Всеми забытый Макс просидел в тупичке перед задраенной переборкой недопустимо долго. Ноги от ужаса словно приросли к палубе. Вдалеке раздавались голоса, гремели выстрелы, постепенно все стихло. Тут он узнал, что такое настоящий страх.

Он был уверен, что уцелел один против всей своры матросов, спецмоновцев и Визга, и теперь они ищут только его.

Осознание этой мысли впрыснуло так необходимый адреналин в кровь. Мгновенно и остро осознав, как много потерял драгоценного времени, он разом вскочил на ноги.

Попятившись от страшного люка, он поднялся по трапу и, стараясь не глядеть на жуткие останки жертв Визга, вышел на воздух. Фонарей уцелело мало, вдобавок от холода море выдавило из себя туман, который конденсировался на лампах, делая свет еще более призрачным. По существу фонари освещали сами себя.

Освещение его и подвело, когда он не сразу заметил сидящего в шезлонге человека.

Положив ногу на ногу, а руки на подлокотники на него индифферентно смотрела обнаженная женщина. Крупные темные соски на вислых тяжелых грудях смотрели чуть в стороны, между ног вилась пышная растительность. Кровь бросилась в лицо Максиму.

– Я не хотел смотреть, извините, – выдавил он, с трудом заставив себя отвернуться.

– Я не увидел, что вы без одежды, а когда увидел, было уже поздно, и вышло как бы специально, а на самом деле не специально.

– Тебя как зовут? – спросила голая, проигнорировав его путаные объяснения, в которых он сам начинал запутываться. – Куда ты собрался, Максим? Мама знает, что ты гуляешь так поздно?

– Мама осталась на берегу. С тех пор, как мы отчалили, она ничего про меня не знает.

– Не хорошо расстраивать маму, – наставительно сказала голая. – После 22.00 дети должны гулять только в сопровождении взрослых. Ты разве об этом не знал? Ты вообще знаешь распорядок дня? В это время ты должен находиться в каюте и спать.

На боку, руки поверх одеяла. Пойдем, я тебя провожу.

Максим был напуган, и ему хотелось присоединиться к взрослому, но здравый смысл говорил, что он не должен следовать за этой странной особой без одежды.

– Видите ли, я вахтовик, а вахтовики не должны жить в каютах, – как всегда обстоятельно начал объяснять он. – Капитан хотел, чтобы мы собрались в одном месте, а именно в помещении дансинга. Следовательно, я не могу ослушаться его приказа и не могу идти с вами в каюту. Так что, извините, я вынужден следовать отдельно от вас.

– Что за ерунда! – голая повысила голос, который оказался довольно стервозным. – Капитана здесь нет. Я же не могу бросить ребенка, на ночь глядя. Здесь полно извращенцев.

Это верно, заметил Максим.

Когда голая резко поднялась и подошла, то оказалась на голову выше подростка, и ее груди бесстыдно смотрели в лицо Максиму. О, боже, молнией пронеслось в голове подростка. Больше там ничего не поместилось. Глаза его едва не вылезли из орбит, и он одномоментно утратил всю свою рассудительность.

Голая поманила его за собой и пошла впереди, показывая дорогу. Когда они дошли до средней надстройки, и голая стала подниматься, перед ошарашенным Максом стала всплывать как дирижабль пульсирующая задница.

– Ты случайно не онанист? – подозрительно спросила голая, остановившись и видно что-то почувствовав, что было не мудрено, еще бы немного и его взгляд, затвердевший и ставший практически материальным, стал бы иметь чудесную задницу, словно настоящий фаллос.

Конечно же нет, ответил он, с трудом вынимая руку из кармана. Он даже не понял, как она там очутилась. На итальянку похожа из фильмов Тинто Мадрасса, подумал Макс.

Она завела его в каюту, где еще сохранились следы былого веселья. На столике гирлянда полупустых бутылок и остатки закуски. На полу длинными опавшими лентами использованные презервативы.

– Водку будешь? – предложила голая, а когда он отказался, недоуменно проговорила.

– Другого ничего нет. Поешь хотя бы тунца. Чистое мясо. Недалеко от Алги ловят.

Пока он ел, он как в чем не бывало, развалилась в кресле и болтала в воздухе то одной ногой, то другой. Рассматривала.

