в приступе неудержимого идиотского смеха.

У смеха открылось дикое эхо, а сам он был абсолютно неуместен. Словно кто-то в полный голос заржал на кладбище.

— Где остальные? — Картазаев встряхнул его, приводя в себя.

Безумный, не прекращая смеха, указал пальцем за угол.

— Указывать пальцем нехорошо, — попенял Картазаев.

Напарники обогнули здание и остановились как вкопанные. Видно жильцы подвала пытались спастись бегством. Многие тащили на себе узлы со скудным скарбом. Гулы не стали отбирать нажитое добро, испарив людей вместе с пожитками. На стене застыли тени с распахнутыми ртами и вскинутыми руками с барахлом.

Мошонкина сдавили спазмы, но не успел он даже облегчить свою пищеварительную систему, как Картазаев увлек его в укрытие.

— Терпи, брат Мошонкин. Там гулы!

На этот раз не показалось. По ушам резануло так, словно при произношении слова "гулы" кто-то врубил бензопилой по металлу.

Когда рассвело, Аркаша Листунов с радостью понял, что зрение вернулось к нему. Он выбрался из щели между зданиями, в которую забрался с вечера и потянулся, выправляя затекшие чресла. Воздух на удивление был свежий, появился ветерок. Аркаша вдыхал кислород полной грудью, когда его тихо тронули за штанину. От неожиданности он отпрянул метра на четыре. Сзади стояла маленькая девочка с бантами больше головы. Она с хитрецой смотрела на него.

— Ты как здесь оказалась? — спросил Аркаша.

Она сосредоточено ковыряла пальцем в носу.

— Когда спрашивают взрослые, дети должны отвечать, — нравоучительно произнес Аркаша.

Девочка вынула палец и вытерла о фартучек когда-то белый, а теперь настолько грязный, весь в грязных разводах, точно его нашли на помойке. И еще. От малышки разило как от бомжа.

— А ты сам откуда здесь взялся, "специалист по порнографии"? — закричала девочка, вперив в него несвежий палец. — Иуда!

Аркаша чисто рефлекторно шагнул к крохе. Он уже почувствовал, что что-то с ней не в порядке. Вернее, все с ней не в порядке.

— Тронешь меня, скажу, что ты хотел меня изнасиловать, — предупредила девочка. — Теперь ты будешь делать то, что я тебе прикажу. Для начала пройдись голым по улице.

— Я, пожалуй, домой пойду, — опасливо произнес Аркаша, а ведь она укусить может.

— Я кричать буду!

Аркаша попятился, а девочка зашлась:

— Помогите! Этот дяденька трусики с меня снял!

Аркаша кинулся наутек, по пятам преследуемый странной крохой, которая на ходу расписывала совсем уж невыносимые мерзости. Хоть девочка вела себя как взрослая женщина, вернее разговаривала, как взрослая поднаторевшая в жизни шлюха. Но бегала она соответственно физическому возрасту. Так что Листунову без труда удалось от нее оторваться.

Подбегая к родному подъезду, он увидел, что у дома напротив стоит машина с открытым багажником. Спрятаться Аркаша не успел. Из подъезда показался человек в белом халате. Халат был распахнут, и под ним просматривалась форма.

— Етит-вертит, коленца! — воскликнул "врач" пораженно. — Это что за чучело? Ну-ка, бегом сюда! Я с тобой по-хорошему, не бойся, — проговорил он и сунул руку во внутренний карман.

Аркаша прыснул как заяц. Он не помнил, как добрался до дороги. Воздух струился и переливался вдоль трассы. Внезапно замершая машина стремительно взяла с места и со всего маху приложила девчонку с рюкзаком. Девчонка полетела в одну сторону, разорванный рюкзачок в другую. Машина с визгом затормозила, и водитель выскочил:

— Она сама бросилась! Вы подтвердите?

Аркаша замотал головой и стал быстро переходить дорогу.

