Элизабет! Она была для него всем, чего он мог ждать от женщины. Самоуверенная блондинка с интеллектом во взгляде.

Она была холодная, как земля, горячая, как солнце, страстная, жгучая, завораживающая… И слишком прекрасная, полностью созревшая для соблазнения.

Николас желал ее. Незамедлительно. Неистово. Она как нельзя лучше подходила ему. На любых условиях. Там, где отец забрал жену, сын украдет вдову, и месть свершится.

Он обязательно возьмет ее и получит несравненное удовольствие, думал он, наблюдая, как она элегантно провожала гостей, каждому из которых было совершенно необходимо успеть на четырехчасовой поезд в Лондон.

Прекрасно. Чем меньше помех, тем лучше.

Однако оставался еще ее надзиратель-отец, а также жалкий Виктор. И пухлая Минна, так называемая великая герцогиня. И элегантный Питер, потомок царей.

Все они стояли у него на пути.

Но ничто не могло помешать ему трахнуть ее.

Все было очень просто: он был новым графом Шенстоуном, а они все злоупотребляли его гостеприимством.

Однако Элизабет придется остаться.

Настало время откровенного разговора; он подождал, пока отъедут все экипажи, затем разыскал ее.

— Элизабет. — Прихрамывая, он вошел в библиотеку и застал ее около стола Уильяма.

— Николас. — Голос был холоден, как лед. — Садитесь.

— Я постою.

— Как хотите. — Она повертела в руках бумаги, одна из которых содержала письмо от нотариуса из Лондона, бегло просмотрела их и положила на стол.

Отныне они не входили в перечень ее забот. Не ее дом, не ее место, не ее земля. Оставался только один козырь.

— Что вы хотели сказать, Николас?

— Я хочу, чтобы все уехали. Ты можешь остаться.

Она склонила голову.

— Спасибо за заботу, но я уеду вместе со всеми.

— Моя дорогая Элизабет. Куда ты поедешь? У тебя нет дома; лондонское владение принадлежит мне, и я с ним не расстанусь. И мой дядя не распоряжался насчет выдачи тебе денег, чтобы ты тратила их на нужды своего отца. Таким образом, ты лишилась практически всех средств. У тебя почти ничего нет, кроме моей доброй воли, которую я тебе открыто предлагаю.

Она была шокирована до глубины души его осведомленностью о ее бедственном финансовом положении.

— Вы? — ледяным, как у королевы, тоном, изогнув бровь, спросила она. — Кто вы такой? Ничто не доказывает, что вы Николас Мейси. Ходили слухи, что Николас на самом деле незаконнорожденный сын Ричарда и Ирины.

Выражение его лица из доброжелательного превратилось в жесткое и целеустремленное. Даже угрожающее. Он уже не был тем человеком, который неожиданно явился во время завтрака.

Он заставил себя расслабиться и пожал плечами.

— Не мое дело — доказывать.

— Согласно слухам, ребенок родился от Ричарда и жены его брата…

Николас замер.

— И если все действительно было так и это можно будет доказать, что станет с твоей щедростью и доброй волей?

— Все будет зависеть от тебя, Элизабет. Если, конечно, это можно будет доказать…

— Лицом в грязь, Николас. И прямо в ней я разотру вас в порошок без всякого сожаления.

Он не ответил; образ был очень силен, но он был намного сильнее ее. Он бы утащил Элизабет за собой в грязь. И сделал бы с ней то, о чем она даже не предполагала…

Он развернулся и, подойдя к окну, выглянул на террасу. Забавная вещь терраса. Построенная намного выше уровня земли, она давала человеку, находящемуся на ней, возможность почувствовать себя королем всех окружающих владений.

— Тебе нужен русский? — надменно спросил он.

— Не нужно менять тему разговора.

— Теперь тема нашего разговора — русский. Предыдущая тема закрыта, потому что она была великолепным, хотя и рискованным блефом. У тебя нет доказательств, не существует никаких доказательств и никогда не будет существовать. А теперь вернемся к тому, что ты хочешь: ты хочешь русского. Ты никогда его не получишь, и с твоей стороны абсолютно бесполезно даже пытаться его получить. Что такого ты можешь ему предложить, чего он не может получить от любой другой женщины?

