Зеркало тьмы

Дитрих Уильям

Часть третья

 

 

Глава 33

Мое восхищение военной дисциплиной маленького флота моей молодой страны было несколько подпорчено эффективностью, с которой команда подвесила на мачте пеньковую петлю. Моряки, раздраженные тем, что сели на мель на рифе, с энтузиазмом отнеслись к идее повесить хотя бы одного из пассажиров ускользнувшего от них пиратского корабля. Стеретт прославился тем, что в 1799 году, во время боя между кораблем «Констеллейшн», на котором он служил, и фрегатом «Инсургент», зарубил одного из членов своей команды саблей за трусость. Этот бой, кстати, стал одним из эпизодов необъявленной морской войны с Францией, которую я помог остановить. Республиканские газеты призывали наказать Стеретта, на что тот холодно отвечал: «На этом корабле мы убьем каждого, кто осмелится хотя бы побледнеть от страха». Разумеется, флотским властям это понравилось настолько, что его повысили, – и вот теперь он станет орудием возмездия против вашего покорного слуги.

– Фултон, объясните им, кто я такой!

– Я уже объяснил! Вы – пройдоха, не заслуживший называть себя американцем, якшающийся с берберскими бандитами; вы – второй Бенедикт Арнольд! Мне плевать, как сильно мучил вас Омар, Итан, – как вы могли преступить свою клятву и раскрыть секрет зеркала? Вы просто трус или еще и настоящий предатель?

– Скорее всего, и то, и другое, – вымолвил Стеретт, смерив меня взглядом.

– Черт побери, дружище, а кто, по-вашему, вытащил вас из подземелий Триполи?

– Сделка с дьяволом! Разве это не вы помогли вот тем пиратам выкрасть адскую машину с Сиракуз, когда мы поклялись друг другу не делать этого?

– Я сделал это, чтобы спасти вам жизнь!

– Смерть, но не бесчестье, Итан. Мы поклялись в этом. Вам не повезло, что я предложил этим храбрым американцам свою помощь в том, чтобы помешать вам в вашей миссии, а мне не повезло, что мы опоздали на несколько часов. – Он повернулся к Стеретту. – Для него даже виселица кажется слишком легким наказанием. У него вообще нет никаких принципов.

– Тогда пусть сам дьявол завершит за нас это дело.

Я не бросал попыток бороться с держащими меня моряками.

– Да я нашпигован принципами! Меня просто влечет не к тем женщинам! И я трачу слишком много времени на поиски сокровищ, потому что у меня нет того, что вы называете нормальной работой и карьерой. Я пью, играю в азартные игры, люблю махинации, но зато я кое-что знаю об электричестве и огнестрельном оружии. И у меня добрые намерения! – Даже мне самому подобная защита показалась неубедительной.

– Вы отрицаете, что предали Соединенные Штаты Америки и всех на этом славном корабле? – Стеретт достал шпагу и был похож на фермера, который загнал вредителя в угол в продуктовой кладовке. Легковозбудимым людям не стоит давать в руки оружие.

– Наоборот, я пытаюсь совершить подвиг!

– Дружбой с пиратами? – вскричал Фултон.

Я почувствовал, как петля сжимается на моей шее.

– Пытаясь спасти своего сына!

Это остановило их.

– Моего мальчика, о существовании которого я узнал всего несколько дней назад и который сейчас находится в лапах самой ополоумевшей своры сектантов, фанатиков, чародеев и гипнотизеров с манией величия за стенами Палаты представителей. Его мать содержится пленницей в гареме Юсуфа, и если б я не согласился подыгрывать им, их обоих продали бы в самое худшее рабство. А вы, Кювье и Смит были бы уже мертвы! И пока вы брюхом неслись на этот риф, я убил самого зловредного из всей этой шайки, Озириса, которого мы встретили в борделе мадам Маргариты в Пале-Рояле. Я разбил Авроре Сомерсет нос в кровь и уже планировал потопить их корыто со всей нечистью на нем, когда ваше ядро скинуло меня за борт. Вы, я и этот пылкий лейтенант – только мы сможем вернуть все на свои места, но только если вы прекратите затягивать эту чертову петлю! – Говорить становилось все труднее.

– И каким же образом?

– Благодаря вашему гению и моей находчивости, Роберт, мы проскользнем обратно в самое сердце Триполи и уничтожим это чертово зеркало раз и навсегда! – Я с воодушевлением кивнул, словно вернуться в это логово работорговцев и вымогателей было лучшей из моих идей.

Команда все еще не теряла надежды повесить меня, когда я наконец убедил Фултона и Стеретта повременить с казнью, пока они хотя бы не выслушают меня. К тому моменту, когда мы снялись с мели, никаких шансов нагнать Аврору и Драгута уже не осталось, и амбициозный лейтенант заинтересовался моим предложением, чтобы стереть воспоминания о своем позоре – сесть на мель считалось смертным грехом; ведь военные моряки считают, будто океан такой огромный, что держаться подальше от мелководья – это не такая уж сложная задача.

– А как вы собираетесь пробраться в Триполи? – скептически спросил Стеретт. – Командор Моррис не станет рисковать нашей эскадрой в тех мелких, кишащих рифами водах как раз по той причине, которую мы все сегодня наблюдали.

– Пришло время призвать на помощь гениальность нашего нового девятнадцатого века, – сказал я, чувствуя, как начинает царапаться от соли высыхающая одежда. – Я уже давно думаю, как справиться с этой трудностью, но решение здесь может предложить скорее Роберт, чем я. – Если честно, думал я об этом только с тех пор, как мне надели петлю на шею, но, знаете ли, перспектива смерти на виселице как-то помогает сконцентрироваться на задаче.

– Какое еще решение? – спросил Фултон.

Я повернулся к Стеретту.

– Мой ученый коллега здесь изобрел судно столь революционное, что оно грозит затмить и отправить в небытие все прочие суда, – начал я.

– Вы сами говорили, что такими увещеваниями его не продать! – прошипел Фултон, но я не обратил на него внимания.

– Оно называется субмарина, или подводная лодка. Ныряет под воду по приказанию, как «Черепаха» Бушнелла во время американской революции, и может доставить группу отважных саботажников прямо в бухту Триполи.

– «Черепахе» так и не удалось потопить ни одного британского корабля, – сухо заметил Стеретт.

– Но Фултон улучшил технологию на целое поколение. Он сказал мне, что оставался под водой неподалеку от Бреста целых три часа!

– Эта субмарина действительно существует?

– Она называется «Наутилус», и она столь замечательна, что в один день сможет попросту остановить все войны.

Стеретт был полон скепсиса, а Фултон досадовал, что я украл его выстраданную рекламную речь.

– Или сделать войны еще более ужасными, – добавил я.

Вдруг и Фултон увидел, какие в этом кроются возможности:

– Итан, так я смогу проявить себя перед Наполеоном!

– Да. Я помню, вы рассказывали мне о том, что французы хотели уничтожить «Наутилус», но вы не могли смириться с этим и отправили его в разобранном виде в Тулон для того, чтобы испытать его в спокойном Средиземном море. Вот ваш шанс, и не стоит меня благодарить. – Я все еще чувствовал жжение на горле, где веревка содрала кожу, но я обычно не держу зла на людей, если не считать истинных злодеев. – Отправляем «Наутилус» в Триполи, проскальзываем в бухту за дворцом Юсуфа и спасаем Астизу и маленького Гарри. Нам остается лишь найти еще несколько авантюристов, готовых рисковать своими жизнями в железной колбасе и пробиваться сквозь полчища врагов, в тысячу раз превосходящих их по количеству.

Стеретт посмотрел на меня с уважением.

– В этом проблем я не вижу, – ответил Фултон.

– У вас есть кто-то на уме?

– Кювье и Смит, конечно же! Они заняты повторной сборкой моей ныряющей лодки. Решили остаться в Тулоне в надежде услышать новости о вашем повешении, прежде чем снова предстать перед Наполеоном.

– Ах, вот как. Приятно, когда о тебе помнят.

– И я, господа, – вставил Стеретт. – И не думайте, что будете драться с пиратами без поддержки моего корабля. Можете рассчитывать на меня и любого из членов моей команды.

– Боюсь, придется бросать жребий, – сказал я. – Роберт, скольких человек вместит ваша посудина?

– Троих, если хотим на обратном пути забрать также вашу жену и сына. Конечно, некоторых из нас, скорее всего, порежут на лоскуты, стоит нам только ступить на берег, а потому можно отправиться вчетвером или впятером. Не забывайте, нужно оставить место для взрывчатки.

– Взрывчатки? – спросил я, массируя свое горло.

– Для того чтобы взорвать зеркало и флот Триполи. А если удастся, то и чертову темницу тоже.

– Пятеро против сотен янычар и головорезов паши Триполи! – воскликнул Стеретт. – Шансы на нашей стороне! Ради бога, господа, мне от души надоело прятаться на Мальте с командором Моррисом, и я жажду действий. Гейдж, я слышал, что вы вроде как герой, но до этого момента не верил в это.

– Мне самому с трудом верится. – Я планировал тихо проскользнуть в стан врага, но Стеретт и Фултон, судя по всему, были полны решимости продемонстрировать мощь американского оружия гораздо более заметно. Ну что ж, битва завтра гораздо лучше, чем виселица сегодня. – Если вы не против, сначала я выведу из-под огня свою семью.

– Именно огонь и спасет вашу семью, мистер Гейдж, – сказал лейтенант. – Мы превратим Триполи в такой кромешный горящий ад, что вы можете спасти хоть половину гарема, если хотите.

Весьма соблазнительно… Хотя нет! Ведь у меня есть Астиза, пора забыть про гаремы – нужно лишь вытащить ее. Черт побери, как сложно быть отцом и ощущать ответственность за кого-то еще, кроме себя самого! Самая странная вещь на свете, я вам скажу.

Но, если честно, спасать людей – это далеко не самое плохое занятие.

 

Глава 34

Не знаю, чего я ожидал от столь любимого Фултоном «Наутилуса», но могу сказать одно – тот медный гроб, что он торжественно представил нам в Тулоне, не вдохновил меня. Он напоминал стеганое одеяло из зеленоватых латунных заплаток, сдобренное тут и там клочками водорослей, покрытое бросавшимися в глаза отверстиями на месте протекающих болтов и заглушек, вынутых из него для ремонта. Это приспособление имело двадцать один фут в длину, шесть в ширину и в разрезе напоминало букву U с коротким килем. Из задней части судна выступал винт, а на верхней поверхности крепилась складная мачта с поперечинами и странными парусами, по форме напоминавшими плавники. Сверху смотрела круглая башня высотой три фута с окнами из толстого стекла, а на крыше располагался входной люк. Изнутри судна доносился жуткий стук.

– Роберт, не сомневаюсь ни на минуту, что ваше изобретение потонет, как вы и обещали, – сказал я. – Вопрос лишь в том, всплывет ли оно, внемля молитвам.

– На побережье пролива моя лодка работала отлично. Мы могли потопить парочку британских фрегатов, если б те не сбежали… – Он бросил взгляд на Смита. – Простите, Уильям.

– Не стоит извинений, – весело ответил англичанин. – Наши страны заключили мир, а теперь мы объединили наши усилия против вселенской подлости и вымогательства. К тому же британский корабль пойдет ко дну по вине подобного недоразумения не раньше того дня, когда мы все заговорим по-французски.

Наш квартет воссоединился, когда Стеретт, решивший не дожидаться приказов своего нерешительного командора, домчал нас до Тулона, чтобы забрать секретное оружие Фултона. Кювье и Смит были столь же подозрительны, сколь и Фултон, но спустя недолгое время я убедил их в том, что мне пришлось сделать невозможный выбор. Мы снова превратились в осторожных союзников.

– Быть может, это судьба, что Фултон потерпел неудачу у Бреста с тем, чтобы доказать свою правоту у Триполи, – заявил Кювье с оптимизмом. – Или, быть может, Бонапарт действительно провидец и смог предугадать, что мы вчетвером станем эффективной командой?

Лично я думал, что Наполеон просто воспользовался возможностью избавиться от четырех эксцентриков, отправив их на миссию без шансов на успех; но призрачные возможности частенько превращаются в нечто неизбежное.

– Ваше судно выглядит несколько хуже, чем я ожидал, – сказал я осторожно. – Вы уверены, что оно будет готово?

– Над ним работает один очень смышленый парень, – ответил Фултон. – Сказал, что он эксперт по всем морским делам. Даже упоминал, что вас знает, Гейдж.

– Меня? – Я не знал никаких механиков-подводников, да и вообще держался подальше от людей, способных на честный труд, чтобы не чувствовать себя в их компании существом низшего порядка. – Он, наверное, слышал ваши рассказы про то, что я переметнулся к пиратам, вот и решил насочинять кучу небылиц, зная, что вы никогда больше не увидитесь со мной. Посмотрим на выражение его лица, когда он увидит меня воочию!

Кювье подошел к посудине и постучал по ее корпусу.

– Мастер! Ваш старый друг все-таки решил к нам присоединиться!

Звуки молотка стихли, наступила долгая тишина, затем внутри послышалась какая-то возня, и, наконец, из люка маленькой башни, словно бородавка, появилась голова с темными волосами, напоминавшими проволоку.

– Это ты, осел? – Он критически осмотрел меня. – Мне сказали, что ты либо стал пиратом, либо отдал концы.

Лишенным речи оказался я, но никак не этот «механик». Я же был настолько шокирован, что сделал шаг назад, чтобы лучше рассмотреть это привидение.

– Пьер? – Сначала Астиза, затем сын, о существовании которого я не подозревал, и теперь это?..

– Почему же я не удивлен? – спросил маленький француз. – Вот он я, готовлю к работе несуразную цилиндрическую ловушку, абсурдное подобие плавательного судна, и задаю себе вопрос: ну какой идиот согласится погрузиться под воду в этой консервной банке? Я думал: ну, конечно же, американцы, ведь ни от одного американца из всех, что я встречал во время своих путешествий по дикой природе, не веяло ни здравым смыслом, ни разумом. И какой из всех известных мне американцев еще более умалишенный, чем Фултон, над которым и так уже насмехается весь Париж и его предместья? Подобным идиотом может быть только мой старый компаньон Итан Гейдж, за которым несчастья и катастрофы следуют по пятам, куда бы он ни направлялся. Железная лодка, призванная тонуть? Звучит как самое подходящее дело для осла.

– Это никакой не механик, – процедил я.

– Ну, уж побольше тебя соображаю!

– Это французский коммивояжер из Монреальской Северо-Западной компании. Последний раз я видел его в Сент-Луисе на реке Миссисипи. Специалист по каноэ. В его понимании верх инженерной мысли – это березовая кора и весло.

– А что ты знаешь о технике, кроме молний, которые ты не умеешь контролировать, и колдовства, которым не владеешь? Не говоря уже о худшем вкусе на женщин?

Мы выдержали тяжелый взгляд друг друга, затем начали улыбаться и, наконец, рассмеялись. Он выпрыгнул из своей субмарины с тем, чтобы мы могли обняться в странном танце шотландцев Северо-Западной компании, обычно исполняемом над скрещенными палашами, ликуя по поводу нашего взаимного воскрешения. Мы выжили, и мы вместе!

Это было хорошим предзнаменованием.

Кювье откашлялся.

– Судя по всему, это означает, что вы действительно знакомы друг с другом?

– Да, встречались на американской границе; Пьер был моим компаньоном в поисках нордических артефактов и исследованиях Дикого Запада. Он единственный из всех моих знакомых, кого не берут пули.

– Пока что только одна пуля. – Мой приятель говорил о пуле из пистолета Авроры Сомерсет, попавшей в медальон Ложи египетского обряда, который Пьер Рэдиссон стянул у ее брата – садиста Сесила. Тогда он вроде как восстал из мертвых, но в итоге исчез из нашего номера в Сент-Луисе. Я думал, что Пьер вернулся обратно в бескрайние неизведанные дали, но вот он здесь, передо мной, в тысячах миль от того места, где мы расстались в последний раз. – Кто знает, может, на ней мое везение и закончилось, – сказал он.

– Зато мое, судя по всему, не закончилось, раз уж я встретил тебя здесь, дружище. Но что ты делаешь в Тулоне? Клянусь пикой Посейдона, это самый приятный сюрприз за последнее время!

– Осел, ты пробудил мой интерес к окружающему миру. Сезон заготовки пушнины уже закончился, вот я и погреб домой, в Монреаль. Там нашел корабль, который нужно было подремонтировать, хотя я и считаю, что зависеть от парусов и ветра – это скорее для женщин. И вот я в Европе, и благодаря последнему мирному договору мне посчастливилось попасть во Францию, но к тому моменту, когда я узнал, куда ты направился, ты уже был в пути. Я сразу подумал, что старый добрый осел знает, как привлечь к себе внимание. Вот и решил, что на берегу Средиземного моря рано или поздно услышу о тебе. И действительно, не прошло и пары недель, как берберский корабль выбрасывает на берег посреди Тулона трех бывших рабов, ругающихся на полуамериканском диалекте, как пьяные сапожники. Я сразу подумал: «Звучит как осел». И я отправляюсь работать на этого колдуна, – он указал рукой на Кювье, – подозревая, что и ты скоро нарисуешься на горизонте. И вот ты здесь.

– Почему он зовет вас ослом? – спросил Кювье.

– Потому что Гейдж не знает, как правильно работать веслами, хотя великий Пьер и пытался обучить его. Вы тоже осел. Все мужчины, не умеющие грести веслами в северном каноэ, – настоящие ослы. И вы только посмотрите на эту посудину! Мой бог, только ослы-колдуны могли придумать такую идиотскую идею, как погружение под воду.

