Назад в афганистан
Афганская земля имеет веселенький песочный оттенок, хотя должна быть серой от горя. Здесь повоевали все кому не лень, начиная от чопорных англичан в толстых твидовых френчах, и заканчивая русскими восемнадцатилетними пацанами, только что после школы, в своих смешных панамках, приведенных сюда умирать дряхлыми правителями.
Стас весь сжался в кресле. При посадке у него чуть не случился нервный срыв, когда он понял, что самолет не отстреливает при маневре тепловых ракет для обмана «стингеров».
— С тобой все нормально? — спросил Карадайн.
Устав ждать разрешения, американцы поступили проще. В аэропорту Ташкента совершил посадку транзитный «Боинг», и они без каких-либо документов покинули страну, восседая на лавке в грузовом отсеке.
Стас только помотал головой:
— Сейчас это пройдет.
Аэропорт изменился мало. Только вдоль заградительной полосы и рва стояла чужая военная техника мышастого цвета. Впрочем, многое узнаваемо по Алге. Например, БТР RG-31.
Здание международного аэропорта тоже было построено при Стасе. Только теперь на нем висел портрет американского президента, и имелась надпись «сафАр бахАйр».
Прохождение таможни не вызвало никаких осложнений. Багажа у них не было. Досматривать нечего. Они предъявили международные паспорта. Карадайн заплатил 2 доллара пошлины, и их без задержки пропустили.
На аэропортовской площади с побитым пулями отделением «Афганистан банка» они взяли такси. Бело-желтую «Тойоту» с правым рулем, по таксе в 1 доллар.
Гарри назвал конечной целью пути отель «Спинзар», хотя Стас был уверен, что они поедут в расположение боевой части. Но что-то офицер не спешил к своим. Стасу закралось сомнение, что они находятся здесь официально, и все их формальности согласованы. Впрочем, вскоре он обо всем забыл, словно вернувшись в свою молодость.
Они ехали по дороге в город, с которой даже памятник советскому самолету не убрали.
Но когда въехали в город, Стас понял, что его время ушло безвозвратно.
Они угодили в сплошной поток иномарок, в котором выделялись желтые такси и синие микроавтобусы. Толпы разношерстного народа на тротуарах и проезжей части. И все это месиво двигалось без светофоров и без какого-либо намека на правила дорожного движения.
Водила беспрерывно дудел, пару раз пересек поперек сплошные потоки транспорта, а один раз вовсе поехал по встречной полосе, а регулировщика в форме, сделавшего замечание, не колеблясь, послал куда подальше.
Всего лишь пару раз едва не врезавшись, они добрались до центра, где недалеко от высотки Минсвязи с главпочтамтом стояло шестиэтажное бело-зеленое здание. Отель «Спинзар». Стас понимал по пуштунски. Отель «Серебро».
Внутри все цивильно, кондиционеры, персонал говорит по-английски. Сняли номер за 80 долларов на 3-м этаже. Над кнопкой лифта обнаружился плакат «No weapons, please», на котором советский «калаш», штатовская М-16 и пистолет неизвестного производителя перечёркнуты жирной красной линией.
«Господи, что я здесь делаю?» — подумал Стас. — «Мне оказалось мало уже однажды перенесенного ада».
Вездесущая пыль. Туфрак.
Он вспомнил, как проезжали представительство ООН в Шерпуре. Он не помнил, там ли оно располагалось раньше, но в память запало, как они уходили, а еще не старый полный мужчина жал им руки и широко по-восточному улыбался.
— Может, мне с вами поехать? — словно в шутку все спрашивал он.
Наджиб (тогда он еще был Наджибом, это уже потом, когда талибы стали громить правительственные войска, оставленные без поддержки союзным правительством, а ведь эксперты предупреждали, что Наджиб удержится у власти, если ему немного помочь оружием, деньгами, и прикроет, таким образом, южные границы, но люди в Кремле и пальцем не пошевелили, а теперь мы имеем то, что имеем, и кинутые войска дрогнули, и когда стало ясно, что все кончено, в последней надежде спастись Наджиб стал Наджибулой, но это уже ничего не могло изменить) так вот, Наджиб сказал тогда:
— В случае чего, вон там, в ООН спрячусь.
И он действительно прятался там много месяцев, пока не ворвались талибы. И целый месяц пухлое тело бывшего президента висело на воротах представительства ООН, а ооновцы ровным счетом ничего не предприняли, чтобы снять его и похоронить. Трусливые собаки! Стас и не заметил, как стал ругаться на местный манер.
— Чего зубами скрипишь? — спросил Карадайн. — Полное ощущение, что вижу рождение Рэмбо. Я отлучусь ненадолго. Надо ли говорить, что из номера тебе выходить нельзя. Для твоей же безопасности.
