Далеко ехать не понадобилось. "Бош Грацис" с госномером 006 после угона проехал всего метров сто пятьдесят. Машина стояла, перегородив дорогу и врезавшись под углом в недействующий фонарный столб. Впрочем, погубил ее не сам удар.

– Мать честная! – вырвалось у молодого гаишника.

За лимузин стоимостью миллион евро теперь можно было выручить разве что на стакан семечек. Зрелище было жутковатое. Ни одного целого стекла: белое крошево устилало асфальт в радиусе нескольких десятков метров. Скаты разлетелись на куски, диски полопались. В корпусе зияли сквозные дыры, сливающиеся на водительском месте в обширную дыру.

– В Прыг-скока целили, – заметил Шорохов. – Судя по тому, что свидетельница не слышала выстрелов, стреляли из оружия с глушителями. Профессионалы.

В машине уцелело только заднее пассажирское сиденье. Все, что спереди было разнесено вдребезги. Руль и приборная панель перестали существовать, зато чудесно просматривался моторный отсек. Крови нет, хотя по идее от Прыг-скока должны были уцелеть разве что ботинки.

– Успел выскочить, – рассудил майор. – Прыг-скок просек засаду, не стал тормозить, свернул на обочину, в столб, и, выскочив из машины, кинулся туда, – он махнул в сторону подступающих вплотную к дороге руин, отделяющих огни города от Атлетической.

– Почему ты думаешь, что засада была на Прыг-скока, а не на Георгадзе?

– Эти отпрыски членов правительства уже месяц в городе тусуются, мы проверяли.

Совсем необязательно было устраивать шумное представление, зарезали бы по-тихому и труп в море. Скорее всего, Прыг-скок и машину угонял, чтобы оторваться от погони!

– Это все домыслы, – не согласился Неволин.

– Чтобы появились факты, надо двигать за Прыг-скоком, а не стоять здесь столбом!

Перестрелка случилась рядом с бывшим представительством "Порш", о котором напоминали ржавые железобетонные конструкции. За "Поршем" располагался стадион с проваленной по-сифилитически трибуной, над которыми словно исполины высились городские многоэтажки.

– Что-то тут не сходится, – засомневался Неволин.- Машина в дуршлаг, а крови нет.

– Ну что, устроим марш-бросок? – напирал Шорохов.

– Собаку надо с кинологом! – предложил один из приданных инспекторов.

– Пока они приедут, у нас бороды отрастут, – Неволин с майором переглянулись и достали пистолеты.

У инспекторов было два автоматических умхальтера. Дело дрянь. Учитывая, что роторную "торпеду" дырявили из крупнокалиберных умхальтеров, оснащенных глушаками, да и Прыг-скок был вооружен серпером.

– Не боись, ребята, мы им со спины зайдем, – провозгласил Шорохов, первым направляясь в проем "Порша".

У них были фонари, но они не стали их зажигать, чтобы не стать мишенью. К тому же ощущалась близость города, и хоть какое-то подобие света позволяло им не слишком часто проваливаться в кучи застарелого кала. Неволин поимел глубокую царапину по всей длине нового штиблета, молодой инспектор поставил основательный фингал о торчащую арматурину, и все вместе они перебудили всех крыс в богом забытом районе, пока словно призраки не выбрались, наконец, на Приморский бульвар. Рядом с рестораном "Флинт" мигала полицай – лампами машина ГАИ.

Инспектор, писавший протокол на бампере машины, с подозрением уставился на вооруженных людей, выбравшихся из района, откуда уже не то, что ночью, днем несколько лет никто не показывался. Они представились, предъявив удостоверения, и попросили объяснить, что случилось:

– Угон. Машина отечественная. Госномер УНО 111. Похититель был один. Он разбил окно, завел тачку и скрылся в направлении Бродвея. То есть улицы Повстанческой.

Я сообщил дежурному, объявлен план-перехват.

– Свидетели есть? Приметы угонщика установили?

– Свидетелей полно, все говорят о волосатом коренастом мужчине.

– Наш клиент, – кивнул Неволин. – Скажите, а угонщика никто не преследовал?

– Странно, что вы об этом спросили. Свидетели видели желтое такси, которое якобы устремилось в погоню. С чего бы это таксисту так рисковать? Я даже в протокол это не хотел сначала включать. Мало ли на Бродвее ночью носится такси. Вы что-то знаете?

