Инициативу берет на себя монах Иосиф
Тотчас по кончине старца отец Арсений говорит отцу Иосифу:
— Брат, ты знаешь, что я не могу взять инициативу на себя, и потому прошу тебя: возьми ее на себя ты, и я обещаю, что буду у тебя в послушании до смерти.
В этом случае на деле проявилось великое смирение, которым от юности отличался сей великий подвижник. Потому что важно не просто знать все, но и ведать свою меру и признавать дарования других.
Хотя отец Арсений не только по монашескому постригу, но и по возрасту был старше на десять лет, он сумел попрать демона тщеславия, предпочтя образцовое послушание тому, кто моложе его. И это несмотря на то, что, согласно правилам Святой Горы, старший из братии келии по праву занимает место старца.
И отец Арсений в действительности не ошибся, ибо, как показало время, отец Иосиф был человеком со многими и великими дарованиями, которые он употребил не только для своей пользы, но и для пользы своего спостника и последовавших за ним.
Тех, кто присоединился к их братству позже, старец Иосиф называл чадами и учениками, а отца Арсения всегда именовал своим братом и сподвижником. На общих же собраниях отец Арсений всегда вел себя с отцом Иосифом как со старцем.
С этого момента начинаются наиболее суровые подвиги двух великих подвижников.
С Даниилом-исихастом. Старец Кирилл
«Разыскивая преподобных и богоносных отцов, — говорит отец Арсений, — мы нашли в пещере святого Петра одного редкого подвижника — отца Даниила, священника, наделенного даром слез. От этого дара, как от некоего источника, возрастали и многие другие украшавшие его дары, и прежде всего рассуждение, прозорливость и предведение. Чтобы показать его прозорливость, я расскажу о том, что случилось с моим послушником, старцем Кириллом из Нового Скита.
В Новом Скиту есть одна калива, посвященная Живоносному Источнику. Там жил один благочестивый юноша, оставивший в миру брата-сироту. Волнуясь о нем, он решил сходить познакомиться с отцом Даниилом и получить его совет.
Отец Даниил не был с ним знаком, однако, прежде чем он открыл рот, назвал его по имени и сказал:
— Отец Кирилл, не беспокойся за Никоса. Все у него хорошо, и он готовится сам приехать к тебе.
И действительно, в скором времени приезжает Никос к своему брату».
«Но, — говорит отец Арсений, — раз мы упомянули отца Кирилла, то я скажу два слова и о нем, он стоит этого, и потом снова продолжу свой рассказ об отце Данииле.
Никос, прижившись у брата, стал монахом, а позже и священником, известным всем как отец Неофит. Но старец их почил, оставив обоих рясофорными. Когда мы со Старцем и нашими братиями спустились из пещер Малого скита святой Анны в Новый Скит, тогда присоединились к нам и эти два родных брата.
После смерти нашего Старца они открывали мне свои помыслы. Я решил постричь и постриг в великую схиму отца Кирилла. Тот же, в свою очередь, как старец келии стал восприемником в постриге у отца Неофита.
Несмотря на то что они внешне не отличались от других отцов, оба были тайными делателями добродетели, а наипаче Кирилл, под конец своей жизни сподобившийся великого дара прозрения и предвидения. Некоторым он объявлял их неисповеданные грехи, разрешал недоумения и казавшиеся неразрешимыми проблемы многих людей. Я расскажу здесь два конкретных случая.
Старцу одной келии он сказал:
— У всех твоих монахов все в порядке, кроме одного — Х.
Старец тогда ответил:
— Отец Кирилл, ты ошибаешься, Х. нет у нас в братстве.
А отец Кирилл:
— Есть.
Старец ушел от него в недоумении. Прошло немного времени, и одного их брата, казавшегося хорошим, искуситель убедил скрывать помыслы до такой степени, что сумел извергнуть его в мир. Сбросив с него рясу, он подтолкнул его кричать по дороге: “Х. зовут меня!”. Таким было его имя в миру.
Но наиболее удивительно то, что на много лет вперед отец Кирилл предвидел будущее наших маленьких монашеских братств. Вот в точности его слова:
— Из этих калив, — показывал он на наши каливы, — выйдет много игуменов».
«И действительно, несмотря на то что это казалось невероятным, — говорит отец Арсений, — из этих маленьких калив вышло ни много ни мало — пять игуменов».
И отец Арсений продолжает свой рассказ о великом старце — исихасте Данииле:
«Итак, у этого старца, отца Даниила, был обычай совершать бдение и каждую ночь, ровно в двенадцать, служить литургию. На литургии ему помогал, пел его послушник — отец Антоний, который все делал сам. Этот обычай отца Даниила многие понимали неправильно и считали его прельщенным. Однако речь о том, что каждый раз при служении литургии он проливал реки слез и литургия затягивалась на два — три часа.
Закончив литургию, он закрывался тотчас в своей келии для продолжения молитвы и там часами проливал слезы. К счастью, для нас со Старцем он делал исключение и принимал нас. Он знал, что по окончании Божественной литургии мы ждали благого слова из его освященных уст, и первым его словом, которое он любил говорить, было следующее:
— Святая Синклитикия говорит: “Светильник светит, но обжигает фитиль”.
Он говорил, но очень боялся, как бы в беседах не потерять того состояния, в котором находился. Он говорил немного и, чтобы не терять времени, сам “прочитывал” наши помыслы, тотчас постигал, чем мы озадачены, и, дав нужные советы, отпускал нас с миром.
Пища его была всегда одна и та же. Круглый год он ел однажды в день вареную фасоль. Мешок фасоли ежегодно присылал ему кириархальный монастырь. Сей же святой старец, все возлагавший на Бога, безропотно ел ее, говоря:
— Что послал нам Бог, то мы и едим.
Но старец Иосиф не выдержал этого, потому что у безмолвника постоянная пища, состоящая из фасоли, образует газы и нежелательные действия в организме. Поэтому он, не спросив о том старца, отказался от помощи Лавры. С тех пор монастырь больше не присылал фасоль.
От этого великого подвижника и от старца Кирилла мы переняли порядок всенощного бдения и ежедневного питания.
На протяжении всего года мы ели один раз в день; пять дней без масла, а в субботу и воскресенье в свою скудную пищу мы добавляли несколько капель масла, но и тогда ели один раз. Однако самой обычной нашей пищей были сухари. Бывал и свежий хлеб, но редко. Старец Даниил определил нам и меру. Он взял столько сухарей, сколько помещалось в ладони, и сказал:
— Ешьте вот столько.
Если находили какую-нибудь дикую траву или что попадалось под руку, то добавляли это к сухарям. Если в субботу или воскресенье обреталась и какая-нибудь сардина или немного сыра, то ели и это».
