На третье утро, вскоре после рассвета, мы столкнулись с первым серьезным препятствием — с преградившим нам путь живым потоком. И поток этот состоял из мигрирующих бизонов.
На фоне долины темнела бесконечная колонна бредущих на юг лохматых животных, и путь их проходил через нашу реку, поэтому перед нами встала мощная стена из горбатых загривков, увенчанных рогами. Восходящее солнце подсвечивало этих величавых быков, которые, подобно лунным приливам, могучим и непоколебимым потоком медленно пересекали речной брод. Поглядывая на них издалека, мы отдались на волю течения, раздумывая, как лучше обогнуть их.
— Они могут тащиться тут несколько дней, — сказала Намида. — В таких стадах бизонов больше, чем звезд на небе.
— Если мы вклинимся в их колонну, то они затопчут нас, — сказал я.
— Но медлить нельзя, — вставил Магнус.
И тут, словно для ускорения наших раздумий, из кустов на северном берегу вылетела стрела, просвистела в воздухе и задрожала мелкой дрожью, впившись наконечником в борт нашего выдолбленного челнока.
Засада!
Наши враги отлично продумали бычью ловушку. Судя по всему, конный отряд давно тайно следил за нами, наблюдая за тем, как мы нашли рунический камень и отправились дальше в том направлении, где проходит миграционная тропа огромного поголовья бизонов, и тогда дакоты решили напасть на нас в том самом месте, где мы будем вынуждены сделать остановку. Хитро — значит, нам придется перехитрить их.
И вот, заметив, что из тростника появился индейский лучник, самонадеянный, как испанский гранд, я взял винтовку и, пристрелив его, толкнул Магнуса в спину.
— Греби быстрей! — крикнул я. — Прямо к бизонам!
— Нашу лодку перевернут, и мы утонем, — предостерегла Намида.
— А в ином случае нас либо перестреляют, либо будут долго пытать! Вперед!
Оба берега взорвались возмущенными криками и воинственными кличами индейцев, высыпавших из береговых зарослей. В нашу сторону полетел град стрел, и они не понаделали в нас дырок только благодаря мощным гребкам Магнуса, продвигавшего вперед наш челн. Несколько металлических наконечников с лязгом выбили осколки с каменной плиты, еще пара воткнулась в лодочную корму, а остальные со свистом ныряли в воду. Мушкетные выстрелы взбивали вокруг нас фонтаны брызг, и Лягушечка, вскрикнув и схватившись за плечо, выронила весло.
Ее слегка поцарапало, и кровь лишь слегка сочилась из раны, поэтому я передал ей свое весло.
— Продолжай грести!
Я выстрелил из наших двух мушкетов, и еще два индейца упали, вскрикнув от боли. Благодаря усиленной гребле Магнуса и женщин мы оказались на мелководье и быстро приближались к бизоньему стаду, словно нам не терпелось вклиниться в его гущу. Наш стремительный рывок застал дакотов врасплох, они сильно отстали, и их выстрелы уже не могли повредить нам. Выскочив из береговых зарослей, они побежали к окрестным холмам, где, несомненно, привязали своих лошадей. Возможно, они хотели теперь напугать бизонов, чтобы те в панике затоптали нас.
— Итан, мы не сможем прорваться! — запротестовал Магнус. — Только в пределах видимости никак не меньше десяти тысяч быков, а за ними идет огромное множество.
— Передай-ка мне твой топор.
— Что? Зачем?
— Воспользуюсь магией!
Я оглянулся. Дакотские всадники, низко пригнувшись к своим малорослым лошадкам, скакали к бизоньему потоку. Животные, уже встревоженные мушкетной стрельбой, представляли для нас и серьезнейшую опасность, и единственную надежду. Перезарядив ружья, я положил их на дно на случай крайней необходимости и взял топор Магнуса.
— Что ты задумал? — спросила Намида, со страхом поглядывая на движущуюся поперек течения стену темной шерсти, уснащенную грозными рогами.
Бизоны соскальзывали с берега, их массивные туши вламывались в реку, порождая мощные фонтаны брызг и расходящиеся волны. Середина речного брода ощетинилась сотнями рогов, словно сторожевой кордон. Вращая темными глазищами, быки следили за нашим приближением, не зная, что предпочесть — паническое бегство или нападение.
— Гребите быстрее!
— Итан!
— Быстрее!
Возобновилась стрельба, пули жужжали как шершни. Я уложил еще одного всадника, чтобы поубавить прыть преследователей.
Потом, прищурившись, глянул вперед. Мы плыли прямо навстречу утреннему солнцу; по ближнему к нам краю стада, пригнув рогатые головы, шли старые быки, взбивая воду копытами и угрюмо поглядывая в нашу сторону, а за их спинами резво проносились испуганные коровы и телята.