Генералу с. Уошберну, штаб МС НАТО.генерал-майор Г. Гулямходжаев.
КГБ Узбекистана. Ташкент.
Гражданин США, сотрудник отдела печати и культуры Генерального консульства США в Ташкенте Клаудио Рейна скончался 20 января от острой сердечной недостаточности. На теле многочисленные гематомы, следы трех внутривенных инъекций. Вскрытие не проводилось. По взаимной договоренности тело было передано американской стороне.
С уважением и надеждой на дальнейшее сотрудничество
Стас быстро шел по шумным переполненным улицам известным только ему маршрутом. Ориентировался с трудом, хотя этой дорогой во время войны проходил не единожды, но многие ориентиры исчезли за новыми постройками.
С майором Царандоя, афганской госбезопасности, Ахмедом Нуреддином Стас познакомился в восемьдесят шестом. Это был черный год для советских военно-воздушных сил. Если до этого наши вертолеты были хозяевами афганского неба, рыская там, где им вздумается и, гоняясь даже за одиночными целями, то в восемьдесят шестом у моджахедов появились стингеры.
Из всего парка бронированными были только МИ-24,а МИ-8 вообще не имели брони, и их стали сбивать пачками. Всего за один этот черный год моджахеды сбили около пятисот самолетов и вертолетов.
И самое страшное, что они почти всегда успевали добраться до подбитой машины первыми. Что они вытворяли с ранеными, уму непостижимо. В этом древнем народе обнаружилась невиданная копившаяся веками жестокость, хотя сами они это жестокостью не считали. Они резали людей также как скот, потому что врагов людьми не считали.
За время службы Стас такого насмотрелся, что в его восприятии понятие «смерть» полностью девальвировалось, ибо сама по себе смерть была не страшна. Непереносимо страшным становилось то, что предшествовало ей, и когда людей, вернее, то, что из них сотворяли моджахеды, отправляли в союз в закрытых запаянных гробах, сопровождая строжайшим приказом не вскрывать.
Чтобы не сойти с ума, он и к чарсу пристрастился, потому что водка уже не брала.
По первости он даже прошел мимо нужного дома и оказался на Чикен-стрит. Цыплячьей улице, своеобразный афганский Арбат. В его время его не было, но Чараи Торабаз — старое название сохранилось. Он снова свернул с Чикен-стрит, уже по номерам нашел нужный дом и постучал в дощатую дверь. С той стороны раздались мягкие шаги, и хозяин голосом, который, казалось, ничуть не изменился, и который Стас сразу узнал, спросил:
— Кто там?
Стас ответил на языке дари:
— Хозяин, мука не нужна? Хорошая мука и дешево отдам.
Последовала пауза, потом Нуреддин спросил:
— Что за мука?
— С той стороны Пянджа. Открывай скорее.
Загремела щеколда, дверь открылась. И Стас понял, что от былого осведомителя остался неизменным лишь голос. Ахмед всегда следил за собой, выливая на себя литры одеколона. Теперь же в проеме стоял бородатый неухоженный дед. Не дав ему опомниться, Стас зашел и прикрыл за собой дверь.
— Шурави? — изумленно выдавил Ахмед.
— Узнал? А ты изменился.
Лицо Нуретдина, всегда гладко брившегося «подаренными» Стасом бритвами, украшала широкая черная борода. Ахмед огладил ее и сказал:
— Когда талибы заняли город, всем дали ровно неделю, чтобы отпустили бороду. Тех, кто ослушался, убили.
— Талибов давно прогнали далеко на юг. Сейчас здесь американцы.
— Он трусы. Сидят в «зеленой зоне». Шурави были воины, а американцы бывают лишь наездами. Шурави ходили с автоматом на ремне, американцы боятся собственной тени, а когда идут на базар за сигаретами устраивают целые военные операции.
Они зашли в комнату, в которой Нуреддин сразу задернул картонные шторки на окнах, и продолжили разговор уже там.
— Как ты живешь? Чем занимаешься? — спросил Стас.
— Я теперь водонос. Воду продаю на Чикен-стрит. На чеки, которые ты мне оставил, я купил холодильник. Бросаю в воду лед, у нас сейчас жарко, берут хорошо. А ты почему вернулся, шурави?
— Коммерция, — туманно ответил Стас, но Нуреддин тоже был не лыком шит: сделал вид, что поверил. — Про Браина что-нибудь знаешь?
