Южное шоссе перекрыл стоящий поперек движению 8-ми осный спилер. Машины, подчиняясь сигналам спецмоновца с жезлом, не доезжая, разворачивались через две сплошные полосы и ехали обратно. Спецмоновец спокойно относился к тому, что водители нарушают правила, но как только Сафа съехал на обочину и заглушил двигатель, сразу обратил на него внимание. Он даже опустил жезл и теперь стоял, уперев руки в бока. Словно говоря, кто это у нас такой наглый.

– Зря ты это. Включи двигатель и уезжай! – быстро проговорила Сека.

– Ты еще не знаешь, что может такая маленькая штучка, как взятка, – заявил Сафа.

– Я тебе говорю, что это не тот случай! Уезжай немедленно! А поздно!

Дюжий спецмоновец неспешно подошел, недобро и многообещающе похлопывая жезлом по ладони.

– Что случилось, командир? – спросил Сафа.

– Ты чего, гавнюк, разучился команды регулировщика выполнять? Так я тебя научу!

Ого, крутая заваривается каша, понял Сафа. Спецмоновцы с ходу никогда не грубили.

Полит корректность и все такое. Местное быдло оскорблять не принято. Во всяком случае, сразу. Похоже, что-то кардинально изменилось.

– У меня там бабушка. У нее день рождения. Пропусти, командир, – заканючил Сафа, одной рукой демонстрируя сотенную купюру, а второй заводя мотор, что-то заставило его это сделать, возможно, взгляд спецмоновца, становящийся все более подозрительным. – Давай договоримся, и я тихонько объеду твой утюг, никто и не узнает.

– Что ты тут несешь, сучонок местный? – он, наклонившись, заглянул в кабину и внимательно оглядел их обоих. – Куда собрались? Признавайтесь, голубчики!

Сафа понял, надо рвать и незаметно включил заднюю скорость. Машина тихо покатилась назад.

– Куда? – заорал спецмоновец. – Я еще не закончил! Документы на машину предъяви!

– Жми! – крикнула Сека. – Не останавливайся!

Сафа вдавил педаль до отказа. Никогда еще он не ездил так быстро задним ходом.

Спецмоновец вынул сотовый телефон и стал что-то торопливо наговаривать.

Сека вдруг дернула руль, и машина на полном ходу развернулась, едва не перевернувшись.

– С ума сошла! – возмутился Сафа.

– Я ж тебе говорила, не останавливайся! Теперь они знают про нас! Уходи с Южки, они ее уже блокировали!

– Да откуда ты знаешь?

– Сворачивай! – рявкнула Сека.

Подчиняясь, он свернул на второстепенную дорогу, ведущую в поселок котетджного типа, новострой, который не успели заселить сбежавшие вовремя толстосумы. Он казался пустынным, но за первым же поворотом стояли пешие спецмоновцы. Сафа проскочил дальше в поселок.

– Плохо, они нас заметили! Да и с Южки видно! – покачала головой Сека. – Сворачивай!

– Куда? Здесь нет дороги!

– Сворачивай, говорю! – она указала на заброшенный участок.

В свое время здесь только начали строить, но дальше ямы под фундамент не продвинулись. Яма и вынутый грунт обильно поросли травой и теперь здесь было поле.

Машина еле ползла, дерн и жесткая трава громко скребли днище. Кое-как миновав участок, они оказались на соседней улице. Двинулись, было вправо, но вынуждены были остановиться, когда увидели за ближайшим поворотом дымок сигареты. Их ждали.

– Назад! – велела Сека.

– Может, у них месячник какой? – недоумевал Сафа, тихо разворачиваясь.

– Что-то тут не так! Почему они Макса на день раньше забрали? Похоже, началось!

– Типун тебе на язык! – вырвалось у Сафы.

Сека напряглась и тихо, но яростно прошептала:

– Остановись!

Сафа вжал тормоз, и такси закачалось посреди узкой улочки, перекрытой с двух сторон заборами.

– Я что-то чувствую! Они нас окружают! – вскрикнула Сека.

– С чего ты взяла?

– Давай назад! – уже кричала она.

