1990-е, Москва

Барятьев появился на пороге Надиной коммуналки через две недели. В стельку пьяный, растрепанный, несчастный и весь в слезах. Он сообщил, что Белла Леонидовна умерла.

— Надя, почему ты от меня ушла? — рыдал он. — Бросила меня, и мама умерла!

У Наденьки тоже хлынули слезы.

— Как же так? Ведь она шла на поправку…

— Вот так, — беспомощно развел руками Альберт и всхлипнул. — Как ты ушла, она слегла, и вскоре ее не стало.

Наденька сняла с него мокрый от дождя плащ и повесила на вешалку. Усадив Альберта в кресло, она поставила чайник и с отчаянием проговорила:

— Мне не верится, что Беллы Леонидовны больше нет!

Обхватив голову, Альберт горестно зарыдал:

— Я тоже не верю, что мамы больше нет!

Наденька перекрестилась и прошептала:

— Царство ей небесное! Вечная память.

Горе Альберта было настолько глубоким, настолько беспредельным, что Наденьке стало не по себе. Она бросилась к нему, прижала его голову к своей груди и начала рыдать вместе с ним.

— Не бросай меня, Наденька, возвращайся домой, я умру без тебя, — бормотал он сквозь слезы.

Ее сердце сжималось от боли, она целовала его мокрое от слез лицо и шептала:

— Никогда не брошу тебя, всегда буду с тобой.

В тот же вечер она вернулась вместе с Альбертом в огромный опустевший дом.

Сейчас, когда Белла Леонидовна ушла в мир иной, Наденьке помнилось о ней только хорошее, и она искренне верила, что любила свекровь.

В первое время после смерти матери Альберт не отходил от Наденьки ни на шаг и был беспомощен, словно малый ребенок.

Горе окончательно и бесповоротно сблизило их и породнило.

Спустя год после похорон матери Альберт наконец-то сделал Наденьке предложение, и они поженились. Свадьба прошла скромно, в кругу близких друзей.

Жизнь потекла размеренно и спокойно. Альберт вернулся в театр, стал сниматься в кино, а Наденька занялась реализацией планов и проектов мужа, одним из которых был проект создания музея рода Барятьевых в их родовом гнезде. Были еще другие проекты. Один из них — создание киностудии. Но все требовало больших финансовых вложений, которых пока не было.

Помимо этого, Барятьевы принялись оборудовать и устраивать свое гнездышко в доме-музее.

Из комнаты, в которой жила Белла Леонидовна, Альберт сделал своего рода мемориальную комнату.

Как-то среди ночи Наденька проснулась от шума, доносящегося из коридора. Увидев слабый свет, льющийся из полуоткрытой двери бывшей спальни Беллы Леонидовны, она вошла туда.

Альберт стоял у кровати матери и разговаривал с ней. На полу, комоде, подоконнике стояли зажженные свечи.

Отсутствующий, устремленный в пустоту взгляд Альберта напугал Наденьку. Он даже не заметил появления жены и продолжал, отчаянно жестикулируя, рассказывать матери о своих проблемах.

Наденька настолько растерялась, что в первый момент не знала, что ей делать. Она осторожно коснулась его руки.

— Альберт, — едва слышно произнесла она.

В голосе Нади было столько нежности и любви, что он вздрогнул и застыл. Затем закрыл глаза и печально произнес:

— Ты думаешь, я сошел с ума? Нет, просто я не могу смириться с болью потери. У меня здесь, — коснулся он своей груди, — жжет, очень сильно жжет.

Надя крепко обняла мужа.

— Я ничего такого не думаю, я чувствую твою боль, как свою, но у тебя завтра съемка, поэтому сегодня ты должен выспаться.

— Ты не поверишь, я спал, и вдруг мама позвала меня. Я пришел и зажег свечи, ведь духи не любят электричества.

Задув свечи, Наденька отвела Альберта в спальню и уложила в кровать.

— Если хочешь, мы проведем спиритический сеанс, и ты пообщаешься с Беллой Леонидовной.

Уложив мужа спать, она долго ворочалась, размышляя о том, что Альберт сильно сдал в последнее время. Он стал сентиментальным и набожным.

Наденька тоже стала прихожанкой старинной небольшой церквушки неподалеку от дома и часто советовалась со своим духовником, священником отцом Пименом. Но как быть в этой ситуации, не знала, ждала, что Альберт сам поговорит о своей проблеме со священником.

Работа отвлекла Альберта, он стал реже заглядывать в комнату матери, и Наденька успокоилась.

Но вот съемки закончились, и он заговорил о клонировании матери или вызове ее духа.

Чтобы облегчить страдания Альберта, Наденька ударилась в оккультные науки и стала изучать процедуру проведения спиритического сеанса.

Как-то, включив телевизор, она с изумлением увидела своего мужа в шоу, где он трогательно рассказывал об общении с умершей матерью.

Не выдержав, она завела с ним об этом разговор во время ужина.

— Я не совсем понимаю, зачем ты рассказываешь прилюдно такие интимные подробности? Ведь это очень личное, тайное, духовное…

Альберт неожиданно пришел в ярость и, швырнув вилку, зарычал:

— Любишь ты испортить настроение! А почему я должен это скрывать?! Что в этом дурного?! Я человек публичный, и многим интересно знать про меня, про мой внутренний мир!

Наденька испугалась, попыталась его успокоить:

— Ты меня не понял, я хотела сказать другое.

Но было поздно, Альберт ушел в свой кабинет и закрылся.

Убрав со стола, Наденька отправилась в спальню.

Слабо освещенные лестница и коридор своей мрачностью вдруг навели на нее жуткую тоску, в памяти всплыли слова Беллы Леонидовны, которые она время от времени повторяла, — что в доме живет зло. И тут же у Нади родилась идея, о которой она решила рассказать Альберту.