— Полковник афганской полиции. Это страшный человек, зверь. У него особняк в Шерпуре. Люди мимо ходить боятся. Говорят, он там устроил пыточную камеру, живет на крови. А сколько женщин погубил! Забирает себе любую, потом ее находят мертвой в зеленке. И все молчат, потому что быстро язык отрежут. Ему все тут платят. Что за времена пошли! — Ахмед поцокал языком. — Помнишь, я говорил тебе о своей мечте уехать в Европу? Мечтатель! Вместо этого пришли талибы. Не знаю, где держали этих зверей, в каких клетках, но лютовали они страшно. Вид человека, одетого по-светски, и особенно, женщины без паранджи приводил их в бешенство. Вместо воды в арыках текла кровь. Изнасилованных и убитых потом целыми арбами свозили в общие могилы. Но войти в здание ООН талибы все-таки поостереглись, опасаясь международного скандала. Наджиб мог там сколько угодно просидеть. Говорят, Горби каждый день телеграммы слал, просил забрать, а тот даже не ответил, сволочь. Прости, шурави, тебе, наверное, неприятно, что я так говорю о твоем правителе?
— У нас о нем еще хуже говорят, — успокоил Стас. — Правда, он уже бывший правитель.
— Все меняется, — философски заметил Нуреддин и продолжил свой рассказ о последних днях президента. — Потом с Наджибом связался Браин и попросил его выйти из миссии якобы для уточнения некоторых сведений. Он дал честное слово, что Наджибу ничего не грозит. Знал бы президент, что стоит честное слово маньяка и убийцы! Когда Наджиб вышел, следом вышла и его жена. Талибы сразу их арестовали и увезли. Целые сутки они зверски пытали обоих, не давая умереть специальными уколами. Утром они привезли их и повесили на воротах миссии. Американцы еще прямой выпуск новостей отсюда делали.
Перед глазами Стаса стоял пухлый улыбающийся мужчина, указывая пальцем на миссию ООН: «Вон там, у ооновцев спрячусь».
Снова Стас подумал: зачем он вернулся? Прошлое ворочалось в нем, кололо острыми неудобными углами. Он очень кстати вспомнил, зачем пришел к отставному агенту.
— У меня есть к тебе дело, о котором ты должен сразу забыть, как только я уйду. Слышал о Проклятой долине?
— Хаваа? Это плохое место.
— Как туда лучше добраться? Чтоб без приключений.
— Однако я думал, что ты лучше меня знаешь мою страну, ведь ты объездил ее вдоль и поперек.
Надо же, как уел. Объездил. До сих пор не может простить.
— Особо «ездить» мне не давали. Ты ведь знаешь, южнее Ниджрау свирепствовали две банды: Доброго Максуда и Начар-шаха, то есть Плохого шаха. Если Начар-шах не знал жалости к своим врагам, сразу отрезая им головы, независимо кто был перед ним: солдат или женщина медсестра, то Добрый Максуд быстро никого не убивал. Как-то он захватил капитана Смирнова из автобата, отрезал ему руки-ноги так коротко, чтобы нельзя было использовать протезы, лишил гениталий, а потом аккуратно залечил раны и подбросил к воротам воинской части. У него специалист даже был свой по пыткам по имени Аликпер. Когда я сопровождал несчастного калеку до аэропорта, он все шесть часов пути уговаривал пристрелить его.
— Успокойся, шурави, — всревоженно проговорил Нуретдин, видя его взволнованность. — Война давно закончилась.
— Иногда мне кажется, что она никогда не кончится. Ладно, это все сантименты. Так ты скажешь, где мне искать? Кто-нибудь же должен знать расположение Хаваа, ведь не может же быть, что никто туда не ходил!
— Я слышал, что жители пригорья часто пасут отары в тех местах. Тебе лучше направиться туда.
— Конкретнее.
— Съезди в Мазари. Если жители что знают, то расскажут, только в горы не суйся: кафиры хоть и не воюют, но веры им никакой нет. Кстати, ты говорил о капитане Смирнове. Это не тот, что служил в Шестой автоколонне?
— Вроде. А что, это важно?
— Шестая слыла спецавтоколонной, Царандою никогда не доверяли ее сопровождать. А ведь ходила она, припоминается, на секретный спецобьект в Ниджрау или у подножия Ниджрау. Такие большие грузовики, груженные железными морскими контейнерами. Что было в них? Никто не знает. Контейнера никогда не привозили обратно, даже пустыми.
Стас помнил эти могучие «Уралы» со всегда молчаливыми водителями. Колонна шла за колонной в сторону гор, и везли они не оружие и не горючку, они действительно что-то строили там.
Что? И имеет ли это отношение к Хаваа?
Стас нутром чувствовал, что имеет. Все связано в этой таинственной истории.
— У тебя есть верный человек в Мазари?
— В Мазари нет, но недалеко от Мазари есть кишлак Ашамлык. Там живет Гюлли. Еще со времен войны он выполнял мои мелкие поручения. В частности следил за Начар-шахом.