— А ну стой, "специалист"! — рыкнул водитель. — Как баб в магазине трахать, так он всегда готов, а как за правду постоять, так в кусты!

Откуда не возьмись, дорогу преградила кроха.

— А он еще мне такое показал под трусами! Я готова дать показания в суде и описать все анатомические особенности. Я все запомнила.

Аркаша замотал головой, отгоняя наваждение, все происходящее казалось ему дурным сном. Может, он сошел с ума и лежит в дурке. Это было бы замечательно.

— Поберегись! — раздался истошный крик.

В следующую секунду зависший над киоском трактор рухнул вниз, передавливая его словно тюбик с зубной пастой. Содержимое киоска брызнуло во все стороны.

Трактор стряхнул с себя мусор и замер, хрюкая мотором и поводя вслед за Аркашей мордой, точно был живым существом. Аркаша остановился пораженный, и в тот же миг трактор выпустил струю едкого дыма из выхлопной трубы и помчался прямо на него.

Аркаша едва успел отскочить в сторону. Трактор пронесся буквально в полуметре, обдав килограммовыми комьями вывороченной земли. Он не успел затормозить и размаху влетел в закусочную, стал разворачиваться там, опрокидывая столы и мангалы.

Аркаша бежал, не разбирая дороги и не имея ни малейшего понятия, куда он бежит. Сзади ревело и пыхало жаром: монстр нагонял. От него некуда было деться, некуда спрятаться.

Листунов бы неминуемо погиб, если не избрал новую тактику. Забежав в первый попавшийся подъезд, вышиб дверь в квартиру на первом этаже, пробежал мимо семьи, застывшей с выпученными глазами перед телевизором, и выпрыгнул на улицу через балкон. У него оказалось несколько лишних минут, пока мастодонт с обиженным ревом показался из-за угла.

Он несколько раз повторил несложный маневр и таким образом добрался до телестанции. Монстр, изрыгая дым и пламень, катался вдоль окон, норовя втиснуться в узкий холл, но дело ограничилось раскуроченным холлом и раздавленным бывшим ментом. Аркаша был в аппаратной, когда услышал шаги на верхнем этаже.

Сердце его замерло и некоторое время вообще не билось. Отчего то подумалось, что это водитель автомонстра ищет его. Аркаша присел, где стоял, пытаясь спрятаться за низким пультом. Шаги простучали по лестнице, потом пересекли коридор и затихли у двери аппаратной.

Дверь приоткрылась. Аркаша сделался в два раза меньше. Не дышал. Не помогло.

— Тут он. Добре, — произнес скрипучий голос.

Аркаше ничего не оставалось, как открыться. В дверях стоял косильщик.

— Дяденька, это не я, — плаксиво протянул Аркаша.

Дед поставил косу на попа и стал точить со зловещим вжиканьем.

— Подведем бухгалтерию. Восемнадцать баб поимел? Поимел. Тридцать два убийства. Магазин сжег. Опять же малышку обидел, ту, которая с бантами. Трусы снимал, показывал, понимаешь всякое.

— Неправда! Ничего я не показывал!

— Косить тебя буду, — заявил дед. — Не трясись. С двух раз тебя зарублю. Раз-два и ты уже мясо.

При этих словах Аркаша самопроизвольно обмочился. Внезапно распахнулась одна из дверей в коридоре, и тишину пронзил вопль:

— Боже, моя рука! Мне руку отрубили!

Аркаша с ужасом узнает голос Неяскина.

— Погодь малость, — просит его косильщик, берет косу на изготовку и идет на голос.

— Слава Богу, вас встретил! Остановите мне кровь! — торопливо говорит Неяскин.

В ответ слышится "вжик". Неяскин замолкает на полуслове, и что-то страшное катится по полу.

— Добре, — говорит косильщик. — Он тут не один. Шмара голая.

Маринка визжит, когда дед тащит ее, намотав волосы на кулак. Юбка задрана до пупка, трусов под ней нет, крупные груди трясутся между разорванными краями блузки. Косильщик показывает девушку Аркаше и с осуждением произносит:

— И из-за такой ты всю свою жизнь под откос пустил? Можно сказать, из-за отверстия.