– Может, быть, – Шорохов, испросив разрешения воспользоваться служебной рацией в машине, связался с Ларьковым и попросил прозвонить все известные номера такси по вызову. О случаях каких-либо странных происшествий, угонах, либо если кто – либо из водителей не отвечает, просил сразу ему сообщить.

– Куда интересно вахтовики подевались? – задумался Неволин.

– Испугались и дернули подальше. Парни тут не при чем. Их уже через месяц не будет в городе. На фика им приключения?

– Какие никакие это свидетели. Они видели убийцу вблизи. Надо установить их личности и допросить. Пусть нарисуют фоторобот. Необходимо узнать имена всех вахтовиков, кто проходил сегодня медкомиссию в центре Рахитова, раздобыть фотографии и показать Перилову.

Гремели цепи, на которых висели древние покрышки от грузовиков. Упираясь во внутренние диаметры соседних покрышек, стояли, отдыхая, Сафа и Макс. Над ними на пять метров возвышался мрачный и серый просыревший насквозь пирс. Внизу примерно на таком же расстоянии колотилась волна, верхний слой которой оставляли бычки, доски и дохлая рыба.

Сегодня утром позвонил Макс, оказывается, у разомлевшего от еды Сафы хватило дурости оставить хромому телефон, и спросил:

– Ты хотел бы посмотреть на Черный пароход?

– Насмотришься еще, – буркнул Сафа.

– Ты меня не так понял. Ты хотел бы посмотреть на него сегодня?

Остатки сна разом слетели с Сафы.

– Что за шутки? – разозлился он. – Если ты думаешь, что улучшил мне настроение, и я теперь буду долго смеяться, то ошибаешься.

– А я и не шучу. Есть возможность побывать в порту и все там хорошенько разведать.

Сердце Сафы всколыхнулось: если можно несанкционированно проникнуть в порт, то можно точно так же несанкционированно дать оттуда деру.

Спокойно, одернул он себя.

– Там спецмон дежурит.

– Я тут проанализировал ситуацию, есть идея.

Сафа обозвал его анналистом и кое-чем похуже, разнос Макс вынес стоически.

– Так ты приедешь? Только домой не заходи, а то мама заподозрит, жди на улице.

Сафа тщательно побрился. Одел выглаженные с вечера брюки и рубашку. Из зеркала на него посмотрел парень не промах. Попавший в трудную ситуацию? Да. Но не потерявший шансов выбраться из нее. Ему понравился его спокойный даже холодноватый взгляд. Он не мог назвать его нагловатым. Наглость во взгляде на улице не пройдет: набьют фотокарточку те, кто сильнее и кому не понравился твой взгляд. Нагловатость любят девчонки. Наверное. У Сафы не было возможности в этом убедиться. Девчонок знакомых у него никогда не было, он вообще не знал, нравится ли он девчонкам. Знакомые женщины сразу раздвигали ноги, а он платил.

– Послушай, приятель, ты ведь еще не помер, – попенял он себе. – Мы еще поедим ананасов и побарахтаемся в чужих постелях.

Еще издалека Сафа узнал хромого, что было немудрено. Мало того, что у того одна нога была короче другой на десять сантиметров, вдобавок ноги уродовали ортопедические ботинки, долженствующие по идее сократить разницу, но Макс их едва таскал, и зрелище было еще то.

– Почему твоя мамаша не хочет, чтобы я заходил к вам в дом? – неприязненно спросил Сафа, едва Макс дотащился до открытой дверцы и плюхнулся рядом. – Это все из-за того, что я местный и должен через месяц отбыть на вахту? Если б был приезжим и зарабатывал хоть своей задницей, она была бы более благосклонной.

– Просто если у человека никогда не было не то что друзей, а даже знакомых, а потом кто-то появляется, для мам это всегда подозрительно.

– Это отмазки. Она брезгует вахтовиками, и я ее понимаю.

Он спокойно посмотрел на него сквозь очки и сказал:

– У меня никогда не было друзей. Кому нужен хромой?

– Иван Иванычу ты нужен и родной вахте! – провозгласил Сафа. – Жалко нет войны. К тебе привязали бы мину и пустили под танк. Кто же станет стрелять в хромого?

Макс улыбнулся и сказал:

– А я рад, что я тебя встретил, Сафа.

– А я нет. Давай рассказывай твой план.

В бытность пришествия Иван Иваныча махровым цветом процветала гласность и прозрачность любой информации. Какие-то идиоты писали даже о первых рейсах Черных пароходов с приложением подробных цветных снимков, которые и оказались в тонких, но цепких руках Макса. Он выяснил, что порт окружен естественной баррикадой из старых контейнеров, поверх которых намотана колючая проволока.