— Похоже, они собираются нас атаковать.
— Продолжайте грести!
До нас уже доносилось возмущенное фырканье, а воздух пропитался отвратительными резкими запахами.
— Итан! — испуганно воскликнула Намида.
Я поднял топор.
Как я уже говорил, Магнус обычно уделял топору больше внимания, чем большинство мужчин своим лошадям или женам; он так отполировал его лезвие, что оно могло сойти за старинную серебряную драгоценность, И даже после схватки с медведем он бережно вымыл и досуха вытер его, как китайский фарфор.
А сейчас лезвие прекрасно отражало солнечные лучи.
Когда я направил плоскость лезвия на наше яркое утреннее светило, отраженные солнечные зайчики ослепили глаза множеству нерешительно медлящих бизонов. Это было подобно мощной вспышке, словно наша лодка вдруг сама превратилась в сияющий и пульсирующий огненный шар. Животные попятились, замычали и обратились в бегство. В одно мгновение живая стена раскололась и, сотрясая землю ударами копыт тысячетонной плоти, отступила в разные стороны к травянистым холмам, освобождая нам речной проход. Оказавшиеся в реке бизоны испуганно устремились к берегам, уворачиваясь от слепящих бликов, а мы тем временем победоносно, как сияющие мечами валькирии, неслись дальше по течению. Река вскипала от молотивших ее воды копыт. Я продолжал пускать солнечных зайчиков, и Магнусов бердыш сверкал, как ожерелье Марии Антуанетты. Нам удалось проскочить через этот бычий брод, разделив стадо.
Я оглянулся назад. Приведенные в замешательство бизоны, подталкиваемые множеством спускающихся с холмов и ничего не ведающих собратьев, повернули обратно к реке. Вот тогда-то бизоны столкнулись с преследующими нас индейцами. Продолжая палить из ружей, дакоты пытались испугать животных и направить их на нас, но вместо этого, посеяв панику, навлекли опасность на самих себя. Бизоны понеслись куда глаза глядят, затаптывая лошадей и их всадников. Над степью поднялись столбы пыли. Лошади испуганно ржали, сбрасывая седоков, покалеченных бычьими рогами.
Нашим гребцам тем временем приходилось искусно лавировать между испуганными бизонами, уплывающими или разбредающимися с лодочного курса. Массивные рогатые головы маячили рядом с нами, этих животных, похоже, привела в недоумение наша дерзость и странная медвежья посудина с руническим камнем. Один бык, только что спустившийся с берега, устремился к нам по мелководью с явно угрожающими намерениями, поэтому мне пришлось отбросить топор и пристрелить его из мушкета. Бизон споткнулся и рухнул в воду, остановив, однако, приближение его агрессивных задних собратьев. Мы проплыли дальше, оставив позади ручеек смешивающейся с водой крови.
Благодаря заслону, образованному между нами и нашими преследователями стадом испуганных бизонов, мы выигрывали время. Животные разбегались в разные стороны, сметая со своего пути растерянных дакотов. Я вновь поднял топор, продолжая ослеплять отраженными солнечными лучами глаза бизонам, пока мы не миновали последний ряд бредущего по реке стада. Сзади, скрывая нас из вида, клубилась взбитая копытами пыль. Мы упорно гребли дальше, пока позади не осталось уже никаких признаков ни бизоньего стада, ни вражеской погони. Наконец мы решились пристать к берегу; рунический камень по-прежнему тащился за нами как широкий мохнатый хвост.
— При чем тут магия? — отдуваясь, сказал Магнус. — Ты попросту воспользовался моим топором.
— Магия заключалась в том, как я использовал твой топор. Волшебными бывают даже сами идеи.
* * *
Извилистый поток в итоге привел нас к реке Ред-Ривер, текущей на север к озеру Виннипег. Припомнив весьма неопределенную карту Магнуса, мы повернули на юг и шли вверх по течению, пока не попали в приток, ведущий в восточном направлении. Мы упорно приближались к тому заветному месту, куда, по предположениям Магнуса, могли дойти средневековые скандинавы и готландцы. Учитывая, что реки извивались и переплетались, как итальянские макароны, я опасался, что мы глупо ходим по кругу, не говоря уже о веских сомнениях по поводу того, что нам удастся отыскать особое место, отмеченное на отобранной у нас средневековой карте странным символом.