— Странное название для кишлака. Оно переводится как еда.
— Там живут одни кафиры неверующие. Еще одна просьба: моего имени не упоминай.
— Чего ты так боишься?
— В Ниджрау полно соглядатаев Браина. Если он узнает про меня, мне конец.
— Что ему там понадобилось? Ниджрау далеко от Кабула.
— То же, что и тебе, шурави. Власть и могущество. Черный минарет. Я угадал? Тот, кто найдет его, будет править миром.
— Неужели ты веришь в эти сказки? — уязвленно произнес Стас, быстро его раскололи, на раз, помешались все на этом Плачущем ущелье.
— По ходу, ты сам тоже веришь. Иначе ты бы не вернулся. Позволь мне заметить, что Шестая спецколонна находилась в непосредственном подчинении КГБ. Что, там тоже заинтересовались?
— КГБ давно уже нет тоже.
— Да? А обьект, который они возводили до сих пор в Ниджрау. Или даже в Хаваа? В Проклятой долине!
— Что ты эти хочешь сказать?
— Они могли законсервировать объект, а теперь он вам снова понадобился. Зря только ты в это полез, шурави.
— Законсервированный объект? Откуда ты такие слова знаешь? — Стас посмотрел на Нуреддина с невольным уважением.
— Я ведь в Москве учился. В университете. Только не доучился, война началась.
— Надо же. Столько с тобой знаком, а этого не знал.
— Не до этого было. Война.
— Ну ладно, спасибо за консультацию, профессор. Хочу попросить об одной услуге. О том, о чем мы говорили, естественно молчок. Это в твоих же интересах.
— Есть оружие, — предложил Ахмед. — Пистолет, автомат?
— Не оружие делает человека сильнее, — нравоучительно произнес Стас.
— Ты стал мудрее, шурави, — уважительно произнес Ахмед.
Они попрощались, Стас вышел проулок, затем на Чикен-стрит. Вокруг бурлила толпа. Стаса толкнули, он инстинктивно увернулся — и увидел быстро скользнувший под локтем метал. Нож! Его пытались зарезать. Незаметно и непритязательно. А что, он надеялся на приветственные речи и букет ромашек?
Увидев, что попытка не удалась, прочь уходил закутанный в халат мужчина, стараясь затеряться в толпе, но его выдала напряженная спина.
— Эй, уважаемый, — окликнул Стас на дари, но мужчина не отреагировал. — Погодите-ка минутку.
Стас последовал за ним, и мужчина, отбросив конспирацию, побежал. Стас бросился за ним.
Мужчина свернул с Чикен-стрит в первый же проулок. Людей здесь почти не было. Это могла быть ловушка, но Стас пропустил тревожную мысль мимо. Мужчина бегал быстро, но Стас, обладая более длинными ногами, вскоре его нагнал. Поняв, что уйти не удасться, мужчина остановился и развернулся к нему лицом.
Совершенно одни они замерли между дувалов. Противнику было лет 30–35. Кряжистый. Злые глаза-буравчики.
— Куда же вы, бача? — сказал Стас. — Невежливо удирать от собеседника.
— Не разговаривай со мной, собака! — гаркнул мужчина. — Ты не афганец, кафир!
— А что, разве ты беседуешь только с афганцами? Это ведь против Всеотца.
— Заткнись, не трожь имя Всеотца. Кроме талибов все неверные, — мужчина достал досель скрываемый в рукаве нож, и, глядя прямо в глаза Стаса, облизал широкое лезвие, оставляя влажный след. — Ты умрешь, кафир.
— Значит, ты талиб.
Стаса всегда бесили зловещие шутки моджахедов. Подобным образом они издевались над пленными пацанами, грызли лезвия зубами, играли с отражениями на отточенных клинках, и лишь насытившись страхом своих жертв, совсем мальчишек, которым не суждено было стать мужчинами, безжалостно резали их.
— Вкусно? — поинтересовался Стас. — Сейчас ты у меня его заглотишь.
Они кинулись навстречу друг другу одновременно. Стас хотел перехватить нож, но с первого раза это ему не удалось. Зато на боку у него появилась широкая прореха, хотя до тела талиб не достал.
Мужчина заухмылялся.
— Тебе конец, — проговорил он. — Я отрежу тебе голову и брошу в арык с дерьмом.
Стас перестал церемониться и дал ему с ноги. Талиб отлетел к дувалу, но добить себя не дал, пару раз пластанув воздух хищно блеснувшим лезвием. Судя по всему, это был опытный воин.
Стас не ожидал, что в таком положении талиб осмелится атаковать, но тот вдруг поменял хват и кинулся на него. Каким-то чудом Стасу удалось поймать кончик рукава, и он со всей силы продернул талиба вперед, не забыв поймать при этом на бедро.