Это свидетельство подтверждает и Великий Старец в своем 37-м письме:
«Чин наш был таков, чтобы вкушать один раз в день немного: умеренно хлеб и пищу. И будь то Пасха или масленица — еда у нас была одна. Один раз. И в течение всего года — всенощное бдение. Чин этот мы восприняли с отцом Арсением от одного трезвенного и святого старца, отца Даниила».
На сем мы заканчиваем эту главу о великом исихасте отце Данииле, сохраняя добрую надежду на то, что если кто-либо знает о нем больше, нежели мы, узнавшие о нем от старца Арсения, то предаст это огласке.
Сухари — обычная пища подвижников
Однажды мы спросили старца Арсения о том, где они находили сухари, потому что, как мы поняли, это было их основным питанием.
«В наше время, — сказал он нам, — в монастырских трапезах собирали остатки хлеба, сушили их и раздавали подвижникам. Плохими они были или хорошими, мы брали то, что нам давали. Иногда они бывали и с червями.
Однажды я пошел в один монастырь за сухарями. Служащий брат дал мне целый мешок.
— Это много, — говорю ему.
— Нет, бери!
Попробуй-ка, взвалив на себя полный мешок и еще торбу с различными вещами, подняться из Монастыря на вершину скита святого Василия! Наконец, я добрался. Открываем мы со Старцем мешок и что же видим? Все червивое! Я, как человек, возроптал.
— Ах, этот благословенный! Разве нельзя было дать это мулам? Нужно ли было столько трудиться напрасно?
Тогда Старец говорит мне:
— Почему напрасно, отец Арсений?
— Что же мы будем с этим делать?
— Что будем делать? Съедим! Это нам послал Бог. Если бы мы заслуживали лучшего, то Он послал бы нам лучшее.
— А с червячками как же быть, Геронда?
Старец задумался на некоторое время, а потом ответил:
— Я нашел выход. Впредь мы будем есть, когда стемнеет, и не будем видеть червячков!».
И старец Арсений завершает свой рассказ: «Так и было до тех пор, пока мы не съели все».
— Геронда, — спрашивали мы, — и ничего не случилось с вашим здоровьем?
— Чада, вначале, говорю вам по правде, было трудно, но что делать? Потом же, поверьте мне, Бог сделал это таким вкусным, что мы ели как какое-то сладкое блюдо.
Это явилось плодом полного послушания отца Арсения.
«В другой раз, — рассказывает он снова, — Старец, чтобы испытать меня, как только стемнело, говорит мне:
— Давай, отец Арсений, перекусим сухариками. Читай молитву.
— Отче наш…
Я заканчиваю и готовлюсь сесть за трапезу, как вдруг слышу от Старца:
— Предположим, отец Арсений, что мы поели. Читай благодарственную молитву.
Хотя я и был голоден, но встал и ради послушания прочитал благодарственную молитву. Все бы ничего, но то же самое повторилось и в третий, и в четвертый раз. На четвертый день мои силы истощились. Да и работа в тот день была тяжелой, а ночью — бдение еще тяжелее. Тогда я говорю Старцу:
— Благослови, Геронда, больше я не выдержу, что делать?
— Э, тогда сегодня мы поедим, — отвечает он».
В такие и еще более суровые подвиги сильный духом отец Иосиф с помощью послушания увлекал за собой этого доброго старчика. И так было не один и не два дня, а на протяжении почти тридцати первых лет.
В изголовье отца Арсения в то время, когда мы познакомились с ним, всегда висела фотография его Старца и сподвижника. Когда кто-либо спрашивал его: «А это кто, старче?», — его обычным ответом, в котором проявлялась вся его простота, было следующее: «С тем, кого ты видишь, мы сорок лет ходили босыми».
И действительно: и летом, и зимой, и в снег они всегда ходили босыми.
Предание о нагих подвижниках и двое босых
«Как-то ночью, — рассказывает он, — из Святой Анны мы босые пошли по снегу к своей каливе. Как только отцы скита увидели следы, тотчас ударили в колокола кириакона. Поскольку не было никакого праздника, скитяне прибежали в храм узнать, что случилось и почему звонили в колокола.
Тогда какой-то монах говорит им:
— Наконец-то мы нашли нагих подвижников. Вот их следы. Пойдемте по их стопам, чтобы узнать, где они живут.
Они поднялись и пришли к нашей пещере. Повелительным тоном спрашивают нас:
— Где скрылись нагие подвижники?».
Отец Арсений со своей добродушной простотой отвечает им:
— Какие нагие подвижники?
— Вот они дошли до этого места, вот следы их ног!
— Эх, отцы, это мы прошли. Здесь нет никаких нагих.
— Да это не вы! Здесь есть нагие подвижники!
И действительно, это было совершенно невероятно, потому что, как известно, ноги на холодном снегу неизбежно будут обморожены. Но двое подвижников, один верой в Бога, а другой послушанием Старцу, жили превыше законов естества.
В другой раз они снова, неся на себе груз, поднимались по заснеженной тропе к своей каливе. В какой-то момент оба начали выбиваться из сил. Тогда Старец говорит:
— Отец Арсений! Моторчик дает перебои. Давай передохнем, чтобы немного набраться сил.
Подвижники разбрасывают снег в стороны и начинают творить поклоны и теплую молитву. Смешав горячие слезы с застывшей водой, они почувствовали приток новых сил и с легкостью преодолели подъем.
«А в другой раз, — рассказывает отец Арсений, — исполнив свою волю, я получил епитимью. Куда-то мы должны были пойти, но Старец чувствовал себя не очень хорошо. Однако я подбодрил его, и мы пошли босиком по снегу, пока не остановились на полпути.
— Арсений, — говорит мне Старец, — мотор остановился. Что теперь делать?
Серьезно он сказал это или в шутку, я хватаю его и сажаю себе на плечи, пока мы не доходим до каливы. С тех пор я научился более не исполнять своей воли.
Когда мы куда-нибудь шли, то у нас было заведено, чтобы один шел за другим на расстоянии пятнадцати — двадцати метров, дабы избегать празднословия и непрестанно творить молитву. Если случалось встретить кого-нибудь, мы приветствовали его поклоном, не вступая в разговор. Иногда попадались и любопытные. Они видели двух босых монахов, одетых в тряпье.
— Откуда вы? Куда идете? Не холодно босиком-то?
И так далее.
Старец — ни слова. Я же из чувства сожаления не мог не обменяться двумя — тремя словами.
Старец Иосиф (в центре) и отец Арсений (второй слева) с другими монахами в первые годы своих подвигов
Но потом Старец останавливал меня и спрашивал шутливым тоном:
— Что случилось, отец Арсений? Ты поисповедовал человека? Достоин он стать священником?
Таким обходным путем исправлял меня Старец».
— Хорошо, геронда, но разве другие отцы не понимали ваших подвигов?
— Старец скрывался, насколько это было в его силах. И конечно, мы немного прикидывались юродивыми, поэтому многие считали нас прельщенными.
