Переезд из Нового Скита на большие русские келии Буразери и святого Артемия в Провате (1967)

Как я говорил, после преподобнической кончины Великого Старца каждое его чадо жило в отдельной каливе, подвизаясь по исихастскому уставу, согласно преданию Старца.

Но слава отцов-безмолвников этого места не замедлила распространиться. И вот уже соседние монастыри — святого Павла и Дионисиат — приглашают их к себе в качестве духовников. Первый монастырь — отца Ефрема, а второй — отца Харалампия. Это было сделано для «повышения духовного уровня», как говорил приснопамятный и мудрый игумен Дионисиата архимандрит Гавриил. «Мы же, — со смирением признавал он, — напрасно тратим время и силы, управляя монастырем».

Многие братия, собиравшиеся в Новый Скит для исповеди, решили жить вместе со своими духовными руководителями. В результате маленькие каливы очень быстро переполнились. Поэтому возникла необходимость в расширении калив, чтобы они вместили молодых братий и тех, кто придет потом. Тогда двое братий-иеромонахов, подумав о том, как быть дальше, решили перебраться в более просторные жилища.

Стало известно, что есть большие русские келии, расположенные в окрестностях Филофея и Проваты, а также Буразери вблизи Кареи.

Тогда мой старец отец Харалампий зовет одного брата, уже отошедшего теперь в небесные обители, и мое недостоинство и посылает нас в монастырь Филофей, чтобы разузнать об этих келиях. По пути мы зашли в каливу отца Арсения получить его благословение. Прежде чем мы открыли рот, он говорит нам:

— Не ходите в Филофей, потому что мы переедем в Буразери.

— Откуда ты это знаешь, старче?

— Мне во время молитвы показала это Божия Матерь.

И он начал в подробностях описывать мне здания и единственного русского монаха, живущего там. Тогда я спрашиваю его:

— Есть ли воля Божией Матери уйти нам отсюда?

— Я еще несколько дней тому назад узнал, что мы отсюда уйдем. Несколько ночей тому назад во сне я увидел Старца, который, как подрядчик, осуществлял надзор за большими зданиями. Я спрашиваю его: «Чьи это здания, Геронда?». — «Это наши, — говорит он мне. — Пойдите и посмотрите на келии монастыря Филофей, но знайте, что мы пойдем в Буразери».

Мы пришли в Карею и сразу пошли в Буразери. Все действительно было так, как описал нам старец Арсений. Но русский монах даже и слышать не хотел о том, чтобы жить вместе с греками.

Потом мы пошли в Филофей и осмотрели несколько больших келий, лежавших в руинах. Отцы идиоритмического тогда монастыря с большой вежливостью предложили их нам, но мы нашли их неподходящими.

На обратном пути мы говорили:

— Хорошо в Буразери, но как нам убедить русского монаха принять нас?

Выход был найден. Старец отец Харалампий, поскольку родился в России и знал русский язык, был самым подходящим человеком для переговоров. Однако после первой встречи с русским он вернулся ни с чем.

На следующий день подзывает его старец Арсений и говорит:

— Завтра иди в Буразери. Сегодня ночью я видел Божию Матерь и русского монаха, который гневался на тебя. Но Божия Матерь обняла его, и он стал кротким как ягненок.

С таким уверением старец приходит в Буразери, ищет русского, но нигде не может его найти. Видит одну открытую дверь и любопытства ради заглядывает внутрь. Это была церковь Покрова Божией Матери, а внутри — русский старчик. Как только он завидел старца, его охватил внезапный гнев. Он берет палку и бежит к старцу, чтобы ударить его. Но, не успев приблизиться, меняет расположение своего духа. Он отбрасывает палку, обнимает старца и начинает говорить следующее:

— Ты — хороший человек. Завтра приходи со своими монахами.

Он поднимается с нашим старцем наверх и показывает на одно здание:

— С меня этого хватит. Все остальное — ваше.

Поскольку события получили такое благоприятное развитие, наше маленькое братство в течение нескольких дней перебралось в эту большую келию, принадлежащую монастырю Хилендар. Приблизительно в то же самое время отец Ефрем со своим братством переехал в большую келию святого Артемия в Провате.

