— Мать, роди меня.

— Как же тебя родить, ты еще недоношен?! Покончив с дневными трудами и улегшись в постель, Кумба, мать семерых сыновей, рожденных в один и тот же день, переговаривалась по ночам с ребенком, который шевелился в ее чреве. И это продолжалось уже семь ночей.

— Мать, роди же меня!

— Как же тебя родить, ты еще недоношен.

— Ну, тогда я рожусь сам, — сказал ребенок, когда прокричал первый петух. Он перерезал пуповину, вымылся и подошел к материнской постели. В это время старые женщины, привлеченные криком матери, вбежали в хижину и остолбенели от изумления:

— Что такое? Что здесь творится?

— Это я родился, — сказал ребенок, который рос на глазах.

Старые женщины разбежались.

— Мать, — сказал Самба-рожденный-в-ночи, — я знаю, что мои братья пойдут сегодня в дальние края, чтоб искать себе жен. Мать, скажи нм, пусть возьмут и меня с собой.

— Куда тебе с ними?! Ты еще слишком мал. И хоть ты растешь на глазах, они но захотят возиться с тобой. Им и так нелегко будет найти семь сестер, дочерей одной матери, рожденных в один и тот же день. А я требую этого от них для того, чтобы не было ссор и ревности в доме.

Братья и в самом деле не захотели взять с собой Самбу, который появился неизвестно откуда; и на другой день они, распрощавшись, ушли ранним утром на поиски жен.

Они вышли до восхода солнца и шли долго, весело переговариваясь. Вдруг один из семи, шедший впереди, нашел на тропинке серебряную монету. Он подобрал ее, положил в кошелек, а кошелек сунул в карман.

Они пошли дальше, и шли очень долго. Солнце уже сильно припекало, проникая сквозь листву деревьев. Брат, нашедший серебряную монету, стал жаловаться:

— Какая жара! Как мне душно!

И тогда он услышал голос из кармана своей бубу:

— А мне-то каково! Ведь я сижу в кошельке, а кошелек у тебя в кармане.

Юноша вытащил из кармана кошелек, а из кошелька серебряную монету и бросил ее оземь.

Лишь только монета коснулась земли, перед братьями предстал Самба-рожденный-в-ночи.

— Ну-ка беги домой! — приказал ему брат.

И они оставили Самбу-рожденного-в-ночи на тропинке.

Они шли долго и пришли в скалистые земли, где терялся след тропы. Тот брат, что шел впереди, ударился большим пальцем ноги о камень.

— Ой-ой! — вскрикнул он. — Как больно!

Он поднял камень и услышал:

— Ведь я же не жалуюсь, а ты меня здорово пнул ногой!

С испуга юноша выпустил из рук камень, и тот, едва коснувшись земли, превратился в Самбу-рожденного-в-ночи.

— А ну, возвращайся домой! — приказал ему брат.

И они оставили Самбу в стране скал.

Они шли еще долго, дни и ночи, и однажды в полдень остановились в тени грудного дерева. На дереве висели желтые и красные плоды величиной с шарики амбры. Один из братьев поднял руку и, сорвав такой плод, попробовал его, но тотчас выплюнул на ладонь.

— Он очень горький, хоть и красив.

— А ты просил позволения сорвать его? — спросила косточка.

Юноша бросил ее, и как только она коснулась земли, Самба-рожденный-в-ночи предстал перед братьями.

— Сейчас же возвращайся домой! — приказал ему брат.

— Да пусть идет с нами, — сказали другие.

И Самба-рожденный-в-ночи пошел впереди семи братьев.

Они шли еще долго, дни и ночи, и пришли на берег Великой реки.

Тогда Самба-рожденный-в-ночи запел:

И волны на середине Великой реки всколыхнулись, закипели и засверкали радужным блеском.

Самба-рожденный-в-ночи все пел:

И высокие волны хлынули к ногам Самбы-рожденного-в-ночи и его братьев.

А Самба-рожденный-в-ночи все пел:

Волна, гребень которой касался облаков, а пена убелила густую синеву неба, с воем подкатилась к ним и вынесла на берег Диасига, старейшего каймана, повелителя вод.

Самба-рожденный-в-ночи приказал кайману:

— Это опять ты, Самба-рожденный-в-ночи? — спросил Диасиг, отец кайманов. — Куда ты идешь?

— Иду искать жен для моих братьев.

— Залезай! — сказал кайман, подставляя колючую спину.

Великая река успокоилась, и Диасиг-кайман, дуя на волны, доплыл до другого берега и высадил Самбу и его семерых братьев.

