Иеромонах Харалампий, исихаст и игумен (1910–2001)

Когда настоящая книга готовилась к изданию, в небесные селения был призван, дабы присоединиться к прежде него отшедшим святым отцам, великий отпрыск братства нашего приснопамятного и святого старца Иосифа Пещерника — мой блаженный старец отец Харалампий.

Нижеследующие строки являются кратким памятным очерком, написанным по чувству неизмеримого долга, уважения и признательности. Что же до более полного жития старца, то я питаю благую надежду, что в очень скором времени и нашим монастырем, над которым он на протяжении целого десятилетия осуществлял пастырское руководство, и другими людьми, знавшими его и сподобившимися с его стороны различных благодеяний, будет написано многое.

Я умалчиваю о первом периоде его жизни — времени великих подвигов и чудесных событий, в ряду которых особое место занимает спасение от верной смерти от болгарских участников комитата. Спастись тогда удалось благодаря чудесному вмешательству великомученика Георгия.

Из того, что я, как его послушник, на протяжении тридцати пяти лет (1965–2000) увидел, услышал и пережил сам, здесь помещаю лишь немногое.

По ревности, обычно отличающей молодых людей восемнадцати — двадцати двух лет, я, когда был в Афинах, познакомился едва ли не со всеми сколько-нибудь известными духовниками. Среди них были: отец Епифаний (Феодоропулос), отец Порфирий, отец Иероним Эгинский, благодатный священнопроповедник Димитрий (Панагопулос) и многие другие, к которым я, безусловно, испытываю великую признательность.

Но, по Божественному смотрению, тем, к кому я по-настоящему привязался всем своим сердцем, был мой приснопамятный старец отец Харалампий. Лишь впервые встретив его, я, подобно иному Филиппу, воскликнул, обращаясь к одному своему сердечному другу (да не покажется это преувеличением) со словами, подобными апостольским: «Мы обрели мессию», то есть учителя.

С тех пор я был не в силах разлучиться с ним. В лице этого простого иеромонаха я (не потому, что был достоин, но, я бы сказал, по его молитве, как второй Мотовилов) почувствовал нечто и обрел крупицы от его духовного богатства.

Я уверен, что под этим свидетельством подписалось бы множество его духовных чад и на Святой Горе, и за ее пределами.

Не было бы преувеличением, если бы я назвал старца Харалампия учителем умной молитвы. Конечно, и сегодня, как и прежде, есть и наставники, и бесчисленные книги об умной молитве. Но настоящих учителей, к которым относится и мой приснопамятный старец, отличает вместе с учительством и способность передать дар тем, кто слушает их с верой и обладает способностью к восприятию.

Я знаю, что даже с непослушными людьми случалось, что после первой встречи со старцем, после первой исповеди и его наставления они с первой же ночи входили в ритм восьмичасового бдения. В результате их поведение изменилось и они стали примером и для простых, и для духовных людей. Некоторые из них пополнили ряды монахов.

Приснопамятный был богат многими и великими добродетелями: любовью, сострадательностью, долготерпением, смиренномудрием и прямотой. Венцом же этих добродетелей были блаженная простота и милосердие.

С первого же дня своего монашества он подвизался в еженощном бдении, сопровождавшемся множеством коленопреклонений и слезами любви, проливаемыми не только о Боге, но и о всем мире. Его бдение всегда было всенощным и завершалось в полночь ежедневной Божественной литургией, во время которой он поминал тысячи имен живых и усопших людей.

Рассудительный Старец уже на втором году монашества отца Харалампия возвел его на степень пресвитера. С того времени и до старости, когда его поразил острый инфаркт миокарда, он никогда не оставлял Божественной литургии. Служение его всегда передавало присутствующим преизобильную благодать. Конечно, мы не сомневаемся в действенности служения любого священника, но служитель, сам исполненный благодати, делится ею со своими «сотрапезниками» ощутимым образом.

Незабываемы воспоминания о его литургиях в подвижнических каливках Малой Анны и Нового Скита, где он часто не мог сдержать обильно изливавшихся слез и прерывал свои возгласы, продлевая тем службу.

Но самые неизгладимые впечатления остались от пасхальных литургий. Его Старец всех своих послушников отсылал в кириакон скита. Оставались только отец Харалампий и два псалта — старцы Иосиф и Арсений. От возгласа «Благословенно Царство» и до самого отпуста все трое принимали участие в службе, часто прерывавшейся непрестанными слезами, рыданиями любви и славословиями. «Там, чадо мое, мы не праздновали Воскресение, а переживали его. Знаешь ли ты, что это такое, когда Христос немного покажет тебе ту радость, которую чувствовала в тот час Божия Матерь?..».

 

Чудеса, совершавшиеся по молитвам отца Харалампия

Благодаря пламенной молитве приснопамятного старца Харалампия мы часто видели, слышали и переживали сами многоразличные чудеса. Он исцелил множество больных, очень многим помог в затруднительных ситуациях, изгонял демонов и совершал немало иного, достойного удивления.

