Мейерзон обнаружил слежку сразу. Когда после закрытия своего магазина он направился в «Кавендиш» поужинать, то обратил внимание на верзилу с бандитской физиономией, который в упор рассматривал его из толпы пешеходов. Потом, переходя улицу, он оглянулся и снова увидел эту звероподобную рожу. Джошуа стал оглядываться при каждом повороте и понял, что верзила идет именно за ним. Ему стало не по себе. Что за тип? С чем может быть связана слежка? Его хотят ограбить? Но разве так действуют грабители? Может быть, Скотланд-Ярд? Но почему? Неужели ложа? Холодный пот прошиб Мейерзона. Страшнее этого быть ничего не могло. Если на его след вышла ложа, то дела его плохи.

– Спокойно, Джошуа, спокойно. Ведь ничего еще не ясно. Может быть, это просто какой-нибудь ненормальный, – говорил он сам себе, не замечая, что идет все быстрее и быстрее, постоянно оглядываясь и натыкаясь на прохожих. Каждый раз, когда он видел сзади ухмыляющуюся физиономию верзилы, его окатывала волна ужаса. Мейерзон уже не думал о «Кавендише» и лихорадочно искал какое-нибудь спасительное решение. Наконец в голову ему пришла счастливая мысль заскочить к кому-нибудь из знакомых и побыть там часика два-три, пока наблюдателю не надоест ждать и он не уйдет восвояси. Перебирая в голове адреса, которые он мог бы посетить в это неурочное время, Джошуа вспомнил о знакомом антикваре Соломоне Веснике, который по старости сидит в своей лавке допоздна. Магазин его притулился в одном из переулков Найтс-бриджа.

Соломон Весник встретил своего молодого коллегу приятельской улыбкой. Вышел из-за прилавка, обнял.

– Что с тобой, мальчик, ты весь мокрый? Спросил он, с удивлением рассматривая Джошуа. Тот действительно взмок, шелковый галстук его был спущен, глаза бегали.

– Сам не знаю, Соломончик. За мной увязался какой-то гой, и я стал бояться.

– Ай, успокойся, Джошуа. Ты же знаешь, что Лондон – это столица педерастов. Просто ты понравился какому-то жопнику, и он решил устроить себе развлечение.

– Ты думаешь?

– Что ты говоришь мне вопросы. Я сам уже старый человек, но и меня они не оставляют в покое. Ты же знаешь, в какой стране ты живешь.

– Ты меня успокаиваешь, Соломончик. Дай мне побыть у тебя немного, пока этот гой не исчезнет, и я пойду опять.

– Сиди сколько хочешь. Даже, я бы сказал, иди в туалет и вытрись полотенцем, чтобы вернуть нужное лицо.

Джошуа провел у Вестника почти два часа. Болтал с ним Бог весть о чем, выпил чаю и немного повеселел. Он решил вернуться домой, принять снотворного, как следует успокоиться, а завтра посетить связника. В тот же день по проложенному по дну океана кабелю телеграфа помчится весть Шипу, что он месяца на два «ложится на дно». Работу с Эмилем надо было приостановить до выяснения, был ли интерес верзилы к нему случайным, или наблюдение повторится в дальнейшем.

Наконец, по просьбе Мейерзона, Соломон выглянул из лавки, ничего подозрительного не обнаружил и сказал, что можно выходить.

Джошуа вышел из магазина с легкой душой, но стоило ему завернуть за ближайший угол, как он снова увидел верзилу, который подпирал плечами стену и курил трубку. У ног его стоял кожаный саквояж. Пропустив Джошуа мимо себя, верзила не спеша поднял саквояж и направился следом. Мейерзон потерял самообладание.

Истеричным голосом он кликнул пролетку, вскочил в нее и заорал кучеру, чтобы тот гнал как можно быстрее. Оглядываясь, он видел, что верзила тоже оглядывается в поисках кабриолета, но к счастью, ни одного не появилось. Тогда верзила стал преследовать Джошуа бегом, однако вскоре выдохся и остановился, безнадежно опустив руки.

Мейерзон облегченно вздохнул и услышал, как бешено колотится сердце. Нет, ждать до завтра нельзя. Надо сейчас же ехать к связнику, пока нет хвоста, и сообщить для Шипа тревожную новость. Что будет завтра – неизвестно.

Джошуа не знал, что с ним ведут игру, рассчитанную на слабонервных.

В такой игре жертву сначала пугают демонстративным наблюдением. Затем делается вид, что наблюдение потерялось и начинается настоящая работа. Напуганный первым филером человек, решив, что «хвост» исчез, расслабляется и делает глупости. Это и нужно наблюдающим.

Вечером Оливеру доложили, что связник Мейрзона выявлен, и начальник службы безопасности, не откладывая, дал распоряжение завершать операцию.

Когда на следующий день Джошуа в легком подпитии вышел из «Кавендиша» и нанял извозчика, чтобы ехать домой, он не заметил ничего подозрительного. Проехав несколько перекрестков, извозчик свернул в пустой тупичок и приостановил повозку. Мейерзон даже не успел осознать происходящее, как в пролетку с двух сторон прыгнули и плюхнулись на противоположное сиденье уже знакомый ему верзила и маленький толстый паренек в клетчатом кепи. Искрой в мозгу Джошуа вспыхнула мысль, что сейчас его будут убивать. Он хотел броситься на незнакомцев, но тут же сник, увидев в руке паренька револьвер, наставленный ему в лицо. Верзила же, не торопясь достал из внутреннего кармана сюртука увесистый кольт, взял его за ствол, и, глядя прямо в глаза завороженному Джошуа, коротким и сильным ударом обрушил рукоятку оружия ему на голову. Американец беззвучно сполз с сиденья им под ноги.

Было уже двенадцать часов ночи, когда пролетка въехала на пустынное шоссе, отделяющее Гайд-парк от парка Кенсингтонского дворца. Полиция запрещала здесь гулять в темное время суток, и все пешеходные калитки замыкались, оставляя только проезд экипажам. Доехав до водоема Серпантайн, повозка остановилась на мосту. Из нее вышел верзила и осмотрелся. В темноте тускло поблескивали газовые фонари, отражаясь в воде, да где-то в кустах крякали разбуженные утки. Покрапывал мелкий ночной дождь. Вокруг не было видно ни души. Верзила сделал знак. Кучер и паренек достали тело Мейерзона из экипажа, подтащили к перилам и, раскачав, бросили в воду. Раздался тихий плеск Серпантайна, принявший тело эмиссара Янкеля Шипа.

Потом они вернулись в экипаж и отправились дальше. Некоторое время ехали молча. Наконец верзила сказал:

– Видать, его бандиты ограбили. Сначала ограбили, а потом утопили. Вот что.

– Сам виноват, – откликнулся толстый паренек. – Разве можно в Гайд-парке по ночам шляться. Сказано же ясно – нельзя. Вот и дошлялся.