Тока там нет, то были случаи, когда люди истекали кровью уже через несколько минут, после того, как начинали через нее лезть.

– Любопытные навроде тебя, – пояснил Сафа.

Самый прикол заключался в том, что с моря порт никак не охранялся. Нет, по началу все было схвачено, и береговую линию в этом месте контролировал эсминец "Павиан", топивший всех без разбору. Но после роспуска силовых структур пограничников тоже сократили, а сам катер продали сумитам, хотя в Суметии отродясь не имелось речушек, которые нельзя было бы перейти вброд, скатав брюки до колен.

Впрочем, любопытные очень скоро перестали соваться в порт со стороны моря, даже без "Павиана", потому что стали пропадать пачками бесследно и навсегда.

– Спецмоновцы их мочили и всего делов, чтоб другим неповадно было, – сплюнул Сафа, перебарывая невольный страх.

– Ну, так ты пойдешь или нет? – напирал Макс.

– Или да! – зло сказал Сафа. – Я же приехал. Чего еще языком трепать!

Он по себе знал, что лучше сразу решиться, пока не слишком страшно. И вот теперь они на пару с хромоножкой качались на резиновых баллонах над замусоренным серым морем. Макс по задумке должен был двигаться первым, перебираясь с баллона на баллон, показывая дорогу туда, где он вычитал, в пирсе была прорублена лестница для посадки на прогулочные катера. Через нее они планировали попасть на таможенный склад и затеряться среди оставшихся не у дел контейнеров. Планы полетели к черту, когда Макс надолго застрял уже на третьем баллоне, и Сафа понял, что первым идти надо было ему. Легкими непринужденными тычками и пинками ему удалось сдвинуть несчастного труса с места.

– Я понял одну мысль, – сказал Макс, повернув бледное как у покойника лицо. – Идти на разведку необязательно было вдвоем. Должен был идти ты один.

– Спасибо. Если б меня поймали, ты бы сильно расстроился. Нет, уж, рисковать так вместе.

Поход затягивался. Они вышли ранним утром и когда оставили машину в кустах у дебаркадера, солнце только нехотя вставало. Теперь оно висело строго над головами и пекло как летом. Вскоре Макс выдохся и сказал, что больше никуда не пойдет.

– Я не допрыгну до соседней покрышки, – виновато признался он, мокрый как мышь. – Это была авантюра. Давай вернемся.

Сафа с сомнением оглянулся. Они прошли большую часть пути и уже давно находились на территории порта. Если хромой не имел сил идти вперед, то путь назад тем более не осилил бы. Наплевать на все и вернуться одному, мелькнула здравая мысль.

Он подумал о тех, кто пропал и о том, как и Макс тоже пропадет. Мама его будет плакать, а он ее успокаивать, гладить по гладким плечам, приговаривая, что он, конечно же, вернется и все это враки, что он пошел в порт.

– Слабак! – зло зашептал он. – А ну двигай вперед, урод! Подставить меня захотел?

Я тебе этого не позволю! Я тебя сам утоплю!

Они висели на двух соседних раскачивающихся покрышках, и Сафа пытался достать подельника кулаком.

– Нам надо торопиться, придурок! Мы не можем висеть здесь вечно!

– Пересидим до вечера, отдохнем, а потом уйдем, – с надеждой предложил несчастный трус.

– Ну, ты и дурак! – заорал Сафа. – Да мы не можем здесь даже на минуту больше задерживаться, как до тебя это не дойдет? С моря мы видны как на ладони, не дай бог, кто появится, нам хана!

– Да кто появится?

Неизвестно, сколько бы продолжалось безумие, они орали все громче, и их вопли, скорее всего, засекли бы с берега, если бы что-то вокруг разительным образом не изменилось. Куда-то делись чайки, даже волна стала не разбиваться о грязный пирс, а опасливо тереться об него.

– Ураган что ли начинается? Мне страшно, Сафа, – Макс, крупно вздрагивая, вжался в баллон.

Низкочастотную волну неожиданно вдавило в уши. Старые покрышки противно завибрировала, кожа покрылась мурашками. Никогда они не слышали более страшного звука.

Черный Пароход входил в порт. Борта и возвышающиеся надстройки были крашены черной как смоль краской. По бортам стояли матросы, одетые в зеленые робы.

Корабль еще только входил в бухту, и матросы выглядели ядовито зелеными точками.