– И нанять французского проходимца, чтобы заново ее собрать, – добавил я. – Если раньше это было лодкой, то после того, как ты приложил к ней руку, она точно превратилась в самый настоящий саркофаг.

– Вовсе нет; я был занят тем, что затыкал дыры, оставленные сквозной ржавчиной, и вместо дурацкого железа, кстати, использовал латунь и медь. Береза была бы лучше, конечно, если б здесь были нормальные деревья. Да, да, знаю, Пьер с кучкой ослов революционизирует искусство ведения войны. Просто идеально.

Фултон кругами ходил вокруг своего изобретения.

– Должен признать, его работа местами не так уж ужасна. Стеретт, мы можем закончить подготовку к погружению на борту вашего «Энтерпрайза».

– Мы торопимся? – спросил Пьер.

– Моя женщина в опасности, – ответил я.

Он приподнял бровь.

– Скажи что-нибудь новое.

– И сын, которому нет еще и трех лет.

– Я всегда говорил тебе: сначала думать, а потом делать.

– Помимо этого, нам нужно остановить древний агрегат, который наделит Аврору Сомерсет властью над флотами всех стран мира.

– Аврора Сомерсет! Эта карга тоже здесь? Это что, очередное рандеву у Гранд-Портидж?

– Она преследует меня, как и ты. Я невероятно популярен.

– И сколько у нас времени на то, чтобы спасти эту новую женщину и твоего сына от этой ведьмы?

– Когда мы приблизимся, времени будет до рассвета, я так думаю. Потому что как только солнце взойдет, они смогут превратить «Энтерпрайз» в полыхающий костер.

 

Глава 35

Пока мы смогли починить «Наутилус», загрузить его на американскую шхуну и подойти к Триполи, прошел уже месяц с тех пор, как Аврора ускользнула от Стеретта в Сицилии, забрав с собой маленького Гарри. Иными словами, прошло достаточно времени для того, чтобы установить и испытать зеркало. Может ли нечто, созданное две тысячи лет назад и, вероятно, навеянное разработками атлантов, которым еще на несколько тысяч лет больше, действительно работать в наши дни? Мы вовсе не желали столкнуться с сюрпризом в виде смертельного луча, рыскающего по морю.

Подтверждение этого мы получили иначе. На подходе к берегам Африки мы увидели слабый дым на большом расстоянии и, осторожно приблизившись к нему, поняли, что источником был небольшой бриг с низкой осадкой, снасти и паруса которого исчезли, а мачты почернели, словно деревья после лесного пожара. От почерневшего корпуса поднимался белый дым.

– У пожара могут быть сотни причин, – неуверенно заметил Кювье.

– И потушить его можно сотней способов, – вставил Стеретт, – если только весь корабль не загорелся разом.

Мы спустили на воду шлюпку и на веслах подобрались поближе к сгоревшему судну – как оказалось, лишь для того, чтобы убедиться в правильности наших опасений. От судна исходил кошмарный запах пепла, разложения и горелого мяса, палуба была полна обгоревших тел. Название судна, «Бланка», указывало на его испанскую принадлежность, хотя от флага и флагштока ничего не осталось. В правом борту зияло круглое отверстие диаметром около трех футов, где огонь прожег деревянный корпус корабля насквозь и воспламенил внутренние палубы и все, способное гореть.

– Значит, это правда, – вымолвил, наконец, Кювье.

– Клянусь Люцифером, это зеркало разрезает материю, словно пушечное ядро, – добавил Фултон.

– Вместо того чтобы испытать свое оружие на брошенном судне, они направили его на невинное торговое судно с командой на борту, – сказал я. – Должно быть, судно загорелось, словно факел, и затем дрейфовало в открытом море. Посмотрите на рулевого, словно приваренного к штурвалу. Он погиб прямо там, где стоял.

– Это настоящее варварство, – сказал Смит. – Нет ничего более болезненного, чем смерть в огне.

– Значит, время в нашем случае играет важнейшую роль, – заметил Фултон. – Мы должны запустить мою субмарину под покровом темноты, погрузиться под воду, пробраться в бухту, спасти людей и вернуться под водой к шхуне Стеретта до рассвета. Если же встанет солнце, а зеркало еще не будет уничтожено, «Энтерпрайз» вспыхнет, как этот корабль, и мы все сгорим, утонем или снова окажемся в рабстве. Господа, нам предстоит напасть на самый неприступный порт на Средиземноморье, проскользнуть мимо секты убежденных фанатиков, вывести из строя их самое охраняемое оружие, спасти женщину и ребенка из главного гарема во дворце правителя и выскользнуть обратно, словно рыба.

– Да будет так! – воскликнул Смит, зараженный тем сумасшедшим английским оптимизмом, который помог им построить целую империю. – Я за то, чтобы отплатить этому Властелину Темниц!

– Или же мы можем просто пробраться внутрь и сделать то, что получится, – поправил его я. Я, конечно, за честь и храбрость, но суицид не входил в мои планы. – Мой опыт показывает, что, если лезешь за медом, лучше не ворошить улей. Моряки помогли мне подготовить нечто наподобие мусульманских облачений для маскировки.

– Итан, вы у нас славитесь способностью планировать и плести интриги. Но вы ведь еще и настоящий Акрский лев, когда дело касается драки, или я ошибаюсь?

– Разумеется. – Я моргнул, тоскуя о своей винтовке.

– Наша малочисленность должна стать нашим преимуществом, – продолжал Смит. – Берберские отродья не ожидают атаки горстки людей, явившихся из ниоткуда. А наш маленький Пьер наверняка сможет пробраться туда, куда не смогут остальные, чтобы отпереть для нас двери и ворота.

– Кого это вы называете маленьким, месье Овсянка?

– Самые небольшие размерами мужчины имеют самые храбрые сердца. Вспомните Давида и Голиафа. Взгляните на маленького капрала, ставшего Первым консулом Франции. Мы все по-своему благословлены Богом и обязаны обращать свои особые навыки в преимущества.

– Хорошо сказано, – согласился Кювье. – Итан со своими навыками обращения с женским полом пусть отправляется напрямую в гарем. Его коммивояжер может помочь с освобождением беспомощных пленников. Смит со своим блестящим интеллектом может заняться зеркалом. Фултон будет вести субмарину, ну а я устрою настоящий шабаш в порту. Неожиданность, сумятица и темнота станут нашими союзниками, а месть и разрушения – нашей целью!

Для биолога он казался весьма кровожадным разбойником, но французы известны своим пылом.

– То есть вы согласны с тем, что шанс у нас есть? – решил прояснить я. Уж если мне было суждено повести своих друзей на миссию по спасению моей старой любовницы и незаконнорожденного сына, я хотел видеть хоть какие-нибудь шансы на успех.

– Конечно, нет. Но патриотизм, любовь и ваше собственное безрассудство, Итан, просто обязывают нас испытать судьбу.

С помощью канатов и блоков мы подняли «Наутилус» с палубы американской шхуны и осторожно опустили его за борт. Субмарина покачивалась на волнах, словно неуклюжее медное бревно, постукивающее по деревянному корпусу судна. Эта посудина казалась такой же пригодной к мореплаванию, как та самодельная лодка из ивняка и медвежьей шкуры, что мы когда-то соорудили в Америке, но была раза в три менее плавучей. Однако она не пошла сразу ко дну, и Фултон прыгал вокруг нее, словно возбужденный кролик, организуя нашу военную вылазку.

– Коммивояжер пусть встанет у руля, потому как в задней части лодки теснее всего, – распоряжался он. – За ним – Гейдж, чтобы вращать винт, когда придет время. Смит и Кювье для равновесия разместятся в носовой части. Я буду стоять в башне, рулить и говорить Пьеру, что делать. Для начала мы под парусом дойдем до устья бухты, там погрузимся под воду и поползем вперед. Теперь вопрос: у кого есть проблемы вроде клаустрофобии в тесных металлических цилиндрах, подбрасываемых вверх и вниз на неспокойном море?

Мы все, как один, подняли руки.

– Гейдж, тогда возьмите с собой карты. За новое искусство войны!

Мы все отхлебнули грога – единственного, что могло придать нам хоть немного храбрости для того, чтобы залезть в это странное детище инженерной мысли, – и осторожно спустились на плоскую скользкую поверхность субмарины. Затем подняли мачту, прикрепили поперечину, вытянули бушприт и превратили наш металлический гроб в некое подобие небольшого парусника с необычным гротом – жестким парусом коричневого цвета в виде плавника, по форме напоминавшим лопасть ветряной мельницы.

– Узкий парус легче сложить при погружении под воду, – объяснил Фултон.

– Завтра утром я подплыву поближе, чтобы подобрать вас, – крикнул Стеретт нам вслед. – Вы должны уничтожить это оружие! Вы видели, что произошло с испанским кораблем.

– Если вы не найдете нас, – сказал Фултон, махнув на прощание, – спасайте свои жизни.

И вот в последних лучах заходящего солнца мы отплыли в направлении Триполи, настороженно глядя на серое побережье Африки. Я был приятно удивлен тем, что мы не только не затонули, но даже поплыли на нашей субмарине под парусом, как на небольшой рыбацкой лодке, которая оказалась гораздо более плавучей, чем я опасался. Из-за своей цилиндрической формы лодка временами грозила перевернуться, но у нее был отличный нос для морских путешествий и рулевое управление, достаточное для придания ей правильного курса. Проблема была лишь в том, что мы были заперты в печной трубе, которую представлял собой интерьер судна, и даже плоский пол не мог исправить впечатление, что мы путешествуем по канализационному стоку. Единственным источником дневного света был открытый люк и толстые окна маленькой башни, из которой Фултон определял направление нашего плавания. Лодка подпрыгивала и падала на волнах, словно пробка, и Смита вскоре стошнило, запах чего лишь усугубил тошноту всех остальных. Для британца у него было слишком сильное неприятие всего, связанного с водой и морем.

Пьер, поразмыслив над нашей ситуацией, не преминул поделиться своими соображениями.

– Хотя я и рад отправиться с тобой на дело, поскольку ты полный идиот без великого Пьера, – объявил он, – похоже, ты, как всегда, принял все самые неверные решения, осел.

– Я делаю все, что могу.

– Во-первых, я уже говорил вашему безумному американскому изобретателю, что железо не плавает. Да, каким-то непостижимым образом мы все еще бултыхаемся на волнах, и остается лишь надеяться, что это суденышко не даст течь, как каноэ, поскольку сосновой смолы для ее ремонта у нас нет и мы весьма быстро опустимся на дно.

– Из соображений морального духа лучше эту альтернативу не обсуждать, – сказал я.

– Во-вторых, ты спелся с учеными, от которых, как я говорил тебе еще в Канаде, крайне мало толку. Эти, похоже, представляют собой кладезь абсолютно бесполезной информации о камнях и вымерших животных и не имеют ни малейшего опыта осады укрепленных пиратских городов.

– Ученый тупица лучше, чем несведущий тупица, как говаривал Бен Франклин. Пьер, может, хоть это мнение тебя заткнет?

– В-третьих, я не вижу на борту пушек. Даже твоей старой винтовки и томагавка не вижу!

– Боюсь, мне приходится довольствоваться лишь американским бортовым оружием – пистолетом и кортиком. Еще у нас есть фултоновские мины, то есть торпеды, как он их называет.

– В-четвертых, если я правильно понимаю план, ты должен отправиться в солидно охраняемый гарем, чтобы спасти подружку, которая по совместительству является еще и матерью твоего ребенка, что лишний раз говорит о том, что и эту часть плана ты не продумал. Гаремы, насколько я знаю, полны женщин, и нет группы, более сложной для управления или руководства. Коров можно загнать в загон, буйволов обратить в панику и бегство, но что делать с женщинами? Это все равно что вить веревки из змей!

И он откинулся на своем месте, довольный своими аргументами.

– Но, похоже, – сказал я примирительным тоном, – что я несколько исправил свое плохое планирование, умудрившись заручиться поддержкой моего мудрого друга Пьера Рэдиссона. Ведь он умеет не только тыкать меня носом в мои ошибки, но и находить решения для всех тех проблем, что он только что перечислил, или я ошибаюсь? Никто не знает злобной натуры нашего неприятеля лучше, чем Пьер, и никого так не порадует перспектива путешествия в медном гробу, как его, жаждущего отомстить Авроре Сомерсет, женщине, которая стреляла ему в спину.

Тот на мгновение задумался и кивнул.

– Это ты верно подметил. Итак, осел, я призадумаюсь о том, как удержать тебя подальше от неприятностей, причем до восхода. Однако у меня есть вопрос для месье Фултона.

– Я весь внимание, месье Рэдиссон.

– С учетом того, что мы застряли в тесной камере и не сможем подняться на поверхность, предварительно не утонув, как вы предлагаете потопить вражеские корабли?

– Ах, да! Решение весьма элегантное, позвольте мне заметить. На борту нашей субмарины находятся три медные бомбы, каждая из которых содержит сотню фунтов черного пороха и оружейный замок, приводящий их в действие. Вероятно, вы заметили выступ на моей башне, напоминающий рог нарвала, конец которого у основания проходит сквозь уплотнительную камеру, просмоленная пакля внутри которой, обмотанная вокруг этого вала, ограничивает утечку несколькими каплями. А теперь как это работает: мы тихонько подбираемся под днище неприятельского корабля и рукой проворачиваем этот вал, чтобы вкрутить его заостренный конец в днище корабля. На конце есть ушко, через которое пропущен спусковой шнур, второй конец которого ведет к моей башне. После того, как рог вкручен в корпус корабля, мы сдаем назад, распуская и натягивая фал, к которому с нашей стороны привязана медная мина. По мере того как фал проходит через ушко на конце рога, он подтягивает к кораблю мину, пока та не окажется вплотную прижатой к днищу вражеского судна. Затем остается лишь резко дернуть за фал, чтобы сработал оружейный замок и раздался взрыв. К тому времени мы отойдем назад на достаточное расстояние, чтобы не пострадать от взрывной волны.

Пьера это объяснение, казалось, не убедило.

– А что, если торпеда сработает преждевременно? Что, если ваш рог не зацепится за днище? Что, если враги услышат, как мы возимся под водой?

– Тогда мы, скорее всего, потопим сами себя, – невозмутимо ответил изобретатель. – Крайне важно все сделать в точности согласно инструкции. Я уверен, что с учетом обстоятельств мы все сможем соблюсти надлежащую дисциплину.

– Мотивацию лучше, чем у нас, придумать было бы сложно, – согласился француз.

Фултон повернулся и вновь выглянул из своей башни.

– Я вижу вечерние огни Триполи. Француз, держи немного правее.

– Как вы думаете, они могут нас видеть? – спросил Кювье снизу.

– Наш парус слишком маленький и темный, а корпус едва возвышается над водой, – ответил Фултон. – Перед погружением мы сложим все снасти.

Мы приближались к порту. Триполи располагается на северном побережье Африки, бухта города смотрит на северо-восток и защищена мелкими островами и рифами. Западным входом в бухту служит расселина между рифами шириной всего двести ярдов. Мы подплыли под парусом так близко, что слышали, как волны плещутся о волнорезы, а Фултон определял наше положение по белым барашкам на волнах. Пьер по приказу изобретателя поставил наше суденышко по ветру, пока Фултон быстро и умело опустил и закрепил мачту и парус. Затем он спустился к нам, закрыл и запер люк и повернул одну из многочисленных рукояток, за чем мгновенно послышалось шипение и бульканье воды, заполняющей воздушные баки.

– Кстати, это Архимед открыл принцип вытеснения, который объясняет, как лодку можно научить погружаться под воду и подниматься на ее поверхность, – напомнил нам Фултон.

– Рыба пользуется тем же принципом в своих плавательных пузырях, – добавил Кювье.

– А люди спят на пуховых перинах, – вставил я.

Стало еще темнее, и мы зажгли свечу.

– Господа, мы уже под поверхностью воды и вот-вот войдем в историю, осуществив первое в мире подводное морское нападение.

– Не видя, куда мы двигаемся? – опять усомнился Пьер.

– Да, мы в некоторой степени слепы, но мой компас издает биолюминесцентное фосфорное свечение – кстати, эта инновация была впервые предложена Франклином для корабля «Черепаха» во времена американской революции, – так что мы снова пользуемся мудростью наставника нашего Итана. Отсюда мы поплывем по компасу, а затем всплывем достаточно для того, чтобы выглянуть через башенные окна. Итан и Пьер, начинайте крутить наш винтовой пропеллер. Кювье и Смит, присмотрите за нашим оружием и порохом.

В субмарине было влажно и тесно. Мы с Пьером принялись крутить винт и вскоре вымокли от пота.

– Как долго мы можем оставаться под водой без воздуха? – тяжело дыша, спросил коммивояжер.

– С таким количеством людей – часа три, – ответил Фултон. – Но я захватил с собой медный контейнер из Тулона, наполненный двумя сотнями атмосфер воздуха, как посоветовал мне химик Бертолле. Этого воздуха должно хватить нам еще на три часа. Мы поймем, что нужен дополнительный воздух, если начнет гаснуть свеча.

Никакого ощущения прогресса не было. Время от времени Фултон, всматривающийся в свой компас, приказывал слегка изменить курс, один раз мы царапнули правой стороной риф и повернули подальше от него. Наконец, изобретатель приказал нам отдохнуть и начал выкачивать воду из балластовых баков. Из окон башни показалось едва различимое мерцание. Фултон подождал минуту, пока вода стечет вниз, внимательно огляделся сквозь темные окошки и спустился к нам, улыбаясь от уха до уха, как ребенок.

– Господа, мы посреди бухты Триполи, и никто не трубит тревогу. – Он кивнул Пьеру. – Хорошая работа, рулевой. – Затем хлопнул в ладоши и довольно потер руки. – Ну, а теперь, что мы хотим взорвать в первую очередь?