— Я же не знала, что Аркаша ваш дружок, — шепчет Маринка. — Я больше не буду над ним смеяться. Если хотите, я вам обоим дам. Люди за это деньги платят и немалые, а я вам все бесплатно сделаю. Только не убивайте.

— Мы не продаемся. Так ведь, Аркаш?

Косильщик отталкивает девушку за косяк. В створе виден только он, мощно и страшно машущий косой. Коса даже не задерживается, будто он промахнулся. Ошибочность этой мысли подтверждает страшный дробный стук. Маринка замолкает на полуслове. Наступает страшная тишина.

— Ты кто? — спрашивает Аркаша, стуча зубами.

— Совесть твоя.

— Она не может быть такой злой!

— Добрая она только у богатых. Она им все прощает, от того и живут они легко и беззаботно, и на все плюют. А бедным она покоя не дает: жалит как шершень, язвы им наживает.

— Я не хочу умирать! Боже спаси, если ты есть! — заголосил Аркаша.

— Тише, не зови Его! — заозирался косильщик. — Он где-то поблизости бродит. Не дай, бог услышит.

Почуяв, что косильщик сам боится бога, Аркаша заголосил еще громче. Косильщик выронил косу и схватился за уши. Коридор залил такой яркий свет, что воздух сделался белым как январский снег.

— Ты звал меня? — спросил Голос.

— Кто это? — Аркаша хотел посмотреть, но не мог даже поднять глаз, настолько яркий был свет.

— Повинись и проси чего хочешь, — сказал Голос.

— Прости, Христа ради! — закричал Аркаша.

— Я не Христос, но я знавал этого парня. Крутой был человечище. Заходил в дом богача, ел и пил, а потом крыл им же правду-матку в глаза. Хозяевам жизни! Времена были суровые, а он никого не боялся. За это его и грохнули. Правда, в наше время грохнули бы еще скорее.

— Ты меня простишь? — с надеждой спросил Аркаша. — Я ведь столько народу погубил.

— Кто много согрешил, тому много прощено будет. Не знающий греха, не может быть прощен. Только тебе в тюрьме придется сидеть. Пожизненно.

— Я согласен. Только жизнь оставьте.

— Еще чего хочешь просить?

— Хочу, — Аркаша сглотнул слюну. — Сделай меня импотентом.

— Это серьезное желание. И обратно его не возьмешь.

— Все зло от баб. Прошу вас.

— Будь по-твоему.

И Голос исчез. Вместе с ним исчезло все.

Картазаев с Мошонкиным, петляя, бежали между развалинами. В стороне оставленного "испанского дома" раздалось зловещее шипение. Тотчас в той стороне взметнулся гейзер то ли белого дыма, то ли пара.

— Господи, да что же это такое? — взмолился Мошонкин, его трясло.

— Обложили, суки, назад!

Картазаев увлек Мошонкина в сторону. Далее движение стало хаотичным, словно броуновское движение. Василий, конечно, таких слов не знал. Он просто бежал, стараясь не отстать от маячившей впереди спины полковника. Вскоре он так выдохся, что хотелось просто лечь и умереть. А полковник продолжал нарезать словно двужильный.

И вдруг он встал.

Мошонкин ткнулся ему в спину.

— Что, они?

Это была уже знакомая улица, где в одном из подвалов у "испанцев" находился схрон. Василий хотел спросить, чего они тут потеряли. Внезапно в подвале звякнул металл, и на лице полковника прорезался желвак. Вопросов больше не было. Василий перепугался произошедшей с полковником перемене. Сейчас это была сама смерть.

А потом из подвала полез Мигель, таща за собой мешок, сшитый из больших лоскутов.

Картазаев, уже не таясь, стронулся с места и пошел, словно набирающий скорость литерный.