В ту же пору старец Иосиф, ныне Ватопедский, с одной важной миссией находился в миру. По возвращении он остался в Новом Скиту, но переехал из своей маленькой каливы, не имевшей храма, в каливу Благовещения, которую незадолго перед тем оставило братство отца Ефрема, переехавшее в Провату.

Наша Госпожа Богородица устроила так, что благодаря этой маленькой каливе Благовещения были укреплены духовно два монастыря, посвященные Благовещению, — Филофей и Ватопед, а благодаря каливе Рождества Иоанна Предтечи — монастырь Дионисиат, посвященный Рождеству Иоанна Крестителя.

По поводу описанных случаев, пользуясь возможностью, нужно заметить, что отец Арсений был простым и беззлобным старчиком. Я подчеркиваю — беззлобным, потому что, поверьте мне: восемнадцать лет я прожил рядом с ним и никогда не видел его сердитым или в пылу гнева. Помню, что только однажды он повелительно возвысил тон своего голоса, не соглашаясь с одним братом, который настаивал на том, чтобы что-то было сделано иначе. Но старец с помощью молитвы провидел, что если бы уступил, то с другим братом случился бы несчастный случай. Поэтому он строгим тоном сказал:

— Ты сотворишь послушание. Будет именно так…

И действительно, он оказался абсолютно прав.

 

Сны старца Арсения

Полагаю, что нужно сказать несколько слов о снах старца.

Одно дело — обычный сон, и совсем другое — видение, которое бывает у подвижников, обычно во время молитвы, в часы сильной усталости. Тогда их захватывает нечто настолько живое, что подвижник не знает, спал он или нет.

Нечто подобное встречается в Деяниях апостолов, где сотник Корнилий, благочестивый и всегда молившийся Богу, в видении ясно видел Ангела .

Подобным образом и отец Арсений, всегда молясь, зачастую видел в видении сверхъестественные вещи. Особенно часто он видел своего Старца и сподвижника, который и после смерти направлял его и оберегал от ошибок и ловушек. Для примера я приведу один случай.

Несмотря на то что по своей доброте и простоте старец Арсений так легко раздавал свои благословения, однажды, я помню, странным образом он был непреклонен до такой степени, что огорчил одного брата. Когда его спросили, почему он был так суров, он ответил:

— Пришел вчера Старец и сказал мне: «Арсений, будь осторожен, не бери чужую тяжесть… Завтра придет Х., не давай ему благословения».

Что касается обычных снов, то отец Арсений очень часто видел Старца и воспринимал это как нечто естественное:

— Всю жизнь мы прожили неразлучно. Сны — это кладовка: что положишь, то и возьмешь. Если ты вор, то и во сне воруешь. Если блудник, сребролюбец или еще кто-нибудь, то видишь свойственное тебе. Если же ты подвижник, то молишься даже во сне. А молитва эта днем дает большую силу и сладость.

Еще он говорил:

— Будьте осторожны с разрешением. Искуситель это использует, и прежде всего — во сне.

Таким образом, старец Арсений, несмотря на всю свою простоту, с помощью благодати и своего многолетнего опыта отличал, что происходит от Бога, что — от естества, а что — от демонов.

 

Преставление русского монаха. Собака псевдо-Василия

Как я сказал, русский иеродиакон Иоанникий оставил за собой одно здание — то самое, которое находится под одной крышей с большой трапезной.

Но, кроме русского иеродиакона, там было еще восемь мирян, именовавшихся кавиотами, которые жили на келии и платили аренду в размере одной драхмы в месяц. Они, естественно, нарушали исихастский устав нашего братства.

К сожалению, отец Иоанникий любил их и не желал с ними расставаться. Кроме того, хотя он и был добрым, но, как и свойственно человеку, в качестве старца келии вмешивался в дела и создавал небольшие проблемы. Так, уже с первых дней нарушалось естественное течение нашей безмолвной жизни.

Мы, как новоначальные, пребывали в беспокойстве и терзались различными двойственными помыслами, принимая во внимание то, что русский старец, несмотря на свой возраст, был полон сил и работал, как юноша.