– Чего ты паникуешь? Назад так назад, – Сафа не любил, когда на него орали.

– Скорее! Нас обложили! Не разворачивайся, не успеешь!

Сафа отжал сцепление и покатил назад. Он был уверен, что девчонка паникует зря.

Ничто не предвещало неприятностей больших, чем они уже есть. Его убедили в обратном грубо и жестоко.

Над правым забором воткнулась в небо струя белоснежного дыма. Мелькнула дурацкая мысль, не баню ли там топят.

Тупой нос спилера, неожиданно разворотив доски, вылез на дорогу. На боку был грубо намалеван черный пароход. Сафа похолодел. Еще Колька рассказывал про спилеры с такой символикой.

– Спецмоновский спецназ! – вырвалось у него.

Он видел только высокие оси и полого задранный нос броневика, и со всей остротой понял, что ловить их никто не собирается. Их будут ДАВИТЬ. Как надоедливых мух.

Как комаров. Как местных недочеловеков, ублюдков, которые вообразили, что могут что-то противопоставить лучшему в стране спецмону.

Спилер стряхнул с себя остатки забора и понеся прямо на них. Сафа успел только заорать, как Сека вдавила в пол педаль газа вместе с его ногой, завладевая одновременно рулем.

Сафа был пятый год за рулем, не боялся и черта лысого, разве что мертвую петлю не мог на машине сделать, но он даже не догадывался, что можно так ездить задним ходом.

Машина, разогнавшись до шестидесяти километров в час, стала куролесить по поселку, сворачивая и вписываясь в повороты под девяносто градусов, а то и делая целую серию замысловатых фигур, которые не всякий мог и передом повторить. Пару раз они едва не сшибли истерически разбегающихся спецмоновцев, но стряхнуть с хвоста (или с носа) спилер со зловещей символикой им не удалось. В месиве узких кривых улочек легковушка не могла использовать свое преимущество в скорости, даже не смотря на то, что, в конце концов, Секе удалось развернуться. Надо было пробиваться к шоссе.

Похоже, этого от них никто не ожидал, спецмоновцы думали, что они и дальше будут прорываться, и группировались на другом конце поселка, и им беспрепятственно удалось вырваться на прямой участок, упирающийся в Южное шоссе.

Сафа наддал газку, и спилер сразу отстал, но не это оказалось главной угрозой.

Один спецмоновец подкараулил их при самом выезде из поселка и кинулся наперерез.

У Сафы даже пальцы на ногах поджались. В руках типа была граната.

Сафа инстинктивно нажал на тормоза, и на такой скорости на грунтовке машину сразу занесло.

– Что ты делаешь? Не останавливайся, нас раздавят! – крикнула Сека, дергая руль на себя.

Сбитый с толку Сафа дал газу, и машина пошла юзом по сложной неописуемой траектории. Озадаченный боец замешкался и запоздал с броском, машина на скорости под восемьдесят снесло его правым бортом.

Спецмоновец взмыл над крылом. Голова его оказалась напротив лобового, долгую секунду он смотрел прямо в глаза Сафе, ноги были наверху. Через секунду бойца силой инерции унесло далее, на противоположную сторону. Вывалившаяся из ослабевших пальцев граната гулко ударилась о капот, скакнула по жести и вывалилась на обочину, где как раз поднимался второй спецмоновец, чтобы расстрелять их в упор. Ослепительная вспышка пересекла его пополам. Стрелять он так и не начал, так как руки оказались в двадцати метрах от спускового крючка.

Сафа оказался способен вести самостоятельно только после нескольких энергичных встряхиваний.

– Ты его убила! – крикнул он.

– Зато он нас нет! – возразила она.

Они вернулись по Южному шоссе обратно в город. Припарковавшись на окраине, под звуки сирен, беснующихся неподалеку, стали в темпе собирать самые необходимые вещи.

– Хлеба нет!

Сафа подумал, что она шутит, но нельзя было шутить такими вещами, он и сам понял это, глядя на поблекшее лицо девушки.

– Куда ты его дела? Он тут в бардачке был! – в панике закричал он.

Она виновато смотрела на него, казалось, что сейчас заплачет.

