Пролог

Блисс-Ривер-Вэлли, Мартагорда, Южная Африка, весна 1897 года

Это она, одна из дочерей Эдема. Во всем ее облике, даже в походке чувствуются беспокойство и неудовлетворенность.

Это заметил не я один, а и все остальные, кто хорошо ее знает. Она словно змей в саду Эдема. От нее исходит опасность. Но мы-то знаем, что делать. Она великолепна, достойна поклонения. Все мужчины жаждут ее. Но она делает вид, будто не замечает их.

Она – неотъемлемая часть Вэлли.

А может быть, я не прав?

Иногда я думаю, что было прискорбной ошибкой держать ее здесь, в Мартагорде, но не могу это доказать, нет аргументов. Только тревога в ее глазах. Или это игра моего воображения? Все видят в ее божественных глазах только отблеск небесного света…

В этом-то и дело. Но как быть с детьми? Это вечный вопрос, неизбежная проблема. Держать живое существо вдали от той жизни, о которой смертные могут только мечтать… Пути назад нет. Она поймет это, как только войдет во вкус. Так бывает с каждым.

Уже все решено, обо всем позаботились заранее, и расплачиваться не придется. И уж если не это рай на земле, значит, его вообще не существует в подзвездном мире. Соблазн велик, и она не сможет против него устоять. Как и все мы. И станет нашей. Тогда исходящая от нее опасность исчезнет…

 

Глава 1

Клуб «Нандина», Блисс-Ривер-Вэлли, Мартагорда, Южная Африка, лето 1898 года

Он не уловил в ее взгляде признаков узнавания, и это порадовало и одновременно рассердило его.

Она понятия не имела, кто он. Да и как могла она его узнать после стольких лет?

Ей следовало знать лишь то, что известно членам колонии изгоев, томящимся на тенистой веранде клуба: что он разводил лошадей, предназначенных для игры в поло, что был асом в своем деле и первым добился приплода с хвостами щеточкой для только что созданной команды, которой предстояло играть на новом поле, оборудованном при клубе «Нандина» в Мартагорде.

Все шло согласно его плану. И каждый шаг приближал его к долгожданной минуте, когда он ехал по новому полю верхом на своем призовом пони, замечая все до мелочей.

Таков был его путь. Неторопливость. Проникновенность. Следовало хорошо узнать врага, прежде чем нанести удар. Ему пошли на пользу уроки, полученные еще когда он сидел на коленях у отца, и осуществить свои планы он мог лишь потому, что так долго прожил в обоих мирах. Теперь это стало его второй натурой.

Но в нем были неукротимость и свирепость, которые он жестоко обуздывал, и именно это заставляло его пони нестись словно ураган через пески Саффуда и зеленое игровое поле «Нандины» с безоглядностью арабского шейха.

И при всем этом он слыл славным малым.

Он резко осадил пони перед верандой, и восхищенная толпа разразилась аплодисментами.

Один из толпы вышел вперед и протянул ему руку:

– Чарлз! Это фантастическое животное! Блестящая демонстрация!

Чарлз спрыгнул с пони, бросил деревянный молоток, снял шляпу и, держа ее под мышкой, пожал протянутую руку:

– Польщен тем, что вы остались довольны.

Человек покачал головой:

– Они просто красавцы. За них можно запросить любую цену. – Он похлопал Чарлза по плечу: – Давайте-ка выпьем, отметим это. Они там, внутри, ждут нас.

Вся толпа отправилась вместе с ними, и она тоже. Он решил не спускать с нее глаз. С жены того, кто готов потратить сто тысяч фунтов на пони для игры в поло, чтобы скоротать томительные и бесплодные часы праздности богатого человека в удушающе жаркой стране за тысячи миль от дома.

Он презирал их.

Но ему не претило брать у них деньги. И войти в их мир. Сделаться незаменимым для них, обеспечивать им удовольствия.

Мучительная жара ощущалась и в темноватом помещении клуба. Но он привык к зною пустыни и обжигающей ласке солнца, поэтому чувствовал себя здесь как в оазисе. Он принял стакан с напитком от проходившего мимо официанта, как и все, кого Мортон Истабрук провел в заднее помещение через зал собраний к веранде, выходящей к прохладному фонтану в тени деревьев.

Здесь было прекрасно. И люди, истомленные жарой, в изнеможении опустились на плетеные стулья, расставленные вокруг большого деревянного стола. Женщины тотчас же сняли шляпы и перчатки и потребовали, чтобы лакеи принесли влажные полотенца, некоторые обмахивались веерами. Чарлз со свойственным ему цинизмом наблюдал за происходящим. Собравшиеся здесь аристократы, капризные и избалованные, так и не привыкли к удушающему зною, которым оправдывали свой образ жизни, полный излишеств и пороков.

Нищие младшие сыновья из дворянских семей могли здесь жить, как султаны, по причине редкостной дешевизны, а у кого водились деньги, тот чувствовал себя королем, если не самим Господом Богом.

Кем же все-таки был Мортон Истабрук, живший на широкую ногу? Королем или крысой пустыни? По его приказу лакеи принесли еще напитков и расставляли их на столе.

– Чарлз, – загудел он, беря бокал. – Хорошая работа. Дамы, джентльмены! За Чарлза Эллиота и новый клуб поло! – Все подняли бокалы. Она тоже неуверенно подняла свой. – За вас. Когда мы примемся за дело? – спросил Мортон. – И сможете ли вы побыть здесь, пока мы должным образом все обставим? Мы вам, конечно, за это заплатим.

«Конечно». При намеке на то, что его можно купить, Чарлз почувствовал прилив гнева, но лицо его оставалось бесстрастным. Ничего другого он и не ожидал и, с трудом сдерживая желание раздавить этого жирного клопа Истабрука, поднял свой стакан.

– Я останусь в вашем распоряжении, пока буду нужен, – произнес он, медленно цедя напиток мерзкого вкуса и краешком глаза наблюдая за ней. У нее хватило ума лишь притворяться, будто она пьет.

Она выглядела абсолютно спокойной, или же это просто была избранная ею манера поведения, и выглядела не намного старше более молодых женщин, дочерей патрициев Мартагорды. Она не походила ни на одну из них. И все же была одной из них, богатой, праздной, снисходительной к своим слабостям и распущенной. Он снова поднял бокал и лишь пригубил виски, чтобы скрыть свое отвращение.

Большинство из них были изнеженными гедонистами, разомлевшими словно свиньи от жары и похоти. Женщины пытались флиртовать с ним, украдкой бросая на него томные взгляды под прикрытием вееров, ерзали, поводили бедрами, кривили губы, изображая улыбку.

Дикие. Своевольные. Неприрученные. Пытавшиеся сказать без слов: ты только попроси меня. Только дотронься до меня. Только подойди ко мне.

Размалеванные шлюхи. Они ничего не смыслили ни в любви, ни в чувственности. Просто хотели дать пищу телу и отвалиться, как насосавшееся крови насекомое. Они считали, что он такой же, как и остальные мужчины в Вэлли, которых легко соблазнить, мужчины с моральными устоями козлов.

Они все уже побывали в их постелях.

Поэтому его сдержанность интриговала женщин, он словно бросал им вызов, был загадкой, чем-то новым и непривычным, свежей кровью. Им нравилось то, что они видели, остальное не имело значения.

Мортон потер руки:

– Это блестяще, просто блестяще. Клянусь Господом, мы и оглянуться не успеем, как станем чемпионами национального значения. Мы будем участвовать в турнирах, привлечем молодежь и… – Он осекся, поймав насмешливый взгляд женщины, сидевшей напротив. – Ну, вы понимаете, что я хочу сказать. – Он щелкнул пальцами, и лакей принес ему новый бокал с напитком.

– И снова, Чарлз, – поднял свой бокал Мортон, – я говорю вам: добро пожаловать.

Остальные последовали его примеру:

– Хорошо. Отлично. Сейчас будет обед, а потом… потом Чарлзу предстоит познакомиться с Блисс-Ривер-Вэлли, если он намерен хоть ненадолго остаться у нас.

– Всему свое время, – пробормотала женщина, сидевшая рядом с ней.

– Чепуха, – заявил Мортон, – Чарлз уже несколько дней здесь. И не мог не заметить, как мы живем. Говорю вам, приятель, пробудете здесь какое-то время и захотите остаться навсегда. Как и все остальные, кто приехал на время. Это дружеское предупреждение. – Он снова отпил из бокала, и Чарлз осознал это, когда лакей принес Мортону огромный счет. Мортон быстро пробежал его глазами: – А, обед. Отлично. Сегодня, друзья, у нас неформальный обед-кебаб из ягнятины, рис, салат с чечевицей и тосты. После такого напряжения меню превосходное, мой друг. А позже за стаканчиком бренди мы потолкуем. – Он многозначительно подмигнул Чарлзу.

Они не сдвинулись ни на дюйм с того места, где расположились после показа. Им приносили все новые и новые бокалы вина, собравшиеся пересказывали друг другу сплетни и обсуждали текущие дела. Чарлз отодвинулся подальше и с вежливым видом наблюдал за ними, что нагоняло на него еще большую тоску.

Все эти гедонисты любили сладко поесть, как следует выпить, но истинное наслаждение им приносили оргии. Чарлз был экспертом и распознавал это безошибочно, а Мортон по глупости вообразил, что тот не понял моральной подоплеки жизни в Вэлли. Однако это не имело ничего общего с его целью. Его цель сидела за столом отчужденная, напряженная и подозрительная. Ощущала ли она его присутствие, догадывалась ли о его намерениях?

* * *

Он не чувствовал ни малейшего интереса к себе с ее стороны. Ее внимание было сосредоточено на Мортоне и сидевшей рядом с ним женщине. Той самой, которая послала Мортону предостерегающий взгляд. Она напомнила Чарлзу хищную птицу, алчную и безжалостную.

Подали обед – ломти маринованной баранины и овощей, зажаренных на вертеле. Жаровню с горящими углями поставили на специально предназначенное для нее на столе место. Появились миски с рисом. Салат из чечевицы, приправленный уксусом, оливковым маслом, тонко нарезанными помидорами и луком. Подали также плоские тосты, чтобы подцеплять ими мясо и овощи. Вино и другие напитки лились рекой, лакей то и дело наполнял бокалы. Для омовения рук поставили сосуды с водой, где плавали розовые лепестки. Слуги обмахивали собравшихся веерами.

Все были поглощены едой, и беседа сама собой прекратилась. Обжорство превратилось в священнодействие, наслаждение едой было близко к экстазу. Такого чудовищного аппетита Чарлз еще не видел.

– Ешьте, пожалуйста, угощайтесь, – уговаривал его Мортон. – Все у нас в изобилии. Потом будет десерт.

И Чарлз накладывал себе еду, делая вид, будто ест. Подали десерт. Это означало, что трапеза близится к концу. Оставалось лишь удивляться, что после такого обжорства никто не отказался от кексов, фруктов и сыра. К десерту полагались кофе и чай, а также кларет и бренди.

Солнце село, и наступили сумерки. Чарлз про себя отметил, что за столом просидели более трех часов. Наконец Мортон поднялся и подал знак, что обед окончен.

– Пойдемте прогуляемся, Чарлз.

У него не было выбора, и он последовал за Мортоном. Она не удостоила его даже взглядом, зато остальные женщины не сводили с него глаз, когда он непринужденно и изящно поднялся из-за стола.

Он чувствовал на себе возбужденные взгляды, когда они проходили через комнаты клуба, а потом вышли на воздух. Или это ему показалось? Снаружи он увидел множество женщин, совсем молодых и постарше.

– Это и есть наше маленькое поселение, – сказал Мортон. – Пеннифилд проверил вас, думаю, вы вполне подходите. Знаю, вам нравится то, что вы видите.

Ах да, Пеннифилд. Этот распущенный мерзавец со своими ужимками и намеками… Теперь совершенно ясно, на что он намекал. Чарлз почувствовал отвращение.

– А что, собственно, я вижу? – спросил он бесстрастно.

Мортон взмахнул рукой:

– Свободу. Свободу для всех и каждого. – Он кивнул, указывая на женщин, двинувшихся им навстречу. – И ночь, полную предвкушений. Такова наша жизнь в Блисс-Ривер-Вэлли, милый Чарлз. Ведь это настоящий рай на земле. Поглядите на этих красоток, их мечта – подцепить на ночь любовника.

Чарлз напрягся, и Мортон почувствовал это.

– Неужели я вас шокировал, Чарлз? Из-за Лидии? Но мы ведь женаты уже долгие годы. Таковы наши нравы и обычаи. Лидия тоже найдет себе на ночь партнера.

Да, подумал Чарлз, сжимая кулаки, Лидия – мастерица находить на ночь партнеров. Она покаялась во всем, чтобы стать женой Мортона Истабрука? Или нет?

Если не считать того, что Мортон был серьезен, как священник на кафедре:

– Обеты и обязательства у нас ничего не значат. Это сад Эдема, друг мой. Здесь все возможно, любое желание, любая фантазия становятся реальностью. И для мужчин, и для женщин. Без всяких страданий, угрызений совести, без раскаяния. Бери что хочешь. Вот выставлены конфеты в лавке. Бери одну, а хочешь – три.

И конечно, пока вы ехали к нам, Чарлз, у вас появлялись определенные потребности. Выбирайте любой лакомый кусочек на сегодняшнюю ночь. Вы только посмотрите, как они покачивают бедрами, как облизываются, глядя на вас. Они желают вас, эти красотки. У них упругие молодые тела и груди с крепкими сосками. Возьмите одну из них, Чарлз. Любую, какая понравится. Берите двух. Они заставят вас почувствовать себя королем. Таков обычай. В шестнадцать лет девочка становится женщиной. Мы стараемся внушить детям, что все принадлежат всем и никто – кому-нибудь одному. Это верная, беспроигрышная система. Они взрослеют под опахалами из павлиньих перьев, приучаются к наслаждениям и познают чистую радость без угрызений совести, без чувства вины. Так мы создали рай на земле, друг мой.

От всех этих разговоров я уже возбудился. А вам требуется партнерша на ночь. Только не будьте чересчур привередливы. Робость тоже ни к чему. Наши женщины всегда готовы раздвинуть ножки и принять вас в свои объятия. Вы только взгляните на них, Чарлз, на эту первобытную плоть. Выбирайте же!

Мортон внимательно наблюдал за Чарлзом. Паша оказывал ему великую милость, допустив в свой гарем.

Все эти женщины были на одно лицо. Даже одеты одинаково. Не говоря уже о повадках, походке и заученных похотливых улыбках. Все, кроме одной-единственной… Он увидел ее в толпе. Она не принимала участия в этом параде самок. На происходящее смотрела с презрением. Шла с гордо поднятой головой, стараясь держаться так, чтобы ее не замечали.

Но разве можно было ее не заметить? Она выступала, как королева. Чистый профиль выделялся на фоне убывающего света, темные волосы крупными локонами ниспадали на спину.

Зачарованный, он не мог оторвать от нее глаз. Потом она скрылась в толпе, видимо, в поисках любовника, как и все остальные. Она ничем не отличалась от них, дитя рая, искушенное в плотских радостях.

Черт возьми! Он не хотел выбирать. И уж во всяком случае, не станет делать это по команде. Что он скажет утром своей жеманной любовнице и как расстанется с ней? Наверняка даст пищу для сплетен, которыми только и живет колония.

Но избежать этого нельзя. Одной из женщин суждено разделить с ним постель нынешней ночью, хочет он того или нет. Он пожал плечами:

– Выберите сами, Истабрук. Мне все равно.

Мортон задумчиво смотрел на него с минуту, потом произнес:

– Я знаю, какая из них в вашем вкусе. Не позже чем через час она придет к вам, мой дорогой друг. – Он похлопал Чарлза по плечу: – Отправляйтесь в свое бунгало, расслабьтесь, а потом набирайтесь сил, они вам очень понадобятся – женщина ненасытная.

За годы, проведенные в Блисс-Ривер-Вэлли, Джорджиана Мейтленд поняла, как велика власть женственности и власть слова «нет».

– Но, моя дорогая, – корила ее мать, – зачем лишать себя радостей жизни? Ведь тебя ко всему подготовили. Осталось лишь следовать путем, предначертанным судьбой. Удел женщины – быть сосудом наслаждения для мужчины. Чего же еще ей желать? Особенно если мужчина нравится. А ты можешь выбрать любого. И обрести над ним власть.

Мать не права, думала Джорджиана. Лишь сказав «нет» мужчине, можно обрести над ним власть. Долгие годы она наблюдала за матерью: та переспала не с одним десятком мужчин Вэлли, надеясь, что Мортон бросит свою жену, ее сестру, и придет к ней.

Как часто слышала Джорджиана истории о бесшабашных, необузданных сестрах Уиндем, у чьих ног лежали все мужчины Лондона. Оливия и Лидия их отвергали, не желая связывать себя брачными узами, отвергали положение в обществе и богатство и упорно шли своим путем, путем плоти и похоти. И посмотрите, что с ними стало: погрязли в трясине сладострастия и разврата, гоняются за любовниками. Да еще тащат за собой в трясину своих детей.

Отец бросил их на второй год жизни в Вэлли и вернулся в Англию, в свой любимый Элинг, а ее оставил здесь, полагая, что мать уже растлила ее.

Но все еще было поправимо, она желала вести чистую жизнь. Мечтала вырваться отсюда, уехать к отцу. Протестуя против введенных здесь правил, требовала права выбора, редко соглашаясь с кем-нибудь переспать, исключительно для того, чтобы Мортон на нее не сердился. И не перестал считать ее одной из своих. Вечерами она прогуливалась нечасто. Это была своего рода прелюдия к бурной ночи плотских утех. Аллея, где совершали променад, являлась обычным местом свиданий. В отличие от остальных она единственная ценила свое тело и радости, которые оно могло даровать. Но ей исполнилось двадцать, и она стала слишком взрослой для игр. Мортон ее предупреждал. Негодяй Мортон, верховный жрец сладострастия. Она каждый раз содрогалась, вспоминая об этом. Но ее мать по-прежнему желала его заполучить. По-прежнему подогревала в себе ненависть к Лидии, которую он предпочел ей.

В один прекрасный день Лидия сбежала с бедуинским принцем Али-Бахтумом, получившим образование в Оксфорде, и обрекла себя на жизнь в пустыне. Потом появился Мортон, уже готовый отправиться в Африку, чтобы основать там колонию изгоев на Блисс-Ривер-Вэлли и воплотить в жизнь свои безумные фантазии. Он не впал в отчаяние от того, что Лидия сбежала с принцем. Во всяком случае, так ей рассказывала мать. Оливия последовала за ним в Вэлли, несмотря на протесты мужа, и там и осталась. А пятью или шестью годами позже Мортон получил отчаянное письмо от Лидии, она умоляла спасти ее. И Мортон ураганом ворвался в крепость Али-Бахтума и убил его и его сподвижников. И снова Оливия стала страдать. Мортон женился на Лидии, а Оливия так и не развелась с отцом Джорджианы. Здесь все они жили словно в тумане, сызмальства растлевая своих детей. Она не смогла к этому привыкнуть. А ее упрямый и черствый отец не верил, что для нее еще не все потеряно.

Но когда несколько дней назад в Вэлли появился незнакомец, что-то заставило ее пойти вечером на аллею свиданий, в душе вспыхнул слабый проблеск надежды.

Чужеземец. Не привыкший к их образу жизни. Способный осудить его. Он мог бы увезти ее отсюда. Но просто так никто ничего не делает. Ей известен лишь один способ отплатить ему за помощь. Все сводится к этому, подумала она с горечью. Однако самой ей не вырваться из порочного круга, не убежать, не спастись.

 

Глава 2

Она должна попытаться. В Вэлли не часто бывают чужеземцы. Мортон подвергает их тщательной проверке: желанные они или нежеланные гости.

А к этому незнакомцу он явно благоволит, значит, надежды на него мало. Не говоря уже о том, что, пройдя испытание, он здесь задержится на какое-то время, хотя давно понял, что здесь происходит. Возможно, ему это нравится.

Несмотря ни на что, ей очень хотелось увидеть этого мужчину. Последние два дня женщины только о нем и судачат.

Наверняка он появится на аллее, как и остальные мужчины. Некоторые, возбудившись, стоят, прислонившись к чему-нибудь, положа руки на бедра. Член, придя в полную боевую готовность, мешает им прохаживаться, и они ждут не дождутся возможности его успокоить.

Иногда соитие происходит за дверью, в клубе на столе или на полу. Иногда следует приглашение провести долгую бурную ночь.

В предвкушении наслаждения тело становится податливым, как цветок в ожидании пчелы, собирающей нектар. Можно освободиться от корсета и всего остального. Сверкнуть щиколотками или соском под прозрачным платьем. Двигаться лениво и медленно, покачивая бедрами, возбуждаясь все больше и больше.

Женщины шли по дорожке, ощущая влагу между ног, мечтая забыться в объятиях мужчины. Чужеземец мог выбрать любую из этих женщин, этих… распущенных самок. Им было все равно, кто удовлетворит их плоть. Она обогнула толпу женщин, двигавшихся по дорожке.

Но чужеземца среди них не было. Вдруг она увидела его рядом с Мортоном. Тот объяснял гостю, как выбрать партнершу. Значит, незнакомец ничем не отличается от остальных мужчин, живущих в Вэлли. А разве она не похожа на других женщин?

Но почему-то ей казалось, что незнакомец испытывает неловкость. Он почти не слушал Мортона, что, видимо, привело того в полное замешательство. Чужеземец словно не видел женщин, бесстыдно выставлявших себя напоказ. Это был высокий, хорошо сложенный мужчина, темноволосый и смуглый.

Джорджи влилась в толпу, продолжая за ним наблюдать. Он сказал Мортону всего несколько слов. Мортон что-то ответил, похлопав его по спине, и он поспешил по направлению к бунгало, так и не выбрав себе партнершу.

– Джорджи! Джорджи!

Девушка тщетно скрывалась от Мортона, он был вездесущ.

Джорджи остановилась:

– Да, Мортон?

– Дорогая, не кисни, взбодрись. Нынешней ночью ты должна сверкать и искриться, как новая монетка.

– С какой стати?

– Ты не сделала выбора, но твоя строптивость мне не нравится, насколько тебе известно. Так что из уважения ко мне и остальным обитателям Вэлли развлеки нашего гостя.

Джорджи вздрогнула. Этого она ожидала меньше всего.

– Я не в настроении.

– Ты всегда не в настроении. И все же на этот раз тебе не отвертеться. Я достаточно долго терпел твои капризы. Пора и поработать. У нашего гостя изысканный вкус, и он оценит тебя по достоинству. Я хочу, чтобы ты показала ему, чего стоишь.

Джорджи кивнула. Да, она, как и все остальные женщины Вэлли, может ублажить самого взыскательного мужчину. Но удастся ли добиться желаемого результата? Согласится ли он помочь? Стоит ли игра свеч?

– Джорджи! – Его тон не допускал возражений. Порой девушке казалось, что он приберегает ее для особо почетных гостей и потому многое сходит ей с рук. – Пойдешь к нему через час, только непременно переоденься и скажи Оливии, где проведешь ночь. А утром дашь мне подробный отчет.

– Как скажешь, – едва слышно ответила девушка. Все было как всегда. И гость наверняка ничем не отличался от остальных. Просто Мортон хотел, чтобы его доверие к чужаку оправдалось и его маленький карточный домик не развалился.

В эту длинную ночь Чарлзу вовсе не хотелось ощущать рядом потное тело, какой бы роскошной ни оказалась шлюха. Сама мысль об этом заставила его содрогнуться. Он велел слуге принести кувшин холодной воды. Хотелось освежиться и поскорее смыть с себя всю мерзость и зловоние этого распутного Эдема.

Но что, черт возьми, он будет делать с этой шлюхой? Прежде всего он должен переосмыслить свое отношение к матери. К Лидии.

Он готов поклясться Творцом, что не представлял себе ее такой красивой, такой свежей, неистасканной, такой высокомерной и, как ни странно, необщительной. Она сменила одну тюрьму в пустыне на другую, но это на ней не отразилось. Она была глубоко несчастна и сильно напугана. Она, насколько мог судить Чарлз, могла быть неразборчивой в выборе партнера или добровольно подчиниться всем его фантазиям.

И что тогда ему оставалось после всей длительной подготовки к этой встрече, после двадцати пяти лет ненависти, которую он лелеял к женщине, бросившей его и ставшей причиной смерти его отца? В погоне за этой женщиной он отправился в Англию, чтобы пожить там, получить образование, научиться общаться с ее народом, а позже вонзить кинжал в ее предательское сердце.

Она ведь не знала, кто он, и не интересовалась им.

Ее не беспокоило и то, что его, тогда еще ребенка, тоже сочли мертвым. Сколько он пролежал там, пока не обнаружили следы резни, а его дядя не открыл ему правду о случившемся и не поклялся отомстить? И сколько лет прошло с тех пор, как он на крови своего дяди поклялся стать орудием этой мести?

Но она не узнала его, и это казалось ему невероятным. Все ее внимание было отдано Мортону. Этому сластолюбивому, похотливому, развратному Мортону, ее спасителю. От какой же опасности он спас ее, почему она выглядела такой подавленной? И почему, ради всего святого, осталась здесь?

Но сострадание – орудие дьявола. Чарлз не должен позволить ему пробить его броню. Эта женщина вышла замуж за его отца по расчету, добровольно выбрала кочевую жизнь, родила его отцу сына, без конца говорила ему о своей любви, а потом обратилась к растленному извращенцу Мортону Истабруку, моля освободить ее из темницы, освободить ценой многих жизней и чуть ли не ценой жизни собственного ребенка. Он не мог забыть всех ее грехов и не должен был сострадать этой женщине, подарившей ему жизнь и превратившей его в бесчувственный камень.

Вещи никогда не бывают такими, как кажутся.

Он сорвал с себя рубашку, будто вместе с ней хотел стряхнуть с себя кошмар этой чудовищной долины, смыть грязь, в которую ему пришлось здесь окунуться.

Влажный войлок прикасался к разгоряченной коже, но не очищал от грехов. Жар Вэлли был угнетающим, давящим, отягченным похотью и желанием. В нем было что-то неправедное, нечистое, вызывающее тошноту, нечто извращенное и омерзительное. Ядовитая лихорадка в крови.

На какое-то мгновение, показавшееся ему вечностью, он пожалел о том, что затеял эти поиски. Слишком высока цена. Он стал терять боевой запал и боялся следом потерять душу.

Особенно после сегодняшнего вечера.

В дверь постучали.

Женщина. Мортон выбрал ему партнершу.

Возникло искушение не открывать. Но он уже ввязался в игру, и пути назад не было.

Он поднялся со стула, ничего не испытывая, кроме легкого любопытства.

Открыл дверь. Она. Темные вьющиеся волосы. Вызывающий вид. Яркие блестящие глаза. Прозрачная одежда. Даже она. Даже она! Хрипловатый голос:

– Могу я войти?

Черт, черт, черт – он так надеялся, что хоть одна из них не причастна к этой грязи, к этому бесстыдству. Черт бы побрал Мортона… Он прислал к нему королеву.

Она шагнула в комнату, закрыв за собой дверь непринужденным движением руки. Сердце ее бешено колотилось, когда она встретила его равнодушный взгляд. С таким нелегко справиться. Она не заметила в его глазах ни искры желания. У нее возникло ощущение, будто она ступила на лестницу, где не оказалось первой ступеньки.

На нем не было рубашки. Он ее ждал? Или это случайность? Но тогда зачем было Мортону посылать ее к нему?

По опыту она знала, что слов не требуется. Она развязала ленты у воротника. А стоило ей сделать движение, и он мог бы увидеть темную тень лобковых волос, крепкие соски, округлые ягодицы – так было сшито платье. Чтобы демонстрировать, а не скрывать.

Его отчужденный вид вызвал у нее ощущение неловкости. Бесстрастное лицо, непроницаемый взгляд, едва заметная испарина на загорелой коже. И ни малейшего намека на похоть. Он просто наблюдал за ней, как ученый за интересным экспонатом.

Она пожала плечами и слегка спустила платье, чтобы была видна грудь. Никакой реакции.

В следующее мгновение платье соскользнуло на пол, и она предстала перед ним во всей своей соблазнительной красоте. Изящные длинные ноги, словно созданные для того, чтобы обвиваться вокруг тела мужчины, овладевающего ею со всем пылом и страстью. Обольстительные темные волосы между ног, полные упругие груди с тугими розовыми сосками.

Как ни старался он показать, что равнодушен к ее прелестям, она поняла, что мужское естество предало его, набухший член рвался из штанов.

Она, конечно же, видела, что он поддался ее чарам, не смог совладать с собой. Да и кто смог бы?

Ему ничего не стоило оседлать ее и дать то, за чем она к нему пришла, эта королева с телом наложницы и моралью публичной девки, жаждущей острых ощущений.

Она такая же, как все они, черт бы ее побрал, и он решил, что не поддастся ей. Ни за что. У другого не хватило бы на это воли. Он резко отвернулся от нее, едва сдерживая ярость, и она от неожиданности отступила на шаг.

Невероятно! Он просто играет с ней. Еще ни один мужчина не отверг ее.

И этого она заставит пасть на колени, стонать и умолять. Заставит пожалеть о том, что он так обошелся с ней.

Джорджи подошла к нему сзади, обвила руками его бедра и стала тереться сосками о спину.

Он замер, и Джорджи улыбнулась. Руки ее скользнули за пояс его штанов и принялись поглаживать бедра. Она почувствовала, как он напрягся. Ее волшебные пальчики скользили по его телу, изучая его дюйм за дюймом, дразня прикосновениями набухавший член.

– Не надо! – процедил он сквозь зубы.

Словно не слыша, она обхватила член и стала поглаживать.

– Пустите меня!

– Не хочу. Он мне нравится. Такой длинный и твердый.

– Уйдите! – В его голосе послышался металл.

– Я ради вас разделась.

– Черт бы вас побрал… – Он с яростью оторвал ее руки от своего тела. – Одевайтесь!

Она начинала ненавидеть его.

– Это забавно. Я одета так, чтобы вы могли поиграть со мной. Но почему вам просто не взять меня?

Он овладел собой настолько, что мог повернуться к ней:

– Потому что ты шлюха.

Никто еще не назвал шлюхой ни одну женщину в Вэлли.

– А вы – мужчина… – Она вложила в это слово столько яда, что до него должно было дойти, но он словно не заметил.

– Значит, мы поняли друг друга. Одевайтесь.

– Я всегда так одета. Если прихожу к мужчине.

Он снова впал в ярость. Ему не нравились дерзкие женщины, скверные женщины, наглые женщины. Обнаженные женщины. Возможно, он предпочел бы, чтобы женщина легла в постель одетой и он срывал бы с нее одежду, а потом вошел в ее лоно?

Она шагнула к софе, села на край, выгнула спину, широко раздвинув ноги.

– Возьми меня, – прошептала она.

Он шагнул к ней, готовый раздеться и отдаться любовной игре, войти в ее горячую влажную пещеру.

Она улыбнулась.

В тот же момент он осознал, что каждое ее слово рассчитано на то, чтобы усыпить, загипнотизировать его, что она проделывала это с десятками мужчин лишь для того, чтобы подчинить своей власти.

– Вон отсюда! – Сквозь туман возрастающего желания услышала она его голос.

– Что?

– Вон! Сейчас же убирайся!

– Но ты… – Она вздрогнула. Ее пальцы изогнулись – так хотелось прикоснуться к нему.

– ВОН!

В его голосе и лице не было и намека на чувства. Казалось, он закован в броню изо льда и пробить ее не удастся.

Беспомощность охватила ее. Надежда на его помощь рухнула. Она потянулась за платьем, и ее обдало жаром стыда и унижения. Никто никогда не отвергал ее. Никогда. Она могла укротить самого строптивого мужчину. Но только не этого.

А она думала, все они одинаковы.

– Он захочет узнать подробности, – бросила она отрывисто, прежде чем уйти.

Он пожал плечами:

– Мне все равно. Можешь описать ему все в деталях.

– Он завтра опять меня пришлет.

– Ах вот как? Ну что за толстокожий тупой тип. И что ты станешь делать? – Будто у нее был выбор.

– А ты что станешь делать? – ответила она вопросом на вопрос, захлопнув за собой дверь.

 

Глава 3

– Ш-ш-ш! Она только что пришла.

– Не может быть. Еще очень рано, моя дорогая. И мне это не нравится. Я не был уверен в этом человеке…

– Она все тебе расскажет утром. Пойдем, мы еще не закончили.

– Но почему он не оставил ее у себя?

– Мортон, дорогой, забудь о ней, моя киска изголодалась по твоим сливкам. Займись лучше мной.

– Это совсем нетрудно, дорогая. О-о-о! Ну вот… Надеюсь, ты почувствовала.

– О-о-о! М-м-м…

– Верно… но позволь мне дать тебе больше…

– Да, да…

– Тебе все еще мало? Ты никогда не бываешь удовлетворена?

– Никогда.

– Ну вот, моя дорогая.

– Да, да… Вот так до самого утра… Ш-ш-ш… до утра.

* * *

Жара. Казалось, она изнуряла не только тело, но и душу. Как он посмел ее унизить, счесть недостойной?

Она не могла этого забыть, не могла успокоиться. Он только и делал, что оскорблял ее. Но легче следовать правилам Мортона, чем бунтовать против них. Ведь он может ее прогнать. «Ступай, – говорил он. – Собери свои вещички и отправляйся восвояси, посмотришь, будет ли тебе лучше вдали от нашего Эдема».

Попробуй-ка убеги – без одежды, без денег, совершенно одна. Мортон нашел бы способ привести ее к повиновению. Да и кто захочет отсюда бежать? Здесь можно осуществлять свои самые необузданные фантазии. Можно жить, не зная забот. Мортон мастер пробуждать в человеке самые низменные страсти и убеждать всех в том, что удовлетворить их – все равно что найти Святой Грааль.

Он основал это поселение Блисс-Ривер-Вэлли, эту трясину, в которую все они погрузились следом за ним. И детей тащили с собой. Здесь они получали своеобразное крещение.

О Господи… а она самая большая грешница, потому что мечется между искушением погрязнуть в этой трясине окончательно и стремлением к спасению. Вот и сейчас она гнала прочь мысль о побеге. Все они как лемминги, все без исключения, и она должна бежать, выбраться отсюда, пока не загубила свою жизнь. Она лежала в постели голая, изнывая от жары и неудовлетворенного желания. Чуть ли не с самого детства ей внушали, что надо совокупляться с каждым, кто окажется рядом, не важно, нравитесь ли вы друг другу.

И это желание не исчезло даже после того, как она потерпела поражение в поединке с незнакомцем. Ей достаточно было прокрасться по узким, похожим на проходы между стеллажами улицам Вэлли, чтобы найти желающего удовлетворить ее. А еще можно было отправиться в загородный дом, который посещали с единственной целью: найти столько партнеров, сколько пожелаешь, и заниматься любовью всю ночь или весь день.

С того момента, как она стала женщиной, жажда соития росла в ней с каждым днем. Она испытывала досаду при мысли, что не смогла обрести власть над чужеземцем и что влачила это жалкое существование. Она была рабой желания, не в силах им управлять, несмотря на все доводы разума.

Почему он не пожелал ее взять? Ведь он мужчина!

Нет, он не поможет ей. Проведет здесь пару месяцев в соответствии с контрактом, научит их ездить верхом и хлопать маленький мячик на игровом поле и уедет. А она останется.

А может быть, ему не понравилось ее тело? Значит, оно может и еще кому-нибудь не понравиться.

От этой мысли у нее пропало желание. Нет, это невозможно. Она слишком красивая и очень опытная. Знает, что и как делать. Или ей это только кажется? Но на этот раз ее опыт не сработал. На этот раз ее грудь не вызвала у мужчины яростного желания обладать ею. На этот раз…

Что же именно ему не понравилось? Неужели груди? Она села на постели и взяла их в ладони. Ни у кого из здешних женщин не было таких соблазнительных сосков. Сосков, которые так любили ласкать языком мужчины.

И все-таки он отверг ее.

И она не могла с этим смириться.

О, если бы чужеземец был сейчас рядом и вошел в ее лоно!

Но сейчас она готова отдаться любому, только бы утолить эту мучительную жажду.

– Сколько времени мы провели вместе? – спросил Мортон утром, когда они с Оливией еще лежали в постели.

– По-моему, с момента возвращения Джорджи. Неужели Лидия не догадывается?

– Она ничего не знает о нас, дорогая. Во всяком случае, не подает виду. Она мне до сих пор благодарна за то, что я спас ее от Бахтума.

– Это хорошо. И все же тебя что-то тревожит, не думаю, что дело в Джорджи.

– Но это правда. Джорджи слишком рано вернулась. А также реакция этого чужака, когда мы прошлым вечером гуляли по аллее свиданий. И письмо Генри, в котором он просит развода…

– О, дело в этом…

Мортон поспешил сменить тему:

– И еще я устал воспитывать этих крошек, буквально кормить их с ложечки и следить за каждым их шагом, когда правила нашей общины яснее ясного.

– И эта змея, – пробормотала Оливия, – моя Джорджи.

– Надо что-то менять. Мы стареем, а заменить нас некому. Иногда я с сожалением вспоминаю спокойную жизнь в Англии.

– Где разнообразия ради тебе каждое утро приходилось путаться с горничной, – сказала Оливия.

– Это если она вытирала пыль совершенно голая.

– Не говори глупостей, Мортон. Что может быть лучше жизни в Вэлли? Мы устроили ее по своему вкусу.

– Это была всего лишь фантазия второго сына в семье на двадцатом году жизни, который мечтал купаться в сексе, – сказал Мортон. – Не важно. Забудь то, что я сказал. Что ты ответишь ему насчет развода?

– Я все эти годы хотела развестись.

– Но в этом случае, – осторожно возразил Мортон, – ты потеряешь все.

– Джорджи взрослая. А о чем еще может идти речь?

– Элинг обречен.

– Мой милый Мортон. Неужели ты говоришь всерьез о своей ностальгии? Неужели тоскуешь по своему сельскому дому? Да ты бы мгновенно превратил Элинг в бордель. Лучше его продать и получить кругленькую сумму.

– Бордель – недурная идея, чтобы расплатиться с долгами. Ты могла бы стать мадам. Нанимала бы девушек и сама обслуживала клиентов. И откладывала бы деньги в кубышку. Это было бы что-то вроде Блисс-Ривер-Вэлли, только не бесплатно. Подумай об этом, Оливия. Возможно, это оказалось бы прибыльным делом.

– Может быть, ты и прав, – ответила Оливия, – и в этом есть смысл, если бы только ты взял на себя организационную часть и я могла бы поверить в серьезность твоих намерений.

– Сколько бы ты запросила за утреннее развлечение? – игриво спросил Мортон, снова овладевая ею.

У нее захватило дух:

– А-а-а-х! Я начинаю понимать…

Наступил новый яркий, ослепительный, обжигающий день. Беспощадное солнце изливало на игровое поле потоки света, подобные расплавленному стеклу.

На дальнем конце поля столпились четверо из восьми игроков, пытаясь ударить по мячу и понукая лошадей, чтобы те заняли правильную позицию. Зрители расположились по периметру поля. Зонтики в их руках подпрыгивали. Джорджиана с матерью находились недалеко от центра поля и наблюдали за Мортоном, пытавшимся повернуть лошадь. Ему это удалось, он вырвался вперед, ударил по мячу и поскакал по полю рядом с Чарлзом Эллиотом, выкрикивая команды.

– Мортон разобьется, – причитала Оливия, – он погибнет. Что за чертова игра, что за нелепый спорт! Взрослые люди готовы убить друг друга из-за какого-то дурацкого мяча.

Минутой позже Мортону удалось заставить мяч проскочить в ворота и забить гол. Все закричали, зааплодировали.

– О, это было отлично! – воскликнула Джорджи, хлопая в ладоши. – Но, вероятно, он сжульничал. У мистера Эллиота не очень довольный вид.

– Верно, – отозвался один из наблюдавших, услышав замечание Джорджи. – Ему следовало бы изменить направление и уступить мяч Смиту. Наш Мортон не умеет играть в команде.

– Вижу, – пробормотала Джорджи, наблюдая, как две команды снова выстраиваются и ждут, когда рефери подаст сигнал.

И тотчас же Мортон бросился за мячом, словно за своей игрушкой.

– Он не любит уступать, – сказала Оливия. – А кто любит? Пойдем со мной, Джорджи, расскажи, как прошла ночь.

Инстинкт подсказывал Джорджи, что лучше солгать.

– Все прошло хорошо, – сказала Джорджиана неохотно.

– Да, судя по виду, он великолепен в постели. Какие бедра! Как он сжимает ногами круп коня! А руки…

– Да, – прошептала Джорджи.

– Но ты вернулась очень рано. Он потерял к тебе интерес?

Джорджи вся сжалась. Оливия намекала на то, что Джорджи могла быть поласковее и поискуснее.

– Поверь, мистер Эллиот не остался ко мне равнодушен. Он мужчина удивительных пропорций, мама, только молодая женщина может приспособиться к его мощи и получать удовольствие. – Джорджи была молода и вынослива, однако он отверг ее. Интересно, отверг бы он Оливию?

– И все же ты пришла домой слишком рано.

– Мистер Эллиот имеет обыкновение спать в одиночестве, и тут уж я ничего не могла поделать. – Даже Оливии понадобилось время, чтобы переварить столь чудовищную ложь.

– Хм, – фыркнула Оливия. – Придется тебе идти к нему и нынешней ночью.

– Это то, чего он больше всего желает.

– Хорошо, а то Мортон обеспокоен.

– Нет причин для беспокойства. Ему, как и любому мужчине, сладок запретный плод, и он в восторге оттого, что в этом Эдеме нет змей.

Джорджи не сомневалась в том, что ее ложь дорого ей обойдется. Мать уже поговорила с Мортоном. Но прошел день, игроки в поло собрались в классе, чтобы прослушать указания инструктора, а потом пообедать, но ни Мортон, ни мать не обвинили ее во лжи, и Джорджи теперь размышляла, идти ли ей нынче вечером в бунгало Чарлза снова.

От нее ждали повиновения. Особенно после того, что она рассказала Оливии. Мортон потребует очередного отчета и заверений, что все в порядке.

Ей снова придется пережить унижение, потому что Чарлз ее прогонит. В то же время она получит еще одну возможность соблазнить его. Умаслить и заставить переспать с ней. При мысли об этом ее охватило возбуждение.

Ничего подобного не могло с ней случиться за пределами Вэлли.

Для того, кто попадал в сети Эдема, остальной мир не существовал. И Мортон об этом хорошо знал.