Как-то раз мы отправились на один престольный праздник. После литургии весь народ пошел в трапезную. Последовали за ним и мы. Трапезник, едва завидев, что мы босые и в лохмотьях, тут же поднял крик и выдворил нас. Мы ушли, не проронив ни слова. Тогда нас догнал какой-то незнакомец, привел в комнату, и мы поели от всего, что было на трапезе.
«Послушание лучше жертвы»
Как я писал вначале, эти два атлета были как одно тело и как бы дополняли один другого. В телесных трудах наиболее преуспевал, конечно, отец Арсений.
После многочасового ночного бдения Великий Старец занимался рукоделием, изготавливая простые маленькие крестики, а отец Арсений по большей части следил за внешними работами по дому, за фундаментом, за всем. Также он нередко спускался к пристани, чтобы забрать шестьдесят — семьдесят килограммов груза не столько для себя, сколько для других престарелых монахов. Это тоже входило в его обязанности.
Что же касается бдения, то на протяжении многих лет он и не помышлял о том, чтобы посидеть во время бдения или сделать меньше трех тысяч поклонов. Также на протяжении многих лет подвижники не ложились в кровать, как пишет в своих письмах отец Иосиф.
«Но в конце, — говорит отец Арсений, — эту нашу крайность исправили монахини. Старец выезжал с Афона для духовной поддержки монастырей. В одном женском монастыре сестры убедились, что какой они застилали кровать с вечера, такой и находили ее утром. Дошло это до игумении. Подзывает она Старца и говорит ему:
— Умеешь ли ты слушаться?
— Умею.
— Так вот, с сегодняшнего дня, когда отдыхаешь, будешь ложиться в постель.
Старец оказался в затруднительном положении, но — сотворил послушание. Впервые он лег в постель и, когда проснулся, почувствовал такой прилив сил, такую ясность ума, что уразумел слова Писания: Послушание лучше жертвы . Бдение прошло так хорошо, что, вернувшись, он сказал мне:
— Отец Арсений, с сегодняшнего дня мы будем отдыхать на своих деревянных ложах.
И я без прекословия ответил:
Буди благословенно».
Доброе расположение и благословение Старца
«Многие перебывали у нас, но мало осталось. Сурова была наша жизнь. Но, несмотря на это, они брали у Старца некоторые уроки и шли туда, где могли жить. “Лучше жить в послушании, которое безопасно, и иметь смиренный помысл”».
— Геронда, после столь трудного бдения как мог ты подниматься в такую крутую гору?
— У меня от природы крепкое телосложение. Но вообще, когда послушник имеет веру в благословение старца, то может свернуть горы. Часто, взяв груз, превышавший мои силы, я падал на колени. Но, когда я крестился и призывал благословение Старца, груз начинал уменьшать свой вес, меня как будто кто-то подталкивал, и я взлетал птичкой, непрестанно творя молитву. Однажды Старец, уезжая в мир, говорит мне: «Отец Арсений, я вернусь дней через пятнадцать и привезу с собой много вещей. Когда услышишь гудок корабля, спускайся вниз». — «Буди благословенно».
Когда Старец уехал, я подумал: «Теперь, Арсений, когда ты один, не затянуть ли тебе покрепче пояс?». Совершая всенощное бдение, целую неделю я не брал ничего в рот, говоря: «Нескоро еще приедет Старец». Но гудок корабля я услышал на неделю раньше. Старец приехал. Я тотчас поспешил вниз и поднял около семидесяти килограммов, положил Старцу поклон и взлетел, подобно птичке.
— Геронда, там, наверху, где вы брали воду?
У нас была цистерна, куда по желобкам собиралась дождевая вода, которой только-только хватало на самое необходимое. А для ремонта наших келий я издалека носил воду на плечах. Однажды солнце жарило очень сильно. Старец пожалел меня и говорит Божией Матери: «Прошу Тебя, моя Богородице, дай немного воды, потому что отцу Арсению очень трудно». Тотчас он слышит от соседней скалы какой-то шум, обращает свой взор туда и что же видит? Скала покрылась каплями воды, и они капали с нее. Мы тут же подставили таз и собрали воду. Ее оказалось достаточно. С тех пор я освободился от обязанности носить воду.
Различные случаи из жизни двух подвижников
— Старче, ты сказал, что Старец выезжал в мир. Ты не ездил вместе с ним?
— У Старца был великий дар утверждать души. В отношении же меня это было бы все равно, что пустить козла в огород. Но однажды мы вместе покинули Афон ради моей сестры и отправились на Эгину, чтобы Старец познакомился с отцом Иеронимом. Однако, когда два старца беседовали друг с другом наедине, отец Иероним, как рассказала мне потом сестра (старица Евпраксия), был приведен в изумление тем, что услышал из освященных уст Старца. С тех пор он относился к нему с особенным благоговением. Еще один раз, когда я был нужен вне Афона, мы поехали в город Драма к моим родственникам, которые переехали из России, не выдержав притеснений со стороны коммунистов.
Как-то я был один в скиту святого Василия. Не знаю как — один человек из Пирея сбился с пути и оказался возле моей келии. Я принял его и предложил ему, если он желает, переночевать. «Нет-нет, — говорит он мне, — я ухожу. Как ты можешь, отец, годами жить среди этих скал? Ты если и привяжешь меня, я порву веревку и убегу». — «А ты где живешь?». — «В Пирее». — «А меня, — отвечаю ему, — если привяжешь в Пирее, я порву веревку и приду сюда».
Действительно, отец Арсений со всей своей простотой дал мудрый и точный ответ; он продолжал:
— Ну, хорошо, да это ничего. Вот, другой спустил нас ночью из Святого Василия в Святую Анну, потому что более не выдержал по причине большого страха. Он пришел вечером, и Старец поместил его в свою келию, а сам совершал бдение в церкви. Вдруг мы слышим крики, вопли. Бежим к нему. Он кидается к нам, весь сжался и трясется. «Что происходит, благословенный?». Он бросается с плачем к нашим ногам: «Пришли демоны и жестоко избили меня. Они меня убьют. Отведите меня быстрее в Святую Анну, я больше не могу». Старец говорит ему: «Успокойся, чадо, пока не рассветет. Они тебя больше не тронут, они ошиблись. Каждую ночь они избивают меня, но ты претерпел это по ошибке». Но, что бы мы ему ни говорили, он все свое: «Хочу уйти». Что делать? Ночью, в темноте, мы проводили его до Святой Анны.
— Что же, старче, действительно демоны вас били?
— В первые годы они много били нас обоих, но больше всего Старца, потому что его молитва их пожигала. Меня они били меньше и потому, что я не имел того духовного состояния, и потому, что был послушником.
Послушник, имеющий настоящее послушание и исповедующий свои помыслы, не дает им повода. Когда искуситель видит, что ты весь отдаешься послушанию, занимаешься и духовными упражнениями, тогда он старается добиться того, чтобы ты скрывал свои помыслы от старца.