Когда его просили помолиться, он не во всех случаях бывал услышан. Но чудесно было то, что в молитве он всегда получал соответствующее извещение. Поэтому иногда он уверял просителя, что Господь поможет. А в другой раз говорил: «Бог желает помочь, но чего-то хочет от тебя самого». И действительно, многие имели или неисповеданные грехи, или размолвку с кем-либо, или поступили несправедливо, или держали на кого-то зло. По необходимости они исправляли себя и бывали услышаны Богом. Иногда же старец прямо и недвусмысленно возвещал: «На то, о чем ты просишь, нет воли Божией».

Великим чудом было и то, что он служил для людей источником благодати — до такой степени, что, бывало, если у кого «подсядут батарейки», он спешит к отцу Харалампию, точно к зарядному устройству, чтобы «подзарядиться».

Что касается иных духовных дарований, то он был человеком исключительно прямым, простым и милостивым. Он одинаково смотрел на всех, поэтому иногда случалось, что некоторые люди использовали это в корыстных целях.

Что же до милости, то, осмелюсь сказать, что с его уходом в этом отношении кончилась целая эпоха. Он благодетельствовал всем без различия. И конечно, многие бедняки, прежде чем обойти все монастыри с известным письмом, посещали Буразери. Причина была очевидна: существенный взнос старца, который, если о том просили, записывался на бумаге, подвигая монастыри проявлять большее усердие и делать более значительные пожертвования.

Однажды я, новоначальный, осмелился спросить:

— Но, геронда, откуда же у вас столько денег?

А простой, однако мудрый старец ответил:

— Подожди, чадо мое, и ты сам узришь благословение Божией Матери.

И действительно, я увидел и удивился.

Но приснопамятный старец оставил нам и образец смиренномудрия, когда после первого приступа болезни по собственной воле отказался от игуменского достоинства, передав игуменский пастырский жезл и пятьдесят братий в надежные руки одного из своих избранных учеников. Сам же удалился в свою келию, отдав предпочтение безмолвному и беспопечительному житию.

С тех пор как надорвалось его сердце — орган, своим биением питающий все душевные и телесные силы человека, — прекратились по необходимости великие подвиги прежних лет; они как бы вошли в естественные границы. Но неизменными пребыли плоды Святаго Духа. Святые отцы учат: «Подвизайся в юности, чтобы в старости обрести плоды бесстрастия». Но и Господь говорит: если не обратитесь и не будете как дети, не войдете в Царство Небесное . Блаженный старец, что касается доброты и незлобия, обратился и стал как младенец.

 

Отец Харалампий как духовник

Приснопамятный старец преуспел как послушник, как исихаст, как священнослужитель, как игумен, но также — и как духовник. Он был не просто духовником, имеющим власть «вязать и решить», но истинным духовным отцом. Затруднение исповедующегося он воспринимал как свое собственное. Он трудился и страдал вместе со страждущим.

Старец Арсений и отец Харалампий в Буразери

Для примера я приведу всего лишь два случая.

Как-то раз некоторый брат, страдавший от лукавого демона, поспешил к старцу. Приснопамятный, зная, что сей род изгоняется только молитвою и постом , а также чтобы подбодрить страждущего брата, постился вместе с ним, вкушая пищу без масла на протяжении сорока дней в то время, когда не было поста. Ради него он отслужил сорок литургий и, кроме восьмичасового бдения, совершал дополнительные молитвы, пока брат не получил исцеления.

В другой раз один монах изнемог и не имел сил для совершения своего келейного правила (ста пятидесяти земных поклонов). Но, не проявляя снисходительности по отношению к себе, старец не отменил правила, а взял тяжесть брата на себя, сказав ему:

— Дерзай, чадо мое, твое правило буду совершать я — до тех пор, пока ты не укрепишься.

В результате этот брат, понуждаемый совестью, через несколько дней уверил старца, что сам исполняет свое правило.

Испытали благотворность помощи старца и учащиеся Афониады вместе с ее прекрасным директором, епископом Родостольским, когда на протяжении целых двенадцати лет наше небольшое братство жило по соседству с ними на большой хилендарской келии Буразери. Практически все ее ученики и многие преподаватели часто приходили к нему на исповедь и для духовного руководства.

Из сонма этих учеников и преподавателей вышли епископы, множество иеромонахов и просто монахов, подвизающихся как на Афоне, так и вне его, хороших и благочестивых женатых клириков, а также выдающихся ревнителей о исполнении евангельских заповедей и добрых семейных людей.

Обучившись «у ног» великого учителя умной молитвы, они в непрестанной молитве черпают силы и просвещение для успешного совершения своих трудов, избегая сетей началозлобного диавола.

В свою очередь, и они стали малыми учителями этого священного и благословенного делания, умной молитвы, следуя учению своего наставника.

Очевидно, что старец наш ушел, но дело его по-прежнему продолжается.

Вечная ему память.