Она не хотела касаться разговора о своих чувствах; она не желала, чтобы какой-то самозванец знал хоть что-то о ее сердечных желаниях. Но тут возникла непрошеная догадка: «Он хочет меня».

И она не была уверена, кого она имела в виду под «ним».

— Он хочет меня, — произнесла она. Он устремил на нее тяжелый взгляд.

— Тебе нечего ему предложить, кроме своего тела и своей невинности. Собственно, как раз то, что он может в любой момент получить от любой женщины.

Невинность! Она резко встала.

— Я больше не намерена слушать ни единого слова.

— Однако ты будешь слушать. У тебя нет выбора.

— Всегда есть выбор. — Она швырнула бумаги на стол и гордо направилась к двери.

— Тогда сделай сейчас правильный выбор, — невозмутимо продолжал он. — Я предлагаю сделку.

— Неужели, Николас? Сделку? А что я могу предложить, у меня ведь ничего нет? — Она чувствовала гнев, ярость из-за того, что он поставил ее в такое безвыходное положение.

— Молва. Предположения. Вещи, о которых люди распускают сплетни. Слухи, которые я не хотел бы воспроизводить, даже если они ничем не обоснованы.

— То, о чем знал Уильям, — едко заметила она.

— Уильям ничего не знал, даже как лишить девушку девственности.

Она замахнулась на него:

— Ах ты, ублюдок!

Он поймал ее руку таким сокрушающим движением, что мгновение Элизабет не ощущала ничего, кроме его мощи.

— Ты же до сих пор девственница, во всех смыслах, — сказал он. — И если ты хочешь заполучить русского, тебе нужен я. А также то, что я могу тебе дать. Чему я могу тебя научить. Что могу дать почувствовать.

— Нет. Нет. Нет! — Она выдернула свою руку. — Нет. Вы за кого меня принимаете?

— За юную, прекрасную вдову, которую никогда должным образом не трахали и которой, возможно, в любом случае придется продавать свое тело, чтобы сводить концы с концами. Предлагаю обдумать мое предложение, Элизабет. Представь себе два варианта развития событий. Твой путь упрямства: ты едешь в Лондон и с головой окунаешься во все страсти борделей на Мит-стрит. Или путь, который предлагаю я: ты остаешься в Шенстоуне со всеми удобствами. В твоем полном распоряжении будут двое мужчин: один — для твоего обучения, другой — для любви. Более того, ты будешь получать денежное содержание, чтобы ты могла по своему усмотрению расходовать его на своего отца. Можешь позволить ему жить здесь — тем самым убережешь его от многих забот. В любом случае твоя проблема будет решена. На большее ты не можешь рассчитывать.

— Так вы предлагаете мне стать любовницей двух мужчин в обмен на молчание, которое означает, что я больше никогда не упомяну о том слухе, — усмехнулась Элизабет. — Проблема в том, что я не согласна.

— А тебе следовало бы ухватиться за мое предложение обеими руками, — холодно сказал он. — Если у тебя не хватит опыта, чтобы удержать русского, он тебя бросит. Разве он так однажды уже не сделал? Подумай, что нужно такому мужчине. У него было все, что может предоставить королевский двор. Деньги. Досуг. Знатность. Путешествия в экзотические страны. Женщины, мечтающие о том, чтобы раздвинуть для него ноги, с того времени, как он понял, что делать со своим пенисом. Каждая принцесса в Европе хотела бы стать его женой. Дочери всех герцогов и графов желают вписать дядю императора в свое генеалогическое древо. Гарем страстных обнаженных девушек по первому его желанию. Так что такого может ему дать англичанка, чего не может дать наложница?

Элизабет погрустнела. На фоне перечисленных им аргументов любовь показалась слишком незначительным чувством. Все ее желания и мечты обратились в дым, столкнувшись с реальностью.

— Я вас ненавижу. Он пожал плечами.