– Как вы здесь оказались? – поинтересовался Максим.

– Долгая история. Меня сам Счастливчик любил. Почти весь рейс. Потом были его дружки. Ничего особенного, но у Жиртреста такой большой…Ты еще маленький, чтобы знать кто. Я ему говорю, что ты делаешь, садист. А ему хоть бы что. Чтоб он сдох.

Она была не в курсе, что ее сокровенное желание уже благополучно исполнилось.

Чего хочет женщина, того хочет Бог.

– Я их всех затрахала! – самодовольно заявила она. – Они потом назло бутылки мне на спину ставили.

Макс поперхнулся злосчастным тунцом, он вдруг подумал, а кем были эти люди, что свободно тут водку жрали и с женщинами развлекались.

– Твои дружки спецмоновцы? – он даже ноги поджал, оглянувшись на переборку. – И они в любой момент могут вернуться?

Но стоило ему подняться, как голая перекрыла люк, раскинув ноги и расставив ноги.

Пожалуй, ею можно было любоваться. Только в другой обстановке. Максу почудилось, что он уже слышит шаги возвращающихся спецмоновцев.

– Пусти, они же меня убьют!

Он пытался бороться, но она была сильнее и легко оттеснила его от дверей. Он затравлено оглянулся, и надежда на спасение замаячила в виде иллюминатора. Макс устремился к нему. Он отчаянно хромал, и голая могла его легко догнать, но она не сразу уразумела, что в крохотное отверстие может кто-то пролезть. Макс подхватил кресло, притолкнул его к комингсу и, сопя, полез в иллюминатор. Сзади предостерегающе заверещала голая, побежала, но неуверенно, все еще убежденная, что не пролезет. А он маленький, он пролез.

– Куда же ты, дурашка, на ночь глядя? – заботливо проворковала голая, Макс отряхивался на другой стороне, рукав порвался, но и черт с ним, лишь бы подальше от этой сумасшедшей. – Я знаю, у тебя есть кое-что сокровенное, что ты бережешь от всех! Покажи мне его! Ты не пожалеешь! -с придыханьем упрашивала голая.

И откуда она узнала, удивился Максим и со словами "Ну, ладно, смотрите!" достал из рюкзачка своего обожаемого Вениаминова.

– Что это? – опешила голая.

– Вы же сами просили показать самое сокровенное!

– Ну что ты совсем дурак?- она развязно ухмыльнулась. – Я имела в виду то сокровенное, что у тебя в трусах!

– Я книги в трусах не ношу, – со всей твердостью заявил Максим.

Когда голая попыталась его схватить, он успел отскочить.

– Но куда же ты, дурачок?- обиженно надула она губки.- Я могла бы научить тебя таким вещам, что ты бы ахнул.

Кто бы сомневался, подумал Макс. Голую продолжало нести, и Макс потерял свою рассудительность окончательно, лицо пунцовело, в низу живота пульсировало. "Низ живота наполняет любовью" – вспомнились слова из модной песенки.

Он выскочил из надстройки как ошпаренный, как будто не Сека сидела в сушилке, а он лично. Неосмотрительно вымахнув со шканцев на бак, он едва не спалился, наскочив на странную процессию. Хорошо еще, что на пути попался ящик для якорных цепей, и он ласточкой нырнул туда, здорово приложившись о цепь.

– Чего застыл?

– Вроде как цепь звякнула.

– Это якорь. Давай двигай.

В щель Максим рассмотрел Кичу и Какафона, несущих за руки за ноги Марину. Сзади их сопровождала ярко накрашенная Марж.

После того, как Никитос, преодолев все козни Какафона, все- таки влез на верхнюю палубу, в каюте установилась тишина.

– Хоть бы ты не вернулся, – пожелал Какафон, а дружку пояснил. – Считай, что чудика уже списали, – потом кивнул на раскидавшуюся в беспамятстве женщину. – Первым будешь?

– Мне как-то не до этого, – Кича осторожно провел рукой, не дотрагиваясь впрочем, до больного места.

– Как хочешь? Я тебе как другу хотел предложить быть первым, – флегматично пожал плечами Какафон.

Он за ноги развернул женщину к краю кровати, задрал платье.

– Так-так, кого-то уже трахают и явно не меня! – раздался умильный тонкий голосок.