Мужчина перелетел через Стаса и со всего маху с лязгом обрушился наземь. И опять Стасу не удалось добить его, потому что талиб схватился за него и увлек за собой.
Как Стас ни старался, ему не удалось удержаться на ногах. Тридцать лет назад он бы устоял, но это было тридцать лет назад.
Сцепившись, они покатились по земле. Стасу удалось сразу выбить нож, но прикончить «ученика» никак не получалось.
Пару раз он захватил голову талиба, намереваясь сломать шею или придушить, но тот выскальзывал словно намыленный. Скорее всего, это был какой-то вид борьбы, Стасу незнакомый.
А вообще, талиб дрался в обычной восточной манере: царапался, кусался и старался выдавить глаза.
Стас немного пригасил его пыл, пару раз приложив затылком об асфальт, потом опять зажал шею между сомкнутыми коленями и стал додавливать.
Талиб тонко завизжал и опять вывернулся, подлюга. Хотя хват был такой, что у него едва уши не оторвались. Причитая, он быстро побежал на четвериньках, а потом поднялся и кинулся наутек.
Ушел, зло подумал Стас. Старый я стал, что ли?
Он вернулся к Нуреддину и велел срочно уходить:
— Я не уверен, что следили именно за тобой, может, и за мной, хотя слежки я не заметил. Этот человек из Талибана, — сказал он. — Мне не удалось его нейтрализовать. На всякий случай, тебе надо уехать из Кабула.
Ахмед принял известие стоически.
— Я тебе предупреждал, что Плачущее ущелье несет только неприятности.
Стас успел вернуться до Карадайна. Офицер прибыл спустя всего полчаса после него.
— Собирайся.
— А чего собираться? У меня и вещей нет.
В номер ввалился полностью экипированный боец американской армии. Он внес продолговатый рюкзак, видно тяжелый.
— Капрал Дэвид Кейбл.
— Иди к машине и пусть сержант Бакстер принесет мой рюкзак, — приказал Карадайн.
Бен Бакстер оказался ярко рыжим и веснушчатым. Принеся и оставив еще один рюкзак, он тоже вышел, а они стали одеваться.
Стас получил стандартную экипировку вооруженных сил США. Бронежилет, состоящий из кевларового жилета с отделяемыми горловиной и паховой защитой, а также из съемных титановых пластин, каску из многослойного кевлара-23 в матерчатом чехле с очками ночного видения AN/PVS-7, переговорное радиоустройство, камуфлированную униформу, ботинки, для условий пустыни камуфлированные в бежевый цвет, наколенники и налокотники.
Карадайн получил точно такой же комплект, плюс карабин М4 калибра 5,56 — миллиметра, являющийся компактным вариантом автоматической винтовки М16А2 с выдвижным четырехпозиционным прикладом.
— Вам оружие не положено, — пояснил офицер.
Стас не стал беспокоить его утверждением, что в горы соваться без оружия может лишь идиот. Они оба об этом были прекрасно осведомлены.
Но еще больше он удивился, когда они вышли. В Афганистане темнеет мгновенно. Вот и сейчас на улице была ночь, словно кто выключателем щелкнул. Но не это тронуло его до глубины души.
У отеля стоял «Хамви» — тот же «Хаммер», только модифицированный для боевых условий. Кое-где бронированный, пулемет на крыше. Любят америкашки пулеметы на крыше. Видно кино насмотрелись про броневики в 18-м году. Хотя Стас, как специалист, первым выстрелом снял бы именно пулеметчика, торчащего пугалом сверху. Ну, да не в этом дело.
— Где прикрытие? — поинтересовался он.
— Когда будет необходимо, мы всегда успеем ее вызвать, — ответил Карадайн.
— А если не успеем? — неожиданно для себя Стас произнес по-английски.
Офицер внимательно посмотрел на него.
— Где ты так выучил язык?
— У нас сейчас обязаловка. В Алге американцев больше, чем русских.
— Не морочь мне голову, Стейси. Ты шпаришь без акцента. Опять твои штучки? Должен тебя предупредить, — Карадайн погладил автомат.
— Кто-то слишком умный, а у кого-то есть автомат, — с наслаждением сказал Стас на чужом языке.
— Вот именно. Я солдат, Стейси. Ты тоже солдат. Во всяком случае, был когда-то. Ты знаешь, что такое приказ. Мне поручено найти самолет, и если ты попытаешься мне помешать, то я тебя пристрелю. Ясно излагаю?
Стас не стал ничего говорить этому дуболому. Судя по всему, их пристрелят гораздо раньше. Он вспомнил случай со времен своей войны. На отдаленной базе было принято ездить за водой с взводом солдат в сопровождении БТР. Приехал гавнюк из штаба, сказал, что это чересчур расточительно. Посылать за бочкой воды столько людей. На следующий день поехали двое солдатиков на «Урале». Духи легко отловили их, изнасиловали и отрезали головы.