– Дворец, а потом весь порт, – предложил я. – Смит может нести одну из ваших торпед, подводную атаку можно запланировать на самое начало рассвета. Взорвем хотя бы один корсарский корабль, чтобы создать неразбериху, последнюю торпеду оставим про запас. Кювье будет крутить винт, а вы, Роберт, – прокладывать курс.

– Но эти пройдохи объявили войну Америке, а мы с вами американцы, разве нет? Боюсь, Итан, что, несмотря на всю безнадежность этого нападения, я должен присоединиться к вам. Смит может крутить винт, а Кювье – направлять субмарину. Но именно я понесу мину на берег, потому что это я ее построил и знаю, как ее взорвать.

– Вы готовы передать управление «Наутилусом» другому?

Фултон улыбнулся.

– Если я позволю французскому капитану поиграться с моей малышкой, может быть, они все-таки ее купят! Кювье, вы же замолвите за меня словечко Наполеону?

– А с чего это англичанину крутить педали за француза? – прервал Смит.

– Вы сильнее и выносливее нашего биолога. К тому же, Уильям, вы знаете лучше моего, что заставить француза делать то, что он не хочет, практически невозможно, в то время как англичанин всегда вызовется добровольцем, особенно если дело ответственное и трудное. Мы все должны признавать свои национальные особенности.

– А в чем национальная особенность американцев?

– Вляпываться в ненужные проблемы из-за своего идеализма, гордости и необходимости спасать беспомощных женщин. Так ведь, Гейдж?

– Астизу совсем нельзя назвать беспомощной.

– В любом случае вы двое, ученые лбы, лучше других сообразите, как атаковать вражеские корабли в этой бухте. Пьер уже работал с Итаном, а я такой же янки, как и Гейдж. Нашей стране объявили войну, и мы дадим им войну – или погибнем.

Боже мой, в этот момент я обожал его, каким бы эксцентричным и странным он ни был. Мне всегда больше нравились рассудительные люди, способные обуздать свой страх, нежели смелые и глупые энтузиасты.

– Я подберу вас, когда женщина и мальчик будут с вами, и вы сами замолвите за себя словечко Наполеону, – пообещал Кювье. – Мы своих не бросаем.

– Смогут ли Англия и Франция сотрудничать? – спросил я Смита.

– Да, это станет новым началом со времен Амьенского мира, – ответил англичанин. – Могу поспорить, что Бонапарт больше никогда не пойдет войной на мою страну.

– Может быть, Англия и Франция даже станут союзниками, – добавил Кювье.

– Попридержите свое воображение. Но вот вдвоем управлять этой посудиной, думаю, мы сможем.

– За мир! – воскликнул Пьер. – Если не считать этой маленькой войны.

– К рассвету мы должны закончить свою миссию, – напомнил всем я, – в противном случае они обратят зеркало против нас. Когда море просветлеет, всплывите на поверхность, но лишь немного, и слушайте. Когда на берегу начнется хаос, попытайтесь ударить по бухте, и если мы точно рассчитаем время, у нас может быть маленький шанс.

– В битве ничто не идет идеально по плану, и вы знаете это.

Мы все на мгновение замолчали.

– Но то же самое относится и к неприятелю, – сказал я наконец. – Играя в азартные игры, не нужно стремиться к совершенству. Нужно достаточно хорошо знать свои карты, чтобы выиграть. А теперь наденем наши арабские одежды.

 

Глава 36

Мы подплыли к крайней лодке из ряда пришвартованных фелук, и Фултон, Пьер и я вскарабкались на рыбацкое суденышко и принялись перепрыгивать с лодки на лодку, пока наши ноги не коснулись каменной платформы порта. «Наутилус» скрылся под водой.

Дворец Юсуфа, уродливый, словно плаха, ощерился крепостными рвами и защитными сооружениями, из которых повсеместно торчали пушечные рыла. К северу от дворца, на укрепленной платформе, лицом к порту стоял огромный диск, скрытый под навесом черного цвета, словно дыра в небе. «Зеркало, – догадался я, – и не менее тысячи пиратов и янычар между нами».

Пьер посмотрел на нависающие над нами стены.

– Ты собираешься вскарабкаться по этим стенам? Ты, должно быть, паук, а не осел.

– Предлагаю пробраться в темницу алкогольным путем и оттуда уже подняться в наш старый добрый дворец по лестнице. Роберт, вы помните таверны?

– Те самые, которыми от имени мусульман, имеющих запрет на самостоятельную продажу алкоголя, заправляют рабы-христиане и пленники? Конечно, помню.

– Я думал, последователям Мухаммеда пить тоже запрещено, – сказал Пьер.

– А у кардиналов не должно быть любовниц, – ответил Фултон, – но при этом добрая их половина может преподать Казанове пару уроков. Все люди набожны, но все, как один, находят способ обойти свои принципы. А в Канаде, что, уже упразднили человеческую сущность?

– У нас, людей лесов и гор, опыт, конечно, ограниченный, но не настолько. Так что, нам надо стать набожными пьяницами?

– Иначе нас и на порог не пустят, – ответил я.

Пьер посмотрел наверх.

– Все же лучше, чем карабкаться по крепостным стенам.

Как и любой иной город в любой иной культуре, Триполи дает людям как то, что они должны делать, так и то, что они хотят. Ислам не одобряет ростовщичество, и поэтому евреи, изгнанные из Испании, превратились здесь в банкиров. Алкоголь запрещен, а потому рабы-христиане зарабатывают на жизнь, предлагая его из-под полы. Порочная практика распространилась даже в тюрьмах, где предприниматели предлагают благочестивым пленникам все, что их душе угодно, – от проституток до контрабанды и литературы, стимулирующей воображение сильнее Корана. Мусульманский город, может, и выглядит более упорядоченным, чем христианский, но грех процветал среди работорговцев янычар не менее буйным цветом, чем в Пале-Рояле.

Мы пробрались во внутренний двор, примыкающий к тюрьме Юсуфа, и скользнули в одно из питейных заведений по его периметру. Я по-арабски сделал заказ, ища возможность пробраться сквозь врата темницы.

Двое стражников в углу пьянели на глазах, и как только я убедился в том, что они уже мало что соображают, я отправился к ним наполнить их стаканы и предложить им купить партию опиума. Наркотики в тюрьмах – вещь такая же обыденная, как туберкулез, и все подпольное производство заключенных существовало лишь для того, чтобы оплачивать наркотики, превращающие их безнадежное существование в более терпимое выживание. Нечистый на руку тюремщик может заработать гораздо больше, продавая ворам всякую всячину, чем сам вор может заработать своим ремеслом, и работа стражника в ужасных рабских тюрьмах Северной Африки была кормушкой не хуже должности казначея. Эти стражники не доверяли мне, конечно же, но они унюхали деньги, и их жадность заставила их поманить меня за закрытую дверь на переговоры. Заходя внутрь, я незаметно засунул гвоздь в замочную скважину, чтобы не позволить им закрыть дверь на замок, и когда стражники склонились над моим «товаром» (коим являлись мука и зеленый чай, которые я прихватил с шхуны Стеретта), мои спутники проникли внутрь и оглушили пьяных глупцов носками, наполненными песком с улицы.

Мы поколебались, тихо споря о том, что делать с лежавшими у наших ног стражниками, пока я не вытащил кортик из-под своего одеяния и не пронзил два тела, окончив их страдания на этой бренной земле, под недовольный стон Фултона.

– Господа, мы на войне против фанатиков, которые держат в заложниках моего невинного сына и готовы объявить войну всей цивилизации, – пояснил я. – Оружие наголо, ночь обещает быть длинной.

– Они не проявят ни капли милосердия по отношению к нам, – добавил Пьер.

– Что верно, то верно.

– Тогда к делу, – сказал Фултон и сглотнул, глядя на мертвых. Судя по всему, война в близком приближении оказалась непохожей на разработку его машин, и смертельные последствия его гения лишь сейчас осенили его. Интересно, Архимед тоже был так же удивлен? Быть может, старый грек приказал разобрать свою машину не только для того, чтобы та не досталась римлянам, но и для того, чтобы не досталась человечеству как таковому? Может быть, его собственный тиран убил ученого из раздражения?

– Но сначала возьмем их пистолеты, – сказал Пьер. – Глядя на настроение Итана, я думаю, что они нам понадобятся.

– И их ключи тоже, – добавил я. – Помогите мне оттащить и спрятать тела.

Я почувствовал тошноту, как только мы снова ступили в лабиринт темниц и тоннелей под дворцом Юсуфа. Запах земли, помоев и нечистот ударил меня, словно пощечина, вернув старый страх. Время от времени мы слышали стоны и крики обезумевших от страданий людей. Мне пришлось напомнить себе об Астизе и маленьком Гарри, томящихся в плену где-то в гареме высоко над нами, и я поклялся себе навсегда взорвать и стереть с лица Земли эти врата в царство Аида, обрушив на них крепость Юсуфа. Свободу псам войны!

Мы миновали несколько металлических решеток, разделяющих бесконечные коридоры друг от друга, запирая их за собой, дабы не опасаться нападения сзади, и уперлись в лестницу, ведущую наверх. Это была та самая лестница, по которой меня вели во дворец Юсуфа на встречу с Астизой.

– Думаю, нашей доблестной армии здесь нужно разделиться, – сказал я. – Роберт, нам нужно каким-нибудь образом дотащить вашу или мою торпеду до зеркала и взорвать его.

– Архимед наверняка воспользовался бы катапультой, – с готовностью ответил тот. – Может, и мне придет на ум что-нибудь подобное… Где я смогу быть в прямой видимости от зеркала?

– Если поднять вас на крышу кладовых Юсуфа, оттуда должен открываться хороший обзор. Следуйте по этому тоннелю и ищите лестницу, только не наткнитесь на стражника.

Фултон достал свой кортик.

– Если наткнусь, придется убить.

– А у тебя какое задание, осел? – спросил Пьер.

– Я – в гарем, к женщинам.

– Кто бы сомневался.

– Там должны держать Гарри и Астизу. Я проскользну внутрь, найду их и спущусь с ними вниз по этому же пути.

– А что же делать храброму Пьеру, которому никогда не достается задание спасти целый гарем молодых, цветущих и столь соблазнительно плененных женщин?

– О, у храброго Пьера самая важная работа. Возьми эти ключи и освободи столько пленников, сколько сможешь. Когда мы будем отходить, их побег создаст сумятицу, которая позволит нам добраться до ныряющей лодки. Но будь осторожен, Пьер, в этих тоннелях живет настоящее чудовище – изувер, известный как Омар Повелитель Темниц. Вот встречи с ним нам очень хотелось бы избежать.

– Что за напыщенное прозвище… Он наверняка большой и уродливый, как ты?

– Значительно больше. И на порядок уродливее, смею считать. При этом еще более неотесанный, чем наш покойный друг гигант Маркус Бладхаммер.

– Значит, мне суждено стать Давидом в схватке с этим исполинским Голиафом. Я – великий Пьер Рэдиссон, северянин и путешественник, способный сражаться двадцать часов в сутки и пройти сотню миль без сна! Мне нет равных в поднятии тяжестей, выпивке, танцах, беге и соблазнении прелестных дам! Я могу найти дорогу от Монреаля до Атабаски с закрытыми глазами!

Я вздохнул – все это я уже слышал, причем неоднократно.

– Тогда в темноте, там, внизу, ты будешь чувствовать себя как дома. Двигайся быстро, Пьер, и тихо, и скачи, как антилопа, если Омар услышит тебя. Ты еще понадобишься нам в субмарине, чтобы скрашивать наше путешествие байками о своей доблести.

– Конечно же, я понадоблюсь вам! Те два ученых лба, что вы оставили позади, за это время наверняка уже состряпали полдюжины несуразных теорий о происхождении Земли, но при этом бьюсь об заклад, что они уже давно потерялись, если вообще не потонули. Что ж, Пьеру придется сделать всю настоящую работу, как обычно. Встретимся у врат этой навозной ямы; тогда и подумаем о том, как сделать из вас настоящих мужчин.

Мне оставалось лишь карабкаться дальше вверх по лестницам дворца, на пути к спасению моего сына и женщины (я вдруг осознал, что стал именно так называть ее в своих мыслях), которая, по всем признакам, была моей женой.

Подъем по лестнице знакомо вел меня к той приемной, где я не так давно повстречался с Астизой. Я не без тревоги прошел мимо бокового тоннеля, который вел в камеру пыток Омара, затем открыл деревянную дверь, откинул гобелен и оказался в тронном зале. Здесь, насколько я понимал, я был близок к гарему. Королевский трон и подушки находились там же, где я видел их в прошлый раз. Даже африканская кошка все еще была здесь, запертая на ночь в своей латунной клетке. Ее глаза вспыхнули огнем, когда я неслышно скользнул мимо нее, и до меня донеслось мягкое, но угрожающее рычание. Интересно, а дракон Драгута тоже где-то рыскает в темноте, эта уродливая ящерица с аппетитом белого медведя?

За клеткой блеснул еще один, третий, глаз, и я разглядел в темноте клетку поменьше, где под охраной кошки покоился тюрбан Юсуфа с изумрудом. Даже леопарду здесь приходилось зарабатывать себе на пропитание.

В дальнем конце зала я скользнул в тихий коридор, завешанный средневековыми латунными щитами. Дворец вокруг меня замер, словно в ожидании. Я бился в догадках, почему не увидел больше ни одного охранника. Время полночь, согласен, но неужели мне просто везло? Где же все?

Я поднялся по мраморной лестнице (должно быть, я уже в верхней части дворца) и увидел евнуха-привратника, мирно посапывающего в ночной темноте. Рядом с ним на полу валялась пустая фляжка, и у меня не было сомнений в том, что, застань его кто-нибудь за этой халатностью, не миновать ему жестоких побоев палками по ступням, а то и повешения на крюке с крепостной стены. Я поколебался, убивать его или нет, но поймал себя на мысли о том, что не смогу сделать это с человеком, которого судьба и так уже наказала жестокой кастрацией. Вместо этого я оторвал лоскут драпировочной ткани, скрутил евнуха, засунул кляп ему в рот и крепко связал. Еще одна сильная затрещина – и он прекратил, мыча, извиваться на полу.

Затем я подкрался к двери гарема из дерева и латуни, приложил к ней ухо и прислушался. Никаких звуков, никакого женского смеха: гарем был погружен в сон. Я уже собирался было прострелить замок двери из пистолета, когда дверь сама тихо распахнулась передо мной при малейшем нажатии. Судя по всему, Юсуф либо не ожидал столь маловероятного американского вторжения, либо же искренне верил в своих стражников-евнухов. Я осторожно скользнул внутрь, чтобы не спровоцировать бунт сонных девушек. Как же найти тех двоих, за кем я пришел? Если нам хотя бы удастся тихо выбраться отсюда, будь что будет с этим зеркалом! Неужели спустя столько лет оно действительно работает?

Но оно работало, доказательством чего стал сожженный испанский корабль. И наш корабль оно тоже может испепелить.

Гарем тоже оказался пустым.

Я прошел сквозь обширную переднюю и оказался в прекрасной главной палате гарема, гораздо более роскошной, чем тот чердак торговца, в который мне однажды пришлось вломиться в Каире. В зале был центральный бассейн и куполообразная крыша, украшенная вставками цветного стекла, через которые днем на бассейн наверняка опускалась разноцветная радуга. По периферии зала стояли колонны, формировавшие пассаж внизу и балкон вверху, за которыми виднелись двери, ведущие, я так думаю, в отдельные спальни женщин, что жили здесь. Мириады ваз полнились экзотическими цветами, а на поверхности бассейна покачивались лепестки лотоса. В воздухе витал аромат духов и благовоний. Интересно, как преображается это место, когда в нем отдыхают и смеются наложницы – дюжины едва прикрытых красавиц самых разнообразных национальностей? Тонкие ноги, свешивающиеся в бассейн, непринужденно оголенные груди, шепот женских сплетен, перетекающих из нежных уст в нежные уши, обрамленные блестящими волосами, волнующие округлости бедер и зеленые миндалевидные глаза, подкрашенные сурьмой, губы сочные, словно…

Сфокусируйся, Итан! Теперь тебе нужно беспокоиться лишь об одной женщине!

И вдруг я понял, что уже не один в тихой прелести гарема. Позади меня раздалась мягкая поступь, на которую я чуть было не обернулся, и в следующее мгновение впереди раздался рев, бас тяжелой короткой пасти, забрызганной слюной и кровью. Сокар! Моя хватка на рукояти пистолета внезапно обмякла, когда я понял, почему так тих дворец. Я попал в западню.

– Итан, Итан, ты так предсказуем, – раздался голос Авроры из темноты, откуда на меня смотрели желтые, как моча, глаза ее черного зверя. – Мы тебя уже столько недель ждем!

Из теней показалась волчья фигура грозного мастифа с опущенной головой и напряженными плечами.

– Мы надеялись, что ты приведешь весь свой флот на встречу с нашим зеркалом, – сказал еще один голос за моей спиной. Драгут! – Гейдж, у вас была возможность доказать свою преданность нам. Теперь же мы просто опробуем эту штуку на вас. – В его голосе звучали нотки нетерпения, и я почувствовал, как мне в спину упирается дуло оружия размером с собачью пасть. – Пожалуйста, не двигайтесь, ибо у меня в руках бландербасс вашего друга. И если мой палец вдруг соскользнет, выстрелом вас разнесет на части.

– Заляпаете столь прекрасный бассейн.

– У нас достаточно рабов, чтобы вылизать его начисто, если потребуется.