Мигель почуял опасность, хотя даже не оборачивался. Чуткий оказался гад. Он вскинул автомат. И тогда Картазаев словно ждал этого, стал садить в него пулю за пулей.

Мигель пригнулся, отскочил в сторону. Он все время вопил и стрелял. Стрелял и вопил. Картазаев даже не пригнулся, и поэтому попал он, а не "испанец". Когда он подошел вплотную, у Мигеля были перебиты все конечности, и он, не медля, прострелил ему еще и голову.

Он достал из мешка хрустальный череп, оказавшийся совершенно черным. Некоторое время полковник простоял без движения, мучительно вспоминая, что мог бы удавить на этом месте Мигеля, и тогда Дина осталась бы живой. В который раз его поразила нечеловеческая выдержка Закатова. На вид хлипак и явная сексуальная недоделка, а внутри титановый стержень в метр диаметром. Не даром, его Серегин обожает.

Первым из человечества, кто увидел гула вблизи и при этом уцелел, стал Мошонкин.

В какой-то момент почувствовав на себе чей-то взгляд, он оглянулся.

Открывшееся зрелище, как и остальные порождения Лубаантуна, было отталкивающим и чужеродным. Оно слишком контрастировало с привычными вещами, чтобы его можно было бесстрастно рассмотреть и запомнить вместе с остальным миллионом увиденным в жизни вещей.

Гул находился в самом начале улицы, не более ста метров от Мошонкина. Было в нем метра два с половиной роста. Десантнику он показался чрезвычайно толстым. Ноги, стоящие в раскорячку, напоминали бочки. Руки, оказавшиеся не тоньше ног, торчали в разные стороны, словно гул собрался обниматься. Шеи не было, и шарообразная голова сидела прямо на тулове. Щелевидные глаза разрезали лицо строго пополам. И еще. Гул блестел, словно смазанный илом. Учитывая его густой кроваво коричневый окрас, зрелище было пугающее. Гул напоминал яркую кляксу, неведомо кем посаженную на землю. Вернее, высаженную.

— Владимир Петрович, — тихо позвал Мошонкин, не смея двинуться с места.

Картазаев услышал в прозвучавшем шепоте нечто такое, что заставило его действовать немедленно. Увлекая Василия за собой, полковник с ходу нырнул в подвал.

Улицу сотряс тяжелый топот, будто бежал вставший на задние лапы слон. Или вернее мамонт, потому что трещал асфальт.

Бросив команду "Делай как я!", Картазаев устремился в глубину подвала. Мошонкин едва успел за ним, как дыру заслонило лицо гула. Скорость передвижения его подавляла.

Картазаев кинулся в оконце на противоположной стороне и выволок следом Мошонкина. И вовремя. Гул негромко кашлянул, и вслед людям выплеснулся огненный гейзер.

Далее Картазаев доверился инстинкту. Напарники убегали по улице, бессистемно ныряя в попадающиеся по пути окна и двери, но гула невозможно было сбить со следа.

Тяжелые шаги не отставали. Тумм! Тумм!

Жуткая голова божества с неотвратимостью кошмара преследовала их, появлялась в проемах. Щелевидные глаза высматривали беглецов. Гул двигался с подавляющей уверенностью, словно говоря, никуда вы не денетесь, умрете, как и все. Все повторялось: огонь, брызги металла, лопающиеся от невыносимого жара стены.

— Нам не уйти! — крикнул Мошонкин, задыхаясь.

Картазаев кивнул, соглашаясь с ним. В очередном подвале Вольд внезапно остановился за арочным перекрытием и велел встать Мошонкину с другой стороны.

— Что вы собираетесь делать? — опешил десантник.

— Когда он покажется, вали его с ног! — велел Картазаев.

— Вы с ума сошли! — воскликнул пораженный Мошонкин. — Он же нас в пепел, в порошок превратит!

На мгновение ему показалось, что начальник действительно тронулся. И выглядел чересчур спокойно для ситуации. Вылитый псих. Но делать нечего. В армии надо выполнять приказы, даже если их отдает явный сумасшедший.