– Я не помню! Наверное, во время погони я его съела!

– Как же так? Целых три куска!

Он и не знал, что способен быть таким мелочным. Он долго сокрушался по поводу прожорливости девушки, обвиняя ее во всех смертных грехах. Через некоторое время понял, что за все время экзекуции она не проронила ни слова.

Самое печальное было, что в бардаке находился весь запас хлеба. Сека категорически настояла, чтобы он не брал больше ни грамма. Даже себе. Мотивируя это большой опасностью, что она съест лишнего, и метаболизм организма не справится с ударной дозой калорий. А если погибнет она, это означает конец и для него. Последнее утверждение подействовало на него лучше всех уговоров, и он оставил дома колбасу, печенье. И целых три булки.

– Ладно, купим хлеб, – сказал он, успокаиваясь.

Он сам себе удивился, что затеял бузу из-за каких-то трех корочек хлеба.

Она легко согласилась с ним, но без особого энтузиазма. И вообще вела себя скованно. Ерунда, главное чтобы в нужные моменты она вела себя как надо.

Когда они доехали до ближайшего комка, тот встретил их закрытым жалюзи и амбарным замком. Энтузиазма это не убавило, и Сафа на повышенных газах съехал ко второму комку, потом к третьему. Сплошной чередой перед ними проплыли замки, ставни, опять жалюзи. День закрытых дверей.

– Это все из-за спецоперации спецмона! – у Секи были глаза побитой собаки.

– Почему ты мне раньше не сказала? – раздраженно спросил Сафа.

– Я сама только сейчас догадалась. Они начали операцию на день раньше. С чем это связано, я не знаю. Слишком мало данных.

– Как бы их не стало слишком много, – пообещал Сафа.

Выхода не оставалось, кроме, как возвращаться домой и забрать тот хлеб, что оставался.

– Это слишком опасно, – предупредила Сека.

– Что ты предлагаешь? Гробануть кого-нибудь? – съязвил Сафа.

– Зачем гробануть? Можно попросить, – предложила Сека.

Сафа хлопнул себя по лбу. Какой же он стал идиот! Любая в женском квартале даст пожрать за так, а ведь можно и купить. Стольник же у них оставался.

В Женский квартал можно было проехать по Маршальской, и здесь Сафе впервые в жизни стало плохо. Руль предательски завибрировал в руке, сделавшись скользким как угорь. Такси дернулась на трассе, пару раз пересекая сплошную линию туда – обратно.

– Спокойнее! – поддержала его Сека, опять на время завладевая рулем.

Со стороны Командарма на Маршальскую величаво выплывал автобус с вахтовиками. Он был компактный как гроб, и весь занавешен устрашающего вида пыльными занавесками, из-за которых торчали застывшие вытянувшиеся лица вахтовиков. Автобус не набирал, он пожирал своих жертв. Свернув на Маршальскую, он поехал чуть впереди, деловито заехал на остановку и парнишка с тощим рюкзачком полез в узкую дверь.

– Не останавливайся! Что ты делаешь? – закричала вдруг Сека.

От ее крика Сафа словно очнулся от транса. Оказалось, что он притормаживает вслед за автобусом, ласково так давит на педальку. Он должен быть там. Его место в этом гробу с пыльными занавесками! Теперь он понимал мартышек из мультфильма, лезущих в пасть Ка.

С огромным трудом он избавился от наваждения, поменяв педали, и прибавил газку, едва не зацепив бампер автобуса. Он еще успел перехватить в зеркале удивленный взгляд водителя. Какой это смельчак там чудит? А вот мы его в автобус за нарушение правил вождения.

Господи, он и не знал, что это будет так страшно. Даже не страшно, парализующе, угнетающе, уничтожающе. Все остальное сделалось несущественным, только этот мрачный занавешенный похоронными кистями автобус.

Сека успокаивающе хлопала его по плечу, приводя в чувство, велела заехать во внутриквартальный проезд. Сафа отдал ей деньги, и она исчезла в ближайшем подъезде. Все-таки они не доехали до Женского квартала, совсем чуть-чуть, но там можно было сразу договориться, здесь Сека задерживалась дольше. Сафа представил, как она идет с этажа на этаж, сквозь пустые квартиры, а в занятые квартиры ее не пускают. Мало ли народу шляется. Пошла вон, попрошайка!

