В дверь громко постучали. Федор вышел в сени и увидел на ступенях председателя комбеда Матвея Кучина и еще двух активистов. Они были в легком подпитии по случаю дармового угощения у вернувшегося с войны Михея Зыбина. Говорили, Михей отвоевал удачно. На какие-то трофеи выменял под Пензой настоящего скакуна и собирается ехать с ним в починковский конезавод, разменивать на двух отбракованных жеребчиков, которые, может, для конницы Буденного не годятся, а для пахоты – ох как хороши. О таком счастье мог только мечтать любой сонинский мужик, даже из самых крепких.

– С большим делом к тебе пришли, Иваныч, – бодро начал Кучин, – в ТОЗ тебя звать будем. Что тебе, хромому, мучиться. Ведь и не управишься с таким-то хозяйством. А мы – тут как тут, всегда наготове помогать больному гражданину. Ты же нам лошаденками поможешь, вот и сладимся.

– Погоди, Матвей, не части. Что-то я никак не пойму, чего вы хотите. К примеру, я еще не инвалид. Хоть и прихрамываю на обе, но хожу не медленней тебя. В пахоту мы с Семкой управимся, не привыкать. Так что помощи мне никакой не надо.

– Это как сказать. ТОЗ-то, он ведь все себе возьмет: и покосы, и лесок и то и се. Как без него обойдешься?

– Это ты, Мотя, новости говоришь. Не слышно было про такие ваши права. У вас свои наделы, у остальных свои. Иди с Богом, у меня работы до ночи не переделать. А если я своих лошадок в ТОЗ отдам, то вы их так замордуете, что к осени можно будет и на мыловарню вести. Думаешь, охота?

– Вот, значит, каков ты стал, красный боец за народное счастье. Куда что подевалось. Ну, смотри Федька, не хочешь нам навстречу идти, тогда мы тебя уроем. Ох, уроем, только пищать будешь. Управа-то есть на тебя, не догадываешься, какая? Ну, гадай, гадай, а мы пойдем пока.

Федор не отвечал, и троица, размахивая руками, пошла назад к избе Михея Зыбина.

Поздно вечером, когда на улице затихли голоса расходившихся от Зыбина гостей, Федор сполоснул под рукомойником лицо, надел рубаху поновей и пошел к Михею. В детстве они дружили, и ему хотелось повидаться с товарищем наедине.

Зыбин встретил его радушно. Было видно, что он счастлив оказаться дома и весь мир кажется ему одним большим блаженством. Здоровый мужик с изуродовавшим щеку и ухо сабельным шрамом, он излучал жизнерадостную силу и уверенность в себе. Да и как по-другому – война заканчивалась, и крестьяне получили самое главное – землю. Паши – не хочу. Может ли быть для деревенской души иное представление о земном благоденствии? Обняв Федора и усадив его за стол, Михей налил ему стакан самогону и с ходу стал расспрашивать о делах в деревне.

Федор рассказал о слабом урожае этим летом и унылом настроении на селе. О сомнениях мужиков в том, что власти в следующем году поумерятся. Говорят, в прошлом году продотряды так мели, что в закромах одна пыль осталась. Сам Федор не видел, еще воевал, но свои обманывать не будут. А в этом году уж и сам при том присутствовал. Снова обчистили под корень.

– Что же, выходит, мы за Советскую власть жизни ложили, а она нас землицей приманула, да дыхнуть не дает? Не может такого быть. Вот увидишь, со следующего урожая соберут справедливую норму, и нам с тобой еще на пышки останется. Надо же крестьянину продых дать, – сказал Михей.

– Там видно будет. До следующего урожая почитай, еще год ждать. А в этом году только что продотряды уехали. Меня, безлошадного красноармейца, не тронули, а справные дворы крепко обложили. Не верят крестьянину. Все утаенные излишки ищут.

Да тут еще с ТОЗом цепляются. Ты же знаешь, у большевиков все всегда нахрапом делается: Все на войну с Деникиным! Все на войну с голодом! Все на войну с тифом! Теперь вот всех в ТОЗы загоняют. А чего я там не видел? Ведь по сути, они хотят бедняка нам на шею посадить. Я вон Лужину сегодня отказал, так он мне уже карами небесными грозит, гнида.

– А ведь, точно. Мотька и мне сегодня по пьянке что-то бормотал. Только я не уразумел. Вон оно что! Это я столько крови и сил за пять лет по окопам потерял, чтобы его в нахлебники взять! А ху-ху не хо-хо? Пусть только попробуют силком затащить, у меня гостинчик имеется.

– И я про то, Михей. Если мы, повоевавшие, в Сонинке вместе скучкуемся, никакой ТОЗ нас не возьмет. И будем свою землицу сами обрабатывать, верно? Тут ведь еще четверо вернулось товарищей наших. Все кое-какое хозяйство имеют, в ТОЗ не хотят. Вот уже шестеро. Сила!

– Хорош, Федька. Давай завтра все вместе соберемся и помозгуем, идет?

– Идет.