Старец Арсений Пещерник, сподвижник Иосифа Исихаста

Дионисиатский Иосиф

Малая Анна. Последнее братство старца Иосифа

 

 

В пещеры Малой Анны (1938–1953)

После пятнадцати лет суровых подвигов в скиту святого Василия два подвижника решили спуститься в чуть более утешительные места. Старец Арсений рассказывает об этом следующее:

«У Старца нашего был младший брат, которого звали Никос. Он, последовав за своим братом, пришел к нам где-то в 1925–1930 годах, стал монахом и получил имя Афанасий.

Когда “отец Фанасис” стал жить вместе с нами, он взял на себя внешние работы, а я занялся рукоделием.

Наша калива в скиту святого Василия была маленькой, и мы оказались в безвыходной ситуации. Когда Старец услышал, что в Малой Анне есть место уединенное и с пещерами, то осмотрел его и нашел подходящим для безмолвия.

Потому в несколько дней мы и перебрались туда совсем, оставив старую каливу отцу Яннису-влаху.

Поневоле все пришлось начинать сначала, пока с помощью подручных средств мы не оборудовали для жилья маленькие пещеры и не построили крохотную, но очень уютную часовню. В этом нам не замедлил помочь и наш эфимерий — отец Ефрем Катунакиот,— конечно, столько, сколько позволял ему его старец. Что касается икон, то нам в подарок их написало соседнее братство ананеев, с которым мы поддерживали тесные братские связи.

В ту пору недалеко от нас жили две другие замечательные личности: отец Герасим, знаменитый гимнограф, и его благочестивый брат, ученый отец Авимелех.

Вот так — кроме всего прочего, у нас были и хорошие соседи».

 

Отец Ефрем Катунакиот

Раз отец Арсений упомянул эфимерия их братства — отца Ефрема, то я считаю своей обязанностью сказать несколько слов и о нем, потому что, с одной стороны, весь его духовный путь неразрывно связан с этими двумя старцами (Иосифом и Арсением. — Ред.) и их братством, а с другой — по общему признанию, это великий современный подвижник Святой Горы.

С самого начала своего отречения от мира я убедился в тесной взаимной связи, которую сохранял отец Ефрем Катунакиот со всеми духовными чадами старца Иосифа. Но особое уважение он питал к личности старца Арсения.

И даже когда мы удалились из близкого к нему Нового Скита и поселились в Буразери, этот приснопамятный старец очень часто покидал свое безмолвие, чтобы посетить своих братьев, как он называл нас, и в особенности получить благословение отца Арсения.

Показателем благоговения этого старца перед отцом Арсением было следующее: когда мы просили прочитать над нами молитву, он, согласно правилу, говорил: «Помяни, Господи, раба Твоего… молитвами святых отцов Иосифа и Арсения». Но и свою собственную молитву он всегда начинал такими словами: «Молитвами святых отцов Иосифа и Арсения».

Калива старцев в Малой Анне

Как-то раз отец Ефрем зашел в Буразери, где переночевал, а на следующий день пошел к другим братьям, как он их называл, в монастырь преподобного Филофея. Там он пробыл два — три дня, укрепляя игумена и всю недавно перешедшую из скита Провата братию.

На обратном пути он вновь остановился у нас и пробыл с нами еще два дня в Буразери.

В трапезе наш старец нашел удобный момент предложить отцу Ефрему сказать нам несколько наставлений. Чтобы вкусили и мы его отеческих слов, я привожу здесь кое-что из сказанного им.

«Отцы, монашеская жизнь и очень проста, и очень сложна. Для настоящего послушника монашеская жизнь — это рай. Монах должен выучить два слова: одно — “благослови”, а другое — “буди благословенно”. Это так просто и легко, но, к сожалению, мало кто это выполняет. Если ты хорошо выучил этот урок, то усвоил монашескую жизнь.