Я расскажу тебе об одном случае, который произошел с нами. Если бы у Старца не было дара благодати, то сатана вырвал бы одного монаха из наших рук.
Там, в Святом Василии, с нами жил один влах, отец Яннис, очень благочестивый, но простой человек. В какой-то момент он прекратил исповедовать Старцу свои помыслы. Старец подзывает его: «Как дела, отец Яннис?». — «Хорошо, очень хорошо, Геронда». — «Нет у тебя никакого помысла для исповеди?». — «Нет-нет, все очень хорошо».
Между тем во время молитвы Старец чувствовал большое беспокойство за отца Янниса. Какой-то голос говорил ему, что дела у отца Янниса плохи. Вот Старец и говорит мне: «Позови быстренько отца Янниса». Я зову его. Тот приходит, и Старец говорит ему строго: «Я хочу, чтобы ты поисповедовал мне свои помыслы». — «Но, Геронда, у меня нет ничего…». Старец прерывает его: «Ты не уйдешь, пока не поисповедуешься».
Тогда он был вынужден промямлить следующее: «Благослови, Геронда, но у меня наказ от моего Ангела никому ничего не говорить. Вот, по твоим молитвам я удостоился в последнее время молиться вместе со своим Ангелом. Но раз ты вынудил меня, то это подходящий случай попросить у тебя прощения за то, в чем я, может быть, провинился. Потому что завтра ночью мы спустимся вместе к отцу Матфею, чтобы я причастился, а потом низойдет пророк Илия, чтобы на огненной колеснице взять мою душу».
Едва заслышав это, Старец дал ему пощечину. Куда делись и колесницы, и восхождения! «Прельщенный, — говорит ему Старец, — ты в руках у сатаны, и он собирается сбросить тебя с какой-нибудь кручи, чтобы отправить в геенну, а ты говоришь такое!». — «Но, Геронда, разве это возможно?». — «Подожди и увидишь, возможно ли это!».
В ту же ночь в час посещения «ангела» он и является, но на этот раз не в образе Ангела, а в виде сущего диавола, с рогами, и говорит свирепо: «Разве не говорил я тебе, дрянной монашек, не рассказывать Старцу о нашей тайне? Эх, и ловко же ты вывернулся! А я так все хорошо подстроил, чтобы низвергнуть тебя!».
Едва услышав это, отец Яннис ужаснулся, тотчас прибежал к Старцу, повалился ему в ноги и благодарил его. Видите, как опасно монаху скрывать свои помыслы?
Пример духовного рассуждения старца Арсения
«Другой монах, из иного братства, пришел в монашество с огромной ревностью. Он поступил в послушание к одному очень строгому старцу, жившему пониже нас, и вначале подвизался очень сурово: всю ночь бдение, стояние, поклоны, пост, послушание, чистая исповедь и тому подобное.
Но вот по прошествии двух — трех лет он охладел, дал власть искусителю и потихоньку начал поворачивать вспять. Затуманился его ум в молитве, во время которой он сидел, спал, просыпался, чувствуя в себе упадок сил, засыпал снова и, наконец, дошел до того, что совершенно не мог исполнять свое правило. Но это еще не все. Насел на него демон блуда и начал с ним жестокую войну.
Одновременно с этим он приносил ему отчаяние и шептал на ухо, что за такие злые дела он точно попадет в ад. Однако самое страшное заключалось в том, что враг внушил ему такой стыд, что он, побежденный этим стыдом, не мог даже исповедоваться; враг говорил ему: “Окаянный, ты, совершивший столько бдений со столькими поклонами, проливший столько слез, подъявший такой подвиг, что скажешь теперь старцу? Если он услышит о твоих безобразиях, а прежде всего о блудной брани, обязательно выгонит тебя. Не уйти ли тебе самому?”.— “Но даже теперь, — помышлял монах, — я должен найти какой-нибудь предлог. Как быть?”.
Но, видно, Бог пожалел его и внушил ему мысль: “Не пойти ли мне для откровения помыслов к отцу Арсению?”.
Приходит монах с опущенной от стыда головой и после долгих усилий выдавливает из себя все, а прежде всего — о блудной брани. Он, будучи неопытным, думал, что если поисповедуется, то я буду его ругать. Я же, зная из своего опыта об уловках диавола, заключаю его в свои объятия и говорю ему:
— Молодец, чадо мое. Теперь я понял, что ты подвижник и что любит тебя Христос.
— Это меня-то, геронда?
— Да, тебя, и чтобы доказать тебе это, вот что: скажи мне искренне: когда ты пребывал в суровых подвигах и у тебя не было браней, какую мысль имел ты о себе?
— Тогда, геронда, я был маленьким святым, а теперь — хуже всех.
— То-то и оно! Теперь ты говоришь верно. Все наши подвиги и труды своим завершением должны иметь смиренномудрие. Никогда ты не был святым, но тебя покрывала благодать Божия, а ты думал, что это твоя собственная заслуга. Поэтому благодать тебя оставила, чтобы ты понял, кто ты есть на самом деле. Но с исповедью снова придет благодать. Только впредь не стыдись исповедоваться своему старцу и крепко держи следующий помысл: “Я — ничто. Все доброе, что есть у меня, — от Бога, по молитвам моего старца. Если Он оставит меня, я тут же паду”.
С тех пор монах этот исповедуется у своего старца и доныне подвизается с большой ревностью».
Благодаря этим примерам можно сделать вывод, что старец Арсений в увенчание своих подвигов сам достиг меры смиренномудрия и Духом Святым был научен тем же самым словам, которые Христос сказал его современнику — русскому подвижнику Силуану: «Держи ум твой во аде и не отчаивайся».
Немного о преподобном Силуане Афонском
Раз мы вспомнили об этом великом его современнике — русском подвижнике, то расскажу о том, как однажды я спросил отца Арсения:
— Геронда, может быть, вы знали и святого Силуана?
— Мы многое слышали об этом великом подвижнике, и Старец спросил меня, желаю ли я, чтобы мы пошли и познакомились с ним, но я предпочел сказать «нет».
— Но почему же, геронда?
— Я знал русский язык, а Старец — нет. Меня не устраивало, чтобы я говорил, а Старец молчал. Но он был хорошо знаком со старцем Софронием. Тот сам нашел нас и приходил регулярно, потому что питал особенное уважение к Старцу.
Отказ от предложения Старца в данном случае является не преслушанием, а, напротив, свидетельством его великого смиренномудрия и рассуждения. Как послушника его не устраивало, чтобы он говорил, а Старец молчал. Многим из нас следовало бы обратить на это внимание и использовать как пример для себя.
О бдении
Услышав рассказ о молодом подвижнике, один брат сказал старцу Арсению:
— Геронда, и я вначале всю ночь совершал бдение стоя, по четкам совершал вдвое больше молитв, умиление и слезы не иссякали никогда. Я совершенно не знал брани, послушание и работу выполнял с готовностью. Но сейчас у меня нет такого понуждения себя, и я не выдерживаю даже стояния на молитве всю ночь. А хуже всего то, что, как только я сяду, тотчас приходят нерадение и сон.
