Львята, которые все замечали, хотя не подавали виду, часто говорили своему отцу, льву Гаинде:

— Папа, Буки примеряла твои сандалии, и они ей как раз по ноге.

Гаинде-лев обычно пропускал это мимо ушей — вероятно, у него были дела поважнее. А между тем отношение Буки-гиены ко льву менялось прямо на глазах. Гаинде приютил Буки и кормил ее за небольшие услуги по хозяйству. Буки должна была также свежевать добычу, которую ежедневно приносил лев (а от этого никакая гиена не откажется).

Гаинде-лев подобрал Буки-гиену в жалком состоянии. Это было в голодную пору неурожая, которую до сих пор помнят желудки зверей и людей всего края.

Буки была тогда так худа, что сквозь ее бока просвечивало солнце. Шерсть ее свалялась и висела клочьями, а лапы и спина облезли и были такие же голые, как багровый зад Голо-обезьяны.

* * *

так поется в песне.

Но у Буки-гиены тогда уже не было сил следовать этому мудрому совету — еле-еле волоча лапы, она трусила за юркими ящерицами и проворным крысенятами, которые прямо в глаза ей смеялись над ее спотыкающейся походкой. И неожиданно для себя очутилась в жилище Гаинде-льва, где играли юные львята, оцепеневшие от изумления при виде ее пестрой шкуры и невероятной худобы.

Спасаться не было ни сил, ни времени — на пороге появился сам Гаинде. Он приволок антилопу величиной с лошадь.

То ли вдовство, то ли попросту усталость после охоты в этот жаркий день смягчили сердце царя зверей. Увидев, как малыши резвятся вокруг свалившейся в изнеможении, задыхающейся гиены, у которой: тряслись со страха тонкие ноги и впалые бока, Гаинде почувствовал жалость. Вместо того чтобы пресечь печальное, голодное существование своей непрошеной гостьи, он приказал:

— Буки, займись добычей!

Буки-гиена ринулась к антилопе. Она ободрала тушу, и силы вернулись к ней при одном лишь виде и запахе всего этого мяса, этой груды дымящихся потрохов, этой крови, которую жадно, не дожидаясь ничьего разрешения, впитывала земля.

— Ешь сколько хочешь, только сперва покорми моих детей, — сказал Гаинде.

И гиена, поспешно глотая потроха и огромные куски мяса, благодарила льва:

— Спасибо тебе, владыка! Спасибо! Спасибо!!

В этот день она наелась за все те дни, недели и месяцы, когда ей пришлось поститься — не из набожности, а в силу обстоятельств.

Объевшись, она повалилась на бок и прохрапела до следующего дня. Проснулась поздно, когда уже сильно припекало солнце и львята выбивали барабанную дробь на ее туго набитом и округлившемся брюхе.

Гаинде-лев с самой зари был на охоте. Буки прибрала дом, поиграла с малышами.

Когда Гаинде вернулся, неся в зубах крупную лань, он не успел переступить порог и кликнуть гиену, как она была уже подле него:

— Что прикажешь, владыка?

* * *

Так продолжалось изо дня в день много недель подряд.

* * *

Буки переносила в дом туши убитых львом животных, обдирала их, потрошила, разделывала и хлопотала по хозяйству со всем рвением прислуги, благодарной за хорошее обращение.

Она толстела на глазах — ведь мяса и требухи всегда было вдоволь в доме Гаинде. Шерсть ее отросла и лоснилась на солнце, а отвислые губы маслено блестели.

И чем больше она жирела, тем заметнее с каждым днем ослабевали ее усердие и преданность.

Теперь уже не слышно было поспешного: «Слушаю, владыка!» — когда Гаинде-лев, вернувшись с охоты, звал ее с порога дома. Теперь она отвечала: «Я здесь!» — сначала небрежно, потом ворчливо. Через некоторое время слышалось уже только: «Да?» — сердитое, почти вызывающее. И в конце концов — угрюмое: «Ну, что еще?»

Теперь она переносила добычу лениво, неохотно и чистила ее почти с отвращением.

А маленькие львята все замечали, хотя не подавали виду:

— Папа, Буки-гиена примеряла твои сандалии, и они ей как раз по ноге.

Гаинде не обращал внимания на мелочи, но наконец и ему бросилась в глаза перемена в Буки. Гиена теперь постоянно брюзжала и даже стала поругиваться сквозь зубы, когда нарушали ее покой.

* * *

Однажды Гаинде пришел с пустой пастью. Он оставил свою добычу за домом.

— Буки! — позвал он.

— Ну, что еще? — буркнула гиена.

— Ступай очисти то, что лежит за домом.

Буки лениво поплелась за дом. Вдруг она остановилась, потрясенная, дрожа всем телом, которое за это время стало снова мускулистым и сильным. Перед нею со вспоротым брюхом и перебитым хребтом лежала огромная гиена — даже мать ее матери никогда не упоминала о такой в своих рассказах, прославлявших мощь их рода. Добыча Гаинде была велика, как самый большой из быков в стаде пастуха Малал Пуло (их Буки видела издалека в прежние времена изобилия).