 

Глава 37

Аврора вышла из тени и встала в одиноком луче света, держа в руке мою винтовку и сжимая в той же руке поводок Сокара. Другой рукой она держала еще один поводок, ведущий к двум фигурам, медленно выходящим из тени. Ремешок вел к кожаному ошейнику на шее Астизы, глаза которой горели от яростного желания драться. Вторым ремешком к ее ошейнику был привязан маленький Гор, который вышел из тени, прихрамывая, и выглядел заплаканным и до ужаса напуганным.

Он немного просветлел, узнав меня по противоположную сторону бассейна.

– Папа! Собака меня укусила!

Я хотел пристрелить эту чертову тварь прямо на том же месте, но знал, что в следующее мгновение раздастся грохот бландербасса, и Астизе и Гарри придет конец. Мой морской пистолет был чертовски неточен на подобном расстоянии, а тот, что я забрал у мертвых охранников, и того хуже. Я мог выстрелить и промахнуться.

– Так тебе и надо за то, что вонзил мне нож в ногу, – прошипела Аврора.

Я заметил повязку на ее ноге и не смог сдержать улыбку. Все-таки яблоко от яблони недалеко падает! Гарри не было и трех, а я уже наливался гордостью, глядя на него. Сначала он заколол маленькую мышь, а теперь вот – большую крысу!

– Недолго тебе бояться этой собаки, – ободрил его я.

– Уж это точно, – сказала Аврора, – потому что ты обрек своего ублюдка на самое ужасное из всех видов рабства. Эта шлюха, что родила его, поджарится на лучах отраженного солнца, и ты, Итан, будешь смотреть, как закипает ее кожа, прежде чем мы обратим зеркало на тебя. Вот твое наказание за убийство Озириса! А потом мы подпустим поближе то корыто, которое придет спасать твой обугленный труп, и подожжем и его. Гореть будет как тысяча костров!

– Твое место в погорелом театре, такой талант пропадает…

– Месяц назад я предложила тебе весь мир и себя в придачу. А что теперь? Нам всего-то нужно было подождать тебя. Омар уже сообщил нам о вторжении в его владения, а тот евнух, которого ты связал, просто играл свою роль. Янычары позволили тебе бездумно проскользнуть мимо них, а все твои дружки, которым хватило глупости сопровождать тебя, должны быть уже мертвы. Все, чего ты касаешься, превращается в прах, и любой подружившийся с тобой кончает плохо. Ты не контролируешь молнии, ты сам – жалкая молния, несущая несчастье везде, где появляешься.

– Вот потому-то я и сбит с толку твоим влечением ко мне. Хотя, конечно, и ты не совсем Дева Мария.

– О, мне будут поклоняться, не сомневайся. Потомки всегда чтят победителей, наиболее сильные из которых становятся богами и богинями. Поклоняются лишь безжалостным.

– Весьма храбрые слова от сумасшедшей, способной лишь натравливать монстра на младенца и окружившей меня сотней врагов. Аврора, все, что ты когда-либо умела, – это пугать и запугивать. Ты слишком распутна, чтобы завоевать настоящего мужчину; ты – дилетант, вечно бродящий по темным закоулкам в тени своего умалишенного брата; ты – женщина с материнскими навыками Медузы Горгоны и стрелок с навыками английского пижона. Ты – ничтожество.

По своему обыкновению, Аврора напряглась, услышав правду.

– Ты видел, как я стреляю из этого оружия в Канаде! – С этими словами она подняла мою любимую винтовку. С момента своего рождения в искусных руках мастеров в Иерусалиме ей довелось проделать путь длиной в пятнадцать тысяч километров, не менее, и мое сердце учащенно забилось, стоило мне увидеть свое любимое оружие. – Я стреляю лучше любого мужчины в этой крепости!

– Но не лучше меня. Помни, что я сделал с твоим братом, причем дважды.

Она покраснела.

– Одно твое попадание в Сесила было простым везением, а второй выстрел ты сделал почти в упор.

Астиза замерла и не дышала, слушая эту перепалку и ожидая, что я сотворю чудо. Я же видел лишь один крохотный шанс.

– Я все равно лучше тебя.

– Итан, теперь это моя винтовка.

– Так позволь же мне доказать это! Ты никогда не соревновалась в стрельбе со мной.

– Что ты предлагаешь? Состязание?

– Я лишь говорю, что тебе легко хвастать, когда твоему противнику ткнули бландербасс в спину и окружили его сотней головорезов. Но на условиях, хотя бы отдаленно напоминающих честные, тебе никогда не победить. Особенно в стрельбе.

Она засмеялась, а Сокар гавкнул.

– Выбирай цель!

– Аврора, у нас нет времени на это баловство, – запротестовал Драгут.

– Он у нас в руках, и теперь мы имеем сколько угодно времени. Выбирай цель!

Я осмотрелся и ткнул пальцем в воздух.

– Вот та стеклянная вставка в куполе, не больше ладони. Я попаду в нее прежде тебя, и когда я попаду… ты дашь нам одну минуту форы.

– Это настолько абсурдно, что мне стоило бы плюнуть на все это, и на тебя тоже, если б я не была уверена в том, что в стрельбе ты мне не чета. Но давай разнообразим наш спор. Я спорю на голову твоего сына.

– Нет! Оставь Гарри в покое! – вскричал я, в глубине души осознавая, что эта ее чудовищная идея, которую я только спровоцировал, была нашей единственной надеждой.

– Да, – прошептала она, словно говоря с самой собой, – его ужас – это плод твоего абсурда… Хамиду, не своди бландербасса с Гейджа, у него в запасе миллион уловок. Итан, а мы с тобой поставим хрустальный бокал на голову твоего маленького чудовища и будем целиться в его тонкую стеклянную ножку. Я стреляю первой и могу гарантировать тебе, что не задену мальчишку и попаду точно в цель, если, конечно, его мать будет держать его достаточно крепко. Затем стреляешь ты – и если ты каким-то чудом попадешь в стекло больше раз, чем я, не отстрелив при этом голову своему выродку, ты получишь свою маленькую гонку наперегонки с Сокаром. Будет приятно наблюдать, как он нагоняет вас, и будет настоящим наслаждением слышать ваши крики, как мне когда-то пришлось слышать крики моего брата.

– Мне всегда нравились девушки с хорошим воображением.

С уверенностью моряка, швартующего судно, Аврора привязала мою семью поводком к одной из колонн и проверила надежность привязи.

– Ты, шлюха, сядь на колени и держи своего ребенка, как статую, – приказала она Астизе. – Если он дернется хоть на дюйм, один из нас может промахнуться.

Дрожа и демонстрируя выражением своего лица чистейшую ненависть, моя любимая женщина с арканом на шее присела и обняла нашего двухлетнего сына.

– Гор, – прошептала она, – ты должен стоять очень, очень неподвижно. Мама будет держать тебя на всякий случай.

Мой мальчик снова плакал, не понимая, что с ним опять происходит. Аврора поставила ему на голову бокал, который закачался в такт его всхлипываниям, и, обойдя бассейн, приблизилась ко мне с винтовкой в руках. Она легко поцеловала меня в щеку (мне показалось, что меня лизнула та кошмарная рептилия, скрывающаяся в трюме ее корабля), достала пистолеты из-за моего пояса и кинула их в бассейн. С глухим всплеском те погрузились на дно. Затем она повернулась и подняла мою винтовку с уверенностью профессионального стрелка. Прицелилась – ствол оружия при этом не шевелился, словно высеченный из камня.

Я затаил дыхание, молясь о том, чтобы Гарри не подпрыгнул и не попал под пулю. Затем последовала вспышка, грохот выстрела, и высокий свист разрезанной напополам стеклянной ножки бокала. Чаша бокала упала на пол, разбившись на миллион частей, а бедный Гарри лишь вскричал и залился слезами. Астиза прижала его к себе еще ближе, шепча ему на ухо успокаивающие слова.

Зал наполнился криками и визгом наложниц, которых услужливые евнухи заперли в задней части гарема. Пуля срикошетила и ударила в стену над ними.

Женщина, которую я когда-то желал больше всего на свете, с грохотом опустила приклад моей винтовки на мраморный пол, достала патрон с порохом, пулю и перезарядила ружье с ловкостью смертоносной охотницы. Затем протянула винтовку мне, перед этим достав свой пистолет и направив его мне в голову.

– Ставь следующий бокал ему на голову! – крикнула она Астизе. Затем повернулась ко мне. – Предупреждаю тебя, если дуло этой винтовки хотя бы на мгновение отклонится от твоего убогого отпрыска, ты будешь мгновенно убит, а этих двоих мы бросим работорговцам.

– В чем дело, Аврора? Боишься, что я не промахнусь, а тебе во второй раз уже не повезет?

– Просто стреляй и промахивайся. А потом моли о пощаде.

Астиза и Гарри превратились в каменные изваяния – скульптура матери, шепчущей что-то на ухо своему сыну. Стеклянный бокал блестел, словно бриллиант.

– Помни, стоит тебе промахнуться, и игра окончена! – сказала Аврора.

Я прицелился так тщательно, как никогда не целился раньше, затаил дыхание, успокоил внутреннюю дрожь и медленно выдохнул, одновременно с этим плавно нажав на спуск, не отрывая глаз от цели, которую я едва различал в полутьме.

Я выстрелил, создав какофонию вспышки и грохота выстрела в мраморном зале и вновь подняв волну женских криков и взвизгов.

Спустя мгновение я увидел, как поводок, которым мои любимые были привязаны к колонне, с резким хлопком разорвался, разрезанный моей пулей, как я и намеревался, и словно повис в пахучем воздухе гарема!

В ушах все еще звенело от грохота выстрела, и на долю секунды все замерли на месте, ошеломленные моим выстрелом. Я же вскинул винтовку на плечо и изо всех сил ткнул ею назад, с размаха ударив ее тяжелым прикладом в лицо Драгуту. Он упал и покатился по полу, бландербасс отлетел в сторону. Я наклонился, чтобы схватить его, и нарочно упал на пол, избежав пули из пистолета Авроры, просвистевшей у меня прямо над головой. Затем размахнулся, насколько мог, и ударил Аврору по ногам своей винтовкой, словно косой, в надежде сломать ей лодыжки. Она подпрыгнула и упала. Оба наших пистолета были разряжены.

Я вскочил на ноги и выдернул бландербасс из-под бесчувственного Драгута.

– Бегите! – закричал я, борясь с желанием использовать свое грозное оружие против наших мучителей, но понимая, что оно еще понадобится нам на пути вниз по бесконечным лестницам. Держа бландербасс в одной руке и винтовку в другой, я ждал свою женщину и своего сына.

Астиза подхватила застывшего и безмолвного Гарри и промчалась мимо нас с обрывками своих пут на шее. Я ринулся за ней, не ожидая, пока Драгут или Аврора придут в себя. Моя винтовка казалась мне утраченной и вновь обретенной конечностью, даже несмотря на то, что она была не заряжена. В левой руке я сжимал заряженный бландербасс Смита. Мы вылетели сквозь дверь гарема, захлопнули ее за собой и приперли связанным евнухом. Со стороны мраморной лестницы, словно тараканы, хлынули поджидавшие нас янычары, и я дал долгожданный залп из своего грозного оружия. Выстрел чуть не отбросил меня назад, и вперед полетел неистовый дождь из пуль, разметавший нападавших по углам и отправив добрую половину из них кубарем лететь вниз по лестнице, вопя и стеная. Я орудовал винтовкой, словно мельничным жерновом, и с размаху свернул шею паре упорно отказывающихся падать янычар, опрокинув их, словно кегли. Мы ринулись вниз по лестнице мимо них и спустились в королевскую приемную на этаж ниже под крики визжавших в унисон евнухов.

За спиной я услышал резкую команду Авроры:

– Сокар! Взять! – И Драгуту: – Беги на свой корабль, идиот, и займись лодкой, на которой они собираются бежать!

Я услышал хриплый лай мастифа и приближающееся скрежетание его когтей по мраморному полу. Затем захлопнул дверь тронного зала, закрыл ее на хлипкий замок, и в следующее мгновение дерево вспухло, словно холст, под натиском огромной туши воющей собаки с другой стороны. У меня почти не было времени на то, чтобы перезарядить оружие, но я все еще мог выиграть несколько секунд.

– Спасай нашего мальчика! За тем гобеленом лестница в подземелье. Там ждет наш друг!

Мне едва хватило времени на то, чтобы засыпать порох, но на то, чтобы вставить пулю и пыж, времени уже не осталось. Раздался выстрел, край двери у петель взорвался тысячей щепок, и неистовая собака ворвалась внутрь, воя в предвкушении крови.

Я поймал ее прикладом в бок в верхней точке смертоносного прыжка. Чудовище хрюкнуло и завалилось на бок, и я молил Бога о том, чтобы мне хотя бы удалось сломать ему ребро.

Аврора ворвалась в комнату вслед за своим любимцем с грозно развевающимися волосами и ртом, застывшим в широкой гримасе духа, предвещающего смерть, с дымящимся пистолетом в одной руке и саблей Драгута в другой.

– Я убью вас всех!

Но Астиза, вместо того чтобы бежать, толкнула Гора в угол, схватила лежащий на полу ковер за край и резко дернула на себя. Леди Сомерсет повалилась на пол, ругаясь, словно пьяный матрос, и Астиза набросилась на нее, стараясь вырвать саблю из ее рук. Женщины принялись кататься по полу, суматошно кусаясь и царапаясь, превратившись в ком летающих рук, ног и переплетенных волос, кипя, словно сгусток смертельной ярости. Собака снова кинулась ко мне, пока я лихорадочно пытался достать из кармана пулю, и на этот раз схватила своей чудовищной пастью мою винтовку, рыча и пытаясь раскусить ее на части. Меня откинуло назад, на подушки, и чудовище оказалось верхом на мне. Сто фунтов неуемной злобы с первобытным рыком обдавало меня горячим дыханием и брызгами превратившейся в пену слюны. Я попытался винтовкой отвернуть его голову от своей, но шея пса была сильнее, чем обе мои руки.

– Мама! – кричал бедный Гарри в этом хаосе.

Я слышал бешеное визгливое рычание, и вдруг осознал, что это леопард Юсуфа бьется о стенки своей клетки, неистово пытаясь добраться до черного мастифа, осмелившегося вторгнуться на его территорию.

Авроре удалось эфесом сабли оглушить мою женщину, и она попыталась вырвать свои запястья из отчаянной хватки Астизы с тем, чтобы проткнуть ее насквозь. Но Астиза со свирепостью, присущей лишь разъяренной матери, вновь скрутила руки противнице. Вдруг обе женщины вскричали, и сабля отлетела в сторону, со звоном скользя по мраморному полу.

Я едва успел моргнуть, как в зале воцарился настоящий дикий хаос животных инстинктов, ярости и беспощадности.

С леденящим кровь воем пятнистый леопард внезапно вылетел из своей клетки, а собака рывком оставила меня в покое, взвившись в воздух навстречу противнику. Мастиф был ничем не меньше огромного кота и наверняка ожидал, что тот отлетит в сторону, но вместо этого леопард изогнулся в воздухе, и они столкнулись в высшей точке своего прыжка, закружившись в воздухе. Несомненно, собака была сильна, но леопард оказался быстр, как молния. Они сцепились, бешено лязгая своими огромными пастями, и внезапно мастиф взвизгнул, почувствовав, как леопард вонзил свои острые зубы ему в горло. Животные сплелись в неистовый клубок, в котором леопард продолжал шипеть и раздирать своего противника на части. Собака бешено отбивалась лапами, но они не могли сравниться со смертоносными когтями леопарда.

– Сокар! – вскричала Аврора и отбросила Астизу в сторону с такой силой, что моя любовь ударилась головой о мраморную колонну и обмякла, потеряв сознание. – Это ты выпустил леопарда, маленький ублюдок!

Она на четвереньках добралась до своей сабли, затем повернулась в сторону Гарри и подняла клинок. Ее безумные глаза горели яростью и ненавистью, и мой бедный мальчишка в ужасе вжался в свой угол.

Я наконец нащупал пулю в кармане и вложил ее дрожащими руками в ствол, но проталкивание свинца сквозь тесное дуло, казалось, занимало у меня вечность. Аврора поднялась, как безумная валькирия, нависнув над моим сыном, дрожа от ярости и нетерпения нанести сокрушительный удар возмездия, пока я лихорадочно соображал, как остановить ее, как отвлечь ее внимание.

– Спасай свою собаку!

Аврора в замешательстве обернулась на мой крик, на мгновение потеряв решительность, и вдруг неожиданно для меня сделала шаг по направлению к дерущимся животным. Должно быть, это был единственный ее шаг сострадания за всю ее жизнь.

Леопард бросил свою умирающую жертву и взмыл в воздух, в мгновение ока преодолев расстояние в десять футов, словно жестокий первобытный маятник, и, увернувшись от ее сабли, обрушил весь свой вес на ее тело, раздирая плоть острыми, как бритва, когтями и широко раскрыв пасть, чтобы сомкнуть свои смертоносные челюсти на ее лице.

Аврора не успела даже вскрикнуть. Раздался тошнотворный хруст костей, и ее голова исчезла в пасти пятнистого чудовища.

Мерзкая собака, или то, что от нее еще оставалось, неподвижно лежала на полу, и кровь била фонтаном из ее разорванной глотки и боков.