– Пора, – крикнула ей Оливия.

– Знаю, – ответила она и стала одеваться, точнее было бы сказать – раздеваться, так выглядело ее платье, едва прикрывавшее тело.

– Завидую твоей груди, – сказала Оливия, выйдя из своей комнаты.

Джорджи вздохнула. Не надо было волновать Оливию, рассказывать ей о Чарлзе, лгать.

– Где Мортон?

– На прогулке. То, что он много часов подряд, сидя верхом на лошади, гонялся за мячиком, не отбило у него желания развлечься ночью.

– А у тебя? – процедила Джорджи сквозь зубы. – Ну, я пошла.

– Как это мило с твоей стороны, – одобрила Оливия. – А знаешь, я тебе завидую.

– Не стоит.

– Конечно, не стоит. Ну иди… – Оливия смотрела вслед Джорджи, пока та шла мимо ряда бунгало, выстроившихся по обе стороны улицы. У каждого была широкая веранда, и оно было скрыто от соседнего густой зеленью деревьев и частоколом.

Бунгало Чарлза было погружено во мрак. Быть может, он уже выбрал себе партнершу и развлекается с ней в постели?

Но она сама его хочет. И не только потому, что он привлекателен. Сказал «нет». Нарушил установленные в Вэлли правила.

Желание сломить сопротивление Чарлза Эллиота возрастало с каждой минутой. Она сбросит одеяние и придет к нему в чем мать родила. Застанет врасплох. Джорджи сорвала платье, бросила в кусты и смело постучала в дверь. В окне мелькнул свет. Дверь распахнулась.

– Входите. О Боже! Да вы совсем не ведаете стыда.

Она переступила порог и оказалась в полосе света от лампы, стоявшей на низеньком столике у двери. Теперь он мог видеть ее всю. Он стоял позади этого столика, воплощение ночи, широкоплечий, источающий враждебность и отвращение. По ее телу побежали мурашки. Он был полностью одет, если не считать расстегнутого ворота рубашки, видимо, собирался отдохнуть. И вероятно, здесь не было другой женщины. Хорошо. Возможно, она теперь не спасует, несмотря на это уничтожающее презрение в его взгляде. Она глубоко вздохнула:

– Но, Чарлз, в Эдеме, где все равны, никто не стыдится своих желаний, чувств, потребностей. Я здесь, чтобы дать вам то, чего вы хотите.

– Мы уже обсудили это прошлой ночью. Ты не знаешь, чего хотят мужчины. Тем более я.

Он сорвал с себя рубашку, бросил ей:

– Прикройся!

Она не подняла рубашку с пола. Взгляд его оставался холодным, когда он смотрел на нее, словно не замечая ее наготы.

Она прикусила губу, чувствуя, что сейчас он вышвырнет ее вон. Что же ей делать? Вернуться в дом матери? Покаяться или снова лгать? Но на этот раз ей никто не поверит. Придется выслушивать упреки.

– Надень рубашку! – приказал он.

Она повиновалась.

– Когда они спросят, я скажу, что вы остались мной довольны, что пожелали меня.

– У меня нет жалости к шлюхе. Убирайся.

– Я не хочу уходить.

Он повернулся к ней спиной.

– Они удивились, что я вчера так рано вернулась от вас.

Он с такой силой ударил кулаком по столику, что замигала и затряслась керосиновая лампа.

– Куда, черт возьми, я попал? – Он резко повернулся к ней: – Они, они, они. Кто они? Почему, черт возьми, их интересует, переспал я с тобой или нет?

– Так здесь заведено.

Его ошарашил ее безразличный тон, и он внимательно посмотрел на нее. Королева! Гордая. Не такая, как все. Однако предлагает себя без стыда и стеснения, без угрызений совести.

Здесь так заведено.

Нет. Эти законы установил Мортон Истабрук.

Даже наследников королевства он научил жить так, как живет сам. И эту тоже. Он провел бессонную ночь, не в силах забыть ее руки, ласкавшие его плоть, и это сводило его с ума.

Ведь это было всего лишь прикосновение умудренной опытом девки, а ее слова – словами обольстительницы, без какого бы то ни было намека на чувство. Она имитировала страсть, потому что от нее этого требовали.

Развращенная, пропащая душа. Но у него нет к ней жалости. Она неглупа и хорошо понимает, что делает.

– Верно, – произнес он, – так заведено. Иначе Мортон не смог бы выйти сухим из воды!

– Никто отсюда не бежит, – сказала Джорджи. – И в этом нет ничего удивительного.

– Особенно мужчины. А женщины – существа слабые и готовы подчиниться зову плоти.

– Но вы не хотите здесь остаться, – дерзко возразила Джорджи, – я только хотела вас спасти!

Чарлз был в шоке. Королеву ввели в заблуждение. Спасти его!

– Я просто сражен вашим благородством. Спасти меня! Забравшись ко мне в постель? Спасти от чего?

Она и сама не знала. Еще никто не отказался от образа жизни, принятого в Вэлли. Да и зачем?

– Что сделал бы Мортон, если бы безоблачной жизни этой общины попытался помешать какой-нибудь незваный гость?

– Не знаю, все так поступают.

– И вы тоже. Без колебаний отдаете свое тело любому беспутному гостю.

Губы ее тронула слабая улыбка.

– Нет, нет, но я предлагаю себя вам!

Ее самонадеянность возмутила его.

– Черт возьми! Шлюха! Потаскушка! Уличная девка! Сука! Вон отсюда! Вон… ВОН!

Она повернулась и побежала. В нем закипела беспричинная ярость. Она просто хотела его, и он мог удовлетворить ее желание. И свое собственное тоже. Она не могла понять его гнева, раздражения, антипатии к ней и терялась в догадках, почему Мортону понадобилось узнать о мотивах его появления в Вэлли.

Значит, она не могла его спасти, а он – ее. Эта мысль заставила ее содрогнуться. Зачем она снова пошла к нему? Ведь, как и накануне, ничего, кроме унижения, не испытала.

Она никогда не сможет покинуть это место, никогда. Ей суждено оставаться рабой страстей, кипящих в Вэлли. Такова горькая правда.

 

Глава 4

Лидия всегда оставалась в стороне от событий. Даже в светлые счастливые дни юности и позже, в хмельные, когда они с Оливией снискали дурную славу своим сумасбродным поведением, она держалась так, будто наблюдала все происходящее со стороны.

Конечно, все дело было в Оливии, красивой, бесшабашной, склонной к авантюрам и презиравшей условности.

Все обожали Оливию. Рядом с ней Лидия чувствовала себя ненужной, неинтересной, вечно ворчала, говорила одни банальности. Оливия делала что хотела, в то время как Лидия часто проявляла нерешительность.

Оливия, пренебрегая моралью, спала с кем хотела, пила, как матрос, курила сигары.

Лидия колебалась, стоя на краю бездны, в то время как Оливия прожигала жизнь. До тех пор, пока не появился Мортон. Высокий, красивый, светловолосый и такой же бесшабашный, как Оливия. Но, как ни удивительно, Мортон обратил свое благосклонное внимание на Лидию. Если бы ему удалось уложить в постель эту девственницу, никто не смог бы ему больше воспротивиться. И он пустил в ход все свое обаяние, настойчивость и целую кучу лжи. И Лидия ему поверила. Мортон стал любовью всей ее жизни. Он разглядел ее сущность. Он должен был измениться, исправиться. Он тосковал по любви чистого, безгрешного существа, которое могло бы создать семейный очаг. Их прошлое не имело никакого значения. Он воздвиг для нее пьедестал и боготворил землю, по которой она ступала. Однако это не мешало ему спать с Оливией.

В отместку Лидия поддалась чарам бедуинского принца из Сирии, заканчивавшего Оксфорд. Позже она и сама не могла понять, в действительности ли увлеклась им или ей просто захотелось переплюнуть Оливию, которая путалась с принцем, продолжая спать с Мортоном.

И Лидия выиграла. Она все еще была девственницей, и Бахтум оценил это. Лидия выхватила принца прямо из-под носа Оливии и бежала с ним под покровом ночи. В первый год их брака она не пожалела о содеянном. В кочевой жизни есть своя прелесть, не говоря уже о том, что супружество налагало на нее определенные и довольно приятные обязанности. И лишь забеременев, Лидия почувствовала себя в ловушке, потому что со всех сторон ее окружали песчаные холмы и в пустынях Саффуда не было никаких нянек. А от нее ожидали приплода ежегодно, чтобы супруг мог доказывать свою мужественность, порождая многочисленных сыновей.

Ее поселили в отдельном шатре, надели чадру. Это было все равно что оказаться в монастыре, еще хуже.

Пошел второй год жизни в пустыне, но Лидия так и не родила. Бахтум был добр к ней, но она не могла не заметить произошедшей в нем перемены. Она поняла, что он видит в ней лишь сосуд для вынашивания его сыновей.

Он посещал ее раз, а то и два раза в день, иногда даже чаще. Все тело у нее ныло от этих бесконечных соитий.

Он был энергичен, пылок, настойчив. Не считаясь с ее желанием, мог взять ее силой.

Он ничего не знал о хитростях, к которым прибегают английские женщины, чтобы предотвратить беременность. Понятия не имел о всевозможных пилюлях, настоях и о травах, а также внутренних барьерах, которые можно поставить на пути жизнеспособного мужского семени.

Поцелуи Иуды, чтобы удержать его в рамках. Страстное и жадное до ласк тело. Она и сама не знала глубины своих плотских желаний, и в первые годы их жизни он щедро одаривал ее ласками.

Но после того, как на третий год супружества она не родила ему сына, в то время как он знал, что она не бесплодна и одного уже произвела на свет, у него возникли подозрения. Сама мысль о том, что, возможно, она стала бесплодной, была невыносима.

Лидия знала, что ее ложь скоро раскроется. Да и сама она все с большим трудом выносила подобную жизнь. Изоляция, одиночество, гнев и насилие. Опасность быть пойманной с поличным и обреченной на смерть за предательство толкнула ее на отчаянный шаг. С огромным трудом ей удалось отправить письмо Мортону, в котором она умоляла спасти ее.

И Мортон не оставил ее в беде. В день, слепой от песчаной бури, вместе со своими наемниками налетел на лагерь бедуинского принца и разметал его. Они неистовствовали, грабили, разрушали, убили всех, даже ее сына. Спаслась она одна. И вышла в «свободный» мир, созданный мужчиной, для которого главной целью в жизни было распутство. Она с готовностью согласилась выйти за него замуж, не возражая против других женщин в его жизни. Он все еще желал ее. А она была ему бесконечно благодарна за это, особенно после того, что ей пришлось пережить. Мортон получал все, что пожелает. Лидия постепенно забывала о жизни в пустыне. Даже о сыне не вспоминала. Потребности Мортона мало чем отличались от потребностей Али-Бахтума. Когда же он уставал от нее, то обращал свое внимание на других, но всегда возвращался к ней. Ему льстила ее благодарность, ее неиссякающая нежная привязанность. Лидии нравилась стабильность ее нынешней жизни, нравилось принадлежать одному мужчине и ни о чем не заботиться.

Но сейчас она была обеспокоена. Появившийся у них чужеземец почему-то вызывал у нее тревогу. Она ощущала исходившую от него энергию. В его присутствии терялась, чувствовала себя неуверенной. Смуглый и необычайно красивый, он вызывал у нее какие-то смутные воспоминания. Ей чудилось в нем что-то знакомое, будоражившее ее. Она не сказала Мортону о своих страхах. Да и сказать-то ей было нечего.

И все же… все же… она была неспокойна.

Надо понаблюдать за ним, решила она. Осторожно. Тайно. Он не задержится здесь надолго. И вскоре ей не о чем будет беспокоиться. Как всегда.

И все-таки она беспокоилась.

Походка у чужеземца была как у мужчин из племени ее мужа… Но все они были мертвы. Так по крайней мере считал Мортон. Поэтому возмездия ждать было неоткуда.

Да и взять у нее нечего. Деньги давным-давно кончились, драгоценности, накопленные племенем ее мужа и принадлежавшие ей, распроданы Мортоном, и не только драгоценности. Мортон продал все, что нашел в лагере принца, чтобы оплачивать жизнь в их раю.

Она передернула плечами. Видимо, Мортон напал на лагерь не столько ради ее спасения, сколько преследуя свои корыстные цели. Теперь она это поняла.

Лидия все же успела захватить кое-какие ценности, втайне от Мортона.

Оливия была заинтригована. Элинг, бордель. Как увлекательно! А Генри? О нем она и не думала.

Но хотелось ли ей возвращаться домой?

В Блисс-Ривер-Вэлли она была по-настоящему счастлива. Одно название чего стоило! Блисс – наслаждение. Все эти жеребцы ее с удовольствием лапали, спали с ней, и Мортон не отказывался.

Но Элинг… Нельзя сказать, что она ненавидела Элинг. Она ненавидела Генри. Вялого, худосочного. Он больше подходил Лидии, но теперь уже поздно об этом говорить.

Генри охотно взял на себя заботы о ней. Он был тихой пристанью, но сумасбродная Оливия Уиндем задыхалась в этих спокойных водах, металась и искала выхода. В то время у нее не было выбора. Родители, черт бы их побрал, подрезали ей крылья. Кроме того, вручили Генри ключи от шкатулки с деньгами.

Они были готовы на все, только бы сбыть ее с рук. Не хотелось даже вспоминать об этом. Она оказалась на мели, когда на горизонте появился Генри и сделал предложение. Возможно, родители просто купили Генри. Наверняка. Теперь она в этом не сомневалась. Генри хотел иметь наследника, а потом она могла расстаться с ним и отправиться на все четыре стороны.

Поэтому, пока Мортон продолжал гнуть свою линию, она притворилась беременной, чтобы убедить Генри отправиться в Блисс-Ривер-Вэлли и предаться жизни, полной наслаждений.

Первым уехал Мортон, они с Генри – через год.

Она жить не могла без Мортона, готового исполнить любое ее желание.

Оказалось, что она действительно беременна, и, когда это стало заметно, Генри предложил вернуться домой, в Элинг. Она не соглашалась, хотела познать все тонкости разнузданной жизни в Вэлли.

Джорджиана родилась в Блисс-Ривер-Вэлли, а Генри отправился в Англию. Жизнь Мортона внезапно осложнилась появлением ребенка. Что делать с детьми? Оливия решила, что они пришли к блестящему компромиссу. И Джорджи была тому живым доказательством, самая красивая и желанная из всех, кто прошел церемонию павлиньего веера. Ах молодежь! Их научили хватать наслаждение обеими руками, научили всему, что считалось запретным. Дети видели, как живут их родители, из ночи в ночь меняя партнеров. И не могли дождаться церемонии инициации под опахалом из павлиньих перьев – инициации в области интимной жизни. Считалось, что девочки созревают к шестнадцати годам… А Джорджи уже исполнилось двадцать. Оливия начинала чувствовать свой возраст.

О нет, о нет, о нет! Она не хотела и думать об этом. Никогда. В Блисс-Ривер-Вэлли никто не стареет.

Мортон – король. Он все еще жеребец и по-прежнему неутомим в любовных утехах.

В их жизни все было по-прежнему. Менялось только ее тело. Нет, оно не оплыло, не обвисло. Исчезали силы, она теряла вкус к жизни. Ведь удовлетворять всех этих жеребцов нелегко. Порой накатывала такая усталость, что ничего не хотелось, даже секса. Но Мортона это, конечно же, не касалось.

Она уже подумывала об Элинге и возможности отдохнуть в английской глуши. Эта жизнь измотала ее. Ибо соитие не всегда было наслаждением. Чаще – проклятой обязанностью, обычной работой.

Бордель…

В роскошном английском загородном доме, в окружении важных джентльменов с тугими кошельками, которые будут приезжать туда, мигрировать из Лондона, как лемминги. Об этом стоило подумать. Это был не худший вариант. Особенно когда молодость осталась позади.

Соблазнительная мысль. И все же пока у нее еще есть Мортон, не говоря об остальных. Всегда можно будет удовлетворить свою похоть. Она не собирается сдаваться. К тому же набьет себе карманы. Итак, Элинг? Конечно, ни о каком разводе не может быть и речи. Она не станет уступать Генри, как не уступала все эти годы. После того как он бросил ее и дочь. С какой стати, черт бы его побрал!

Он тоже никогда ей не уступал.

Они заново расчерчивали поле мелом. Полдюжины мужчин усердно трудились, измеряя и размечая поле – триста на двести ярдов в ширину, следя за тем, чтобы центральная линия была выровнена и проходила именно там, где полагается. И чтобы линии в тридцать, сорок и шестьдесят ярдов тоже были проведены точно. Чарлз в легкой рубашке, брюках для верховой езды и шлеме указывал деревянным молотком, где производить разметку. Предназначенный для этой цели агрегат лошади медленно тащили через поле, и выкопанные канавки наполнялись ровным слоем измельченного мела.

– Слишком много правил, черт возьми! – бормотал Мортон, ожидая окончания работ возле загона для лошадей. Лошади были строптивы и показывали свой норов. В данный момент все отдыхали в ожидании дальнейших инструкций и начала матча.

Джорджи заслонила глаза от солнца. Это был предлог, чтобы хорошенько разглядеть Чарлза.

– Они почти закончили.

– Но скоро полдень, и играть будет слишком жарко.

Так оно и было. Она чувствовала, как жар накатывает волнами, но, возможно, причина была в другом – прошлой ночью она так и осталась неудовлетворенной. Она не стала возвращаться к матери до утра, а пошла в клуб и лежала там на банкетке в баре, свернувшись калачиком. Это спасло ее от неизбежных расспросов и признания в том, что Чарлз Эллиот снова отверг ее.

Когда утром она проскользнула в дом в мятой рубашке Чарлза, никто не проронил ни слова. Ни о чем не спросил. Все было ясно: она провела с ним ночь. Он разорвал на ней платье и дал рубашку, чтобы она прикрыла свою наготу. Так, собственно, и должен был поступить джентльмен. И Чарлз получил молчаливое разрешение остаться в Вэлли.

– Надень шляпу, Джорджи, – раздался голос Оливии.

Он скрылся из виду, и она больше не могла наблюдать за ним. Вскочив на лошадь, он помчался к цели с головокружительной быстротой. Она восхищалась силой и упругостью его бедер, тем, как умело он управляет лошадью, стальной хваткой его рук…

Позор вчерашней ночи несколько забылся при ярком свете дня. Быть может, ее ободряющие крики заставят его взглянуть на нее по-другому, и он каким-то образом даст ей понять, что вел себя как глупец, не овладев ею?

Она нахлобучила шляпу. Он и есть глупец. Ведь, не прийди к нему она, пришла бы другая. И пока он здесь, так будет все время. Эта мысль была для Джорджи невыносима. Нет, этот мужчина полный болван, она зря потеряла с ним время.

– О Джорджи! – услышала она позади голос Лидии.

– Добро пожаловать на матч, Лидия. Ну не забавно ли? Мама считает, что эта езда утомит их до смерти.

– Они просто помешаны на такой бешеной езде, – кисло откликнулась Оливия. – И на игре в мяч. Могли бы заняться чем-либо более приятным.

– Хочешь поиграть в любимую игру, дорогая сестричка?

– Всегда готова, милая.

– Этот малый… Чарлз… просто великолепен. А как он в постели, Джорджи?

Джорджи поежилась. Они обо всем догадались. Даже Лидия.

– Вы и представить себе не можете, – уклончиво ответила Джорджи.

– Думаю, все пожелают с ним переспать, – сказала Лидия. – Небось уже записались в очередь?

– О, он не похож на других, – заявила Оливия, опередив Джорджи. – Мортон сделал свой выбор. И нечего пускать слюни.

– А я и не пускаю. Просто так поинтересовалась. Для меня он чересчур молод и к тому же не в моем вкусе.

– Дорогая, он отличный скакун. Представься мне возможность, уж я бы сумела завести его так, чтобы он весь был в мыле и пене. – Оливия снова стала следить за передвижением игроков. – Ты только взгляни на эти ноги, на эти бедра… Посмотри, как он двигается…

Лидия последовала ее совету, и лицо ее исказилось ужасом, однако Оливия ничего не заметила. Просто не обращала на сестру внимания. Но от Джорджи это не ускользнуло. Она дотронулась до руки Лидии.

– Лидия! – Ей показалось, что женщина сейчас потеряет сознание.

Поборов минутную слабость, Лидия ответила:

– Со мной все в порядке, Джорджи. Наверное, перегрелась на солнце.

«Нет, не может этого быть. Все они мертвы, все до единого. И сын тоже. Но его мне было жаль. А всех остальных – нисколько. Теллал Али-Бахтум был все же цивилизованным. Но все равно вырастил бы сына таким же дикарем, как и все они. Кроме того, чужеземца зовут Чарлз, Чарлз Эллиот. Чисто английское имя. Он из Аргентины. Там у него ранчо, он разводит пони для игры в поло. К тому же рекомендации его безупречны.

Мортон не позволил бы ему появиться в Вэлли без рекомендаций. А кто не хочет играть в игры Мортона?

Он приехал по доброй воле. Спал с Джорджи. Она сама рассказала. Все это игра моего воображения. Но то, как он вскочил на лошадь… Весь его облик, жесткая линия подбородка, скулы…»

Лидия отвернулась, не в силах на него смотреть. И все эти дни, что он провел здесь, держалась в стороне. Выглядел он вполне цивилизованно, отличался светскими манерами и нисколько не напоминал разбойников, от которых она бежала.

Но когда он сидел на лошади, жестокость его натуры была очевидна, а также проявлялась в игре. Глаза, затененные шлемом, струящийся по лицу пот, гибкие руки и ноги, умеющие управлять лошадью, контролируя каждое ее движение. Она узнала его! И ее охватил страх. По телу пробежала дрожь.

Этого не могло быть. Этого не должно было быть. Все они мертвы. Все до единого. Мортон об этом позаботился.

Она похолодела и не могла двинуться с места. Хотела знать правду и страшилась ее. Вместе с Джорджи и Оливией она ждала развязки игры, пока всадники не проедут вдоль ограды принимать поздравления зрителей.

Отстал только Чарлз. Он приостановился, чтобы снять шлем и вытереть пот с лица. Их взгляды встретились. Она заглянула в его глаза – жесткие, темные глаза дьявола, осуждающие глаза судьи. Но может быть, все это ей только кажется? Во всяком случае, она не должна показывать ему свой страх. Хорошо бы перерезать ему глотку, кем бы он ни был. Это единственный путь. В течение целой минуты она выдерживала его холодный взгляд, стараясь унять бешено бьющееся сердце, потом вздернула подбородок и с надменным видом отвернулась.

Оливия не должна ничего узнать. В конце концов, у каждой из них свои тайны. Но Мортону надо сказать. Он, конечно, решит, что она рехнулась. Ни за что не поверит, что парень оказался жив и жаждет возмездия.

Но Лидия знала. Она прочла смертный приговор в этих сверкающих недобрым огнем глазах. Он рыскал в поисках ее по всему свету. Поклялся отомстить за смерть отца. Так поступали все люди его племени. Он каким-то образом выжил и теперь охотится за ней, что ж, она готова умереть. Теперь она осознала, почему всегда держалась в стороне от всего происходящего в Вэлли. Не было ни счастья, ни наслаждений для женщины, виновной в убийстве своей семьи. Не было жизни для презревшей свой долг. Не было надежды зачеркнуть прошлое, не было и будущего.

Ее сын. О Господь милосердный! Этих слов она не произносила добрых тридцать лет. Он умер. Он был оплакан. Но она не тосковала по нему, потому что, останься она с его отцом, мальчик все равно не принадлежал бы ей. Она понимала, что это ее не оправдывает, что она совершила великий грех. Ведь после того, как Мортон ради ее спасения уничтожил ее мужа и всю его семью, она сама словно умерла.

Надо срочно разыскать Мортона и рассказать ему, какого змея он впустил в свой Эдем.

 

Глава 5

Мортон сказал, что все это – ее фантазии. Что мальчик умер. Что он в этом уверен. Почему – не объяснил. Зато знал это наверняка, потому что не хотел оставлять свидетелей. И потому этот Чарлз Эллиот со своей экзотической внешностью, смуглой кожей и темными глазами, с чисто английским именем и безупречным произношением никак не мог быть ее отпрыском.

– А что, если он все-таки ее сын?

Они беседовали с Оливией. Лежа в постели, усталые после плотских утех.

Мортон обдумывал последствия возможного появления единственного сына и наследника Бахтума в их Блисс-Ривер-Вэлли.

Особенно теперь, когда появилась перспектива уехать с Оливией в Англию. Лидия ему давно надоела, и он мечтал от нее избавиться.

И теперь вдруг является ее сын, чтобы отомстить за отца и за все, что Мортон сотворил с его семьей. Его появление было на руку Мортону.

Он подозревал, что Лидия утаила от него часть драгоценностей Аль-Бахтума, о которых писала в письме, умоляя ее спасти.

Чего ради иначе он бы стал рисковать? Найти их ему не удалось. А денег на жизнь в Вэлли со множеством развлечений катастрофически не хватало. Потребности обитателей Вэлли росли.

У Мортона появились все основания выяснить, что Лидия от него утаила.

Но, Господи, он так устал.

Жизнь представлялась Мортону туго натянутым канатом, по которому приходится идти, чтобы добраться до лучшего места, в то время когда в кармане у тебя пусто или почти пусто.

Стоило посмотреть на то, что ему удалось совершить. Он осуществил мечту каждого мужчины, способного к сексу, создал изолированное общество помешанных на сексе людей.

В книгах по истории о таких подвигах не пишут.

Ну и пусть.

Царствование каждого короля приходит к концу. И вместо того, чтобы ждать покушения, Мортон сам выдвинулся на линию огня.

– Если бы не этот мальчик, – пробормотал он нерешительно.

– Он не мальчик, – резко возразила Оливия, – он взрослый мужчина, взращенный определенными людьми ради определенной цели. Лидия – истеричка. Или ее мучает чувство вины.

– Но если это тот самый мальчик… подумай только…

– Тут и думать нечего.

– Оливия, прошу тебя. Уймись и прикуси свой змеиный язычок. Подумай об Элинге, об Англии. О тебе, обо мне. О борделе. О деньгах. – Он выждал с минуту, дав ей возможность переварить сказанное, и добавил: – Мальчик – это решение проблемы с Лидией.

Оливия догадалась.

– Но ведь она моя сестра! Ты отъявленный негодяй и сукин сын!

– Тебя это очень волнует? – спросил он вкрадчиво, лаская самую чувствительную часть ее тела.

– Нет, – промурлыкала она. – Когда ты меня ласкаешь, пусть весь мир катится к чертям вместе с Лидией. Делай что хочешь. Я тебе полностью доверяю.

Ложь. Обман. Ее мать ни о чем не спросила ее, когда в тот вечер она ушла из бунгало. Оливия, как и остальные, была уверена, что Джорджи ублажает этого чужака.

Надо узнать у Лидии, почему она так испугалась, увидев гостя. Словно перед ней появился призрак.

Здесь, в Вэлли, все жили по правилам Мортона. Ни один вопрос без него не решался. Он был и законодателем, и судьей. Все подчинялись ему. Обитателей Вэлли это вполне устраивало.

Несчастная Лидия не раздумывая вышла за него замуж. Но почему все так складывалось? Были ли на то причины?

Джорджи должна была во всем разобраться, чтобы вырваться отсюда, распутать этот клубок. Она знала, что выход есть, но Чарлз Эллиот ей не помощник. А она так на него надеялась!

Джорджи решила устроить все так, чтобы мать провела ночь с Чарлзом.

Аллея прогулок опустела. Парочки разбрелись. Целая группа отправилась на ферму, чтобы провести там веселую ночку, а потом остаться на субботу и воскресенье. Уже в повозках, по пути на ферму, они стали предаваться сексуальным забавам.

Найдешь ли еще на свете подобное место?

Ее учили, что такова норма жизни. Все эти годы Мортон вбивал им в головы эту мысль. Но шло время, и Джорджи поняла, что это далеко не так. Что существование, которое они здесь влачили, противоестественно.

На первый взгляд казалось, что в Вэлли все свободны как птицы. И мужчины, и женщины, и дети. Что именно такими создал их Господь.

Но это было глубокое заблуждение. Как и в любом обществе, здесь существовали свои правила и ограничения. Нельзя было отказаться от соития. Это считалось позорным. Того, кто осмелился это сделать, подвергали осмеянию. Она должна бежать отсюда. Эта мысль не вчера пришла ей в голову. Она даже составила план бегства, но пока так и не смогла его осуществить.

Мать вполне устраивала жизнь в Вэлли, а отец решил, что Джорджи уже нельзя спасти. Возможно, он и прав. Чарлз Эллиот заставил ее остро ощутить стыд. Он обошелся с ней как со шлюхой, порочной до мозга костей, обреченной до конца дней ублажать мужчин. Он снова выгнал ее, и она провела ночь в клубе на банкетке. Никто об этом не узнает, если Чарлз Эллиот не расскажет. А он не расскажет. Он ненавидит их образ жизни еще больше, чем она. Он пробудет в Вэлли еще несколько дней. И ее тайна не будет раскрыта. Она не зря намекнула ему о грозящей опасности.

Итак, Лидия знает, кто он. Возможно, уже сказала об этом Мортону, и они решили убить его сонного. Чарлз понимал, что Мортон ни перед чем не остановится.

Не Мортон ли заслал к нему эту обольстительницу, эту королеву, выставляющую напоказ свое тело? Она была уверена, что нет мужчины, который не пожелал бы ее. Он тоже не стал исключением.

С ним можно было обращаться как с любым мужчиной в Вэлли. Он обошелся с ней как со шлюхой, каковой она и была. Потому что законы Вэлли повелевали брать все, что пожелаешь.

Она принадлежала им всем. Все обладали и наслаждались ею. Каждый вкусил от этого божественного тела. Он представлял ее в непристойной позе с раздвинутыми ногами и с другим мужчиной. Все они ласкали эту шелковистую кожу и припадали к ее роскошной груди. И все были ей безразличны, она не отличила бы одного от другого. Она была царственной, как королева, и грязной, как свинья.

Да, Мортон, ты достойный противник. А теперь, когда Лидия все знает, интересно, как поведешь себя ты… Эта королева не отвлечет меня от моей цели, и тебе это известно. Не думаю, что она тебе все рассказала. Например, о своей неудачной попытке обольстить меня, о том, как пришла ко мне нагая, как ласкала и гладила меня, заигрывала со мной, и о том, как я ее отверг.

Не потому, конечно, что не желал ее. В этом я могу тебе признаться: да, я желал, чтобы эта королева стояла передо мной на коленях и целовала мое тело. Желал, чтобы ее груди прикасались ко мне. Желал всячески унизить ее.

Ты и не представляешь, старик, чего мне стоило не дать волю своим желаниям. Да, никого лучше этой королевы ты не мог прислать.

Но ничто не остановит меня: судьба Лидии решена – кровь за кровь, удар за удар. Я уничтожил бы всех в этой колонии, но, клянусь, свершу свой суд только над Лидией, потому что так должно быть.

Клянусь кровью моего отца, брата моего отца и моей собственной, что жизнь моей матери в моих руках.

Она ничего не могла изменить в Вэлли. Такова была ее судьба. Даже после того, как спряталась за стойкой бара в клубе «Нандина» и пробыла там до тех пор, пока все не ушли, она не чувствовала себя в безопасности.

Кто-то споткнулся о ее ногу. Свет фонаря ослепил ее.

– Это ты, Джорджи? Я думал…

Нет, нигде нет спасения. Джорджи спрыгнула с банкетки и убежала.

– Мортон!.. Джорджи вернулась. Тихонько, чтобы мы не слышали.

– Вот и отлично. Пусть лучше не знает, что мы не спим… Не могу поверить в такое везение. Не думал, что эта минута наступит так скоро. Ш-ш! Кажется, пора идти…

Ночь не страшила его. Он двигался в темноте уверенно и бесшумно. Улицы были пустынны. Надо осуществить свой план и бежать из этой адской дыры. Пусть гнев небес обрушится на виновных.

Дом его матери стоял несколько в стороне, в конце улицы, и выделялся среди остальных.

Он все еще чувствовал к матери жалость, особенно после того, как провел несколько дней в «раю», созданном ее мужем, и понял, как ей живется здесь.

Но это не снимало с нее ответственности за ее грехи. Не избавляло его от клятвы, принесенной на крови. Он омоет руки в ее крови и свершит мщение, к которому готовился все эти годы. Он вырежет из груди ее предательское сердце и закопает в песках Саффуда. И она навеки останется в шатрах народа его отца.

Но все оказалось залитым кровью… Лежавшая на полу Лидия просто купалась в ней. Внезапно темноту прорезал яркий свет. Люди, гул голосов вокруг, все это было непонятно, необъяснимо. Мортон, торжествующий, держал высоко над головой керосиновую лампу, освещая жуткую сцену убийства.

Оливия была безутешна.

– Конечно, это он совершил убийство, Джорджи. Он был там. И даже не отрицал этого. О, моя дорогая Лидия, все эти годы мы прошли вместе, рука об руку… Мы все делили, у нас все было общее…

«Включая Мортона», – подумала Джорджи со злостью, ничуть не растроганная слезами Оливии.

– Нам надо было это предвидеть, – скулила Оливия, – и защитить ее.

– Каким образом? – пробормотала Джорджи. Ее матери не было свойственно драматизировать события. Она никогда так бурно не проявляла своих чувств.

Но смерть единственной сестры, должно быть, явилась для нее настоящим потрясением. Они пустили к себе чужака, доверили ему свои тайны, а он пришел к ним с целью убийства. Такого еще не бывало в Вэлли. Чужак оказался хитрым и коварным.

– Не знаю, каким образом, – прорыдала Оливия в ответ на вопрос Джорджи, – но мы должны что-то предпринять.

– Но разве вы знали?

– Конечно, знали. Не знали только, что мальчик остался жив. Считалось, что разбойники перебили всех.

– Кроме Лидии.

– Поступи она тогда умнее… О Господи, Ли-и-дия…

– Я не представляю мира без Лидии… – Оливия протянула руку к дочери. Но Джорджи не знала, как выразить сочувствие. Оливия никогда не просила ее об этом, и до сих пор в Вэлли еще никого не убивали.

Джорджи и сама не могла понять, что чувствует. Она не ощущала родственной связи с Лидией, не привыкла считать ее членом семьи.

Оливия продолжала рыдать, потом разорвала на себе одежду и рухнула на кровать.

Серый туман опустился на Вэлли, он был почти осязаем.

Они отвели Чарлза Эллиота в Фози-Хаус, в миле от поселения, и заперли там.

На следующий день похоронили Лидию – это была первая могила, которую второпях пометили крестом. Располагалось кладбище недалеко от Фози-Хаус.

Оливия обливалась слезами. Те, кто знал Лидию, ломали руки и бормотали слова сочувствия, обращенные к Мортону, потом все отправились в клуб «Нандина» помянуть покойную.

– Что за жизнь? – патетически восклицала Оливия.

– Жизнь устроена очень мудро, – прошептал Мортон, подходя к ней сзади. – В конце концов она узаконила наши отношения. – Его рука змеей обвилась вокруг ее талии, а на его ладони она заметила огромный алмаз и чуть не вскрикнула от изумления. – О да, я знал, что были еще драгоценности. Я это знал. Лидия никогда не оставалась в проигрыше. Али-Бахтум был настолько увлечен ею, что не скупился на дорогие подарки. И все же она оставила его нам, моя дорогая. Надо было только сообразить, где она его спрятала. В том месте, где зарождается жизнь, Оливия, и ты прекрасно понимаешь, что я имею в виду.

Оливия содрогнулась. Умная, предусмотрительная Лидия. Но лучше не быть слишком умной.

– Это дар, который поможет нам осуществить еще одну мечту. В моей руке, моя дорогая Оливия, ключ к Англии, к Элингу и нашей новой жизни.

– Итак, надо решить, что с ним делать, – сказал Мортон старейшинам после ужина.

– Око за око, – предложил кто-то под одобрительный гул голосов.

– Ведь о нем никто ничего не знает. Он, как говорится, без роду без племени.

– Вопрос непростой, друзья мои, – продолжил Мортон. – Можно, конечно, обратиться к властям, но каковы будут последствия? Власти осудят наш образ жизни с высоты своего величия и морали. И как нам после этого жить? Не лучше ли самим свершить правосудие и казнить злодея, воспользовавшегося нашим доверием?

– Ты их здорово напугал, – восхищенно произнесла Оливия, когда после собрания они расположились в углу.

Кроме них, остались еще несколько человек и Джорджи, выглядевшая совершенно растерянной. Но Оливии сейчас было не до нее. В следующее мгновение Джорджи выскользнула из комнаты, и Оливия вновь принялась курить фимиам Мортону:

– Ну и нагнал ты на них страху. Ты, Мортон, черт бы тебя подрал, настоящий гений.

Мортон отмахнулся от ее похвал:

– Все боятся показать свою сексуальность. Равноправие в вопросах секса запрещено. Они еще не выбросили из головы эту чушь и даже здесь чувствуют себя почти как в Англии, стараются делать все потихоньку. Но не хотят никаких запретов. И это нам на руку. Страх – великолепное оружие для манипулирования людьми.

– Ты все провернул блестяще, дорогой, устранил обоих. Лучше и не придумаешь.

Мортон улыбнулся. Для него это было детской игрой. А теперь его подданные, его лемминги, подыгрывали ему.

– Как ты думаешь, сколько времени у них займет решение вопроса о его казни и когда они его повесят? – спросила Оливия.

– Уверен, очень скоро. Мы не дадим им передумать или усомниться. Два дня – не больше. А я буду продолжать вбивать им в головы, что если они допустят в Вэлли чужих, то их развеселая жизнь кончится. А это для них самое страшное. – Он похлопал ее по руке: – Мы ведь только начинаем…

Значит, это они убили Лидию? Они? О Господи, она ведь знала, что Мортон способен на все, но ее мать? Как она рыдала, как убивалась на похоронах! А оказалась пособницей убийства.

Никогда еще Джорджи не испытывала подобного ужаса. Если они с такой легкостью избавились от Лидии, то на какое еще преступление способны, дабы сохранить свою тайну?

 

Глава 6

Надо притворяться, надо играть… О, это она умела. Она будет подыгрывать матери. Будет лицемерить, изображать печаль и скорбь, поддерживать решение о смертном приговоре, вынесенном Чарлзу Эллиоту.

Да, она сделает все, чтобы Мортон и ее мать считали ее одной из них, в то время как она только и мечтала о побеге. Что потрясло ее, так это анархическая система «правосудия», изобретенная Мортоном Истабруком. Всю ночь Джорджи просидела у окна своей спальни. До самого утра. Все, что она могла видеть отсюда, это крыши домов в Вэлли и пурпурные горы, грядой высившиеся на горизонте. Но она знала, что за ними простираются сотни миль пустыни и плоских равнин с сухой, ломкой травой, кустарниками и пальмами. Эти места были почти непроходимы, особенно для того, кто никогда не бывал по ту сторону гор.

Мортон именно этого и хотел: до Блисс-Ривер-Вэлли было очень трудно добраться. И еще труднее оттуда выбраться даже налегке, не то что с вещами, пусть самыми необходимыми. Чарлзу Эллиоту скоро удастся исчезнуть, притом самым позорным образом, с запятнанными кровью руками.

Она закрыла глаза и мысленно представила его себе. Она не заметила ни малейших следов смятения или тревоги на его лице, когда они зачитали ему приговор. Он не проронил ни слова, не сделал ни жеста, которые бы свидетельствовали о раскаянии.

Что же он за человек, этот мужчина из другого мира, которого Мортон приветствовал в своем королевстве?

Он не был убийцей, судя по тому, что она услышала. Но приговорил свою мать к смерти в своем сердце… Так о чем еще она размышляет?

Она думала, прикидывала, гадала, зачем, собственно, Чарлз Эллиот пожаловал в Вэлли ночью с караваном. Возможно, чтобы продать дюжину пони, за которых Мортон заплатил ему целое состояние? Они прибыли кораблем с юга, а потом с караваном он доставил их в Вэлли.

И однажды оказалось, что пони здесь и Эллиот при них, и ни адская жара, ни мучительное путешествие никак не отразились на нем: он размечал поле мелом и выстраивал пони с самого дня прибытия. По-видимому, он был опытным путешественником. Она хотела верить в это, верить, что он знал все пути и дороги и смог бы покинуть Вэлли, и знал бы, куда идти и как добраться до места, как только перевалит за горную цепь. Даже до Англии. Она знала, как выбраться из этой Вэлли. Почему же она отчаялась? И куда отправилась бы отсюда? В Англию. На этот счет она не колебалась ни минуты. Так в чем же дело? Отправиться в Элинг? Но ведь ее отец спустит на нее собак. Элинг… Дитя пустыни превратится в настоящую английскую леди? Это стало бы кошмаром и для нее, и для отца, если бы даже он принял ее. Есть вещи, от которых при всем желании трудно отказаться. Но она согласилась бы на это.

Ей до боли захотелось стать такой, как все. Словно проснулось ее второе «я», о существовании которого она и не подозревала. Оливия рассказывала ей истории, похожие на сказки, рисовала картины жизни, столь непохожей на жизнь в Вэлли, что ей захотелось уехать в Англию, где жил ее отец. Он бросил их здесь, в Вэлли, и теперь должен проявить к ней милосердие. Она очень на это надеялась. Он обрадуется ей, скажет, что в Элинге ее дом. Дом… У нее никогда не было дома. У нее была своя комната, ее кормили, ей дали образование, у нее было общество, правда, весьма своеобразное, но дома у нее никогда не было.

Отец даст ей дом. Он не отвергнет ее после всего, что ей придется вынести по пути в Англию, когда она сбежит из Вэлли.

Эллиот… Ее последняя надежда, последний шанс. Она приняла решение на рассвете после того, как видела во сне замки и сельские дома Англии.

Теперь ей было с чем прийти к нему, что предложить, чтобы заключить сделку. Ее отец щедро вознаградит отважного искателя приключений, спасшего его дочь из этого «сада или ада наслаждений».

В крайнем случае она расплатится с ним своим телом. Чарлз Эллиот хоть и отверг ее, неравнодушен к ее красоте. Но до этого дело еще не дошло. Свой план она ему предложит позднее.

– Джорджи! Джорджи!

О Господи, Оливия!

Она набросила домашнее платье и поспешила вниз.

– Да, мама?

– Я подумала, мы могли бы позавтракать вместе.

Они никогда не завтракали вместе. Джорджи послушно села за стол, а Оливия позвонила в колокольчик. Служанка принесла дымящийся чайник и блюдо тостов.