Наш старец Иосиф вместе с отцом Арсением подвизались настолько сурово, что такие подвиги мы можем встретить только в житиях великих святых. И все же этот великий подвижник, кроме подвижнических трудов, всегда похвалял послушание. Хочешь стяжать дары? Послушание! Хочешь приобрести молитву, хочешь слезы? Послушание! Хочешь дара чудотворения, прозрения, предведения? Все через послушание и только послушанием».

Полагаю, что этого достаточно, чтобы вспомнить сего святого старца. Приведу лишь то, что он сказал нам в заключение своей духоносной беседы:

«Зашел сначала к вам, побыл немного, но нашего старца Иосифа увидеть здесь мне не удалось. Прихожу в Филофей. Там я увидел Старца.

Когда я подумал немного о том, почему бы Старцу не быть с двумя своими чадами, меня озарило: “Точно, — думаю, — здесь у них есть старец Арсений, поэтому монахи Филофея по справедливости имеют старца Иосифа”».

 

Знакомство отца Ефрема со старцем Иосифом

Как-то раз мы спросили старца Арсения:

— Геронда, отец Ефрем из другого братства, но наши связи настолько тесные и обоюдные, что он как бы считается членом нашего братства.

— Отец Ефрем, приехав на Афон впервые, поселился у отца Никифора на Катунаках. Тот, увидев такого ревностного и благочестивого юношу, через год постриг его в монахи, а через год — два, несмотря на его возраст, сделал священником.

Отец Никифор был строг с братией: целый день рукоделие, строгие посты. Что же до молитвы и образа жизни, здесь не было ничего. Но монах без молитвы ничем не отличается от мирянина. И что же сделал всеблагий Бог, видевший доброе расположение и жажду юноши?

Незадолго до хиротонии отца Ефрема старец Иосиф пригласил в нашу каливу его старца послужить литургию.

По Божественному домостроительству, отец Никифор взял с собой и своего юного послушника. Старец Иосиф, завидев юношу, взглянул на него разок и говорит про себя: «Вот жаждущий олень. И воды не дают ему попить. Помощь нужна монаху, но как войдешь в чужую ограду?». Он возложил это на Бога. И действительно, Бог все устроил следующим образом: в том же году отец Никифор посылает своего монаха на хиротонию, и он становится священником. Тогда Старец не теряет удобного случая и просит отца Никифора регулярно присылать своего послушника для служения литургии.

Чудо произошло. Итак, в первый раз отец Ефрем приходит ночью с фонариком на поясе в скит святого Василия служить литургию. И раз добыча уже в клетке, Старец после Божественной литургии зовет юного служителя в свою келию.

— Как поживаешь, чадо мое?

— Хорошо, хорошо, Геронда.

— Но я, чадо мое, не вижу, что хорошо. Не стесняйся, скажи мне, что с тобой происходит.

Потихоньку юный священник набирается смелости и говорит:

— Но, Геронда, в конце концов, разве то, как мы живем, является монашеской жизнью? Работа с утра до вечера, а, кроме того, еще и ругань и ни одного ласкового слова! Где добродетель, где любовь, где молитва?

— Чадо мое, будь осторожен, это твой старец. Тебе показал его Бог. Ты не можешь ни уйти, ни осуждать его.

— Но разве старец ведет себя так?

— Послушай, чадо мое. Ты знаешь, что пообещал отречься от мира, а ищешь чести и лести? Ну тогда ты не монах. Если ты желаешь быть рабом Христовым, то и ты должен претерпеть все то, что претерпел Он ради нас: презрение, ругань, уничижение, даже оплевание и избиение. Если ты все это терпишь, то и ты поднимаешь маленький крест и следуешь за Христом. Через комфорт, ложные почести, через вежливость не приходят спасение и преуспеяние.

Все это и многое другое та жаждущая душа впитала тотчас, как губка. Он отвечает в свою очередь:

— Спасибо, Геронда, за все то, что я услышал сегодня. Я все это принимаю. Только есть у меня одно недоумение: не должны ли и мы, как монахи, учиться молитве?