Аврора безумно билась на полу под домашним леопардом Юсуфа. Женщина, пленившая меня когда-то своей несравненной красотой в Америке, быстро превращалась в груду окровавленных лоскутов кожи, и каждое движение лап хищника оставляло параллельные красные раны и новые лоскуты кожи и плоти. Ее ноги в агонии метались по ковру и мрамору, оставляя красные разводы. Затем кошка вцепилась ей в горло, и я увидел, что у Авроры уже не было лица, а на месте прекрасных и жестоких глаз зияли черные окровавленные отверстия. Я наконец перезарядил винтовку, но никакого смысла тратить драгоценный выстрел на леопарда не было. Голова Авроры безвольно болталась на наполовину откушенной шее. Наконец ее тело дернулось в последний раз и окончательно обмякло, но леопард не прекращал снова и снова яростно вгрызаться в него, рыча и взвизгивая. У двери началась суматоха, поднятая евнухами и янычарами, пытавшимися проникнуть в зал, но толпа вдруг замерла и стихла при виде освобожденного леопарда и кровавого месива перед ними.

Я выстрелил в самого крупного из них, огромного черного головореза, и в следующее мгновение разъяренное животное сделало еще один прыжок прямо в сгрудившуюся толпу, которая отхлынула назад в ужасе, и огромная кошка исчезла в дверном проеме, откуда доносилась беспорядочная пальба и визгливое рычание.

Я поднял ошеломленную Астизу и подтолкнул к гобелену и скрывающемуся за ним выходу, но она вырвалась из моих рук и, ополоумевшая, сорвала со стены древний щит. Тот представлял собой латунное произведение искусства филигранной работы с искусной гравировкой и, вероятно, стоил целое состояние, но последнее, что нам было нужно в этом состоянии, – это лишний балласт. Неужели удар по голове лишил ее рассудка? Но тут я присмотрел сувенир и для себя – тюрбан Юсуфа позади клетки леопарда. Я схватил его, подхватил на руки маленького Гарри, взял Астизу за руку, и наконец мы скрылись за гобеленом и оказались по ту сторону потайной двери в темницу. Я задвинул тяжелый засов двери, и мы отправились вниз по узкой лестнице в полном снаряжении, включая мою винтовку и бландербасс, потрясенные дикостью и жестокостью, свидетелями которых мы только что стали. Астиза тяжело дышала, все еще оправляясь от напряжения и шока.

– Папа, я выпустил льва, – признался Гарри.

– Умница! Ты спас маму. И меня.

– Он нас съест?

– Он мертв. И Аврора тоже, – сказал я Астизе, которая наконец поставила щит на землю. Она дрожала от усталости и нервного возбуждения.

Над нами стражники ломились в дверь, которую я запер на засов, затем послышались выстрелы. Я знал, что тяжелая дверь выдержит их напор, пока они не додумаются воспользоваться топорами или порохом.

Астиза закрыла глаза и еще сильнее прижала к себе Гора. Клянусь громом, мальчишке не занимать отваги! Да и смекалки тоже, и она проявилась как раз тогда, когда фортуна повернулась ко мне задом. Надо только присматривать за ним, чтобы он не копировал те стороны моего характера, которые я пытаюсь реформировать.

– Я слышала, как ее лицо ломается в его челюстях, – прошептала Астиза, дрожа. – Она была самой злой и порочной женщиной из всех, что я встречала. Итан, она была одержима старыми демонами. Демонами, которых, как я думала, давно уже изгнали в глубины земли. Но Ложа египетского обряда вернула суккуба к жизни, и он завладел ее душой и умом.

– Плохие животные, папа.

– Животным присуща ярость и дикость, с которыми не сравнится ни один человек, – сказал я. – Но, в отличие от людей, они убивают без греха.

Астиза обняла меня, и мгновение мы стояли, обнявшись, втроем.

– Итан, я не знала, вернешься ты или нет. Гор вернулся, но без тебя…

– Чтобы я бросил свою семью? – широко улыбнулся я. – Я теперь папа!

– Я не знала, куда ты целился, когда делал тот выстрел.

– И я не знаю, что делал бы, если б промахнулся мимо того ремешка.

– Если б Гор пострадал, я не хотела бы жить.

– Ему досталось с тех пор, как он познакомился со мной. Именно поэтому мне хотелось бы отплатить им всем побольше, прежде чем мы покинем это место. Астиза, здесь есть зеркало, большое, как парус, и они планируют использовать его против американского флота. Ты ничего не слышала о нем в гареме?

– Весь Триполи только о нем и говорит. Юсуф лопается от гордости. Мы наблюдали за его сборкой из окон гарема.

– Мы должны уничтожить его до отхода, иначе оно сожжет ту шхуну, что идет нам на помощь. Оно стреляет дальше любой пушки. Можно ли попасть в тот форт, в котором оно установлено? – Я снял с ее шеи ненавистный ошейник и отбросил его в сторону.

– Нет. Между дворцом и фортом мириады улиц, сотни солдат и фанатиков Сомерсет. Прошу тебя, Итан, ради Гора, давай покинем это место! Сколько еще должен пережить этот ребенок?

– Мы не можем. Солнце почти уже встало, и они сожгут нас заживо. Нам придется пробиваться с боем. У меня внизу, в подземелье, друг, который присмотрит за тобой и Гарри, и еще один друг с бомбой для уничтожения зеркала. Роберт Фултон, конечно, эксцентричен, но он умнее самого Люцифера. Если мы сможем подобраться к нему достаточно близко, то разнесем его в клочья.

Она прикусила губу.

– Не знаю, сгодится ли для этого твоя бомба, но у меня есть другая идея. Именно поэтому я прихватила с собой этот щит. Если свет можно сфокусировать одним диском, почему бы не отразить его вторым? Может быть, мы сможем отразить луч.

– И что потом?

– Обратить луч против них. Ты понесешь щит, я понесу Гора. Давай найдем твоих друзей и угостим Ложу египетского обряда их же угощением.

 

Глава 38

Я боялся, что наша пальба и суматоха наверху спровоцируют волнение и в подземелье, но тюремные коридоры были пугающе безмолвны. Пьеру удалось освободить сотни мужчин, достаточно здоровые из которых взяли ключи и отправились освобождать остальных своих товарищей. Освобожденные заключенные быстро одолели стражников, не защищенных дверьми, которые мы заперли за собой. Теперь же сотни людей тихо сидели на корточках в этом улье боли и отчаяния, дрожа от нетерпения и ожидая верного момента, чтобы сломать главные ворота. Как объяснил им Пьер, этот момент настанет за мгновение до того, как мы попытаемся уничтожить смертоносное зеркало, а сами попытаемся покинуть порт. Мы все надеялись, что этот хаос поможет в побеге и тем, и другим.

Настоящих преступников обычно казнили или лишали рук и ног: следовательно, большинство этих мужчин были плененными христианами, ожидающими выкупа или аукциона. Мы не знали, что даем им: шанс на свободу или на бесполезный бунт. Мы знали лишь, что должны сделать все возможное, чтобы навредить Триполи. Некоторые из пленников были слишком слабы или измучены пытками, чтобы передвигаться, но и их, всклокоченных и слабо моргающих, сокамерники выносили в коридоры. Никого не оставляли позади. Искалеченные смотрели на нас с проблесками тусклой надежды, и одно их присутствие воодушевляло нас. Мы боролись с рабством единственным доступным нам способом.

– На самом нижнем уровне подземелья есть глубокая яма, в которой держали меня с учеными, – сказал я Пьеру. – Ты проверил, там нет пленников?

– Я вообще-то был занят освобождением всех этих людей, если ты не заметил.

– Я проверю. Я никого не брошу в той адской норе.

– У нас нет на это времени! – умоляла меня Астиза.

– Это все равно что быть погребенным заживо. Давай же, Пьер, закончим опустошение царства Аида!

– Осел, я даже не представлял, что это царство такое огромное.

– Вот что бывает, когда никто не осмеливается драться с дьяволом.

Я перезарядил свое оружие и передал бландербасс Пьеру. Астизе я отдал пистолет Пьера, наказав присматривать за Гарри. Мы же с Пьером отправились еще глубже в преисподнюю, обнаружив еще несколько камер и отправив спасенные нами души карабкаться наверх, к свету.

– Ты не встречал Властелина Темниц? – спросил я.

– У меня с собой камень на тот случай, если я повстречаю твоего Голиафа. Но на определенном этапе те стражники, что еще были живы, пораскинули мозгами и ретировались. Думаю, даже твой тролль не жаждет встречи с сотней людей, которых он пытал.

Мы достигли небольшой пещеры на самом нижнем уровне тюрьмы и увидели ее зловонную пещеру, смрад которой чуть не вывернул меня наизнанку. Неужели я действительно выжил здесь? Я услышал лязг цепи, осторожно перегнулся через край ямы и заглянул внутрь. Конечно же, там царила полная темнота, и я увидел лишь один странный немигающий глаз, обращенный на меня.

– Кто здесь?

Тишина.

– Пьер, мне нужен факел.

Внезапно в яме внизу возникло резкое движение, приглушенное, но ожесточенное, и вдруг нечто рванулось вверх по одной из стен колодца. Я мельком увидел чешуйчатую кожу и челюсть огромной ящерицы, но затем натянутая цепь снова лязгнула, и монстр провалился обратно в темноту. Я отшатнулся. Это тот самый кошмар из корабельного трюма! Мы опять нашли дракона.

И тут мой компаньон вскричал:

– Mon dieu! Действительно еще уродливее, чем ты!

– Ящерица?

– Твой тюремщик!

Я крутанулся на месте, и моему изумленному взору предстал Омар, заполонивший своим жирным телом весь дверной проем в пещеру, словно распухший бык, прижимающий к себе моего друга, обхвативший грудь и руки Пьера своей бревноподобной рукой. Француз уже начал синеть. В другом своем кулаке Омар держал длинную толстую цепь, которая казалась почти изящной в его огромной ручище.

– Я ждал тебя, – прогрохотал Повелитель Темниц. – Я проснулся, потому что прекратился плач. Я чувствую, как что-то изменилось в моей берлоге. – Он понюхал зловонный воздух своим сломанным звероподобным носом, словно свобода имела свой особый запах. – Вот я и подумал: может быть, тот, кого мне по глупости не отдали, сам вернулся ко мне, как они и обещали? Помнишь мой стол, красавчик?

– Но мы не беспомощны в этот раз, Омар, – сказал я и поднял свою винтовку. – Отпусти моего спутника.

– Получай!

Он кинул Пьера в меня, словно куклу, и тот едва успел остановиться, зацепившись за что-то у самого края ямы, как внезапно Омар молниеносно, словно кобра, с невероятной скоростью для такого огромного человека, взмахнул своей цепью и ударил ею по стволу моей винтовки. Я выстрелил, но пуля лишь царапнула его плечо. Цепь обвилась вокруг винтовки, и в следующее мгновение он вырвал ее из моих рук, с размаху ударив о стену и сломав ее изящную оружейную шею. Моя драгоценная винтовка рухнула в пыль со свернутым набок прикладом, словно шея варварски убитого лебедя.

– Монстр! – не выдержал я.

Омар мерзко засмеялся и поднял сломанную винтовку.

– Ты промахнулся, коротышка!

– Коротышка? – вскричал Пьер в негодовании.

Омар бросил мою винтовку в яму, и я скривился, услышав ее лязг и бренчание. Я многие дни работал над этим оружием в Иерусалиме с Иерихо и Мириам; это оружие помогло мне пройти Акры и Египет; эта винтовка защищала нас во время неумолимой охоты на оджибве и дакоту на американской границе. И вот она издает прощальный всплеск на дне ямы, полной зловонной жижи…

– Будет вам чем поиграть с драконом, – ухмыльнулся он, повесил цепь себе на плечи и поднял упавший бландербасс Пьера. Мучитель был похож на уродливого титана с распухшими жилами, щелками ненависти и триумфа вместо глаз и ртом, превратившимся в тонкую гримасу безжалостности. Он сделал шаг к нам. – А вот из этого я могу пристрелить вас обоих.

Проклятая ящерица издала утробный звук, словно облизываясь перед ужином. Юсуф Караманли собрал поистине сатанинский зоопарк! Возбужденное животное принялось прыгать на стены ямы, царапая их когтями, не понимая своим примитивным мозгом, с чего бы это разбитой винтовке падать к нему вниз.

– Можете прыгнуть в яму и испытать свою удачу с драконом, – сказал Омар. – Или же я загоню вас туда своим выстрелом.

– Отпусти нас, Омар, – попытался было я, – или две сотни пленников жестоко отомстят тебе, если узнают, что ты сделал с нами.

– Откуда они узнают об этом? Вы оба будете в животе у ящерицы. К тому же христианские собаки побегут на выход в другом направлении. Да, Омар давно планировал это. Я не так глуп, как многие думают. – Он нетерпеливо мотнул головой. – Прыгайте. – Он нежно потрогал цепь на своей шее. – Вообще-то я не люблю пистолеты, они убивают слишком быстро. Если вы не прыгнете, я загоню вас туда своей цепью.

– Итан, лишим этого ублюдка удовольствия, – сказал Пьер. Его внимательные глаза блестели. – Пусть стреляет.

– Это оружие убьет нас мгновенно.

– Вот именно. Милосердная смерть! – Пьер бросил взгляд на пол пещеры и поднял камень. – Так ты считаешь нас коротышками, гигант? – Он подбросил камень на ладони. – Так вот на что способны коротышки, Голиаф!

С этими словами он швырнул камень с поразительной точностью прямо в лоб Властелина Темниц. Омар даже непроизвольно сделал шаг назад, прищурив глаза от боли и неверия. За первым последовал еще один камень, и еще один, и еще.

– Скольких коротышек ты замучил за свою жизнь, людоед? – крикнул Пьер. Следующий камень ударил Омара по щеке, и я заметил белую искру отлетевшего осколка зуба. Снизу доносились остервенелые попытки ящерицы выбраться наружу и ее рычание.

– Скольким ты так и не дал шанса на честную драку?

Омар заревел и поднял свое тяжелое оружие. Прищурившись, он прицелился в Пьера, не обращая внимания на струйки крови, стекающие ему со лба на лицо.

Пьер схватил меня за руку.

– Отвернись!

Раздался жуткий грохот и вспышка, звук рвущегося металла, и бландербасс взорвался в руках у тюремщика. Его куски разлетелись по пещере, и Омар завизжал, держась руками за свое опаленное и окровавленное лицо, пошатываясь в шоке.

– Хватай его цепь!

Фрагменты взорвавшегося бландербасса попали и в нас, но мы серьезно не пострадали. Мы отчаянно схватились за конец цепи, лежащей на плечах Повелителя Темниц, накинули ее петлей ему на горло и рванули на себя. Он шатнулся вперед, ослепленный, окровавленный и рыдающий. Другой конец цепи, звеня, упал в яму.

Ящерица, рыча от ярости и нетерпения, снова кинулась на стену, схватила конец цепи зубами и завалилась на спину, утянув за собой Омара, который не удержался на краю ямы и рухнул головой вниз.

Раздался глухой стук и всплеск, когда Властелин Темниц всем своим огромным весом приземлился на дно колодца, и до нас донеслись крики и вопли, которые он так любил извлекать из своих жертв. Изголодавшийся хищник набросился на него, Омар завыл, и мы лишь слышали, как два огромных тела борются и хрипят на дне ямы под аккомпанемент лязганья цепи.

– Лучше бы ему было погибнуть от взрыва бландербасса, – хладнокровно заметил француз, осторожно заглядывая в яму.

– Боже мой, ты что, знал, что бландербасс взорвется?

– Конечно, знал. У меня не было пращи Давида, но когда этот увалень схватил меня, я затолкал камень настолько далеко в дуло, насколько смог. Затем пошвырял в него камнями, дабы разозлить его достаточно сильно для того, чтобы он выстрелил.

– А мне не мог шепнуть об этом? Я только что постарел лет на десять!

– Ты плохо умеешь хранить секреты.

Я поднял факел, осторожно подобрался к краю колодца и снова заглянул внутрь. Омар лежал на спине, его невидящие глаза были широко раскрыты, лицо разорвано в клочья, а рот издавал слабые мяукающие звуки, в то время как дракон методично пожирал его торс. В руках он сжимал мою винтовку, которой надеялся отбиться от ящерицы, но лишь успел погнуть дуло в агонии.

– Я снова потерял свое любимое ружье.

– Не думай, что я полезу за ним для тебя, – хмыкнул Пьер.

Хвост ящерицы двигался из стороны в сторону, пока она жадно глотала куски плоти.

– Это животное может наесться до отвала еще до того, как настоящий монстр умрет, – заметил вояжер с жестокой беспристрастностью знатока дикой природы. – Сначала она съест самые мягкие и подверженные порче ткани, чтобы остальное мясо не пропало. Этот урод умрет от сепсиса лишь спустя несколько часов или дней, когда мерзкая жижа пропитает его раны. Я думаю, это заслуженный конец для такого палача.

– Тебе, похоже, не слишком-то понравился наш Властелин Темниц.

– Не стоило ему называть северянина коротышкой, – ответил Пьер, наблюдая за трапезой ящерицы. – У них тут в Африке водятся по-настоящему уродливые животные.

– Это животное родом из Ост-Индии. А наверху леопард сожрал собаку, кстати.

– У них, наверное, по жирафу в каждой смотровой вышке и бегемот в приемной. Твой зоолог, Кювье, много потерял, что не спустился на берег и не произвел перепись всей местной живности.

С нормальным дыханием ко мне начало возвращаться и самообладание.

– Но, клянусь пращой Давида, где ты научился так кидать камни?

– Знаешь ли, камень в лесу может сэкономить порох и принести тебе ужин. Индейцы мастерски бросают камни. Я собирался и тебя научить, но ты так и не сподобился правильно работать веслами, а я не могу учить тебя всему одновременно. И все-таки, осел, твоя способность собирать вокруг себя самых отвратительных врагов просто удивительна.

– Знал бы ты, как я удивлен. Я вроде стараюсь дружить со всеми.