Когда гул шагнул через проем, Мошонкин метнулся ему под ноги. Он уже решил, что гул наступит на него и раздавит, и распрощался с жизнью, но сработал эффект неожиданности. Почуяв препятствие под ногами, гул перенес ногу дальше, но когда препятствие оказалось живым, да еще вдобавок вцепилось в ногу, то божество потеряло равновесие, неловко шагнуло вбок, ноги его подогнулись, и оно запрокинулось набок и на спину.

По нему тотчас, сопя, пробежал Картазаев и в упор всадил очередь из "Вала" в голову монстру.

— Бежим! У него шлем треснул! — крикнул Картазаев, выволакивая десантника из-под придавившей его массы.

Хоть Мошонкин и не понимал, о каком шлеме идет речь, но поторопился за командиром. Напарники выскочили на улицу.

Дальше случился небольшой провал в восприятии.

Вот они бегут по улице. Потом они уже на земле. Причем Василий лежит навзничь. Ноги задраны кверху, в направлении выроненного при падении и словно впаянного в воздух на высоте пяти метров автомата.

Дом, где отдавал концы гул, сделал усталое "уф!". Стены ввалились и выгнулись внутрь, словно изнутри выкачали воздух. Следом со страшным треском дом разлетелся на миллион осколков.

Ладони десантника, которыми он касался гула, покрылись волдырями от ожога.

— Не ожог это, — поправил Картазаев. — Обморожение. У меня тоже суставы на ногах прихватило. Всего то наступил на него.100 градусов в минусе не меньше.

— Что же тогда рвануло?

— Гул. Он раскаленный, возможно газообразный. Неведомо откуда он вылез, может из ада. Температура там подходящая. А чтоб гул сразу не аннигилировал, у него и имеется скафандр.

— Но как вы догадались?

— Потому что я гений, — скромно признал Картазаев. — Только глубоко законспирированный. Об этом никто не должен знать.

Когда Мошонкин с горящими глазами поклялся молчать по гроб жизни, Картазаев только вздохнул. Про себя он считал себя дубом. Ему столько говорилось и про холод, который любят гулы, и про тени от невыносимого жара. А он все пропустил мимо себя. Увлекся зубодробительными ударами и выпуском стрел из туфлей. По-другому говоря, грубой мускульной работой. А надо было мозгами работать. Тоньше надо быть.

Внезапно его словно током дернуло. Тумм! Тумм! Донеслось сразу с нескольких сторон. Гулы каким-то образом узнали о смерти собрата и тактически грамотно двинулись на них со всех сторон, что свидетельствовало опять-таки о том, что за их нелепыми шлемами скрывается не только плазма в миллионы градусов.

— Бежим, сейчас эти ходячие реакторы все сюда прибудут! — крикнул Картазаев.

Из города надо было уходить. Усопший гул все время гонял их по окраине, так что болото оказалось рядом. Густые камыши- отличное место, чтобы укрыться. Была надежда, что тяжелые гулы не сунутся в топь.

Напарники бросились в болото. Едва высокие, словно деревья, камыши скрыли от них видение Лубаантуна и скрыли их самих, людям стало спокойнее, но ненадолго. Жижа перед ними вздыбилась, выпуская на двадцать метров в высь эрегированного червяка в метр охватом.

— Замри! — крикнул Вольд.

Увидев добычу, червяк повалился в их сторону.

— Теперь бежим!

Червяк рухнул в то место, где они только что находились, и с обиженным фырканьем ушел в глубину, выдавив наружу пузырь жирной грязи. Напарники повторили маневр трижды, каждый раз, в последний момент, ускользая от глупой, но видать голодной твари. Потом червяку не повезло. Едва он высунулся словно каланча, как его засек гул. На высоте прошла полоса рассеянного света и испарила всю его верхнюю половину. Из получившегося раструба низвергнулось содержимое.

— Кончил, — заключил Картазаев.