— Сколько часов ты спишь?
— Четыре — пять.
— Чадо мое, не смотри на то, что совершали мы. Прежде у людей было иное сложение. Это ветхое тело требует своей дани. Ты целый день выполняешь тяжелую работу и мало спишь. Отныне будешь спать шесть — шесть с половиной часов: около четырех — четырех с половиной часов ночью и два часа утром.
Брат говорит со своей юношеской ревностью:
— Но, геронда, разве можно ослаблять подвиг?
И старец, шутя, отвечает:
— Ну тогда не спи больше этого — не спи во время молитвы!
Этот брат подтвердил мне, что с помощью такого рассудительного совета старца он установил для себя правильный чин бдения.
Другой брат спросил:
— Геронда, ночью я бодрствую, но ноги меня не держат, поэтому большую часть времени я сижу, но иногда меня борют нерадение и сон.
— Ночной сторож, если устанет стоять, садится. Если иногда и заснет немного сидя, он неподсуден. Но если его вдруг застанут лежащим на кровати, то выгоняют с работы. То же самое и у нас. Если в подвиге сон и расхитит нас немного, не такое это и большое горе. Но если искусителю удастся уложить нас в кровать, тогда он пожирает нас, как капусту.
— Старче, а когда нас борет дремота, что делать?
— А! Существует много лекарств. Если ты молишься стоя и утомился, не садись, а встань на колени. Если и на коленях дремлешь, встань. Походи немного, произнося молитву вслух, с болью, из глубины души, насколько это возможно. Разве не говорит Давид: Из глубины воззвах к Тебе ? Есть еще одно лекарство: побрызгай немного воды на лицо. Исаак Сирин говорит: «Желающий спастись изобретает для этого различные способы».
Если не поможет и это, тогда есть еще одно — высшее лекарство. Старец называл это лекарством от всякой страсти: «Сорви ветвь и, когда нападают дремота или помыслы, сильно ударь два — три раза по бедрам, и посмотрим, проснешься ты или нет!».
От нашего Старца есть у нас обычай перед бдением выпивать чашку бодрящего кофе, помогающего в бдении. Но, если с самого начала у нас теплая молитва, созерцание, умиление, тогда ничего этого не нужно и сначала мы должны исполнить свое правило. Позже, когда «моторчик» ослабеет и потребует заправки, мы заводим его вновь с помощью различных искусственных средств: привычных поклонов и крестных знамений, к которым нас обязывает наше ежедневное правило, — каждому столько, сколько рассудит старец.
Но все эти лекарства лишь для того, чтобы завести мотор, доколе не приклоним милосердие Христово согреть наше сердце. Если Он даст нам и немного слез, тогда очи разгораются.
О, эти слезы! Пока молоды, подвизайтесь стяжать любовь ко Христу и Божией Матери, вкусить этих слез любви. Стяжал ты слезы? Бдение становится праздником!
Кроме того, старец Арсений придавал значение и другим факторам, например погодным условиям.
— Самое лучшее время года для молитвы — осень и весна, когда стоит ясная погода. Если в эти времена года у нас проблемы с молитвой, тогда точно у нас проблемы в другом: искуситель имеет власть, и необходимо исследование себя, исповедь и хранение чувств.
Посему, насколько возможно, храните себя от преслушания, осуждения, от гордости, зависти, многоядения и всего того, что открывает дверь искушению, а также и от охлаждения. Настал твой час и ты проснулся? Не рассеивайся, не зевай, не вставай вяло. Монашество требует от нас бодрости, потому что от этого зависит, будем мы жить или умрем. Проснулся? Встань, перекрестись и сразу: «Господи Иисусе Христе, помилуй мя».
Также он подчеркивал, что условием преуспеяния в молитве является вера в старца и чистая исповедь помыслов.
Еще одним очень важным знаком нашего духовного преуспеяния служит особенная благодать по воскресеньям и великим праздникам. Когда человек в эти дни не чувствует двойную благодать, это означает, что что-то у него не в порядке.
Распорядок
Одним из важнейших условий монашеской жизни является распорядок.
Отец Арсений говорил, как научился от своего святого Старца, что у истинного монаха нет распорядка, но в то же время и без распорядка он не считает преуспеяние возможным. И он объяснял, что послушник никогда не имеет права преслушать старца, оправдывая свой отказ выполнить послушание тем, что оно, дескать, нарушит его распорядок. Но, когда послушание не вынуждает к нарушению распорядка, тогда он должен строго его (распорядок) соблюдать. Настал час выйти на послушание? Не медли ни минуты. Но работай столько, сколько обязывает распорядок. Если говоришь: «Ладно, еще немного и еще чуть-чуть», то отбираешь время у вечерни. Приходит время сна, а ты идешь на вечерню. Случаются вещи и похуже. Некоторые во время, предназначенное для сна, сидят и празднословят. Спать ложатся поздно, встают еще позже. В результате — бессонница, различные неустройства и леность к исполнению правила.
«Однажды, — рассказывал он нам, — когда мы были в пещерах Малой Анны, братия пришли издалека, принесли много вещей и рыбу. Наступало время отдыха. Они говорят:
— Геронда, мы принесли рыбу. Ее надо приготовить, иначе она протухнет.
Старец, не вступая в прения, отвечает:
— Лучше испортиться рыбе, чем нашему распорядку. Оставьте ее как есть и сразу идите спать.
На следующий день он говорит нам:
— Я специально сделал так, чтобы она протухла, дабы этот пример запомнился вам на всю жизнь.
И разве был Старец расточительным? В скиту святого Василия мы часто ели прокисшую еду, чтобы не выбрасывать ее. Однажды в Новом Скиту, когда братия не могли есть скисшую фасоль, чтобы не выбрасывать ее, он сотворил теплую молитву со слезами. На следующий день он дал нам эту фасоль, и мы ее съели. Но она стала сладкой, как сахар!».
— Геронда, что делать, когда в час отдыха не можешь заснуть?
Святые отцы говорят: «Сиди в своей келии, и келия всему тебя научит».
Чтение
Обязательным отец Арсений считал и чтение. Он говорил: «Чтение тоже является одним из видов молитвы. Мы каждый день читали одну — две главы Священного Писания и после этого — книги святых отцов. Что же касается Исаака Сирина, то он всегда был у нас под мышкой. Не надо тебе другой книги. Достаточно Исаака Сирина, он говорит обо всем. Но, кроме него, мы читали и Лествицу, и авву Дорофея, и Эвергетинос, и святого Макария и многих других, а также и жития святых. Читая жития святых, мы получаем двойную пользу. Первая польза состоит в том, что пример их подвигов пробуждает нас от сна нерадения. Вторая же — в том, что, когда мы читаем жития святых с благоговением, святые эти молятся за нас Христу.