Сафа покрутил радио, неожиданно оглохшее, молчало даже Морское радио. Желая убрать бесполезную магнитолу, он отстегнул съемную панель и открыл бардачок. На полочке, на белоснежной салфетке лежали три булочки хлеба в ряд. Некоторое время Сафа только хватал воздух ртом, как рыба, выброшенная с воды, причем, не на сушу, на мягкий песок, а прямиком на сковородку. Одна мысль жгла каленым железом мозг.

Бежать! Распахнув дверь, он опрометью кинулся вон.

И почти сразу уткнулся в трех дюжих спецмоновцев в разгрузке. Он попятился, и тогда офицер поднял руку и поманил его пальцем.

Пленных привезли в порт и закрыли в старом здании таможни. Помещение представляло собой голую бетонную коробку площадью в 100 квадратных метров без окон, с единственной железной дверью. Под потолком висела единственная же лампа в абажуре из газеты.

Марина, наконец, распутала Никитоса, и он смог нормально сесть на пол у стены.

Людей привозили несколькими партиями, и вскоре был занят каждый клочок пола.

Потом спецмоновцы пришли и увели женщин. Марина прижалась к плечу полковника.

Тот поднял взгляд и остановил его на стоящем перед ним Шкоте и Жиртресте.

– Она никуда не пойдет, – полковник произнес это таким безоговорочным тоном, что они поняли, чтобы забрать женщину им придется забить его до полусмерти или даже убить.

Жиртрест позвонил куда-то по сотовому.

– Пусть остается, – сказал он, наконец.

– Счастливчику звонил? – спросил Никитос.

– Дурак ты, полковник. Тебе же предлагали как человеку, – Жиртрест сплюнул. – А теперь ты склад внутренних органов.

По соседству вскочил тщедушный паренек, истошно закричал:

– Пусть моя жена тоже останется! Я не пущу!

За него цеплялась такая же тщедушная женщина.

– Дело принципа парень, исключение может быть только одно, – возразил Жиртрест, приставил умхальтер к голове паренька и спустил курок.

Безголовое тело мешком рухнуло на пол, толпа хлынула в разные стороны, оставляя на пятаке всхлипывающую вдову. Мормышка уставил на нее пистолет.

– Не стреляйте, я сделаю все, что вы скажете! – пробормотала она сквозь всхлипывания.

– А куда ты денешься? Шкот, веди ее к остальным! – ухмыльнулся Жиртрест, потом недобро глянул на сидящего Никитоса. – А ты полковник не совсем дурак. Ведешь себя правильно. Но на всякий случай я должен тебя предупредить. Ты у нас не совсем неприкасаемый. Вздумаешь рыпаться, так же пришибем как этого дохляка.

Твоя жизнь теперь не дороже.

– Уберите покойника, – сказал Никитос. – Тут же люди.

– Вы не люди, вы товар. Ты что до сих пор этого не понял?

Жиртрест опять сплюнул, но все-таки велел двоим вахтовикам тащить тело к выходу.

– Что с нами будет? – спросила перепуганная насмерть Марина.

– Судя по всему, нас готовят на погрузку на Черный пароход.

– Но ведь это не смертельно, правда? У меня муж уехал, телеграммы от него регулярно получаю. Деньги. Да весь город, считай, уехал. Это сколько человек?

Тысячи. Не могли они все умереть.

– Знаешь, я давно с Иван Иванычем кантуюсь,- признался Никитос.- Раньше я об этом не задумывался, служил как все. А теперь, когда самого за задницу взяли, стал вдруг кое-что вспоминать, анализировать. Так вот. Было уже несколько городов и маленьких городков, которые он разорил под ноль. Остались только названия на картах. Мы привыкли, что распродают нефть, газ, заводы и фабрики. А теперь продают нас, Марина. Такие вот Иван Иванычи продают поселок за поселком, город за город, область за областью.

– Да мне плевать, пускай подавятся. С нами что будет? Мы умрем?