— Меня не сильно беспокоит твое отношение ко мне. Мне даже все равно, согласишься ли ты на сделку. Но знай: если ты примешь мои не слишком обременительные условия, я буду тебя трахать и обучать всем секретам обладания мужчиной.

Вот к чему привели семь лет жизни с Уильямом: его наследник хотел обучать ее, трахать ее, а затем по какой-то извращенной причине наблюдать, как она оттачивает свое женское мастерство на пресытившемся женским вниманием королевском отпрыске.

На мужчине, в которого она была влюблена. Боже! Как она вообще могла слушать такую пошлость?

Хотя… Хотя…

…Двое желанных мужчин в полном распоряжении.

О таких вещах она еще никогда не задумывалась.

Ее тело напряглось: любовница двух мужчин… двое мужчин в ее полном распоряжении… Комфорт… и деньги…

То, чему она научится, что он ей покажет… о чем она не знала. То, что составляет мужские фантазии. Тайны. Удовольствие. Тысяча и одна ночь, в течение которых страстный незнакомец будет делать с ее обнаженным телом все, что пожелает…

Никакого отличия от женитьбы? Почти. А в конце ее ждет Питер…

Страждущий ее. Любящий ее. Умоляющий остаться с ним навсегда…

Потому что она будет знать все о том, как овладеть мужчиной.

И все свои знания, удобства и деньги за мизерную цену молчания о слухе…

Не так уж и сложно заставить Питера ревновать. Хотя, может, она не права. Особенно сейчас, когда она была уже не такая молодая и цветущая, как раньше.

Неужели она задумалась о предложении Николаса всерьез?

…Ею будут обладать двое мужчин… после долгих лет скуки…

Она удивлялась, что не дала ему пощечину, не закричала, не выбежала из комнаты; она просто стояла и слушала одноглазого пирата, спокойно рассуждающего о том, как он будет ее трахать. Она сошла с ума. Или находилась в безвыходном положении. Или существовала еще какая-то причина.

— Элизабет… — Николас был доволен. Она не упала в обморок от его грубости. Не выпрыгнула в окно. Похоже, ей было просто необходимо, чтобы ее хорошенько оттрахали. И не только. Со стороны казалось, что она на самом деле всерьез размышляет над его скандальным предложением.

Он знал женщин. Ни одна из них не устоит перед возможностью отдать свое обнаженное тело на растерзание двум зрелым мужчинам. Каждая женщина с удовольствием пошла бы на то, чтобы два самца соревновались друг с другом за право доставить ей сильнейшее удовольствие в ее жизни.

Она повернулась к нему:

— А что конкретно вы имеете в виду, говоря, что будете… трахать меня?

— Я имею в виду, что, если ты останешься, мы будем трахаться. Жестко, страстно, где я захочу и когда я захочу. Не ошибись. Я бы с удовольствием отымел тебя прямо здесь, на столе, ведь я так тебя хочу. Однако сделка пока еще не состоялась. Поэтому сегодня ты никаких секретов не узнаешь. А если ты сейчас уйдешь, другого предложения не будет. Можешь что угодно рассказывать всему свету — мне все равно.

Итак, он отвел от себя угрозу, скорее всего считая, что поступает очень благородно, предлагая обучать ее тому, чего у нее в ином случае сейчас не было бы.

Питер…

Она дрожала, как лист на ветру, не понимая — от возбуждения или от отвращения.

Могла ли мысль о постижении секретов секса для привлечения Питера вызвать такой резонанс в ее душе?

Или потому, что он не затронул саму суть того, что она хотела. Ей необходимо было понять, что именно она извлечет из сделки, при которой ей придется целиком отдать себя в его распоряжение.

— Я хочу заставить Питера ревновать, — неожиданно сказала она. — Так ревновать, чтобы он на коленях умолял меня принять его.

На губах Николаса появилась легкая улыбка.

— Мы заставим его обнаженным ползать на коленях с напряженным пенисом, моля о том, чтобы ты обратила на него внимание. В тот день можешь делать с ним что угодно, приласкать или игнорировать. А в другой день ты, возможно, захочешь обратить внимание на его член и творить с ним непристойные вещи.