Сафа разом взмок, и в следующую секунду пот сделался ледяным. Возникло острое желание двигаться, вбуриться в стену, спрыгнуть в воду и утонуть-сделать хоть что-нибудь, чтобы скрыться от Черного парохода. Никогда еще в жизни Сафе не было так страшно.

– Они разгонятся и припечатают нас о причал! – заорал он Максу. – Двигайся, если не хочешь превратиться в лепешку!

И даже тогда Макс не нашел в себе силы сдвинуться с места. Он был готов сдохнуть, только ничего не делать. Сафа перебрался к нему и вытолкнул прочь. Чтобы не упасть, тот был вынужден прыгнуть и уцепиться за следующий. Дело пошло, и Сафа крыл себя последними словами за то, что не додумался до этого раньше.

Черный пароход был уже в метрах ста. Зеленые матросы сновали по палубе, готовясь к жесткой швартовке.

– Где твоя лестница? – Сафа в бешеном темпе лихорадочно работал локтями, но увеличить темп передвижения уже не имел возможности.

Они едва не сорвались, когда совсем худой избитый сотнями швартовок баллон порвался пополам, и они вдвоем повисли на цепях, похожие на каторжников.

Подростки висели над захламленной мусором волной, бессильно глядя на вырастающий на глазах черный борт. Приближающийся пароход и не думал замедлять ход. По борту были отчетливо видны неровные вмятины, оставшиеся от предыдущих швартовок. Сафа с отчаянием оттолкнулся от Макса, они кое-как раскачались и умудрились перебраться на соседний баллон.

Черный пароход неумолимо вырастал над причалом, закрывая небо, отрезая воздух, саму возможность жить. Ниже ватерлинии он был выкрашен красным, так что рассекаемая тупым носом вода имела кровавый оттенок.

До лестницы они добрались, когда Сафа совсем уж решил, что все пропало, и никакой лестницы нет. В бетонной стене возникла узкая щель, забранная осклизлыми зелеными ступенями. Не успели они скрыться в ней, как свободное пространство за их спинами перестало существовать, и с нутряным скрипом Черный пароход въехал в пирс. Зазвенели рвущиеся цепи, затрещали лопающиеся покрышки. Внутри Черного парохода раздался скрежет, металлический грохот, и его откинуло метров на пять назад.

– Бежим, здесь нельзя оставаться! – Сафа подтолкнул Макса.

Они лезли по лестнице, Макс впереди, Сафа сзади, и им казалось, что Черный пароход на самом деле живой, он смотрит им в спину и вот-вот запустит им вслед длинные черные щупальца.

Наверху была пустынная площадка со сломанным погрузчиком. Контейнера стояли метрах в тридцати.

Сафа вскочил, дернув Макса за руку, и они побежали, скрываясь от матросов за погрузчиком. Казалось, что их шаги слышит весь порт. Когда скрылись в щели между контейнерами, шаги продолжали грохотать. Оказалось, что это грохочут их собственные сердца.

– Я думал, нам хана, – выдохнул Сафа. – Давай лезь на контейнер. Будем наблюдать с первого ряда.

На Макса было жалко смотреть. Он давно проклял свою затею, не хотел ничего наблюдать, а хотел только побыстрее смыться отсюда. Сафе он подчинялся число автоматически, как робот.

Сафа подсадил его, сам влез следом. Черный пароход возвышался над причалом огромной монолитной глыбой. Он был даже больше, чем показалось вначале. Было в этом зрелище что-то гипнотическое, и хотя на пароходе ничего не происходило, очень трудно было оторвать от него взгляд.

Сафе понадобилось сделать усилие, чтобы посмотреть в другую сторону. Дебаркадер, возле которого они оставили машину, оказался совсем рядом, рукой подать, а они полдня перлись. Но он сразу забыли о дебаркадере и о том, что им пришлось вынести, когда увидел КПП. Там стояла огромная толпа, в которой были не только вахтовики, но провожающие, в основном женщины, некоторые привели детей, совершенно непонятно, с какой целью. То ли дома не с кем было оставить, или они не соображали, что это зрелище слишком жутко, чтобы вот так привести запросто детей.

– Посмотри на братишку, он сейчас уплывет на Черном Пароходике. Ту-ту.

Люди давились в толкучке, толпа беспокоилась, роилась. До залегших проростков доносился сплошной гул голосов. Кто-то выпустил ребенка, и теперь визгливый женский голос надрывался:

– Леня! Ленчик! А ну иди сюда, стервец!

Спецмоновцы цепью стояли поперек толпы, в черных масках, скрывающих лица, с умхальтерами, направленными дулами в толпу.