– Завтрак обычный, – сказала Оливия. Обычный завтрак состоял из яиц, тостов, бекона, апельсинов и ананасов, а также жареных баклажанов и маринованных бобов. – Вот и отлично. Завтра утром этот злодей понесет заслуженную кару. Око за око, как сказано в Писании. Теперь Лидия будет отомщена.

Джорджи промолчала. Оливия искоса глянула на нее:

– Ты так не думаешь, Джорджи?

– О чем?

– О том, что смерть Чарлза Эллиота станет отмщением Лидии?

– Разумеется. Ты выполнила свой долг.

– Все с этим согласны, – сказала Оливия, разливая чай.

Одна из них…

– Мне ненавистно думать, что это станет началом новой эры в Вэлли, – разглагольствовала Оливия, накладывая на тарелку Джорджи тосты. – Сразу станет ясно, кто как относится к нашему образу жизни. Если такая змея, как Чарлз Эллиот, может прокрасться сюда, то кого ждать в следующий раз? Ты не согласна, Джорджи?

Джорджи почувствовала, как по спине побежали мурашки:

– Я… ты к чему клонишь?

Оливия положила себе яичницы с беконом и продолжала:

– Ты, кажется, не в восторге от нашей жизни здесь. Говоришь «нет», когда тебе что-то не нравится, создается впечатление, что ты предпочла бы жить где-нибудь в другом месте. Но ты же знаешь, что это невозможно. Мы с Мортоном хотим, чтобы ты активнее участвовала в нашей жизни и более благосклонно относилась к мужчинам, которые желают тебя.

– А если я скажу «нет»?

Оливия холодно посмотрела на нее. Джорджи еще ребенком отказывалась выполнять свои прямые обязанности. Она так и не стала гедонисткой. Теперь следовало показать ей, кто здесь хозяин.

– Но тебе придется, Джорджи. Мы должны сохранить наш образ жизни и никому не позволить изменить его. А ведь многие стремятся к этому.

– Они нас не найдут, – пробормотала Джорджи.

Оливия фыркнула:

– Но ведь Чарлз Эллиот нашел.

– Он только хотел разделаться с Лидией.

– Джорджи!

– Не понимаю, почему я должна ложиться на спину ради любого ублюдка в Вэлли.

– Ты ничего не хочешь слушать. В этом твоя сила, моя дорогая девочка. Ты же знаешь, чего они желают, так дай им это. Они готовы на все, только бы добиться своего. Так пользуйся своей властью. Скажи, что больше не будешь препираться со мной.

«Нет, не буду, я просто убегу отсюда».

– Я не стану больше препираться с тобой, – словно эхо, повторила Джорджи.

– Ну и прекрасно. А то ведь дело могло дойти до драки, учитывая твое упрямство. Слава Богу, ты поняла, что поставлено на карту, – сказала Оливия, яростно намазывая маслом тост. – Ты хоть сознаешь это?

– На карту поставлен весь мир, как мы его понимаем, – заметила Джорджи не без иронии.

– Это точно, – ответила Оливия, отправив в рот кусочек тоста.

Что нужно для путешествия по пустыне? Две резвые лошади. Запас еды? Финики, орехи, апельсины, бобы, рис, кофе – все, что не портится. Какую-нибудь посудину, из которой можно есть и пить… Пока больше ничего не приходит на память. Надо подумать.

Еще нужны ножи, вода, одежда, не стесняющая движений. Сапоги. Палатка. Господи! Откуда взять палатку? Впрочем, ее вполне заменят простыни. Одеяла. Компас.

Она пока ничего не предлагала Чарлзу Эллиоту, решила сделать это, когда найдет все необходимое. Времени хорошенько подумать или составить план у нее нет. Просто она поняла, что умрет, если останется здесь. Но она вовсе не уверена в его согласии бежать; и все же он не захочет умереть мученической смертью в угоду лицемерам из Блисс-Ривер-Вэлли. Но возьмет ли он ее с собой? Прежде всего следовало обезопасить себя на случай, если бы кто-нибудь заметил ее возле Фози-Хаус. Чарлз Эллиот был надежно заперт, и ей предстояло потрудиться, чтобы освободить его и объяснить, зачем она пришла.

Но пока рано об этом думать. Надо собрать все необходимое. Близится тот проклятый час, когда все собираются вместе, чтобы выпить, поужинать и повеселиться, самое время отправиться к Эллиоту.

– Я немного запоздаю, – сказала она Оливии, притворяясь, будто безмерно рада возможности провести вечер в их обществе, потому что знала, что Оливия именно этого ждет от нее. – Хочу принять ванну, приготовиться к вечеру.

– Вот это дело, – одобрила Оливия. – Окунись-ка в ванну, моя девочка. Получи удовольствие. Ощути себя женщиной, прояви свою власть и силу. Мы ждем тебя к пяти, а потом будет обед и променад.

– Я ничего не пропущу, – пробормотала Джорджи, прикидывая в уме, что ей предстоит сделать в ближайшие часы. Сначала Эллиот. Потом отдых. И чем скорее они убегут, тем лучше. «Господи, сделай так, чтобы он согласился!» И лошади. Она должна отвести их в определенное место. Куда? И какую поклажу они способны нести на себе, когда почуют свободу?

Она дождалась гонга, возвестившего, что клуб открыт и пора ужинать, и направилась в сторону Фози-Хаус, противоположную клубу.

Тишина. Слава тебе Господи! Спасибо хоть за это. Значит, стражи нет, она тоже в клубе, где готовятся к завтрашнему представлению. Поэтому Эллиот либо крепко связан, либо закован в цепи, и можно не опасаться, что он сбежит.

Сарай, где его держали, находился в сотне футов от Фози-Хаус, в пальмовой рощице, где было новое кладбище со свежей могилой Лидии.

Джорджи отвела от нее глаза и направилась к сараю. Сарай был освещен фонарем. Они не оставили его в темноте. В одной половине строения соорудили деревянную клетку, поставили на деревянную платформу и привязали Чарлза за руки и за ноги к ее основанию. Здесь было полутемно и сыро, и Чарлз Эллиот в ярости вертелся и ерзал, пока не почувствовал ее присутствие.

– Вы! Вы! Вон отсюда!

Джорджи уставилась на его израненные веревками запястья. Видимо, он пытался освободиться. Он походил на дикого затравленного зверя.

Его ярость была настолько очевидной, что ее это даже обескуражило.

– Послушайте меня! – выговорила она наконец.

– Послушать вас? Послушать вас! Клянусь всеми пророками… послушать вас…

Он рассмеялся, и этот скрежещущий звук ударил по нервам.

И что теперь? Она не предполагала, что он не пожелает даже выслушать ее, хотя его жизнь поставлена на карту.

– Вы глупец, мистер Эллиот, – сказала она резко.

– Да, но и о вас все известно, – огрызнулся он. – Это заслуженное наказание для того, кто вас отверг. Вы пришли поглазеть на меня и позлорадствовать?

В полном отчаянии она сжала кулаки.

– Вы, высокомерное животное, я пришла вас спасти.

Это отрезвило его. Он повернулся к ней, и его холодный жесткий взгляд стал еще острее.

– Вы? – спросил он в изумлении. Его взгляд снова стал подозрительным. – Почему?

Наконец-то ей удалось пробить брешь в этой твердыне.

– Вы возьмете меня с собой.

Он помедлил с ответом:

– Куда?

– В Англию.

Он замер. Именно туда он и собирался бежать, завершив свое дело. Что это? Счастливое совпадение или западня?

– А зачем вам в Англию? Чтобы путаться с любым малым от Лондона до Лидса?

Ее бросило в жар, но она проглотила обиду. Все слишком серьезно. Вопрос жизни и смерти.

– Я вас освобожу, а за это вы отвезете меня к отцу.

Он оживился, и это придало ей уверенности.

– Даже выберись вы из этой клетки, одному вам не уйти из Вэлли. Я выведу вас отсюда, а вы поможете мне добраться до Англии. Заключим сделку.

– Сделку? Но я могу оставить вас в Сефре, как только мы покинем Вэлли.

Да, он мог это сделать. Почему она вообразила, что он честно выполнит свою часть сделки? И зачем вообще он препирается с ней?

– Без моей помощи вам не выбраться из Вэлли. – Она помолчала, чтобы он осмыслил сказанное, и добавила: – Без моей помощи вы умрете, и вас похоронят здесь, в Вэлли. Вы не сможете ускользнуть от охранников Мортона. Они неусыпно следят за вами и убьют на месте, если вы выберетесь из клетки. Таково правосудие здесь, в Вэлли, мистер Эллиот.

– Понимаю, – пробормотал он. «Да. Пусть поможет, пусть выведет меня отсюда. А там видно будет. Не обязательно держать слово, данное потаскушке». – Но почему вы… почему именно вы?

– Я вам уже объяснила. Хочу поехать к отцу. Но это не единственная причина. Об остальных, если захотите, расскажу в пути. Какие еще услуги я смогу вам оказывать, если у вас возникнет в них потребность, вы знаете. Мой отец, возможно, вознаградит вас в благодарность за то, что вы меня привезли.

Итак, она вызволит его из ада, будет оказывать сексуальные услуги на протяжении всего путешествия в тысячи миль. В конце концов, он может получить за нее тысячу фунтов золотом на рынке рабов, цену ее приданого в Англии. Она готова на все. Он это понимал. Умная, но наивная. Нет, он не станет пользоваться ее услугами. Ни за что. И как только его угораздило вляпаться в такую историю?

– У нас мало времени, – тихо произнесла она.

– Когда?

– Нынче ночью.

Он закрыл глаза. «Хорошо, превосходно». Он принял решение и овладел собой. Время пошло. Теперь каждая минута была на счету.

– Две лошади привязаны на кладбище, можете взять их в любой момент. В моем бунгало, в платяном шкафу, спрятано все необходимое. В каминной трубе высоко, над заслонкой, – мои документы.

– Но они будут рыскать там, – предостерегла она его.

– Они спрятаны недалеко от дымохода. Я никому бы не доверился в этой адской дыре.

– Но нам потребуется кое-что еще…

– Мы будем путешествовать, насколько это возможно, налегке. Вам потребуются плащ, сапоги, кое-какая пища, если вы сумеете собрать ее, не вызывая подозрений. Вода. Среди моих вещей есть бурдюки. Необходимо наполнить их водой. Остальным в крайнем случае можно пренебречь.

Она должна это сделать. Но этот груз мог оказаться непосильным для лошадей. Впрочем, об этом она подумает позже.

А сейчас она могла предложить ему то, в чем он нуждался больше всего, – надежду.

– В остальном, – добавил он, пронзив ее огненным взглядом, – положимся на судьбу…

Выскользнуть из-за стола во время обеда – нелегкое дело, если ты собственность общины, но Мортон и ее мать, к счастью, не были вездесущи, и она солгала им, сказав, что пообедала на веранде с друзьями.

Это позволило ей сэкономить время и побывать в бунгало Чарлза. Ей повезло: охраны не было. Никто не сомневался в том, что он не сбежит. Предателей в Вэлли не было.

Джорджи скользнула в бунгало через заднюю дверь, зажгла предусмотрительно приготовленную свечу. «В платяном шкафу», – повторяла она про себя. Один шкаф находился в гостиной, второй в спальне внизу, третий в спальне наверху. Сначала наверх – она поднималась, а за ней по узкой лестнице следовали длинные тени, и при каждом звуке она вздрагивала.

В стенном платяном шкафу ничего не было. В комнате только кровать и туалетный столик. Должно быть, Чарлз Эллиот жил монахом. И платяной шкаф был пуст.

Потом вниз – ее шаги резонировали, отдаваясь эхом от голого пола. Снаружи проникал слабый свет. Видны были огоньки в клубе «Нандина», слышался смех – отголоски смеха плыли и доносились до бульвара, напоминая, что времени в обрез.

Беглый осмотр кухни и гостиной, а затем платяного шкафа в нижней спальне. Так вот же он – сверток, о котором говорил Чарлз, а рядом с ним два бурдюка для воды. В точности ему не откажешь.

Бурдюки и сверток на плечо – их надо срочно перенести на диван в гостиной. Разгадывать тайны свертка некогда. Рядом со свертком она положила бурдюки. Теперь камин. Можно воспользоваться кочергой, чтобы достать мешок…

Ах, этот царапающий звук кочерги по кирпичам. Не слишком ли много шума? Кочергой она ничего не нащупала. Значит, следовало протолкнуть ее поглубже. Постой-ка – вот он! Черт возьми! Шум шагов на галерее? Свет? Она распласталась на полу, пытаясь в то же время что-то разглядеть в окно. Она была в черном, но все же… если бы кто-то вознамерился искать ее здесь или послал охранника в дом… Впрочем, зачем им это? Они подвесили Чарлза Эллиота на веревках, как индейку. Он никак не мог бежать.

Но где же все-таки мешок? Шаги все ближе. Дверь открылась. В проеме замаячила тень. Не дыши! О Господи! Этот сверток! Сверкнул огонек фонаря. В комнате заплясали тени.

– Похоже, на диване сверток. Видимо, мерзавец думал улизнуть, как только совершит свое грязное дело, – раздался голос.

Другой голос, снаружи, ответил:

– Это нас не касается.

– Но все же следовало посмотреть, что там, в этом свертке.

О Боже милосердный! Если они войдут… если они… нет, не войдут.

– Черт возьми, парень, у нас всего десять минут до променада. Неужели ты хочешь развлекаться с этим свертком?

– Ладно, скажем Мортону, что все осмотрели. Кому нужен этот тюк?

– Никому. Нам девочки нужны. Идем же!

Дверь закрылась. Шаги стали удаляться, голоса едва слышны.

Теперь можно перевести дух.

Они ведь могли ее поймать.

Ну могли – и что?

Пришлось бы объясняться с Мортоном. Она бы что-нибудь придумала, выкрутилась, на это она мастерица… Она подползла к камину и стала орудовать в нем кочергой. Вдруг кочерга на что-то наткнулась. Джорджи встала на колени, чтобы нажать на кочергу в полную силу.

Девушка была в полном изнеможении. Казалось, еще немного – и она потеряет сознание. Последняя отчаянная попытка. Глухой стук – и на кирпичи упал какой-то продолговатый предмет, завернутый в клеенку.

Она спрятала сверток под платьем, перекинула через плечо бурдюки. Господи! Что в этом свертке? Шатаясь под его тяжестью, она побрела в ту сторону, где садилось солнце. Однако останавливаться на полпути Джорджи не хотела. Ей еще многое надо было сделать, а времени оставалось совсем мало. Она понимала, на какой идет риск. Он сам сказал, что может бросить ее в Сефре. Он даже мог ее убить. Необходимо беречь силы. А главное – выяснить, почему он так дорожит этим свертком, почему настаивал, чтобы она его принесла. Хорошо, если там спрятаны деньги. По крайней мере она сможет выбраться, если он ее бросит.

Джорджи, с опаской озираясь, принялась ощупывать его вещи.

В свертке оказались небольшая палатка, колья к ней, горшки и кое-какая утварь, смена одежды. Она была уверена, что это не все, и продолжала искать.

Вряд ли Эллиот явился в Вэлли без денег, тем более имея намерение совершить убийство. Он должен был обеспечить себе пути к отступлению, в случае если бы нож его вдруг оказался тупым, или Мортону не понадобились его пони, или на худой конец его бы разоблачили… Эллиот, судя по всему, никогда не полагался на волю случая.

Она шарила по полотну свертка, пока не нащупала какую-то выпуклость. Но не внутри, а снаружи. Среди широких ремней, в нижней его части, в том месте, где он должен соприкасаться с лошадиной спиной… в наружном шве… Она сама удивлялась, насколько чувствительными стали ее пальцы. Надо напрячься. Нельзя покинуть Вэлли, имея только нож. Надо обезоружить его. О, там наверняка есть отверстие. Вздохнув, она запустила в него пальцы и обнаружила маленький пистолет. Величиной с ее руку.

Вот она сила, вот она власть. Теперь он ее не бросит.

Заряжен? Она осторожно опустила пистолет в карман. Он не должен обнаружить пропажу, пока они не тронулись в путь.

Надо застегнуть пряжку на свертке. Теперь мешок, на котором тоже ремни с пряжкой. Она принялась шарить в нем. Бумага. Возможно, деньги. Она очень на это надеялась. Вытащила пачку бумажек и, сложив их, тоже опустила в карман.

А он вообразил, будто воры обладают чувством чести. Нет, все не так просто. Все имеет свою цену. Ему придется дорого заплатить за пренебрежение к ней, за то, что он недооценил и отверг ее. Теперь они будут играть на равных, и у нее есть шанс выиграть, каковы бы ни были его планы. Она опаздывала на променад и замирала от страха при мысли, что мать спросит, где она была.

Она не думала, что спрятать все в тайник будет так трудно. Когда наконец она привела себя в порядок и пошла на аллею свиданий, все уже разошлись, и некому было выбрать ее на ночь в качестве партнерши.

 

Глава 7

Она сложила все пожитки в кучу возле конюшни. Как ей это удалось, она и сама не могла понять. Под покровом ночи пришлось перетаскивать каждую вещь отдельно. Обитатели Вэлли в этот час предавались любовным утехам, Мортон и Оливия, вероятно, решили, что и она занята тем же самым.

Везением можно было счесть и то, что Мортон никак не ожидал, что кто-нибудь захочет прийти на помощь Чарлзу Эллиоту, что, однако, не помешало ему проверить ранее, на месте ли узник.

Какое счастье, что она не выпустила его раньше. Самым тяжелым было перетащить бурдюки с водой. Полные воды, они оказались значительно тяжелее, и Джорджи вовсе не была уверена, что изящные и капризные пони смогут везти столь тяжелую кладь, не считая свертка Чарлза Эллиота с одеждой и постелью и мешка с едой.

Она также стащила пару сапог Мортона, простыни, бечевку и большой нож.

Итак, первая часть дела сделана. Она стояла у сарая. Тяжелый густой воздух был пропитан влагой. Мортон давным-давно ушел, но она все еще ждала.

У ночи была своя тишина, полная тайн, зноя и соблазнов. Она давала ей уверенность и ощущение безопасности.

Господи, неужели она и впрямь это сделает?

Время тянулось томительно медленно. Наконец девушка решила, что пора действовать.

Она сделала глубокий вдох, потрогала свой нож, подождала еще минуту и скользнула в сарай.

Итак, в результате тщательно разработанного плана он оказался во власти сумасбродной потаскушки. Его жизнь теперь в ее руках. Это было чистым безумием. Он предоставил ей распоряжаться его снаряжением и деньгами. В этом было что-то противоестественное, будь он в здравом уме, не совершил бы ничего подобного. По всей вероятности, ему следовало забыть о свободе. Она, конечно же, не вернется. Прошли долгие часы с тех пор, как она приходила к нему заключить сделку, и они были для него настоящей пыткой, прерванной появлением Мортона, который был не прочь поиздеваться над ним.

– По правде говоря, – сказал Мортон, – вы оказали мне услугу. Я мог бы поклясться, что убью вас, но теперь нашел вам иное применение.

– Зато я вас убью, – выплюнул ему в лицо Чарлз. Никогда не следует показывать врагу свой страх, даже если ты связан по рукам и ногам, а враг может в любой момент вонзить кинжал тебе в спину. – У меня, как у кошки, девять жизней. Вы не можете быть уверены, что завтра я умру. Вы были так самоуверенны, и видите, что получилось.

– О, об этом я позабочусь, мой друг. Завтра вы обязательно умрете за то, что убили свою мать, избавив таким образом меня от лишних хлопот.

Господи, как ему хотелось ударом кулака повергнуть Мортона на землю. Мысль о мести согревала душу.

Если бы Чарлзу удалось бежать, такая же участь постигла бы Мортона. Он не имел бы ни минуты покоя, не зная, когда и откуда появится Чарлз, чтобы лишить его жизни. Но где же она? Никогда еще время не тянулось так медленно. Фитиль лампы выгорел дотла, зашипел, замигал в агонии, бросая мрачные тени на стены. Он лежал плашмя на спине, связанный по рукам и ногам, беспомощный, бесполезный, не будучи в состоянии распоряжаться собственной жизнью, не будучи в силах справиться с пронзительной печалью, оттого что его мать умерла. Но, слава Пророку, не от его руки. Из грехов, которые он мог бы совершить, этот был хуже всех. Но она погибла не от его руки. Колесо фортуны повернулось, его план и алчность Мортона пересеклись, и ему не удалось осуществить свой замысел.

Он отомстит за ее смерть теперь. Круг не разомкнется. И, глядя на него с небес, она улыбнется, наконец-то соединившись с его отцом навсегда и навсегда обретя мир и покой.

Но где же, черт возьми, эта шлюха?

Лучше смерть, чем полная беспомощность. Он должен верить, должен надеяться. Раз она пришла к нему, значит, нуждалась в нем и знала, что и он в ней нуждается.

Такова участь заговорщиков. Они должны держаться друг за друга. Но с ее стороны было несколько наивно верить, что он отвезет ее в Англию.

Англия. Господи, он так любит эту страну. Его сердце принадлежит Англии, а душа жаждет скитаний по пустыне.

Не лучше ли вернуться в Аргентину? Там и пампасы, и изысканное общество. Но они стали бы искать его именно там. И нашли бы. Так что он решил на время обосноваться в Англии, где можно затеряться среди вересковых пустошей и торфяных болот и предаться мыслям о своих грехах.

Господи! Его дядя и понятия не имел о том, что дал толчок последующим событиям, когда отправил его учиться в Англию.

«Будь среди них, – напутствовал его дядя, – учись быть таким, как они. Будь на виду, но не снимай личины…»

Он последовал совету дяди, обрел личину, постепенно ставшую его сущностью, и не имел ни малейшего желания отрекаться от своего нового «я». Англия…

Где же она, черт побери?

Ожидание хуже смерти.

Чтобы окончательно не свихнуться, необходимо разработать план.

Прикинуть, куда бросится Мортон на поиски, и двинуться в противоположном направлении. Скорее всего он подумает, что они отправились в Порт-Элизабет. Или в Кейптаун. Но они не могли двинуться на восток, черт бы побрал этого Мортона и его глубоко укоренившееся понимание того, что представляет собой сердце вельдта. Они никуда не могли отправиться, не подвергаясь величайшей опасности. И потому нуждались в продуманном плане. Можно было бы податься на запад через пустыню Калахари и Сьерра-Леоне, в долгое и тяжелое путешествие. Но в такое место, которое не придет в голову Мортону. Если двигаться на север и запад, легко добраться из Кабинды до Аргентины. Почему бы и нет? Можно попытаться. Что она понимает, эта невежественная девка, в чьи руки он отдал свою жизнь? Пообещай он ей, что они отправятся в Англию, она, вероятно, не смогла бы распознать правды. Проклятие, проклятие, проклятие… Скрип, режущий слух. Дверь чуть-чуть приоткрылась. В неверном трепетном свете появился силуэт. У него захватило дух, когда в двери показалась стройная женская фигурка с каким-то инструментом в руке.

– Что это, черт возьми?..

– Ш-ш-ш… – Она прошла по грязному полу и опустилась на колени рядом с клеткой. – Попытаюсь перепилить эту перекладину.

– Это займет чертову уйму времени, – проворчал он, но она с решимостью, стиснув зубы, принялась за дело. Ничто, казалось, не могло ее остановить. Хорошо, что удалось раздобыть прочный нож. Нет, она не глупа.

– Я приготовила лошадей, собрала все необходимое и оставила возле конюшен, но не смогла совладать с пони.

– Вы хоть умеете ездить верхом?

– Да-а-а… вот! – Ей удалось перепилить перекладину. Она бросила на него торжествующий взгляд и принялась за вторую. – Еще пять минут…

Они показались ему пятью часами, но по крайней мере все необходимое для побега было на месте. И она не обманула, пришла. Только бы оказаться на свободе, и тогда ищи ветра в поле.

Маленькая невинная сучка.

Она была необычайно красива. Настоящая королева с блестящими волосами и роскошным телом. Но она – распутница. Он должен помнить об этом. Она – условие сделки, и не более того. Он мог бы и завтра перехитрить петлю, но предпочел бежать нынче ночью.

Судя по звуку, она перепиливала последний дюйм перекладины.

– А теперь… – Она обеими руками взялась за оба ее конца и потянула их вверх. – Нет, не здесь и не так, – пробормотала она и принялась пилить сначала одну, потом другую из перекладин. На этот раз вид у нее был бесшабашный и крайне решительный, потому что время поджимало.

Время шло, он просто ощущал это. Он не знал, который теперь час, но чувствовал, что ночь длится чертовски долго, а ему приходилось ждать и ждать. А теперь от свободы его отделяли какие-то жалкие дюймы.

Она уронила нож, схватилась за перекладины и потянула. Крак! Он взял нож, оказавшийся в его клетке и принялся перепиливать свои путы. Ему потребовалось четыре минуты, чтобы освободиться от них, четыре долгих мучительных минуты, чтобы вернуться к жизни. Он схватил нож и прополз сквозь перепиленные перегородки. Выбирался с трудом, потому что руки и ноги онемели. И вот они, взявшись за руки, несутся к загону для пони. Бегут что есть силы. Бегут, бегут, бегут навстречу судьбе… навстречу неизвестности…

– Джорджи? Джорджи! – звала Оливия, стуча в дверь спальни дочери.

Близилось время казни. Слышны были глухие удары – это сооружали виселицу.

Оставалось только удостовериться, что Джорджи вернулась домой.

– Джорджи!

Дочь не отозвалась, и Оливия распахнула дверь. Спальня была пуста. Отлично. Джорджи сдержала слово.

– Ну? – послышался за ее спиной голос Мортона.

– Ее здесь нет.

– Отлично. Я рад, что до нее наконец дошло.

– Уже пора.

– Да. Я лично возьму на себя высокую честь сопроводить Чарлза Эллиота до места казни.

– На какое время она назначена?

– На семь. Им не следует при этом присутствовать.

– Не следует. Лидия не хотела бы этого.

– Ты мыслишь точь-в-точь как я, моя дорогая.

Они вышли из дома рука об руку и двинулись по главной улице.

– Вероятно, все они еще спят, – пробормотала Оливия.

– У них нет нашей энергии, и стиль совсем другой.

Они приблизились к Фози-Хаус. Виселицу строили довольно далеко, за кладбищем, но стук молотков был отчетливо слышен. Волновались пони в ближайшем загоне.

– Лошадей на тысячи фунтов, – бормотал Мортон. – Греет сердце мысль о том, сколько денег это нам принесет. Можешь распорядиться, чтобы Смит приготовил одну.

Оливия вышла, а Мортон отправился к сараю, где содержали пленника. Никакой жалости он к приговоренному не испытывал.

Этот человек должен умереть. Лидии уже нет. Он увезет Оливию в Англию, поправит дела, и им откроется лучезарное будущее, потому что деньги польются рекой. Поселятся они в Элинге. Ему не терпелось поскорее покинуть Вэлли.

Потирая руки, он открыл дверь сарая.

– Оливия!

Джорджи тоже исчезла. У Оливии почему-то возникло ощущение, что ее предали. Ведь Джорджи обещала ей измениться и стать послушной, сознавая, что лжет. К тому же она связалась с человеком, способным ее погубить.

Оливия никогда ее не простит.

– Неужели ты не понимаешь, дорогая, что нам это на руку? – пытался утешить ее Мортон. – Мы сможем ускорить наш отъезд в Англию.

– Почему ты вообразил, что они отправились в Англию, а не в Аргентину?

– Оливия, мы не знаем всего. Возможно, он ее похитил и будет держать в качестве заложницы.

– Ну, я не заплатила бы за нее и полпенса, – огрызнулась Оливия. – Нет. Она вела себя подозрительно. Старалась не участвовать в наших развлечениях, была своенравна, а теперь вошла в сговор с этим убийцей. Я умываю руки, мне все равно, что с ней будет.

– Допустим, они отправились в Англию. Для нас это отличный предлог покинуть колонию.

– Пожалуй, – после паузы ответила Оливия. – Отправиться на поиски моей заблудшей дочери, которую похитил этот коварный Эллиот. А кого ты оставишь здесь вместо себя? Вряд ли найдется достойная замена.

– А на это мне в высшей степени наплевать. Лошади принесут нам достаточно денег, чтобы добраться до Лондона, а сейчас это главное. Найдем Джорджи – тем лучше. Если удастся договориться с Генри, начнем новую жизнь.

Договориться… Этот Генри – зануда и праведник. Презирает их. Однако не стоит сейчас огорчать Мортона. Он и без нее это знает. Но не существует препятствий, которые бы Мортон не мог устранить со своего пути. Чего бы это ему ни стоило.

И именно это ей нравилось в Мортоне больше всего.

В конце концов все получилось не так, как рассчитывал Чарлз. Во-первых, с лошадьми оказалось управляться труднее, чем он думал, потому что двенадцатичасовое пребывание в заточении ослабило его, а животные были капризными, раздражительными и пугливыми. Шарахались от каждой тени.

Согласно плану Джорджианы они пробирались тылами и узкими тропками, что было нелегко при скудном свете затянутой облаками луны.

Таким образом, он не смог обвести ее вокруг пальца и ускользнуть, как намеревался, поскольку один не выбрался бы из Вэлли.

Джорджи убедила его, что на этом пути их никто не станет преследовать, не говоря уже о том, что там попадались рощицы и лощины, где можно было укрыться.

Они обогнули Вэлли, с риском для жизни взбираясь на горы и двигаясь на запад, к побережью. Наверняка Мортон не станет их здесь искать. Он уверен, что они отправились на юг, к ближайшему морскому порту.

Заподозрит ли Мортон, что они держат путь в Англию, неизвестно, зато им удастся оторваться от преследователей.

До рассвета они продвигались медленно, лишь изредка обмениваясь несколькими фразами, чтобы уточнить маршрут. Чарлз чувствовал слабость и головокружение, давал себя знать и голод. Надо было дать отдых животным, определить, где они находятся и куда двигаться дальше.

Ясно было, что от Блисс-Ривер-Вэлли они недалеко ушли. Беглецы находились довольно высоко, у подножия холмов, когда приняли решение остановиться и передохнуть. Напоили животных, сняли с них поклажу. И решили немного подкрепиться.

– Казнь была назначена на семь, – сказал Чарлз, прислонившись к выступу в скале, где обнажилась порода, и доедая краюшку хлеба. – Который час? Вероятно, они уже знают о моем побеге. Интересно, что они предпримут?

– Мортон придет в ярость, – сказала Джорджиана, – тем более когда обнаружит, что я тоже исчезла. Но он отличается гибкостью ума. Возможно, он вообще не станет нас искать.

Чарлз соскользнул на землю, внезапно ощутив невероятную слабость. До этого пункта он не смог бы добраться без нее, но дальше ему было бы намного удобнее путешествовать одному, и он двигался бы намного быстрее.

Одета она была в легкое полупрозрачное платье и шлепанцы. Видимо, не представляла себе, какое им предстоит путешествие. Не была готова к лишениям – сдержанности, непритязательности, скромности и воздержанию…

Он решил, что оставит ее в Сефре.

Чарлз не знал этих мест. Не имел представления о Южной Африке: прибыл сюда морем из Кейптауна, куда попал из Камеруна, и до Вэлли добрался вместе с караваном. Зато он знал, как выжить в пустыне. На этом отрезке пути у них было все необходимое. У нее хватило сообразительности захватить непортящуюся еду. Бурдюки были полны. Он имел нож, служивший ему и оружием, и инструментом, она захватила пару сапог и несколько простыней. Для столь изнеженного, не знающего жизни создания это было неплохо. Подкрепившись, Чарлз почувствовал себя намного лучше. Он перенес все вещи на небольшую площадку, где они расположились. Пора было проверить запасы.

– Надо понять, где мы. – Он расстелил одеяло и, роясь в припасах, пытался найти пистолет. Смена одежды, постель, палатка и шесты для нее, горшок для приготовления пищи, миски, столовые приборы, спички… Пистолета не было.

Он не подал виду. Эта лживая маленькая… Мисс Потаскушка…

– Вы ищете это?

Он резко поднял голову и увидел у нее в руке свой пистолет, нацеленный ему прямо в сердце.

– Искал кое-что, – ответил он не без сарказма. Взял свой клеенчатый мешок, открыл. Черт! Эти нежные пальчики обшарили и его. – Ну как не восхищаться вашим умом!

– Мы ведь отправляемся в Англию, мистер Эллиот?

– В этом нет никаких сомнений.

– Или мне лучше оставить вас здесь, на огромном плато, как вы, полагаю, собирались поступить со мной. Знаете, почему среди прочих причин Мортон выбрал для своего Эдема именно это место? Потому что это горы. Здесь можно заблудиться. Вы будете думать, что идете в одну сторону, а окажется, что двигаетесь в противоположную. В таких горах мужчина легко может погибнуть.

– А женщина – в пустыне.

– Согласна. Поэтому нам друг без друга не обойтись, мистер Эллиот.

– О да, возразить тут нечего. Вы будете блуждать по Калахари, питаясь несколькими финиками и ночью укрываясь простыней.

– Я к этому готова, – произнесла она, понимая, что это далеко не так. Ей было страшно, но признаваться ему в этом она не собиралась. Ей просто не верилось, что рука, державшая пистолет, не дрожала. Что голос оставался спокойным, как будто она умела пользоваться оружием. Да, ей было страшно. Она боялась этого человека, способного, как ей казалось, на все. Не вернуться ли ей в Вэлли, к привычной беззаботной жизни, где от нее ничего не требовали, только раздвигать ноги? Нет, ни за что. Это еще страшнее, чем блуждать по пустыне. Выбор сделан, и обратного пути нет.

– Итак, мы едем в Англию, мистер Эллиот.

– Ладно, пусть будет Англия, – согласился он. – Но вам придется носить одежду. Вероятно, вас это будет ужасно стеснять.

«Мерзавец! Сукин сын!»

– Ну, это мне решать, – ответила она вызывающе. – Что еще?

Эта мысль поразила его как удар грома: она, эта королева, будет разгуливать обнаженной по дому какого-нибудь мужчины, предлагая себя, выставляя напоказ свою красоту, свое безупречное тело. Шлюхи не признают морали, главное для них – плотские утехи.

– Вы выполнили свою часть сделки. Я выполню свою.

– Надеюсь на это. Наверное, я взяла все ваши деньги?

– Хватит, – ответил он угрюмо. – Нам надо продержаться неделю или чуть дольше, пока мы не пополним запасы и не определимся, куда двигаться дальше. Припасов у меня даже для одного больше, чем надо. У нас есть еда и питье. На лошадей можно рассчитывать – они резвые и выносливые. Мы без труда сможем разбить лагерь. Что вас так испугало? Вы подумали, что здесь, в пустыне, рыщут разбойники? Кстати сказать, вы напрасно оставили меня безоружным… Вы забрали мой пистолет…

– И нож, – добавила она, – вот он!

Где, черт возьми, в складках своего воздушного одеяния она могла прятать нож? Дикая мысль пришла ему в голову, вызвав приступ желания, но он тут же его подавил. На это она и рассчитывала, провоцируя его. Он попытается обойтись без оружия. Как это уже не раз бывало. В пустыне он чувствовал себя как дома, и уж там-то ей придется играть по его правилам. Он продолжал говорить, и голос его звучал бесстрастно:

– Вы правильно сделали, что захватили простыни, из них можно соорудить бурнусы, которые защитят нас от солнца. Мы будем ехать от восхода до заката. Вам, полагаю, тоже не терпится поскорее добраться до места назначения.

– Разумеется, – ответила Джорджи. Она больше не в силах была жить в Вэлли, где только и делала, что удовлетворяла похоть мужчин, зачастую против собственной воли. И вот теперь бежала из этого страшного места с единственным не пожелавшим ее мужчиной. И возможно, с единственным, которого пожелала она сама. Не ирония ли это судьбы?

Она знала, что он хочет ее. Чувствовала это. Просто он сдерживал свои желания, потому что презирал ее, считая падшей женщиной. И все же она не теряла надежды его соблазнить, хотя он не давал ей для этого ни малейшего повода. Это помогло бы ей обрести над ним власть. Особую власть.

Она порывисто встала.

– Я готова ехать сколько угодно, готова на все, только бы добраться до Англии.

 

Глава 8

Оружие придавало Джорджи уверенность в своих силах. Пять дюймов покрытой никелем стали могли подчинить ее воле шесть футов необузданной мужской гордости. Правда, при этом ей пришлось бы быть начеку день и ночь. Мало ли что взбредет в голову Чарлзу Эллиоту. Но пока он нуждался в ней, она могла диктовать свои условия.

Как только они перевалят за горную цепь, все изменится. Джорджи это не могло не тревожить. Она не знала, чего ждать от своего непредсказуемого попутчика, и, двигаясь верхом следом за ним, держала в руке пистолет, нацеленный ему в спину. Он знал, что девушка не умеет обращаться с оружием и, сама того не желая, может его застрелить. А Чарлзу совсем не хотелось умирать в горах.

Он выберется, а она пусть идет на все четыре стороны.

Это было долгое и тяжкое путешествие по узкой тропинке, то взмывавшей вверх, то нырявшей вниз. Тяжело груженные лошади ступали неуверенно, и в наиболее опасных местах Эллиоту приходилось вести их в поводу. Джорджи в своих легких башмачках не могла пройти пешком и нескольких шагов.

– Вам бы следовало опустить этот дурацкий пистолет и положиться на меня, – пробормотал он, когда они оказались на самом тяжелом участке пути.

– Я скорее поверю дьяволу, чем вам, – огрызнулась она.

– Ну, это все равно.

Дальше они двигались в полном молчании. Эта шлюха, надо отдать ей должное, обладала некоторой отвагой. Только напрасно она вообразила, что обвела его вокруг пальца. Впрочем, она в этом вскоре сама убедится.

На ночь они расположились на узком уступе, заросшем сухим кустарником.

Сварили немного риса и съели его с финиками, запивая водой, после чего Чарлз накормил и напоил животных и устроил их на ночь.

– Поспите, – обратился он к Джорджи. – Я вас не брошу.

– Но вы можете попытаться отобрать у меня пистолет. А этого я не могу допустить, потому что хочу добраться до Англии.

Чарлз больше не настаивал, устроился на узкой полоске травы примерно в пяти футах от нее и уснул.

Он научился этому в Оксфорде. Поспать хотя бы полчаса, а потом двигаться дальше без отдыха. Даже после короткого сна чувствуешь себя отдохнувшим и бодрым. Особенно если грозит опасность.

А эта шлюха, впервые взявшая в руки оружие, была опасна. Пока. Рано или поздно они спустятся с гор, и тогда он возьмет инициативу в свои руки.

Прежде чем въехать в селение Акка, потребовалась некоторая подготовка. Она не могла и дальше путешествовать в таком виде, и Чарлз сказал ей об этом, когда они остановились на отдых на горном уступе примерно в миле от деревни.

– И что это значит? – спросила она с подозрением.

– Это значит, ханум, что вам следует закутаться с головы до пят, оставив лишь прорези для глаз.

И все для того, чтобы остановиться на ночлег в деревне, с изумлением подумала Джорджи и обратилась к Чарлзу с вопросом:

– А почему вы назвали меня ханум? – В голосе ее звучало раздражение. – Разве вы не знаете, что меня зовут Джорджианой?

Ему даже в голову не приходило, что у королевы куртизанок и наложниц есть имя. В известном смысле она была дамой высокого ранга.

– Ханум – это нечто вроде обращения «миледи». Нет, я не знал вашего имени, да, признаться, и не очень им интересовался.

Ее это задело.

– Правда? Миледи? Так вы положились на меня, шлюху из Блисс-Ривер-Вэлли, даже не зная моего имени, не будучи уверенным, что во мне сохранилась хоть капелька чести?

– Мы пользуемся тем инструментом, что оказывается под рукой, – пробормотал он.

– Вот как? Значит, я инструмент, шлюха и леди в одном лице?

У него не было ни малейшего желания объясняться с ней. Даже когда она направила на него пистолет. Конечно, пятидюймовое дуло, нацеленное ему в грудь, – не игрушка.

– Будьте же разумной. Мы, двое отчаявшихся людей, должны помочь друг другу. Так завернитесь в эти простыни, остальное предоставьте мне.

– Я готова в них завернуться, если нам предстоит пересечь пустыню. Ну а сейчас зачем?

– Так надо, ханум. Вам предстоит многому научиться, и это только первый урок. Скромность в одежде. Понятие для вас чуждое. Ведь вы привыкли выставлять напоказ свое тело.

Он осекся, вспомнив, как она пришла к нему в чем мать родила. Он не забыл ее роскошного тела, но запретил себе даже думать о нем. По крайней мере до тех пор, пока эта королева могла отстрелить ему весьма важные органы. Сейчас оба они оказались на краю пустыни, и напряжение между ними все росло, невидимое как воздух, но вполне ощутимое. В ее глазах он заметил блеск и выражение торжества. Казалось, она только и ждала, когда он поскользнется, совершит ошибку, проявит слабость и свою зависимость от нее.

Но об этом нечего было и думать. Напротив – он считал, что королеву стоит проучить, унизить. И он мог себе это позволить, пока игра не окончена.

– Возможно, удастся найти вам подходящее одеяние, ну а пока сойдут и простыни.

Он взял одну из них и принялся обматывать ее голову.

Она взмахнула пистолетом:

– Не смейте прикасаться ко мне!

Он пожал плечами:

– Тогда сделайте это сами.

– И не подумаю.

– В таком случае мы не двинемся дальше.

– Я сказала, что не стану этого делать.

– Ханум, если вы появитесь в таком виде в деревне, вас просто убьют.

Это было полным абсурдом. Она не поверила. А вдруг он все же прав? Она продолжала целиться ему прямо в сердце:

– Почему?

– Потому что в вашем облике и одежде таится извечное искушение, соблазн Евы. Мужчина не в силах устоять перед ним, не может подавить в себе желание.

– Хотите сказать, не может не воспользоваться представившейся возможностью! – с вызовом бросила Джорджи. – Эти мужчины ничем не отличаются от тех, что живут в Вэлли. И я не стану подчиняться вашим идиотским религиозным догмам. Скорее войду в эту деревню нагая.

– Да, ханум, вы любите разгуливать голой. Мы оба об этом знаем. Но у каждого народа свои традиции. Вы сделаете то, что я говорю, или мы не сдвинемся с места.

Это была довольно серьезная угроза. Он может бросить ее здесь. И никакие деньги не помогут ей добраться до Англии.

Она кивнула:

– Ладно. Что я должна сделать?

– Опустите этот чертов пистолет.

– Не опущу. Что дальше?