Услышав это, Старец обнял его и говорит:

— Очень правильно, чадо мое. Итак, впредь — послушание своему старцу, а что касается молитвы, то это уже моя забота. Отныне непрестанно будешь говорить «Господи Иисусе Христе…», а ночью будешь жить по тому уставу, который я дам тебе.

С того дня душа юноши воскресла. Он непрестанно творил молитву, каждую ночь совершал бдение и под руководством Старца в два — три месяца стал подобным огню.

С тех пор отец Ефрем следовал за нами повсюду. Старец даже помог отцу Ефрему со здоровьем, потому что тот мог заболеть туберкулезом. Для своего эфимерия он заказывал из мира сыр, масло, яйца, молоко в банках и многое другое. Юноша сначала был против, но за послушание ел все до тех пор, пока не вернулось его здоровье, и был признателен Старцу за то, что тот, несмотря на нашу весьма строгую жизнь, к другим был очень снисходителен, не зная уступок лишь в том, что касалось послушания.

В завершение нашего рассказа об отце Ефреме надо подчеркнуть, что старец Арсений сильно превозносил его за добродетель и говорил: «Вот ведь мы совершили столько суровых подвигов, а он одним лишь послушанием обогнал нас всех. Но его послушание было мученическим: его старец был очень суров, однако он терпел его до конца. Вот что важно. Благословение его да пребывает с нами».

 

Снова к каливам

Но давайте вернемся снова к каливам Малой Анны.

Итак, удаленный район Малой Анны не замедлил превратиться в новую духовную арену.

Келия старца Арсения в Малой Анне

Вскоре после брата Старца — отца Афанасия — к ним присоединился монах Иосиф. Этот монах довольно рано стал известен в силу своего писательского таланта, но еще более в силу того, что в последние годы благодаря ему наполнился монахами и превратился в духовную оранжерею монастырь Ватопед, до того бывший идиоритмическим.

Следующим братом был отец Ефрем, который впоследствии преобразовал в киновию монастырь преподобного Филофея Афонского, также бывший идиоритмическим. Впоследствии из этой обители вышла братия трех других монастырей Святой Горы.

Как известно, когда отец Ефрем установил в этих четырех афонских монастырях тот порядок, который принял от Старца, он по Божественному указанию переехал в Америку, где на сегодняшний день основал шестнадцать монастырей (мужских и женских), перенеся туда тот монашеский дух Святой Горы, которым сам напитался рядом со своим святым Старцем.

 

Племянник старца Арсения

Мы упомянули, что к старцу Иосифу присоединился его брат — отец Афанасий. Но, кажется, и для старца Арсения сохранялась «львиная доля».

Помните, что еще до отречения от мира он, «чтобы Христос не положил ему за пазуху камень, должен был кого-нибудь покрестить». Вот он и покрестил своего маленького племянника Харалампия.

Этот Харалампий, несмотря на то что являлся кормильцем семьи и оставался в миру до сорока лет, проводил такую подвижническую жизнь, которой позавидовал бы и самый суровый нынешний аскет. Но, чтобы постигнуть, с какой горячей ревностью он начал свою монашескую жизнь, я передам то, что он сам рассказал мне.

«Крестный мой, увидев меня, обрадовался и затем представил старцу Иосифу как кандидата в монахи. Старец, желая испытать мою ревность, говорит мне:

— Мы здесь проводим очень суровую жизнь. Я не думаю, что ты выдержишь ее.

— Геронда, я попробую.

— Твой дядя каждую ночь совершает три тысячи поклонов. А ты можешь?

— Я попробую, Геронда.

Тогда он тут же зовет старца Арсения и говорит ему:

— Отец Арсений, я желаю, чтобы ты и твой племянник прямо сейчас сделали по три тысячи поклонов.

— Буди благословенно».

«Но отец Арсений, — говорит отец Харалампий, — немного подшутил надо мной, потому что то место, где стоял он, было немного с наклоном вверх, а мое было ровное. Мы поднажали — глядь, и старец Арсений закончил первым. Мне же осталось еще пятьдесят поклонов. Я закончил, и меня снова зовет Старец.