Какафон отшатнулся от Марины, как от чумной, и кинулся к прислоненному к рундуку умхальтеру. Ему удалось только обозначить движение. Марж ухватила его за руку и влепила затрещину, отправившую его гораздо дальше цели, через стол в узкую щель между привинченной койкой и комингсом.

Киче, хоть он даже не шелохнулся, тоже досталось, и догадайтесь куда. Подельник тонко завизжал и гусиным шагом двинулся в долгий поход по каюте, который впрочем, оказался куда короче, когда Марж пинком в подгузник отправила его к дружку.

– Сладили со слабой женщиной, да еще в отключке? – она с довольно прозрачным чувством огладила голые ноги разметавшейся в беспамятстве женщины, потом с превеликим сожалением вернула юбку на место.

– Это совсем не то, что ты думаешь! – подал голос Какафон.

– А что я должна думать, когда кобель со спущенными штанами пристраивается к сучке между ног?

– Она совсем не так беззащитна. Есть у нее защитник. Она подружка самого полковника Ребрия.

– Как ты сказал? Подружка командира спецмона? – Марж вздыбилась.

– Теперь уже бывшего, – усмехнулся Какафон. – Но он от своей кошки драной без ума и далеко от нее не уйдет.

– Ты хочешь сказать, что он вернется за ней? Отлично. Собирайтесь и хватайте ее, надо перенести в другое место, а уж я его там встречу, выродка, научу обращаться с женщинами.

Какафон взвыл. Меньше всего ему хотелось тащить куда-то, на ночь глядя, этакую корову, но Марж владела искусством убеждения. Пара пинков Какафону, а Кичу и быть не пришлось, достаточно было погладить причинное место, и он был согласен на все, лишь бы больше не испытывать подобного кайфа.

Подростки несли женщину, а Марж сторожила процессию с умхальтером в руках, в котором у полковника оставалось всего три патрона.

– Вас трое, и патронов как раз три. Так что не рискуйте, – мурлыкала она.

– Куда мы идем? – поинтересовался Какафон.

– В отличие от вас, козлов, я приплыла сюда на лодке. Она пришвартована к штормтрапу, и я в любой момент могу отсюда слинять. Но не желаю, пока не отомщу этому мужскому быдлу. Так что двигайте к правому борту.

– А нас возьмешь с собой? – с надеждой спросил Кича.

Он сказал "нас", усмехнулся Какафон. У него же готово было сорваться только "Меня".

Меня возьмите с собой, я вам сапоги буду лизать.

Марж, почувствовав момент, прижалась к нему, потерлась. Какафон не был сексуальным разбойником, к тому же дурь здорово попортила ему потенцию, но он с готовностью изобразил страсть, застонал, запустил ей руку между ног. И вдруг обнаружил нечто, никак не гармонирующее с женской сущностью, а именно мужской хрен.

– Что это? – вскрикнул он.

Марж, услышав несколько не ту интонацию, на которую рассчитывала, резко сменила милость на гнев, отшатнулась, дала ему с двух рук с такой яростью, что лопоухие уши завибрировали, и Какафон сверзился на колени.

Она продолжила экзекуцию, но Кича помешал ей, вступившись за дружка и оттолкнув.

Она, рассердившись, уставила на него умхальтер. Потом передумала.

– А ты ничего, я б с тобой покувыркалась, – предложила она.

Он поторопился сослаться на временный физический недуг.

– Ну да, критический день! – хохотнула Марж.

Эти парни веселили ее, к тому же надо было тащить Марину, и она передумал их убивать.

В этот момент с громким стоном женщина очнулась.

Насчет Визга Сафа не заблуждался. Его невозможно было убить каким-то там старым роялем, а, следовательно, надо быстрее убираться из ресторана.

Пробежав по галерее, крытой ковролином, глушащим шаги, и показавшейся ему бесконечной, он выскочил в ночь, свежую и буйную. На настройке кипела драка.

Если кто-то решил начистить рыло капитану, он только за.

Первым порывом было убежать прочь из этого места, забиться в щель, ведь для этого у него оставалось не так уж много времени, считанные минуты, но желание посмотреть на смельчака пересилило страх, и он двинулся к трапу, ведущему наверх.