– В таком случае разрешите мне одеть вас, «миледи». А для этого я должен до вас дотронуться.

Она неуверенно кивнула, и он снова стал обматывать ее простыней.

Второй простыней обмотал ей голову, расположив складки вокруг лица, потом закрыл его целиком, оставив свободными только глаза. Концы простыни перекрестил и крепко связал.

– Вы весьма искусны в этом деле, даже слишком искусны, – пробормотала она.

– Я знаю то, что мне положено знать, – ответил он. Эти слова можно было истолковать двояко. Его раздражало, что она ничего не знает об обычаях континента, на котором жила с рождения. В то же время ее нельзя было в этом винить, поскольку она нигде не была, кроме Вэлли, и впитала ее философию.

Она ни за что не смогла бы жить в другом месте. Не хотела даже надеть этот самодельный костюм: топталась на месте и дергалась, продолжая сжимать в руке пистолет, действуя Чарлзу на нервы.

Труднее всего оказалось надеть на нее сапоги. Ей было в них неудобно и тяжело.

– Вы привыкнете, – сказал он, не обращая внимания на ее протесты. – Вы привыкнете ко всему, если хотите продолжать путешествие.

– Но меня это нисколько не радует.

– А кого радует, ханум? Мы делаем что можем, учитывая то, чем располагаем.

– Верно, – согласилась она.

Она помешана на сексе и все воспринимает применительно к нему, подумал Чарлз кисло. Никогда еще он не встречал подобной женщины. Ей нельзя давать волю, иначе она натворит дел. Но сейчас не до размышлений. Надо добраться до Акки и убедить жителей деревни, что он бедуин, странствующий со своей женщиной и собирающийся добраться до своего племени.

– Вам придется выполнять все, что я велю, – сказал он наконец. – А переговоры предоставьте вести мне.

Она смирилась. Хотя, казалось бы, королева с пистолетом в руке могла диктовать свои условия.

Придав Джорджиане должный вид, Чарлз извлек из своего свертка одежду, и в голосе его появились властные нотки, когда он обратился к девушке:

– Опустите голову! – Они стали медленно подниматься к селению Акка. – Следуйте за мной молча. Ведите себя тихо и скромно.

– Да, господин, – процедила Джорджи сквозь зубы, – как скажете. Как пожелаете…

О, черт возьми! Что бы она ни сказала, имело двойной смысл. Она должна прекратить это, если по-прежнему надеется на его помощь. Скоро он перестанет в ней нуждаться, и ей придется прибегнуть к другому оружию. Как только они двинутся в путь и окажутся в постоянной близости, у них появятся желания и потребности. Именно таким способом она рассчитывала расплатиться с ним за помощь, потому что другого не знала.

Нет, он не покинет ее – в этом она уверена.

И она, опустив голову, покорно следовала за ним под звуки бедуинской флейты, наигрывавшей какую-то зловещую мелодию в надвигавшихся сумерках.

Едва ли Акку можно было назвать деревней. Это был скорее бивуак для путников, расположенный в оазисе, заросшем пальмами, с небольшой лужицей и местом, где они могли расположиться, помыться, отдохнуть, а также что-нибудь выменять у бедуинов. Это было первым испытанием. Сефра располагалась в двух днях пути к западу отсюда и была воротами в Калахари. Они могли проделать этот путь верхом, купить припасы, договориться с каким-нибудь караван-баши и сопровождать караван или ехать самостоятельно, ориентируясь по звездам и весьма неточным картам Сади-Анрама. Дома в Акке были из белого кирпича-сырца, извилистые улочки обсажены олеандрами и пальмами, в воздухе витал аромат дынь и базилика. В центре селения можно было купить все, что угодно, вплоть до верблюдов. Все имело свою цену.

Только вода из источника была бесплатной.

Он купил фрукты, лепешки, маринованного зайца на ужин, бурдюк для воды, а также мула, чтобы тащил поклажу.

– Я думала, все деньги у меня, – прошептала она, пока он расплачивался.

– Не все, умница. Но вполне достаточно, чтобы опасаться удара в спину при вашей безответственности. Мы можем расположиться на отдых вон у тех высоких пальм на краю деревни. Пошли…

Он двинулся вперед, пробираясь сквозь галдящую толпу странников, нищих, торговцев и купцов. То и дело приходилось останавливаться, потому что их лошадьми восхищались и предлагали продать их, обещая бакшиш.

– Надеюсь, в Сефре наших лошадей оценят не менее высоко, – пробормотал Чарлз, когда они устроились на небольшом песчаном холме недалеко от пальмовой рощицы и источника. – Пригнитесь, ханум. У вас слишком властная и гордая осанка для обычной женщины.

Она бросила на него испепеляющий взгляд:

– Но ведь вам это нравится.

– Смирение избавит нас от лишних неприятностей. В этой стране женщины пресмыкаются перед мужчинами, ханум. И муж – господин жены, всегда и во всем.

– Не всегда и не во всем, – возразила она.

– Следите за своей речью и опустите голову.

– Но мое оружие всегда при мне и наготове, – возразила она и тотчас же прикусила язык, потому что жалкий пистолет, ненужный и бесполезный кусочек металла, не был подлинным оружием, способным остановить или подчинить этого мужчину. И он это знал. Он разломил пополам лепешку и, макая в соус, принялся есть, а вторую половину протянул ей.

– Держите кончиками пальцев, ханум. Никто не должен видеть ни кусочка вашего тела.

– Мне это отвратительно.

– Ешьте. Склоните голову и благодарите судьбу за то, что мы проделали уже довольно большое расстояние.

– А сколько еще сотен миль нам предстоит проделать? – не без ехидства спросила она.

– Не сосчитать. Им нет конца.

– Это мало похоже на план. Так может рассуждать только болтливый фаталист.

– Это тот самый случай, когда план не поможет, надо положиться на судьбу. Именно она привела нас сюда. Так случилось, что ваше желание вырваться из той ужасной жизни, к которой вы привыкли, совпало с вдруг появившейся возможностью совершить побег. Ложитесь спать, ханум.

Но она решила не спать. Было множество вопросов, на которые пока не было ответа. И главный – не сбежит ли он под покровом темноты, пока она будет спать?

В нем нет ни доброты, ни жалости. Он собирался убить собственную мать, а значит, способен на все. Сейчас, когда они удалились от гор, похоже, ярость его несколько поутихла, но кто может поручиться, что она не полыхнет с новой силой? Не надо было ей с ним бежать. Она поспешила, не подумав о последствиях. Он всегда был и будет для нее чужим. Она могла хладнокровно застрелить его, попытайся он ее бросить. Поэтому она постоянно находилась в напряжении. А если бы он умер… Тогда у нее остались бы его оружие и деньги. Остались припасы и лошади, и уж конечно, она как-нибудь смогла бы добраться до Англии.

К тому же у нее был еще один товар…

Она со свистом глубоко вдохнула воздух. Да, всегда к ней возвращалась одна и та же мысль. Как же она сможет жить вдали от Вэлли, если все измеряет своей сексуальной притягательностью?

Забыть о ней оказалось намного труднее, чем она представляла. Первая крепость, которую она должна была взять штурмом, – Чарлз Эллиот. И эта крепость не устоит перед ее натиском.

Они разослали верховых во все стороны, даже в горы, в надежде догнать Джорджи и Чарлза Эллиота.

– Этот негодяй хитер, – сказал Мортон, обращаясь к жителям Вэлли на следующий вечер на собрании клуба. – И Джорджи с ним. Она знает тайные пути выхода из Вэлли. И я содрогаюсь при мысли о том, что мог сделать этот человек, чтобы принудить ее посвятить его в эти тайны. Оливия потрясена. Они опередили нас на двенадцать часов. Захватили двух самых резвых лошадей, которых доставил Эллиот, а также достаточно продовольствия и воды, чтобы продержаться несколько дней.

Сейчас они наверняка на пути к Кейптауну. Вряд ли они двинулись на восток, это наименее удобный путь в Англию, а я полагаю, они направляются именно туда. Скорее всего они устремились на запад или север, но в таком случае территория возможных поисков слишком велика, и мы просто не в силах следовать за ними. Итак, на свободе убийца, имеющий намерение и средства уничтожить наш рай.

Мортон обвел всех взглядом и увидел на лицах неподдельный ужас.

– Весьма вероятно, что этот убийца похитил дочь Оливии, – добавил он, сгущая краски. – Можете себе представить, с какой жестокостью он, возможно, обращается с ней ради мести. Ведь это зверь, а не человек. Леди и джентльмены, не знаю способа остановить этого монстра, кроме одного – перехватить его в месте назначения. Поэтому позвольте нам с Оливией отплыть в Англию. Чем скорее, тем лучше.

При этом заявлении по залу пронесся глухой ропот. Ему казалось, что он слышит их мысли: «Но кто возьмет на себя управление колонией? Кто будет планировать нашу жизнь? Решать, что хорошо и что плохо? Что правильно и что неправильно? А дети… как быть со следующей церемонией инициации под опахалом из павлиньих перьев? Как быть… как быть… как быть?.. Кто возьмет на себя эти заботы? Кто это сделает? Кто станет Мортоном?»

Его губы тронула улыбка. Надо поскорее найти себе замену. Потому что маячившая впереди новая жизнь привлекала его гораздо больше, чем дальнейшее прозябание в этой пропитанной запахом семени клоаке. Он собирался превратить Элинг в новую клоаку и при этом положить себе в карман много фунтов стерлингов, полагая, что жаждущие приключений желторотые мальчишки будут плясать под его дудку.

– Давайте бросим жребий, но не забывайте, что убийца Лидии гуляет на свободе и в любой момент кто-то может постучаться в нашу дверь. Что тогда с нами будет?

Он снова обвел всех взглядом. Больше всего обитатели Вэлли боялись, что власти могут вторгнуться в их рай и тогда конец их райской жизни.

Это была болевая точка, и Мортон безошибочно нащупал ее.

– Полагаю, мистер Смит вполне может заменить меня на время моего отсутствия. Он подходит по всем статьям.

Собравшиеся закивали, выражая свое одобрение. Послышались негромкие голоса:

– Верно, Смит, конечно, он. Он знает, что и как делать… Все будет так, будто Мортон и не уезжал…

– В таком случае проголосуем, – сказал Мортон. – Если у кого-то есть другая кандидатура, давайте обсудим.

Наступило молчание.

– Итак, значит, все за Смита…

– Послушайте, послушайте… – раздался чей-то голос.

– Мистер Смит?

Смит встал, взмахнул рукой и выкрикнул:

– Я польщен оказанной мне честью.

«О Господи, – подумал Мортон, жестом приглашая Смита присоединиться к нему на помосте, с которого обычно произносили речи, а в случае необходимости играл оркестр, – да они уже короновали меня и увековечили…»

Рассвет занимался над Аккой, солнце, похожее на огромный огненный шар, поднималось над деревенской площадью. Лаяли собаки, прокукарекал петух, в воздухе повис гул голосов. Деревня медленно просыпалась. Женщины потянулись к источнику за водой, чтобы сварить утренний кофе, торговцы раскладывали товар.

Все это Джорджи созерцала словно в тумане, в каком-то оцепенении, пока Чарлз Эллиот готовил кофе, рис и фрукты.

– Вам надо научиться готовить, – сказал он, передавая ей чашку крепкого ароматного кофе.

– У меня масса других талантов, – пробормотала она, беря чашку обеими руками, как ребенок. Кофе был обжигающе горячим, по телу разлилось тепло и слегка закружилась голова.

– Это я уже знаю, но в пустыне самое главное – приспособиться к условиям. Иначе там и пяти минут не выжить.

– Именно на это вы и рассчитываете.

– Нет, ханум, в пустыне ни на что нельзя рассчитывать…

Она фыркнула и приняла от него пиалу с рисом. Он был невкусным. Джорджи съела немного, быстро запила кофе и чуть не поперхнулась.

О Господи, он советовал ей поспать, но она не послушалась и теперь плохо соображала.

– Как вы думаете, что сейчас происходит в Вэлли? – спросила она.

– Думаю, Мортон устроил там сцену, он любит все драматизировать, и послал за нами погоню в разные концы света. А сейчас, полагаю, уже прекратил поиски.

– Значит, мне ничто больше не угрожает.

– Если он не станет разыскивать вас в Англии. Впрочем, зачем ему это?

– Он не хочет, чтобы кто-нибудь ускользнул из Вэлли, особенно кто-нибудь вроде меня, кто не вполне… не вполне одобряет этот образ жизни.

– Да, вы, должно быть, меня дурачили, – заметил Чарлз. – Мне показалось, что вас эта жизнь вполне устраивает.

И снова в воздухе повисло напряжение. Стоило им заговорить о Вэлли, как перед их мысленным взором возникала одна и та же картина: она, совершенно голая, ласкает его. Он помнил ее роскошное тело, ее нежные руки, соски, прикасавшиеся к его спине, пронзившее его острое желание. У нее захватило дух! Она опустила голову. Он помнил. Не сдался, но помнил. А пока он помнил, она могла подогревать эти воспоминания, и значит, обладала властью над ним.

 

Глава 9

Джорджи с замиранием сердца ждала Сефру. Она была уверена, что, как только они окажутся в большом городе, он без угрызений совести оставит ее.

Если даже сам направляется в Англию. Ведь она для него теперь стала обузой. Угроза преследования миновала, и ему незачем тащить ее за собой.

Но она должна добраться до Англии. Чего бы это ей ни стоило. У нее оставалось всего два дня, чтобы уговорить его не бросать ее. И для этого у нее был только один способ: соблазнить Чарлза Эллиота.

Они быстро собрали вещи – жара становилась невыносимой. Он наполнил водой бурдюки, погрузил пожитки на мула, пока она сидела под пальмами, стараясь не привлекать к себе внимания.

Однако Чарлз ни на минуту не забывал о ней. Ее сексуальная энергия была скрыта от глаз под окутывавшими ее простынями. В ней проявился природный практицизм, которого он прежде не замечал. Она прекрасно обойдется без него в Сефре. Найдет применение своим природным талантам и будет получать бакшиш от всех любопытных путешественников и богатых восточных вельмож, хорошо оплачивающих услуги иноземных шлюх. В конце концов она станет легендой пустыни, королевой, одерживающей победы единственным известным ей способом. Черт бы ее побрал! Она возбуждала в нем желание. Даже когда сидела вот так, согнувшись, похожая на бесформенный куль. И это было чревато осложнениями. Он ощутил угрозу, когда подсаживал ее на лошадь. Она была полна решимости пойти в атаку и выиграть бой. Но он умел обороняться. На него ее чары не действовали.

Он долгие месяцы жил без женщины, пока готовился к рейду в Блисс-Ривер-Вэлли. Еще два дня ничего для него не значили.

А потом каждый из них обретет свободу и пойдет своим путем. Они неспешно выехали из Акки.

– При такой скорости нам потребуется месяц, чтобы добраться до Сефры, – ворчала Джорджи.

– Вера и терпение, ханум. Это главное в пустыне.

– Как обещания? – спросила она лукаво.

Он притворился, будто не расслышал. Джорджи скрипнула зубами, ощущая свою беспомощность.

Дорога в Сефру оказалась нелегкой. Они ехали в затылок друг другу, поэтому разговаривать стало невозможно. Время от времени навстречу попадались путники на мулах или лошадях, и им приходилось уступать дорогу. Иногда они оказывались в хвосте каравана, и это замедляло движение.

В полдень они сделали остановку, чтобы набрать воды, и поехали дальше по пыльной ухабистой дороге, змеей извивавшейся среди голых красноватых равнин.

Незадолго до захода солнца сделали привал, поставили палатку возле небольшой рощицы, в стороне от дороги. Чарлз отправился собирать пальмовые листья для костра, а Джорджи кормила животных, размышляя, как сделать эту ночь не похожей на две предыдущих. Палатка была не особенно велика, и Джорджи не могла решить, хорошо это или плохо. Вдруг он предпочтет спать снаружи, как в Акке. Но там палатка была окружена шатрами других путешественников, и это создавало ощущение безопасности.

Здесь они оказались одни. К тому же их донимали мухи. Воздух был пропитан дымом от сотен костров на других бивуаках.

Чарлз поднес спичку к куче листьев и смотрел, как их пожирает пламя.

– Сегодня, ханум, мы попируем. У нас есть заяц. Я проголодался как волк.

Джорджи тоже проголодалась, устала и была слегка напугана. Но ни за что не призналась бы в этом Чарлзу. Она повесила на костер горшок с водой, вытащила тарелку и столовые приборы, а потом бросила пригоршню сухих фиг в закипающую воду.

Чарлз добавил туда мяса. Когда оно разогрелось, вынул его, положил на единственную тарелку, нарезал на ломти, насадил один на вилку и протянул Джорджи. Они ели, по очереди используя тарелку и приборы, пока все мясо не было съедено. Что теперь? – спрашивал себя Чарлз. Еще не стемнело, и ни один из них, похоже, не ощущал усталости. Королева явно проявляла признаки беспокойства. Она откинула свой импровизированный капюшон, расправила складки ткани на шее. Казалось, ее тело вибрирует.

Меньше всего ему хотелось иметь дело с королевой шлюх, когда она была в таком настроении. Он запрокинул голову и, опираясь на локоть, любовался темно-синим небом с оттенками умирающего заката, лиловым и розовым. Он очень любил закат в пустыне. Пески дышали вечностью и создавали ощущение бесконечности пространства.

Но Англия была ему дороже.

– Расскажите мне о Вэлли, – попросил он и тут же мысленно одернул себя. Черт бы побрал эту Вэлли. Никак не выбросишь ее из головы. Вечное напоминание о плотском.

Но плотское его не касалось. Нет, не касалось. Он, казалось, был изваян из камня, совершенно равнодушный к ее телу. Он задал вопрос с единственной целью скоротать время.

– Что именно вы хотели бы узнать о Вэлли, чего не видели собственными глазами?

– Вы прожили там всю жизнь?

– Всю жизнь.

– Это невероятно.

– А вы попытайтесь представить. Мы… я выросла в месте, где смыслом жизни было все плотское. Для взрослых там не было ничего запретного. В шестнадцать лет девушка становилась женщиной. Приносила свою девственность в жертву сообществу и на благо ему. А потом могла заниматься сексом с кем и когда угодно. В Вэлли не было запретов. Ни для кого. Женщина не могла отказать пожелавшему ее мужчине, так же как мужчина – женщине. Происходящее вокруг возбуждало, вызывало желание.

Она склонила голову и из-под ресниц посмотрела на Чарлза. Его лицо оставалось бесстрастным, чего не скажешь о теле.

Она это видела, чувствовала.

Она потянула свое одеяние, и оно сползло с плеч. Оставалось платье, но избавиться от него не составляло труда.

Она продолжала рассказывать:

– Нас учили возбуждать в мужчинах желание, и мы мечтали скорее повзрослеть, чтобы насладиться их ласками. – Она потянула простыни, и они соскользнули до талии. Легкое платье облегало ее, обрисовывая каждую линию тела, особенно грудь. – Вся жизнь в Вэлли состояла из наслаждений, больше нечем было заняться. – Джорджи встала, и простыни упали к ее ногам. – Со временем мы привыкали к сексу и уже не могли обойтись без него.

Она стянула сапоги, отбросила их в сторону. Спустила с плеч платье, и оно соскользнуло на землю в нескольких дюймах от того места, где лежал Чарлз. На ней осталась только тонкая сорочка.

Джорджи сбросила ее и теперь стояла перед ним совершенно голая.

– Вам следовало подольше хранить в тайне свои намерения, чтобы полностью насладиться плотскими утехами Вэлли. – Она села на него верхом, раскинув ноги, освещаемая пламенем костра. – А может быть, у вас еще более изощренные потребности? Вы отличный самец.

Только мертвый мог ее не пожелать.

– Проклятие… – Он рванулся из сжимавших его ног женщины. – Что вы, черт побери, себе позволяете?!

На мгновение она замерла, потом ответила непринужденно:

– А вы, черт бы вас побрал, что делаете?

Она ведь готова дать ему все. И вопрос о Вэлли он задал не случайно. Он и сам это понимал. И был зол на себя за то, что позволил себе играть в ее игру.

Именно поэтому она и разделась, демонстрируя свое роскошное тело. И он буквально пожирал его глазами, упиваясь исходящим от нее запахом секса.

– Сядьте и прикройтесь.

Но королева подчинялась ему только днем, и то под нажимом.

– Благодарю вас, я сяду, – нежно проворковала Джорджи. – А что касается одежды, то без всех этих многослойных складок так легко и прохладно.

Слава Богу, что они оказались в стороне от дороги и вокруг не было ни души. Не то какой-нибудь путник предложил бы ему царский по щедрости выкуп за эту обнаженную женщину, если бы увидел ее сидящей на нем верхом, пытавшейся сделать его рабом своей сексуальности.

Но ведь и она могла стать его рабой… Он гнал от себя эту крамольную мысль.

– Хватит меня искушать.

– Искушать? Я разделась, потому что мне жарко.

Она видела, что он хочет ее, что дозрел. Чувствовала это каждой клеточкой своего тела.

– Думаю, вы не единственный, кто согласился бы мне помочь добраться до Англии.

Он решил не сдаваться, чего бы это ему ни стоило. А она решила добиться своего.

– Но я могу попытаться найти кого-нибудь в Сефре… Прогуляться там голой. Уверена, желающие найдутся.

– Отвезти вас в Англию за бесплатное удовольствие? Что же! Встаньте завтра обнаженная посреди дороги, ханум. Мужчины будут у ваших ног, ханум, у ваших голых ног. Будут совокупляться с вами прямо на дороге, радуясь, что западная женщина оказалась столь доступной…

– Знаю, что будут, – ответила Джорджи с яростью. – Они, но не вы!

– Совершенно верно, не я. – Он шагнул в темноту, оставив ее одну, охваченную самыми противоречивыми чувствами.

Еще один день. Он не остался равнодушен к ее наготе, как хотел показать. Напротив. Чувствовалось, что он возбужден. Это было ей на руку. Если бы только она могла прикоснуться к нему.

При одной мысли об этом Джорджи бросало в жар. Чарлз Эллиот не святой. Он желает ее. Но умеет скрывать свои животные инстинкты. Значит, надо хорошенько его раздразнить. И тогда, может быть, он не оставит ее в Сефре.

Она и не думала, что соблазнить его будет так трудно!

Она не знала, где он провел прошлую ночь. Проснувшись утром и услышав, что он вернулся, она обернулась простынями и вышла из палатки со смиренным видом.

Он молча протянул ей апельсин. Да и что он мог сказать после вчерашнего? Он знал, как она прекрасна. Знал, что она без смущения прошла бы обнаженная по площади Сефры, только бы добиться желаемого. Он уже было решил миновать Сефру и пройти другим путем, чтобы мужчины не могли насладиться зрелищем ее наготы. Эта мысль потрясла его. Откуда это чувство собственника в нем, столь яростно сопротивлявшемся соблазну!

А ведь им предстоит долгий путь. Глупо было бы идти кружным путем, минуя Сефру, в то время как он мог продать там лошадей и запастись провиантом, чтобы иметь возможность пересечь пустыню Калахари и добраться до порта Дар-эль-Рабат. Им предстояло не меньше двух недель трястись на верблюде, потом морем добираться до Камеруна, затем до Сьерра-Леоне и, наконец, до Англии. Единственный вопрос, который еще не был решен, – с ней или без нее?

В любом случае это не ускорило бы его продвижения. Она же была одержима желанием попасть в Англию с ним или без него. Ему не хотелось даже думать, на что она готова была ради этого пойти.

Черт бы побрал ее, его и судьбу. Черт бы побрал ее обнаженное тело под этими тряпками. Ни о чем другом он не мог думать. Она добилась своего, эта роскошная дама. Доказала ему, что он не великомученик, не каменная статуя. Что его воля не может победить его мужское начало. И что он ничем не отличается от мужчин, которых она знала в Вэлли.

Он желал ее…

Но нет, для этого еще не наступил момент. Так быстро он не сдастся. Посмотрит, как далеко она способна зайти.

Он умеет быть терпеливым. Он ждал тридцать лет возможности отомстить. И мог подождать еще ночь, а то и две недели.

Лишь тогда эта ханум получит от него все, что пожелает. Нет, только то, что он захочет ей дать, и непременно на его условиях.

Ей следовало сделать еще одну попытку, но действовать жестче. До Сефры оставалось не более полудня пути. Предстоящую ночь они проведут в оазисе Кетсемет, и для нее это последний шанс одержать над ним верх. Ей придется сделать все возможное и невозможное, чтобы он взял ее с собой.

Раздеваться перед ним бесполезно. Более действенной оказалась угроза прогуляться голой по Сефре.

У него появилось чувство собственника. Ей удалось расшевелить его, хотя он и отказывался признаться в этом. Именно поэтому он и сбежал от нее прошлой ночью.

Но он не из тех, кто признает власть плоти. Считает это слабостью и будет всячески сопротивляться, подавляя в себе желание.

О да, в этом был смысл. В ту первую ночь в Вэлли, когда Джорджи явилась к нему, она застала его врасплох. А теперь он ее желал. Или почти желал. И его охватывала жгучая ревность при мысли о том, что мужчины могут увидеть ее обнаженной.

Она знает, как возбудить мужчину, знает, как нелегко ей противостоять, увидев ее наготу. Ночью она наверняка будет за ним наблюдать.

Прошлой ночью что-то вызвало его ярость.

Возможно, вспыхнувшее желание.

Но подавляющий в себе плотские инстинкты мужчина может стать идеальным любовником.

Она должна сделать все, чтобы он потерял над собой контроль и овладел ею вопреки рассудку.

До Сефры оставалась всего одна ночь. Вряд ли ей удастся его соблазнить. Надо найти дюжину других, готовых сопровождать ее в Англию.

Но какой ценой? Сколько ночей ей придется отработать, ублажая мужчин, для которых она не будет значить ничего. Всего лишь торопливое совокупление, и все. Но ведь женщины в Вэлли занимались этим постоянно. Почему же вдруг сейчас у нее возникли сомнения? Потому что Англия отличалась от ее родной Вэлли. Там придется считаться и с моралью, и с запретами. И возвращаться к прежней жизни Джорджи не хотела.

Еще один закат окрасил небо в пурпурный цвет. Проехав с дюжину миль, они достигли Кетсемета. Под пальмами возле источника остановился караван, встреченный ими накануне, и еще несколько путников.

Здесь не место для плотских утех, размышляла Джорджи, пока Чарлз готовил ужин из проса и фиников, а она сидела на корточках у костра, решая, что делать дальше.

Но ей оставалось лишь заползти в палатку и раздеться. После дневного зноя это должно было принести желанное облегчение. К ночи стало немного прохладнее.

Завтра все будет иначе, а пока она вынуждена либо бездействовать и ждать следующего дня, либо еще раз попытаться его соблазнить и заставить изменить свои планы.

Она подняла глаза на Чарлза, когда он подавал ей тарелку с едой, на которой горкой лежало вареное просо и остатки кролика. Это блюдо ничуть не походило на то, что она привыкла есть в Вэлли. Джорджи тяжко вздохнула и принялась есть пальцами, а Чарлз доставал пищу прямо из горшка.

– Пойду наберу воды для чая, – сказал он, когда они покончили с трапезой. – Возможно, принесу целое ведро, чтобы вы могли помыться. Не хочу, чтобы вы появлялись возле источника.

– Вот как? Почему? – осторожно спросила она.

– Кто знает, что может прийти вам в голову, – ответил он мрачно, – и кого мне потом придется убить.

– Даже если я пообещаю вести себя пристойно? – спросила она со смиренным видом.

– Не уверен, что вам известно значение этого слова, – проворчал Чарлз, исчезнув в темноте.

Да! Вот оно – это ворчливое недоверие к ней. Почему, собственно, он не разрешает ей идти, куда она желает, и делать, что хочет?

Она отлично разбиралась в этих сигналах, исходящих от самца. Он уже пошел на уступки, а для такого, как Чарлз Эллиот, это немало. Что-то заставило его изменить свою позицию. Это, несомненно, касалось ее и имело отношение к сексу.

Это было нечто такое, в чем он не желал признаться даже себе самому.

Догадаться, впрочем, было нетрудно. Поразмыслив, Джорджи поняла, что за холодностью скрывается его влечение к ней. Наверняка он ненавидел себя за это.

Наконец-то она поняла, что за птица этот Чарлз Эллиот и какие демоны его мучают. Интересно, как события развернутся нынешней ночью.

 

Глава 10

Он принес воду в одном из их трех бурдюков.

– Можете укрыться за палаткой, где вас защитят от любопытных взоров кусты, но берегитесь колючек.

Да, определенно он не хотел, чтобы кто-нибудь увидел ее. Джорджи пошла за палатку. Минутой позже он появился, как раз когда она начала раздеваться. Ярко светила луна, и Джорджи скрывали лишь струйки дыма от соседних костров. Он стоял злой и мрачный, всем своим видом выражая неодобрение. Но ведь он сам предложил ей помыться. Видимо, захотел снова увидеть ее нагой и не смог побороть этого желания.

– Могу я рассчитывать остаться одна? – спросила она.

Он поднял бровь:

– Наконец-то вы решили продемонстрировать свою скромность.

– Ну, в этом случае я не стала бы при вас раздеваться. Можете остаться, если хотите.

Надо было немедленно уйти, но он не мог и проклинал себя за это.

Следовало бросить ее в Акке, но выбор сделан, и раскаиваться поздно.

Он налил воды в котел для варки пищи:

– Поторопитесь.

Она слабо улыбнулась:

– Я всегда старалась угодить зрителям.

Он с досадой швырнул котел на землю, и она поняла, что любое напоминание о Вэлли выводило его из себя.

Это было что-то новое. Она опустилась на колени, намочила часть своего одеяния из простынь и принялась обтирать им тело.

Ночной воздух холодил влажную кожу, пока она обтирала мокрой тканью ноги, живот и грудь. После длительного путешествия приятно было освежиться, хотя вымыться как следует одной только водой не удалось. Напряжение росло с каждой минутой и, казалось, раскалило воздух.

Было слишком темно, чтобы рассмотреть выражение его глаз, но она кожей чувствовала, как его взгляд блуждает по ее нагому телу, выдавая его страстное желание обладать ею…

Ее тело откликнулось на этот взгляд, и Джорджи охватило знакомое томление. Она помнила это ощущение и желала его. Она делала все возможное, чтобы заставить его сдаться. Он смотрел, как она моется, возбуждаясь от каждого ее движения. Особенно когда ее рука добралась до сладостного местечка между ног, а затем вернулась к соскам, затвердевшим от холодной воды и ставшим похожими на бутоны.

Ему хотелось слизнуть с этих сосков воду. Хотелось намазать их медом и съесть их. Хотелось…

Чарлз никогда не думал, что будет с такой силой желать публичную девку. Чего бы он не отдал, чтобы овладеть ею.

Он даже готов был отвезти ее в Англию.

Мужчине во время такого трудного и опасного путешествия необходимо иногда расслабиться, и в качестве развлечения он мог бы поиграть с ее телом. Но он не позволит ей путаться с другими мужчинами.

Теперь она принадлежит ему одному.

Бескрайние просторы пустыни – самое подходящее место, чтобы дать волю своим страстям. В пустыне нет свидетелей. Нет будущего. Только этот день, только эта минута.

Она должна заплатить за свою свободу. И она готова заплатить. В этом он нисколько не сомневался. Но только на его условиях.

– Никаких зрителей, – сказал он отрывисто.

– Что вы сказали?

– Вы все еще хотите в Англию?

Она обвязала простыню вокруг бедер.

– Вы же знаете, что хочу.

– В таком случае вам придется согласиться на мои условия. – Голос его дрогнул от волнения.

Да, да, да. Он хотел этого. Что бы он ни говорил, он хотел ее так сильно, что готов был торговаться с ней.

– Что за условия?

– Вы не будете больше выставлять себя напоказ. Будете вести себя скромно, чего бы вам это ни стоило, за исключением тех случаев, когда мы будем оставаться наедине.

– И что тогда? – не без ехидства спросила она, не сомневаясь в том, что он дал волю своим желаниям и жаждет овладеть ею.

– Тогда вы будете полностью в моей власти.

– О! И что вы станете со мной делать?

– Буду брать то, что пожелаю и когда пожелаю. Я не хочу овладеть вами. Хочу лишь прикасаться к вашей груди, вашим соскам в конце долгого утомительного дня в пустыне.

– Только прикасаться?

– Прикасаться к вашим соскам, когда они такие, как сейчас, похожие на бутоны.

У нее перехватило дыхание.

– Не понимаю.

– Вряд ли вы сможете это понять. Но я настаиваю.

– И мы не будем спать вместе?

– Не будем.

Уж не безумен ли он? Что за дурацкие условия?

– А если мне захочется настоящей близости?

– Исключено. Я буду ласкать вас, когда и как пожелаю. И учтите, я бываю весьма требовательным. Даже ненасытным.

– Хотелось бы увидеть вас в этом качестве.

– Скоро увидите, ханум.

Она закрыла глаза, пытаясь представить все, что он собирался с ней делать.

– Обещаю, что после меня вы не захотите другого мужчину.

Он помедлил мгновение, наблюдая, как лунные блики играют на ее теле, на трепещущей груди.

– Но это лишь в том случае, если вы согласитесь на этих условиях ехать со мной в Англию.

Она судорожно сглотнула. Значит, он не будет с ней спать, только ласкать ее грудь. Что же, не так уж высока цена.

Она провела языком по губам:

– Я согласна.

– На что согласны?

Она снова сглотнула.

– Согласна предоставить вам мое тело в ваше полное распоряжение на все время нашего путешествия.

– А теперь отдайте мне пистолет и нож.

– Не думаю, что стоит это делать.

– Поверьте мне, моя дорогая девочка. Я гораздо больше хочу ласкать вас, чем бросить где-нибудь по дороге. Доверьтесь мне. Без вас мое путешествие не станет короче, а путешествовать с вами будет гораздо приятнее, если я буду знать, что каждый вечер смогу ласкать вас. Мы же взрослые люди. Вы отдадите мне оружие, а я вам то, что обещал.

– Когда? – спросила она, задыхаясь.

– Завтра, в конце дня, когда мы остановимся на ночлег. В Сефре раздобудем большую палатку, несколько ковров и подушек, чтобы было удобнее вести наши сексуальные изыскания в конце долгого дня. Вы разденетесь, и тогда…

– Я не могу ждать до завтра. Посмотрите на мои соски.

– Завтра, ханум, когда мы останемся одни на широких просторах пустыни, в нашем маленьком мирке, в палатке, и тогда я покажу вам, что может искусный и ненасытный любовник.

Ранним утром они проезжали по Сефре, где жизнь уже била ключом. Джорджи всю ночь не спала, мучимая желанием. Чарлз возбудил ее, и она чувствовала себя неудовлетворенной.

Чарлз исчез, как только она отдала ему оружие, и она понятия не имела, где он. Быть может, развлекается с другой женщиной. Впрочем, вряд ли, бережет себя для нее.

Чарлзу предстояло сегодня продать лошадей и мула. Она следовала за ним с опущенной головой, само смирение и послушание, пока он важно шагал по базару.

Как только они двинулись между рядами, их окружили люди и принялись яростно торговаться.

Она улавливала лишь одно то и дело повторявшееся слово – «кади», когда Чарлзу вручали деньги.

В конце концов у него в руках оказался целый мешок бумажных денег за двух проданных породистых лошадей, а мула и их скудный скарб, предназначенный для путешествия, он отдал в придачу и выглядел очень довольным.

– Во время путешествия, ханум, нам не придется страдать от неудобств.

– Неужели? Оттого что мы пойдем пешком?

– Нет, нет, мы поедем на верблюде.

Она снова услышала слово «кади», когда он торговался, покупая трех верблюдов, договариваясь о том, чтобы на них погрузили достаточно корма для животных и провиант. Он купил еще два меха для воды, коврик, чтобы постелить в палатке, роскошные подушки и одеяла, тарелки, чашки, приборы, два горшка, котел для кипячения воды, низенький складной столик и необходимую и достойную одежду для нее.

Необходимую? Достойную?

Скрытая темным тяжелым хлопчатобумажным покрывалом и чадрой, она чувствовала себя невидимой и теперь ничем не отличалась от остальных женщин с шаркающей походкой, сновавших между рядами с товарами.

Кади, кади… Видя, что у него есть деньги, торговцы совали товары прямо ему в лицо.

– Что такое «кади»?

– То же, что «мастер» в английском. Господин.

Он то и дело останавливался, делая очередную покупку: то круг козьего сыра, то сахар, то мешок проса или риса.

– Теперь осталось встретиться с нашим проводником, и можно отправляться в путь.

Проводника звали Рашми. Это был дородный мужчина средних лет в развевающихся одеждах. Он ожидал их у северных ворот с верблюдами и всем скарбом, переложенным соломой и упакованным в корзины, свисавшие по обе стороны верблюжьего крупа.

– Итак, сегодня мы проделаем первый отрезок пути, – сказал Чарлз.

Стражник открыл ворота, и медленно, гуськом, они двинулись в путь через западные ворота города и окунулись в облако зноя и бескрайние пески, лежащие под столь же бескрайним небом пустыни.

Не было ни деревца, ни кустика в этом ландшафте. Только песок, небо, солнце и тяжело ступающие животные. В полдень они устроили привал, чтобы утолить жажду и поесть, снова взобрались на верблюдов и двинулись дальше.

Медленно-медленно они погружались в неведомое, и Рашми вел их вперед, ориентируясь по солнцу, опираясь на свой опыт и инстинкт. В первый день им предстояло проделать довольно большой отрезок пути, и он был самым тяжелым из-за невыносимой жары.

Джорджи боялась потерять сознание от запаха и ровного покачивания верблюдов, от обжигающей жары, а также от соприкосновения с тканью покрывала. Ей до боли хотелось вернуться в Сефру и там остаться.

Она была согласна на все, только бы избежать удушья и пытки этим невыносимым зноем.

Наконец солнце начало опускаться за горизонт, золотистый шар теперь напоминал о себе только лиловатыми и розовыми полосами заката, быстро сменявшегося сумерками. Они остановились на ночлег. В центре пустоты. Такова пустыня – путь в никуда, с тоской размышляла Джорджи. Чарлз и Рашми принялись ставить палатки: для Рашми – поблизости от верблюдов, для нее и Чарлза – поодаль.

Между двумя палатками Чарлз развел костер, использовав в качестве топлива солому и верблюжий навоз, и повесил над огнем два горшка – для воды и для мяса с овощами.

Джорджи было велено удалиться в палатку и приготовиться к вечеру.

Конечно, он не сможет этого сделать, Чарлз не сможет, думала она с замиранием сердца. Джорджи расстелила на полу коврик, положила на него подушки и одеяла. Тени Чарлза и Рашми, двигавшихся возле костра, время от времени загораживали свет, струившийся в палатку. Сердце ее учащенно билось, дыхание стало прерывистым. Она желала, чтобы он овладел ею. Ее снедал телесный голод, и в то же время ей хотелось унизить его. Даже это кошмарное путешествие не может отбить охоту заниматься сексом, думала она раздраженно. Он обещал ласкать ее, как никто прежде.

Ей даже не хотелось есть. Джорджи сорвала покрывало и плащ. Он велел ей ждать его обнаженной в конце каждого дня пути. Она разделась и ждала.

А он все не шел. Мужчины поели одни. Женщины, как существа низшие, не принимали участия в трапезе. Но она думала только о том, как покорить своей воле мужчину.

Воображение рисовало Джорджи картины, одну эротичнее другой. Возбуждение ее дошло до предела. А он все не шел. Снаружи доносились смех, тихое журчание беседы и звуки ночи. Тишину нарушали лишь потрескивание дров на костре, хохот гиены и вздохи жующих верблюдов. Тело ее все глубже погружалось в пучину желания. Джорджи обхватила груди ладонями, а большими пальцами прикоснулась к соскам.

– Это мои соски, ханум.

Она вздрогнула, услышав его голос, низкий и требовательный.

– Я это уже слышала, кади, но пока никто еще не претендовал на то, чтобы стать их господином.

– В таком случае подождите меня, подождите, пока я буду готов. Есть вещи, которые мужчине необходимо сделать до того, как предаться наслаждению.

– А есть обещания, которые мужчине следует держать, – ответила она в тон ему, – если совершается сделка наподобие нашей.

Он слегка улыбнулся. Она жаждала его ласк. Он это видел. Ее соски были горячими и напряженными. Теперь ничто не могло от него укрыться. Он намеренно медлил, чтобы еще сильнее разжечь ее желание.

– Вы, ханум, получите столько удовольствия, сколько пожелаете. Обещаю.

Джорджи поднялась и теперь стояла перед ним, выпрямившись во весь рост. Он подошел к ней ближе и положил ладони на ее груди. С губ ее слетел не то вздох, не то стон. Двумя пальцами, большим и указательным, он стал сжимать ее соски. Это было как удар электрического тока. Она с трудом перевела дух.

– А теперь, ханум, пока я буду ласкать ваши соски, вы можете чем-нибудь заняться, например поесть. – Ощущение было настолько будоражащим и острым, что она попыталась отстраниться и передохнуть, но он не отпускал ее и продолжал свое занятие. – Лягте, ханум, и позвольте мне поиграть с вашими сосками.

– О, это слишком, – простонала она.

– Да нет же, этого недостаточно. Мне этого недостаточно. Я обещал вам быть ненасытным в любовных утехах. Игра только начинается, или вы хотите ее прекратить? – Он снова легонько потер ее соски. – Я хотел прикоснуться к вашей роскошной груди еще в тот вечер, когда вы пришли ко мне в бунгало. А теперь она моя, и я буду делать с ней что захочу или что пожелаете вы, ханум.

У нее снова перехватило дух. Она тщетно пыталась вырваться.

– Это цена за мою помощь, ханум. Не так уж она высока.

– Знаю, – прошептала она, – но я не предполагала…

– Чего не предполагали?

– Насколько неутомимы ваши пальцы.

– А я не предполагал, что ваши соски окажутся настолько податливыми и возбудимыми. Вы ведь хотели этого, ханум. Вы ждали меня.

– Знаю, знаю. Но это слишком…

– Вовсе не слишком. Я готов заниматься этим всю ночь. Даже если вы уснете.

– Я не знала, – простонала она, стараясь увернуться от него.

