Раннее осеннее утро встретило Диану мелким колючим дождем. Пришлось возвращаться за зонтиком и надевать плащ.
Затем она попала в час пик, в автобусе была такая давка, что людским потоком Диану вынесло на остановку раньше, чем нужно. До кинотеатра пришлось идти пешком.
У входа Диана привычно осмотрела наружную рекламу, проверила рекламу в кассовом зале, заглянула в фойе и, только убедившись, что все в порядке, направилась в свой кабинет. Сняла плащ, повесила в шкаф, на полку положила влажный зонтик и грустно взглянула на себя в зеркало. Так и есть, темные круги под глазами, Диана плохо спала, мешали печальные размышления. Прозоровский вчера не приехал за ней, и она, прождав его почти час, добиралась домой на автобусе. Диана понимала, что Арнольд ничего ей не обещал и не обязан отчитываться. Она ожидала, что рано или поздно надоест избалованному женским вниманием певцу и он исчезнет, но все равно, когда это случилось, девушка ужасно расстроилась.
Расписывая сеансы на следующую неделю, она то и дело мысленно возвращалась к Прозоровскому.
«Почему он не приехал? А вдруг что-нибудь случилось? А у меня ведь даже нет его телефона…»
Домыслить она не успела, в дверь кто-то деликатно постучал.
— Войдите, — сердито ответила Диана.
В кабинете появилась хрупкая, изящная девушка в прозрачном дождевике.
— Здравствуйте, мне нужна Арсеньева Диана.
Диана с недоумением уставилась на незнакомку.
— Я Арсеньева, что вы хотели?
— Можно, я присяду? — мелодичным голоском поинтересовалась визитерша.
— Конечно, — кивнула Диана.
— Я пришла к вам по поводу Вебер Виолетты Генриховны.
От неожиданности Диана растерялась.
— Вы знаете, что Виолетта Генриховна погибла? — спросила она.
— Да, поэтому я и хотела с вами поговорить. Я ее подруга, музыковед Любовь Ланская, — улыбнулась гостья.
— Любовь Ланская! — воскликнула Диана, девушка вызывала у нее симпатию. — Очень приятно, мне тоже нужно было с вами встретиться.
— Зачем?
— Дело в том, что Виолетта Генриховна написала завещание, и вы в нем тоже указаны.
Тоненькие брови Ланской удивленно поползли вверх.
— А кто еще?
— Элеонора Разумовская.
— Только мы с Элеонорой? — еще больше удивилась Любочка.
— Нет, еще я, — вздохнула, покраснев, Диана. — Только мне ничего не нужно.
— Вот как? А откуда вы знаете про завещание?
— Следователь сказал, только вы ему не говорите, что я вам рассказала, он просил пока держать все в тайне, — спохватилась Диана.
— Хорошо. Но я-то пришла к вам узнать, что случилось с Виолеттой Генриховной и как это произошло.
Диана рассказала Ланской все, что ей было известно.
Любочка пристально рассматривала Диану и внимательно слушала ее.
— Как вы думаете, кто это сделал?
Диана покачала головой:
— Не знаю, но очень хочу знать.
Любовь Ланская вздохнула и задумалась.
— У меня вчера был следователь Суржиков, он такой молодой и не произвел на меня впечатления человека опытного.
— На меня тоже, — буркнула Диана. — С того момента, как убили Виолетту Генриховну, столько всего произошло, а он ничего еще не выяснил.
Любочка крепко сжала кулачки, черты ее лица стали жесткими.
— Я сама разыщу убийцу Виолетты Генриховны, чего бы мне это ни стоило!
Горько усмехнувшись, Диана сказала:
— Это очень опасное занятие.
— Вы думаете, я не знаю? — Ланская вдруг всхлипнула и полезла за носовым платком. — Вы не понимаете, — сквозь слезы произнесла она, — меня с Виолеттой Генриховной связывала долголетняя, нежная дружба и… очень важное дело.
— Это вы о Моцарте? — невольно вырвалось у Дианы.
У Любочки слезы мгновенно высохли, и она внимательно посмотрела на Диану.
— Откуда вы знаете?
— От ваших коллег из консерватории, — ответила девушка.
Ланская изумленно округлила глаза.
— Вы хотите сказать, что есть люди, которые знают нашу тайну?
— Думаю, таких немало, — усмехнулась Диана.
— Не говорите загадками!
— Даже и не собиралась, — обиженно фыркнула Диана. И рассказала, как кадровичка Ирма Юрьевна посвятила ее в тайны Виолетты Генриховны.
Любочка побледнела.
— Боже мой! Я действительно говорила с Ирмой Юрьевной о Моцарте, потому что волновалась за состояние психического здоровья Виолетты Генриховны…
— Понимаю, — кивнула Диана, — но этим вы оказали Вебер медвежью услугу, и, может быть, из-за этой тайны ее убили.
Ланская сделалась вся пунцовая и задрожала.
— Какой кошмар!
— Успокойтесь, может быть, причина совсем в другом, есть еще две жертвы, убитые таким же способом. Вы мне лучше скажите, вы бывали дома у Виолетты Генриховны?
— Да, а что?
— А про ее старый ридикюль знаете что-нибудь?
— Думаю, она носила в нем письмо Моцарта и ноты «Реквиема».
Диана оживилась.
— Я тоже так подумала. Когда ее убили, ридикюль пропал.
Гостья окончательно расстроилась.
— Боже мой, это я виновата! Это все из-за «Реквиема»!
— А вы Эмилию Бобрышеву знаете? — осторожно спросила Диана.
— Эмилию? Это вы про ту девушку, которая у Виолетты Генриховны уроки вокала брала? Почему вас это интересует? — удивилась Любочка.
Теперь пришла очередь Дианы удивляться:
— Эмилия брала уроки пения?
— Да, а что здесь такого?
— И как давно это было?
Ланская задумалась.
— Да где-то с полгода назад.
— А как Виолетта Генриховна познакомилась с ней?
— По объявлению. Честно говоря, я не помню, то ли Виолетта Генриховна давала объявление, что дает уроки пения, то ли Эмилия, что ей нужен преподаватель вокала. А потом Виолетта Генриховна жаловалась, что Эмилия у нее в вещах роется, что ключи пыталась украсть и все в этом духе. И она ученице отказала, тем более что у девушки ни голоса, ни способностей не было.
— Как интересно, — задумалась Диана и покачала головой. — Значит, не случайно Эмилию тоже, как и Виолетту Генриховну, задушили скрипичной струной…
Ланская окончательно пала духом. Сжав виски тонкими, изящными пальцами, она невидящим взглядом уставилась в пустоту.
— Неужели это я виновата?
Диане стало ее жалко, и она предложила:
— Хотите кофе и бутерброд? Я с утра не успела позавтракать. Составьте мне компанию. Вам бутерброд с колбаской или с сыром?
— С сыром, — автоматически произнесла Любовь. — И лучше чай.
Диана сбегала в буфет и вернулась с двумя чашками чая и бутербродами.
— А что вы можете сказать о Фарятьеве? — вдруг вспомнила она.
— Редкостный бабник, — поморщилась Ланская, — и мерзавец редкостный…
— Суржиков сказал, что его фамилию Виолетта Генриховна из своей записной книжки вычеркнула.
Любочка удивилась:
— А он что, у нее был записан? Не помню, чтобы они общались.
«А старушка-то была скрытной и никому не доверяла, вот и результат», — подумала Диана.