Но всегда, прежде чем начать чтение, нужно помолиться. После молитвы чтение жития святого приводит нас в такое умиление, что мы уже не в состоянии остановить слезы. Так бывает потому, что молитва просвещает ум».
— Геронда, что из Священного Писания читать больше всего?
Все Священное Писание богодухновенно, и мы должны читать его всё. Из Ветхого Завета особенное внимание нужно уделять Псалтири. Это очень сильная молитва.
Слово старца Арсения — плод опыта
Живя рядом со старцем, мы убедились в том, что те простые вещи, которым он обучал нас, являлись не просто рассудочными словами, а тем, что он исполнял сам и чем жил. Почему от своего преизбытка легко передавал это и нам.
Когда отец П. первый раз послушником пришел в Буразери, помыслы напали на него с такой силой, что во время бдения он не мог произносить молитву. Он бежит к старцу Арсению и просит помощи. Старец же говорит ему:
— Не скорби. Помолюсь я, и сегодня ночью помыслов у тебя не будет.
И действительно, как уверял брат, в ту ночь ни один помысл не приближался к нему, так что он удивлялся такой силе молитвы старца. Когда ударили к ежедневной Божественной литургии, послушник прибежал поблагодарить старца.
Тот ответил ему просто:
— Это потому, что сегодня ночью ты все помыслы отослал ко мне!
Другой брат как-то по недоразумению оказался в одном непредвиденном искушении, и на две ночи его заперли в полицейском отделении. Находясь в такой великой нужде, он от всей души призвал молитвы старца. «Тогда, — рассказывает он, — в моей душе тотчас зажглось пламя такой силы, что на протяжении двух суток я не ел, не пил, не присел, не задремал, но мои ноги, подобно двум бревнам, держали меня прямо, и я молился непрестанно».
Это, как уверяет брат, было великим даром от старца. Да, своим чадам он отчасти показал то, чем обладал, еще находясь в этой жизни…
Но, несмотря на это, сравнивая себя с Великим Старцем, он по смиренномудрию видел себя очень далеким от него.
Беседы старца Арсения с благочестивыми паломниками
Кроме узкого круга послушников, старца посещало много монахов и мирян, жаждавших высшей духовной жизни и просивших его молитв.
При беседе с мирянами у него был один благословенный обычай. Он говорил им:
— Дайте-ка я посмотрю на ваши руки.
— Зачем же, геронда?
— Хочу посмотреть, носите ли вы кольцо. Если вы носите кольца, то мы будем говорить на одни духовные темы, если холосты — на другие.
Когда посетители интересовались умной молитвой, он спрашивал их:
— Есть ли у вас духовник? Исповедуетесь ли вы? Ходите ли вы в храм, молитесь ли дома? Поститесь ли вы в среду и пятницу? Регулярно ли причащаетесь?
Если посетители были людьми семейными, он добавлял:
— Соблюдаете ли вы воздержание со своей женой в посты, воскресные дни, праздники? Столько ли у вас детей, сколько дает вам Бог? Имеете ли любовь к врагам и друзьям? Если вы поступаете так, тогда мы побеседуем об умной молитве. Если нет, то и умной молитвы нет. И времени не будем терять.
Один благочестивый студент-богослов, часто посещавший Буразери, задал отцу Арсению следующий вопрос:
— Геронда, как возможно, согласно завещанию апостола Павла, творить молитву непрестанно?
Старец оказался в действительно трудном положении. Сам он переживал в себе это таинство. Но как объяснить это на словах, чтобы собеседник, еще не посвященный в этот язык, понял тебя? Чтобы выйти из тупика, он вынужден был на мгновение приоткрыть свой внутренний мир, сказав:
— Вот, чадо мое, как тебе объяснить? Сейчас с тобой разговаривает мой язык, но в сердце моторчик работает непрестанно.
Студент изумился ответу, помышляя о том, «какой, стало быть, пламень окружает этого простенького старца, что одновременно с беседой он сохраняет внутри себя непрестанную молитву!».
Студент спросил снова:
— Геронда, я знаю, что вы очень строго поститесь. Как вы это выдерживаете?
И старец сказал простые, но мудрые слова — плод просвещения:
— Ну, вот если у тебя дома мертвец, захочешь ли ты есть и пить?
Поразмыслив, впоследствии вопрошавший объяснил мне, что старец непрестанно имеет в себе настолько напряженную память спасительных страстей, что пламя боли и любви одновременно с памятью смертной ослабляют и само естественное и неукорное чувство голода.
Упомянутый юноша, закончив учебу, поселился на Святой Горе, где и был пострижен в монахи. Сегодня он игумен в монастыре Ватопед.
Другой студент регулярно приезжал в Буразери, чтобы получить совет и благословение старца. Однажды, зайдя к старцу и получив благословение, он при выходе от него заметил, что старец что-то шепнул брату, находившемуся рядом. Из любопытства он спросил его потом:
— Что сказал тебе на ушко старец?
— Он сказал: «Этот будет монахом в Григориате».
Юношу как будто окатили холодной водой. Действительно, его намерение было таково, но по причинам личного характера он держал это в совершеннейшей тайне. Сегодня он иеромонах и играет заметную роль в братстве монастыря Григориат.
Во время другой беседы старца с небольшой группой мирян один благочестивый юноша сказал ему:
— Геронда, помолись, пожалуйста, и за меня.
— Как тебя звать?
— Андреем.
— Я буду молиться за Андрея, но, чтобы моя молитва принесла результат, нужно, чтобы и Андрей был в этом заинтересован и сам молился за себя. Святой Антоний говорит: «Ни я тебя не помилую, ни Бог тебя не помилует, если прежде ты не помилуешь самого себя».
— Как это понять, геронда?
— Да разве ты этого не понял? Ну ладно. Тогда я расскажу тебе о том, что здесь случилось в наши дни. Один паломник ходил по пустыне, разыскивая святых, вот как ты теперь, чтобы они помолились за него. Нашел он одного подвижника и говорит ему: «Умоляю тебя, геронда, помолись за меня. У меня серьезные трудности». Подвижнику стало его жалко, и еженощно во время бдения он предавался молитве за этого мирянина.
Однажды ночью во время молитвы он видит возле своей келии сатану, смеющегося над ним. Монах говорит ему: «Почему, проклятый, ты нарушаешь мое безмолвие?». И сатана отвечает: «Ха, ха, ха! Я смеюсь, потому что ты напрасно совершаешь бдение за моего человека (Янниса. — Авт.). И он тоже совершает бдение, но в моих обителях (то есть в развратных заведениях. — Авт.). Только что он закончил свое бдение и теперь храпит!».
Теперь ты понял, что я хочу сказать?
— Да, геронда, теперь я понял, что и мы должны жить по-христиански и прилагать к этому все возможные усилия.
Другой юноша спросил:
— Геронда, как быть? Когда я иду по нужде, меня борет демон нечистоты.
