Раннее осеннее утро встретило Диану мелким колючим дождем. Пришлось возвращаться за зонтиком и надевать плащ.

Затем она попала в час пик, в автобусе была такая давка, что людским потоком Диану вынесло на остановку раньше, чем нужно. До кинотеатра пришлось идти пешком.

У входа Диана привычно осмотрела наружную рекламу, проверила рекламу в кассовом зале, заглянула в фойе и, только убедившись, что все в порядке, направилась в свой кабинет. Сняла плащ, повесила в шкаф, на полку положила влажный зонтик и грустно взглянула на себя в зеркало. Так и есть, темные круги под глазами, Диана плохо спала, мешали печальные размышления. Прозоровский вчера не приехал за ней, и она, прождав его почти час, добиралась домой на автобусе. Диана понимала, что Арнольд ничего ей не обещал и не обязан отчитываться. Она ожидала, что рано или поздно надоест избалованному женским вниманием певцу и он исчезнет, но все равно, когда это случилось, девушка ужасно расстроилась.

Расписывая сеансы на следующую неделю, она то и дело мысленно возвращалась к Прозоровскому.

«Почему он не приехал? А вдруг что-нибудь случилось? А у меня ведь даже нет его телефона…»

Домыслить она не успела, в дверь кто-то деликатно постучал.

— Войдите, — сердито ответила Диана.

В кабинете появилась хрупкая, изящная девушка в прозрачном дождевике.

— Здравствуйте, мне нужна Арсеньева Диана.

Диана с недоумением уставилась на незнакомку.

— Я Арсеньева, что вы хотели?

— Можно, я присяду? — мелодичным голоском поинтересовалась визитерша.

— Конечно, — кивнула Диана.

— Я пришла к вам по поводу Вебер Виолетты Генриховны.

От неожиданности Диана растерялась.

— Вы знаете, что Виолетта Генриховна погибла? — спросила она.

— Да, поэтому я и хотела с вами поговорить. Я ее подруга, музыковед Любовь Ланская, — улыбнулась гостья.

— Любовь Ланская! — воскликнула Диана, девушка вызывала у нее симпатию. — Очень приятно, мне тоже нужно было с вами встретиться.

— Зачем?

— Дело в том, что Виолетта Генриховна написала завещание, и вы в нем тоже указаны.

Тоненькие брови Ланской удивленно поползли вверх.

— А кто еще?

— Элеонора Разумовская.

— Только мы с Элеонорой? — еще больше удивилась Любочка.

— Нет, еще я, — вздохнула, покраснев, Диана. — Только мне ничего не нужно.

— Вот как? А откуда вы знаете про завещание?

— Следователь сказал, только вы ему не говорите, что я вам рассказала, он просил пока держать все в тайне, — спохватилась Диана.

— Хорошо. Но я-то пришла к вам узнать, что случилось с Виолеттой Генриховной и как это произошло.

Диана рассказала Ланской все, что ей было известно.

Любочка пристально рассматривала Диану и внимательно слушала ее.

— Как вы думаете, кто это сделал?

Диана покачала головой:

— Не знаю, но очень хочу знать.

Любовь Ланская вздохнула и задумалась.

— У меня вчера был следователь Суржиков, он такой молодой и не произвел на меня впечатления человека опытного.

— На меня тоже, — буркнула Диана. — С того момента, как убили Виолетту Генриховну, столько всего произошло, а он ничего еще не выяснил.

Любочка крепко сжала кулачки, черты ее лица стали жесткими.

— Я сама разыщу убийцу Виолетты Генриховны, чего бы мне это ни стоило!

Горько усмехнувшись, Диана сказала:

— Это очень опасное занятие.

— Вы думаете, я не знаю? — Ланская вдруг всхлипнула и полезла за носовым платком. — Вы не понимаете, — сквозь слезы произнесла она, — меня с Виолеттой Генриховной связывала долголетняя, нежная дружба и… очень важное дело.

— Это вы о Моцарте? — невольно вырвалось у Дианы.

У Любочки слезы мгновенно высохли, и она внимательно посмотрела на Диану.

— Откуда вы знаете?

— От ваших коллег из консерватории, — ответила девушка.

Ланская изумленно округлила глаза.

— Вы хотите сказать, что есть люди, которые знают нашу тайну?

— Думаю, таких немало, — усмехнулась Диана.

— Не говорите загадками!

— Даже и не собиралась, — обиженно фыркнула Диана. И рассказала, как кадровичка Ирма Юрьевна посвятила ее в тайны Виолетты Генриховны.

Любочка побледнела.

— Боже мой! Я действительно говорила с Ирмой Юрьевной о Моцарте, потому что волновалась за состояние психического здоровья Виолетты Генриховны…

— Понимаю, — кивнула Диана, — но этим вы оказали Вебер медвежью услугу, и, может быть, из-за этой тайны ее убили.

Ланская сделалась вся пунцовая и задрожала.

— Какой кошмар!

— Успокойтесь, может быть, причина совсем в другом, есть еще две жертвы, убитые таким же способом. Вы мне лучше скажите, вы бывали дома у Виолетты Генриховны?

— Да, а что?

— А про ее старый ридикюль знаете что-нибудь?

— Думаю, она носила в нем письмо Моцарта и ноты «Реквиема».

Диана оживилась.

— Я тоже так подумала. Когда ее убили, ридикюль пропал.

Гостья окончательно расстроилась.

— Боже мой, это я виновата! Это все из-за «Реквиема»!

— А вы Эмилию Бобрышеву знаете? — осторожно спросила Диана.

— Эмилию? Это вы про ту девушку, которая у Виолетты Генриховны уроки вокала брала? Почему вас это интересует? — удивилась Любочка.

Теперь пришла очередь Дианы удивляться:

— Эмилия брала уроки пения?

— Да, а что здесь такого?

— И как давно это было?

Ланская задумалась.

— Да где-то с полгода назад.

— А как Виолетта Генриховна познакомилась с ней?

— По объявлению. Честно говоря, я не помню, то ли Виолетта Генриховна давала объявление, что дает уроки пения, то ли Эмилия, что ей нужен преподаватель вокала. А потом Виолетта Генриховна жаловалась, что Эмилия у нее в вещах роется, что ключи пыталась украсть и все в этом духе. И она ученице отказала, тем более что у девушки ни голоса, ни способностей не было.

— Как интересно, — задумалась Диана и покачала головой. — Значит, не случайно Эмилию тоже, как и Виолетту Генриховну, задушили скрипичной струной…

Ланская окончательно пала духом. Сжав виски тонкими, изящными пальцами, она невидящим взглядом уставилась в пустоту.

— Неужели это я виновата?

Диане стало ее жалко, и она предложила:

— Хотите кофе и бутерброд? Я с утра не успела позавтракать. Составьте мне компанию. Вам бутерброд с колбаской или с сыром?

— С сыром, — автоматически произнесла Любовь. — И лучше чай.

Диана сбегала в буфет и вернулась с двумя чашками чая и бутербродами.

— А что вы можете сказать о Фарятьеве? — вдруг вспомнила она.

— Редкостный бабник, — поморщилась Ланская, — и мерзавец редкостный…

— Суржиков сказал, что его фамилию Виолетта Генриховна из своей записной книжки вычеркнула.

Любочка удивилась:

— А он что, у нее был записан? Не помню, чтобы они общались.

«А старушка-то была скрытной и никому не доверяла, вот и результат», — подумала Диана.