Пришлось ободрать гиену, которая казалась в три раза больше, чем был отец Буки в расцвете своих сил. Буки теперь работала с тем же рвением, что и в первые дни своего появления у Гаинде-льва.

Казалось, урок не пропал даром.

Текли дни с их разнообразными заботами. Но нрав у гиен не меняется, и урок был быстро забыт. Услужливость, усердие и рвение Буки уменьшались с каждым днем, и с каждым днем росла ее наглость.

Буки продолжала примерять сандалии Гаинде-льва, и сандалии становились ей все больше впору.

* * *

Возвращаясь с охоты, Гаинде-лев повстречал Лёка-зайца. В тот день лев нес большую антилопу, и ему приходилось часто отдыхать по дороге. Гаинде-лев и Лёк-заяц беседовали в тени баобаба, когда перед самым носом у них стала летать Н’Джугуп — летучая мышь. Со свойственной ей невежливостью она дразнила их оскалом зубов и почти задевала мохнатыми крыльями. Это оскорбляло Гаинде.

Одним ударом лапы он сбил мышь и дал ее Лёку, так что тому пришлось провожать льва до его жилища.

У самого дома Гаинде скакала и резвилась Бей-коза, еще более невоспитанная, чем Н’Джугуп-летучая мышь. Бей-коза слышала от Тиуая-попугая, что Гаинде-лев приютил у себя Буки-гиену. Поэтому легковерная Бей вообразила, что заключен мир между всеми животными, а может быть, и между животными и людьми.

Лев, видно, оставил сегодня свое долготерпение и доброе настроение в постели, уходя из дому с первым криком петуха. Поведение козы он принял за насмешку. Бросив антилопу, он одним ударом сломал хребет Бей-козе. Затем отнес антилопу во двор и вернулся за козой, которая еще хрипела. А Лёк-заяц, несший останки Н’Джугуп — летучей мыши, последовал за ним и был радостно встречен сыновьями льва.

— Дядя Лёк! Зайчик, зайчик пришел!

— Где Буки? — спросил отец.

— Она спит, — отвечали малыши.

— Пойдите позовите ее!

И львята побежали будить Буки-гиену. Потягиваясь и с трудом продирая глаза, она недовольно прогнусавила:

— Ну, что еще?

— Тебя отец зовет, — объяснили львята.

— Опять?..

— Буки! — зарычал Гаинде-лев со двора.

— Я здесь! — откликнулась Буки сонным голосом и, зевая, неторопливо направилась во двор.

— Буки! — повторил Гаинде.

— Слушаю, хозяин, — отвечала Буки уже поживее и чуть-чуть заторопилась.

— Раздели добычу! — приказал Гаинде.

— Хорошо, хозяин.

Буки посмотрела на антилопу, козу, летучую мышь и спросила:

— Разделить эту добычу?

— Да, попробуй, — предложил Гаинде-лев.

— Но между кем и кем? — спросила Буки, окончательно проснувшись.

— Между нами всеми, — пояснил Гаинде раздраженно, уже теряя терпение.

— Хорошо, хозяин, — сказала Буки. — Я думаю, что эта антилопа будет для тебя и твоих детей. Она достаточно велика и жирна для вашего обеда. Сама я давно уже не пробовала козьего мяса, и эта коза меня вполне удовлетворит. А дядя Лёк за труды возьмет себе Н’Джугуп — летучую мышь, потому что я не знаю, что делать с этим остроухим и зубастым чудищем…

Буки не докончила — правая лапа Гаинде ударила ее по пасти и вырвала левый глаз гиены, который пролетел перед трепещущим носом Лёка-зайца.

И Буки рухнула на землю с раскроенным черепом и оскаленной пастью.

— Дядя Лёк, — позвал Гаинде.

— Слушаю, владыка! — откликнулся Лёк-заяц.

— Раздели эту добычу!

— Хорошо, владыка! — согласился Лёк-заяц. — Я думаю, что на завтрак тебе и твоим детям еле хватит этой маленькой антилопы, — да что поделаешь, ведь у нас пока еще голодное время, почти голодное! За обедом вам придется удовольствоваться Бей-козой, которая пришла прямо сюда, чтобы предложить себя тебе в дар. Этого маловато, но малышам вечером понадобится немного: за день они наиграются и так устанут, что, конечно, им будет не до еды. Завтра день будет жаркий, и прежде чем идти на охоту, ты заморишь червячка, съев эту летучую мышь!

— Кто научил тебя так хорошо делить, дядя Лёк? — изумился Гаинде-лев.

И Лёк-заяц объяснил:

— Левый глаз Буки-гиены, который задел кончик моего носа.