– Знали, – возразил он безжалостно, – и хотели этого. Вы ведь пришли в ярость оттого, что я заставил вас ждать. Перед вами не сентиментальный англичанин, ханум. Я беру что хочу. А хочу я ваши соски. Каждый вечер. Пусть это длится часы, дни или месяцы. Вы должны согласиться, или мы расторгнем сделку, и я отвезу вас назад, в Сефру. – Он продолжал водить пальцами по ее соскам вперед-назад, вверх и вниз в ритме, от которого жар разливался по ее жилам. Когда она стала терять сознание, он осторожно опустил ее, подсунул ей под спину подушку таким образом, что все тело ее изогнулось, и снова завладел сосками.

– Итак, ханум побеждена. Слава Богу, что вы лежите. Так гораздо легче ласкать вашу грудь.

Она застонала.

– Вы больше не хотите? Отвезти вас в Сефру?

Она извивалась всем телом и тяжело дышала.

– Ханум, кажется, недовольна мной, иначе выразила бы свое удовольствие.

– Нет, нет, нет, – пролепетала она. – Еще…

– Что еще?

– О-о! Еще… Я хочу…

– В Сефру?

– Нет, – простонала она, – продолжайте ласкать меня.

– Я так и думал, – пробормотал он, удобнее располагаясь на подушках.

 

Глава 11

Что он с ней сделал? Она лежала на боку в кольце его рук, покоящихся у нее на груди, и в ней тлели искры неудовлетворенного желания. Он довел ее почти до обморока. Заставил молить о снисхождении.

Она прижалась к нему, ощутив его отвердевшую плоть, и невольно задвигала бедрами. Но он был неприступен как скала и не шел на полную близость с ней. А она так этого хотела!

Нет, она хотела и его ласк, и ей нравилось то, что он так умело возбуждал ее, то, как он гладил и сжимал ее соски. Она чувствовала, что ее засасывает водоворот страсти и желания и она теряет контроль над собой. Каждая частица ее тела, каждый нерв был нацелен на это наслаждение, и казалось, что внимание всего ее существа было сосредоточено на его пальцах и ее собственных сосках. Она была влажной и горячей и готовой принять его. Она желала почувствовать его в своем теле. Ее тело просто готово было взорваться. Он угадывал ее возбуждение, и ему приятно было чувствовать, как извивается ее тело, прижимаясь к нему. Но он дал себе слово: не теперь. Как он ни стремился к близости с ней, как ни возбуждала его она, он должен был сдержать слово. Ему было достаточно прикасаться к ней. По крайней мере сегодня. Возможно, и нынешним вечером ему придется испытать танталовы муки, чтобы сдерживать нарастающее желание перед лицом такой необузданной сексуальности.

После ночи, какую он провел рядом с ней, любой мужчина набросился бы на нее, забыв обо всем на свете. Ведь тело ее было таким желанным, таким податливым и сладострастным, таким роскошным, и он был уверен, что ни один мужчина еще не ласкал ее так, как он, и что теперь она не пожелает никого другого.

– Кади, кади…

Возле палатки возникла тень – это Рашми звал его. Чарлз тихонько выругался и нашел в себе силы ответить ему. Потом обратился к ней:

– Пора собираться в путь. Я должен ему помочь, а вам надо одеться. Но я буду наслаждаться вашей грудью до последней минуты.

– Тогда я не смогу одеться.

– Оденьтесь так, чтобы я мог прикасаться к вам под вашей абейей. До вечера далеко. А я и пяти минут не выдержу.

Он убрал руки с ее груди, и она вздрогнула, как от холода, внезапно почувствовав себя брошенной. Он заметил ее реакцию.

– Оденьтесь, – сказал он отрывисто. – Мне надо помочь Рашми погрузить вещи на верблюдов. Нам предстоит долгий и жаркий день.

День действительно выдался жарким. И начался дневной переход в никуда. А вокруг пески, палящее солнце и бескрайнее небо.

Время от времени вдали появлялась песчаная дюна, казавшаяся непреодолимым препятствием. То и дело попадались погибшие от жары и жажды животные, добыча гиен, а также скорпионы и ядовитые насекомые, чьи укусы вызывали паралич.

Надо было пройти не менее двадцати миль в день, чтобы на пятый дойти до оазиса Калахари, дать отдых животным, напоить их, а также пополнить запасы воды.

Но до оазиса еще далеко. Однако изнуряющий зной не помешал Чарлзу вспомнить о прошлой ночи, и эти воспоминания возбуждали его, вызывая желание.

Джорджи тоже вспоминала прошлую ночь и с нетерпением ждала ее повторения. У нее было много мужчин, но ни один не возбуждал ее так, как Чарлз.

Как она сможет сидеть рядом с ним на верблюде, в то время как его руки будут блуждать по ее телу под просторной одеждой? При мысли об этом тело ее выпрямилось, словно стрела, и жаждало его прикосновений. Нет, нет. Пока еще рано мечтать о сексе. Она бросила взгляд на него, шагавшего рядом.

Возможно, он пожалел о том, что они предприняли это путешествие, вместо того чтобы остаться в Сефре, где он мог ласкать ее в любое время. Привал на обед был кратким: только вода и фрукты, и снова в путь, на этот раз на верблюдах.

Она никак не могла сесть так, чтобы дать ему возможность прикасаться к ней.

– Обопритесь о меня, ханум, – прошептал он, приникнув к ее уху сквозь покрывало.

Она откинулась назад и, когда оперлась о его крепкое литое тело, почувствовала, как его руки, скользнув под покрывало, пробежали по ее животу и бедрам. У нее захватило дух.

– Я сдержал свое обещание, – сказал он, лаская ее соски. – Это все, чего я хотел, ханум. Теперь мне легче будет переносить жару.

Она все крепче прижималась к нему, стараясь заставить его ласкать ее так, как ей того хотелось, но он лишь прикрыл ее груди ладонями, и от разочарования она застонала.

– Надо дождаться вечера, когда вы останетесь совсем нагой, тогда я смогу показать вам все, что умею.

– Покажите сейчас, – попросила она.

– Нет, ханум, вечером. Ожидание разжигает страсть. Когда вы, нагая, окажетесь в моих объятиях, я смогу ласкать вас, как никто другой. А теперь, ханум, вам лучше пересесть на вашего верблюда. Ваша близость для меня соблазн. Трудно противиться зову вашего тела. Так что давайте дождемся вечера, когда сможем уединиться в нашей палатке.

Джорджи охватил гнев. Она поняла, что он с ней играет. Чарлз остановил верблюда и помог ей спуститься на землю. Рашми принял ее и усадил на другого верблюда. Для Джорджи эта сделка становилась тягостной. Она не могла побороть свои ощущения, потому что тело ее оставалось невостребованным. Нет, не совсем так. Чарлз Эллиот отлично знал, как следует обращаться с женщиной, с ее телом. Но он играл с ней и обрекал на неудовлетворенность и физические страдания. Может быть, заставлял таким образом искупать грехи, совершенные в Вэлли? Но теперь Вэлли представлялась ей иным миром, а весь смысл жизни сконцентрировался на нем.

Он требовал от нее полной покорности, но обретет ли она в этом случае абсолютную власть над ним?

Об этом стоит подумать.

Она, собственно, ничего не теряла от этой сделки. Если не считать того, что он отказывался от полного обладания ею. Но взамен она получала ни с чем не сравнимое наслаждение, которое мог ей дать он один.

Для него ситуация становилась опасной. Он был опьянен ее телом. Часто не сознавал, что делает и что говорит, когда прикасался к ее груди. Он просто терял голову. Было чистым безумием влюбиться в какую-то одну часть женского тела. Будь то в пустыне или где бы то ни было.

К тому же она желала полной близости, а ему приходилось держать в узде свои чувства.

Это оказалось нелегко. И с каждым днем все труднее и труднее. Но таковы были условия сделки. В пустыне у них не было будущего, возможно, не было даже завтрашнего дня. Было только настоящее и все возраставшее нечистое желание прикасаться к ней. Было также яростное желание заставить ее умолять об этой ласке. Он не хотел думать о том, что будет, когда они доберутся до цивилизованного мира. Он вообще ни о чем не мог думать сейчас, когда она ждала его нагая. От одной лишь мысли, что только он может прикасаться к ней и нынешней ночью, и завтра, и во все последующие ночи их путешествия, его бросало в жар.

– Ханум… – Она рванулась из дальнего угла палатки и увидела его. Он весь напрягся и не сводил с нее глаз. Он снял головную повязку, верхнюю одежду и рубашку и, держа руки на бедрах, наблюдал за ней. – Ханум… вы знаете, какова власть женского тела. Оно может свести мужчину с ума.

Она приблизилась к нему и прижалась сосками к его обнаженной груди. Он задрожал и едва устоял на ногах. Вот она, ее власть!

– Дай мне испытать наслаждение, кади, – прошептала она. – Я измучилась, ожидая тебя.

Чарлз с огромным трудом овладел собой. Ничего он не желал больше, чем войти в нее, утонуть в ней. Но нет, не теперь.

Он продолжал сжимать ее соски. Джорджи не выдержала, так велико было наслаждение, колени подогнулись, и она в полном изнеможении опустилась на пол, увлекая его за собой. Опираясь на локти, он навис над ней, и она ощутила между ногами его набухший член. Он хочет ее, хотя решительно отрицает это.

– Вы не сможете соблазнить меня, ханум.

– Попытаюсь.

– Бесполезно. Для меня это дело чести.

– Но почему мы не можем делать то, что хотим?

– А я и делаю что хочу, ханум. Ласкаю ваши груди.

Но искушенную в такого рода делах Джорджи трудно было обмануть. Она видела, что он жаждет настоящей близости. И решила сделать все возможное и невозможное, чтобы, обессиленный борьбой, он упал в ее объятия.

 

Глава 12

Они оба по-прежнему ждали наступления ночи.

Их чувства были обострены до предела. Во время изнуряющих переходов под палящим солнцем Чарлз, поглощенный мыслями о прошедшей ночи, все чаще думал о том, что рано или поздно наступит момент, когда он не сможет больше отказывать ей в близости и вынужден будет сдаться. Нельзя до бесконечности испытывать свою силу воли.

В свою очередь, Джорджи, искушенная в подобного рода делах, изумлялась все больше и больше. В Вэлли мужчины никогда не тратили время на любовные игры, а сразу приступали к делу.

Но однажды ночью Чарлз не выдержал, уложил ее на подушки и сделал то, о чем они оба давно мечтали. Это было как взрыв, как извержение вулкана.

Всю ночь они наслаждались друг другом. Потом уснули усталые.

Она проснулась, когда солнечные лучи только начали просачиваться в палатку, и тотчас склонилась над ним.

Но он не позволил ей дотронуться до себя и снова стал ласкать ее сосок. А она так мечтала о полной близости! Но в последующие пять дней он лишил ее этого блаженства и поступал как хотел, ни на минуту не оставляя в покое ее грудь.

Его одержимость ее грудями была слишком опасна для него. Что случится с ними, когда они доберутся до настоящего, реального мира? Впрочем, об этом он не хотел задумываться. В их мире не существовало никого, кроме них самих. Никто не мог ни видеть, ни слышать их, ни узнать о них, и он мог делать с ней что пожелает и все, что обещал ей, и удовлетворять свое вожделение и утром, и вечером.

У них оставалось по крайней мере еще пять дней и пять ночей, когда они могли наслаждаться.

Неужели всего пять?

А казалось, их путешествию не будет конца. Пять дней… Она сидела на верблюде и оглядывала горизонт в поисках места, где они могли бы устроить привал. Но впереди, насколько хватало глаз, были только песок и солнце.

Впрочем, Рашми знал все тайны пустыни и уверенно вел их вперед. Должно быть, он знал и их тайны, но ему хорошо заплатили, чтобы он располагался подальше от их палатки и не любопытничал.

По мере того как они продвигались на северо-запад, то и дело впереди вырастали песчаные дюны.

– Никогда не ходите одна по дюнам, – предостерегал ее Чарлз. – Вы заблудитесь, потеряете способность ориентироваться, начнете вертеться на месте, и уж если потеряетесь, то наверняка погибнете.

– Я и не собираюсь ходить одна, – пробормотала она, а он бросил на нее проницательный взгляд. Он желал уединения с ней еще больше, чем она, и не мог дождаться этого момента.

Тремя часами позже на горизонте показалась едва различимая точка.

– Кади, кади, мы пришли, пришли. – Рашми чуть не прыгал от радости. – А ведь еще не стемнело.

– Мы остановимся здесь на сутки, – решил Чарлз.

– Это слишком долго, кади.

– Но я устал, и верблюды тоже. Нужно хорошенько отдохнуть.

Рашми поклонился:

– Как скажете, кади.

Но вместо настоящего оазиса они увидели три или четыре тощие пальмы и источник шириной всего в десять футов.

– Здесь можно отдохнуть, – сказал Рашми.

Он помог Чарлзу поставить палатку поближе к деревьям и снять поклажу с верблюдов. Джорджи с Чарлзом уединились в своей палатке, пока Рашми кормил верблюдов и пытался развести небольшой костерок, чтобы приготовить пищу.

– Скажи ему, чтобы он ушел, – простонала она, срывая одежду.

– Я с трудом дождался этой минуты. – И он потянулся к ее соскам…

 

Глава 13

Никогда еще он не знал женщины, подобной ей. Никогда не видел подобного тела, способного наслаждаться, экспериментировать, жаждущего все новых и новых ощущений. Она была подлинным порождением Вэлли. Ни одна женщина на свете не стала бы восторгаться его экспериментами, отдаваться столь бездумно, столь самозабвенно и бесстыдно.

Не было такой эротической фантазии, которая не пришла бы ей в голову, когда она оказывалась рядом с ним. Она была прирожденной куртизанкой. Не подругой, не женой. И, осознав это, он понял, что легко расстанется с ней. Легко ли? Он сказал ей, что люди из племени его отца клеймили своих женщин и что он хотел бы поставить метку на ее груди, тем самым подтвердив свое право на обладание ею.

В Сефре он купил хну и кисть, а также крохотный алмаз на тонкой, как нить, серебряной цепочке.

Он принес все это в палатку, где они провели ночь, и смешал хну с водой.

– А теперь, ханум, согласно условиям нашей сделки предоставь мне свою левую грудь.

Сердце ее глухо забилось:

– Как пожелаешь, кади, – прошептала она, приблизившись к нему.

Он смочил кисть в горшочке с жидкой хной и принялся красить ее грудь. Окрасил сосок и ареолу, сделав ареолу удлиненной, и они теперь напоминали лепестки. Он нарисовал восемь лепестков вокруг соска, и язык его не отрывался от него, как колибри от цветка.

Это было самым эротичным из всего, что он делал с ней до сих пор. Тело ее расслаблялось и будто плавилось, когда она смотрела, как он покрывает хной ее кожу, все сильнее и сильнее возбуждаясь. Он уложил ее таким образом, чтобы хна не размазалась. Но даже это вполне безобидное прикосновение к ее телу дало бурный толчок фантазии, и он задохнулся от желания. О Господи, он желал ее постоянно. Это чувство терзало его, лишало воли.

Это становилось опасным. И все же он сделал еще шаг на этом пути. Серебряная нить…

Что, если украсить ее этой нитью? Тогда всю жизнь он будет помнить о том, что она надевает украшение для другого мужчины, который у нее появится, как только они покинут этот изолированный мир пустыни.

Пустыня стала самой их жизнью, и в оставшиеся пять дней его чувства к пустыне и их уединению приобрели почти иррациональный характер. Он был одержим желанием пометить ее, пусть каждый видит, что она принадлежит ему.

– Возьми меня, – умоляла она.

Но он даже не шевелился, только сказал:

– У меня кое-что есть для тебя.

– Разве этого украшения недостаточно? – спросила она.

– По-моему, нет. Хочешь посмотреть? Иди-ка сюда.

Она поднялась. Ее грудь, похожая на цветок, манила и искушала его, он с трудом удержался, чтобы не прикоснуться к ней губами. Ему следовало вооружиться терпением, однако это было выше его сил.

Он протянул к ней руку. На кончике его пальца болталась тончайшая цепочка и в тусклом свете сверкал крошечный алмаз.

– Ее носят на шее? – спросила она.

Он приподнял ее правую грудь и обвил сосок нитью.

– Носи эту цепочку ради меня. В пути я буду представлять себе, как она обвивает твой сосок вместо моих пальцев.

Мурашки побежали по ее телу, кровь забурлила.

– Я буду носить ее, кади, но она никогда не заменит мне твоих пальцев.

– А мне твоего соска. – Он едва не лишился чувств, взглянув на нее. Их отношения становились все сложнее. Пока еще он с ней не спал. Но что будет, если это произойдет? Через пять дней закончится их путешествие по пустыне. И все изменится, когда они доберутся до Дар-эль-Рабата. Лепестки на ее груди потускнеют. Она снимет серебряную нить и никогда больше не будет нагой и свободной. Еще пять дней – и все изменится. Всего пять дней.

В доме своего отца она поймет, что не все дозволено. Что следует вести себя достойно и скромно.

Поймет, что мужчина не игрушка, что не каждый пожелает спать с ней, очарованный ее прелестями. А если не поймет, ей все равно придется с этим считаться, как только они покинут пустыню, этот мир, полный иллюзий, совершенно особый мир.

Осталось четыре дня…

* * *

Они провели в оазисе последнюю ночь, искупались, напоили верблюдов, пополнили запасы воды, закопали в песок испортившуюся пищу. Прошли пешком первые десять – двенадцать миль, а дальше поехали на верблюдах. Следующую ночь они провели в пустыне, а время неумолимо летело вперед, и его не хватало на любовные игры. Осталось три дня.

Потом два.

Утром, когда настало время отправляться в путь, она вся была покрыта соками его тела, просто купалась в них. Он сдался. Но теперь это уже не имело значения. Оставалось несколько часов. Все было кончено. На горизонте уже виднелись постройки Дар-эль-Рабата и побережье. Это был конец их идиллии среди песков пустыни.

Дар-эль-Рабат примостился на самом берегу океана, и в его узкой гавани качались на волнах корабли, а от гавани устремлялись ярусами вверх глинобитные постройки.

Не проходило и часа, чтобы в гавань не вошел новый корабль, будь то рыболовное судно или торговый пароход. Это был город купцов и торговцев, рыбаков и капитанов.

Ворота Золотого побережья Западной Африки, золотая дверь, в которую устремлялись любознательные, праздные, алчные и богатые.

И тот, кто, расставшись с пустыней, входил в город, воспринимал его как ворота в страну свободы. Расположенный на травянистой равнине, окруженный пальмами и верблюжьей колючкой, он появлялся на горизонте, словно мираж. Они добрались до Дар-эль-Рабата ранним утром, но на улицах уже кипела жизнь, сновали погонщики мулов и верблюдов со своим рабочим скотом. Слышался разноязычный говор – сюда стекались путешественники со всех концов света.

Прежде всего Чарлз решил уладить дела с Рашми, а остальные, которых было немало, отложить на потом.

Услуги Рашми обошлись ему в пятьдесят монет, к тому же проводнику предстояло в ближайшую неделю отвести верблюдов назад, в Сефру.

Чарлз продал в разных лавках все купленное для путешествия через пустыню и выручил за это пятьсот монет. Таким образом, он получил возможность купить билеты до Камеруна. На следующий день им предстояло отплыть.

Джорджиана следовала за ним, отставая на несколько шагов, совершенно ошеломленная красками, звуками и запахами, а главное – океаном, изобилующим водой так же, как пустыня песками. И это была лишь часть мира за пределами Вэлли. Теперь Джорджи полностью зависела от Чарлза, и ей оставалось лишь наблюдать и ждать.

Закончив свои дела, Чарлз взял ее за руку и повел по запруженным толпами народа узким улочкам в поисках недорогого приюта на ночь.

Волшебное путешествие закончилось. Сейчас для него было главным отвезти ее в Англию, к отцу.

Теперь он обращался с ней как с хрупкой девственницей.

Господи, да была ли на свете женщина, менее похожая на девственницу, чем она? Впрочем, закутанная в свою абейю, она выглядела самой целомудренной из целомудренных, потому что вела себя, как восточная женщина, не поднимая глаз и стараясь не привлекать к себе внимания.

– Отвратительное место, – пробормотала Джорджи, когда они пробирались по узким улочкам, мысленно посылая проклятия попадавшимся на пути прохожим, затруднявшим их продвижение вперед. – Здесь очень тесно, шумно, грязно и слишком много народу…

Внезапно Чарлз осознал, что она никогда не бывала в городе и впервые в жизни увидела океан и корабли. Не говоря уже о таком скоплении народа, особенно на рынке.

В известном смысле Джорджиана Мейтленд действительно была девственной. Только сейчас Чарлз это понял и ощутил нечто вроде шока. Она не имела самого обычного и необходимого жизненного опыта, и любое путешествие было для нее открытием. А она так стремилась вырваться из Вэлли. Как же ей удастся справиться с тем, что ее ждет? Он даже ощутил жалость к ней. Черт возьми! Это все козни дьявола. Он не должен ее жалеть. Она могла и сама о себе позаботиться. Поскольку обладала умом, была осторожна, лукава и прагматична, и к тому же обольстительна.

У нее есть деньги. Его деньги.

Она не могла остаться невинной, пожив в волчьем логове. И его обязательства по отношению к ней весьма ограниченны. Он с лихвой заплатил ей за то, что она помогла ему бежать из Вэлли. По условиям сделки он обязался только доставить ее в Англию к отцу. Остальное вообще его не касалось. Черт возьми! Но ведь это путешествие через пустыню Калахари – только начало. Им еще предстоит плыть неделю до Камеруна, провести там два-три дня, затем не меньше недели добираться морем до Сьерра-Леоне и две недели пароходом до Англии. В общем, если повезет, весь путь должен занять не меньше месяца. А возможно, и больше.

Кроме того, она не может появиться в Грейбурне в таком виде, ей необходимо сменить одежду. А потом надо еще добраться до Элинга. И совершенно неясно, где сейчас Мортон. О Господи! Еще и Мортон! В последние две недели он не вспоминал об этом негодяе ни разу. А что, если он, бросив все, тоже отправился в Англию? Лучше бы остался на месте. Джорджиана его бы не предала, а Чарлзу теперь на него наплевать.

Но ведь это только начало… Он старался не думать о том, что будет дальше.

– Ты голодна, – сказал он. – Надо раздобыть свежей рыбы. Пообедаем по-человечески.

– Я не хочу есть. Впрочем, тебя я бы съела.

Он не ответил, и на некоторое время воцарилось молчание. Он все еще испытывал влечение к ней, но с этим надо было покончить.

– Ты не можешь оставаться в этой одежде, – продолжил он после паузы. – Одно дело пустыня, другое – цивилизованный мир.

– Почему не могу? – удивилась она.

– Надо подготовиться к следующему этапу нашего путешествия. Теперь нас ничто не должно отвлекать. И без того нам придется нелегко.

– Так ты больше не хочешь меня ласкать?

– Оглянись вокруг, ханум. Кроме твоих грудей полно интересного.

– Вчера вечером ты так не думал.

– Мы были в совершенно другом мире. Но он остался в прошлом, – возразил Чарлз.

Она оглядела шумную улицу и глинобитные постройки, мулов и ломовые телеги, тащившиеся с черепашьей скоростью по узким улочкам, преодолевая дюйм за дюймом.

– Этот мир мне не нравится. Давай вернемся в пустыню и останемся там навсегда.

Он покачал головой:

– Я же сказал, что этого не будет.

– Но ведь ты почти готов был на это, кади. Мои соски все еще хранят запах твоего тела и твоих жизненных соков. Почему же ты не?..

– Мы заключили сделку. Ты сдержала слово. И теперь я собираюсь отвезти тебя к отцу. Как же я посмотрю ему в глаза, если мы будем с тобой спать на протяжении всего пути по Южной Африке и дальше?

– Но целых две недели ты ласкал мое обнаженное тело. Это тебя не смущает?

– Такова была цена за мою помощь, за то, что я отвезу тебя в Англию, ханум. И я полностью вознагражден.

– Да уж, вознагражден. И ласкал меня с большой охотой. Ты так добросовестно занимался мной, что я хочу только одного – с утра до вечера купаться в соках твоего тела. Но не могу, потому что этого не хочешь ты, а почему не хочешь, я не понимаю.

– Я назначил цену за то, что препровожу тебя в Англию. Других обещаний я тебе не давал. Я не спал с тобой в полном смысле этого слова. И не клялся в вечной любви. Теперь выбор за тобой. Если хочешь продолжить наше путешествие, то перекусим и поищем какой-нибудь ночлег. А не желаешь, Рашми отвезет тебя обратно в Сефру за те же пятьдесят монет, и ты будешь заниматься там своим любимым делом. Мужчины рады будут угодить тебе, еще и заплатят. А со временем ты как-нибудь доберешься до Англии.

– Мерзавец! – бросила она ему в лицо. – Сукин сын… Ты поставил на мне клеймо. Сделал мне подарок.

– Женщины готовы поверить чему угодно, – возразил он безжалостно. – Все это было игрой. Краска потускнеет. Алмаз ничего не стоит. Просто я старался развлечь нас обоих, чтобы скоротать время. Есть много способов угодить женщине.

Она закричала и завыла, стоя посреди узкой улочки. На нее стали оборачиваться, несколько мужчин даже двинулись на Чарлза, чтобы защитить ее. Видно, поняли, что она за штучка. И она тотчас притихла.

– Теперь я поняла, – сказала она после паузы, – что была ослеплена. Что стала жертвой собственных желаний. За все всегда приходится расплачиваться женщине. – Она замолчала и не проронила больше ни слова, пока они шли. Но он понимал, что выбора у нее нет и что теперь она ни на йоту не доверяет ему.

Но это не имело значения. Или все-таки имело? Внезапно взгляд его уловил какой-то серебристый блеск в солнечном свете. Он мгновенно понял, что это было, но ему вовсе не хотелось анализировать свои чувства. Прежде чем он успел наклониться и поднять серебряную цепочку, Джорджи втоптала ее в грязь и бросила на него испепеляющий взгляд.

– Очень хорошо, кади. Пусть будет, как ты хочешь. Но ведь так будет не всегда? Ты отвезешь меня в Англию, к отцу, и тогда счет сравняется.

 

Глава 14

Оказалось, что она совсем не знает мужчин. Что понятия не имеет о жизни за пределами Вэлли, не говоря уже о жизни в Англии. Она размышляла об этом, пока они петляли по улицам, и потом, когда вертелась на узкой кровати на дешевом постоялом дворе, где они остановились на ночлег. Это был двухэтажный глинобитный домишко с комнатами без всяких удобств, которые снимали непритязательные путники, кто на ночь, кто на две. В их комнате оказалась всего одна кровать да еще ниша, в которой устроился Чарлз, завернувшись в свой плащ и положив под голову вместо подушки котомку с вещами. Таким образом, она не могла добраться ни до пистолета, ни до ножа, ни до денег, отложенных им на путешествие по пустыне. Попытайся она это сделать, он мог бы убить ее. Да и она его тоже.

Какая же она дура! Поверить тому, что он ей говорил в пылу страсти.

Ее должно было насторожить его упорное нежелание спать с ней. Она была для него всего лишь лекарством от скуки.

Да он и не скрывал этого. Таковы были взгляды и образ жизни его народа. Женщины использовались для одной-единственной цели. И она разыграла эту карту, обеспечив себе эскорт при переходе через пустыню Калахари и дальше. Что же ее возмутило? То, что он раскрасил ее груди хной? Или то, что вел себя так, будто увлечен ею, воспользовавшись ее наивностью?

Теперь-то уж ее на этом не поймаешь. Она быстро усваивает правила игры и попытается поменяться с ним ролями. Она не раз грозила ему этим, пора привести угрозы в исполнение.

У нее есть деньги, украденные у него. К тому же он еще не окончательно потерял совесть, раз привез ее сюда и готов был сопровождать и дальше. То ли он действительно хочет ей помочь добраться до Англии, то ли имеет на нее какие-то виды. Хорошо бы, конечно, найти ему более достойную замену. Но где? К счастью, он отказался вступать с ней в связь. И теперь ничто не связывает их, она свободна в своих чувствах. Хватит с нее жизни в Вэлли и путешествия по пескам пустыни. Главное теперь – добраться до Англии, до Элинга и отца, и начать новую жизнь. Без мужчин и без секса.

Путешествие обещает быть трудным, думал Чарлз. Он не спал всю ночь и знал, что она тоже не спала. Как вести себя с ней? Как избавиться от нервозности и беспокойства? Он совершил огромную ошибку, когда увлекся ее телом, потеряв над собой контроль. Да еще заключил с ней какую-то дурацкую сделку. Надо было оставить ее в Сефре или Акке. Из Акки она добралась бы до своей Вэлли и там была бы намного счастливее, чем в доме своего отца.

Он представил ее ступающей по массивной, покрытой ковром лестнице огромного загородного дома или совершенно нагой, демонстрирующей гостям свою прекрасную раскрашенную, похожую на цветок грудь.

Хотя при всей ее разнузданности она вряд ли позволила бы себе нечто подобное.

Но кто знает? Это уже не его забота. Нет? Прекрасно. Он будет держать ее на расстоянии, пока они не доберутся до Грейбурна. А главное, не позволит ей обнажаться перед ним.

Вряд ли такое возможно – он здорово ее разозлил. Она достаточно умна, чтобы понимать, что ничего не знает о жизни вне Вэлли, что в реальном мире все иначе.

И пока нуждается в нем.

Теперь главное – сбыть ее с рук. Потом найти эту мразь Мортона. Пусть заплатит за все мерзости, которые натворил. И конечно же, за убийство матери.

Но Мортон в Вэлли. Не станет же Чарлз возвращаться туда. Впрочем, Мортон может поехать вслед за Оливией в Англию.

А Оливия там непременно объявится. Не допустит, чтобы Джорджиана вернулась в Элинг и разболтала о том, что творится в Вэлли. Тем более этого не потерпит Мортон.

В Англии Джорджи не может причинить им вреда. Но хватит размышлять. Пора начинать новый день, двигаться в путь. У них еще есть пара часов до отплытия. За это время они успеют вымыться, позавтракать, запастись едой. Вряд ли Джорджи смогла бы проделать одна весь этот путь, внезапно подумал он. Так и жила бы в Вэлли, ублажая мужчин, выставляя напоказ свое роскошное тело.

Чарлз вскочил с постели. Черт бы ее побрал! Он налил из кувшина немного воды на ладони, плеснул в лицо, стараясь не думать о ее теле. Потряс Джорджи за плечо.

– Что? Пора в путь? – Она сразу проснулась.

– Пора. Надо найти баню, помыться, выпить кофе и чего-нибудь поесть.

– Я готова. – Она встала, поправила свое покрывало, набросила на лицо чадру. Он представил себе, как струи воды стекают по ее телу, по раскрашенным грудям, похожим на два цветка. Какую реакцию это вызовет у окружающих.

Он и сам хотел смыть следы пребывания в пустыне, невидимые, но ощутимые отпечатки ее сосков и выбросить из головы мысли о ее наготе.

Хотел, чтобы и она смыла со своего тела хну и его запах, его жизненные соки, чтобы они скатились на каменный пол бани и исчезли навеки, чтобы следующую часть пути они начали чистыми, с новой страницы. Было ли такое возможно?

На корабль, перевозивший пассажиров к берегам Сьерра-Леоне, было полно народу. Вместе с людьми грузили и домашних животных, купцы и торговцы помельче перевозили тяжелые сундуки и ящики.

Судно угрожающе кренилось под тяжестью непомерного груза. Джорджи пришла в неописуемый ужас.

– У нас нет выбора, ханум, – сказал он, – это самый быстрый способ добраться до места назначения.

– Или погибнуть в пути, – возразила она, когда он взял ее за руку и помог подняться по трапу. Через час корабль отчалил. Джорджи не сомневалась в своей близкой гибели. Скрипучая развалина с трудом держалась на плаву, но каким-то чудом все же двигалась вперед, переваливаясь с боку на бок в зеленой океанской воде, вскипавшей пеной у бортов. Корабль медленно плыл вдоль поросших зеленью берегов. Их линию изредка прерывали окутанные дымкой пурпурные скалы или старый каменный форт, стоявший в лесу как часовой.

Почти все пассажиры висели на поручнях, глядя на рыбачьи поселки и все остальное, что мелькало за бортом, пока пароход, натужно пыхтя, преодолевал милю за милей. Джорджиане было не до красот природы. Она чувствовала себя несчастной и замирала от страха при мысли о подстерегающих ее опасностях. К тому же ее подташнивало. У нее не было ни малейшего желания заговорить с кем-нибудь из пассажиров. К тому же в своей одежде она чувствовала себя словно в темнице, ключ от которой был у одного только Чарлза Эллиота.

Этому надо положить конец. Она должна пересилить страх и не дать возможности Чарлзу Эллиоту взять верх над ней. Но лишь с его помощью она может добраться до Англии. Странное ощущение в желудке, неравномерное покачивание корабля, а также липнувшая к разгоряченной коже одежда мешали ей собраться с мыслями. Раздражал ее и этот самодовольный Чарлз Эллиот, наслаждавшийся каждой минутой пребывания на корабле, не отходивший от поручней. Неужели это путешествие продлится целую неделю? Господи… Неделю…

Сьерра-Леоне означала приближение к цивилизации, лесистые холмы и полуостров с тремя бухтами и пляжами, окруженными хлопковыми полями и пальмами, гавань для кораблей торгового флота с верфями и товарными складами, расположенными недалеко от города.

– Это Либерти-Таун, – сказал ей Чарлз, наблюдая за тем, как бросают якорь. – Его называют Ливерпулем Западной Африки.

– Похоже, здесь все из камня.

– Нет, в основном из дерева. Увидишь, когда мы попадем в город. Там много магазинов. Есть церкви. Все расположено на одной улице, очень похоже на… – Он хотел сказать на главную улицу в Вэлли, но вовремя спохватился. – Мы сможем там купить все необходимое. Это отправная точка нашего дальнейшего путешествия. Если повезет, то через пару дней в порт войдет «Малабар», и мы отплывем на нем в Грейбурн.

– И как долго мы будем плыть?

Он прищурился на солнце:

– Возможно, недели две.

Больше им не о чем было говорить. Они спустились по трапу, воздух был напоен цветочными ароматами. Прошли по главной улице, обходя стада овец и коз, а также лоточников, зазывавших покупателей, прислушиваясь к разноязыкому говору. Наконец они выбрались из толпы и сразу увидели молящихся, сидевших на корточках на площади, а также игроков в кости, солдат и крестьян. Жара стояла невыносимая, и не было от нее спасения.

В этом городе, как и в Камеруне, не было принято задавать вопросы. Вы показывали деньги, и вам оказывалось всяческое внимание. Они нашли комнату в глинобитном домишке с двумя узкими кроватями и умывальником. Здесь останавливались путешественники.

Много времени они провели в лавках, спасаясь от жары. Там было все: от фарфоровой посуды до изделий из кожи, но ничего необходимого. В этом городе им предстояло провести день-другой. Это в лучшем случае. Она подумала, что могла бы купить пару штук ткани и сшить себе платье. Чтобы избавиться от тяжелой и порядком надоевшей абейи и снова почувствовать себя женщиной. Ведь Чарлз обращался с ней как с неодушевленным предметом, с мебелью. Сначала ради собственного удовольствия приукрасил этот предмет, а потом решил, что он ему не по вкусу. Черт бы его побрал! Однако среди путешественников она не увидела никого, с кем могла бы заключить такую же сделку. К тому же Чарлз следил за каждым ее шагом. Мало ли что взбредет ему в голову.

Она должна быть готова ко всему. Таким, как он, неведомо понятие чести.

Но как только они сядут на корабль и останется всего две недели до прибытия в Грейбурн, возможно, многое изменится. И ей удастся отделаться от него.

Чарлз, казалось, читал ее мысли. Двухнедельное путешествие в обществе этой женщины, охваченной страхом перед неведомым и яростью потому, что нуждалась в нем, представлялось ему нелегким. Как же он мог выпустить ее из поля зрения хоть на минуту?

Но в то же время как он мог все время смотреть на нее и не желать ее? Это было похоже на безумие. Он дал волю своим низменным инстинктам и теперь расплачивался за это. А до прибытия в Англию оставалось еще много недель. И он не был уверен, что не потеряет над собой контроль. Ему оставалось либо откликнуться на зов плоти, либо спокойно наблюдать за ее попытками найти ему замену.

Он мог бы удержать ее, если бы овладел ею. Для него это был единственный выход. И кого, собственно, он наказывал во время их путешествия по пустыне, воздерживаясь от близости с ней?

Она все еще играла роль его покорной спутницы и подчинялась ему с ненавистью в сердце, пересиливая себя. Но Либерти-Таун не был местом, где она могла бы сбросить мусульманское платье и предстать во всей красе перед любителями женской плоти. Зато могла сделать это на борту «Малабара». Или когда они прибудут в Грейбурн. Он видел это по ее глазам. Но ведь он ничуть не хуже любого другого мужчины. Так не все ли ей равно, с кем заключить сделку.

Она ничего не знала о жизни за пределами Вэлли. Мало что знала о гнусной природе мужчин. Впрочем, эту природу он продемонстрировал ей весьма убедительно.

Но и сам тоже мучился, глядя на ее обнаженное тело и пытаясь подавить в себе желание.

Любой мужчина сделал бы что угодно, лишь бы заполучить желаемое.

Ведь даже сейчас, под многочисленными складками тяжелой абейи, угадывалось нечто притягательное. Ее походка, движения заставляли мужчин оборачиваться и бросать восхищенные взгляды. Любой мужчина готов был бросить к ее ногам сокровища королевской казны, только бы она приподняла покрывало.

Но быть может, все это его фантазии?

Он раскаивался в том, что раскрасил ее тело хной, да и во многом другом. Но окажись они снова наедине, во время этого двухнедельного плавания, он не остался бы равнодушным к ее обнаженному телу.

Джорджиане во что бы то ни стало надо было добраться до Англии. До их отплытия на «Малабаре» оставалось два дня. И она опасалась, что в последний момент Чарлз Эллиот найдет причину не брать ее с собой.

Нельзя сказать, что она не пыталась найти ему замену, но никто даже отдаленно не соответствовал ее запросам. К тому же не хотелось связываться с совершенно чужим человеком.

Уж лучше этот дьявол, Чарлз Эллиот. Хотя и в его черном сердце иногда просыпалось что-то человеческое.

Предложи она ему плату за его услуги – а она знала единственный способ сделать это, – он не смог бы ей отказать. Главное, как это представить. Он, конечно же, без ума от нее. Именно на это она и надеялась.

Однако на этот раз она не станет требовать полной близости. Будет делать лишь то, что он хочет.

Она должна расплатиться с ним за потраченные на нее время и силы. Особенно за его ласки. Теперь ее очередь удовлетворять его сексуальные потребности, это наверняка сработает при ее-то способностях. Джорджиана изложила ему свои планы вечером, когда они сели перекусить на обочине дороги, возле овощного рынка.

– По-моему, я полностью расплатилась с тобой за первую часть нашего путешествия, теперь давай обсудим условия второй его части.

– Какие еще условия? – произнес он в замешательстве. – Мы уже обсуждали это в Дар-эль-Рабате, ты мне ничего не должна.

– Нет, должна, кади. В течение двух недель нашего путешествия я буду ласкать тебя так, как ты пожелаешь. И никакой близости. Все остальное – пожалуйста.

– Никакой близости?

– Как скажешь, кади.

– Так уже было, ханум.

– Мое предложение остается в силе. Или ты решил бросить меня здесь? Мне кажется, у меня есть выбор. Что, если мы заключим другое соглашение?

– Но никаких каверз с твоей стороны.

– Это было бы для меня слишком сложно, просто невыполнимо. А вдруг тебе так понравятся мои ласки, что ты пожелаешь большего?

О, эта уверенность куртизанки в своей плотской неотразимости! Она намеревалась сделать его своим рабом. Стоило задуматься над этим. Но ведь ничего другого она не понимала: одержать верх над мужчиной и манипулировать им. Для нее существовало только это, в какой бы части света она ни находилась. Она всегда была готова разыграть эту карту и не сомневалась в выигрыше.

Ведь и с ним это срабатывало. Одна лишь мысль о том, что в течение двух недель она будет постоянно его ласкать, повергла Чарлза в трепет. Как ни старался он в последние две недели приучить себя сдерживаться и жить без близости с женщиной, все оказалось впустую. Он лгал себе, что может обходиться без женщины. А теперь его ждало новое испытание. Пусть она и была шлюхой, использовавшей все известные ей ухищрения, чтобы соблазнить свою добычу, он не был нечувствителен к ее чарам с самого начала, с того момента, когда она прижалась к его спине своими сосками, придя к нему в ту первую ночь в Вэлли.

– И как ты все это себе представляешь? – не удержался он от вопроса. – Ты будешь лежать на спине с моим органом между ног, вместо того чтобы ласкать его руками. Но я знаю по опыту, что это доставляет почти такое же наслаждение. Ты права, ханум. Это долгое путешествие, а я всего лишь смертный. И не могу обходиться без женщины. – От него не ускользнула легкая улыбка торжества, мелькнувшая на ее губах. – Я принимаю твои условия, ханум.

 

Глава 15

Двумя днями позже «Малабар» вошел в гавань, возвестив о своем прибытии пронзительным гудком. Багаж, тяжелые грузы были благополучно доставлены на берег еще до темноты, а пассажиры могли подняться на корабль лишь утром.

Хотя места на корабле было маловато, Чарлзу удалось арендовать каюту на нижней палубе. Они купили сундук и погрузили в него провизию, бутылки с водой, чай и кофе и небольшую походную плиту. Не забыли мыло и ведро, кое-какие постельные принадлежности, свечи, спички и чайник, а также сковородку. На следующее утро в очереди желающих подняться на корабль они оказались среди первых. Расположились в крошечной каюте, перетащили туда свои пожитки и еще несколько часов провели на верхней палубе, наблюдая, как матросы производят погрузку. Чарлз заметил, что Джорджиана рассматривает мужчин, поднимавшихся по трапу. Интересно, о чем она думает? Ведь всего два дня назад она сделала ему довольно откровенное предложение.

Неужели Джорджи рассчитывает заключить более выгодную сделку? Теперь, когда избавилась от покрывала? Или это не она смотрит на мужчин, а они на нее, и возможно, гадают, кто она, свободна ли и удастся ли завязать с ней знакомство.

Во время такого путешествия нет ничего проще. Каюты крошечные, да и вообще на пароходе мало места, так что почти невозможно избежать общения. Путешественники делятся впечатлениями, жизненным опытом, едой, пивом, вместе развлекаются.

