Несмотря на то что муж категорически запретил позировать Крамскому, Матрена Саввишна, презрев правила приличия, тайком иногда посещала мастерскую художника.
Но внезапно заболел маленький сын графини, и, несмотря на старания самых лучших докторов, мальчик умер. Это было настолько неожиданно и страшно, что Матрена Саввишна от горя слегла в горячке и проболела целый месяц.
После смерти сына граф Бестужев резко изменился, он словно возненавидел жену. Обвинил ее, что это она виновата в смерти мальчика, что она вела дурной, легкомысленный образ жизни, думала только о поклонниках и запустила болезнь ребенка.
– Вы отвратительная мать! – с ненавистью бросил он в лицо Матрене Саввишне. – Вы преступная мать… Вы убийца! Вы убили не только нашего сына, но и растерзали мою душу! Вы дьяволица! Ваш прекрасный лик прикрывает черную, гнусную, сладострастную душонку…
Не в силах слушать проклятия, едва живая от свалившегося на нее горя, Матрена Саввишна бросилась вон из дома.
Щеки ее горели от незаслуженных оскорблений, она, не помня себя, бежала по улице, не замечая, что прохожие в недоумении оглядывались на нее. Приличная дама в богатом платье с безумным лицом бежала по городу как какая-нибудь простолюдинка. Она словно очнулась, только оказавшись у знакомого здания, где располагалась артель художников.
И только в мастерской Крамского позволила себе разрыдаться. Отбросив кисти, Иван Крамской принялся ее утешать и уговаривать.
– Голубушка, Матрена Саввишна, не надо так убиваться, все пройдет. Ваш муж сейчас в таком горе, что не понимает, о чем говорит. Вот увидите, он опомнится и попросит у вас прощения…
– Нет, Иван Николаевич, вы не понимаете, ничего не изменится, – заливалась слезами женщина. – Все кончено!.. Николай никогда не простит меня…
Она оказалась права, жизнь графини превратилась в сущий ад. Муж изводил ее оскорблениями и проклятиями, Матрена Саввишна стала уходить из дома под любым предлогом, только чтобы не видеться с супругом. Родственники Бестужева, заметив плачевное состояние их семьи, начали процесс по расторжению церковного брака.
Матрена Саввишна пришла в отчаяние и окончательно пала духом. В ее жизни осталась единственная отдушина – общение с Иваном Крамским. Но художник был женат, а по Петербургу поползли слухи.
И тем не менее только в мастерской, в обществе Крамского, женщина находила хоть какое-то успокоение.
В артели собиралось иногда по полсотни человек, и время проводили очень весело. Через всю комнату устанавливали длинный стол, выкладывали бумагу, краски, разные художественные принадлежности. Каждый выбирал себе материал и создавал то, что хотел. А если присутствовали дамы, то вечером непременно устраивались танцы.
Частенько Матрена Саввишна оставалась на такие вечера, и даже музицировала за роялем.
Часто художники вслух читали лекции об искусстве, статьи о выставках. После всего следовал скромный, но искрящийся весельем, шутками и спорами об искусстве ужин.
Эти «праздники души» заканчивались иногда после полуночи, и Матрена Саввишна возвращалась домой под утро. Прислуга встречала ее с заспанным лицом и немым укором в глазах. Граф Бестужев перебрался в особняк родителей, и в огромном доме оставались только сама хозяйка, ее горничная и швейцар. Граф не желал тратиться на содержание жены.
В прекрасных темных бархатных глазах Матрены Саввишны поселилась глубокая печаль, которую она пыталась скрыть показным высокомерием.
Как-то на Вознесенском проспекте, проезжая в коляске, она столкнулась со своей бывшей барыней – тетушкой графа Бестужева. Та с брезгливым превосходством навела на нее лорнет в надежде, что Матрена Саввишна ей хотя бы поклонится, но она проехала мимо с высокомерным спокойствием. Один из художников увидел это и рассказал Крамскому.
– У старухи графини был такой вид, будто она вот-вот лопнет от злости, – смеялся он. – Наверное, ждала от Матрены Саввишны благодарности за то, что отпустила ее с племянником.