— Конечно, — прошептала она. — Конечно. А какие непристойные вещи?

— Знай, Элизабет, что мужчина и его пенис не любят, когда их игнорируют.

«Урок начался, — подумала она, возвращаясь к реальности. — И Николас имел в виду себя, а не Питера».

А она игнорировала его пенис, не соглашаясь на сделку.

О чем же она думает?

Она мысленно встряхнулась и посмотрела на него из-под ресниц. Его нельзя было назвать красавцем: черты его лица, помимо орлиного носа, были ничем не примечательны. Но взгляд его единственного глаза… К тому же он в отличие от Уильяма был высок; стройность его фигуры подчеркивалась строгим черным костюмом. И его плоть в отличие от Уильяма была длинной, массивной и твердой.

«Прекрати! Но посмотри, как он движется под тканью… как он будет двигаться внутри меня…»

Она почувствовала, что ее бьет дрожь. Она действительно думала об этом на самом деле. Неужели?

— Как? — прошептала она, ей было необходимо знать.

— Существует множество способов. Нужно обладать умением, чтобы научить женщину желать проникновения в нее мужского члена. Я обещаю, что ты будешь желать его, умолять. Я научу тебя, как целовать мужчину, как для него одеваться, как дразнить и возбуждать его, сколько ему позволять и как заставлять его просить…

Да, да, да… научить всему, чего она не знала, тогда она могла бы чувствовать себя… могущественной.

Может быть, она сошла с ума?

— Все, что ты должна знать о том, как заставить русского сходить с ума от ревности. Все, чтобы заполучить его и удержать…

Да, да, да… она хотела, чтобы Питер был в ярости от ревности…

— Ты всему научишься, трахаясь со мной.

Падение с небес на землю было болезненным.

Николас заметил судорожное подрагивание ее ресниц.

— Моя милая девочка, как еще ты можешь всему научиться, если не раздвинешь для меня ножки?

Она чувствовала себя, как будто ее обдали холодной водой.

— Понятно. Поясните еще раз, чему я научусь.

— Ты даже не имеешь представления о своей мощи, о своей сексуальности… Больше ты от меня ничего не услышишь, пока не примешь решение насчет моих условий. Я многосторонний человек. У меня было больше женщин, чем я могу сосчитать, я испробовал больше разновидностей секса в большем количестве стран, чем есть на карте мира. И глядя на тебя, я становлюсь твердым, как сталь, и заряженным, как пистолет. Я хочу вставить мой член в тебя настолько сильно и глубоко, чтобы ты после этого пять дней не могла двигаться. Ты и не сможешь двигаться, потому что я все еще буду внутри тебя, жесткий, как кость. Ты неимоверно соблазнительна, Элизабет, а твоя сексуальность притягательна, как у куртизанки. Сможешь ли ты выдержать мои опыты? Сможет ли твоя вагина принять всю длину, толщину и напряженность моего пениса? Сможешь ли ты захватить двух мужчин в сексуальное рабство? Двух мужчин, сгорающих от желания войти в тебя? Двух мужчин, сражающихся за твое обнаженное тело и разгоряченную, влажную киску? Двух мужчин, соревнующихся за право изо всех сил засадить тебе? Найди ответы на мои вопросы, потом приходи ко мне. Или уйди. Как пожелаешь… Но прими решение сегодня.

Прихрамывая, он вышел на террасу. Она осталась, ее тело горело от представления того, что он вызвал в ее воображении, в голове все еще звучали его чувственные слова, совращая ее.

Двое мужчин… стонущие от похоти при мысли о том, что у нее между ног… один из них — Питер, ползающий на коленях и умоляющий ее…

— Просто возмутительно и совсем недопустимо, — прогремел ее отец, с топаньем врываясь в библиотеку пятнадцатью минутами позже. — Он вламывается, делает какие-то заявления, ничего не предъявляет в подтверждение своих слов и захватывает дом. Тоже мне, наследник. Все знают, что наследник мертв, иначе он объявился бы год назад, когда его известили о смерти отца.