По пути попался труп матроса, но он уже относился к таким вещам не столь болезненно. Чувства притупились в нем, словно тонкие голоса безуспешно пытались докричаться через толстое стекло.

Дрались непосредственно на мостике. Сквозь выбитые стекла доносилась ругань и грохот. В дверях возник силуэт человека, в котором Сафа с ненавистью узнал бывшего дружка Чемоданова. Теперь на нем была черная форма с буквами ГБР, он поднял автомат и в кого-то прицелился.

Сафа оглянулся, и на глаза ему попал убитый матрос. Рядом валялся умхальтер.

Сафа совершенно не представлял, как им пользуются, поэтому пошел по наиболее простому пути. Схватил за дуло и со всей силы запустил в спину Чемоданову.

Дистанция была метра три, промахнуться невозможно. Когда автомат врезался Чемоданову в спину, тот дернулся и послал пули в молоко. В тесном пространстве капитанского мостика очередь сверкнула яркой сваркой. А через комингс уже летел полковник!

По палубе бежали спецмоновцы. Сафа шарахнулся в сторону, но они, даже не обратив на него внимания, промчались мимо. Бойцы поднимались вверх, полковник как раз съехал вниз, и где-то на середине трапа два поступательных движения встретились.

– Убейте его! – орал капитан.

Как ни странно его вопли придали силы Никитосу. Он с рычанием освободил ноги, и одного за другим спихнул бывших сослуживцев вниз. Спрыгнув на палубу, он дальше размахался сумкой с чем-то тяжелым, буквально сметая все живое на своем пути.

Сафа даже залюбовался им.

Потом полковник вдруг исчез. Утоп что ли, озадачился Сафа. Однако подбежавший Чемоданов, зло ощерившийся и поливающий забортное пространство, опроверг его грустное предположение. Полковник был жив и, судя по всему, ушел.

– Ты его упустил! – возмутился Заремба, присоединившись к Чемоданову. – Никогда у меня еще не было такого провального рейса!

– Мы его поймаем! Он на третьем ярусе! – доложил оправившийся сержант Хлыстов.

– Сколько у вас человек, сержант? -8 человек, капитан!

– Спускайтесь по кормовому и носовому трапам, зажмите его с двух сторон, но с яруса выйти живым он не должен! – когда спецмоновцы разбившись на две четверки, удалились, он велел Чемоданову вызвать Темнохуда.

– Иван Иваныч, бегом на капитанский мостик! – сказал Чемоданов, включив сотовый телефон, и немедленно заработал подзатыльник, зубы его клацнули.

– Извините, Альфред Леонардович этого недоумка, – извинился Заремба. – Если вам не трудно, поднимитесь ко мне!

– Это же всего кусок дерьма! – возмутился Чемоданов. – Я и так пострадал! Из-за вас, между прочим! – похоже, бывшего колхозника занесло и он, осмелев окончательно, нагло заявил. – И что вы мне сделаете без своего ящичка? Ничего!

– Ты так думаешь? – зловеще проговорил Заремба.

Во тьме раздались шаркающие шаги, и за спиной Чемоданова возникли трое неумолимо приближающихся матросов.

– Не подходить, шваль! – крикнул Чемоданов, сдергивая со спины умхальтер.

В ответ из темноты выступили еще пятеро. На лицах дебилов застыли деревянные улыбки. Чемоданов уразумел, что он делает неправильно, и развернул дуло к Зарембе. Если до этого Сафа злорадствовал в своем укрытии, то теперь искренне пожелал ему успеха. Ведь устранение капитана означало крах всего рейса.

Но его чаяниям не суждено было сбыться. Матросня навалилась на Чемоданова. Его сбили с ног и скрутили в один момент.

– Простите меня! – в панике заговорил Чемоданов. – Затмение нашло!

– Ты наставил на меня оружие, – произнес Заремба таким голосом, что даже Сафу проняло. – Это не затмение, иначе мы бы все это почуяли. Ослеп только ты! – и он обратился к одному из дебилов. – Мотя, ты когда- нибудь выкалывал глаза?

Чемоданов рванул в панике, но единственное, чего он добился, это растянулся вместе со всеми на палубе. Дебилы навалились сверху. Когда он пытался еще орать, ему зажали рот, и было слышно только, как он шумно раздувает ноздри.

– Не здесь! – приказал Заремба. – Отведите его в трюм.