— Борись и ты с ним, произнося молитву быстро и непрестанно.
— Но, геронда, разве можно молиться в туалете?
— В нуждном-то месте? (Так по-понтийски он очень точно называл туалет. — Авт.) Кто сказал тебе, что нельзя? Разве не говорит апостол: Непрестанно молитесь ? Воюешь ты? Воюю и я. Ты вкладываешь мне помыслы? Я изгоняю их молитвой.
Разве ты не знаешь о юноше, который многой молитвой посрамил сатану? Однажды искуситель пришел в ярость от его усердной молитвы. Когда юноша пошел по нужде, он нашел повод, явился ему и говорит: «И не стыдно тебе молиться в нуждном месте?». А юноша тут же ответил: «Да, я и в нуждном месте буду творить молитву непрестанно, чтобы извергнуть нуждное из своей души!».
Сатана не выдержал, посрамился и превратился в дым.
Затворник Иосиф причащается из рук Ангела. Суровые подвиги. Яблоки Божией Матери
Старец рассказывал об отце Иосифе, что одним из многих подвигов, которые он совершал, был затвор в пещере на долгое время, когда он совсем не выходил наружу. «Я, — говорил старец Арсений, — поскольку не был в такой мере, обеспечивал его всем необходимым».
В один великий праздник Старец ощутил в себе такое великое желание причаститься Божественных Таин, что земля у его ног от слез стала грязью, когда он оплакивал себя как недостойного Тела и Крови нашего Спасителя.
Когда отец Иосиф находился в таком великом сокрушении, в темной пещере внезапно засиял небесный свет. Поднимает он взгляд и что же видит? Небесный Ангел, держа в руках на лжице Владычние Тело и Кровь, говорит тихо: «Тело и Кровь Христовы. Причащается раб Божий монах Иосиф». Он причастил его и стал невидим.
Но что же, может быть, отец Арсений отставал в своем подвижническом мудровании? «Слыша, — говорит он, — что многие святые носили на теле власяницу, испробовал и я этот подвиг, но, что вам сказать, не выдержал. Все тело мое покрылось ранами, она колола меня, как гвозди. Я терпел ее около года и потом снял».
Можно спросить себя: «Кто из нас выдержит, чтобы эти толстые волосы кололи нас, словно иглы?».
Эти два великих аскета во время суровых подвигов своей молодости никогда не затапливали печи, чтобы согреться в зимнюю стужу под вершиной Афона. К тому же очень часто они ходили заснеженной тропой, чтобы подняться в свою любимую церковку Божией Матери, где ночи проводили в молитве.
«Один раз зимой, — рассказывает старец, — когда мы поднимались по заснеженной тропе и приближались к церкви Божией Матери, — то ли по диавольскому действу, то ли как испытание для нас от Богородицы — нас окутал такой густой туман, что и на шаг вперед мы не видели ничего. Старец говорит мне:
— Отец Арсений, здесь, наверху, места опасные. Мы можем свалиться в какую-нибудь пропасть. Не все ли равно, лучше уж переночевать здесь.
Что вам сказать? Мы совершили такое прекрасное бдение, которого мне не забыть! Утром, только рассвело, что же мы видим? Мы находились рядом с церковью. И это было подарком от Божией Матери.
Да, а вот в другой раз, когда вечером мы поднялись туда уставшие и изможденные, как позаботилась о нас наша Добрая Матерь! Войдя в храм, мы почувствовали благоухание двух свежих яблок, прикрепленных к Ее иконе. Старец был посмелее, говорит мне:
— Отец Арсений, эти яблоки мы съедим и протянем четку за того, кто принес их в дар. Он оставил их для нас, потому что мы в нужде.
Они были настолько сладкими, что мы говорили, что они похожи на райские яблоки. Как только мы их съели, открылся наш ум и мы посмотрели друг на друга.
— Какой нынче месяц, отец Арсений?
А был где-то конец февраля.
— Откуда в это время года взялись такие свежие яблоки?
Мы тотчас пали ниц пред иконой и со слезами благодарили Божию Матерь за этот небесный дар, в котором проявилась Ее нежная материнская любовь. В те времена не существовало даже холодильников, поэтому нет никаких сомнений в том, что это было небесным даром Богородицы».
Отец Герасим (Менаяс)
[72]
Мы спрашивали старца Арсения, жили ли с ними другие монахи.
«Многие перебывали у нас, получали пользу от Старца, но не могли выдержать нашей жизни.
Однажды пришел к нам один очень образованный монах. Звали его Менаяс (это известный ученый монах Герасим [Менаяс]). Он находился в очень затруднительном положении, поэтому попросился пожить немного с нами. Старец сказал, что если он будет слушаться, то пускай живет сколько хочет.
Человек этот таскал за собой маленький чемодан. Старец говорит ему:
— Что там внутри?
— Лекарства, Геронда. Поэтому я и пришел к вам: может быть, вы меня вылечите.
— Я вылечу тебя, но с одним условием: если содержимое этого чемодана ты высыпешь с кручи и будешь есть один раз в день то, что едим и мы.
— Но, Геронда, если я выброшу лекарства, то умру. Только за счет них я и держусь. Да и в пище я по причине болезни должен соблюдать диету, есть помалу и часто.
— Очень хорошо, как тебе лучше.
Вечером он говорит ему:
— Ну ладно, чадо, утром ступай с Богом куда-нибудь в другое место.
— Но, Геронда, я пришел к тебе, чтобы ты меня исцелил.
Старец снова:
— Я сказал тебе: для того чтобы ты остался здесь, я хочу от тебя две вещи: чтобы ты выбросил лекарства и ел один раз в день.
— Но, Геронда, так не пойдет.
— Уходи.
— Не могу.
Он и не уходил, и не слушался, пока не сжалился над ним Бог и он не услышал в себе громкий голос: “Почему не слушаешься ты Старца?”.
Тогда он наконец выбросил лекарства и стал есть вместе с нами. На следующий день утром он приходит радостный к Старцу и говорит:
— У меня нет слов, чтобы отблагодарить тебя. Все болезни ушли, и я чувствую себя как ребенок.
У него было семь серьезных заболеваний. Но что же происходит потом? В один день он приходит и говорит:
— Геронда, одна из семи болезней возвратилась назад.
— Я хочу, чтобы ты поисповедовал свои помыслы.
— Вот, Геронда, вчера пришел один помысл неверия и говорит мне: “Он заставил тебя, и ты выбросил лекарства. Если, как человек, ты заболеешь снова, где здесь, в пустыне, ты найдешь такие лекарства?”.
— Вот в этом и дело, — отвечает Старец, — поэтому болезнь и вернулась.
— Вылечи меня, Геронда, и я обещаю, что впредь буду внимателен.
Хватит с тебя, что ты вылечился от шести болезней. Эта у тебя останется, чтобы ты был внимателен и дабы у тебя был и маленький крест».