Женщины буквально навязывали ему себя, в надежде затащить в постель. Это путешествие во многом походило на путешествие по пустыне. На корабле тоже все изолированы от мира. Здесь свой мирок, свои неписаные правила. Чего не надо замечать, не замечают. Джорджиана бродила по палубе в поисках добычи. Он решил не мешать ей. Ведь через две недели в случае, если им будет благоприятствовать погода, они доберутся до Англии. Еще через две он окажется дома. Дома. Но разве в Англии его дом? Ну и, конечно, не в шатрах Джалаль-Бахтума, дяди, вырастившего его. Именно там он проникся жаждой мести. Именно там получил жестокие уроки жизни бедуинского принца, для которого главное – поддержать честь семьи.

И там же ему привили любовь к лошадям, которых разводил его дядя. Лошади были вопросом престижа. Символом власти.

Он вырос рядом с ними и вместе с дядей объезжал и тренировал их. Лошади давали возможность отдохновения, возможность расслабиться. Лошадь была вечным другом и спутником, спавшим вместе с ним в шатре.

Неудивительно поэтому, что он выбрал лошадь орудием и способом мести, потому что она давала возможность приблизиться к врагам, она оказалась разменной монетой, с ее помощью он намеревался отомстить за смерть отца. Но это ему не удалось, вдобавок он истратил кучу денег на приобретение лошадей для Вэлли. И Чарлз решил, что однажды начнет в Англии все сначала.

Сидя на коленях у дяди, он усвоил еще один урок. Главное – иметь план. Дядя вынашивал план мести долгие годы… Чарлз же оказался на корабле в океане близ Западной Африки, чудом спасенный от смерти куртизанкой, не имея никакого плана, если не считать планом то, что он собирался нынешней ночью отдать свое тело в распоряжение женщины.

Как же низко он пал в собственных глазах!

Ты всегда должен иметь план… потому что враг хитер и коварен, постоянно принимает новые обличья.

Так оно и было: колесо судьбы повернулось, и мать его погибла, правда, не от его руки. Но кто знал, что не он нанес Лидии последний удар? За годы, проведенные в Англии, он потратил уйму денег и не хотел возвращаться в Сирию, в семью отца.

Он отправится в Аргентину. До нее нетрудно добраться, и в то же время она достаточно далеко, чтобы чувствовать себя там свободным и никому не подотчетным, и климат вполне подходящий для разведения лошадей. В Англии он ни за что не останется. До Англии сейчас рукой подать. До нее можно дотянуться, прикоснуться к ней, попробовать на вкус. В предательском теле этой распутной Джорджианы он мог бы найти воспоминания об Англии, а также увидеть с ее помощью ту часть собственной души, о которой предпочел бы не знать.

Теперь Оливия вспомнила, почему так ненавидела Лондон. Он был холодным, туманным и негостеприимным. Здесь все находилось под контролем, все были замкнуты, никто не чувствовал себя свободным. Она ненавидела Лондон. Мортон обладал стремительностью урагана, он сорвал ее с места, и теперь ее охватили воспоминания, от которых она предпочла бы избавиться. В который уже раз она подчинялась его воле и теперь размышляла, было ли когда-нибудь иначе, могла ли она когда-нибудь поступать по-своему.

– Давай, давай, старушка, – говорил он ей за обедом в отеле. – Мы имеем возможность путешествовать на самом быстроходном и комфортабельном корабле. У нас самый лучший стол, и мы можем сколько угодно предаваться наслаждениям.

– Все это относится только к тебе, – возразила Оливия.

– Дорогая, ты просто не видишь перспектив. Оглянись вокруг, посмотри на этот ресторан. На этих юных дам в умопомрачительных нарядах, скрывающих под одеждой свои прелести, посмотри на их ужимки. Неужели ты не видишь, как их стесняют все эти условности и ограничения? Это твои голубицы, дорогая. Эти красотки готовы закричать от желания проявить свою сексуальность, которую скрывают под безупречными манерами. У меня в жизни было много таких. Они только и ждут приглашения.

– Гм-м, – фыркнула Оливия. – Я полагаюсь на тебя…

– Сколько спален в Элинге?

– О, я уже забыла. Может, десять? А то и все пятнадцать…

Это была их первая ночь на суше после длительного, тяжелого путешествия морем. Они сидели в ресторане, но Оливии совсем не хотелось есть, она мечтала принять ванну и отдохнуть. Однако Мортон то и дело возбуждал ее любопытство, и постепенно она вошла во вкус, наблюдая за происходящим. Здесь было много парочек.

Они пили, ели, касались друг друга, флиртовали, заглядывали друг другу в глаза. Он поглаживал ее грудь, она сжимала его колено. Он решился поцеловать ее. И тотчас же ее рука исчезла под скатертью.

Все эти соблазны и ухищрения уводили их все дальше и дальше. В конце концов они устанут от платонической любви, уединятся в каком-нибудь кафе и исполнят свой любовный танец на куске черствого пирога. В моем доме все будет по-другому, размышляла Оливия. Глаза Мортона блестели, когда он наблюдал, как меняется выражение ее лица. Оливия на лету схватывала все идеи, касавшиеся сексуальной жизни. Ей было достаточно намека. Она ненавидела женщин и обожала этих гарцующих самцов, таивших в себе огромные возможности.

– Эти богатые бездельники ищут развлечений, – добавил он, чтобы подстегнуть ее фантазию. – И острых ощущений. Однако рисковать не хотят. Как ты думаешь, сколько они готовы выложить за все это?

– Теперь я поняла, что ты имеешь в виду. Деньги сами потекут к нам в карманы. Милый Мортон, ты, как всегда, прав. И это будет нашим следующим шагом.

Он хотел воплотить свои идеи в жизнь сию же минуту. Но с Оливией не следовало бросаться в новое предприятие очертя голову. Пусть поверит, что бразды правления в ее руках.

– Хорошо, дорогая, решение за тобой, – сказал он, с трудом сдерживая нетерпение.

Она вздохнула. Он прав. Надо еще многое уладить. Генри. Элинг. Она не могла явиться туда прямо сейчас.

– Наша цель близка, дорогой. Мы легко доберемся до Элинга. Отправимся туда завтра же утром. Представляю, какой это будет сюрприз для Генри!

«Малабар» отчалил в полдень и взял курс на север. В четыре часа команда разнесла чай с бисквитами. После этого пассажиры были предоставлены сами себе до завтра, когда корабль сделает первую остановку недалеко от здешнего побережья, где можно закупить все необходимое у местных торговцев.

Чарлз не подготовился к путешествию должным образом. Все, что было связано с Джорджианой и этим нелепым приключением, выбило его из колеи. С того самого момента, как она появилась в Вэлли в его бунгало совершенно голая. И сейчас, в каюте, она ждала его, тоже обнаженная. Нанесенный хной узор слегка выцвел, и это тотчас возбудило его.

На что она и рассчитывала.

– Итак, пора. – Она была деловита, как бандерша. Казалось, стоит ему протянуть руку, и она тотчас оседлает его. Да. Он не мог отрицать очевидного. Он не станет с ней спать… Впрочем, не надо загадывать. – Ложись. Об остальном позабочусь я. – Эти слова она наверняка произносила десятки раз. Хотел ли он этого? Хотел. Потому что был мужчиной. А она умела обращаться с мужчинами.

И потом, это была всего лишь плата за проезд. Ни больше ни меньше.

И он принял ее условия. Он заслужил эту плату. Он знал, что это не повлечет за собой никаких осложнений. Эмоции тут ни при чем. Чисто физическое наслаждение, которое может доставить такая опытная шлюха, как она. Он медленно разделся, глядя на нее, и растянулся на постели, стараясь сохранить бесстрастное выражение лица. Она села на него верхом, так, что его член оказался между ее бедрами, а кончик касался восхитительной впадинки между ее грудями. Он вспомнил, что она делала прежде. Она обхватила его член обеими руками, и тело его рванулось к ней, будто сквозь него пропустили электрический ток. В известном смысле так оно и было. В ее руках таился электрический заряд. Они были сильными, ловкими и нежными.

Он дважды пришел к финишу. У нее были поистине волшебные руки. Они могли творить чудеса.

Вряд ли можно было найти подобную ей…

– Понравилось, кади?

– Для начала очень недурно.

Знала бы она, как отчаянно он желает ее!

– По-моему, тоже. – Она продолжала его ласкать. – Только не прикасайся к моей груди.

– Что?

– Когда я ласкаю тебя, ты все время пытаешься коснуться моей груди. Но если ты это сумеешь, то дальнейшего все равно не последует. Поэтому, кади, и не пытайся. Не прикасайся к моей груди, к моим соскам. Я хочу к концу нашего путешествия полностью расплатиться с тобой.

– В любом случае я выполню свою часть сделки, – проворчал Чарлз.

– Но ведь так лучше и приятнее. Ты не находишь?

Он не знал, что сказать. Возможно, он стал рабом ее рук. Или ее грудей. Но он обязан выполнить условия сделки, что бы она о нем ни думала. Она ничего не знает о реальной жизни и окружающем ее мире, и он должен ее защитить и удержать от ошибок.

Должен? Но он не несет за нее никакой ответственности.

Она добралась до самых интимных частей его тела и стала ласкать их языком, приговаривая:

– Вот так, кади, вот так…

Он извивался всем телом. Ее язык работал без устали, доводя его до безумия, и он был уже в полном изнеможении.

Наконец он опрокинулся навзничь и оттолкнул ее.

– Я могу еще, – прошептала она.

– Не надо, – проговорил он едва слышно. Ему казалось, что силы покинули его тело и он стал сухим, как пески пустыни.

– В любой момент можно начать все сначала.

– Отлично. Только не сейчас.

– Значит, даже кади может пресытиться сексом.

– Поговорим об этом через часок.

– Только через часок?

Он поднял на нее глаза. Она лежала рядом довольная и умиротворенная, уверенная в себе и своем искусстве. А он не мог двинуть ни рукой, ни ногой. С таким талантом она всегда найдет мужчин, готовых выполнить любое ее желание.

Скольких она может осчастливить за ночь? Пятерых? Десятерых? Полсотни?

При мысли об этом он похолодел. И представил ее королевой, жрицей любви, обнаженной, на позолоченном троне, выстроившихся в очередь мужчин со спущенными штанами, протягивающих ей сотни фунтов стерлингов.

Десять, самое большее пятнадцать минут – и все. Господи, да она может стать богаче любого монарха, эта королева куртизанок.

– Кажется, я опять полон сил, – сказал Чарлз, – но, повторяю, все остается по-прежнему. Спать с тобой я не стану.

– Согласна, кади. Это было твое условие. Когда ты взял меня с собой в пустыню. Теперь у тебя не будет недостатка в наслаждении. Обещаю.

– Тогда я хочу ласкать твои груди.

– Нет, только не это. Теперь условия ставлю я.

– Не уверен, что смогу удержаться.

– Я тебе помогу.

Хороша помощь. Да она опустошит его, вытянет из него все соки.

– Сколько у тебя было мужчин? – неожиданно спросил он, видимо, желая отвлечь ее.

Она передвинулась и села:

– Не стоит говорить об этом. Это только испортит игру. Зачем тебе это знать? Я и сама-то не знаю.

Он хмыкнул.

– А сколько у тебя было женщин, кади?

– Ты одна.

– Хочешь сказать, настоящая одна? Впрочем, какое это имеет значение?

– Никакого. Просто я из любопытства спросил.

В глубине души Чарлз сомневался, что Джорджи имела множество мужчин, она была слишком молода и способна на более сильные чувства.

И все же он не мог отделаться от мысли, что многие мужчины обладали ею. Это была не ревность, а какое-то другое, болезненное чувство, способное довести его до безумия.

 

Глава 16

Целую неделю они почти не выходили из каюты, только по необходимости, чтобы приготовить скудную трапезу из консервированных овощей и риса, вскипятить чай или купить свежих фруктов и рыбы у местных жителей, подплывавших к кораблю на лодках, когда «Малабар» бросал якорь недалеко от берега.

Потом они возвращались в каюту и продолжали свои плотские забавы. Джорджи становилась все изощреннее и, казалось, не знала устали. Он выполнял все ее условия: не пытался овладеть ею, не касался ее груди. Она выжимала из него все соки. Обессиленный, он клялся себе овладеть ею и впадал в тяжелое забытье.

И все же она была чудом, эта фривольная, разнузданная женщина. Она заставляла мужчину забыть о том, кем была на самом деле и откуда явилась. Он нисколько не сомневался в том, что цена этих услуг высока.

Но теперь ставки изменились. Теперь он понял, как велика ее власть. Он хотел дать ей понять, что не она ставит условия и что он не из тех мужчин, кто следует зову плоти. Но ведь он уже говорил ей об этом. Однако она не поверила. Он вел себя как раб своих желаний, нагая женщина способна была подчинить его своей воле.

И теперь он уже сознательно наслаждался ее близостью. Играл по ее правилам, не думая о том, какой она ему выставит счет.

Он непременно овладеет ею, погрузится в нее и пригвоздит к полу.

Он замер при мысли об этом. Стоило ему взглянуть на ее тело, как его обдавало жаром. Пора разжечь огонь, и пусть летят искры до самого неба.

– На сегодня мы еще не закончили, – сказала она.

– О, я закончил, больше из меня тебе ничего не выжать.

– Тогда сдайся на милость победительницы.

– Наслаждайся своей властью, пока можешь, – произнес он.

Она подошла к сундуку, стоявшему у двери, достала пригоршню фиников и бутылку воды.

– О, я наслаждаюсь, кади, больше, чем ты можешь вообразить.

Она глотнула воды, откусила кусочек финика и села, прислонившись к стене так, что ее груди коснулись его тела.

– А теперь скажи, что будет, когда мы окажемся в конечной фазе нашего путешествия?

Он глотнул из бутылки.

– Что будет? Мы отправимся в Лондон и найдем твоего отца. Но прежде всего нам надо будет принять облик цивилизованных людей. Купить одежду, подумать о средствах передвижения и выяснить, где искать твоего отца…

– О, это-то я знаю. Мать говорила, что Элинг в часе езды от Лондона. Но ей казалось, что это слишком далеко.

Еще бы! Оливии нужно было общество, притом мужское. Он плохо представлял себе ее мужа, но уже одно то, что он оставил своего ребенка в Вэлли с развратной матерью, говорило о многом. Вряд ли он пожелает вознаградить того, кто вернул его дочь в цивилизованный мир. Однако об этом еще предстояло подумать. Но гораздо приятнее было себе представить, что целую неделю он проведет в постели с Джорджианой.

– Всего час? Ну, тогда ничего. Кто-нибудь, вероятно, знает, где это.

– Мать говорила, что Элинг – знаменитое поместье.

– В таком случае мы без труда его найдем. – Чарлз и не сомневался в этом. Все эти провинциальные сквайры знают друг друга чуть ли не с колыбели, связаны семьями, знают все семейные тайны и стоят друг за друга горой.

– Говорить об Элинге не очень-то интересно. Лучше бы я не спрашивала. Что будет, то будет. А пока давай займемся более приятным делом.

– Согласен.

Чем изощреннее становились ее ласки, тем сильнее ему хотелось овладеть ею. Он погладил ее между ног, затем осторожно ввел пальцы в ее горячее влажное лоно.

– Мы так не договаривались, – задыхаясь, произнесла она. – Ты нарушаешь правила.

– Но ты ведь хочешь полной близости.

– Мне и без нее хорошо.

– Я вижу, что хочешь. И наши желания совпадают. Так давай изменим условия.

Он продолжал ласкать ее лоно, потом свободной рукой погладил грудь, пощекотал языком сосок. Она вздрогнула и прижалась к нему. Казалось, даже воздух дрожал от возбуждения. Он прильнул к ее губам, и она ответила на поцелуй. Потом задвигала бедрами в том ритме, в котором двигались его пальцы, лаская ее лоно. Его пальцы проникали все глубже и глубже. Она стала извиваться всем телом, и рука ее невольно потянулась к его члену.

Он был в полной боевой готовности. Это еще больше возбудило ее, и она застонала. И вдруг вырвалась от него:

– Мы не будем спать вместе! Таковы были условия. И ты на них согласился. А теперь все переиграл.

– Только не говори, что тебе это не нравится.

– Это не имеет значения. Уговор, как говорится, дороже денег. Еще раз убедилась в том, что ни единому слову мужчины нельзя верить.

– Я верен своему слову, ханум. Я не спал с тобой. Только ласкал тебя. А ты – меня. А теперь я хочу изменить условия. Хочу овладеть тобой и тогда мог бы умереть счастливым.

– Ты и так можешь умереть. Где-то в каюте есть пистолет, и денег мне хватит, чтобы добраться до Англии. Теперь, когда мы движемся к цели, я могла бы обойтись без тебя.

– Вот как? – удивился он. – Без меня или без моего жезла?

До чего самодовольны мужчины, подумала она. Впрочем, его жезл ей очень нравился, и она хотела бы испытать его в деле.

Он обнял ее и снова стал ласкать пальцами ее лоно. Она раскинула ноги и задвигала бедрами.

Черт бы его побрал! У нее захватило дух, и лоно ее наполнилось влагой.

– Ты хочешь меня. Хочешь всего без остатка, – произнес Чарлз. – И не желаешь признаться в этом. Но твое тело тебя выдает. Ты не сможешь обойтись без меня. И я готов тебе служить. Мой жезл всегда наготове. Взгляни на него. Я достойный партнер. Раздвинь ножки пошире, и я покажу тебе, каким может быть настоящий мужчина.

Он вошел в нее медленно, осторожно. Как долго она этого ждала! Хотя могла продолжать свою игру до самого Лондона. Теперь они поменялись ролями. Хозяином положения стал он. Он овладел ею.

И она уже не могла представить на его месте никого другого. Он обладал всем, чего могла бы пожелать женщина. Он наслаждался ею неспешно, но казался неотвратимым и неизбежным, как сама судьба. Еще ни один мужчина не обладал ею так полно, самозабвенно.

Он словно пробовал ее на вкус, дразнил, распалял и все глубже проникал в ее лоно. Теперь они двигались в одном ритме. Ее тело покрылось влагой. Она завлекала его, танцуя свой собственный танец, приглашая его, соблазняя, заставляя все глубже погружаться в нее… Она извивалась, гибкая как змея. Ни с одним мужчиной Джорджи не испытывала ничего подобного.

Чарлз был ненасытен, и казалось, силы его никогда не иссякнут. Ей хотелось, чтобы их соитие длилось вечно… Но вечного ничего не бывает. В какой-то момент они взлетели на вершину блаженства…

Потом затихли.

– Хватит, – прошептала она.

– Ну уж нет. Разве я не обещал тебе дать все, о чем только ты могла мечтать? Я хочу продолжения, пока ты здесь лежишь обнаженная. Думаю, так будет до конца путешествия, ханум. Ты ведь обожаешь свою наготу. – Говоря это, он следил за выражением ее широко распахнувшихся глаз, за тем, как приоткрылись ее губы, как все ее тело задрожало от предвкушения. Но что будет дальше?

Или лучше об этом не думать?

– Тебе ведь тоже нравится моя нагота, кади. Иначе ты бы не медлил.

– Мне это нравится. – И он снова вошел в нее. – Всем мужчинам это нравится, тем более когда рядом столь искушенная в любви женщина.

Он взял ее снова, но на этот раз был стремителен и взорвался внутри ее, как петарда, доведя ее до оргазма. Потом еще и еще. Она не представляла себе, что так бывает, и буквально упивалась этими новыми для нее ощущениями. Ее худшие опасения сбылись. Теперь она уже не могла без него обходиться. Без того, что он ей дал. Но у нее остается всего неделя, после чего им предстоит расстаться.

Как получилось, что они пошли на близость?

Конечно же, это была его инициатива. Ведь она не хотела. А потом захотела. Да еще как! И что теперь?

Оставалось лишь покориться. Почему не позволить ему служить ей? Он лучше тех, кого она знала до сих пор, а возможно, и тех, кого ей предстояло узнать, и то, что между ними сейчас происходит, прекрасно.

Она закрыла глаза, не в силах выдержать его взгляд. Он знал о ней слишком много. Знал, как она опытна в любовных играх, как умеет возбудить мужчину, в то же время он понимал, что она совершенно не знает жизни и может натворить бог знает что.

Поэтому в сложившейся ситуации все зависело от него – его потребностей, желаний, его действий. Она была всего лишь статисткой в его сценарии. И, судя по ее бурной реакции, едва ли сознавала, что делает.

Она была совершенно не приспособлена к жизни. В Вэлли не знала никаких забот. Там все имело свою цену, и все было порочно.

Он постепенно овладевал ею, входя в нее все глубже и глубже. Она и не представляла, что мужчина может быть таким ненасытным. Отдайся и уходи – таков был принцип жизни в Вэлли. Он же хотел давать сам, давать, давать и давать. Он все еще ждал, крепко сжимая ногами ее бедра. «Я дам тебе все, чего только ты пожелаешь. Буду самым жадным и ненасытным любовником». Судорога пробежала по ее телу, когда она вспомнила, как он прижимался к ее соскам. Теперь она ощущала его тяжесть, его жар, его властность и настойчивость.

Теперь она знала, на что способно ее тело и что он тот мужчина, который способен довести ее до неистовства. Ее ноги обвились вокруг его бедер.

– Я готова, кади. Оседлай меня, взнуздай меня. Будь тверд и неумолим. – Теперь она по-настоящему желала его. Не то что во время двух первых соитий. Он видел это по ее лицу. По глазам, в которых было древнее знание Евы. Чувствовал это по реакции ее тела.

 

Глава 17

В самый глухой и темный час знойной ночи он лежал с открытыми глазами, а она примостилась возле него, убаюканная его близостью.

Оставалась всего неделя до пункта назначения. Это будет конец их странного эротического путешествия. Он не хотел думать об этом.

Он скоро выполнит свою миссию, доставит ее к отцу. А дальше что? Ничего. Конец предопределен.

Им останется всего два-три дня пути до Лондона и не больше часа до Элинга. И тогда он передаст ее с рук на руки отцу, у которого не возникло никаких угрызений совести, никаких сожалений о брошенном им ребенке, брошенном на милость жителей Вэлли.

Что он за человек? Наверняка святоша и ханжа, состоящий из уксуса и незыблемых принципов.

Он дал свободу своей жене и забыл о дочери. А она была совсем маленькой. И вот результат: дитя Вэлли, искушенное в сексе, столь же порочное, как сам грех, и невинное, как младенец, торгующее своим телом в обмен на возможность бежать из Вэлли.

Сколько всего ей пришлось пережить? Она преодолела тысячи миль с мужчиной, которого вызволила из плена, отдавая ему свое тело в благодарность за то, что он согласился отвезти ее в Англию. И он не представлял себе, что с ней будет в доме отца, если даже он примет ее.

Чарлзу предстояло еще о многом подумать, в первую очередь об одежде. Нет. Он не станет ее одевать до последней минуты. Будет держать в этом крошечном мирке, пока это возможно. А потом наденет на ее роскошное тело корсет и все остальное.

И как она, не привыкшая к условностям, отнесется к этому? Но быть может, она уже поняла, что без ограничений нельзя?

Нельзя?

А он тоже это понял?

Чарлз попытался прогнать эту мысль.

Он ведь тоже не без греха. Но свой грех мужчина может искупить в женской постели, да еще получить за это вознаграждение, если даже его туда привела только похоть. Оставалась еще неделя, чтобы об этом подумать. Он знал, что конец будет мгновенным и безжалостным, как удар ножа. Отсечь ее от себя и передать в руки папаши, не желавшего ее знать. Заставить его взять на себя ответственность за ее судьбу и воспитывать должным образом, привить ей манеры, вкусы и мораль цивилизованных женщин и впустить в свою жизнь.

А пока что она была необходима ему самому. Она снова беспокойно зашевелилась рядом, обнаженная, нежная и жаркая. И тотчас же тело его рванулось к ней, и он напрочь забыл о том, что случится через неделю, пока она, еще сонная, прижималась к его бедру. Это, казалось бы, безобидное движение и едва различимый чувственный вздох вызвали в нем всплеск желания. Но для нее это, вероятно, ничего не значило. Для нее это было всего лишь одной из составляющих театра секса, частью сцены, которую она обычно разыгрывала с мужчиной.

Внезапно он представил себе Джорджиану в Элинге, окруженную целой толпой молодых джентльменов, любезно принимающую их поклонение и готовую служить им. Празднество прелюбодеяния, пиршество плоти.

Те, в Вэлли, хорошо вышколили ее.

Кто мог сказать ей, что это непристойно? Кто мог отказать ей или отказаться от нее? Даже он не устоял, а ведь готов был держать пари, что проявит незаурядную силу воли, несвойственную мужчинам в интимных делах. Ева и его ввела в грех, и вкус яблока оказался сладостным.

Он ничего не мог предотвратить, как бы ни сложилась ее жизнь в Элинге, но пока она была здесь, в их тесном мирке, и он мог наслаждаться ее близостью.

Его бросало то в жар, то в холод. Она тоже была возбуждена. В этом порочном крошечном мирке их разделяли всего три фута, а сейчас она лежала на расстоянии дюйма от него.

Ее желание вспыхнуло мгновенно и мгновенно достигло апогея. Но она не позволит ему торопиться. Постарается растянуть удовольствие, насладиться сполна. Ведь скоро их путешествие окончится. Он погладил ее обольстительный сосок, и она испытала ни с чем не сравнимое наслаждение. Если бы наслаждение можно было нарисовать красками на холсте, она изобразила бы его золотистым, жарким, как пламя, как сверкающий огненный смерч, как комету, постоянно меняющую вид, яркость и очертания, – каждый раз что-то новое и восхитительное. Он снова коснулся ее соска, и из ее горла вырвался стон.

Но это был еще не взрыв. Только искушение.

Она стала его ласкать так, как умела она одна, бесстыдно и самозабвенно, играя с его мужским достоинством, принимая такие откровенные позы, выставляя напоказ то, что принято прикрывать.

Он чувствовал, что долго не выдержит, несмотря на всю свою силу воли.

Джорджи дразнила его, распаляла, оттягивая вожделенный момент. Словно испытывала его на прочность. Он ей не уступал в изощренности. Покусывал соски, щекотал их языком. Но стоило ему коснуться пальцами ее причинного места, как она тотчас же отстранялась.

– Позволь мне войти в тебя, – произнес он.

– Подожди еще немного, ну совсем чуточку.

Игра затягивалась, но Чарлз не собирался долго играть по ее правилам и пошел ва-банк. Опрокинув ее навзничь, он проник в нее, не дав ей опомниться, и она застонала.

Один толчок в ее лоне, и он взорвался, наполнив всю ее горячим и густым семенем.

Она пришла к финишу следом за ним – в ней будто расцвел огромный, яркий цветок. Волна наслаждения захлестнула ее.

Они почти не выходили из каюты. Любили друг друга неистово, с каким-то надрывом, гоня прочь мысль о том, что скоро, очень скоро их полный очарования тесный мирок перестанет существовать.

– Кто-то говорил, что между нами не будет близости, – сказала она в короткий промежуток времени, который они выкроили, чтобы подкрепиться.

– Не напоминай об этом, ханум, иначе я за себя не ручаюсь.

Ее глаза лукаво блеснули, и она игриво спросила:

– Неужели?

– Можешь в этом не сомневаться.

– Я и не сомневаюсь.

«Маленькая распутница!» – подумал он.

– В таком случае пеняй на себя… – Он погладил ее между ног. И становился все настойчивее. Ненасытнее. Он был одержим ею.

При мысли об этом у Джорджи захватывало дух. А времени оставалось все меньше и меньше. И он не терял его даром. Доходил до полного изнеможения. Джорджи не оставалась в долгу.

Он снова и снова овладевал ею. У него было достаточно времени, чтобы изучить ее тело, каждую частичку, каждый изгиб. Он знал, как она реагирует на ту или иную его ласку, на которые он не скупился. Ей нравилось заниматься с ним сексом, ни один мужчина не ласкал ее так. Он был великолепным любовником, а это, если хотите, талант. Время летело.

И вдруг, как тогда в пустыне, оба осознали, что его почти не осталось. Словно по молчаливому уговору, они ни разу не касались этой темы.

Ни словом не обмолвились о том, что будет, когда они доберутся до Грейбурна, где кончалось их путешествие. Грейбурн находился в двух или трех часах пути от Лондона и от цивилизации. Цивилизация ее страшила своей моралью и определенными правилами поведения. Она больше не сможет жить в палатке и ходить в чем мать родила. Там она перестанет быть ханум, а он – ее кади. Еще две ночи… Хоть бы корабль пошел ко дну, а они уцелели и остались в этом маленьком мирке навсегда.

«Я не хочу никуда ехать…» Но она даже заикнуться об этом не могла. Он сдержал обещание, и ничто теперь не сможет удержать его рядом с ней, когда она окажется в отцовском доме. Для него это было только времяпрепровождение, разрядка, развлечение, утоление плотского желания. Он знал, что она привыкла ублажать мужчин и не станет отказывать себе в этом удовольствии. Все так. Но ей не хочется ехать дальше… Она не знает, сможет ли приспособиться к жизни в доме отца, строгим правилам и запретам, и это ее беспокоит.

«Если он пустит меня в свой дом…» Не стоит тратить на эти бесполезные размышления время, которого почти не осталось.

Ее ужасало, с какой стремительностью они приближались к Грейбурну. Возможно, оставались всего сутки. Из соседней каюты доносились обрывки разговоров о погоде и средствах передвижения, когда корабль бросит якорь в Англии. Где остановиться, где нанять коляску, какую дорогу выбрать, какие отели в Лондоне лучшие. А время катастрофически истекало. Только секс помогал не задумываться о том, что ее ждет. Стоило Чарлзу к ней прикоснуться, как она тотчас же забывала и о прошлом, и о будущем.

Но как только «Малабар» бросит якорь, все мгновенно изменится. Будет так, как должно быть.

Погода испортилась. Похолодало. Небо заволокли тучи. Каждый раз, разомкнув объятия, они с ужасом ждали неизбежного гудка, криков и суеты пассажиров на палубе и приближения суши. Она сидела на постели, завернувшись в покрывала, холодный воздух пробирал до костей. Корабельный колокол прозвенел, когда они прошли Пензанс, и Плимут, и Торбэй. Скоро, очень скоро они услышат перезвон других колоколов. Она приедет в Элинг, к отцу, и узнает, что такое цивилизованная, нормальная жизнь. Чарлз освободится от нее, выполнив все свои обязательства. Смерть его отца и убийство Лидии останутся без отмщения.

Мортон снова торжествовал победу.

Она почти забыла о нем. Причины их бегства остались далеко в прошлом. Сама Вэлли и ее император со своим гаремом казались плодом больного воображения. Да и ее прежней больше не существовало. Так по крайней мере ей казалось.

Она стала совсем другой. Теперь она принадлежала Эллиоту, потому что должна была расплатиться с ним за проезд, но скоро она исчезнет из его жизни.

Что же! Видно, так суждено. Она плотнее запахнула покрывала, под которыми была нагой. Ей не нравились эта промозглая сырость, этот влажный тягучий воздух. Холод и сырость подавляли чувства и желания.

А может, оно и к лучшему? Он готовил чай. В холодном утреннем свете не оставалось ничего иного, кроме приготовления чая. Горячий чай должен был согреть ее и заставить забыть о его теле. Оставались считанные часы до того момента, когда судно бросит якорь в Грейбурне.

Он передал ей чашку с чаем, и она стала греть о нее ледяные руки. Он примостился рядом и задумчиво цедил чай маленькими глотками.

Говорить было не о чем. Сделка есть сделка, ее условия честно выполнены обеими сторонами. На горизонте замаячила весьма неутешительная реальность. Еще до конца недели Джорджиана окажется в доме своего отца, а он отправится колесить по свету, как и прежде.

Мускусный вкус чая напомнил о тумане вересковых пустошей и торфяных болот. Он там бродил и полюбил эти места. Любовь была запретная, никак не вязавшаяся с тем, что ему прививали с младенчества, но она не миновала его. Запахи, краски, звуки – ему нравился уклад английской жизни. Это было величайшее противоречие, величайший конфликт в его жизни, он словно существовал сразу в двух мирах.

И разрешить это противоречие было непросто. Он все еще оставался сыном своего отца, как, впрочем, и своей матери. Мортон Истабрук убил их обоих, и сердце его кровоточило, он жаждал мести.

Но чтобы должным образом оплакать Лидию, он должен был вернуться в мир вересковых пустошей и торфяных болот. И понимал, что в пустыню он никогда не вернется, не станет больше жить среди людей его племени.

Месть наступит, когда придет ее черед. Он жаждал мести и был мастером строить планы, долго и терпеливо их вынашивать. Это было частью наследия сына пустыни, и он не мог отрицать очевидного факта. Он умел ждать долго и терпеливо, как ждал возможности встретиться с Лидией и посмотреть ей в лицо. И увидел ее.

Но пока рядом с ним была Джорджиана, с растрепанными волосами и ненасытным телом, с дикой натурой бунтарки, с ее незнанием мира и детской наивностью, черт бы ее побрал!

Он не имел понятия о том, что ждет их в Элинге.

Чарлз поставил чашку и принялся собирать и передавать вещи: пистолет, нож, деньги. Все эти ночи, завернутые в узелок, они лежали у него в изголовье вместо подушки в редкие часы сна. Он старался защитить от нее свое имущество, от нее, обладавшей рассудительностью и расчетливостью бывалого дипломата и хитростью Евы, а сейчас страшившейся будущего.

Он снова устроился рядом с ней и взял чашку.

– Нам понадобятся деньги, которые ты вытащила у меня.

Она пристально смотрела на него.

– Зачем?

– Надо купить тебе одежду. В таком виде ты не можешь отправиться в Лондон. К тому же придется нанять карету и хотя бы на одну ночь остановиться в дешевой гостинице. На все это понадобятся деньги.

– В Грейбурне есть лавки?

– Думаю, есть. Это довольно большой портовый город, куда заходит множество кораблей.

Прозвенел колокол, потом раздался трубный глас: «Уэймот!»

– Отдай мне деньги, Джорджиана. – Впервые за долгое время он назвал ее по имени.

В его устах оно прозвучало как заклинание, будто возникшая между ними близость исчезла. Исчезли жар, желания. Все.

Она похолодела и развязала край покрывала – деньги с шуршанием посыпались на постель.

Много, много денег. Он забыл сколько, потому что не думал ни о чем, кроме ее ласк.

Он принялся считать рассыпавшиеся купюры.

Все они оказались в сохранности. Его бумаги и деньги. Его деньги. Его пистолет. Он заметил ее задумчивый взгляд и сложил вместе пистолет, нож и деньги.

– Что теперь? – спросила Джорджиана дрогнувшим голосом. Он показался ему хрупким и ломким, как сухие стебли кустарников пустыни, как первый лед.

– Теперь все.

Что он хотел этим сказать?

Они сидели в молчании над своими чашками с чаем. Часом позже колокол зазвонил снова. И низкий глухой голос объявил:

– Грейбурн…

Это был конец.

 

Глава 18

Первое, что она заметила, – это шпиль церкви, возвышавшийся над лесом мачт в гавани. Близился полдень, небо было обложено тучами, когда «Малабар», пыхтя, вошел в гавань и оказался среди множества кораблей.

Складские помещения, такие же серые, как небо, выстроились возле верфи, где кипела жизнь. Каждую минуту нагруженный корабль готов был выйти в море, а бочки и ящики, от которых он только что освободился, укладывали на повозки и ломовые телеги.

Гребные лодки спешили к кораблям, бросившим якорь, а дальше, за якорем, плыли грациозные лебеди. Шум портового города доносился даже до палубы «Малабара», и натужный скрежет старой машины не мог заглушить его, когда корабль преодолевал последние несколько саженей по пути к докам.

Вблизи гавань представляла не слишком привлекательное зрелище, вдобавок воздух был пропитан запахом гниющей рыбы и всепроникающей сырости.

От обилия кораблей, людей и оглушающего шума ее била дрожь. Здесь было еще хуже, чем в Дар-эль-Рабате. И к тому же холодно!

Это было ужасное место, чудовищное! А она так стремилась сюда. Она просто не сможет здесь жить. Ей захотелось вернуться обратно. Чарлз смог бы это устроить. Она вернется, и все пойдет так, как было до его появления в Вэлли. Вот только Лидии больше нет. О Господи! Она совсем забыла о ней и о том, что произошло, – забыла о матери и Мортоне. Все это отступило на задний план перед их нескончаемыми ласками, потому что она изо всех сил старалась отблагодарить его за то, что он взялся привезти ее в Англию.

И все же она ни за что не вернется в Вэлли. К Мортону… Она заставила себя снова взглянуть на гавань.

Пожалуй, все не так уж плохо. Только холодно. И конечно, жаль, что их ласкам пришел конец. «Теперь он будет одним из многих, кто побывал в моей постели, когда я жила в Вэлли, которых я даже не помню в лицо. Начинается новая жизнь. Не знаю, что меня ждет. Вот и запаниковала».

Может быть, зря. Она озябла в своей экзотической одежде и выглядела, мягко говоря, странно, особенно рядом с англичанами.

В Сьерра-Леоне ее вид не так бросался в глаза.

О, как давно это было – остановка в Либерти-Тауне. Неужели прошло всего две или три недели? А кажется, будто целая вечность! Окружающее вызывало тоску и уныние. Будущее страшило.

Она попыталась прогнать мрачные мысли.

Где-то вдали, над мачтами бесчисленных кораблей, гавань, видимо, выглядела получше. Она различала дома, высокие деревья, извилистые улицы, шпиль церкви, уходящий в серое небо.

Название Грейбурн как нельзя лучше подходило городку.

Люди здесь жили, работали, обзаводились семьями, не потворствовали своим страстишкам и похоти. Это был реальный мир. Так, может быть, Вэлли и была настоящим раем на земле? Она попыталась избавиться от наваждения. Ей не станет лучше оттого, что она будет идеализировать жизнь в Вэлли. Разница заключалась в том, что там все оплачивалось сексуальными услугами. Секс был валютой Вэлли.

Чарлз прав. Она не может появиться в Элинге в таком виде. Ей нужна была приличная одежда. И соответствующие манеры. Она должна доказать отцу, что он сможет ею гордиться.

Правда, здесь, в гавани и на верфи, хорошим манерам не научишься. Люди здесь грубые, простые, толкаются, пробираясь к трапу.

Чарлз пошел узнать о высадке и пропал. Бросил ее одну в этом ужасном месте.

– Видишь, дорогая? Я был прав? – Они оказались в представительстве Трансафриканской судовой компании, претендующей на роль богатого импортера, в ведении которой находились корабли, чаще бросавшие якорь здесь, в Грейбурне, а не в Брайтоне. Этот порт в основном принимал корабли и пассажиров из Западной Африки.

Клерк отправился за главой компании, а они стояли у окна с видом на верфь и увидели то, что и рассчитывали увидеть. «Малабар», входящий во внутреннюю гавань, только что прибывший из Западной Африки.

– Итак, лорд Истабрук. – Джентльмен плотного сложения вошел в комнату, потирая руки. – Имеете в виду товары и услуги? О чем, собственно, вы хотели поговорить?

– Нам надо поскорее выбираться отсюда, – прошептала Оливия. – Если мы хотим их поймать…

– Предоставь это мне, – пробормотал Мортон и повернулся к джентльмену, который уселся за письменный стол и шелестел бумагами, готовясь к долгому рабочему дню.

Мортон тотчас же поспешил разуверить его:

– Мистер Кэйбл, очень рад знакомству. Вот какая история: у нас есть товар – декоративные предметы из Агонджо из железа и слоновой кости, и нам нужно место для их ввоза и хранения. Поэтому мы отнимем у вас совсем немного времени. От вас мы хотели бы получить только расписание погрузки кораблей и узнать цены и возможности ваших услуг.

– Но я… – начал было джентльмен, однако Мортон перебил его:

– Нет, нет. Вот моя карточка. Пришлите мне информацию, я изучу ваши условия, и мы договоримся о встрече. А сейчас нам пора. Идем, дорогая.

Он взял Оливию за руку и двинулся к двери.

– Буду ждать весточки от вас, – бросил он через плечо. Они покинули офис и устремились вниз по лестнице.

– А теперь давай поспешим…

– Ты просто гений, Мортон…

– Ну, это все очень просто, – пробормотал Мортон, когда они выходили из здания пароходства. – Сюда…

– А что, если они уехали? – всполошилась Оливия.

– Нет, какое-то время они пробудут в Грейбурне, – уверенно заявил Мортон. – Им предстоит много формальностей. К тому же у нее нет необходимой одежды. Кстати, и денег у них не много. Они еще здесь, и надо их пощипать. Мы все правильно рассчитали. Найти их нетрудно. Главное, заставить их поспешить домой.

В Грейбурне были десятки дешевых гостиниц для моряков. Они выбрали ту, что почище, в стоимость комнаты входило и питание, а главное, хозяева не задавали лишних вопросов.

Они поселились в сырой маленькой комнатенке под самой крышей в гостинице недалеко от набережной и совсем близко от товарных складов, очень похожей на ту, в которой ночевали в Дар-эль-Рабате. И меблирована она была почти так же: одна кровать, один шкаф, один потертый ковер, пара керосиновых ламп, стол и два стула. За горячую воду пришлось доплачивать шиллинг. Окно выходило в чахлый садик за домом.

Это был конец их путешествия.

И вряд ли стоило заниматься на прощание любовью. Тем более что, поглощенный своими мыслями, он не обращал на нее внимания. А ей хотелось от обиды кричать. Хорошо еще, что в комнате оказалось тепло – вдоль одной из стен проходила печная труба.

Она уселась на кровать, сжавшись в комочек, и уставилась на стену.

На обед им прислали суп, бисквиты и чай. Они молча поели, а потом Чарлз изложил ей свои дальнейшие планы:

– Сначала одежда. В городе есть несколько портних, торгующих готовым платьем. Необходимы также башмаки, чулки, корсет и нижнее белье, ночная рубашка. Кроме того, шляпа, плащ, саквояж и сумочка.

Он говорил какие-то непонятные вещи. Что такое чулки? Нижнее белье? И уж вовсе непонятно, что такое ночная рубашка. И к чему она ей, спавшей голой с момента инициации под опахалом из павлиньих перьев? Он продолжал перечислять предметы одежды, не обращая внимания на ее растерянность, – щетка для волос, гребень, перчатки, носовые платки, мыло…

В ответ она не проронила ни слова. Он посмотрел на нее. Она выглядела потрясенной, сердитой и несчастной. Но чего, собственно, он ожидал? Он выплеснул на нее целый поток информации, перечислил необходимые предметы туалета, которыми она никогда не пользовалась. Как еще она могла на это реагировать?

Ну, пусть отец позаботится о том, чтобы она одевалась должным образом. Его задача – доставить ее к нему, а вовсе не одеть как королеву. Но по какой-то ему самому непонятной причине он намеревался одеть ее как королеву.