Чемоданова подняли и повели. Позади плелся Мотя в пропотевшей робе и дурно пахнущий. В руке он сжимал шило. Вся процессия исчезла в темноте. Только сейчас Сафа смог перевести дух.

Он лихорадочно соображал, что бы предпринять. Когда Сафа решил проследить за процессией, то едва не столкнулся с Темнохудом, и был вынужден юркнуть обратно.

– Зачем вы меня подняли с постели? Я плохо себя чувствую, у меня морская болезнь, – пожаловался он. – Ваш штурман полный идиот. Где его учили так управлять судном?

И когда, наконец, подойдет "Делейни"?

– Вы куда-то спешите? – ухмыльнулся Заремба и успокоил. – Через пару часов мы пришвартуемся к парому, и ваши мучения кончатся, – случайно это получилось, или нет, но его слова прозвучали двусмысленно, но капитан порта этого не заметил.

– Вы помните наши договоренности? – обеспокоено поинтересовался Темнохуд. – На пароме точно имеется все необходимое оборудование? Спутниковая связь? Пароль доступа к счетам я скажу только там и только взамен на абсолютное здоровье. Я чувствую себя все хуже, несмотря не регулярный прием прописанных вами лекарств, – сварливо заметил Темнохуд.

– Дорогой Альфред, здоровье так быстро не восстанавливается, его надо создавать повседневно. Я вам выдам дополнительно препарат, обладающий улучшенной формулой.

– Если он такой хороший, то почему я узнаю только сейчас? Сколько времени потеряно! – сокрушенно покачал головой Темнохуд.

– Это абсолютно новый препарат. К тому же вы сможете принимать двойную дозу и быстро нагоните упущенное.

– Ну, если так, – успокоился Темнохуд. – Но мне надо доложить президенту!

– У нас, к сожалению, нет прямой связи с Москвой. Но зачем вам Москва, когда у нас есть полномочный представитель?

Видно за ними наблюдали из темноты, потому что по одному кивку оттуда появился знакомый мужик в телогрейке.

– Приведите представителя по южно-морскому округу! – приказал Заремба.

Вскоре привели Филинова, одетого сверху в официальный костюм, а снизу в не первой свежести и молодости широченные парусиновые брюки клеш.

– У вас есть связь с президентом? – строго спросил Темнохуд.

– Я все время на связи! – важно кивнул тот, а приведший его мужик подтвердил сказанное.

– Передайте, что город готов к переформации. Мужского поголовья практически нет, исключая бомжей и детей. Женщины готовы к оплодотворению. Можно завозить производителей. Я лично рекомендую Голландию. Мужик там крепче и покрупнее.

Уподобимся великому Петру, который тоже оттуда брал пример.

Полномочный представитель снова важно кивнул, и по знаку Зарембы его увели в темноту и тесноту кокпита.

– Я слышал у вас проблемы, – сказал Темнохуд. – Вахтовики совершили побег? Это в высшей степени странно. У настоящего капитана никогда такого бы не случилось.

– Настоящий капитан я! – рявкнул Заремба. – Предыдущий идиот, который командовал судном, терял до 30 процентов пассажиров, годных для трансплантации! Вы знаете, как это отразилось на простое донорских клиник в Шенгенской зоне?

– Слушайте, зачем вы все мне это говорите? – взмолился Темнохуд. – Я старый больной человек. Мне надо отдохнуть, а ваши люди не дают мне спокойно заснуть.

Кругом стрельба, крики!

– Успокойтесь, теперь все позади. Полковник Ребрий окружен на 3-м ярусе и вскоре его же бывшие подчиненные принесут мне его голову. Еще одна вредная девица по имени Сека заперта здесь неподалеку в сушилке и вскоре окончательно закоптится.

Услышав про Секу, Сафа с трудом сдержал эмоции. Сека на корабле! Хоть она по существу и была главной виновницей того, что он сам здесь оказался, в глубине души он бы только рад вернуть столь сильного друга. Однако капитан сказал, что Сека в опасности?

Когда Темнохуд возвратился в свою каюту, Заремба в одиночестве некоторое время простоял у леерного ограждения. Перед тем как подняться на мостик, зло сплюнул за борт и произнес с сильной энергетикой:

– Проклятый мальчишка!

И кого он имел виду?