Элизабет с трудом переключила свое внимание на отца.

— Прошу прощения, отец?

— Кто этот человек? Он мог оказаться вором, убийцей; он мог бы нас обокрасть, ограбить в собственных постелях. Нам даже не следовало бы оставлять его наедине со столовым серебром.

Она наблюдала, как он взволнованно меряет комнату шагами, думая, что большую часть жизни она не могла найти с ним взаимопонимания и что она обязана ему своей преданностью, жизнью. И деньгами.

— Нотариус уведомил меня, еще когда мы были в Лондоне, отец. Он пришел к нам со всеми необходимыми документами, которые были в полном порядке, так что ничто не мешает ему принять титул и вступить во владение всем. Ее слова заставили его замереть на месте.

— Что?! Ты знала? Тогда почему ты не сказала мне?

— Я не могла тебе рассказать… когда вокруг были Виктор, Питер и остальные гости. Подумай, отец. У меня просто не было возможности…

— Я не могу поверить. Ты все знала и не могла найти минуты… даже пяти секунд, чтобы сказать мне? Даже в поезде?..

Он был настроен на спор с ней.

— Отец, у нас не было ни секунды, чтобы кто-нибудь не смог нас подслушать. И здесь все обстоит так же.

Жар затопил ее тело. Уже слишком поздно о чем-либо волноваться…

— Черт побери!

А, прелюдия. Элизабет хорошо знала, что дальше последует. Ему нужны были деньги, много денег, чтобы вложить в ненасытную пасть сибирской нефтяной компании, которую он финансировал.

— Я полагаю, ты пытаешься сказать, что Уильям хотел написать другое завещание.

Элизабет вздохнула.

— Нет, он думал, что до его смерти я рожу ему хотя бы одного сына. Поэтому он не видел смысла изменять последнюю волю. Так что Николас получает главный приз.

— Черт его дери!

— И что теперь делать? — покорно спросила она.

— Связи Краснова недостаточно надежны для продолжения финансирования бурения. А мы так близки, так близки. Говорю тебе, там достаточно нефти, чтобы обеспечить ею весь мир. Я должен поддерживать компанию на плаву. Я вложил слишком много средств и продал слишком много акций, чтобы просто так уйти оттуда. Элизабет, а может быть, Николас?..

— Мы не знаем, имеет ли он доступ к каким-либо средствам, отец. И, возможно, он не азартный человек. — Она почувствовала лживость своих слов, еще до того как они слетели у нее с языка. Как раз он-то был азартен до мозга костей. Просто кинул кости на нее и ушел, заранее зная, сколько выпадет очков.

— Спроси у него, Элизабет. Если ты не спросишь его, наши тела будут вылавливать из Темзы, а наши ближайшие друзья потеряют тысячи фунтов стерлингов… Элизабет?..

А может быть, его тонкий шантаж построен на фактах, которые он знал еще до того, как его нога ступила на землю Шенстоуна. На фактах, которые он заранее выведал, чтобы иметь возможность манипулировать ею и ее отцом.

Но теперь у нее не было выбора. Если он вообще когда-то был…

— Да, отец. Я спрошу у него, если ты так хочешь.

Николас говорил про денежное содержание для ее отца, чтобы тот расходовал его по своему усмотрению… и про двух зрелых мужчин у нее в услужении.

Спасти его душу и потерять свою собственную.

А цена, в конце концов, была не так уж высока…

На раннем обеде Элизабет с урчащим желудком заняла место во главе стола и указала Питеру занять место напротив.

— Ты совершаешь большую ошибку, дорогая, — прошептал отец, отодвигая для нее стул. — Тебе следует подыгрывать Николасу.

— Ты считаешь все мои действия ошибкой. Я вообще ничего не могу сделать, не совершив ошибку. В любом случае Николаса здесь пока нет.

— Как хочешь, — пробормотал он, занимая место напротив Минны. — Но ты знаешь, что поставлено на кон. Черт бы побрал Уильяма…

Виктор уселся за стол лицом к пустому стулу Николаса, спокойно посмотрел на него и фыркнул.