— Ну что, Харалампий, как тебе кажется, выдержишь ты?

— На данный момент, Геронда, трудностей у меня не было, позже — не знаю».

Чему здесь удивляться в первую очередь? Не буду говорить об отце Харалампии, потому что он еще жив. Но подсчитайте: если старец Арсений крестил его за сорок лет до описываемого момента, еще до того, как стал монахом, то это значит, что тогда ему было около шестидесяти трех — шестидесяти пяти лет. И, несмотря на это, он со всей готовностью сделал три тысячи поклонов так, как будто бы не случилось ровным счетом ничего.

Так вот, этот самый Харалампий, успешно пройдя первые испытания, в скором времени был пострижен в монахи с тем же именем, а на следующий год рукоположен в священники, чтобы служить литургию для братства.

Там, наверху, среди утесов и в пещерах, расположенных на обрывах, местожительство более всего подходило для Великого Предтечи. Таким образом, у братства снова появилась церковка в честь Иоанна Крестителя, в которой отец Харалампий после хиротонии служил каждый день. Порядок же бдения был следующий.

С утра до полудня отцы занимались либо рукоделием, либо физическим трудом. После полудня каждый брат удалялся в свою келию, где час — два молился по четкам за вечерню. Если оставалось время, то можно было и почитать.

Братство старца Иосифа в последние годы. Посередине (сидит) — старец Иосиф, слева направо: отец Афанасий, отец Ефрем (Филофейский), старец Арсений, отец Иосиф (Ватопедский), старец Феофилакт и отец Харалампий

Потом предлагалась общая трапеза, постоянной основой которой, после того как у Старца появились молодые монахи, перестала быть пища без масла. В пище стали придерживаться обычного порядка установленных постов. К этому выводу Старец пришел, когда понял, что молодое поколение не обладает силами для непрестанного поста. Таким образом, всю тяжесть подвига он перенес на спасительное послушание и всегдашнее бдение, благодаря которому, как он говорил (со слов старца Арсения), открываются душевные очи у всех нас. Пост же был соразмерный и с рассуждением.

После общей трапезы братия удалялись для телесного отдыха на три — четыре часа. При заходе солнца они вставали, приходили к Старцу за благословением и одновременно имели благословение попить кофе, помогающего в бдении. Для поддержки наиболее немощных разрешалось небольшое угощение, по желанию.

С двенадцати часов по византийскому времени отцы совершали бдение каждый наедине. С шести часов до восьми тридцати совершалась ежедневная Божественная литургия. После литургии братия отдыхали еще часа два, чтобы потом с готовностью приступить к работе, в совершенном молчании, кроме крайней необходимости, отдавая себя полностью делу послушания. Одновременно устами они непрестанно проговаривали молитву. Иногда — «Господи Иисусе Христе, помилуй мя», а иногда — «Пресвятая Богородице, спаси мя».

 

Отчет за день — самоиспытание

Из того же самого опыта старец Арсений говорил нам: «Когда днем ты с ревностью выполняешь послушание и одновременно твои уста непрестанно шепчут молитву, то внутри ты чувствуешь такое успокоение и радость, что и дневные труды вменяешь ни во что. Особенно же ночью с теплотой, приобретенной днем, ты совершаешь бдение с такой легкостью, что оно не утомляет тебя, а проходит, как праздник.

Однако бывает часто, когда днем каким-либо преслушанием, празднословием, прекословием, неким гордым, завистливым, осуждающим помыслом мы дадим к тому повод, непрестанная молитва прерывается на устах, а ночное бдение превращается в мучения и труд. А иногда это случается и без всякого повода с нашей стороны.

С помощью строгого самоиспытания мы находим любые свои ошибки и, поисповедовавшись в них с покаянием и смирением, возвращаемся в прежнее устроение. Если же мы не даем повода, то вынуждены признавать, что претрудное ночное бдение является не нашим собственным делом, но даром Божиим, которого Он лишает нас тогда, когда этого пожелает. Получая такой урок, мы принуждаемся жить во всегдашнем страхе Божием».