Единственный, кто оставался в спокойном и мирном расположении духа, был отец Арсений. Однажды я набрался смелости и говорю ему:

— Геронда, что будет с этим старчиком?

И старец просто и со знанием дела отвечает:

— Он, послушай меня, чадо мое, не протянет и года.

Я получил его благословение и ушел на послушание, размышляя о том, что бедный старец нас утешает. Но открытое ему исполнилось буквально.

После одного непредвиденного несчастного случая этот добрый старчик покинул нас и отошел в небесные обители, получив, несомненно, награду за то, что без каких бы то ни было денег предоставил нам, как своим естественным преемникам, эту большую келию. В признательность ему старец, с согласия отца Арсения, назвал первого брата, постриженного в Буразери, Иоанникием. Этот монах, впоследствии насельник Дионисиата, не раз становился протепистатом Святой Горы.

С той поры вода потекла по своему желобку. В скором времени старец зовет кавиотов и, дав каждому значительную сумму, просит их всех позаботиться о том, чтобы устроиться где-нибудь в другом месте. И действительно, в скором времени они оставили нас. Многие поселились «у львов», как обычно называют большую хилендарскую келию святого Игнатия.

В Буразери эти кавиоты жили в верхнем здании. Как только они его освободили, некоторые из отцов, особенно любившие безмолвие (среди них был и отец Арсений), тотчас перебрались туда, потому что там было самое тихое место. К тому же на восточной стороне имелся прекрасный балкон, очень подходящий для летних бдений.

Но и тут нашу ночную тишь нарушал лай одной собаки, лаявшей без перерыва всю ночь напролет. Мы спросили своих соседей, чья эта дикая собака, и они сказали, что это собака псевдо-Василия. Ищи теперь, что это за лже-Василий!

Наконец мы узнали, что это монах, и к тому же старец соседней келии святого Кирика. Его имя было монах Василий. Впоследствии, не знаю как, к нему прилепилось и прозвище.

Ну вот, что теперь будет с собакой псевдо-Василия? Снова головная боль для старца Арсения. Однако и он, волновавшийся достаточно сильно, говорит: «Эх, отцы, она нам испортила весь наш покой. Но не волнуйтесь, что-нибудь да произойдет».

На следующую ночь собака точно воды в рот набрала. Проходит вторая ночь, третья — собака ни звука. Что с ней случилось? Нас зовет отец Арсений и говорит:

— К счастью, мы обрели покой. Я умолил Божию Матерь, и Она заткнула ей рот!

С тех пор благодаря чудотворному вмешательству старца мы избавились от беспокойства, которое производила собака. А хозяину ее осталось лишь недоумевать. Мы узнали, что однажды в одном из магазинов Кареи старец Василий (псевдо-Василий) жаловался:

— Случилось что ли что с этой пустыней, что собака моя онемела?

Таков один из примеров молитвенного дерзновения отца Арсения.

 

Последние подвиги

Чин нашего ежедневного бдения Старец определил так: сначала молитва совершалась наедине на протяжении пяти — шести часов. За это время каждый монах совершал свое монашеское правило, состоящее из ста пятидесяти — трехсот земных поклонов и четырех четок по триста узелков, совершаемых с крестным знамением. Бдение заканчивалось общим богослужением на два — два с половиной часа, завершавшимся ежедневной Божественной литургией.

Добрая привычка даже в старости изобретает различные образы подвига. Когда отец Арсений состарился и не имел уже сил трудиться, он все же не желал есть свой хлеб даром. Он сидел на скамеечке и творил молитву или беседовал с благочестивыми паломниками, а его благословенные руки вязали четки, которые он раздавал своим духовным чадам, обучая их тому, как ими пользоваться, проговаривая на каждый узелок: «Господи Иисусе Христе, помилуй мя»

Отцу Арсению, когда мы перешли в Буразери, было приблизительно восемьдесят пять лет. Несмотря на суровую жизнь, он, как сам говорил, ни разу не брал в рот таблеток. Однако тело его погрузнело настолько, что он, опустившись на колени, не мог встать без посторонней помощи. Но какие же способы изобретает хорошая привычка? Он часто говорил нам, что Исаак Сирин пишет в своих подвижнических словах: «Желающий спастись изобретает к тому различные способы».