— Крестьянские манеры, — сказал он как раз в тот момент, когда Николас не спеша вошел в дверь.

— Я знаю этого человека, — внезапно заявила Минна, что заставило Николаса застыть как вкопанного. Вот уж чего ему совершенно не надо было, чтобы его кто-то узнал или подумал, что узнал.

А Элизабет не преминула бы воспользоваться таким шансом.

Так она и сделала.

— Правда? — пробормотала Элизабет. — Расскажи, пожалуйста, нам о нем, Минна.

Минна нахмурила бровь.

— Я не помню. Но я вспомню. Никак не могу ухватиться за воспоминание… — Она наблюдала за Николасом, садящимся за стол.

— Мы с великой герцогиней ни разу не встречались, — холодно произнес он, вынимая салфетку. — Однако если она желает заявить о нашем знакомстве, я не возражаю.

Для него такая сцена была всего лишь осложнением, но совсем не таким, с каким он хотел бы сейчас столкнуться.

Он выдержал взгляд великой герцогини, и она первая отвела глаза. Хорошо. На данный момент инцидент исчерпан. Минна не была уверена. И чем больше он отрицал их знакомство, тем более неуверенной становилась она.

Он посмотрел на Элизабет. С безразличным видом она взяла маленький хрустальный колокольчик, лежавший сбоку от ее тарелки, и позвонила, сигнализируя слугам, что пора разносить блюда. Обед начался.

Казалось, ничего не изменилось: Уильям был любителем хорошо поесть, и она продолжала его традицию, всегда накрывая ломящийся яствами стол.

Обеденное меню состояло из устриц на половинке раковины и легкого бульона для разминки. Рыбные блюда были представлены вареным лососем с зеленым горошком, затем подавалось говяжье филе в грибном соусе с гарниром из оливок, пикулей, картофеля и аспарагуса. И в завершение разнообразные фрукты, ореховый торт, два вида шербета на выбор, лимонный пирог и ванильное мороженое. К десерту подавались кофе и ликеры.

Пока подавали первые блюда, за столом царило молчание. Как думала Элизабет, все исподтишка наблюдали за Николасом и ждали его реакции на обеденную церемонию. Ей было интересно, что он слышал из того, о чем она говорила с отцом, и слышал ли вообще сам разговор.

На деле все пока было неясно. Она все еще сидела во главе стола в качестве хозяйки дома, в то время как после прошедшей ночи могла рассчитывать только на то, что будет хозяйкой одного мужчины.

Нет, даже двух мужчин, двух… сильных… мужчин, каждый из которых мечтает только об одном — том самом, что может дать только женщина…

Она почувствовала трепет внутри и вспышку возбуждения. Если уж на то пошло, ей нечего терять. Нечего. Что бы ни произошло, она навсегда осталась бы вдовой. У нее не было никакой репутации, ничего, что заставляло ее вести добродетельную и безупречную жизнь. По правде говоря, в стенах Шенстоуна она могла делать, что захочет, с кем захочет, и никогда никто бы не узнал.

…двое сильных мужчин в самом расцвете…

Укрытая занавесом, за который никто не мог заглянуть…

…комфорт, роскошь и пожизненное содержание…

И Питер…

И никто никогда не узнает…

Она подняла глаза и встретилась с тяжелым, тревожным взглядом Николаса. Он знал, о чем она размышляла; он наблюдал за всеми ее действиями и был уверен, что она придет к нужному ему выводу, примет единственно верное решение.

Выражение ее лица сделалось каменным. Она не хотела, чтобы он мог хоть что-нибудь прочесть на нем. Когда он принял на себя бразды правления Шенстоуном, она не стала создавать ему трудностей. Он знал, что ее угрозы беспочвенны, что она не могла доказать правдивость слуха. В худшем случае ему пришлось бы посвятить несколько месяцев судебной тяжбе, которую он бы выиграл, а Элизабет с отцом оказались бы окончательно разорены.