— Ты не найдешь меня больше здесь на обратном пути, — предупредил кайман, — я уйду к Истоку. Помни: ты должен быть начеку. Идите всё прямо, и вы найдете, что ищете. Но там, где они найдут то, чего ищут, ты держи глаза и уши открытыми. И еще не забудь: все дело в повязке!

Самба-рожденный-в-ночи горячо поблагодарил старого Диасига-каймана. Тот ушел обратно в воды Великой реки, а Самба пошел впереди своих братьев.

Они шли опять дни и ночи, ночи и дни и пришли в пустынную и голую страну, где не росло ни травы, ни деревьев.

Огромная хижина высилась до самых облаков, окруженная, как курица цыплятами, семью хижинами поменьше.

— Есть тут кто-нибудь? — спросил Самба-рожденный-в-ночи так громко, что голос его донесся до самого неба.

Старушка, старая-престарая, совсем древняя, такая сгорбленная, что касалась подбородком земли, вышла на порог большой хижины, опираясь на длинную палку, и проворчала:

— Чего вам здесь нужно? Как вы смеете топтать мою землю? Кто вам позволил подойти к порогу моего дома?

— Бабушка, мы ищем жен, — вежливо ответил Самба-рожденный-в-ночи.

— Жен? А какие жены вам нужны? — проскрипела старуха.

— Нам нужны семь молодых женщин, рожденных в один и тот же день одной матерью, — пояснил Самба-рожденный-в-ночи.

Тогда старуха хлопнула в ладоши, сухие, как хворост. И из семи хижин, окружавших самую большую, вышли семь девушек, прекраснее лучей солнца, склонявшегося уже к западу, к пескам и морю.

— Вот ваши невесты, — сказала старуха, — ваши будущие жены. Они все семь рождены мной и все семь в одну ночь. Идите-ка, дочки, приготовьте поесть вашим женихам, вашим будущим мужьям.

И девушки пошли готовить обед, а когда он был готов, принесли его в большую хижину, где ожидали семь братьев. Только Самба-рожденный-в-ночи не сидел на месте. Он уже успел обегать все хижины и наказал братьям вырыть перед собой по ямке и складывать туда все, что они достанут из большого калебаса с кус-кусом, который принесут девушки.

— А ты? — спросила старуха у Самбы-рожденного-в-ночи. — Ты разве не будешь есть вместе с другими?

— Я? Ни за что! — ответил он.

— А почему?

— Я всегда ем одно и только то, что мне можно есть.

— А что тебе можно есть? И чего нельзя? — допытывалась старуха.

— Что мне можно есть? Кашу, но не кус-кус, хотя бы даже с мясом самого лучшего барана или быка из самого лучшего стада в этом краю.

— А какую же кашу тебе надобно?

— Кашу из зернышка красного проса, посеянного перед заходом солнца.

и чтобы полили кашу молоком семилетней коровы, которая семь раз отелилась.

Старуха пошла сеять зернышко красного проса в почву бесплодную, в землю пустынную и голую. И зернышко красного проса проросло у нее на глазах.

и полила кашу молоком семилетней коровы, которая семь раз отелилась.

Но Самба-рожденный-в-ночи сказал, что ему совсем не хочется есть.

Пришла пора ложиться спать. Старуха приказала дочерям идти каждой с тем, кого она выбрала. А Самба-рожденный-в-ночи шепнул каждому из братьев, чтобы он поменялся одеждой и местом в постели с той, которая его выберет.

— А ты, — спросила старуха Самбу-рожденного-в-ночи, — ты где ляжешь?

— Я, бабушка, буду спать в твоей постели, если позволишь. Все маленькие дети спят с бабушками.

И молодые люди с девушками ушли спать в самую большую хижину.

А много позже старуха и Самба-рожденный-в-ночи пошли спать в хижину, которая была бы ближе всех к бруссе и к полям, если бы они здесь существовали. Но их не было больше, исчезла даже солома от зернышка красного проса, посеянного до сумерек.

Старуха захрапела, Самба-рожденный-в-ночи захрапел еще громче.

Ночью старуха поднялась тихонько-тихонько и вышла из хижины. Послышался звук: вжиг! вжиг!! Самба-рожденный-в-ночи тоже поднялся и, подкравшись к старухе, на которую с любопытством смотрела луна, спросил:

А старуха точила нож, длиной в три локтя.

— Точу нож, чтобы утром зарезать быка на завтрак моим гостям. Идем-ка спать.