В машине он познакомился с еще тремя представителями их чрезвычайно скромной для военного времени группой.
Один оказался из местных. В белой рубахе и штанах. На голове шляпа с опущенными полами, на ногах разбитые ботинки.
— Что, ботинки не дали? — спросил Стас на дари.
— Видно, посчитали грязного араба недостойным. Где ты научился нашему языку?
— На войне.
Афганца звали Мехди. Он оказался родом с Мазари, в Ашамлыке не был, но там оставалось недалеко.
Мастер — сержант Эдди Фарклоу был молчалив, не ответив на приветствие. Стас подумал, что парень трусит перед боевым выездом, но не уловил флюидов страха. Парень был сосредоточен, и остальных для него не существовало. Уже потом он узнал, что Эдди снайпер, и такое состояние для него нормально.
Последним членом их группы оказался штаб-сержант Ричард Канн. Удивительно красивый негр, похожий на персонажа фантастического боевика. Просто неземное лицо.
— Поехали, девочки, а то всех кавалеров расхватают, — поторопил Карадайн.
Повинуясь команде, Кейбл включил GPRS. На мониторе загорелись слова: «Связь со спутником установлена.»
— Так, посмотрим, что тут у нас? — пальцы Дэвида забегали по клавиатуре.
Кан, уже занявший свое привычное место водителя, дал полный газ, и Хамви понесся по ночным улицам. Слышался только мелодичный голос навигатора:
— Направо. За арыком налево. Теперь вниз!
Внезапно перед ними возникла какая-то незапланированная стройка. Кучи мусора, растянутее поперек дороги вервия, видимые лишь с расстояния в один метр. Кан вывернул руль, каким-то чудом заставив «Хамви» вписаться в узкую щель между дувалами.
Мотор заглох, и в тишине все услышали утробный звук провернувшейся хорошо смазанной цепи.
— Гони! — крикнули Карадайн со Стасом одновременно.
В армии не принято задавать много вопросов. С одновременно взревевшим мотором Канн вдавил педаль газа.
Стронувшаяся машина открыла вид на дувал, который впрочем, существовал недолго. Ахнула так, мало не показалось, и дувал атрофировался до глиняных брызг.
Фугас, профессионально определил Стас. Проявились и преследователи. БМП «M2 Bradley». Роликовая цепь исправно подавала снаряды в «Бушмастер» калибра 25 миллиметров. Все смешалось. Выстрелы, крики, Карадайн безуспешно пытался связаться со своими.
— База! Я Путник! Меня обстреляли! Прикажите патрулю немедленно прекратить огонь!
Неизвестно, что подействовало, приказ базы или бешеная езда Канна, но броневик скоро отстал. GPRS перешел со скороговорки на обычную речь.
Они вырвались.
— Что это было? — спросил Стас.
— Попали в зону проведения операции, — буркнул Карадайн.
— А разве их проводят ночью?
— Их могут проводить когда-угодно.
Но что-то тут не клеилось. Наверное, об этом подумали все. Во всяком случае, на планшете это место было бы помечено как запретное, и навигатор не должен был вывести их прямиком на точку. Однако если б они не крикнули, если бы Канн не вдавил. Стас и сам не знал, чего он вздумал орать. Он никогда не слышал, как перезаряжается «Бушмастер», но в этот момент словно ножом резануло по нервам.
Было у него такое после возвращения. Пил на кухне чай, и вдруг воробей, подлец, с крыши как прыснул. Стас и не заметил, как оказался на полу среди битой посуды. Рефлекс, господа.
На обочине продолжали мелькать убогие лачуги, но они носили разрозненный характер. Из города они ушли.
Вскоре иссякли и лачуги. Хамви несся по разбитой дороге, с обеих сторон которой тянулись густо разросшиеся кусты — «зеленка».
Перед Стасом возникла картинка такой ясности, будто она имела место не позднее вчерашнего дня: он сидит на раскаленной броне, а рядом громко шумит горный ручей. Несмотря на жару, вода в нем ледяная словно из морозильника. В воде снуют мелкие рыбешки, но есть их нельзя, отравишься. В ручье громко, словно таежный медведь плещется Студенцов. В воздухе висит запах пыли и мака, видно где-то недалеко расположилась подпольная плантация.
А потом начинает игриво петь эта маленькая птичка: «Пит-пиль-дык. Пит-пильдык.»
Канн продолжал молча давить на газ, и некоторое время в кабине царили лишь воспоминания.
— Как нам добраться до твоего Мазари? — спросил Карадайн у Мехди.