– Смотри, как пастухи стадо загоняют, – сдавленно произнес Сафа, но Макс не смотрел, боясь оторвать лицо от контейнера.

Потом из будки КПП вышел человек в спецмоновской форме, но без маски, что-то гаркнул, и людей стали пропускать.

– Никитос! Командир спецмона Никита Ребрий. Он единственный из спецмона всегда без маски.

Спецмоновцы перестроились, организовывая узкий коридор, куда стала всасываться толпа. Бойцы отсеивали провожающих, но как-то неактивно. Многим женщинам удалось прорваться и пройти вместе с вахтовиками.

– Что-то они сегодня добрые, – заметил Сафа, позже он понял, зачем спецмоновцы пропустили женщин.

Толпа втянулась на пирс, но стоило им увидеть махину Черного парохода, то возникла сутолока, и движение практически застопорилось.

Разговоры разом смолкли, наступила тишина. Передние не хотели идти к причалу, задние напирали. Спецмоновцы кончили миндальничать и пихали людей прикладами, гнали тумаками и пинками. И тут в толпе разом поднялся ор. Сафа почувствовал, как у него все нехорошо сжалось внутри. В глазах встали слезы, хотелось самому заорать. Не было никакой возможности переносить весь этот ужас молча. Сафе сделалось стыдно. Повезло, что Макс ничего не видел. Парню было не до этого. Ноги его тряслись как в падучей, когда он мочился в собственные штаны.

Матросы откинули часть борта на уровне пирса и выдвинули сходни. Вахтовики держали в руках розовые командировочные документы, спецмоновцы выхватывали их из рук и запихивали людей на корабль как скот. Едва вахтовики попадали на борт, матросы пропихивали их дальше, в глубь корабля. Очень быстро палуба заполнились бурлящими толпами вахтовиков. Уже через несколько минут проводимую в бешеном темпе погрузку завершили, матросы убрали сходни, и пароход сразу стал отходить.

И тогда начался ад.

Все случилось так быстро, что вахтовики не успели толком попрощаться, сказать, как им казалось, важные слова, и теперь старались докричаться, вместо отдельных слов над воняющим йодом морем стоял сплошной крик, но провожающим сделалось не до них. Если спецмоновцы до этого стояли и ухмылялись в прорези масок, то стоило вахтовикам отчалить, как они коршунами кинулись на баб, оставшихся без потенциальных защитников.

Выбрав помоложе, они без затей запускали им руки за вырез и жадно щупали задницы.

Женщины визжали и отбивались, как могли. Затрещала рвущаяся материя, на землю посыпались пуговицы. От вседозволенности спецмоновцы вошли в раж и стали по-собачьи пристраиваться к устающим от борьбы с взрослыми мужиками женщинам, и все бы кончилось массовым насилием, если бы не вмешательство командира. Полковник Ребрий, как ни странно, в этом случае принял сторону провожающих и зычными командами, а кое-где и рукоприкладством стал отгонять своих бойцов от женщин, точно волков от овечьего стада.

– Что там происходит? – прошептал Макс.

– Сам посмотри.

– Не могу. У меня глаза не открываются.

– Спецмоновцы баб щупают.

– Они мою маму точно также будут, – горестно прошептал Макс, и Сафа велел ему заткнуться.

Спецмоновцы, распаленные и злые от неутоленного сексуального голода, грубо толкаясь прикладами автоматов и матерясь, согнали женщин с детьми в колонну и погнали обратно к дебаркадеру. Через пять минут пирс опустел. Черный Пароход величественно выходил из бухты в открытое море. Расстояние до него стремительно увеличивалось. Толпы на палубах слились в сплошную неподвижную массу. Казалось, там никто не суетится, не машет. Голоса перестали слышаться еще раньше. Тишину нарушал только ветер.

Макс повернул к нему разом вытянувшееся белое лицо. Один раз Сафа угодил в серьезную передрягу с вооруженными нарками, Колька спас. Потом дал ему зеркало, в котором Сафа и углядел точно такое же перепуганное вусмерть лицо.

– Нам не вырваться, – с отчаянием сказал Макс. – Мы не вернемся. Никто не вернется.

Сафа перегнулся и лег на спину на нагретую солнцем крышу.

– Не каркай, – сказал он.

По небу плыли не по-осеннему белые легкие тучки. И Сафе казалось, что они складываются в сплошные знаки вопросов. Как спастись? Как? И еще он понимал, что для того, чтобы не оказаться менее чем через три недели на этом корабле-людоеде, ему может помочь только чудо.