Так и старец Арсений. Что же изобрел он? Он совершал поклоны, нагибаясь до своей кровати. Оттуда он мог встать. Но говорил:

— Раз эти поклоны половинчатые, то я делаю их в два раза больше и таким образом выполняю свою норму.

Что же касается молитвы, то он всегда, доколе был в силах, молился стоя или преклонив колени. Но, когда состарился, ноги стали выражать протест, и он начал изменять положение тела, молясь то стоя, то сидя.

Нам же он говорил:

— Доколе держат вас ноги, на молитве стойте, если желаете увидеть плоды.

И был прав, ибо на опыте вкусил сладчайшие плоды Святаго Духа после великих бденных трудов.

В возрасте приблизительно девяноста лет он говорил нам:

— Ненадолго начинаю молитву стоя. Меня настигает Божественная благодать. Я забываюсь, и, когда посмотрю на часы, проходит уже три часа.

Сладость, радость и мир душевный укрепляли обессилевшее его тело.

 

Со старцем Паисием-подвижником

[107]

В 1968 году, если я не ошибаюсь, была укомплектована и преобразована в киновию одна из восьми идиоритмических обителей Святой Горы — монастырь Ставроникита. Первым его игуменом стал отец Василий — впоследствии первый игумен Иверского монастыря.

Отец Василий считался членом братства старца Паисия. Братство это состояло из нескольких монахов, подвизавшихся наедине под наблюдением этого великого и благословенного подвижника.

После преобразования монастыря Ставроникита по просьбе игумена Василия отец Паисий остался в обители для духовной поддержки новообразованной братии киновии.

По Божественному смотрению в ту пору занемог великий русский подвижник и духовник отец Тихон, безмолвствовавший на расположенной неподалеку и принадлежавшей тому же монастырю Ставроникита келии, посвященной Честному и Животворящему Кресту. За отцом Паисием осталась привилегия ухаживать за отцом Тихоном в последние его годы и самому закрыть ему глаза.

После преподобнической кончины этого великого аскета единодушный с ним подвижник Паисий стал его преемником по келии.

С тех пор с этим приснопамятным и святым старцем у нас завязались самые добрые соседские отношения. Он часто принимал участие в наших ночных службах и в Таинстве Божественной Евхаристии. Впоследствии вошло в обыкновение, чтобы он ради любви разделял с нами общую трапезу и по просьбе нашего старца, отца Харалампия, (с большим смущением) давал нам некоторые наставления, по смирению обычно добавляя следующее:

— У вас нет в том нужды, потому что у вас есть два святых старца.

Со старцами он имел обыкновение беседовать наедине, иногда с обоими вместе, иногда по отдельности, получая от них, как он говорил, большую пользу. Но и старец по совету отца Арсения часто в трудных вопросах приходил к отцу Паисию, а иногда к Катунакиоту отцу Ефрему или к его тезке Ефрему из монастыря Филофей. Также он всегда советовался и со старцем Арсением.

Мой старец сам признавался мне:

— Никогда совет старца Арсения не был мне во вред.

Но и здесь, как всегда, проявлялось великое смирение отца Арсения. Зачастую он отсылал нашего старца к тем старцам, о которых мы упоминали, считая их выше себя.

В книге «Отцы-святогорцы и святогорские истории» старец Паисий посвящает маленькую главу беседе с отцом Арсением.

Отец Арсений по своей простоте выражает недоумение:

— Когда я молюсь по четкам стоя, то ощущаю сильное божественное благоухание. А когда молюсь сидя, едва его чувствую.

Отец Паисий был весьма удивлен, ибо понимал, что благоухание во время молитвы есть свидетельство чистоты сердца молящегося, той чистоты, благодаря которой сердце человеческое становится храмом облагоухающего его Святаго Духа. И все же он предпочел оставить старца наедине с его недоумением. С тех пор он преисполнился к нему особенного уважения.