– Джорджиана…

Ей захотелось сорвать с себя абейю и повернуть стрелки часов назад. Хотелось остаться обнаженной и соединиться с ним в жарком объятии. Хотелось почувствовать его глубоко в себе.

«Ведь я всегда была именно так одета в обществе мужчин…»

Может быть, он тоже вспомнил об этом?

– Ты не можешь приехать в дом отца в таком виде.

«Могу, – подумала она. – Я могу, черт возьми, делать все, что хочу».

Нет, она не могла. Если хотела жить в доме отца. Такова суровая реальность.

– К тому же здесь холодно.

«Ты мог бы согреть меня…» Она отвернулась. Нет смысла думать об этом. Может быть, просто убить его?

Пора стать достойной дочерью своего отца, а с остальным распрощаться.

Слова застревали у нее в горле:

– Конечно, ты прав. Мне не следует привлекать внимание.

«Это неизбежно», – подумал Чарлз. Она чувствовала себя не в своей тарелке, его королева. Почва уходила у нее из-под ног. Стоило ли ей искать отца? И все же, после целого месяца их путешествия, когда их связывали сексуальные отношения, она вела себя по-королевски, и ничто в мире, даже эта чертова хламида, не могло скрыть ни ее красоты, ни ее горделивой осанки.

Она просто создана для жизни в Англии, более подходящего места ей не найти. Что же! Оденем ее и посмотрим.

Проснувшись, она удивилась, что так долго спала. По крайней мере на какое-то время освободилась от мыслей о будущем. И всех навалившихся на нее неприятностях.

Солнце сочилось сквозь пыльные окна, наступал новый день, и теперь уже не имело значения, в каком мире ей предстоит жить. Все равно от судьбы не уйдешь.

Вдруг она обнаружила, что Чарлза нет в комнате. На столе стоял чайник с чаем, должно быть, уже остывшим, и тарелка с лепешками. Вода в кувшине на умывальнике была чуть теплой. Значит, Чарлз ушел давно, дав ей возможность выспаться.

Чтобы чем-то заняться, она налила себе чаю и снова легла, закутавшись в одеяло. В Вэлли сейчас жарко, ее обитатели после завтрака разошлись кто куда. Одни предпочли секс, другие – игру в карты, а потом секс. После обеда опять секс, сплетни, игра в поло, правда, теперь без Чарлза. И все же она испытывала некоторую ностальгию по жизни в Вэлли.

Куда же все-таки исчез Чарлз?

Она нервничала, чувствовала себя неуверенно. Им ничего больше не грозило, и ничто не должно было удерживать Чарлза здесь. Они покончили с сексом, покончили с Вэлли, покончили со всем – оставалось только сопроводить ее в Элинг. Нет, он не сбежал от нее. В этом она совершенно уверена. Должно быть, он искал для нее подходящую одежду. Ей пора было забыть о газе и шифоне, о полупрозрачных платьях и тонких, как бумага, туфельках, которые можно мгновенно сбросить. Но сексу между ними пришел конец… И это был ее выбор. Но почему в Вэлли все казалось таким ясным, а теперь – размытым, искаженным, будто она смотрит сквозь затуманенное стекло.

Все сходилось на нем. Все было из-за него, такого загадочного, неуловимого, недосягаемого. В этом было все дело.

Нет, нет, нет. Он был всего лишь средством добраться до цели, а она для него – неким предметом, обеспечивающим комфорт в пути. И теперь наступил конец их истории.

Кем же он все-таки был?

Пора остановиться, перестать думать о нем, думать о сексе, об их сплетенных телах…

В дверь постучали.

– Да? – Ее голос слегка дрожал. Кто это мог быть? Ответила женщина:

– Ваша ванна, миссис. Господин просил согреть для вас воду, прежде чем ушел нынче утром.

Значит, он не забыл о ней. Джорджиана спрыгнула с кровати и отперла дверь. Двое дюжих малых внесли медную ванну. За ними следовали две служанки и хозяйка гостиницы. Все они несли огромные кувшины с горячей водой.

– Поставьте их возле печной трубы, на приступочку, – скомандовала хозяйка, – чтобы ей было теплее. И поаккуратнее с водой. Ее мало, это большая ценность. Здесь у меня немного мыла и чистые полотенца для вас, миссис. В такую погоду вода остывает быстро. Так что распорядитесь ею с пользой.

Она не могла дождаться, когда они уйдут, но хозяйка медлила, не в силах скрыть свое любопытство. Наконец Джорджиана нарочито сильно хлопнула дверью, закрыв ее за хозяйкой и служанками, сорвала с себя абейю, схватила мыло и прыгнула в ванну.

Ах – вода горячая! Слава тебе Господи! Будь она благословенна! Именно тепла ей и недоставало. Она погрузилась в воду по самую шею и стала намыливать тело. Интересно, во сколько ему обошлась такая роскошь в этом холодном, похожем на склеп доме. Она ни за что не спросит его об этом. Достаточно и того, что он дал ей возможность насладиться горячей водой и ароматным мылом.

О да, она все знала о женской одежде. И все же была шокирована увиденным. Уродливое нижнее белье и корсет в придачу, сорочка, нижние юбки…

Этот корсет! Настоящее орудие пытки, но он все же втиснул ее в него. А эти кошмарные чулки! И негнущиеся дамские ботинки! Во всем этом она перестала ощущать себя женщиной, не говоря уже о том, что они были угрозой самой ее жизни.

– Так вот, значит, как должна выглядеть дочь моего отца, – тихо произнесла она.

Он тоже считал святотатством прятать такое тело в корсет и другие тряпки, но не сказал бы ей этого даже за все сокровища мира.

– Именно так должна одеваться настоящая леди, – сказал он уклончиво.

– Знала бы, что мне придется носить все это каждый день, не приехала бы сюда.

– Не падайте духом, миледи. По крайней мере вы не замерзнете и явитесь к отцу в приличном виде.

Даже во всех этих сковывающих движения тряпках она излучала сексуальность. И он с трудом сдерживался, чтобы не дотронуться до нее. Правда, мешал корсет. У него возникло яростное желание сорвать с нее все. Он уже забыл, как возбуждающе действуют нижние юбки. Надетые, разумеется, на соответствующее женское тело.

И чьей же достойной подругой она станет теперь? Он не должен об этом думать. Должен забыть обо всем, что было.

– Что еще мне придется вынести ради соблюдения этикета? – спросила она язвительно.

Он махнул рукой в сторону сложенной на кровати одежды: юбки цвета глины, блузки цвета янтаря и короткого жакета с капюшоном, тоже желтого.

Она с недовольным видом надела все это. Прелестно. Простенько. Но эти наряды буквально пригибали ее к земле, и ей казалось, что она уже пустила в нее корни. Она ненавидела эту одежду, ненавидела его. Ей хотелось немедленно вернуться в Вэлли. Он ни о чем не забыл: она увидела гребень, шляпу и небольшой чемоданчик. Себе он тоже купил европейскую одежду. Только поэтому она не стала скандалить. По крайней мере не одна она страдала. Он больше не был похож на разбойника, сына пустыни. Перед ней был обычный джентльмен, если не считать его опаленной солнцем кожи, резко контрастировавшей с белой рубашкой, темным костюмом и долгополым пальто.

– Ты стал Чарлзом Эллиотом, – пробормотала она, приводя в порядок волосы.

– А ты – дочерью благородного Генри Мейтленда, миледи. Итак, мы поменялись ролями.

Да, поменялись, думала она, все плотское исчезло под гнетом обязательств, налагаемых обществом. Такого она не ожидала.

Но Чарлз, судя по его виду, чувствовал себя в этой одежде неплохо, ему даже нравился его новый облик. А как же те вольные и бесшабашные дни и недели, что они провели вместе? Будь она в силах это понять, примирилась бы с неизбежностью.

Отбросила бы свой опыт в Вэлли, как сбрасывает кожу змея, и стала бы дочерью своего отца.

Но она отчаянно хотела снова стать шлюхой, его шлюхой, в самом сердце пустыни. И не ради плотских утех, они были вторичны. А ради того, чтобы быть рядом с ним, ее господином, ее повелителем.

Это единственное, чего она желала.

Но он собственными руками втиснул ее в эти проклятые тряпки, способные уничтожить все чувства и желания, будто специально для этого были изобретены.

Но он недооценил ее. Ничто не могло убить в ней жажды наслаждения. Ее чувственность могла пробиться через любую преграду, клокотала в ней и гудела днем и ночью, как барабаны Нгано, рвалась наружу. Даже сейчас, когда, стоя рядом с ним, она расчесывала волосы. И он это чувствовал. Атмосфера вокруг них накалилась до предела, казалось, еще немного, и произойдет взрыв, как на солнце.

Она взяла булавку и закрепила на макушке тяжелый узел волос.

– Через час есть поезд на Лондон, – сказал он с подчеркнутой холодностью. – Пора собираться.

– Я не хочу ехать.

Он почувствовал, как все в нем напряглось. Так легко сдаться на ее милость, капитулировать. Ну задержатся они на день, пусть даже на год. Какое это имеет значение? Зато ее тело снова принадлежало бы ему, и он смог бы им наслаждаться.

Но существовало одно «но». Правда, он не был уверен в том, что воображение не сыграло с ним злую шутку. Однако рисковать он не мог.

Утром ему показалось, что он видел Мортона. Вряд ли такое было возможно. Мортон никогда не покидал Вэлли. Словно прилип к ней.

К тому же тот, кого он принял за Мортона, мелькнул и пропал. Он даже не успел его как следует разглядеть. И потому не мог сказать этого Джорджиане.

Но теперь время стало для него решающим фактором. Остальное отошло на второй план. Он должен доставить ее в Элинг.

– Ты так хотела в Англию, миледи. Думаю, нам пора.

Он сказал это столь решительно, что она поняла: возражать бесполезно. Она засунула в чемодан гребень, абейю, кусок мыла и сапоги. Все, что осталось от ее прежней жизни.

Да и было ли между ними что-нибудь, кроме животной тяги, когда волею судьбы они оказались изолированными от всего мира? Любая женщина в подобных обстоятельствах вела бы себя точно так же, как она. Ей следовало помнить об этом и примириться с настоящим.

Она надела шляпу с плоской тульей, просто кусок фетра, украшенный перьями, завязала ленты под подбородком. Набросила накидку. Взяла чемодан. Они спустились вниз, заплатили хозяйке. Чарлз взял ее под локоть, и они вышли на улицу.

Солнце ярко светило, пробившись сквозь облака. Но было по-прежнему холодно. И так же шумно и многолюдно, как накануне. Джорджи не замечала солнца, так тоскливо было у нее на душе. Они стали подниматься по длинной извилистой улице, нависающей над гаванью. Джорджи трудно было идти в новых ботинках. Даже магазины и лавчонки не могут отвлечь ее от печальных мыслей. Она устала, солнце слепило глаза. Наконец они преодолели подъем и добрались до самой верхней точки улицы, откуда открывался потрясающий вид на гавань. Ла-Манш казался широким, как океан. Вода сверкала на солнце, корабли качались на волнах, как игрушечные, а высокие мачты напоминали спички, царапающие небо.

Здесь, на вершине холма, улица стала ровной и перешла в широкий бульвар, по обе его стороны тянулись дома, учреждения и склады. Железнодорожная станция была запружена народом, вокруг сгрудились коляски и кебы. Надо было пробиться через толпу, чтобы добраться до своего вагона. Вглядываясь в лица, он помог ей войти в переполненный вагон, усадил на свободную скамью возле окна и оглядывал толпу в ожидании минуты, когда поезд тронется. Теперь уже недолго. Море незнакомых лиц. И снова Мортон. Он смотрит прямо на него. Голова его возвышается над толпой. На губах Мортона змеится злобная усмешка.

 

Глава 19

Ну что за черт? Этот человек мерещился ему везде. Не он ли пробивался сквозь толпу, прокладывая себе путь кулаками? Не он ли был на железнодорожной платформе в Малверне? А может быть, он следовал за их поездом на лошади от Страттон-Черч?

Нет, видимо, от солнца он тронулся умом. Ведь Мортон Истабрук живет в Вэлли, занимается своим любимым делом и плетет интриги, готовя себе путь к бесчестью.

Джорджиана была неестественно спокойна. Все здесь для нее ново. Нет необозримых пространств на пути к Лондону. Пока они ехали по югу Англии, изредка попадались обширные фермы с множеством построек, потом они уступили место деревенькам, где дома лепились один к одному, были узкие улочки и рыночные площади. И везде кипела жизнь. По мере приближения к пригородам Лондона становилось все более людно.

До конца путешествия оставалось совсем немного. Они были почти у цели. Но это не радовало Джорджиану. Она выглядела подавленной.

Цена побега из Вэлли оказалась слишком высока. Теперь придется привыкать к совершенно чуждому ей образу жизни.

Ее подавляло обилие городов и городишек: казалось, не было им конца – дома, дороги, голубое небо над головой и незнакомые названия: Федерстон, Милфорд, Хейсток, Смит.

Но ведь она хотела этого. Мечтала об этом. Продала свое тело, чтобы находиться здесь. Не только тело, но и душу. Откуда ей было знать, каков будет результат. Чарлз Эллиот не был похож ни на кого из известных ей мужчин. Он не укладывался ни в какие рамки. Уроки, полученные ею в Вэлли, не научили ее разбираться в людях. Через несколько часов она будет предоставлена самой себе. Окажется в доме отца, войдет в незнакомый, иной мир и заживет иной жизнью.

Она войдет в дом своих детских грез и сказок, откуда Оливия рвалась на свободу. Разве это не знак судьбы? Ведь она возвращается туда, откуда бежала Оливия.

Элинг. Она знала о нем только понаслышке. То, что рассказывала Оливия. Оливия не привезла с собой ни портретов, ни картин, ни альбомов. Она сбросила оковы светского общества и всего, что было с ним связано, чтобы уехать в Южную Африку и окунуться в грязь Эдема, созданного Мортоном. Но даже ее рассказов было достаточно, чтобы Джорджиана почувствовала, что у нее есть корни, есть родина. Однако сейчас она не уверена в этом. Все английское было ей чуждо. Теперь, когда туман страсти рассеялся, ей казалось, что она совершила большую ошибку. Разве можно надеяться на то, что отец встретит ее с распростертыми объятиями? Но еще большей ошибкой была ее связь с Чарлзом Эллиотом. Эта мысль не давала ей покоя.

Мелькали все новые и новые станции: Уэстчестер, Спон-Хилл, Хейверфорд. Напряжение Джорджианы все нарастало. Теперь она жадно читала названия городов: Хеймаут, Виндзор, Уэндсуорт… Как быстро они едут. Но вот поезд стал замедлять движение, выдохнул последнюю порцию густого дыма и остановился на вокзале Виктория.

Путешествие закончилось.

Чарлз знал Лондон, о чем она и не подозревала. Знал так, как может знать тот, кто прожил там длительное время. Он знал, куда идти, повел ее к выходу с вокзала и к ближайшему кебу-двуколке.

Чарлз подсаживал ее в кеб, а вокруг курились мрачные сумерки, пронизанные туманом. Он назвал кебмену адрес какого-то места Уэксли и не стал ей ничего объяснять. В выражении его лица она подметила суровую непреклонность, и ей расхотелось задавать ему вопросы. Да и сил не было – она слишком устала.

Путь оказался неблизкий. Улицы были запружены колясками, кебами, пешеходами. От массы впечатлений гудела голова. И везде одно и то же: толпы народа и шум. Улицы со зданиями, возвышающимися по обе стороны, походили на ущелья. Горели газовые фонари. Возницы изрыгали проклятия. Экипажи резко сворачивали в сторону, чтобы избежать столкновения друг с другом. Раздавались свистки полисменов и звон колоколов. Их кеб прогрохотал по мосту, пересекая узкое водное пространство. По другую его сторону было не так шумно, но не менее людно.

Нет, она никогда не привыкнет к этому. Кеб проехал мимо ряда кирпичных домов с широкими ступеньками, спускающимися к воде неподалеку от моста.

Чарлз сунул в руку кебмена бумажку и повел Джорджиану через мостки, поглядывая по сторонам.

Впереди ничего нельзя было разглядеть, кроме тусклых газовых фонарей, выстроившихся в ряд вдоль улицы и уходивших за угол. Туман нависал над городом, но Чарлз узнавал знакомые места.

После всех этих недель и последних часов путешествия у него возникло чувство, будто за ними следят. Господи, он не сомневался, что Мортон скрывается где-то неподалеку, возможно, за углом.

Крепко держа Джорджиану под руку, он направился к ближайшему дому, номер тридцать шесть по Уомптон-стрит. Здесь ничего не изменилось, даже натертый до блеска медный дверной молоток.

– О Господи! Иду, иду!

Минутой позже дверь отворила кругленькая старая леди в пурпурном платье. Она подняла повыше лампу, которую держала в руке, чтобы разглядеть лицо Чарлза. С минуту она недоверчиво его рассматривала, потом воскликнула:

– Силы небесные! Да никак это мистер Чарлз!

– Мисс Элмина… – Он взял ее за руки. – Нам нужна комната на ночь.

– Входите, входите. – Она распахнула дверь в узкий холл. Слева была лестница с перилами орехового дерева. Справа – арка и вход в гостиную с мягкой мебелью. Средоточием уюта был причудливый камин, облицованный мрамором. Вокруг него стояли три-четыре стула, два дивана, столик… У окна, выходившего на ту же сторону, что и парадная дверь, еще один столик между двумя мягкими стульями. Тяжелые драпировки были укреплены на причудливых карнизах. В двух углах разместились этажерки, заставленные безделушками.

В этой комнате, куда вы погружались, как в вату, мог начаться приступ клаустрофобии.

– Ваша комната, – сказала мисс Элмина, сверившись с записями в толстой тетради, – по лестнице направо от входа в гостиную, та же, что всегда. Подойдет? Помните, там есть небольшой альков? Господи, да уж вас-то я никак не ожидала увидеть. Значит, вернулись! А я думала, вы в Южной Америке.

– Я там был, – ответил Чарлз, – но вернулся. Это мисс Джорджиана. Я должен проводить ее до дома отца.

С минуту мисс Элмина молчала, видимо, размышляя, насколько пристойно им оставаться в одной комнате, потом сказала:

– Понимаю. Это ваше дело, Чарлз. Ступайте туда вместе со своей леди. Обед, как обычно, через полчаса. Впрочем, Дора может принести его вам в комнату. Завтра обо всем договоримся.

– Я бы предпочел, чтобы вы прислали обед в комнату.

Она поднялась на третий этаж по крутой лестнице, оцепеневшая, как зомби. «Его» комната выходила на ту же сторону, что и гостиная. Альков представлял собой нечто вроде маленькой комнатки, предназначенной, очевидно, для нее. Там находился еще один диван, а также столик с лампой. Небольшой умывальник и стенной шкаф с выдвижными ящиками у стены, общей с другой спальней в задней части дома.

Чарлз обошел комнату, зажигая лампы одну за другой, заглядывая в каждый угол.

– Дальше по коридору ванная и умывальник. Должно быть, ты захочешь умыться.

Джорджиана уставилась на него: видимо, он не понимал, как она устала и как мешал ей этот чертов корсет. К тому же она напугана неопределенным будущим, как, впрочем, и этой комнатой в незнакомом доме среди людей, которых он, по-видимому, знал.

– Мне ничего не нужно, только избавиться от этой одежды, а также узнать, почему мы здесь.

– О, это еще впереди, миледи, – ответил он, задергивая драпри на окнах. – Я подумал, что мы оба нуждаемся в небольшой передышке. – Он жестом указал ей на кресло: – Садись.

Она села, но никак не могла расслабиться.

– Я понятия не имела, что наше путешествие будет таким. Да и корсет впивается в тело.

– Не хочу огорчать тебя, миледи, но боюсь, корсет тебе придется носить постоянно, – сказал Чарлз с усмешкой. – Я жил здесь после окончания университета и перед отъездом в Южную Америку. Ты же слышала, что сказала мисс Элмина. И я решил, что это самое безопасное место.

Безопасное место? Эти слова неприятно ее поразили. Почему безопасное? И чего им опасаться? Вернее, кого?

– В любом другом месте, – холодно продолжал Чарлз, пока она переваривала его слова, – нас могли бы выследить. Я хотел сказать, в любом более приличном месте Лондона.

Джорджиана сглотнула.

– А кто стал бы нас выслеживать?

Ему не хотелось ей говорить. Он надеялся, что она не будет настаивать.

– Я просто подумал, что лучше не рисковать.

– Кто станет нас преследовать? Кто? – не унималась она.

Черт возьми!

– Мортон. Думаю, что он в Англии. Не могу только понять зачем.

Не прошло и часа, как Дора принесла обед: ячменную похлебку, отбивные из ягненка, картофельное пюре, тушеный сельдерей, на десерт бланманже и яблочный пудинг. Обычный для пансиона обед, который пришелся весьма кстати.

Джорджиана была голодна как волк. Она сбросила ненавистную ей одежду и облачилась в абейю. Теперь она расположилась в кресле и размышляла о возможных причинах появления Мортона в Англии, а также о его последствиях. Неужели ему надоела Вэлли? Просто невероятно. Ведь в своем мире он был королем. Может быть, он устал от секса? Еще более невероятно. А может, у него возникла идея создать еще где-нибудь нечто подобное Вэлли или же обратить в свою веру всю Англию?

Но на это потребовалось бы много времени. И Мортону пришлось бы приступить к осуществлению своего плана прямо сейчас.

С аппетитом уплетая отбивные из ягненка, она поделилась своими мыслями с Чарлзом.

– Пойми, у Мортона нет причин возвращаться в Англию.

– Знаю. – Но на самом деле он не знал, и это было хуже всего. Мало ли что взбрело Мортону в голову. Казалось бы, в Англии ему нечего делать. Лучшего места, чем Вэлли, ему вообще не найти. Там он король. Имеет все, о чем мог только мечтать. Зачем же ему понадобилось возвратиться сюда?

Оба невольно вспомнили все события в Вэлли. Каждую минуту жизни там. Каждое испытанное там чувство. Все, что произошло между ними, они пытались забыть.

Но тщетно. Оно было здесь, с ними, и тлело, как угли, готовые вспыхнуть пламенем, если поворошить их и подкинуть дров.

Она была всего в нескольких часах пути от дома отца. Чарлз не посмел бы овладеть ею. Уж во всяком случае, не сегодня и не в этом доме.

С этим было покончено.

Завтра она скроется за дверьми дома в Элинге, будто удалится в монастырь. Ведь они заключили сделку, только сделку. Она заплатила ему за услуги.

Закончилась одна из глав ее жизни.

Черт бы побрал этого Мортона! Почему он так прочно засел в голове? Не потому ли, что мир, созданный им, манил к себе?

Мортон был харизматически аморален. Вы могли либо подпасть под обаяние его харизмы, либо уйти с его пути. А если не уходили…

Эта мысль поразила его.

Если не уходили, то должны были умереть. Где находился Элинг? Джорджиана считала, что в Кенте. Или в Эссексе. О, ради всех святых…

Все утро Чарлз то приходил, то уходил. Сначала принес чай и тосты. Потом спустился вниз потолковать с мисс Элминой, что дало ей возможность одеться и засунуть этот чертов корсет под вещи в стенном шкафу, где какому-нибудь незадачливому постояльцу предстояло его найти несколько месяцев спустя. Без него было намного легче. По крайней мере она могла свободно дышать, и китовый ус не впивался в тело.

Что за неотложные дела возникли у Чарлза ранним утром? Будь это в ее власти, она бы не спешила упасть в объятия отца.

Но конец предрешен и неизбежен. Это для нее уже второе крушение. Первое произошло, когда они сошли на берег с «Малабара» и ей стало ясно, что она полностью расплатилась с ним и ничего не должна.

Такой конец ее вовсе не радовал. Она не была уверена в том, что ее новая жизнь будет счастливой. У нее было такое ощущение, будто она сидит в поезде, несущемся неизвестно куда.

Чарлз появился на лестнице внезапно, как гроза:

– Собирай вещи, миледи. Через десять минут мы выходим. Я нанял кеб.

Может быть, Оливия ошиблась? Ведь она говорила, что Элинг в часе езды от Лондона. И вот, оставив позади Уэксли, они выехали за восточную заставу и теперь приближались к Элингу.

– Напрасно я не предупредила его письмом о своем приезде, – произнесла Джорджиана обеспокоенно. – Ведь когда он уехал из Африки, мне было не больше двух лет. Он не узнает меня. Потребует доказательства, документы, которые я не захватила с собой.

– Он не откажется принять тебя или хотя бы повидать.

Джорджиана смотрела в окна кеба. Она сильно озябла. Воздух был влажным и сырым, как и третьего дня.

– Откуда ты знаешь?

– Да ему просто будет любопытно поглядеть на тебя. К тому же ведь никто больше не претендует на роль его дочери. Думаю, мало кому известно, что у них с Оливией был ребенок.

Ей это уже приходило в голову. Ее отец отправился на Блисс-Ривер-Вэлли вместе с Оливией. И уехал оттуда, как только ребенок появился на свет.

Все знали, что он оставил дочь, и уж конечно, не сообщил своим родственникам о ее рождении. Интересно, как он объяснил родным свое возвращение в Англию? Возможно, никак, просто менял любовниц, а о жене наплел бог знает что, она сошла с ума, а он не мог жениться вторично, пока она жива. В юности Джорджи никогда не задумывалась об этом. Считала Мортона отцом, пока не подросла и не поняла, что происходит в Вэлли.

Этот душка Мортон, садовник Эдема, сеявший свое семя, но не породивший ни одного младенца…

Почему же родной отец не приехал за ней? Почему не попытался увезти ее из Вэлли? Возможно, Оливия помешала ему? Возможно, она всегда лгала?

Джорджиане, порождению зла, не было места в реальном мире, и напрасно она тешила себя мечтой о воссоединении с отцом. Для нее, взращенной в Вэлли, с младенчества вдыхавшей отравленный воздух, встреча с отцом грозила превратиться в кошмар.

* * *

Среди пологих холмов Кента, на границе между югом Мэйдстоуна и восточной частью Танбридж-Уэлс, неподалеку от маленькой деревушки Медуин, расположился Элинг, загородный дом Генри Мейтленда. Они выехали к нему прямо из деревни, миновав заставу и поворот с указателем «Кингз-Лайм – Элинг».

Солнце уже высоко поднялось, и небо было ясным. Вокруг царили покой и тишина. Колокола в церкви не звонили. Слышен был только хруст колес по гравию на извилистой подъездной дорожке, когда они приближались к Элингу.

Ей стало трудно дышать. Теперь, когда она находилась так близко от родительского дома, ей казалось, что умрет прямо в экипаже. Для нее сейчас ничего не существовало, кроме этой тишины и самого дома. Он казался вымершим. Между деревьями виднелась волнистая крыша. Это было большое строение из камня, довольно приземистое, будто вросшее в землю. Дом как дом, ничего устрашающего, если бы не предстоящая встреча с отцом.

Дорожка вилась, огибая дом, до самого входа. Экипаж остановился, но из дома не доносилось ни звука.

Джорджиана взглянула на Чарлза. Его лицо было мрачным.

– Войдешь со мной?

– Посмотрим.

Наконец экипаж остановился. К хорошо отполированной двери вели две ступеньки. Окна на первом этаже были расположены очень низко, почти у самого фундамента. Создавалось впечатление, будто архитектор стремился создать иллюзию миниатюрности, свести размеры дома к минимуму.

И все же дом со своими двенадцатью окнами по фасаду второго этажа и аккуратным газоном был большим и даже величественным.

– Добро пожаловать в Элинг, – сказал Чарлз, выйдя из экипажа и обходя его с другой стороны, чтобы помочь выйти ей. – Пойдем. – Он протянул ей руку. Ее рука была холодной и слегка дрожала. Глаза ее не отрывались от его лица, будто она старалась что-то прочесть на нем.

В чем состояла тайна этого мужчины? В силе его руки и мощи тела, теперь недоступного для нее? Слишком высока цена этой минуты теперь, когда ее планы могли измениться.

Внезапно он приблизился к ней и поцеловал в губы. Он старался ободрить ее, вдохнуть в нее уверенность. Хотел показать, что понимает ее, и ничего больше.

И все же прикосновение к ее мягким губам поразило его, как удар молнии, потрясло, возможно, потому, что в этом поцелуе была только нежность. И ничего сексуального.

Нет, не надо себя обманывать: в нем были обещание, жар, он ощутил аромат ее тела. Этот поцелуй возвратил память о том, что между ними было и что, возможно, еще будет. И все это он ощутил, лишь прикоснувшись к ее губам. Он услышал ее легкое дыхание и какой-то звук, вырвавшийся из ее горла, когда он отстранился от нее.

Она вышла из кеба и оказалась перед парадной дверью, но не смогла бы двинуться дальше даже ради спасения собственной жизни.

«Не обольщайся. Это всего лишь прощальный поцелуй». И все же было в этом поцелуе нечто такое, отчего вздрагивает земля, что возвращает память к тому, что было, и вселяет надежду на будущее.

Было раннее утро. Время, неподходящее для визитов, подумала Джорджиана, изо всех сил стараясь не думать об этом поцелуе. Они выехали из Уэксли, когда еще не было восьми, а сейчас немногим больше девяти. Просто неприлично являться с визитом в такое время.

– Может быть, придем позже? – спросила она.

– Я не рассчитал время, – ответил он. – И все же стоит войти. Ты готова?

Она не была готова к встрече с отцом, так же как к поцелую, разбередившему все ее чувства.

– Ладно. – Чарлз повернулся к кебмену: – Мы вернемся через несколько минут.

– Мне-то что, – пробормотал кебмен. – Можете не спешить.

Чарлз позвонил в дверь. Звук оказался громким, как колокольный звон, казалось, мертвого мог разбудить.

– Неужели даже слуга не откроет двери? – удивилась она. – Как странно! Право, Чарлз, нам лучше вернуться попозже.

Он снова позвонил. И снова никто не откликнулся на его звонок.

– Ты полагаешь… – Он толкнул дверь. Она распахнулась. Чарлзу это не понравилось. – Ну, теперь…

– Теперь я стала Алисой в Стране Чудес, – сказала Джорджиана, заглянув в темный холл. – Здесь как в колодце. – Она не могла разглядеть ничего из-за плеча Чарлза и гадала, видит ли он что-нибудь.

– В таком случае мне придется спуститься в эту кроличью нору, – заявил Чарлз, – а ты останешься здесь.

Она охотно согласилась. Любопытство ее было возбуждено до крайности. Почему никто из слуг не открыл дверь? Она собрала остатки мужества и сказала:

– Я тоже пойду.

Чарлз шел первым. Они оказались в просторном холле, обставленном элегантной мебелью и устланном толстым персидским ковром, в центре стоял полированный стол, с потолка свисала хрустальная люстра. Впрочем, мебели было не много.

В холл выходило несколько дверей, и неясно было, какая из них куда ведет. В доме стояла тишина, прислугу, видимо, отпустили. Чарлз заподозрил неладное.

– Попробуем наугад. Возможно, окажемся там, где следует, – сказал он и шагнул к одной из дверей напротив входа. Она вела в широкий коридор, тоже устланный коврами, уставленный пристенными столиками и увешанный картинами. В холл выходило еще несколько дверей. Чарлз открывал одну за другой двери и заглядывал внутрь.

– Это гостиная. Вот столовая. Еще одна гостиная. Будуар. Библиотека. Еще один будуар. Тебе не кажется странным, что никто не вышел нас встретить? Вот бильярдная… – Он вошел туда и исчез во мраке. Джорджиана попыталась протиснуться вслед за ним.

– Джорджиана? О Боже!

– Я здесь.

– Я нашел его. Лучше не ходи дальше.

– В чем дело?

– Не догадываешься? Он в своем офисе, прямо за бильярдной. А сейчас медленно и спокойно выйди и садись в кеб. Скажешь кебмену, что я через минуту присоединюсь к тебе, что мы ошиблись, что это оказался не тот дом, который нам нужен, и я это выяснил у дворецкого. Тебе ясно?

– Да.

– Отлично. Тогда иди. – Он дождался, когда стихли ее шаги. И оглянулся на тело, точнее, на то, что от него осталось. Генри Мейтленд плавал в луже крови, как в свое время Лидия. Жестокое и бессмысленное убийство. Но чего ради? Не было ни одной серьезной причины убивать Генри Мейтленда. Ни одной. И все же он был мертв. И разделалась с ним та же безжалостная рука, что и с Лидией. Что такое колесо судьбы? Возможно, оно сделало полный оборот. И инстинкт не обманул его. Недаром он предпринял эту поездку рано утром, желая удостовериться, что здесь не было никого до них, что никто не обнаружил преступления, не нашел тела.

Но ведь это укладывалось в правила игры? Или он ошибается?

Что привело его сюда в такую рань?

Следы колес его кеба – улика, но с этим он ничего не мог сделать. Во всяком случае, пока. Прежде всего следовало проверить, не ступил ли он в темноте в лужу крови и не оставил ли следов в комнате. Он ни к чему не притрагивался, не натыкался на мебель, ничего не опрокинул. Единственное, что ему нужно, – это закрыть все двери. Да, это элемент игры… Интересная мысль. Он закрыл за собой дверь в коридор. А что они сделали со слугами? Ведь в доме ни души. А если слуг усыпили? Нет. Впрочем, и такое было возможно. Он остановился у двери и огляделся. Стоит ли осмотреть комнаты слуг? Или это тоже элемент игры? Логично предположить, что обнаруживший труп пойдет искать слуг, будет заглядывать в их комнаты, чтобы удовлетворить свое любопытство.

Но Чарлз подавил в себе любопытство. Эта сцена была тщательнейшим образом разыграна для них с Джорджианой. Не предусмотрели только, что они появятся здесь так рано. А если бы они приехали позже? Если бы обо что-нибудь споткнулись в этом вымершем доме? Слуги исчезли. Искромсанное тело лежало в кабинете. Что, если бы они отправились в комнаты слуг, чтобы выяснить обстоятельства случившегося? Он закрыл за собой парадную дверь. Велико искушение попытаться найти ответы на все эти вопросы. Но ведь и это было частью игры, частью плана, придуманного не им. Этот план предусматривал свойственное человеческой натуре любопытство. Противник презирал его. Рассчитывал, что они с Джорджианой попадут в западню.

Чарлз сел в кеб.

– В Уэксли! – крикнул он кебмену и повернулся к Джорджиане: – Пока не будем ни о чем говорить.

Она попыталась было возразить, но он приложил палец к губам и зашептал ей на ухо:

– Он погиб, Джорджиана. Остальное уже не важно. – Бросив взгляд через плечо, он увидел дом, от которого они с каждой минутой все удалялись, безмолвный и мертвый дом, ставший орудием дьявола. Наконец он исчез из виду, скрытый тисовой изгородью.

Теперь следовало переварить две вещи: их неожиданный поцелуй и злодейское убийство Генри Мейтленда. Оба события оказались взаимосвязанными и такими останутся в ее памяти навсегда.

Внезапно все части головоломки стали на свои места. Ведь сцена убийства Генри в точности повторяла сцену убийства Лидии. Кровь. Жестокость. И то, что именно он обнаружил труп.

Мог ли Мортон предполагать, что Чарлз появится на месте убийства первым? Во всяком случае, он рассчитывал на это и сделал для этого все возможное.

Этот человек был гением, но гением злым, без чести и совести. Ничто не могло его остановить на пути к желаемому. Мортон желал Оливию и получил ее. Он пожелал завладеть Элингом и уже был на пути к цели. Если не считать того, что Чарлз и Джорджиана появились в Элинге слишком рано, что мертвое тело было обнаружено слишком быстро, что они не оставили в доме никаких следов своего пребывания, а Мортон, по-видимому, рассчитывал застать их врасплох.

Мортон вызвал бы констебля, а потом они вместе нашли бы слуг в их постелях, по всей вероятности, одурманенных сонным зельем, бесчувственных и ни о чем не подозревающих.

Этот человек презирал все, что имело нравственную ценность для других. Он был извращенцем, и ничто не могло изменить его или воспрепятствовать ему – ни в Блисс-Ривер-Вэлли, ни здесь, если только он сумел бы устранить со своего пути Джорджиану.

В конце концов, он мог бы все убедительно объяснить: они с Оливией только что прибыли из Южной Африки, высадились в Грейбурне только вчера, отправились в Медуин нынешним утром и обнаружили следы жесточайшего преступления. Оливия сказала бы полицейским, что потрясена ужасным зрелищем, и упала в обморок. И они бы поверили ей, потому что добрых двадцать лет она не жила в Элинге и у нее не было причин желать смерти своему мужу. А как же Мортон? Она сказала бы, что он всего лишь старый друг, сопровождавший ее и охранявший во время долгого путешествия. Вероятно, она дала бы полиции именно такие показания. И если бы Мортону удалось застать Джорджиану и Чарлза стоящими над трупом, для Мортона все обернулось бы как нельзя лучше. Тогда сошлись бы концы с концами, и ничто не помешало бы ему через некоторое время жениться на Оливии. Впрочем, и теперь у него были шансы выкрутиться. Он сумеет убедить полицию, что это загадочное преступление не имеет к нему никакого отношения.

Но почему? Почему оно было совершено? Почему он выбрал Англию после стольких лет распутной жизни в своем бесстыдном мире, в своем королевстве порока, в своей Вэлли?

Какая змея заползла в его Эдем?

Чарлз старался разобраться в произошедшем. Змея? В его саду появилась гниль? Что-то вторглось в его Эдем, и это «что-то» разрушило его жизнь там… О Господи! Да ведь это сделал он сам. Стал катализатором всего, что случилось.

 

Глава 20

И теперь все приобрело какой-то извращенный смысл, хотя, казалось, все элементы головоломки сложились. Во всяком случае, то, что имел в виду Мортон, обрело смысл, понятный ему одному.

– Знаешь, он будет за нами охотиться.

Возвращение в Уэксли было тяжелым. Чарлз все время о чем-то думал, а Джорджиана молча проливала слезы, оплакивая и прошедшие годы, и предстоящие, и то, что ей не довелось познакомиться со своим отцом.

Они не могли разговаривать в присутствии кебмена. Ведь он был возможным свидетелем их поездки в Элинг, а Чарлз никак не мог избавиться от чувства вины за случившееся.

И потому возвращение их в пансион мисс Элвины было печальным и мрачным. Джорджиана забилась в угол экипажа, сотрясаясь от безмолвных рыданий, а Чарлз смотрел в окно кеба.

К его соображениям насчет намерений Мортона она отнеслась весьма скептически, не видя в них здравого смысла.

Мортону они не нужны. Мортон хотел… Впрочем, кто знает, чего он хотел?

– Повторяю, – сказал Чарлз с нажимом. – Он хотел, чтобы мы обнаружили тело, и собирался загнать нас в угол, припереть к стенке. Он мог бы состряпать замечательное дело, обвинив тебя в убийстве отца, а меня в пособничестве. Таким образом он устранил бы со своего пути нас обоих, а потом совершил бы еще одно убийство. Сейчас он чувствует себя неуязвимым.

– Но зачем? В этом нет смысла. Элинг не представляет для Мортона никакой ценности. Он для него просто обуза.

– Совершенно верно. Но судьба подкинула ему кое-что, на что он не рассчитывал… Меня.

– Тебя?

– Меня. Не появись я в Блисс-Ривер-Вэлли, ничего бы не произошло. Только теперь я это понял. С той минуты как мать узнала меня, она была обречена на смерть. Именно это побудило Мортона отправиться в Англию и попытаться завладеть Элингом. Если бы даже для этого пришлось совершить два убийства. Ведь у него есть двое подозреваемых, на которых их можно свалить.

– Ты нас имеешь в виду? Нет! – Она прикрыла глаза и стала раскачиваться из стороны в сторону. – Нет!

– Теперь Оливия свободна и может выйти замуж вторично. В этом-то все и дело. Он женится на ней и избавится от тебя. Они будут на нас охотиться, Джорджиана. Мортон станет утверждать, что ты ненавидела своего отца и приехала в Англию, чтобы свести с ним счеты. Оливия поддержит его. Полиция захочет тебя допросить. Не так скоро, но по мере того, как будет идти расследование.

– Ты пугаешь меня.

– Он очень опасен, этот Мортон. Для него нет ничего святого. Многие его недооценивают. Он скоро женится на Оливии и завладеет Элингом.

Что за чушь! Чтобы эти двое, признающие только богемную жизнь, связали себя узами брака! Стали супружеской парой, да еще в Англии? Такое невозможно представить!

– Они не станут этого делать.

– Они это сделают. Кто им помешает? Никаких родственников, кроме тебя, у них нет. Ты одна стоишь у них на пути.

– У отца нет ни братьев, ни сестер, – произнесла Джорджиана, силясь вспомнить то немногое, что ей было известно о правах наследования и родственных связях отца. – Но Оливия тоже не может ничего унаследовать! – воскликнула Джорджиана, пораженная внезапно пришедшей ей в голову мыслью. – Сына у отца нет, значит, наследница я… И Элинг должен перейти ко мне.

Это изменило ход его мыслей. О такой возможности он не подумал. Она, видимо, была более сведущей в подобного рода делах.

– Боже милосердный! – Он мгновенно представил себе с полдюжины вариантов развития событий.

– Осмелюсь предположить, что он и не думал возвращаться в Англию, пока в Вэлли не появился я. Тогда он и убил Лидию. А потом ты исчезла.

Чарлз с минуту размышлял. Бегство Джорджианы из Вэлли явилось ключевым моментом.

– Он собирался расправиться со мной и продолжать жить в Вэлли. Но мы с тобой бежали, бежали…

Следующая пришедшая ему в голову мысль была настолько ужасна, что он с трудом заставил себя произнести ее вслух:

– Джорджиана, он не собирается жениться на Оливии. У Оливии теперь ничего нет. Он собирается убить и Оливию и жениться на тебе. Потому и убил твоего отца.

Этого не может быть. Ведь он ее дядя. Такие браки под запретом.

– Да я никогда бы… Такие браки невозможны… Дядя не имеет права…

– Во-первых, никто не знает, что он твой дядя. Во-вторых, не думаю, что ему известно о запрете. Он просто пользуется непредвиденными обстоятельствами. Ему бы это и в голову не пришло, не появись в Вэлли я. Убийство Лидии развязало ему руки. Смерть твоего отца открыла возможность завладеть поместьем, которое ты можешь унаследовать. А все убийства он свалит на меня.

– Но почему? Почему?