Никитос огляделся, и хотя на них никто не обращал внимания, шепотом сказал ей на ухо:

– Наш единственный шанс-это не попасть на корабль. Я не знаю, что там происходит, но с него еще ни один человек не вырвался, говорю тебе как специалист. Когда скомандуют погрузку, держись все время со мной и жди сигнала. Сигналом будет, когда я завалю охранника.

– А как же они? – она оглядела полный зал.

– Всем не уйти, а у нас есть шанс. Что я тебя уговариваю? Если у тебя есть какие-то сомнения, оставайся.

– Я с тобой!

– Отлично, а теперь надо поспать, силы нам еще понадобятся. Возможно, придется долго идти пешком, может быть, даже бежать. Так что береги силы.

– Почему ты со мной возишься?

– Совесть заговорила, – на полном серьезе произнес Никитос.

Несмотря на его просьбу, женщина так и не смогла заснуть. И вошедших спустя два часа Шкота и Жиртреста увидела первой именно она. Сердце подсказало ей, что это по их душу. Спецмоновцы направились прямиком к ним. Она энергично растолкала Никитоса, он проснулся мгновенно, бодрый и отдохнувший.

– А я выспался, – сказал он.

– Поднимайся, боров! – крикнул Шкот.

Никитос с достоинством встал, Марина вцепилась в него.

– Только полковник! – прикрикнул Шкот.

– Успокойся, это не на погрузку, – мягко освободился Никитос. – Тогда бы всех пригласили. Это за мной персонально.

Ее пальцы безвольно соскользнули с его плеча.

– Я вернусь, – успокоил он, и увидел, как надеждой загорелись ее глаза.

Шкот сковал руки наручниками и толкнул к двери.

– Зря бабе наобещал, ты вряд ли вернешься, – довольным тоном сказал Шкот. – Там к тебе друзья приехали, но ты им вряд ли обрадуешься.

Его вывели в коридор, где ждали еще два спецмоновца в масках, и под таким усиленным конвоем провели по коридору в бывший кабинет начальника таможни.

Кабинет был разграблен, как и все остальное, но бойцы натащили сюда разнокалиберные кресла и чудом уцелевший кожаный диван. На диване сидел Счастливчик и двое коренастых мужчин в штатском. Едва он вошел, они недобро уставились на него.

– Что ж ты не здороваешься со своими друзьями из Суметии? – усмехнулся Счастливчик.

– Не знал, что такие есть, – отрезал он, сжав кулаки.

– Зачем так говоришь, Никита? – гортанно спросил сумит постарше. – Казба Болотоев шлет тебе привет и хочет видеть тебя в гостях. Мы за тобой приехали. Если конечно товарищ прапорщик не будет против.

– Деньги привезли? – встрепенулся Счастливчик.

– Конечно, дорогой.

Младший сумит достал из-под ног дипломат и, открыв, передал Счастливчику.

– Сколько за меня дали? – поинтересовался Никитос.

– Извини, это все мое, – захохотал прапорщик. – Ты ведь тоже не в обиде. Я тебя от Черного парохода отмазал. В гости поедешь, – захлопнув дипломат, он разрешил.

– Забирайте его со всеми потрохами.

Никитос подозревал, что попасть на Черный пароход в его положении было бы для него предпочтительнее. Казба Болотоев являлся его кровником. Отряд Ребрия во время рейда столкнулся с сумитской бандой, состоящей из нескольких родственников Болотоева и зверски вырезавшей до этого семью русской учительницы, и соответственно вывел их в расход.

Первым делом сумиты перековали его руки в положение за спину. Они знали свое дело туго и были осведомлены, что офицера спецназа наручники спереди не удержат.

– Казба тебя на медленном огне будет жарить, – пообещал старший сумит. – Потом по куску резать и собакам кормить. Ты его брата убил, ишак! – он ударил его по лицу твердым как полено кулаком.

Что, что, а драться сумиты умели. А еще лучше они умели избивать, пытать и убивать. Судя по всему, ожидается окончательное закрытие контракта, решил Никитос.

Сумиты взяли полковника в коробочку, после чего радушно как принято в Суметии попрощались с прапорщиком, но руки ему не подали. Счастливчик сожалеющие посмотрел им вслед:

– Дурак ты, полковник!