В книгах мы читаем, что многие великие святые (преподобные Антоний, Пафнутий, Зосима и другие) задавались порой вопросом, есть ли люди выше них и насколько они выше. Как знать, быть может, и сей современный нам великий подвижник, старец Паисий, принял подобный помысл, и потому этого простого старчика озарило таким признанием разрешить его недоумение.

Однажды отец Арсений сидел со старцем Паисием на скамейке во дворе. Отец Паисий спрашивает:

— Отец Арсений, видишь ли ты старца Иосифа во сне?

Старец в простоте отвечает ему:

— Да, геронда, вижу. Несколько ночей тому назад я видел его наяву. Он пришел, обнял меня и говорит: «Доколе мы будем жить по отдельности? Приходи, я жду тебя». А я ему отвечаю: «Но разве это в моих силах?».

Из своих личных бесед со старцем Паисием я узнал, какое уважение он питал к нашему старцу Иосифу. Мне он сказал такие слова:

Ах, что я потерял! Когда я приехал на Святую Гору, Старец был жив. Я слышал о его славе и спросил о нем одного своего знакомого. Он говорит мне: «Не слушай того, что тебе говорят. Все это ложь». Я поверил ему и не пошел познакомиться со Старцем. Но когда были изданы его письма и я прочитал их, тогда понял, насколько это был редкий человек и какого сокровища я лишился.

 

Небольшие поучения старца Арсения

Несмотря на то что по своему смирению старец никогда не брал слова на общих собраниях, келия его являлась небольшой учебной аудиторией, в которую приходили многие братия, чтобы укрепиться и задать различные вопросы.

Один брат спросил:

— Геронда, когда мы выполняем послушание, нужно ли произносить и молитву?

— Конечно, молитва не должна прекращаться.

— Мы стараемся творить молитву непрестанно, но ум наш рассеивается.

— Когда мы творим молитву столько, сколько есть у нас сил, то заставляем и ум понимать произносимое нами. Но, чтобы добиться этого, требуется большое понуждение. Однако во время работы устами говори непрестанно: «Господи Иисусе Христе, помилуй мя». Ум, конечно же, рассеивается, отвлекается на работу, бродит то там, то здесь. Но ухо-то слышит, кое-что схватывает и опускает это в сердце. И даже если ты и не понимаешь молитвы, то сатана понимает ее очень хорошо и трепещет от одного только слышания имени Христова.

Вчера повар говорит мне: «Благослови, у меня подгорела еда». — «Верно, есть у тебя какой-то плохой помысл», — отвечаю ему. — «Не помню, геронда». Тогда я говорю: «Ум твой о чем-то замечтался, и молитвы не стало». — «Да разве это связано?». — «Связано, и еще как. Заметь, что, когда ты говоришь молитву непрестанно, пища никогда не отвлечет твоего ума, и увидишь, какую вкусную еду ты приготовишь!».

Старец Паисий

«Наш Старец (Иосиф. — Авт.) обычно сам готовил нам пищу. Я видел, как на протяжении всего времени приготовления на глазах его не высыхали слезы. Где в тот час находился его ум? И знал бы ты, какие вкусные блюда он приготовлял! Его даже приглашали из разных калив готовить праздничную трапезу на престольные праздники».

При этих словах отец Арсений, слегка подтрунивая над поваром, поворачивается к нему и говорит:

— Да, а вот отец N. не молится, боясь, что у него подгорит еда.

Мы, конечно же, засмеялись. Старец Арсений был веселым человеком.

Мы разошлись радостные. А повару слова эти глубоко запали в душу: «Во все время приготовления пищи глаза Старца не просыхали от слез. Где, стало быть, находился его ум?..».

Другой брат спросил:

— Старче, у многих монахов в обычае во время работы вместо молитвы Иисусовой читать акафист Божией Матери. Что лучше?