– Не знаю. Возможно, для него так проще, потому что он не может больше жить в Вэлли. Он стареет, и его мужские силы иссякают. Вот он и решил жениться на молодой женщине да еще завладеть поместьем. Возможно, он хочет обзавестись наследником. Он так захвачен этой идеей, что непременно воплотит ее в жизнь. Чего бы это ему ни стоило. Поэтому мы должны действовать по плану и обороняться.

– Вся эта твоя теория абсурдна. К тому же я слишком устала, чтобы строить планы.

Джорджиана не верила, что все эти ужасные события связаны с приездом Чарлза в Вэлли.

– У нас нет выбора. Ждать нельзя. Он будет следить за каждым твоим шагом, а в какой-то момент меня может не оказаться рядом, чтобы тебя защитить. Мы должны быть все время на виду, тогда он не сможет напасть на тебя. Надо появиться в обществе и заставить его нанести нам визит.

Джорджиана была сыта по горло. Это граничило с помешательством. Человек, с которым она совершила длительное путешествие, которого соблазнила и ласкала до умопомрачения, был явно не в себе.

– Но это чистое безумие. Не иначе как тебя хватил солнечный удар.

– В такую-то погоду? – не без иронии спросил Чарлз, которого позабавило это высказывание.

– Ну, кади, как нам удастся достойным образом вписаться в общество, где вращался мой отец?

– Но, миледи, не только твоя семья принята в обществе. Принц пустыни, занимающийся выведением призовых лошадей, тоже имеет туда доступ.

– Так это и помогло тебе приобрести такой облик и хорошие манеры?

– Да, моя леди Вэлли, именно это.

– А я, значит, леди Вэлли?

Он отпрянул от нее, стараясь не поддаться искушению. Для обоих было лучше держаться в определенных рамках. Он знал, что Джорджиана никогда не изменится, как бы ни старалась выглядеть настоящей леди. Она была королевой, королевой куртизанок. И за один ее поцелуй он готов был капитулировать. В нем все еще жила боль, рядом с ней он чувствовал себя возбужденным, а вчерашний поцелуй вообще выбил почву у него из-под ног. Это был обязывающий поцелуй, обязывающий ко многому даже такую женщину, как она. И от этого опасность находиться рядом с ней не становилась меньше.

– Говорю тебе, – возразил он терпеливо, – у нас нет ни времени, ни денег. Надо как можно скорее определиться, хотя бы найти приличное жилье.

Она почувствовала, как воздух вокруг раскаляется. И в то же время ощущала усталость и неприкаянность. Зло, которое приносил с собой Мортон, не могло быть всепроникающим, и все же они бежали от него на другой конец света. Однако отец ее оказался убитым, а она стала его единственной наследницей.

Сейчас едва ли имело значение то, что было между ними прежде. Если только он прав. Если Мортон действительно охотится за ними.

– И как нам это сделать?

– Ты могла бы выйти за меня замуж. – Он сказал это так просто, так буднично, будто выдохнул воздух. За минуту до этого у него и в мыслях ничего подобного не было.

Это могло помешать Мортону нанести удар Джорджиане.

Он подумал, что это первая трезвая мысль с того момента, как он затеял свою авантюру.

Она рассмеялась и никак не могла остановиться. Глупая! Легковерная! Все эти недели она жила как в тумане! И только сейчас прозрела. На этот раз окончательно. Он хитростью хотел заманить ее в свои сети, жениться на ней. Ее можно было ввести в заблуждение, но не так уж она наивна.

– Ах, Чарлз! Мой дорогой! Ты долго шел к этому. И вот тебе представился случай жениться и получить поместье. А для тебя, безродного иностранца, это большая удача. Думаю, ты и сам это понимаешь. Разве нет? Ты достаточно долго прожил в Англии и научился разбираться в таких вещах. Осмелюсь предположить, что ты все хорошенько разузнал, прежде чем отправиться в Блисс-Ривер-Вэлли.

– Джорджиана…

– О, теперь я знаю, что единственной твоей целью было принудить меня к браку. Независимо от того, кем я была и что представляю собой сейчас. В другой ситуации ты не женился бы на такой, как я. По этой же причине ты сопровождал меня в Англию. Ты охотился за поместьем, а пока суд да дело, пользовался моими услугами. Ведь ты знал, что кузены могут вступать в брак, ты знал об этом.

– Джорджиана…

Она отмахнулась. Ах, подлый негодяй! Предатель! Ничего, она пережила несколько смертей, переживет и смерть своего сердца…

– Если мы поженимся, он перестанет за тобой охотиться, ведь для того, чтобы до тебя добраться, ему придется убить меня.

– Если мы поженимся, – бросила она ему, – то и для тебя это станет искушением…

Только сейчас он осознал, на чем основаны ее подозрения.

– Черт тебя возьми!

– Ты же хотел убить свою мать…

– Но потом я многое узнал и понял, что не смог бы ее убить. Ни за что!

– Ну, этого мы никогда не узнаем. Нам известно лишь, что ее убил Мортон и что именно поэтому мы заключили с тобой сделку.

– Только поэтому? – мрачно спросил он.

– Думаю, да. Твоя миссия еще не выполнена, кади. Королеву необходимо защитить любой ценой.

Да, теперь она превратилась в царственную особу, холодную как лед и властную. Ее ум заработал, словно стальной капкан: с какой стороны ни подойди, щелкнет.

– Продолжай.

– Мы только притворимся супругами. Без всяких привилегий и обязательств, налагаемых супружеством. Чтобы обеспечить мою безопасность и сохранить поместье до тех пор, пока Мортона не привлекут к судебной ответственности.

– Вряд ли это когда-нибудь случится.

На ее лице появилось жестокое выражение. Она вздернула подбородок.

– В таком случае мне самой придется его убить.

Теперь, думала она, труп отца уже обнаружен. Или нет?

– Это никак не должно отразиться на наших планах, – сказал Чарлз.

– А каковы наши планы? – поинтересовалась Джорджиана.

У него был единственный план – жениться на ней и как можно чаще появляться с ней в лондонском обществе. Но удастся ли им выманить Мортона из Элинга и заставить пересмотреть свои намерения?

– Мы должны поселиться в Лондоне.

– Но это потребует больших затрат.

– Деньги для меня не проблема. Мне дадут их друзья, а я пообещаю им призовых лошадей. Меня знают в Англии как заводчика породистых лошадей и джентльмена, а вовсе не безродного иностранца, независимо от моего происхождения и неевропейской внешности, хотя это может показаться тебе неправдоподобным.

– Неправдоподобным мне кажется то, что ты говоришь о Мортоне. Во всяком случае, его мотивы не лежат на поверхности, как твои.

Он еще больше помрачнел. Не стоит ни о чем говорить с этой надменной королевой. Ее все равно не переубедишь.

– Все, что я говорю о Мортоне, чистая правда. И скорее всего он в данный момент разыскивает тебя.

– А ты меня уже получил. И пора нам с тобой играть роль новобрачных, кади. Появляться в обществе в качестве супругов. Когда начнем?

Он возобновил знакомство со своим однокашником, с которым вместе учился в Оксфорде, и тот пригласил его на ужин вместе с женой на следующий же вечер. Конечно, все дело было в лошадях. Близились скачки в Аскоте, и любители охотились за породистыми скаковыми лошадьми. Чарлз весьма кстати появился в Лондоне. Завтра за ужином они всласть наговорятся.

– Мы прибыли из Грейбурна три дня назад, – сообщил приятелю Чарлз. – Сняли дом недалеко от Гайд-парка и пробудем в Лондоне весь сезон. Хорошо, что мы приехали именно сейчас. Верно?

Хозяину оставалось только согласиться. В марте все съедутся на малый сезон, и невозможно будет снять даже крошечную квартирку. Чарлзу же удалось снять небольшой дом поблизости от Гайд-парка, с двумя спальнями, весьма удачно расположенный. Потом Чарлз благодаря своей репутации получил кредит в магазине Хэрродза. И то и другое было рискованным делом, но ведь любители конного спорта азартные люди, и именно на это Чарлз и рассчитывал. Затем наступил черед Джорджианы выйти на сцену.

– Мы идем в гости на дружеский ужин. Тебе надо одеться соответствующим образом.

Значит, он все-таки осуществил свой замысел? А почему бы и нет? Для Чарлза Эллиота не было ничего невозможного. Она далеко не все знала о его жизни. Кроме того, была уверена, что он еще не расстался с мыслью завладеть Элингом.

Впереди ее ждало множество сюрпризов. Понимает ли Чарлз, что она останется с ним только до определенного момента?

– Вся эта одежда мне не нравится, – промолвила она, вспомнив, как впивался в тело корсет. Да и сама мысль появиться с ним рука об руку в незнакомом обществе претила ей.

Его темные глаза сверкнули.

– Нам придется занять наступательную позицию, миледи. И ты не станешь раскачивать лодку.

– Нет, – ответила она, – я буду послушно вести ее в гавань и делать все, чтобы мы удержались на плаву.

Это оказалось намного легче, чем она ожидала. Надо было только хорошо выглядеть и все время молчать (впрочем, из-за корсета она все равно не смогла бы произнести ни слова), позволить проводить ее к столу кому-нибудь из болтливых мужчин, а остальное предоставить Чарлзу. За ужином он блистал красноречием и был в центре внимания. Его фантастические приключения в Южной Африке, которые он сильно приукрасил, привели всех в неописуемый восторг. Собравшиеся слушали затаив дыхание о романтическом бегстве из Вэлли, населенной дикарями-каннибалами, державшими в плену красавицу.

Фантастическая история их встречи вызвала вздох зависти и восхищения. Он рассказал об их браке, заключенном в Сьерра-Леоне, и о том, чем они будут заниматься здесь до отъезда в Южную Америку. Этой истории поверили все его друзья, а Мортону трудно было бы ее опровергнуть.

Сидевшие за столом женщины представляли себя в описанных Чарлзом романтических обстоятельствах. Каждая хотела побывать на месте Джорджианы, чудом спасшейся от убийц.

– Выпьем за здоровье Чарлза и его молодой жены, – произнес тост хозяин, и мужчины поднялись.

– За Чарлза и Джорджиану… Пусть ваша жизнь будет полна счастья и приключений!

Зазвенели бокалы. Женщины захлопали в ладоши.

Чарлз стоя раскланивался, потом сделал знак Джорджиане.

– Забудьте о своей Южной Америке и оставайтесь в Англии, – предложил хозяин.

Кто-то из гостей добавил:

– Ради всего святого, Чарлз, вы можете найти что-нибудь подходящее в Эссексе или Кенте, основать там ферму по выведению скаковых лошадей и импортировать их сюда из Южной Америки. Они потрясающие! Вы нужны нам здесь!

Снова раздались аплодисменты. После этого все направились в соседнюю комнату, где прошел весь вечер: дамы болтали, обменивались свежими сплетнями, Джорджиана сидела молча и слушала. Она была в платье из прекрасного бронзового шелка с широкими рукавами и с коричневым бархатным кушаком, завязанным бантом.

Это был типичный званый вечер в приличном обществе. После ужина гостей ожидали кофе и десерт, и никаких любовных приключений. Всем предстояло вернуться в свои респектабельные уютные дома.

Все здесь было прочно, надежно. Но для нее это не имело значения теперь, когда ей стала ясна истинная цель Чарлза. Оставалось лишь одно – перехитрить Мортона. Что же ждет ее дальше? Возвращение в Вэлли? Она ведь не годится ни для какой иной жизни. Только там ей место.

А может, поселиться в Элинге после того, как потускнеет память об убийстве отца, и начать все сначала?

Возможно ли это? Без Чарлза, но при условии, что ей придется давать многочисленные объяснения? Пока еще она не могла думать об этом.

И все же у нее был хоть какой-то выбор: она могла вернуться в Элинг…

В полночь они с Чарлзом вернулись в арендованный ими дом.

– Это только первый шаг, – сказал Чарлз, помогая ей снять плащ. – Завтра всему Лондону станут известны рассказанные мной истории. И то, что мы здесь. И Мортон не сможет нам помешать остаться в Лондоне.

– А что потом?

Пока он не знал ответа на этот вопрос.

– Подождем, – сказал Чарлз.

Они ждали. Чарлз занимался делами. Как только стало известно, что он в Лондоне, к нему хлынул поток посетителей, желавших узнать, нельзя ли приобрести породистых лошадей и основать в Англии ферму по их разведению. Предлагали ее финансировать, а также основать акционерное общество и заранее приобрести его акции. Это было большим искушением для Чарлза, но здесь он собирался заниматься совсем другими делами. И все же это было окном в нормальный мир, в нормальную жизнь после всего пережитого. К тому же давало надежду на будущее. И эту жизнь он мог бы разделить с ней. Считавшей его способным на убийство. Нет, Мортон должен довести свою игру до конца. И они ждали его следующего шага. Приглашения друзей и знакомых следовали одно за другим. Они посещали балы и званые вечера, ужины и театры. Их приглашали на охоту. Все это было так ново и непривычно для Джорджианы, что казалось ей чудом.

Чарлз не жалел денег, покупал ей дорогие наряды и украшения, желая подчеркнуть ее красоту. Все были очарованы красивой и элегантной, уверенной в себе женщиной.

И всех интересовали скаковые лошади, а Чарлз начинал подумывать о том, чтобы остаться в Англии и жениться на Джорджиане. Обзавестись семьей, основать ферму, начать новую жизнь. С ней. Потому что и в Англии Джорджиана вела себя как королева, именно такой он всегда и представлял ее себе. Даже когда видел ее только обнаженной. Он готов был не прикасаться к ней, только бы она была рядом. Он, конечно же, не смог бы жить с ней вместе и не желать ее. Но сейчас он даже не мог мечтать об этом. Это была расплата за прежние излишества, а также за все ошибки, за все промахи, за все преступные намерения, за ту жизнь, которую он вел до встречи с Джорджианой. За все это ему предстояло заплатить теперь.

Поэтому он готов сопровождать ее, защищать и быть ее мужем в любом смысле, кроме главного и единственного, имевшего для нее значение. Но все это скоро изменится. Мортон будет побежден, раздавлен, и кошмар, созданный им, придет к своему естественному концу.

– Похоже, Мортон залег на дно, – сказала Джорджиана несколькими днями позже. – Но в лондонских газетах почему-то нет ни слова о смерти отца. Тебе не кажется это странным?

Они сидели в маленькой гостиной в задней части дома. Чарлз нанял домоправительницу, кухарку и горничную. Горничная принесла им легкий завтрак: чай, тосты, джем, яйца и фрукты – и расставляла все это на столе, пока Джорджиана просматривала газеты.

Чарлз тоже недоумевал. С момента убийства Генри Мейтленда о Мортоне ничего не было слышно. Что стал бы делать Мортон, если бы его план не сработал, если бы он потерпел фиаско?

Чарлз понятия не имел, да и думать об этом было тошно.

– Может быть, никто не знает, что Генри Мейтленд мертв, – предположил он. – Возможно, Оливия тоже убита.

– Нет, даже Мортон на такое не способен.

– Способен. К тому же очень хитер, Джорджиана. Мы заявили о себе, ведем светскую жизнь, делаем вид, что женаты. Он знает, что не может нанести нам удар здесь. Ждет, пока мы сами к нему заявимся.

 

Глава 21

Между тем напряжение между ними все росло. Она нуждалась в нем, и это было хуже всего теперь, когда она догадалась о его тайных замыслах. Это стояло между ними, словно преграда. Но Джорджиана не могла забыть об их близости во время путешествия и всего, что их связывало. Мортон – враг, зло, которое следовало победить. Чарлз – искатель приключений, и ему просто посчастливилось вывести Мортона на чистую воду. Однако сознавать это было тяжело. Несколько раз она видела Чарлза, лежавшего нагишом на постели.

В такие моменты ей хотелось поджечь этот их дом. Оно и понятно. Ей не хватало секса, которого раньше было в избытке. Но стоило Джорджиане привыкнуть к новой одежде и корсету, как секс отошел на второй план. Жизнь в Лондоне имела свои прелести, потому что состояла из сплошных развлечений.

Жизнь в Блисс-Ривер-Вэлли не прошла для нее бесследно, а крепкому, здоровому мужчине можно было простить многое, особенно в пылу страсти.

Однако присутствие Мортона в Элинге сковывало обоих и омрачало жизнь. Он способен был испоганить все, к чему бы ни прикасался. И прежде всего вывалял в грязи ее душу.

Прояви Джорджиана свои желания, это означало бы победу Мортона. И тогда все его преступления остались бы неотмщенными.

Поэтому оба выжидали. Шли дни, и уверенность Чарлза в своем благополучии росла, не было недостатка в желавших вложить средства в разведение породистых лошадей. О смерти Генри Мейтленда по-прежнему ничего не было слышно.

– Значит, Мортон не стал сообщать об этом, – решил Чарлз. – Это единственное объяснение. Его план провалился, и он ждет нашего появления.

Прошел еще день. Они были в театре и сидели в ложе вдвоем, пока друзья Чарлза отправились подкрепиться.

– Ну, ну, ну, вот они, мои красавчики! – Чарлз вскочил, увидев появившегося из-за портьеры Мортона. – Садитесь, мой мальчик. Не надо сцен. Я пришел вас поздравить. Вы достойный противник, Чарлз Эллиот, женатый на мисс Джорджиане из Вэлли, впрочем, еще неженатый. Вам удалось разрушить мои скромные планы. И я отдаю вам должное. Мое почтение. Но я хочу пожурить тебя, Джорджи. Ты не навещаешь мать. Оливия ждет не дождется тебя, а ты сидишь здесь как ни в чем не бывало, будто у тебя вовсе нет матери.

– У меня ее и нет, – огрызнулась Джорджиана.

– Неблагодарная дрянь. И ты смеешь так говорить после всех неприятностей, которые ей причинила? Привезите ее в Элинг, Чарлз. Оливия ее ждет. К тому же нам надо кое-что обсудить…

Мгновение – Мортон исчез как по мановению волшебной палочки, растаял в воздухе. Чарлз бросился на его поиски, но вернулся ни с чем.

– Что же теперь делать? – спросила Джорджиана утром, когда они сидели в гостиной. Чарлз у окна с блокнотом и карандашом, а Джорджиана у камина. Она никак не могла согреться после вчерашнего шока.

И все же, когда они вот так сидели вдвоем, отделенные от внешнего мира, она чувствовала себя спокойной и защищенной. К тому же ей хотелось узнать, каковы планы Чарлза, что он собирается предпринять для розысков Мортона.

– Вчера вечером он сделал пробный шаг, – сказал Чарлз, продолжая что-то чертить на бумаге.

– Ты полагаешь, Мортон что-то задумал? Но как ему удалось нас найти? Откуда он узнал, что наш брак – фикция?

– Ну, мы все время на виду, в обществе, Джорджиана. Я же предупреждал тебя, что молва о нас распространится быстро, и, разумеется, он не поверил в то, что мы поженились в Сьерра-Леоне. А у него оказалось достаточно времени, чтобы обойти все церкви и узнать, обвенчались мы или нет. Он должен был проверить, и если бы оказалось, что ты замужем… по-настоящему замужем…

– Я бы уже была мертва… – договорила Джорджиана.

– И тогда оставалось бы только убрать все в доме и привести его в порядок, – пробормотал Чарлз. – Но Оливия, по-видимому, действительно в Элинге.

– Да, и празднует смерть моего отца.

– Все не так просто, ханум. Он убьет ее. Мы могли бы спасти ей жизнь.

Джорджиана окаменела, когда он назвал ее ханум, как когда-то в пустыне, в палатке. Она не забыла наслаждения, которое испытала с ним. Но не забыла и предательства.

– Не желаю ее спасать. Мне все равно.

– Она твоя мать, – мягко напомнил Чарлз.

– Хочу тебе напомнить, кади, что ты собирался убить свою собственную мать.

– Я бы никогда не сделал этого, Джорджиана. Не смог. И что бы ни совершили наши матери, они не должны искупать свои грехи ценой жизни.

– Я тебе не верю. Не верю! Моя мать готовила убийство моего отца, она с радостью и охотой вела беззаботную и безнравственную жизнь в Вэлли и не колеблясь пожертвовала дочерью ради этой жизни. От чего я должна ее спасать? От ее грехов и пороков?

– Она твоя мать. Она дала тебе жизнь. Хотя бы за одно это ты должна ее спасти, ханум.

Зачем он называет ее ханум? Зачем будит в ней воспоминания, которые она хочет забыть? Ей были ненавистны эта стоическая поза всепрощения и то, что он пытался оправдать ее порочную, извращенную мать.

– Но ведь твоя мать тоже дала тебе жизнь, а ты хотел ее убить.

Он не ответил.

– И все же мы можем спасти Оливию.

– От чего? От чего? Она с готовностью барахталась в грязи, в болоте, которое создал Мортон. Жила грязной, мерзкой жизнью много лет. Она не сможет все начать сначала.

– Она твоя мать, а он собирается ее убить, – стоял он на своем.

– Ты так уверен в этом? – Она едва сдерживала ярость.

– Она ему больше не нужна.

– Думаю, он просто бросил тебе наживку. Ему незачем ее убивать, а нам незачем лезть в западню.

– Я и не собираюсь. – Он перевернул страницу блокнота и показал ей. Там оказался план первого этажа дома в Элинге, все двери, выходящие в холл, коридор и все комнаты, которые они видели. – Едва ли ее держат в одной из этих комнат, где бывают слуги. Скорее всего она в одной из спален, а их там много. Не так уж трудно проскользнуть туда и найти ее.

– Когда? – спросила она севшим голосом.

– Завтра, как только рассветет, как и в прошлый раз.

– Черт возьми, ты все-таки намерен это сделать. Почему? Ну почему, скажи!

Он отложил блокнот.

– Ради моей матери, ханум. Я не могу позволить ему убить и ее сестру.

Он все обдумал, он все уже решил: никто больше не станет жертвой Вэлли. Этим актом милосердия он искупит свои грехи, и справедливость восторжествует. К тому же он расправится с Мортоном. Мортон не станет победителем, несмотря ни на что, и тогда, возможно, Чарлз простит себе, что стал невольным виновником двух смертей, двух трагедий.

– В таком случае я поеду с тобой, кади.

* * *

Все потонуло в тумане, наползавшем на кусты и деревья, скрывавшем дорогу. Было рано, и туман не рассеивался, и стук копыт казался странным и каким-то сверхъестественным в пронизанной влагой тишине. Экипаж Чарлза катился по дороге, ведущей в Кингз-Лайм.

Вот они, ворота Элинга. Он оставил экипаж под кустами тиса, так, чтобы его не было видно из дома. Теперь надо было успокоить лошадей и пройти не по подъездной дорожке, а вдоль изгороди, и войти в дом с черного хода.

– О Господи! Посмотри на этот дом! – прошептала Джорджиана. – На верхних этажах не менее дюжины комнат.

Чарлз сосчитал:

– Двенадцать двойных окон. Пристроек, похоже, нет. Нет и отдельного кухонного флигеля. И тишина. Зловещая тишина.

Туман все наползал, и от этого становилось жутко.

– А как же слуги?

– По-моему, в доме никого нет. Он выжидает, Джорджиана. Он знает, что мы приедем.

У Джорджианы было такое же чувство. Впрочем, Мортон не настолько хитер и изворотлив, чтобы затаиться. К тому же он не был абсолютно уверен, что они приедут.

И все же тишина в такое время, когда садовник или грум должны уже проснуться и работать, казалась подозрительной. Туман окутывал сад и газон, струился и переливался, будто жил собственной жизнью.

– Мне это не нравится.

– Надо пересечь газон и укрыться за домом. Держись как можно ближе к задней стене.

Чарлз побежал, пригибаясь к земле, и скоро скрылся в тумане.

Минутой позже она последовала за Чарлзом. Он шепотом указывал ей дорогу:

– Сюда, сюда.

Она с трудом добралась до стены, преодолела еще несколько ярдов и присоединилась к нему. Он схватил ее за руку:

– Сюда, сюда. Смотри. Две двери. Несколько окон. Прижмись к стене и следуй за мной.

От страха она еще больше озябла. Превратилась в ледышку, и казалось, вот-вот разлетится на сотни осколков. Чарлз, напротив, чувствовал себя вполне уверенно.

– А если дверь заперта?

– Разобьем окно.

Дюйм за дюймом они пробирались вдоль стены. Он толкнул первую дверь – заперта.

Возможно, Мортон предусмотрел и то, что они попытаются проникнуть в дом тайно.

– Тсс! – На мгновение он остановился, прислушиваясь. Нигде ни звука. – Ладно. Попробуем открыть вторую дверь.

Прежде чем они до нее добрались, прошла, казалось, целая вечность. Каким же прочным и надежным был дом.

– Не двигайся. Я попробую открыть дверь.

Они снова прислушались. Тишина. Чарлз потрогал дверную ручку. Толкнул дверь. Несмазанные петли заскрипели. В доме кисловатый запах ощущался сильнее. Чарлз бесшумно закрыл за собой и Джорджианой дверь. Тишина была гнетущей. Чарлз продвигался на ощупь, пытаясь сориентироваться.

– Кажется, прихожая. Здесь каменные стены. Нет, не кладовая. А вот еще дверь. Дай руку.

Он повел ее вслепую. Крошечными шажками они продвигались вперед. Чарлз полагался на интуицию.

– Вот сюда. Подожди. Полоска света…

Она увидела тень, пересекающую помещение.

– Ага, это кухня.

Они проскользнули внутрь. Здесь по крайней мере были окна. Должно быть, три из четырех, которые они видели, находясь снаружи. Кислый запах все усиливался. Окна пропускали достаточно света, чтобы не налетать на столы и горшки, в беспорядке разбросанные по полу. Еще несколько дверей. Одна ведет в чулан, другая – в кладовую, третья – в холл. Чарлз затаил дыхание.

– Это уже знакомая территория. Вот коридор, ведущий в гостиную. Господи, что за смрад! Пройдем-ка в дальние комнаты. Вон там кабинет.

Скоро они очутились в небольшой комнате, где стоял массивный письменный стол, пол под ним был залит уже полузасохшей кровью, кое-где впитавшейся в доски. Джорджиана старалась на это не смотреть и проследовала за Чарлзом в бильярдную, затем в столовую, а оттуда в коридор и на витую с резными перилами лестницу.

– Пойдем в спальни, – сказал Чарлз и бросился вверх по лестнице, перепрыгивая через несколько ступенек, не обращая внимания на зловоние. Джорджиана едва поспевала за ним. Лестница заканчивалась широкой площадкой, за которой следовал длинный коридор с двенадцатью дверями, по шесть с каждой стороны.

– Сколько спален! – пробормотала Джорджиана. – И ни одного слуги.

– Скорее всего он всех отослал, чтобы не оставалось свидетелей. Не будем терять время.

Он открыл первую дверь справа. Комната оказалась пустой. Комната слева тоже. Но зловоние все усиливалось по мере того, как они продвигались вперед. Заставленная мягкой мебелью спальня тоже оказалась пуста.

– Черт возьми! Ее нигде нет.

Он захлопывал двери одну за другой, и в нем поднималась ярость. Он больше не сомневался в том, что здесь произошло, и не знал, как уберечь Джорджи от потрясения. Они приблизились к двенадцатой спальне.

Здесь совершенно невозможно было дышать.

– Заткни чем-нибудь нос. И не заходи туда.

Он толкнул дверь. Эта комната стала символом смерти, но Джорджиана все же вошла внутрь. Господи, в этом монстре не осталось ничего человеческого! Иначе и не могло быть.

Два разлагающихся трупа сидели, подпираемые подушками, на широченной кровати с пологом на четырех столбах. Наконец-то Оливия соединилась со своим супругом.

– Входите, мои душечки, – приветствовал их Мортон из-за спины Джорджианы. – Ты пришла как раз вовремя, Джорджи. Поздоровайся с матерью.

Мортон, это чудовище, был совершенно спокоен. Ни зловоние, ни жуткое зрелище его нисколько не волновали. Что-то уперлось ей в ребра. Джорджиана качнулась вперед, едва не упав на Чарлза, который был вынужден сделать еще несколько шагов. Потеряв равновесие, Джорджиана упала и отползла подальше от кровати, чувствуя, что задыхается, потому что увидела пистолет в руке Мортона.

Он размахивал им перед ее носом.

– Оливия счастлива, что мы поженимся. А ты, дорогая? – Он стоял, опираясь о притолоку, продолжая помахивать пистолетом и загораживая дверь. – Она сама сказала бы тебе об этом, приди ты раньше. Да и Чарлз, черт бы вас побрал. Я не мог больше ждать. Пришлось ее убить. Эта чертова баба поверила, что мы начнем новую жизнь в Элинге и будем держать здесь бордель. Признаться, я был весьма убедителен, когда расписывал ей эту новую жизнь. Она тотчас же проглотила наживку. И глазом не моргнула, глупая женщина! Ну и поплатилась за свое легковерие. Вас, Чарлз, за это повесят, а мы с Джорджи поженимся. Все так просто. Только меня бесит, что вся эта история слишком затянулась. Перестань, черт возьми, кашлять, Джорджи!

– Я не могу. Позволь мне выйти в холл. Мне надо глотнуть свежего воздуха!

– Нет, Джорджи. Сначала надо покончить с делами. Ты должна меня слушаться. Мне не нужна женщина с характером, как та, что на кровати.

Джорджи снова стала задыхаться. На этот раз от ужаса.

– Что тебе от меня нужно?

– Пусть Оливия станет свидетельницей нашего обручения. Я уже распорядился об оглашении. Надо было, конечно, посоветоваться с тобой. Но когда Оливия об этом узнала, она просто позеленела от злости, зато священник пообещал не медлить с церемонией. Вот почему и пришлось прикончить ее. Она не хотела, чтобы я женился на тебе.

– Забирай Элинг, а я тебе не нужна, – пролепетала Джорджиана, делая отчаянные попытки проскользнуть в дверь. Удалось бы ей его отвлечь, она могла бы опрокинуть его навзничь.

– Нет, Джорджи, ошибаешься. Как же тогда я смогу привлечь сюда всех этих богатых жеребчиков? О, моя прекрасная молодая жена, королева секса! В этом великий смысл – создать бордель на лоне природы. Они попадутся на удочку. Повалят сюда валом. Я жду не дождусь этой минуты. Подумать только, такие деньжищи! И все эти жеребцы клюнут на тебя. Не приближайся, Джорджи, дорогая! Не то я пристрелю тебя! Я догадался, что ты собираешься сделать.

– Чарлз, – прошептала Джорджиана, глядя в его бесстрастные глаза, и снова закашлялась.

– Напрасно надеешься. Он не спас Лидию. Не спасет и тебя. Я убью его. Живого или мертвого, его обвинят в убийстве.

Мортон рывком поставил ее на ноги.

– Не двигайся, красотка! – Он наклонился, чтобы поднять с пола моток веревки. – К сожалению, мне придется тебя связать, чтобы разделаться с Чарлзом. Впрочем, это не так уж плохо. Ты будешь в полной моей власти.

Ей казалось, что жизнь покидает ее. Она больше не могла выносить это зловоние. Но с сумасшедшим бесполезно спорить. Чарлз же был слишком далеко от нее, и Мортон мог в любой момент в него выстрелить, стоило тому только пошевелиться. Теперь все зависело от нее, ее стремительности и ловкости. У нее оставался один шанс, всего один.

– Тебе лучше сотрудничать со мной, Джорджи. Все будет не так уж плохо.

– Что я должна делать? – прошептала она.

– Просто повернись. И не мешай мне целиться в Чарлза. – Пистолет был направлен прямо на нее. Она уже ощущала дыхание смерти. Чарлз, неподвижный, как статуя, стоял в трех шагах от нее, за ее спиной. Между ней и Мортоном было расстояние в два фута и заряженный пистолет.

– Ладно. Сделаю, как ты велишь.

Ему понравился ее ответ. Она готова была выполнить любое требование этого вооруженного безумца. Джорджиана медленно повернулась, опираясь на правую ногу, а левой изо всей силы нанесла ему удар по голени. Нога Мортона подогнулась, Джорджи сделала рывок в сторону, и Чарлз пулей метнулся к Мортону. Оба упали на пол, а пистолет, выбитый из руки Мортона, описал дугу и оказался на кровати. О Господи, она не могла дотянуться до него с того места, где находилась! Ей надо было перегнуться через оба смердящих трупа, чтобы достать его. Пришлось бы дотронуться до них, ощутить их тлетворное прикосновение.

Ей казалось, что она сейчас потеряет сознание. Снова накатила тошнота. И все же она должна дотянуться до пистолета, должна остановить Мортона. Если он завладеет оружием, они оба погибли. Он толкнул Чарлза, и тот опрокинулся на спину, а Джорджиане, оказавшейся на нем, удалось ползком добраться до кровати. Мортон отставал от нее всего лишь на шаг. Она рванулась на кровать через разлагающиеся трупы, забыв о своих страхах, забыв обо всем на свете. Ей удалось прикрыть пистолет своим телом.

– Ну же, Джорджи, – задыхаясь, бормотал Мортон.

Мгновение – и Чарлз ринулся на него и повалил на пол.

Джорджиана попятилась от кровати, обеими руками держа пистолет. При этом руки у нее не дрожали. Ее вдруг охватило спокойствие.

Она прицелилась в Мортона, пригвожденного к полу Чарлзом.

Чарлз подвинулся, и Мортон попытался встать.

– Ты не сможешь убить меня, Джорджи. Не решишься.

– Еще как решусь. – Она подняла пистолет. – И знаешь почему? – В голосе ее не было дрожи, но по щекам почему-то катились слезы, пока она взводила курок. – Потому что я ничего так не хочу, как убить тебя. – Она нажала на спусковой крючок, и прозвучал выстрел, пуля просвистела у самой его головы.

– Черт тебя возьми, Джорджи. Ты не можешь этого сделать. Ведь ты мое творение.

– Что?

Нет, этого не могло быть. Или она не поняла его? Наверняка он сказал это, чтобы остановить ее. О Господи, Господи… Все изменилось. Надо убить его, убить сейчас же. Она снова нажала на спуск, и пуля задела его плечо.

– Господи Иисусе, Джорджи…

– Так это ты сотворил меня? Ты? Вот что ты наделал… – Она взмахнула пистолетом. – Ты умрешь…

– Подумай, Джорджи, почему твой отец покинул Вэлли? Почему бросил тебя?

– Потому что ты… произвел меня на свет? – Она вдруг ощутила, что кровь этого безумца с бешеной скоростью струится по ее жилам.

– Едва появившись в Вэлли, Оливия повела себя, как сука во время течки, – вымолвил Мортон в отчаянии. – Она валялась везде и с каждым и вскоре забеременела.

– Приятно это слышать. Значит, ты не хочешь умирать? Именно поэтому я и убью тебя. – Она снова выстрелила, и пуля ударилась в стену за его спиной.

– Тот, кто спал с моей матерью, должен умереть. – Она снова нажала на спуск. Мортон взвыл и покатился по полу.

– Джорджи, не делай этого!

– Я дитя своего отца. – Ее охватила жажда крови. Смрад и смерть отравляли сознание…

– Джорджи… – молил он о пощаде.

– Моли о милосердии тех, кого ты убил, негодяй. Проси у них прощения. – Она снова выстрелила, и он отступил еще на шаг. Теперь его спина упиралась в оконное стекло, а сам он смотрел на постель.

Пусть смотрит на дело рук своих, мерзавец. Джорджи не понимала, почему из глаз ее текут слезы. Почему она чувствует себя такой несчастной.

Мортон заметил ее минутную слабость и ринулся на нее.

– Убийца моего отца должен умереть, – прошептала Джорджи и выстрелила в него в упор.

 

Эпилог

Чарлз взял на себя все заботы. Отчет в газетах об этих ужасных событиях был краток: «Смерть достопочтенного Генри Мейтленда из Элинга Медуин в графстве Кент до сих пор остается загадкой. Слуги, отправленные в двухнедельный отпуск Оливией Мейтленд, приехавшей из Южной Африки, где она прожила много лет, возвратившись, обнаружили разлагающиеся трупы сэра Генри и его супруги на кровати в спальне, а также труп какого-то незнакомца, застреленного неизвестно кем.

Орудие убийства валялось тут же. Власти установили, что сэр Генри пролежал мертвым около двух недель, а смерть миссис Мейтленд и незнакомца наступила в последние двое или трое суток. Попытки разыскать дочь сэра Генри, которая, по слухам, жила в Южной Африке вместе с матерью, оказались безрезультатными».

«Я дочь своего отца». Такой конец был вполне подходящим для истории Блисс-Ривер-Вэлли. Кем она была? Отпрыском Люцифера или дочерью самой Вэлли, но так или иначе, Генри Мейтленд не был ее отцом, если даже она была от него зачата. И осознание этого было ужасным. В конце концов Мортон выиграл.

И не оставалось ничего иного, как обратиться к властям. Чарлз убеждал ее не делать этого.

– Пусть они сами найдут тебя, – говорил он. – Дай им время придумать собственную версию. По крайней мере пусть выяснят, что Мортон прибыл в Элинг вместе с Оливией. Слуги засвидетельствуют, что они приехали к твоему отцу и что между ними состоялся длительный и серьезный разговор. Пусть узнают, что твой отец якобы собрался отбыть в далекое путешествие и потому Оливия отпустила слуг. Власти придут к заключению, что Оливия и Мортон задумали убить твоего отца, что Мортон убил и Оливию, а потом, возможно, в приступе раскаяния совершил самоубийство. К сожалению, любые сведения о Мортоне опровергли бы такую версию. Для него убийство было лишь этапом на пути к цели.

– Это была я, – возразила Джорджиана холодно.

– Пусть они сами тебя найдут.

– Конечно, они меня найдут, – тихо произнесла она. – Я не вправе прожить долгую и счастливую жизнь после того, как убила человека.

– Не забывай, что Мортон за тобой охотился. Ты сообщила ему, что вышла замуж, и это привело его в ярость.

Джорджиана подняла голову и посмотрела ему в лицо.

– Он совсем обезумел и оказался намного сильнее тебя физически. Я был далеко и не сумел тебе помочь. У тебя не было выбора, Джорджиана. Он собирался убить тебя. Вот какова эта история, а я свидетель всего происшедшего. И уж если ты решишься рассказать о том, что происходило в Вэлли, то станешь национальной героиней.

– О! Это было просто, так просто и в то же время так сложно. Происходившее в Блисс-Ривер-Вэлли оставалось последним козырем.

– Ладно. – Джорджи устало прикрыла глаза. Она все еще не могла оправиться от шока. Она лишила жизни человека. Пусть даже такого монстра, как Мортон. Она еще не вполне осознала, что ее мать мертва.

Но как только шок от разговора с полицией пройдет, она почувствует себя свободной. Что бы ее ни ждало. Нет, она никогда не станет свободной. Ее история, ее жизнь, переплетенная с жизнью Вэлли, навсегда останется для нее источником горьких воспоминаний, до конца ее дней. И все же она станет свободной… Свободной от чего? Все должно когда-нибудь кончиться. Чарлз пока оставался с ней, был заботлив и внимателен. Похоже, он знал ответы на все мучившие ее вопросы.

– Как могло случиться, что они до сих пор не нашли меня, Чарлз?

Он взял ее руку в свою:

– Ты была в Южной Америке, где по-настоящему вышла за меня замуж.

Это ее не потрясло. Он хотел этого. Он желал получить ее.

А был ли у них выбор после того, как он пометил ее своим клеймом и давным-давно предъявил на нее права? Клеймо на ее груди все еще не выцвело, напоминая о том, что между ними было. Даже Мортон оказался бессилен изменить это. Через какие только испытания они не прошли! Ни один мужчина не мог с ним сравниться. Теперь-то она в этом твердо уверена. Ни один не смог бы жить с ней, зная обо всех ее грехах.

Он был единственным, в чьих объятиях она трепетала, кто заставил ее умолять о близости. Для него она навсегда останется ханум, как он для нее кади. Выйти за него замуж… Выйти по-настоящему.

Жизнь с ним – это ее реальность. Дом, ферма, семья. Стесняющие тело корсеты и ограничения. И воспоминания об их мирке. Палатка, и никаких запретов и ограничений.

На следующей неделе они отплыли в Южную Америку. И там выяснилось, что он богат, владеет фермами по выведению породистых жеребцов, что у него есть земля и деньги и что теперь она может не возвращаться в Элинг, если не захочет. Он наймет управляющих для своих ферм и будет импортировать в Англию своих лошадей, купит земли в Англии на новом месте, где ничто не напомнит о прошлом. И все это стало возможным, когда она покинула Вэлли.

– Тебе незачем жениться на мне, – возражала Джорджиана, – ведь все, кроме Мортона, поверили в наш брак.

– Нет, мы представим доказательства того, что наш брак не фикция, – возразил Чарлз. – Только этого я и хочу.

– Ты на самом-то деле хочешь получить Элинг?

– Ради всего святого, Джорджиана. Черт с ним, с этим Элингом. Продай его, если хочешь. Я не джентльмен, и уж тебе это известно лучше, чем кому бы то ни было. Поэтому он мне ни к чему.

Она во все глаза смотрела на него. Все было возможно. Все, что делают остальные. Например, вступить в брак. Обзавестись семьей. Он тоже пристально смотрел на нее. Она была так прекрасна, его королева. Жизнь без нее не имела смысла. Он поцеловал ее в губы.

– Ты сможешь бегать по дому обнаженной, если захочешь, – прошептал он. – И тебе никогда не понадобится одежда.

– Это мой любимый костюм, – вздохнула Джорджиана, отвечая на его поцелуй, чувствуя, как зарождается в ней желание. – О Господи! Как хорошо! Я хочу тебя.

Он знал каждый дюйм ее тела, все тело, кроме губ и вкуса ее поцелуев. И не мог пресытиться ею. Все его тело вибрировало от желания, и ее тело отвечало на призыв. Это было нечто совсем иное, незнакомое. Оба они изменились. У него возникло ощущение, будто они вышли наконец из темницы, вдохнули свежего воздуха и вошли в рай, чтобы начать новую жизнь. Ведь оба были грешниками.

– Теперь нет никаких препятствий, Чарлз, никаких помех.

– На тебе черт знает сколько одежды, – пробормотал он.

– Я сумею найти выход, кади.

Он неохотно отстранился:

– Знаешь что, ханум? Давай-ка сделаем все, как велит традиция, – не будем спать вместе до свадьбы.

– Это невозможно, – пробормотала она.

– Все возможно. – Он так желал ее. Теперь он мог целовать ее сколько угодно. – Но ведь придется подождать всего несколько дней. И я ничего не имею против поцелуев.

Она с готовностью подставила ему губы, подумав при этом, что поцелуями они не ограничатся.