Ефрем «тучный»
«После отца Янниса-влаха (о котором мы упоминали ранее) жил с нами другой благочестивый юноша, которого мы постригли с именем Ефрем. И поскольку он был немного полноват, мы звали его “Ефрем тучный”. Он был очень хорошим: подвижник и послушливый. Конечно, он немного облегчал мою жизнь, потому что был сильного телосложения. Но, спускаясь на пристань за различными вещами, он услышал сплетни о том, что некоторые послушники получают разрешение и выезжают в мир на несколько дней. Его подзадорили. Он приходит к Старцу и просит отпуск на одну неделю.
В молитве Старец получил явственное уведомление: “Не посылай отца Ефрема в мир, потому что он не вернется”. Но Ефрем настаивал на своем:
— Все уезжают и приезжают. И только мне нельзя?
Старец говорит ему:
— Я сказал раз и другой, и ответственности не несу.
— Нет, Геронда, я вернусь.
Он уехал и не вернулся до сих пор. Доехал до Америки. В конце своей жизни, когда Старец уже вознесся на небо, он как паломник посетил нас в Буразери и проливал перед нами горькие слезы, оплакивая себя как ослушника. Он говорил: “Даже в Америке я часто видел своего Старца. Он обнимал меня и говорил ласково:
— Приезжай, чадо мое, я жду тебя.
И я снова не послушался”.
Эти примеры приведены для того, чтобы мы, а в особенности молодежь, не имели дерзкой надежды на себя. Если бы он послушал Старца, то сейчас был бы наследником нашего братства.
Но бывает и хуже. Этот, по крайней мере, остался в рясе. Но я знаю очень многих, которых лукавый обманул, выманил в мир, и в конце концов они запачкали свою схиму грехами или, еще “лучше”, связали себя узами брака».
Два случая чудесного возвращения
«Но были и некоторые исключения, когда монахи возвращались обратно с великим покаянием. Один такой случай произошел с нашим собственным старцем — Ефремом-бочаром. Он, начиная свою монашескую жизнь, и представления не имел, как воевать с “начальствами и властями тьмы”, но показал доброе произволение. Когда он услышал, что его дядя — монах, в его невинном сердце родилось желание подражать ему. Таким образом, однажды он пришел в каливу Благовещения Пресвятой Богородицы на Катунаках, где недалеко жил его дядя — отец Иосиф.
И что же сделал искуситель, когда увидел еще одного юношу, одевшегося в черное и ополчающегося против него? Поначалу он воздвиг против него сильные плотские страсти. Юноша на какое-то время растерялся: “Теперь, — говорит, — как быть? Непросто все это”.
К сожалению, его старец не успел рассказать ему о диавольских уловках и о том, что лекарством от них является исповедь. Юноша, пребывая в неведении, но с добрым намерением, подбегает к иконе Благовещения и, как младенец своей матери, говорит Пречистой: “Богородице моя, вижу, что трудно это. Потому я подумал вот что: позволь мне ненадолго выйти в мир и жениться, чтобы прошла эта брань. И я обещаю Тебе, что вернусь потом обратно”.
На следующий день он прощается со своим дядей и говорит ему:
— Я пока должен уехать в мир, но я вернусь.
Уезжает он в мир и находит девушку для заключения брака. Но с самого начала все объясняет и говорит ей:
— Я намереваюсь жениться на короткое время, а потом стать монахом. Ты согласна?
Девушка отнеслась к этому легкомысленно: “Разумеется, он шутит со мной”,— подумала она.
Играют свадьбу. Через год рождается и ребенок. Веселье, крещение и тому подобное. После всего юноша сел и задумался: “Каждый год по одному ребенку. Если я останусь на второй год, третий… Эх, тогда и не видать мне монашества. Свяжу себя по рукам и ногам”. Зовет он свою жену и говорит ей:
— Ты помнишь, о чем мы договаривались перед свадьбой? Ну так вот, семейной жизни — конец. Завтра я ухожу в монахи.
Жена точно свалилась с небес: крики, плач.
— Меня тебе не жалко, но этот младенец чем виноват? Кто будет его воспитывать?
— Если все дело только в младенце, то это легко. Подожди и увидишь.
Он спешит к иконе Божией Матери и говорит Ей: “Богородице моя, я не отказываюсь от своего обещания, но младенец является препятствием”.
В ту же ночь Божия Матерь взяла невинную душу младенца на небо. После похорон малыша неутомимый юноша снова возвращается к разговору:
— Итак, теперь, любовь моя, мы освободились от младенца. Для меня самое время идти к своей цели.
Жена вновь за свое:
— И как я буду жить, как я проживу одна?
Тогда супруг говорит ей:
— Так, ребенка я устроил. Теперь твоя очередь. Подожди немного, я скажу об этом Божией Матери…
Жена, едва заслышав такие слова, приходит в ужас, падает ему в ноги и просит:
— Нет, любимый мой, дай мне пожить, а сам иди куда хочешь.
Наутро она собрала все его вещи и отпустила его. Он поспешно отправляется на Катунаки и прямиком к своему дяде. Научившись отражать демонские прилоги, он до конца пребыл образцом добродетели для знавших его. Вот у такого старчика мы удостоились быть послушниками до самой его смерти и получили его святое благословение.
Другого старчика из монастыря Григориат сбила с пути материнская любовь, из-за которой он, будучи молодым, уехал ненадолго в мир, пал там в разостланные сети и связал себя узами брака. Родился у него и сынок, который своими невинными очами увидел на груди отца красный крест ангельской схимы.
Отец, зная, что это означает, не выдержал обличений совести, вернулся в свой монастырь и с той поры являл всему братству образец покаяния. И Бог засвидетельствовал, что покаяние его принято. Недавно, когда он умер, мы узнали, что тело его источило миро. Это монах Макарий (Григориатис), преставившийся в 1975 году».
О непреклонном подвижнике
«Однажды, — рассказывает старец Арсений, — я, услышав молву об одном подвижнике, взял благословение познакомиться с ним. Этот непреклонный подвижник жил в каливе, расположенной высоко, чуть ниже вершины Афона. Что там за страшный зимний холод! Молнии били в то место одна за другой и часто, как он сам рассказывал, опаляли ему и одежду. Я, позавидовав его великому самоотречению, говорю ему:
— Геронда, можно и мне жить здесь?
И сей опытный воин отвечает:
— Можно, чадо мое, если есть у тебя непрестанные слезы».
Но почему же старец не остался? Может быть, у него не было слез? Или, может быть, из того, о чем было рассказано, видно, что его собственный подвиг был ниже? И чем же он тогда укреплялся, если ежедневно не был насыщаем потоками слез, к чему и нас часто призывал, говоря: «Подвизайтесь стяжать сладкие слезы. Эта сладость напрямую из рая»?
Причина, по которой отец Арсений не остался там, проста: он все еще был в послушании у Великого Старца, которому пообещал, что разлучит их только смерть.