– Да, мы с тобой люди с хорошими намерениями, но что-то говорит мне, что в Триполи уже сотни и сотни людей мечтают прикончить нас. Если б только все были похожи на Пьера Рэдиссона!.. Ну что ж, пойдем. Нам еще многое предстоит уничтожить до нашего отбытия.

 

Глава 39

Уже почти наступило утро. Мы сообщили пленникам, что пришло время их побега, в надежде на то, что их массовый исход из подземелья отвлечет янычар, как только раздастся сигнал тревоги. Вновь освобожденные обрушили все свои силы на ворота, солдаты принялись кричать и стрелять в ответ, а Пьер увлек нас в боковой тоннель, в который отправился Фултон в надежде поближе подобраться к зеркалу. Мы последовали за ним, и Астиза подтвердила, что мы двигаемся в правильном направлении.

Маленький Гарри весьма разумно уснул от изнеможения у нее на руках.

Я чувствовал себя голым без моей винтовки и прочего оружия и нес лишь щит Астизы. На поверхности щита блестела чеканка в виде греческой Горгоны, чьей уродливой гримасы и змей-волос было достаточно, чтобы обратить в камень любого неприятеля. Герой Персей когда-то воспользовался зеркальным щитом, чтобы не смотреть напрямую на этого монстра, отрубил ей голову и подарил свой трофей Афине для использования на боевом снаряжении богини. Щит, навеянный этой историей, вполне мог быть изготовлен еще до века арабов и уходит своими корнями во времена Архимеда или даже ранее.

Мы вышли на поверхность на террасе, которая смотрела в сторону от городской бухты и восходящего солнца. Над нами возвышался угловатый дворец Юсуфа. Небо светилось приближающимся восходом, и последние оттенки розового быстро испарялись над горизонтом. Меж плоских крыш домов виднелся тот небольшой форт на каменистом холме, с которого открывался прямой вид во всех направлениях. На нем возвышалось зеркало, своей окружностью по четкости не уступающее любой планете на небосводе. Вокруг него торопливо сновали люди, снимая с него покрывала и расправляя напоминающие лепестки сегменты. Оно было отполировано до такого блеска, что и само напоминало маленькое солнце – бронзовый цветок, призванный собрать и отразить весь свет приближающегося утра.

– А вот и вы, мой необходимый противовес, – встретил нас Фултон, – как раз вовремя!

– Противовес?

– Докажите свою полезность.

Из досок и балок, использовавшихся при ремонте крыши, изобретатель соорудил высокую рамную опору, которую под прямым углом пересекала балка длиной футов в двадцать. Посередине она была прикреплена ремнями к основе так, чтобы ее концы могли двигаться вверх и вниз наподобие детских качелей. Один ее конец смотрел в небо в направлении зеркала; у второго, лежащего на земле, копошился Фултон.

– Думаю, я просто обязан соорудить катапульту Архимеда, чтобы разрушить его же древнее зеркало, – сказал изобретатель. – Только вот настоящее устройство, основанное на принципах сопротивления скручиванию, которое знаменитый математик мог бы соорудить, чтобы бороться с римскими кораблями, потребовало бы гораздо больше времени, инструментов и мастеров, чем мы можем собрать на этом незащищенном балкончике.

Небо озарилось вспышкой, и на восточном горизонте показался край солнца. Даже слегка подсвеченное сбоку, зеркало начало светиться.

– Как видите, для того, чтобы добраться до того форта, где расположено зеркало, нам пришлось бы покинуть комплекс Юсуфа, проложить маршрут сквозь хитросплетение улиц и без того возбужденного города и каким-то образом вломиться в крепость, охраняемую сотней мужчин. Единственной возможной альтернативой я вижу запустить мою торпеду по воздуху так, чтобы она упала у основания зеркала. По счастью, во дворце за моей спиной, судя по всему, какой-то переполох, и стражники, присматривающие за этой террасой, исчезли. – Он вопрошающе приподнял бровь, глядя на меня. – Если точно рассчитать длину запала, бомба взорвется вскоре после падения, и если она упадет туда, куда надо, то повредит зеркало так, что его уже нельзя будет восстановить.

– Мы работаем с Итаном Гейджем, – напомнил Пьер. – Я бы не стал ждать точности исполнения наших планов.

– Согласен, он склонен к импровизации. Но это тоже хорошо. Я вижу, вы забрали свою женщину и ребенка, Гейдж, и, судя по звукам, разбудили половину Триполи. Я бы не удивился, если б вы и мертвецов подняли. Быть может, эта сумятица позволит нам выиграть время.

– Мы выпустили всех пленников из тюрьмы.

– Весьма похвально. Теперь к делу. Я построил небольшую версию простой средневековой машины войны, которую французы именовали требушетом. Я прикреплю бомбу к этому концу моей поворотной балки здесь, конец привяжу к полу террасы, а вес закреплю на противоположном конце балки. Когда я обрежу веревку, крепящую нижний конец, противовес резко опустится вниз, конец с ракетой взлетит, и наша мина с горящим запалом полетит вон через те дома. Уничтожаем зеркало, бежим в порт и отправляемся домой. – Он пересчитал нас. – Я думал, что к этому времени хотя бы одного-двух из вас уже не будет – в моей субмарине очень тесно.

– Мой сын занимает не так уж много места.

– Если честно, в любом случае он попал бы в лодку до вас. Как и ваша красавица. – Фултон широко улыбнулся. – Но уж ладно, и Итана Гейджа как-нибудь втиснем. А теперь – солнце уже поднимается. Все готовы? Пока они нас еще не обнаружили.

– Готовы к чему?

– Может быть, вы заметили, что на противоположном конце требушета нет противовеса. Ничто под руку не подвернулось. Но затем я понял, что трое взрослых людей – это добрых пять сотен фунтов. А потому вам нужно вскарабкаться и закрепиться на самом конце моей импровизированной катапульты. Когда я обрежу веревку с этого конца, вы рухнете вниз, бомба взлетит вверх, и мой эксперимент будет завершен.

– Рухнем вниз?

– Считайте это забавой.

Солнечный свет хлынул на крыши Триполи.

– А что с Гором? – спросила Астиза.

– Я его подержу, – ответил Фултон. – Я знаю, как обращаться с детьми.

Она критически осмотрела всех нас, одного за другим.

– Ни при каких обстоятельствах. Никто из вас, мужчин, еще не обращался с ним хорошо. И только мальчишки могли соорудить такое глупое приспособление. Вы трое взбирайтесь наверх, а я обрежу веревку. Я уже оставляла своего сына с его отцом, и ему пришлось пережить такие злоключения, что будет чудом, если он вырастет не таким сумасшедшим и безнадежным, как Итан.

– Я не безнадежен. Просто склонен к импровизации.

– Я все равно тяжелее, – согласился Фултон. – Как ты и говорил, Гейдж, твоя жена умнее всех нас. Ну-ка, дайте мне отмерить длину фитиля.

Астиза посмотрела на меня испепеляющим взглядом.

– Ты что, называл меня своей женой перед своими друзьями?

Я сглотнул и широко улыбнулся.

– Может быть. – Неужели? Ничего подобного я не помнил.

– Не известив об этом меня?

– Точно так же, как и ты не удосужилась известить меня о том, что я стал отцом.

Она задумалась о нашем взаимном недопонимании с непроницаемым лицом. Моя улыбка становилась все более нервной. Я беспокоился, что обидел ее, или, наоборот, что ей это понравилось. И то, и другое казалось мне весьма рискованным поворотом, если не катастрофическим. Женщинам проще, подумал я завистливо. В нашем мире им нужен защитник и кормилец. Вот мужчина и кормит, и защищает, меняя все разнообразие ласк и утех мира на лишь одну женщину, – и что же он получает взамен? Любовь, помощь, постоянство и целое, превосходящее сумму его компонентов: семью. Мужчина получает сына и жизнь, полную гордости, беспокойства и ответственности. Он получает ту половину себя, которой ему всегда не хватало.

Не так уж и плохо, скажу я вам.

Я сглотнул, боясь Астизу не меньше взвода янычар, и предпочел обернуться, чтобы взглянуть на зеркало Архимеда. Оно было ослепительным – прекрасное золотое солнце, способное вселить ужас в римских легионеров одним своим неземным свечением. Я вдруг осознал, что если лейтенант Стеретт возвращается за нами, как и планировалось, его шхуна уже должна быть видна на горизонте. На столь далеком расстоянии зеркало, должно быть, напоминает светящийся маяк. Осмелится ли он подойти ближе?

– А как мы зажжем фитиль? – спросил Пьер.

Изобретатель замер.

– Об этом я не подумал. – Он всмотрелся на восток. – У кого-нибудь есть стекло, чтобы сфокусировать лучи солнца?

– Ради Аполлона, на дворе уже девятнадцатый век! – не выдержал я. – Все равно мы в тени. Пьер, чиркни кремнем по пороховой полке своего пистолета; вспышки должно хватить для того, чтобы поджечь фитиль.

– Верно, – согласился Фултон. – Какой же вы все-таки современный человек, Итан… Итак, наверх, господа! Гейдж, вы из нас самый крупный, вам быть на самом конце. Да, да, придется обняться, нынче не время для жеманства. – Я, словно обезьяна, прижался к самому концу балки, Пьер, насколько мог, обвился вокруг меня, а Фултон с трудом вскарабкался на нас верхом, посматривая назад. – Астиза, поджигайте фитиль, а затем рубите моим кортиком веревку.

– Вы уверены, что ваш прицел верен?

– Я всю ночь провел в расчетах.

– Тогда я готова. – Она осторожно переложила сопящего Гарри себе на плечо и свободной рукой подняла пистолет Пьера.

– Поднесите пороховую полку пистолета к фитилю и дергайте за крючок, пока не упадет кремниевый молоточек.

Последовала вспышка, но никакого шипения горящего фитиля.

– Не загорелся.

– Попробуйте еще раз.

Солнце карабкалось все выше по небосводу. На форте мужчины начали кричать и показывать пальцами на наш цирк – шесть пар рук и ног на конце шеста, словно нанизанный на шпагу осьминог. Появлялось все больше и больше фигур в длинных накидках. Ложа египетского обряда! Интересно, как бы они отреагировали, если бы узнали, что их королева мертва, а ее тело разорвано на части?

Астиза подсыпала пороха на полку пистолета и снова нажала на спуск. Еще одна вспышка, и на этот раз фитиль загорелся. Горящий шнур был очень коротким, достаточным лишь для короткого полета по воздуху.

– Теперь перережьте веревку, держащую шест требушета! Быстрее, пока мы все не взлетели на воздух!

Астиза замахнулась и нанесла удар, но сабля отскочила, прорезав канат лишь наполовину.

– Пилите его! Здесь сотня фунтов пороха!

Она начала отчаянно пилить жилы веревки. Мы напряглись. У форта кричали все больше и больше мужчин; в небо вздымались струйки порохового дыма, и пули с глухим стуком начали вонзаться в штукатурку вокруг нас. Фитиль издавал громкое шипение и плевался снопами искр.

– Прошу вас! – вскричал Фултон. – Мы – идеальная мишень!

Наконец веревка поддалась, мы рухнули вниз, и противоположный конец балки рычага взмыл в небо, а за ним взмыла и бомба, оставляя за собой тонкий след дыма. Мужчины закричали с тревогой в голосе и бросились врассыпную от зеркала. Мина достигла высшей точки своего полета и по красивой параболе устремилась в цель.

И упала, не долетев и до парапета зеркала, приземлившись на уступе футах в пятнадцати ниже смертельного оружия.

Мы ждали.

Взрыва также не последовало. Мы лишь смотрели на беспомощно лежавшую на уступе бомбу.

– Черт! – прошипел Фултон. – Фитиль погас!

– Mon dieu, – стонал Пьер, поднимаясь на ноги. – И почему я вечно ввязываюсь в эти безнадежные ослиные схемы? Месье изобретатель, позвольте также указать вам на то, что вы полностью промахнулись мимо зеркала! Так какими же расчетами вы занимались целую ночь?

– Если б только балка была на два фута длиннее…

– Итан, винтовку! – воскликнула Астиза. – Может, мы сможем взорвать ее пулей?

– Моя винтовка уничтожена в подземелье. А пистолет Роберта на таком расстоянии не попадет и в небо, даже если б пуля каким-то чудом действительно могла подорвать заряд.

– Лучше нам отступить, – сказал Фултон. – Они дадут другим янычарам сигнал поймать нас здесь.

– Подождите, – сказала Астиза, – смотрите! Они поворачивают зеркало!

И действительно, закутанные в свои плащи приспешники Ложи египетского обряда вернулись к устройству и принялись поворачивать его по направлению к восходящему солнцу и к нам. Если раньше оно лишь светилось, то сейчас начинало гореть по-настоящему, а его бронзовые лепестки двигались и поворачивались при натяжении веревок, помогая сфокусировать всю мощь солнечных лучей. Они собирались направить смертельный луч Ахиллеса прямо на наш маленький отряд.

– Отступаем! – В конце концов, я уже вызволил свою семью.

– Нет, это наш шанс! – Астиза схватила саблю и принялась рубить ею канаты, скрепляющие балку и раму.

– Что вы делаете? – вскричал Фултон.

– Нам нужно прибить этот щит к балке и поймать щитом тепловой луч, когда они направят его на нас, – поспешно отвечала она. – Если мы сами будем держать щит, то сгорим, но можно использовать балку в качестве его рукояти. Древние записи Мемфиса и Дандары упоминают о подобной ответной мере.

– Вы хотите отразить их же луч на них?

– Да, пока они не разбегутся. А потом направим луч на вашу бомбу.

– Вот оно! – вскричал Пьер. – Чародей здесь красивая женщина, а не ты, осел!

– Ну, все-таки это я ее нашел, – ответил я и вдруг вспомнил, как сильно люблю ее.

Мы нашли железный гвоздь и, используя рукоятку пистолета Пьера в качестве молотка, пробили им щит, прикрепив его таким образом к балке. Затем, согнувшись, присели за парапетом, и я бросил взгляд в сторону наших противников. Канаты, передаточные механизмы и лебедки настраивали фокус зеркала, и я понял, что это было бы особенно необходимо для удара по движущейся мишени, такой как корабль. Ученые Ложи египетского обряда все-таки разгадали старый дизайн Архимеда, а может, даже и улучшили его.

– Встанем! Пускай целятся в нас! – сказала Астиза.

– Будем рисковать быть сожженными?

– Только так мы сможем сжечь их.

Вспышка. Ярчайший луч света, пульсируя, пронзил утренний воздух над крышами домов и ударил по нашей террасе. Нестерпимый жар был мгновенным и ужасным. Астиза, резко развернувшись вокруг своей оси, прикрыла собой Гарри, который тут же проснулся.

– Поднимайте же шест, используйте щит!

Хрипя, мы подняли наш импровизированный отражатель, перекрыв им траекторию смертоносного луча, и голова Горгоны загорелась адским светом. В мгновение ока возник новый источник свечения, и отраженный луч гигантским солнечным зайчиком устремился от нас вдаль. Мы с трудом орудовали тяжелым шестом, и, наконец, нам удалось повернуть его достаточно для того, чтобы скользнуть отраженным лучом по техникам Ложи египетского обряда у зеркала.

Раздались крики, два плаща моментально вспыхнули, и мужчины бросились в укрытие, оставив свои контрольные инструменты.

– Давайте, сейчас же, мина! – вскричал Фултон.

Осторожно поворачивая и наклоняя щит, мы отразили луч зеркала на торпеду, которую столь неудачно запустили. Спустя считаные секунды она снова задымилась, затем по ней пробежал огонек. Мы молились и ждали.

И, наконец, рев взрыва!

Мина со своими ста фунтами пороха взорвалась огромным столбом огня, дыма и камня, и стена немногим ниже зеркала разлетелась на миллионы кусков. Та платформа, которую поддерживала стена, накренилась и просела, зеркало потеряло свой фокус и резко потускнело, словно солнце затмила тень луны. Нескольких солдат и техников по противоположную сторону отшвырнуло взрывной волной, один из двух контрольных канатов лопнул.

Но на этом всё. Зеркало лишь накренилось, но не было уничтожено. Тысячи камней и камешков дождем осыпались на городские крыши, дым развеялся, и наш провал стал очевидным. В стене под зеркалом зияло черное отверстие, внутри форта мелькали языки небольших очагов пожара, но никакого серьезного ущерба смертоносному орудию мы так и не смогли нанести.

– Надо было захватить с собой вторую торпеду, – простонал Фултон.

– Нет, – сказал я, – этого достаточно, чтобы помешать им поджарить нас и «Энтерпрайз», пока мы отходим, но только если мы поторопимся. Смотрите, они бегут, чтобы наладить зеркало, и если они успеют, конец не только нам, но и Стеретту.

– Я лучше погибну в бою, чем отправлюсь в ту яму к ящерице, – пробормотал Пьер.

– Я лучше погибну, чем позволю забрать мою жену и сына в рабство, – поклялся я, внезапно осознав, что снова назвал Астизу своей женой. Клянусь глазной повязкой Одина, неужели я беру на себя серьезные обязательства? Итан Гейдж, авантюрист без корней и дома, неутомимый любитель женщин, который так часто думал лишь о себе?

– Итан? – спросила Астиза. Женщины предпочитают все знать наперед. В то же время что мы могли сказать друг другу, когда было столько несказанного, потому что у нас попросту не было времени еще ничего сказать?