Ребрия вывели во двор таможни, где в окружении спилеров затесался черный джип "Сантаро – Каравелл". Болотоев обожал роскошные тачки. Из джипа вышел еще один сумит, наверное, водитель. Несмотря на обилие снующих вокруг спецмоновцев, через плечо был переброшен автомат.

– Попался, собака! – водила с ходу сунул ему кулак в поддых.

Никитосу удалось сгруппироваться и свести ущерб к минимуму, но он сделал вид, что ушиб был сильнее, чем на самом деле. Старший ругнулся по сумитски. Они вместе с младшим взяли полковника под руки и потащили к машине. У Никитоса мелькнула мысль заорать, привлечь внимание. Но это уже наглость, сумиты хозяйничают в Алге! Но потом он подумал, а чем собственно спецмон лучше сумитов?

Чужие в своей собственной стране. Да и нет у них своей страны, и родины нет.

Продали ее родину, по капле, по килограмчику, по человечку.

Пока его тащили к машине, он прикидывал свои шансы. По всему выходило, что шансы у него есть, правда, мизерные, но только в том случае, если оба сумита сядут с ним на заднее сиденье. Но и совсем не будет шансов, если его довезут до Суметии.

Никитоса грубо втиснули на заднее сиденье, и он предпринял максимум усилий, чтобы не разбить лоб о край дверного проема, чем очень своих конвоиров разочаровал. Младший сумит сел слева, старший притиснул его своим грузным телом справа. Водила, не снимая автомата, завел мотор, и они поехали.

Джип, лавируя между тяжелыми спилерами, вырулил в порт и понесся по заброшенному пирсу, набирая скорость. Тут с сумитами что-то случилось, они как по команде накинулись на него, нанося беспорядочные удары по лицу и корпусу. В первые же секунды был разбит нос. Сумиты рычали словно звери. Водила молил, чтобы дали ударить и ему, но старшие товарищи не слушали его. Наконец они угомонились и откинулись довольные, потные и умиротворенные.

– Теперь поехали! – махнул рукой старший.

– Какие вы же все-таки уроды! – вырвалось у Никитоса. – Поехали, говорите?

Поехали!

Хорошая машина, высокая, можно с ногами вскочить на сиденье. Руками, скованными сзади, Никитос вцепился в горло сумита слева. Сидевший справа коренастый, вскрикнув изумленное "Вах!" полез за пистолетом. Никитос с маху боднул его в голову. Череп сумита, угодивший между его головой и косяком предательски треснул, стремительно теряя круглую форму. Сумит умер, визжа во всю глотку. Задний сумит бился как птица, угодившая в силки. Водитель, поняв, что происходит нечто не по сценарию, полез за пистолетом. Никитос навалился корпусом на водительское сидение, опрокидывая вперед на лицевую панель.

Потерявший управление джип занесло, сбивая мусорные баки и пустые ящики, он понесся боком. Удар о морской контейнер остановил его у самой воды. Никитоса откинуло, и получивший свободу водитель с удвоенной энергией полез за оружием.

Хоть задний сумит уже хрипел, Никитос не мог так сразу его отпустить, эти сумиты были живучие твари и приходили в себя чрезвычайно быстро. Он нашел другое решение. Как всякий уважающий себя сумит водитель был обвешан оружием: автоматом, ремнем с кобурой, разгрузкой. Никитос всунул ногу между автоматом и спиной водилы и потянул на себя. Ремень спереди врезался сумиту в горло.

Но он был крепкий парень и просто так не сдался. Достал из кармана нож и стал резать ремень. Тот истончался на глазах, и тем сильнее истаивали шансы Никитоса.

Полковник навалился со всей медвежьей силы и потянул ремень назад. Голова сумита запрокинулась, показав белые, по-звериному заголенные зубы, раздался треск, и он обмяк.

Никитос нашарил у конвоира ключи от наручников и освободился. Джип стоял недалеко от указателя: До выезда из города 7 километров.

– Извините, ребята, но я кое-кому обещал вернуться, – сказал полковник.