— Есть две дороги, одна из которых гораздо короче, но короткая дорога не всегда самая близкая. Будет безопаснее воспользоваться Старой дорогой. Я покажу.
Они ехали до тех пор, пока на востоке, над самой землей, не возникла бледная еще полоска. Светало.
— Рик, тормози, — приказал Карадайн. — Доставайте тент, маскируйте машину. Ночью рядом с Мазари может быть опасно.
— Тут на Старой дороге кяриз есть, — подсказал Мехди.
— Колодец на Старой дороге? — повторил за ним Стас. — Так вот ты куда нас привел!
— А что? — подозрительно спросил Карадайн.
— У нас тут в восемьдесят девятом взвод спецназа пропал. Ни трупов, ни вообще никаких следов. Долго их искали, так ничего и не нашли.
— Не вздумай нас пугать своими страшилками.
— Какие уж тут страшилки?
— Всем спать! — приказал офицер. — Фарклоу дежурный. Через час его сменит Дэвид. Подьем через два часа. Если хотите выспаться, торопитесь.
В рюкзаке кроме спального мешка обнаружился продовольственный паек, но Стас есть не стал. Только попил сока из пакетика. Мехди лег отдельно, подложив суму по голову.
Перед сном к Стасу подошел Дэвид. Было видно, что парня распирает.
— Говорят, ты был на войне, Стейси? А я никогда не был. Только на Гранаде, но разве это война. Кубинцы сутки, правда, держались, но мы подтянули артиллерию — и все. Мы там с Беном были. Хороший остров. Там самые лучшие проститутки, чуть-чуть похуже, чем на Кубе.
— Ты и на Кубе был?
— Ага, в заливе свиней. Нет, шучу, конечно. Я там отпуск проводил. Представляешь, шикарная мулатка, живот которой можно облизывать вместо мороженного, всего пятнадцать баксов стоит.
— Представляю.
— Ни черта ты не представляешь! А какой там поганый ром. Меня так с него мутило. Но девочки…
— Дэвид, ты когда-нибудь можешь не говорить о девочках?
— Я о них не только не говорить — не думать не могу.
— Тяжелый случай.
— Ты и не представляешь, насколько тяжелый. Я один раз в Гамбурге попал в квартал красных фонарей. Там в каждой витрине сидит полуголая красотка. Пятьдесят марок — и она твоя. Так я из квартала до утра выбраться не мог. Все вроде, сделал свое дело, но нет — каждая следующая девочка в витрине кажется симпатичнее предыдущей. Что тут поделаешь. Шестьсот марок оставил.
— Гигант. Высушенный Геракл.
— А кто это?
Стас вспомнил, что американцы знают этого античного героя под другим именем, и поправился:
— Геркулес.
— А ты хорошо шпаришь по-английски.
— У меня были хорошие учителя.
— У тебя есть семья? Дети?
— Дочь шестнадцати лет.
— Моей пятнадцать! — обрадовался Дэвид, видно парень любил поболтать. — А я по восемь месяцев в году в командировках, а иногда и все десять. Когда я ее вижу? На день благодаренья? Кому она задаст свои вопросы? Этим парням, что норовят затащить ее в свою машину с орущим магнитофоном? Эти научат, как же, не сомневайся.
— Но мать-то есть.
— Есть, но ей нет до Маргарет никакого дела. Карьера и шейпинг — это единственные две вещи в мире, которые ее интересуют. Я вынужден лезть в такие дебри. Маргарет крупная девочка, и я заметил, что она не носит лифчик. Я ей и сказал: «Маргарет, у тебя уже большие сиськи, тебе надо одевать эти… как у мамы». Так она меня на смех подняла. Оказывается, она чудесно осведомлена про лифчики, но у них модно ходить без них.
— Так и сказал? — Спросил Стас, давясь смехом. — У тебя большие сиськи?
— А что тут смешного? Как я еще должен был сказать девке с большими сиськами, что у нее большие сиськи?
— Резонно. Может, тебе не надо было вообще лезть со своими советами особенно в таких специфических вещах? Мой начальник в Кабуле говаривал: «Женщина — боец особый. Начиная с того, что команду „ложись“ неправильно выполняет и, кончая тем, что раз в месяц может тебя укусить ни за что ни про что».
— А что же я, по-твоему, должен был молчать как рыба? Я приехал на побывку на неделю, вижу взрослую дочь от силы пятнадцать минут в день, пока она еще не в колледже или не со своими подружками — я же должен хоть что-то сказать, хоть какую-то глупость.
— Имеешь полное право. Только не ори, а то людям спать мешаешь.
— Извини. Не понимаю, что со мной творится? Давай выпьем, я угощаю.
— В боевом выходе не пью и тебе не советую.