— А, Божия Матерь очень любит акафист! Мы со Старцем прочитывали его наизусть во время работы два — три раза на дню. Вот здесь у меня есть книжечка с акафистом, где вначале говорится о том, что Божия Матерь являлась многим святым и обещала им, что, кто будет читать акафист каждый день, того Она и в этой жизни будет хранить, и в будущей, после смерти, будет ходатайствовать за него пред Своим Сыном. Основанием, конечно, является Иисусова молитва. Если есть у тебя охота к молитве, не прерывай молитву. Она возмещает все. Если молитва ослабнет, тогда читай акафист. Божия Матерь очень любит и молитву «Богородице Дево, радуйся». Иногда, как прочитаешь несколько раз эту молитву, Богородица дает такую неописуемую сладость…

— Геронда, когда тело от сильной усталости изнемогает, можно ли творить молитву лежа?

— Христос не требует от нас того, что выше наших сил. Если мы действительно не можем ни стоять, ни сидеть, тогда Он с нами, даже если мы лежим. Но если у нас есть силы, то сатана тут как тут. Он тотчас приносит небрежение и сон. Но у него есть кое-что и похуже.

— Геронда, можно ли пить вино?

— Это вы должны решить со своим духовником. Но будьте осторожны, потому что у юного вино превращается в кровь, а у старого — в воду. Что же касается пищи, то и в посты если принимаете немного пищи по утрам, это не приносит вреда. Лучше есть два раза в день и побеждать рог гордости, как говорит Лествичник, чем есть один раз и думать, что мы что-то делаем.

Отец Арсений после сурового подвижничества первых лет в конце своей жизни, когда уже укротил страсти, сообразовывался с общежительным уставом, но вкушал всегда с воздержанием. Однако когда он помышлял о прежних подвигах, его беспокоил помысл. Поэтому он часто говорил нам:

— Бог дал мне два дарования: первое — вкушать пищу два раза в день, а второе — никогда не болеть и не положить за всю жизнь в рот ни одной таблетки.

И разве это не было действительно особенным даром — после стольких суровых подвигов никогда не болеть и никогда на протяжении более чем семидесяти лет не мыть тела водой, кроме головы и ног? И, однако, тело старца всегда благоухало приятным ароматом пустыни.

Я уже не говорю о блохах, клопах и вшах, являвшихся постоянными сожителями двух подвижников. Они взимали свою дань даже с того небольшого количества крови, которое оставалось у старцев после столь строгого поста и умерщвления тела. И, несмотря на это, старец Арсений никогда не болел и до самой старости силы его не оставляли.

Во время одного небольшого собрания братии он между прочим сказал нам следующее:

— Насколько это в ваших силах, следите за тем, чтобы все отцы были вами довольны. Если в киновии у тебя хорошие отношения с девяносто девятью братиями, а одного брата ты по невнимательности огорчил, то он становится препятствием в твоей молитве.

Однажды один брат положил передо мной поклон и говорит: «Благослови, геронда. Я опечалил одного брата и потому молитва не идет». Я отвечаю ему: «Ну, ничего страшного. Положи перед братом поклон, чтобы пришла любовь, и молитва вернется снова». — «Геронда, но ведь я положил поклон перед тобой, разве этого недостаточно?». — «А вот и нет, — говорю ему, — недостаточно. В чем ты перед ним провинился, за то и попросишь прощения». Я видел, как внутри него происходила борьба. Наконец, он пошел и попросил прощения. На следующий день он приходит снова и говорит мне: «Спасибо, геронда, за совет. Всю прошедшую ночь я молился с радостью и умилением».

— Геронда, просить прощения — это хорошо, но случается, что попросишь у кого-либо прощения, а он не прощает. Как быть?

— Ты попросил прощения? Значит, ты свободен. Следи лишь за тем, чтобы иметь любовь к брату. И впредь, пока он не примет твоего покаяния, немного тяни за него и четку.

Эти простые, но мудрые советы множество раз даже доныне служили для нас настоящей опорой в шествии по монашеской стезе.

 

Из жизни старца Арсения

Однажды в нашем монастыре, где отец Арсений провел последние годы жизни, один брат сказал ему:

— Старче, я сделал свои поклоны и перетрудился.

— А сколько поклонов ты положил?

— Сто пятьдесят.