А Матрена Саввишна глубоко страдала. Презираемая высшим светом, гонимая мужем и его родней, она металась, словно раненая птица, запертая в клетку, и нигде не могла найти покоя.
Граф Бестужев наконец получил разрешение на расторжение брака и, вернувшись в Петербург, сообщил своей, теперь уже бывшей жене, что она свободна, и попросил покинуть его дом.
Проплакав всю ночь, Матрена Саввишна на следующий день сообщила Крамскому, что хочет на прощание попозировать художникам артели.
– Пусть приедут за мной на тройках, – блеснули гневно ее глаза. – Пусть мой муж видит, что я свободна и счастлива, пусть беснуется!..
Когда к дому подъехало несколько троек с бубенцами, на глазах у ошеломленного графа Бестужева к разрумянившимся от мороза художникам вышла Матрена Саввишна в отороченной мехом накидке. Она села в одну из карет и весело крикнула:
– Поехали!
И, подняв облако снежной, сверкающей пыли, тройки быстро помчались по улице.
Граф молча ушел в свои покои, стараясь сделать вид, что выходки бывшей жены его не задевают. А художники с гордостью доставили Матрену Саввишну в рисовальный класс, где она, скинув накидку, словно царица грациозно взошла на пьедестал и уселась в кресло.
Конечно, подобная поездка была вызовом со стороны Матрены Саввишны, попыткой задеть мужа, его родню, весь ненавидящий ее высший свет. И даже когда она уже уехала из Петербурга, возмущенные, гневные крики и слухи о развратном поведении бывшей графини Бестужевой долго не смолкали.
Последний раз Иван Крамской посетил особняк Бестужевых зимой, накануне отъезда Матрены Саввишны. Матрена Саввишна встретила его в простом, строгом платье. Бледное, измученное бессонницей лицо, опухшие, заплаканные глаза без слов говорили о ее душевном состоянии.
– Завтра я уезжаю к сестре в деревню, – со вздохом проговорила она. – Не обессудьте, Иван Николаевич, но сегодня я не в силах позировать, бог с ним, с портретом, мне он уже без надобности. – Женщина через силу улыбнулась. – Мне так одиноко и холодно в этом мире, просто побудьте со мной немного. – Грустно и молча они смотрели друг на друга, понимая, что скорое расставание неизбежно. На прощание Крамской почтительно и нежно поцеловал руку Матрены Саввишны. Она перекрестила его.
– Прощайте, Иван Николаевич. И простите меня, если можете…
– О чем вы?! – взволнованно воскликнул Крамской. – Вы чисты душой, у вас душа ангела, и нет ни перед кем вины. Но портрет необходимо закончить. Я напишу вам и, если вы позволите, приеду…
Матрена Саввишна слабо улыбнулась:
– Хорошо, как только я буду на месте, я напишу вам.
Прошло три месяца, Крамской каждый день ждал письма от Матрены Саввишны, сам отправлял ей взволнованные послания, но ответа не получал. Сильная тревога охватила его, художник даже собрался ехать к графу Бестужеву, чтобы узнать о Матрене Саввишне, но того не было в городе, он уехал в Ниццу лечить нервы.
Взволнованный Иван Николаевич сам отправился в Фатеж к Матрене Саввишне выяснить причину ее молчания.
Дорога показалась ему невыносимо долгой, ведь он торопился к своей возлюбленной. Ноздреватый мартовский снег таял и покрывался тонким слоем воды. В воздухе уже витал пьянящий запах весны. Ах!.. как много он обещал!..
Сани, скрипя полозьями, въехали в деревню с покосившимися избами, покрытыми почерневшей от времени соломой.
Дом сестры Матрены Саввишны оказался справным, добротным, двухэтажным. Не иначе как она помогала семье, будучи графиней.
Крамской ждал, что Матрена Саввишна вот-вот сейчас выйдет, почему-то ему казалось, что она непременно почувствует сердцем, что он приехал к ней, и обязательно выбежит его встречать.