Существовал один единственный путь. Но она не хотела, чтобы он показался ему легким.

И… она хотела того, что он предлагал. Она хотела всего, о чем он говорил. Со всеми сопутствующими деталями.

Она была шокирована своими мыслями. Она даже не могла хорошенько все обдумать, потому что не хотела показать полную капитуляцию перед ним, полное смирение, которое означало, что она готова раздвинуть для него ноги и с удовольствием принять каждый твердый, длинный дюйм его пениса в свое лоно.

У нее перехватило дыхание. Какое будет у нее ощущение? Вся мощь его мускулов и страсти, врывающаяся в нее… По сравнению с вялостью Уильяма… нет, нет, нет… больше ей не нужно его терпеть…

Она осмелилась еще раз взглянуть на Николаса. Он набрал ложку шербета и сейчас вылизывал его с ее дна.

Она не могла оторваться от него, думая о тех местах женского тела, куда может добраться язык мужчины. А когда его губы сомкнулись вокруг ложки, между ее ног пробежала небольшая дрожь чистого наслаждения.

Здесь… да, здесь… сейчас… в ту же минуту…

Ей необходимо было отсюда уйти. К счастью, обед уже подошел к концу. Она поднялась:

— Джентльмены…

Она оставляла Николаса в логове львов. Один только ее отец с удовольствием съел бы его живьем, а Виктор со своими утомительными рассуждениями нагнал бы на него смертельную скуку. А может быть, и нет. Николас мог сам о себе позаботиться. После сегодняшнего дня она в нем не сомневалась, он уже был на три хода впереди их всех.

И намного впереди ее, зная о том, что ей нужно, еще до нее.

…Двое мужчин… слишком фантастично, слишком непристойно, настолько возбуждающе, что она практически не могла сдерживаться..;

И он знал. Еще когда он предлагал ей двух страстных мужчин у ее ног, он знал, что она загорится его предложением…

Она почувствовала прилив крови к щекам и опустилась на стул возле Минны. Ей нужно перестать думать. Необходимо избавиться от мыслей о всех запретных вещах, которые с ней будут делать два требовательных любовника.

— Кто он такой, Минна? Почему ты считаешь, что знаешь его?

Минна покачала головой:

— Я не могу вспомнить.

— Если бы ты могла… — Если бы она действительно хоть что-то вспомнила, у Элизабет была бы некая точка опоры. Немного информации о Николасе, которой бы располагала только она.

— Я думаю, вспоминаю, — сказала Минна. — Я обещаю, что вспомню. Было бы неплохо знать что-то о нем, как ты думаешь? О, а вот и они…

— Хорошие новости, Минна, — сказал отец Элизабет. — Граф пригласил нас остаться в Шенстоуне на сколь угодно долгое время. Даже Виктора, который с большим удовольствием спал бы на матрасе, независимо от того, что он сам говорит.

— Чудесно, — пробормотала Элизабет. — Как чудесно, Николас.

— Неужели? — так же пробормотал он.

Напряжение в воздухе, казалось, можно было потрогать рукой, однако никто его не замечал, кроме Элизабет. Он требовал от нее ответа, ему было недостаточно простых предположений.

— Я думаю, самое время всем отправиться спать, — сказала Элизабет, намеренно избегая смотреть на Николаса. — У меня, к примеру, был сегодня очень тяжелый день.

— О да.

— Конечно.

— Спокойной ночи, дорогая, — сказал отец. Минна взяла ее руки в свои и прошептала:

— У нас все получится.

За ней последовал Питер, запечатлев легкий поцелуй на щеке Элизабет.

— Нужно будет увидеться наедине завтра утром. Я хочу… сказать тебе… что мне нужно.

— Я желаю тебя услышать, — прошептала она. — Я бы хотела, чтобы ты…

Виктор, взяв Питера за локоть, потянул его за собой:

— Завтра, после матраса, будет революция.

— Спокойной ночи, Виктор.

Так один за другим все гости разошлись, оставив Николаса и Элизабет наедине. Он выглядел настолько грозно, что она похолодела и ее решимость немного уменьшилась.

