Несмотря на то что Констанция наняла для мужа самого лучшего доктора Вены, Николауса Клоссе, состояние Моцарта не улучшалось.
Доктор Клоссе пригласил другого знаменитого доктора — Матиаса фон Саллаба. Посовещавшись, медики решили делать композитору кровопускания. Но от кровопусканий Вольфганг стал слабеть еще больше. Доктора диагностировали у пациента «острую просовидную лихорадку».
— Это сейчас очень распространенное заболевание, — заявил доктор Клоссе.
— Болезнь вашего мужа зашла слишком далеко, и, к великому прискорбию, господина Моцарта спасти невозможно.
— Неужели нет никакой надежды? — поджала губы Констанция.
Николаус Клосс нахмурился:
— Состояние господина Моцарта отягощено серьезными заболеваниями: скарлатина, оспа, и его организм очень ослаблен.
Моцарт лежал в кровати и слышал все, о чем тихо разговаривали в соседней комнате его жена и доктор. Ноги и руки у Вольфганга чудовищно раздулись, но тонкий музыкальный слух ему не изменил.
— Два месяца назад Вольфганг говорил мне, что подозревает, будто его отравили, — послышался голос Констанции. — Может быть, вы неправильно поставили диагноз?
— Дело в том, что я занимаюсь изучением всякого рода ядов и не нахожу у него никаких признаков отравления.
— Неужели у него умственное расстройство? — изрекла Констанция. — Он убежден, что отравлен.
— На мой взгляд, ваш муж в ясном уме и твердой памяти, — возразил доктор. — Он вам не говорил, кого подозревает в отравлении?
— Нет, — прощебетала Констанция.
После визита докторов Зюсмайер сразу же бросился к Сальери.
Сальери был занят, слуга просил подождать, и Зюсмайер нетерпеливо расхаживал по комнате.
Ждать ему пришлось не менее получаса, но наконец золоченая дверь открылась, Зюсмайер нетерпеливо бросился туда и почти столкнулся с бароном Ван Свитеном.
От неожиданности барон Свитен попятился и, увидев Зюсмайера, с ужасом выкатил глаза.
Франц Ксавер не понял, что его так испугало, и, в свою очередь, с опаской взглянул на него.
Они раскланялись, и Ван Свитен ушел, а Зюсмайер проскользнул в кабинет бывшего учителя.
Сальери был в дурном расположении духа, но, увидев Зюсмайера, улыбнулся:
— Рад тебя видеть, мой друг, какие новости?
— Сегодня у Моцарта были доктора и сказали, что ему недолго осталось… — И он рассказал о прогнозе врачей.
Сальери улыбнулся еще шире, но тут же погасил улыбку и с притворной жалостью покачал головой:
— Какая потеря для мира музыки! Гениальный композитор, никто не может сравниться с ним. Ах, какая будет утрата!
— Да он всем мешает, — недовольно хмыкнул Зюсмайер, — даже собственной женушке. Она мечтает от него избавиться…
— Вот видишь, как сложилась его судьба, — лицемерно вздохнул Сальери. — Ни один человек не пожалеет, если он умрет, до чего же жестоки люди! Это все, что ты мне хотел сказать?
— Еще он постоянно болтает, что его отравили, — хмуро заметил Зюсмайер.
— И называет имя этого злодея? — с интересом спросил Сальери.
— Нет. И доктор говорит, что на отравление болезнь не похожа.
— Ах, бедный Вольфганг, — вздохнул придворный музыкант. — Ты мне в прошлый раз рассказал, что он мечтал создать общество «Гротт», подобие масонской ложи…
— Да, он говорил жене…
— Ты должен узнать все поподробнее, и, может быть, у него бумаги какие крамольные есть… Император должен знать, что происходит в его стране.
— Конечно, я постараюсь, — ответил Зюсмайер. — Только вы уж меня не забудьте, вы обещали мне должность капельмейстера…
Сальери ласково похлопал верного ученика по плечу.
— Разве я тебя когда-нибудь обманывал, Франц? Ты обязательно станешь капельмейстером, только надо это заработать, мой друг, должность важная…