Кто-то выглянул из окошка, затем дверь открылась, и на пороге появилась молодая женщина, немного похожая на Матрену Саввишну, но не она. Женщина с недоумением уставилась на щегольски одетого барина, сходящего с саней.
Сердце Крамского болезненно сжалось.
– Здравствуйте, – тревожно произнес он. – Мне бы Матрену Саввишну повидать…
Женщина испуганно заморгала, ее рот некрасиво искривился, и она прикрыла его ладонью.
– Эх, батюшки… – горестно вырвалось у нее. – Нет больше нашей ненаглядной Матренушки…
– Что?! – не поверил Крамской. – Матрена Саввишна?
– Сорок дней завтра будет, как ее похоронили… В дороге она сильно заболела, попала в земскую больницу, там бедняжка и преставилась… Не смогли, значит, ее вылечить…
От внезапного острого горя Крамской застонал и едва устоял на ногах.
– Да вы в дом-то пройдите, – жалостливо всхлипнула хозяйка.
Крамской послушно, не видя ничего вокруг, словно слепой последовал за ней.
В доме его усадили за стол. Он пил горячий чай вперемежку со слезами и вспоминал последнюю встречу в морозный, ненастный день в доме Бестужевых.
На следующий день художник посетил скромную могилку бывшей светской красавицы графини Бестужевой. Увидев маленький холмик с сиротливо стоящим деревянным крестом, он вновь не смог сдержать слез.
Так велико было его горе, что он долго не мог покинуть место, где обрела вечное успокоение его возлюбленная. Разум не мог понять нелепости и трагичности происшедшего. Ведь совсем недавно Иван Крамской был уверен, что впереди их с Матреной Саввишной ждет прекрасная, счастливая судьба, и вдруг внезапно смерть настигла ее, такую молодую, дивную, живую, трепетную, вырвала из жизни, отобрала навсегда!..
Художник снял маленький домик в Фатеже и каждый день ходил на ее могилу. Боль утраты была настолько сильной, что он не мог справиться с ней, и чтобы забыться, гулял по окрестностям, писал, сделал несколько эскизов для будущих картин.
Только через месяц он нашел в себе силы отправиться в обратный путь.
Вернувшись в Петербург, Крамской заперся в мастерской и снял с портрета Матрены Саввишны кусок ткани, которым закрывал картину от пыли. Но кисть в руке дрожала, и он не смог коснуться холста. Вновь накрыв недописанный портрет, художник убрал его в дальний угол.
Время от времени Крамской ездил в Фатеж, навещал могилу Матрены Саввишны, поставил ей памятник.
Годы шли, он изменился, постарел, стал сильно болеть и, несмотря на свое состояние, отправился попрощаться на могилу Бестужевой. Иван Николаевич чувствовал, что больше сюда не приедет.
По дороге он заехал к старшей сестре Матрены Саввишны и, увидев ее дочь, поразился сходству девушки с умершей теткой. Конечно, это была не она, не утонченная красавица графиня, но те же темные бархатные глаза, нежный овал лица, румянец и разлет бровей. Крамской уговорил девушку позировать ему и сделал эскиз.
Когда он ступил на порог своей мастерской, то первым делом вытащил незавершенный портрет Матрены Саввишны, и ее образ словно предстал перед художником, он начал писать ее лицо. Эскиз с портретом племянницы Матрены Саввишны так и остался нетронутым, а вот сделанная в свое время фотография помогла освежить память. Забыв об всем на свете, Крамской сутками стоял с кистью перед мольбертом.
Он писал портрет своей возлюбленной с мучительной страстью, словно пытался вернуть что-то упущенное, очень дорогое и важное. Пытался вдохнуть жизнь в драгоценные черты. Работал в одиночестве, никого не допускал в свою мастерскую, и портрет никому не показывал. Это произведение стало его самой большой тайной, Иван Николаевич так никому и не сказал имя прекрасной незнакомки.
А закончив работу над портретом, он отослал фотографию Маргариты Саввишны в село Миленино ее сестре.