— Итак, я совершил свой акт доброй воли, — произнес он. — Конечно, я могу в любой момент передумать. Тебе есть что мне сказать?

— Я… — Слова застряли в ее горле. Он подошел к ней ближе.

— Ты ведь согласна, не так ли? Я вижу по твоим глазам, твоему телу. — Он схватил ее за руку. — Но больше всего ты хочешь заполучить его любым способом. Ты на все готова ради этого, ведь так? Даже на секс со мной. Да. Я вижу. Но ты сама должна мне сказать.

Она выдернула руку. Выхода не было. Оставались только слова, но он разбрасывался ими, как мелочью.

— Так и есть. Я хочу его. Я… хочу… его. Я сделаю все, чтобы заполучить его и удержать, даже отдамся вам. Я буду трахаться с вами, где вам будет угодно и когда вам будет удобно. Вы это хотели услышать? Что мне нравится идея иметь двух сильных мужчин у своих ног? Что я хочу заставить Питера так сильно ревновать, чтобы он не знал, куда деваться от ревности? Два напряженных пульсирующих члена, желающих меня? Какая женщина откажется от мускулистой мужской мощи, жаждущей ее? Я с нетерпением жду тех уроков, которые вы мне обещали дать.

Ее дерзкий взгляд прошелся от его сурового лица, вниз по телу и дальше, до огромного, отчетливого бугра между его ног.

Возбудилась ли она хоть немного от такого зрелища? Он все еще хотел ее. Вся его мощь рвалась через одежду, только для того чтобы совокупиться с ней.

— Отличное решение, Элизабет. Через пятнадцать минут в моей комнате. Обнаженной, на моей кровати, с раздвинутыми ногами и полностью открытым для меня телом.

Ее бросило в дрожь от возбуждения. Он хотел, чтобы она была обнаженной. И ждала его.

— Я хочу тебя с первой минуты, как я вошел в дом, — спокойно сказал он. — Мужской член может терпеть только до определенного момента. Пора мне войти в тебя. Время наполнить твою дырочку моим семенем.

У нее перехватило дыхание. Его семенем… Его пенис заметно пульсировал под штанами, удлиняясь, по мере того как он говорил.

— Ты сделала выбор, Элизабет. Иди приготовься. Сегодня ночью мы трахаемся.

Он налил себе бренди. Черт, ему нужно было выпить. Что за день! Что за ночь! Слишком много для одного вечера. Нужно было отдохнуть. Отдохнуть, после того как он разобрался с Элизабет.

Но одна часть его не хотела отдыхать.

Проклятие.

Итак, он здесь.

Господи.

Что за дьявол в него вселился?

Судя по всему, Элизабет. Еще одна задержка на пути очистки его жизни от разного мусора.

Многие годы он никого так не хотел. Его пленило холодное высокомерие, с которым она согласилась на сделку… Она так же яростно примет его пенис. Он не мог ждать.

Его пенис не мог ждать. Через пять минут он будет между ее ног, с каждым толчком приближаясь к забытью.

Слава Господу, что она хотела этого неинтересного русского. Ему просто не хватало времени влюбиться в нее. Но у него было достаточно времени, чтобы использовать ее и держать в постоянном возбуждении для обслуживания пениса какого-то ублюдка.

На данный момент такое положение дел развлекало Николаса.

Он поднялся и подошел к каменному парапету, ограждающему террасу. Перед ним простирались сады, ступенями спускающиеся к дороге, далее местность уже не была видна в наступающих сумерках.

Мое…

Боже.

Шенстоун. Погрязший в мщении и безысходности.

Он не мог позволить своему пенису руководить своими действиями. Он не должен ни на секунду забывать, что за каждым его действием наблюдает Невидимая Рука.

Он был готов поклясться своей жизнью, что не ошибся. Он и так поставил на кон свою жизнь.

…Элизабет…

Он не мог ничему позволить отвлечь себя от нее.

Ну что ж, гаденыш, я здесь. И я знаю, что ты где-то там. Я заявил свои права. Теперь приди и возьми меня.