И они легли в постель, Самба-рожденный-в-ночи и старуха…

Старуха спала (или притворялась спящей) и храпела, может быть, нарочно. А Самба-рожденный-в-ночи ворочался и метался в постели.

— Ты не спишь? — с беспокойством спросила старуха.

— Нет, я больше не сплю.

— А почему ты больше не спишь?

— Как тут уснешь, когда так холодно? — захныкал Самба-рожденный-в-ночи.

— А что тебе нужно, чтобы согреться? — спросила старуха.

— Зернышко хлопка.

— Одно зернышко? — удивилась старуха.

— Да! Зернышко хлопка.

и чтобы из него сделали одеяло для моих озябших ног.

И старуха пошла в поле, где земля была суха и бесплодна,

и красить хлопок. Из него она сделала одеяло и укрыла им ноги Самбы-рожденного-в-ночи.

Самба-рожденный-в-ночи спал — или делал вид, что спит, и старуха, взяв свой острый нож, пошла в большую хижину и перерезала горло всем, кто лежал слева и на ком была повязка.

Она вернулась и сразу уснула, утомившись за этот долгий и трудный день.

Земля остыла, первые петухи еще не пели, когда Самба-рожденный-в-ночи разбудил своих братьев, подле которых лежали зарезанные дочери старухи. Он увел братьев из большой хижины, с бесплодных земель, где засыхали стебли хлопчатника. Но прежде он сорвал повязку со старухи — да так, что она и не шевельнулась.

Первый петух пропел.

Самба-рожденный-в-ночи и его братья были далеко-далеко, у Великой реки, когда старуха нашла в постелях своих семерых дочерей с отрезанными головами. И до сих пор в грозовые вечера слышно ее рычанье! Она бросилась по следу Самбы-рожденного-в-ночи и его братьев.

Она бежала, неслась и летела, и вот обогнала Самбу-рожденного-в-ночи и его семь братьев, когда они расположились на отдых в густой и свежей тени тамаринда. И попугаи, самые болтливые из птиц, сказали ей, что они видели мальчика и юношей, которые бежали на запад.

Старуха остановилась у тропинки, пустила корни в землю и превратилась в грудное дерево. Плоды его, желтые и красные, были заманчиво сочны на вид.

Когда Самба-рожденный-в-ночи и его братья подошли к дереву, один из братьев уже потянулся было сорвать плод, но вдруг вспомнил, как горек был тот, который он недавно отведал на этой дороге; да и Самба-рожденный-в-ночи схватил его за руку.

— Тебя ведь не было здесь семь дней назад! — сказал он дереву.

И дерево засохло, как если бы целое племя термитов обглодало его корни.

Самба и его братья зашагали дальше по дороге к их дому. Позади них поднимался ветер, взметая песок, деревья содрогались, кусты трепетали и небо было черным. А перед ними вдруг загарцевали и забили копытами семь белых коней в шелковых сбруях, украшенных золотом.

— Смотрите! — сказал Самба-рожденный-в-ночи. — Здесь не было конюшни, когда мы проходили тут двенадцать дней назад.

Он щелкнул лианой, которую вырвал из ограды, и семь жеребцов исчезли.

Братья побежали дальше на запад. А позади них в вихре неслась старуха. Самба-рожденный-в-ночи услышал ее пыхтенье и крики. Из ее рта вырывалось пламя.

Они приближались к Великой реке. Они были уже на берегу, когда старуха зарычала:

— Ты не уйдешь от меня!

Но Самба-рожденный-в-ночи взял повязку, украденную у старухи, и бросил ее в воды Великой реки. И воды тотчас расступились, и Самба-рожденный-в-ночи с семью братьями прошли между двух водных стен, которые снова сомкнулись за ними.

Они шли ночи и дни, дни и ночи. И наконец добрались до своей деревни и вошли на отцовский двор. Посреди двора рос стройный зеленый тамаринд.

— Когда же он успел вырасти? — спросил Самба-рожденный-в-ночи.

— На заре, — ответила Кумба-мать. — Он, как ты, рос на глазах.

— А, сегодня на заре?! — воскликнул Самба. — И рос, как я?

Он пошел за самым старым, тупым и зазубренным топором, который ржавел на мусорной куче и давно уже ни на что не был годен. Этим топором Самба с силой ударил по стволу тамаринда:

Листва затрепетала, ствол содрогнулся, корни затрещали.

И как только тамаринд с ужасным грохотом (этот грохот и поныне слышен в грозовые ночи) коснулся земли, все увидели скрюченный труп старой колдуньи, матери семи дочерей.