И вдруг раздался поистине чудовищный взрыв, гигантский удар грома, который отбросил нас на добрых десять футов и отправил зеркало, Ложу египетского обряда и верхнюю половину форта Юсуфа в небо в ужасающем фонтане огня и дыма. Сверкающие куски и осколки древнего оружия разлетелись в стороны, словно огромный камень с размаху ударил в центр стеклянного зеркала, осколки которого разлетелись, мерцая, словно осколки угасающих звезд. Куски камня и человеческой плоти разлетелись во всех направлениях и дождем осыпались на Триполи, и бронзовые осколки градом громыхали по крышам. В ушах звенело от мощнейшей ударной волны.

Фултон, покачиваясь, поднялся на ноги и в изумлении уставился на дымящиеся остатки форта, где еще минуту назад стояло грозное зеркало.

– Они запаслись порохом и оружием, чтобы защищать зеркало любой ценой, – сказал он ошеломленно. – Устроенный нами пожар достиг арсенала, вот тот и взорвался. – Он посмотрел на наш щит, искривленный от ужасного жара. – Медуза превратила их в руины.

 

Глава 40

Отходили мы в обстановке полнейшего хаоса. Темницы опустели, ворота в подземелье были снесены с петель, а улицы города заполнились сбежавшими пленниками и рабами, устроившими отчаянный бунт в надежде покинуть Триполи, прежде чем янычары снова закуют их в кандалы. На том месте, где еще недавно возвышалось зеркало, поднимался огромный столб черного дыма и все еще раздавались раскаты взрывов все новых и новых бочек с порохом. Мы в своей арабской одежде бежали сквозь толпы смятенных, мечущихся людей, не привлекая к себе никакого внимания. На крыше дворца Караманли собралась целая толпа лучших его стрелков, и мне показалось, что я видел самого Юсуфа с непокрытой головой, яростно размахивающего руками и выкрикивающего приказы. Он не видел нас и, судя по всему, еще не знал о том, что я уношу в своем кармане.

Едва мы подбежали к воротам городского порта, раздался еще один взрыв, и на воздух взлетел один из стоявших у причала пиратских корсаров. Гейзер воды поднялся в небо у носа корабля, и он начал медленно тонуть на своих швартовых. Снасти и паруса стоявшего рядом с ним корабля загорелись, моряки врассыпную кинулись со своих судов в страхе и смятении, не понимая, откуда пришла атака. Им на смену пришла волна сбежавших заключенных, которые начали прыгать в небольшие фелуки в надежде спастись.

– Великолепно, – пробормотал Пьер, любуясь хаосом. – Осел, тебе снова это удалось.

Мы разглядели тень в воде и взявшиеся, словно из ниоткуда, круги на воде, где Кювье и Смит отплывали от корабля, который они только что потопили. На мгновение мне показалось, что они направляют «Наутилус» в открытое море, оставляя нас на берегу, но тень замедлилась, и на поверхности показалась маленькая башенка Фултона с оконцами. Подводники замерли, выглядывая из своих окон, и в следующее мгновение открылся люк, и из него показалось улыбающееся лицо Кювье. Он радостно помахал нам.

– Не привлекайте к себе внимание! – предупредил его я.

Но было уже поздно – раздался треск мушкетов, и пули принялись вздымать водяные фонтанчики вокруг субмарины. Кювье нырнул обратно в лодку, судно резко взяло на правый борт и направилось к нам. Как же мне не хватало моей винтовки, которая теперь принадлежала плотно поужинавшему дракону! Я чувствовал себя голым.

Гарри, чье настроение менялось с каждым нашим злоключением, с живым интересом рассматривал порт. Судя по всему, он уже привыкал к какофонии. Люди бежали не зная куда, дым клубами поднимался в небо, и пушечные ядра с громким всплеском падали в воду.

– Огонь, папа!

– Плохие дяди, – ответил я. – Ведь ты никогда не будешь играть с огнем, Гарри?

– С огнем можно играть? – Эта идея заинтриговала его.

– Конечно, нет! – вмешалась его мать.

– Огонь горячий. – Он подул на свои маленькие пальчики.

– Очень горячий, – сказал я, – и очень опасный.

– Неопасный! – возразил Гарри. Затем задумался. – Плохая большая собака.

– Большая собака сдохла.

– Хорошо.

– По всем признакам, ты умнее своего отца, – вмешался Пьер. – Должно быть, наследственность по материнской линии.

Тут к берегу с глухим металлическим стуком пристал «Наутилус». Астиза передала извивающегося Гарри Кювье; за ним последовали мы, четверо взрослых, заполнив маленькое суденышко настолько, что оно, казалось, вот-вот лопнет. В замкнутом помещении Гарри снова начал плакать (не могу его винить), а пальба со стороны дворца лишь усилилась. Пара мушкетных пуль отскочили от башенки.

– Придется погрузиться под воду, пока не выйдем из радиуса обстрела, – сказал Кювье. – Как далеко достает зеркало?

– Мы уничтожили его, – сказал Фултон. – Причем благодаря Астизе.

Похоже, он был впечатлен ею настолько же, насколько разочарован мной. К тому же он был весьма недурен собой, и его комплимент заставил меня почувствовать столь непривычный для меня укол ревности.

– Мои поздравления, мадам, – сказал Кювье. – И примите мои извинения за дискомфорт. Наш американский изобретатель, похоже, не знает, что такое удобства.

– Самое лучшее удобство – это поскорее убраться отсюда… – Она неуверенно осмотрела металлическую трубу, протекающую во всех возможных местах и пахнущую потными мужчинами, но храбро улыбнулась. – Я уверена, что это лишь первый из череды успешных экспериментов.

– Через несколько минут мы узнаем, не будет ли это его изобретение последним, – подмигнул Кювье.

– Я уже спроектировал новую лодку, рассчитанную на двадцать мужчин!

– Давайте сначала покончим с этой.

Мы погрузились под воду, и мы с Пьером заняли место уставшего Смита у винта. Мы все еще слишком отчетливо слышали тревожные всплески пушечных ядер, падающих в воду неподалеку от нас. Гарнизон Триполи, похоже, стрелял по всему, что казалось ему хоть немного подозрительным.

– Вы не видели Стеретта и его «Энтерпрайз»? – спросил Кювье.

– Пока нет, – ответил я. – Сначала надо выбраться из рифов и подняться на поверхность.

У нас не имелось иного способа измерить пройденное расстояние, кроме как изучать компас и подсчитывать истекшие минуты, чем занимался Фултон. Столь большое количество человек в столь маленькой посудине плюс неустанные усилия по вращению пропеллера скоро превратили воздух в некое подобие воздушной жижи. Гор решил эту проблему для себя, снова заснув, и мы все смотрели на него с завистью.

– Роберт, как там насчет вашего сжатого воздуха?

– Я экономлю его на крайний случай.

– Семь человек в подводной банке, рассчитанной на троих, плюс бомбардировка пушечными ядрами – это ли не крайний случай?

– Думаю, мы уже покинули зону обстрела их орудий. – Звуки плюхающихся в воду ядер действительно прекратились. – Давайте поднимемся на разведку и откроем люк. Гейдж, я заменю вас у винта. Осмотритесь, когда башня поднимется на поверхность.

Мы с трудом поменялись местами, в то время как Кювье выкачал часть воды из плавучих баков. Темнота в нашей камере слегка рассеялась, когда мы приблизились к поверхности, и окошки в башенке засветились, стоило нам показаться на поверхности воды.

Я посмотрел назад сквозь толстое стекло. Над Триполи висела завеса дыма, несколько шебек и фелук горели. Причал и крепостные стены бурлили людьми, но беспорядочная стрельба прекратилась. Либо мы были уже слишком далеко, либо они потеряли из виду нашу подводную тень. Субмарина Фултона все-таки имела будущее.

Итак, где же «Энтерпрайз»? Я обернулся, чтобы посмотреть в открытое море, и чуть не закричал от неожиданности. На полном ходу, под раздутыми, словно беременное пузо, парусами, на нас шел берберский корабль, разрезая волны носом, а на бушприте пританцовывал Хамиду Драгут с окровавленным лицом, судорожно показывая рукой в нашу сторону.

Он показывал прямо на меня! Он собирался раздавить наше суденышко своим кораблем.

На нос корабля выкатили пушку, чтобы угостить нас пушечным ядром, а матросы вскинули мушкеты.

– Вниз, вниз, вниз! – закричал я что есть сил. – Это Драгут, идет прямо на нас и собирается раздавить нас!

Фултон и Кювье схватились за рычаги, шестеренки бешено завертелись, и наши баки начали наполняться. На окнах побежала вверх полоска воды, но теперь свет в окнах был нашей агонией, указывая на то, что мы опускаемся недостаточно быстро. Тень быстро надвигалась на нас, берберский корабль навис над нами, словно черная грозовая туча, и мы услышали свист и шипение, с которыми он пронесся над нами. Затем раздался скрежет, когда он по касательной задел килем нашу башню, толкнув нас в глубину, и мы продолжили спускаться вниз, все ускоряясь в чернеющей темноте, пока с тупым стуком и ударом не опустились на дно залива на глубине сорока футов.

Гарри проснулся.

– Где мы, мама?

– В безопасности, – ее голос дрожал.

Из одного из болтовых отверстий раздалось шипение тонкой струйки воды.

– Мокро!

– Да, – ответила она спокойно, с расширенными от неизвестности и ужаса глазами, – мокро.

– Мы можем пересидеть Хамиду? – спросил Кювье, поглядывая наверх.

– Он будет дрейфовать над нами, поджидая нас, – сказал я.

– У нас кончается воздух, – предупредил Смит.

– Но у меня все еще есть мой запасной контейнер, – сказал Фултон. – Я же говорил вам, что нужно дождаться настоящего крайнего случая. Это даст нам не менее часа. – Он аккуратно ослабил крышку контейнера, и в нашей трубе, помимо звука протечек, возникло новое шипение. Фултон несколько раз качнул насос, чтобы вода не слишком быстро поступала в корпус нашей субмарины, затем зажег еще одну свечу. – Нам не помешало бы расслабиться.

– Наше рандеву должно было состояться на рассвете, – сказал я. – Стеретт увидит дым и поймет, что мы что-то натворили, но как долго он осмелится ждать?

– Давайте наляжем на винт и выйдем, наконец, из этой бухты. Гейдж, сколько нам еще осталось?

– У меня не было времени, чтобы оценить протяженность рифа.

– Значит, придется идти вслепую.

Мы занялись насосом и спустя пару минут поднялись со дна. Затем мы услышали громкий всплеск на поверхности, несколько секунд тишины, и металлический лязг.

– Драгут, что, встает на якорь?

– Может, он бросает на нас пушечные ядра?

И тут раздался глухой взрыв, и «Наутилус» рванулся вперед, словно его хорошенько пнули под зад. Нас всех по инерции бросило вперед, свечи погасли, и вода шумным потоком начала поступать в корпус через уплотнитель вокруг винтового вала; холодный душ моментально намочил всех нас. Гарри начал всхлипывать и карабкаться на грудь к своей матери.

– Пираты подожгли фитиль и сбросили на дно бочонок с порохом, – догадался Фултон. – Всем к насосам! Нам нужно подняться на поверхность, пока мы не потонули!

– Не нужно было мне изменять своим любимым каноэ, – пробормотал Пьер. – Нас что, бог сделал рыбами, чтобы лезть под воду? Нет, он говорил: «Адам, будь там, где можешь дышать»!

– Жорж и Уильям, у нас все еще осталась та последняя мина? – спросил Фултон.

– Да, но она не настроена.

– Мы можем провернуть винт? – спросил я.

– Он погнут, но немного проворачивается, – отчитался изобретатель.

Вода уже была нам по щиколотки.

– Кажется, дальше нам придется путешествовать вплавь, – сказал Фултон и с сокрушением осмотрел свой маленький цилиндр. – Я не думаю, что «Наутилус» доплывет до «Энтерпрайза».

– Пираты попросту пристрелят нас, стоит нам только покинуть эту лодку, – сказал Смит. – Или же выудят, чтобы отправить в тюрьму.

– Нет, если мы уничтожим их первыми, – сказал я. – У нас на носу мина, пусть даже и не совсем готова к использованию. Как ее взорвать?

– Обычный план – это прикрутить заряд к деревянному днищу корабля, отойти назад с длинным фалом и детонировать торпеду, потянув за него.

– А что, если просто подплыть максимально близко и взорвать ее?

– Тогда потонут оба корабля – и все, кто будет в них.

– Тогда именно это я и сделаю – после того, как вы, мои спутники, покинете «Наутилус» и отплывете на безопасное расстояние. Меня утомил этот сукин сын Драгут.

– Итан, – вскричала Астиза, – ты не можешь убить себя, только не сейчас!

– Весьма верно, – вставил Смит. – Коллега, вы теперь отец!

– Да, и у меня есть сын, которого я ни за что не отправлю обратно в рабство. Подумайте, ведь это я втянул вас в этот бардак. Ничего этого не произошло бы, если б я не связался снова с Ложей египетского обряда, Авророй Сомерсет и Наполеоном Бонапартом. Я стал вашим гидом по царству Аида лишь потому, что вам не повезло связаться со мной. Теперь я хотел бы выиграть для вас немного времени.

– Посредством самоубийства? – запротестовал англичанин.

– Роберт, – спросил я Фултона, – если б я привязал веревку к спусковому шнуру мины и пропустил бы ее сквозь люк, смог бы я взорвать ее отсюда, где меня от бомбы отделяет металлический корпус вашей субмарины?

– Да, но нос «Наутилуса» сплющит, как оловянную табакерку и моя ныряющая лодка камнем отправится ко дну.

– Может быть, мне удастся задержать дыхание на достаточное время для того, чтобы выплыть наружу.

– Итан, нет! – умоляла меня Астиза. – Гору нужен отец!

– Для начала ему надо выжить, а для этого мы должны потопить корабль Драгута. Поделом мне за то, что я не прикончил этого пирата еще тогда, в гареме. Каждый раз, когда не убиваю кого-то, потом об этом жалею… Теперь, – я обращался к остальным, как лейтенант, инструктирующий передовой отряд, – когда мы поднимемся на поверхность, вам нужно отплыть, прежде чем пираты смогут увидеть нас и начнут стрелять. Плывите в разные стороны. Ныряйте по мере возможности, так им будет сложнее прицелиться. Я же подведу субмарину под их корпус, взорву мину и уплыву после взрыва. Двигайтесь к рифам; может быть, вам удастся встать на мелководье и подать Стеретту сигнал о помощи.

– Никаких шансов у нас нет, – отрезал Кювье.

– В этом весь наш осел, – сказал Пьер. – Месье лунатик, вы забыли об одной маленькой вещи. Как ты собираешься вести субмарину и заряжать бомбу? Я, Пьер Рэдиссон, могу крутить винт сильнее, я плаваю лучше и прыгаю выше любого другого мужчины, а потому я помогу тебе в твоей безумной затее. В конце концов, это у меня есть привычка помогать тебе в самых идиотских твоих приключениях.

Я поклонился.

– Считаю это комплиментом, о, великий путешественник!

– Становится светлее! – предупредил нас Фултон. – Мы приближаемся к поверхности!

– Сначала Астиза и Гарри! Затем ученые, во имя знаний этого мира. Кто знает, может быть, ваши труды кто-нибудь когда-нибудь и прочтет…

Быть может, это было не столь логично, но, по крайней мере, честно. Если б мне пришлось выбирать между геологом и заядлым игроком или между зоологом и браконьером, выбор был бы весьма очевидным. Я не думал, что им действительно удастся далеко уйти, но к тому времени я буду уже мертв и мне не придется об этом беспокоиться.

– Итан, только не тогда, когда мы, наконец, снова вместе, – стенала Астиза.

– Я догоню вас, – ответил я без тени уверенности в голосе.

– А я не люблю плавать, – проворчал Смит.

– Вы только подумайте об альтернативе.

– Поверхность! – Фултон распахнул люк, выпрыгнул на палубу и наклонился вниз, чтобы поднять Гарри, который не произнес ни звука среди окружавшего его волнения взрослых. Астиза выбралась наверх, схватила моего мальчика и прыгнула в воду, плывя на боку, как только могла.

– Плывите, плывите! Так и у меня будет шанс! – крикнул я остальным. – Помогите Астизе!

Кювье и Смит тоже выбрались наружу; англичанин заметно дрожал.

– Я помогу вам, Уильям, – ободряюще сказал ему Кювье и потянул его за руку.

Они исчезли в темноте, и Пьер принялся крутить полузастрявший механизм винта.

– Тяжело, осел, но мы стали значительно легче и маневреннее!

Фултон снова запрыгнул в свое творение:

– Я помогу.

– Нет! Если погибнете вы, то с вами погибнет и этот замечательный секрет!

– Я не покину свой корабль. Давайте же, Гейдж, привязывайте свой спусковой шнур! Мы – американцы, и мы на войне с Юсуфом Караманли!

У изобретателя, несомненно, был крепкий характер, и я тоже не мог ударить в грязь лицом на его фоне. Я поднялся на палубу и прошептал:

– Возьми резко вправо, так мы окажемся прямо под кормой. Они остановились, чтобы поохотиться на нас, и просто дрейфуют. Назад никто не смотрит.

Наша лодка медленно, нехотя повернула и начала набирать скорость, а я отвязал один из канатов паруса и простым узлом привязал его к концу спускового шнура нашей последней мины. Взрывчатка хранилась в корзине на носу. Мы медленно подобрались к кораблю Драгута, поверхность которого блестела в лучах утреннего солнца, словно покрытая лаком. Я прочел название корабля, на котором мы бежали из Венеции, – «Миконос». Вокруг воцарилась тишина, нашу палубу мягко омывали волны.

Но пираты заметили наши очертания над водой и принялись кричать. Мужчины побежали на корму, раздался мушкетный залп, и до нас донеслось громыхание пушечных колес – судя по всему, они решили снять одно из орудий и опустить дуло для того, чтобы ударить по нас прямой наводкой. Пуля со свистом отскочила от люка.