Очередная речушка с заболоченными берегами вяло несла вперед свои бурые воды, и когда мы продвинулись по ней дальше на восток, то гулкие пустынные равнины уступили место более знакомым лесным пейзажам, перемежавшимся лугами и водоемами. Леса и луга жили в привольной гармонии, а речное русло периодически расширялось, образуя небольшие озера.
Вот тогда-то мы и увидели наш библейский столп, наши врата в райские сады.
Поначалу мне показалось, что на нас просто надвигается очередная шквалистая гроза, раскидывая свои черные языки по безупречной синеве осеннего неба. Но, наблюдая за ними, я осознал, что этот грозовой фронт никуда не движется, хотя сильный ветер пригибал к земле луговые травы речной долины. Вернее, он двигался, как мы поняли, приблизившись, но медленно кружа вокруг некой центральной оси, подобно вязкому вращению водоворота. Его кружение напомнило мне те жуткие воронкообразные облачные столбы, от которых мы бежали в степи, поскольку выглядел он таким же темным и наводил на мысль о скрытой в нем сокрушительной мощи. Хотя здешний черный столб был гораздо шире и, лениво разворачиваясь, дрейфовал в противоположную от нас сторону. Порой облачный мрак прорезали огненные вспышки и слышались громоподобные удары, глухо предостерегая нас от опрометчивого приближения.
Мы встревоженно изучали это странное явление.
— Я слышала о таком месте, — сказала Намида. — Это неиссякаемый грозовой источник. Никто не ходит туда. А те, кто осмелился, так и не вернулись.
— Но у нас же есть колдун, — сказал Магнус.
— Никто и не догадывался, что искомый тобой рай будет похож на ад, — заметил я.
— Как раз такое местечко и может быть прародиной Тора.
— Я хотеть домой, — сказала Лягушка на ломаном французском. Ее раненое плечо болело, и саму ее начало лихорадить. — Идти манданам.
— Нет, тут нас ждет другой дом, колыбель, давшая жизнь человеческому роду. — Взор норвежца полыхнул огнем. — Эта земная колыбель породила царей, героев и сирен, дала толчок вечной мирской жизни. Там ты сразу выздоровеешь, Лягушечка!
Вечная жизнь? Почему-то она выглядела как губительная и грозная, хотя и прекрасная стихия. Вспышки огня окрашивали темные тучи сияющими зеленоватыми и пурпурными оттенками. Облачные клубы вздымались и опускались, кружа, словно планеты вокруг незримого внутреннего светила. Казалось, само нырнувшее за западный горизонт солнце воспламенило эту грозу, и над ней вдруг появилась радуга, яркая и четкая, как дуговое перекрытие моста.
— Бифрост! — взревел Магнус. — Огненный мост, он связывает небесную крепость Асгард с Мидгардом, обитаемым миром людей! Вот они, наши желанные врата!
— Магнус, это обычная радуга. Радужная спутница дождя.
— Держу пари, что эта радуга укажет нам, где зарыто сокровище! Пойдемте туда и проверим, если вы не доверяете мне.
Могли ли мы теперь повернуть обратно? Держа курс на это природное чудо, мы постарались подобраться к нему как можно ближе, продолжая плыть по живописной мозаике озер и протоков, хотя трижды нам пришлось перетаскивать наш челн на короткие расстояния до нового водоема, волоча по болотистым землям рунический камень, а потом вновь браться за весла. Либо источник этой таинственной неиссякаемой грозы был дальше, чем казалось, либо он отступал, заманивая нас в свой эпицентр. Мы продвигались с черепашьей скоростью. Вскоре наш ручей превратился в сплошное болото, и мы, осознав невозможность дальнейшей гребли, в последний раз вынесли манданский челн на берег, вытянули туда же медвежью лодчонку и выгрузили рунический камень.
— Я не собираюсь бросать его тут на радость другим искателям, — заявил Магнус.
— И как же ты собираешься тащить его дальше?
— Можно соорудить волокушу, — предложила Намида. — Наши охотники пользуются ими, перетаскивая добычу по равнинам. У дакотов их таскают лошади, а мы используем собак.
— Но у нас нет даже собаки.
— У нас есть норвежский богатырь.
Мы нарезали жердей и связали их в треугольную раму, поместив в ее середину обтянутую шкурой посудину с руническим камнем. В отсутствие колес это было лучшее из возможного.
Потом, когда заходящее солнце озарило облачный столб оранжевым заревом, мы остановились на ночлег. Задул холодный ветер. Лягушечка испуганно таращила глаза, следя за пульсирующим огнем. Проснувшись посреди ночи, я увидел, что она по-прежнему бодрствует, с отрешенно покорным выражением глядя на пламя.
— La mort, — прошептала она, когда я коснулся ее.
Она успела хорошо запомнить французское слово «Смерть».