— Если бы кто сказал раньше, что русский откажется выпить!
В это время между Карадайном и сержантом Бакстером тоже случился разговор.
— Вы сказали не всю правду, сэр, — сказал Бен.
— Объясните ваши слова, Бакстер.
— Вы упомянули, что из-за отсутствия проводника мы не могли организовать экспедицию раньше, но ведь это неправда.
— Неужели? — Карадайн поднял одну бровь.
— Проводника нашли. Это был один парень из пуштунов. И экспедиция была. Восемнадцать парней на двух боевых машинах пехоты. Они выехали из Кабула неделю назад. Вы не считаете, сэр, что за это время до Луны можно было доехать?
Карадайн встал к нему вплотную и произнес:
— Откуда ты знаешь про пропавшую экспедицию, сынок?
— Оттуда, откуда и вы, — спокойно произнес Бен. — От генерала Найчеза Уошберна. Перед отъездом он вызвал меня и сказал, что считает, что в группе правду о группе лейтенанта Броуди должны знать двое. На всякий случай. Выбор пал на меня.
Карадайн успокоился и произнес:
— Значит, так тому и быть.
— Почему вы все-таки не рассказали про Броуди русскому?
— Потому что ему совсем не нужно это знать. Еще вопросы есть?
— Он был бы последним дураком, если бы после такого рассказа согласился с нами идти, — Бен осклабился.
Стас был уверен, что не заснет, раньше бы никогда не заснул, но стоило ему залезть в спальник, пахнущий свежим паралоном, и закрыть глаза, как он разом отрубился. И еще храпел. Старый он стал.
Когда его тронули за плечо, ему показалось, что это произошло через секунду. Над ним возвышался Дэвид.
— Что случилось? — спросил Стас, в ответ тот молча поманил его за собой.
Стас с сожалением выбрался из нагретого мешка, и воздух по контрасту показался ему ледяным.
— Ты чего не спишь? — спросил Стас.
— На дежурство заступил, решил осмотреться и вот, — Дэвид указал вперед.
В предутреннем, но все еще довольно густом сумраке Стас различил фигуры американцев, возвышающихся рядом с лежащим Мехди. Все вроде было так же, как и в тот момент, когда афганец только улегся, подложив суму под голову. Одна нога подогнута, голова расслаблено откинута вбок.
И только нож, вбитый в сердце по самую рукоятку, портил картину.
Выяснилось, что отсутствует Карадайн.
— Куда он делся? — спросил Бен у Эдди, дежурившего первым.
— Он не ложился. Вокруг лагеря все ходил, потом когда затих, я думал, что он тоже лег.
— Думал он! А если б и нас как этого афганца?
— Я за ним не следил!
— А за чем ты следил? За собственными шарами? Чтоб не укатились ненароком?
Бакстер вцепился в ворот Эдди, у него на руках повис Дэвид, а того, в свою очередь, держал Канн.
— Прекратить! — раздался зычный голос сзади. — Чего разорались? Вас слышно на милю. Разведчики, фак вашу мать.
Карадайн подошел к ним и, глядя на их вытянутые лица, спросил:
— Что смотрите на меня? Я не зомби, уверяю вас. Я обычный уорент-офицер американской армии.
— Мехди убит.
Карадайн растолкал их, наклонился над трупом, бегло оглядел, потом резко встал.
— И единственное, на что у вас хватило ума, это то, что я пришил араба и сбежал в пустыню, видно решив стать отшельником и замолить этот страшный грех?
Он наклонился и рывком выдернул нож. Булькнув, выплеснулась кровь.
— М-9! Нож от винтовки М-16. Я мог бы обыскать сейчас всех вас, но думаю, это ничего не даст. Даю сто очков, что все ваше оружие по штату у вас на месте.
— Я скажу больше, — холодным тоном проговорил Карадайн, едва приоткрывая с силой сомкнутые челюсти. — Если бы это было необходимо для дела, я, не колеблясь ни секунды, пришил бы этого араба, нисколько от вас не таясь. Мне глубоко безразлично, если кто-то из вас решил прирезать его из одной только расовой ненависти, или даже просто из-за того, что он плохо пахнул. Я не позволю из-за такой ерунды, как этот мертвый араб, срывать операцию, находящуюся под личным контролем генерала Найчеза Уошберна. Тот, кто думает иначе, может высказать свое мнение перед тем, как получить от меня пулю в лоб.
Добровольцев не нашлось.
Стас попросил у Канна лопату и пошел копать могилу. Вскоре к нему присоединился Дэвид.
— Не верю я нашему Бешеному Гарри, — сказал американец. — В управлении про него разное болтают. Может, он талибам продался?
— Для этого он чересчур исполнителен и помешан на дисциплине.