– Прямо, прямо! – крикнул я. – Крути винт, крути!

Теперь фальконет был направлен в мою сторону, и я спешно отступил назад и упал в люк. Воды в субмарине было уже по колено. Сверху раздался грохот фальконета, и град шрапнели обрушился на корпус субмарины, а одна из пуль даже попала внутрь и срикошетила о стенки.

– Вот же merde! Осел, закрой люк!

– Но тогда я не смогу потянуть за веревку! Более того, нам же понадобится выход!

– Скорее всего, нас всех разнесет на куски, – флегматично заметил Фултон, – но если каким-то чудом мы уцелеем, носа все равно не останется, а потому и люк нам не понадобится. Но действительно, не пережмите спусковой шнур, Итан.

Он казался спокойным и отстраненным, словно имел дело со стопкой чертежей.

Я взглянул наверх. Наш люк находился под нависающей над нами кормой шебеки. Всплеск и глухие звуки ударов сопровождали каждый сброшенный на нас предмет, которыми пираты судорожно пытались нас потопить. Затем раздался более мягкий удар, свидетельствующий о том, что мы пристали носом к килю и днищу корабля. Я слышал взволнованные крики пиратов, разговаривающих по-арабски.

Я мысленно попрощался со своей маленькой семьей, дернул веревку и напряг все свои мышцы в ожидании удара.

Рев и сильнейшая взрывная волна отправили нас троих в полет в направлении кормы субмарины. Блеснула вспышка, и нос нашего суденышка треснул и отлетел полностью; внутрь ворвалась стена прохладной морской воды, словно из прорванной плотины, еще сильнее приперев нас к корме, закрыв собой всяческий свет и вытеснив последние остатки воздуха. В следующее мгновение мы снова неслись вниз. Уши сжимало от растущего давления, и мы стремительно приближались ко дну бухты.

Кормой «Наутилус» на полном ходу врезался в песчаное дно, носа не было вовсе. Именно этот удар и рывок помогли мне осознать, что я все еще жив, что я чувствую и что именно благодаря этому я со своими компаньонами все еще могу спастись.

Что-то проплыло мимо меня, и я схватил это нечто. Фултоновская канистра с воздухом! Она была легче, чем вода, и стремилась вверх, испуская тысячи маленьких пузырьков. Я схватил кого-то за арабские одежды, оттолкнулся ногами от останков нашей славной субмарины и, стараясь не выпустить из рук канистру со сжатым воздухом, ринулся наверх, к серебристой поверхности над нами. Мы взлетели вверх и вырвались на поверхность, сопя и откашливаясь, словно тюлени.

Как оказалось, я схватил Пьера, а он, в свою очередь, потащил за собой Фултона. Оба были в полубессознательном состоянии, кашляли и плевались, но выглядели вполне сносно с учетом обстоятельств, и мы безвольно дрейфовали по поверхности в компании спасительной воздушной канистры.

Я судорожно осмотрелся. Шебеки Драгута нигде не было видно. Вокруг нас плавали доски и щепки, искореженные тела пиратов и остатки мачт с обрывками парусов.

Должно быть, нам удалось подорвать пороховой заряд корабля.

Я отпустил канистру и поплыл к плавающей неподалеку балке, напоминающей рангоут, увлекая за собой Пьера и Фултона. Балка оказалась бушпритом «Миконоса», и на противоположном его конце мы заметили еще одного человека, отчаянно схватившегося за нее, – выжившего пирата с видом столь же ошарашенным и обескураженным, что и у нас. Мы мерно покачивались на волнах, моргая, и я затуманенным взглядом впился в злодея, с которым мы делили спасительный кусок древесины.

Это был Драгут, с лицом посиневшим и окровавленным в том месте, где я познакомил его с прикладом моей винтовки. Половины одежды на нем не было – судя по всему, ее сорвало взрывом, который скинул его с носа корабля; его руки и плечи покрывали ожоги и раны от осколков и щепок. Он ответил мне недобрым взглядом, просчитывая в уме свои шансы.

Я тяжело вздохнул. Неужели мне снова придется с ним драться? Сил у меня осталось не больше, чем у ощипанного цыпленка, я был без оружия, и все, о чем мог думать мой усталый мозг, это о том, как найти мою жену (да, да, я снова подумал о ней как о своей жене) и ребенка.

Но вместо того, чтобы атаковать, он устало отсалютовал мне.

– Все-таки ты победил, американец. Взорвал мой корабль… – Он покачал головой. – Что за дьявольское судно вы придумали, христиане? Я никак не мог понять, что такого нашла в тебе Аврора Сомерсет, но теперь я немного лучше понимаю ее. Ты действительно колдун.

– Говорил же я тебе, не воюй против Соединенных Штатов, – сказал я в поисках чего-нибудь потяжелее, чтобы дать ему по голове.

– Вот, – он бросил мне что-то, и я поймал этот предмет – им оказался один из дуэльных пистолетов Кювье. Взрывной волной Драгута снесло с корабля, но его пояс с заткнутыми за ним пистолетами удержался на нем, и он вытащил второй пистолет. Мы направили пистолеты друг на друга с разных концов бушприта.

Молоточки с глухим стуком упали на мокрый порох, доказав бесполезность пистолетов, и он устало улыбнулся мне.

– Ты еще не победил нас, – он бросил свой пистолет в Средиземное море, и я последовал его примеру. Теперь все оружие, приобретенное нами в Венеции, было утрачено. – Я отомщу за свой корабль. Но, похоже, не сегодня. – Он указал рукой за мою спину. – Ваш флот ближе, чем мои трусливые товарищи.

Я обернулся и, к своей радости и удивлению, увидел «Энтерпрайз», покачивающийся на волнах у кромки рифов и обстреливающий бухту из своих легких орудий. Флаг бодро реял в порывах утреннего бриза. От фелуки, отправившейся в море, чтобы присоединиться к сражению, в небо поднялся сноп щепок, и она повернула назад, как и другие суда.

– Поверните и деритесь, кретины! – крикнул Драгут своим кораблям. Но они не слышали его, да и не послушались бы.

– Хотя бы на одно утро, но, похоже, вы все-таки получили американскую блокаду, – сказал я с удовлетворением.

Драгут покачал головой.

– Прощайте, Итан Гейдж. Не думаю, что когда-нибудь еще предложу вам прокатиться на одном из моих кораблей. – На этом он отпустил бушприт и медленно поплыл к берегу, единственный оставшийся в живых член команды своего корабля.

Я был не против отпустить его. Может, он и был инструментом в руках Авроры, но он не Аврора.

– Что ж, Роберт, похоже, вы потопили свою субмарину, как и предсказывал Пьер, – сказал я.

– Нужно было предупредить вас с самого начала, – объяснил француз Фултону. – Итан Гейдж – это ходячая катастрофа. Мне приходилось следить за этим ослом, чтобы он ногой не проткнул мое березовое каноэ. Или не бросал сырую древесину в костер, не портил драгоценные меховые шкурки и не отравился лесными ягодами.

– Могу себе представить, – ответил изобретатель.

– Но иногда ему действительно удается колдовство. Как в этот раз.

– «Наутилус» сработал, Итан, – заметил Фултон с усталостью и гордостью в голосе. – Я могу вернуться в Париж и доложить Бонапарту об успехе. Мы потопили два корабля.

– Нет, не сможете. Наполеон не позволит вам втянуть Францию в историю с нападением на Триполи и поставить под угрозу безопасное прохождение ее судов. У него хватает своих проблем. К тому же субмарины больше нет. У вас нет никаких доказательств.

– Но у меня есть свидетель – вы!

– Я, конечно, расскажу обо всем, что видел, но каковы шансы на то, что он поверит мне, Итану Гейджу?

Изобретатель выглядел удрученным.

– Давайте же догоним остальных и поплывем к «Энтерпрайзу». Они спускают лодки на воду.

Мы медленно поплыли к нашим спасителям, и Фултон немного просветлел, снова продемонстрировав упрямую целеустремленность всех успешных изобретателей.

– Но моя идея лодки на паровом ходу понравится ему еще больше, – сказал он, работая ногами. – Я уверен, что ее следующая демонстрация заслужит его расположение. А в один прекрасный день в мире будут целые флоты, состоящие из субмарин.

– Роберт, никогда не забрасывайте свои панорамные мечты. Людям нравится мечтать обо всем, кроме того, что их окружает.

 

Глава 41

Пиратам на этот день приключений, похоже, хватило, и они не пытались преследовать нас; да и нашей огневой мощи было явно недостаточно для того, чтобы тягаться с батареями Триполи. Стеретт взял курс на Мальту и располагавшуюся там американскую эскадру. Оттуда мои компаньоны собирались сесть на суда, отправляющиеся в нужных им направлениях.

Фултон отнесся к моему уничтожению «Наутилуса» гораздо легче, чем я ожидал; он уже был полон надежд на то, что этот первый эксперимент позволит ему построить вторую лодку, и немедленно сел за чертежи.

– Представьте себе дюжину мужчин у винта или даже паровой двигатель, работающий под водой! Представьте себе жизнь под водой!

– Разве там не было темно и мокро?

– Представьте себе путешествия по подводным каньонам, представьте, как вы плаваете рядом с гигантскими рыбами!

Я лишь устало улыбался.

– Роберт, неужели вы думаете, что кто-нибудь поверит тому, что лишь пятеро мужчин (двое из которых – американцы) успешно атаковали Триполи?

– Конечно, поверят! Я им расскажу! Мы можем показать, мы можем… – Он осмотрел нас так, словно доказательство его подвига было под рукой.

– Ни вам оружия, ни сокровища, ни пленника, – охладил я его пыл. – Не забывайте о том, что таким людям, как Бонапарт, приходится выслушивать множество басен от людей, ищущих их снисхождения, а потому они учатся быть скептиками.

– Но ведь вы же меня поддержите, Гейдж! Мы станем партнерами и будем получать огромные премии за каждый потопленный военный корабль!

– Роберт, наши страны находятся в редком состоянии мира. Взгляните на англичанина Смита и француза Кювье – они ведут себя как старые приятели, болтая о своих камнях и костях. С чего бы это Наполеону снова идти войной на Британию?

– Тогда как насчет моей паровой лодки? Итан, вы можете быть убедительны и должны помочь мне хотя бы в этом!

– Я сказал мадам Маргарите в Париже, что напишу книгу.

– Тогда напишите книгу о наших приключениях!

– Может быть, и напишу. И постараюсь по большей части рассказать всю правду.

Я навестил Кювье.

– Жорж, а какие планы у вас?

– Вымершие животные. И больше никаких живых пиратов. Приключения в Средиземном море удались на славу, соглашусь, но с меня достаточно отпуска – пора возвращаться к безмолвным костям. Я ведь еще и ученый и должен заниматься реформами системы образования. А ведь еще есть столько интересных идей о происхождении жизни! Итан, на Тире мы нашли само время, глубины и глубины времени. А эти прекрасные залы внизу в конце того тоннеля? Это и есть Атлантида или же ее ответвление? Кто первым изобрел зеркало? Быть может, эту идею завещали потомкам таинственные предки, как ваш Тот и Тор? Мне нужно проштудировать сотни древних записей. Итан, вы подарили мне хобби на следующие несколько лет.

– Очень рад. А что насчет вас, Уильям?

– Я думаю, что тоже достаточно насмотрелся на мир людей, а потому возвращаюсь в Англию, чтобы продолжить составление геологических карт. Камни не стреляют. Кстати, эта работа может помочь другим людям в их размышлениях о тайнах Земли. Ученые светила всегда игнорировали меня, Итан, но это небольшое приключение наделило меня уверенностью и стойкостью. Уж если Итан Гейдж может, несмотря ни на что, одержать верх, то я точно смогу!

– Уильям, не позволяйте снобам лишать вас решимости. Они знают, что вы умнее их, и боятся вас.

– Я их завоюю! – поклялся он. – Я составлю карту всей Земли, и им придется пригласить меня в свое чертово общество!

Пьер сказал, что скучает по Канаде.

– В Африке слишком мало деревьев, а во Франции слишком много людей. Я решил, что хочу попутешествовать по Северной стране, пока еще не совсем состарился, Итан. Хочу пройти весь путь до Тихого океана на каноэ.

– Есть у меня один знакомый по имени Кларк, так у него была такая же идея. Он, кстати, друг Льюиса, секретаря, которого Джефферсон хотел бы отправить в том же направлении.

– Ну что ж, может быть, с ними я и отправлюсь.

А что же я? Мне все еще нужно было убедить Наполеона продать Луизиану. Помимо этого, у меня имелось еще одно маленькое дело – женщина, которую я люблю, мальчишка, которого я хотел вырастить, и жизнь, которую я пока не решил, как прожить. А потому я разыскал на корабле свою любимую, и мы уселись с ней на носу «Энтерпрайза» у орудий, наблюдая за пляшущими волнами, ведущими нас на Мальту.

– Ты в курсе, что меня практически заставили жениться на Авроре Сомерсет на пиратском корабле? – спросил я Астизу.

– Почти?

– Церемонию нашего бракосочетания прервали ядра из пушек Стеретта. Но это ничего не значит, так как сейчас я все равно был бы уже вдовцом. Аврора мертва, ты жива, и в моей жизни из ниоткуда появился еще и маленький Гарри. Просто удивительно, как поворачивается жизнь.

– Его зовут Гор. И он появился не из ниоткуда.

– Ну, это ведь мы его создали, не так ли? – С моей стороны было несколько самонадеянно считать, что мы в равной доле участвовали в этом процессе, но, клянусь душой Патрика Генри, я не мог сдержать гордости. Если честно, мне нравилось быть отцом столь храброго сорванца. Он, наверное, самое умное из всего, что я сделал за свою жизнь. – Астиза, я думаю, что хотел бы осесть и остепениться. Я хочу найти место, где ничто и никогда не происходит, и жить там с тобой.

– Ничто не происходит? И насколько тебя хватит, Итан?

– Ты можешь учить Гарри премудростям о звездах и богинях, а я закажу себе новую винтовку и научу его стрелять. Будем жить на острове, и пусть весь мир делает что хочет, а мы будем просто наблюдать за течением времени со своего собственного пляжа. Неужели не заманчиво? Я сделаю для нас гамаки, запишу всю эту историю для Гарри и никогда больше не буду путаться с Наполеоном. Ты останешься со мной?

Я заслужил легкую мимолетную улыбку.

– Похоже, именно это уготовила для нас судьба. Будем жить долго и счастливо и умрем в один день. – В ее голосе звучал скепсис, но, опять же, так звучали все женщины, когда я рассказывал им о своих планах.

– Да! – Я поцеловал ее, впервые за три года, и с облегчением понял, что мы еще не разучились целоваться. Затем откинулся назад, наслаждаясь бризом и теплым солнцем, танцующим по поверхности Средиземного моря. – Кто бы мог подумать, я – и джентльмен, фермер! Конечно, я ничего не смыслю в сельском хозяйстве. Да и в грязи я копаться тоже не люблю. Значит, буду философом. Или, быть может, мы прознаем что-нибудь о сокровище, добыть которое будет не столь сложно и опасно… К тому же я признаю, что моему сыну хорошенько досталось с момента знакомства со мной, а потому мне нужно научиться с ним играть. А еще мне нужно научиться, как его учить. Я должен поделиться с ним накопленной за многие годы мудростью.

– Мне его уже жаль. А на что мы собираемся жить, пока ты реализуешь все эти свои мечты?

– Ах да, чуть не забыл. Пока ты весьма мудро снимала щит со стены тронного зала Юсуфа, я прихватил нечто более легкомысленное, запертое в клетке с леопардом. – Я засунул руку в карман и извлек свою добычу – изумруд из тюрбана Караманли. – Этого хватит для начала. И хватит, чтобы в один прекрасный день отправить нашего ребенка в лучшую школу.

– Итан! Неужели ты наконец-то что-то сохранил?

– Теперь у меня есть семья, для которой стоит стараться.

– Кстати, а где Гор?

– Он же… Я думал, он с тобой. Разве он не сидел только что у тебя на руках?

– А я думала, что он отправился искать тебя!

Мы в оцепенении смотрели друг на друга. Оружие, взрывы, хищные животные, отчаянные битвы и тонущие субмарины… Мы ужасные родители!

А теперь мы умудрились потерять ребенка на восьмидесятифутовом корабле.

– Гарри?

Мы начали поиски на палубе, быстро теряя терпение и самообладание. А что, если мальчонка упал за борт? Мы вырвались из Триполи, использовали новейшие достижения военной науки – и потеряли собственного ребенка на шхуне нашего же флота? «Без здравого смысла нет смысла», – говаривал старый Бен, всегда при этом пристально глядя на меня.

Вдруг что-то пришло мне на ум. Я взял свою любимую под руку и прошептал:

– Кстати, пока не забыл, напомни мне попросить Стеретта сочетать нас браком. В конце концов, он капитан этого судна. Если ты согласна, конечно.

Мое сердце грозило вырваться из груди. Франклин всегда советовал держать глаза открытыми до брака и полуприкрытыми после.

– Конечно, я выйду за тебя замуж! Куда я теперь без тебя? Но где же Гор? – Астиза паниковала, как только может волноваться мать.

– Я знаю, где он. Он там, где я сказал ему быть. Пойдем вниз.

Действительно, я обнаружил его на нижней палубе мирно посапывающим среди парусов. Гарри был похож на спящего ангела, но стоило нам всмотреться в его лицо, как он сел, сонно заморгал и посмотрел на меня.

– Кушать, папа.

Мой сын отправился спать в то самое место, где я обещал ему покой и безопасность.