Старец поворачивается ко мне и говорит:

— Ты слышал? Он положил сто пятьдесят поклонов и перетрудился!

Он сказал это со всей своей простотой и удивлением.

Когда у него собрались несколько юношей, я нашел подходящий момент и для нашей духовной пользы задал ему вопрос:

— Геронда, а вы сколько поклонов делали?

— Мы, когда были молодыми, делали до трех тысяч поклонов, и четку всю ночь я тянул с крестным знамением. Но однажды у меня схватило плечо, и я сказал об этом Старцу. С тех пор он велел мне тянуть четку, не творя крестных знамений, кроме тех, к которым нас обязывает наше ежедневное правило.

— Если можно, расскажите нам немного о ваших со Старцем подвигах.

— Первые годы в скиту святого Василия мы, похоронив своего старчика, подвизались вдвоем, но каждый по отдельности — в своей келии.

По инициативе Старца мы испробовали все виды бдений, о которых пишут святые отцы. Долгое время мы никогда не ложились в кровать. Бдение наше начиналось вечером и заканчивалось утром, на восходе солнца.

Когда уже светало, мы, уставшие и истощенные, садились в стасидии и на скамеечку, чтобы, прежде чем заняться рукоделием, отдать плоти положенную дань. Что же до пищи, то всегда, на протяжении всего года мы вкушали один раз в день, главным образом сухари, или хлеб, или еще что-нибудь, что попадалось под руку, без масла, кроме суббот и воскресных дней.

Днем мы занимались рукоделием, а я более всего следил за внешними нуждами келии. Одновременно мы непрестанно произносили «Господи Иисусе Христе, помилуй мя». Празднословие для Старца было смертным грехом.

— Ох, геронда, от такой жизни, что вы рассказываете, мы помрем.

— Нет, не так. Не смотрите на нас. Вы выполняйте две вещи, и у Христа мы будем вместе: послушание и свои духовные обязанности. Что же до поклонов, то делайте их по рассуждению старца — каждый по своим силам.

Я вам скажу еще о двух вещах. Насколько возможно, следите за языком, чтобы он не празднословил и не осуждал, но непрестанно творил молитву, когда вы заняты работой. Трудно это?

— Нет, геронда.

Вот вам мое благословение, исполняйте это, и у Христа мы все будем вместе. Ангел-хранитель да шествует впереди вас.

 

Отныне и впредь будут говорить: «Иеромонаха Харалампия»

В Буразери мы прожили двенадцать лет (1967–1979). Келия эта была такой большой и удобной, что мы могли бы жить там даже до сего дня.

Но отсутствие людей в монастырях часто вынуждало их отцов просить нас укрепить ту или иную обитель по примеру братства из Проваты, с келии святого Артемия, которое успешно перешло в идиоритмический тогда монастырь Филофей, где был недостаток в монахах.

Братство старца Арсения в Буразери

Несмотря на свое первоначальное сопротивление, наш старец склонился на теплые просьбы своих духовных чад из монастыря Дионисиат. Хотя там было достаточно много молодых по возрасту монахов, тамошние отцы, думая о будущем, поспешили укрепить обитель братством и присутствием своего многолетнего духовника старца Харалампия.

Следует отметить, что после успения святого старца Иосифа все монашеские братства его духовных чад соединяющим звеном называли старца Арсения.

Еще прежде, чем зашла речь о нашем переходе в монастырь Дионисиат, отец Арсений увидел во сне старца Иосифа, который сказал ему:

— До сего дня говорили: «Арсения-монаха и его братство». Отныне и впредь будут говорить: «Иеромонаха Харалампия».

Старец это усвоил, но дал сему другое объяснение. Охваченный желанием «разрешиться» и встретиться со своим возлюбленным сподвижником, он говорил:

— Кажется, сократились мои дни, и Старец предупреждает меня, чтобы я приготовился.

Но вскоре наш переход в монастырь Дионисиат стал свершившимся событием. Вследствие этого, когда каноническим игуменом был избран наш старец отец Харалампий, уже по чину поминалось его имя. Тогда отец понял смысл слов Старца и с улыбкой говорил:

— Жаль, что не пришел еще мой час!