На бульваре Барбес, как всегда, царило судорожное оживление. Я пришла к Огюстине и уселась возле стойки. Думала, старуха мне удивится. Но она при виде меня лишь приподняла бровь и молча поставила передо мной чашку эспрессо. Потом пошла убирать со столов, ни разу не поглядев в мою сторону. Может, она меня не узнала? Впрочем, мне показалось, что она недовольна моим вторжением. Наверное, я для нее нечто вроде назойливого насекомого, которое отгоняют от лица рукой. Но мне спешить было некуда, и я знала, что возьму ее измором. Я медленно пила кофе, наблюдая, как посетители один за другим покидают кафе. Последний, уходя, хлопнул дверью. Остались только мы с Огюстиной. Старуха протерла несколько и без того чистых стаканов. Я караулила свою добычу молча, выжидая, когда она даст слабину. Вдруг она бросила тряпку: «Ну чего тебе, девочка? Чего ты от меня-то хочешь?» Я не произносила ни слова, позволяя ей в одиночку сражаться с молчанием, которое давило все сильней и сильней. «Ты не из болтушек. Да, видать, есть вещи, которые не меняются. Но что я могу тебе сказать? Догадываюсь, Лола тебя обдурила. Но что ж поделаешь, такая уж она есть. Она сеет катастрофы, а приходит пора собирать урожай, глядишь, ее и след простыл. Наверное, и тебя она бросила перед самым отъездом? Как и всех остальных». Ее слова произвели на меня эффект чудненького апперкота в солнечное сплетение.

На самом деле после того злосчастного дня в аэропорту чего я только не передумала. Времени у меня было хоть отбавляй — пять недель взаперти в белой палате. Восстановительное лечение подразумевало полное отсутствие внешних раздражителей. Психи проводят свои дни спокойно и однообразно. Но я все еще ждала, уверенная, что она подаст мне знак, придет и все объяснит, как когда-то после бегства из «Свадьбы-2000». Расскажет очередную историю, позаимствованную из кино про шпионов. Но навещали меня только родители. Каждое воскресенье я лицезрела их озабоченные лица. Они вели долгие разговоры с психиатрами по поводу моего лечения. По официальной версии, я попала под влияние злокозненной мошенницы. Эту версию подтвердила и полиция, поскольку выяснилось, что у Лолы богатое криминальное прошлое — ее уголовное дело было толщиной с Библию. Постоянные кражи, драки в общественных местах, употребление противозаконных веществ. Я, милая, порядочная и доверчивая девушка, поддалась уговорам профессиональной аферистки. Я — просто жертва. Родителям хватило душевного благородства не заявлять о совершенной мной краже; впрочем, следов взлома ведь не было. «С этим мы все уладим», — повторял отец с видом образцового адепта метода Куэ. Главное — избежать огласки. Если про инцидент узнают соседи, это может сильно попортить витрину. И целая высококвалифицированная бригада трудилась в поте лица, стараясь вернуть мне моральную невинность. Я предпочитала не распространяться по поводу случившегося недоразумения. Я-то знала, что Лола вовсе не такая пропащая, какой мне ее представляли. Просто она родилась в неблагополучной среде. Разве у нее был выбор? Но я понимала, что лучше не выступать со своими социологическими теориями, чтобы не задерживаться сверх необходимого в этом пастеризованном мирке. Я молча каялась, не смея задать о ней ни одного вопроса. Но я не сомневалась: стоит мне отсюда выбраться, она в тот же день даст о себе знать, и мы найдем способ продолжить осуществление нашего замысла с того места, на котором остановились.

Десять дней назад меня выпустили. Я поклялась на чем свет стоит, что полностью вернулась в норму. Но никакой Лолы на горизонте не наблюдалось. Я убеждала себя, что она пока не рискует показываться, потому что боится, что ее засекут. Два часа назад родители разрешили мне встретиться в кафе с моей подругой Кароль. Я прыгнула в такси и помчалась в единственное место, где могла хоть что-то узнать о Лоле, — в бар Огюстины. И вот вся моя убежденность вдруг пошла ко дну из-за одной старухиной реплики. Но я все еще колебалась, не желая открывать дверь, за которой меня ждала правда. Я боялась боли.

— Мы собирались в Штаты, разыскать Ноама. Но в аэропорту они с Лапулей куда-то исчезли.

Огюстина воздела очи к небесам. Ее взгляд яснее слов говорил: «Бедная моя девочка». И содержал кучу вопросительных знаков. Она подтащила табурет ко мне поближе и кряхтя взгромоздила на него свою тушу.

— Я знаю Лолу уже много лет. Она еще сопливой девчонкой была, когда появилась тут, в квартале. Но уже тогда была насквозь испорченная. Я ее жалела, но, честно говоря, ничего хорошего в своей жизни она не сделала. Она собирала неприятности, как другие собирают марки. Ты пойми, она неисправима. А ты… Ну, по тебе же сразу видно, что ты за птица. Я еще в первый раз, когда вы сюда вместе пришли, догадалась, что она тебя слопает и не подавится. И вот еще что. Есть пара моментов, про которые ты должна знать. Она-то мне строго-настрого запретила тебе об этом рассказывать. Я так понимаю, она тебе говорила, что Лапуля — дочка Ноама, солиста «Blood Berry»? И что она отпустила его, не признавшись, что забеременела, потому что не хотела мешать его карьере? Так?

Я кивнула — а что еще мне оставалось делать?

— На самом деле она спуталась с другим, тем, что играл на бас-гитаре, Кевин кажется, — дрянь человек, пустое место. Ну, она хотела, чтобы он признал ребенка, чтобы повел ее под венец, все чин чином. Он вроде бы согласился, и она ему поверила, готовилась к свадьбе. А за две недели до этого он возьми да и смойся с другой девахой. Уехал в Америку и адреса не оставил.

Я почувствовала, как челюсть у меня отваливается и падает на стойку, разбиваясь в мелкую труху. Передо мной задом наперед прокручивался фильм, и каждая сцена нуждалась в поправках.

— Она потому и взъелась на мужиков, — продолжала Огюстина. — Сама подумай, оказалась в Париже, без мужа, без работы и с ребенком на руках. Потому-то она так рвалась работать в «Свадьбе-2000». Вроде как счеты сводила со своим прошлым. Но все время мечтала, как уедет в Штаты. Лично я думаю, что она тебя просто обворовала. Ты же простоватая, хитрости в тебе никакой, где ж тебе было догадаться? Но те, кто с ней имел дело, — и Ахмед, и Самия, и Синди, — они все ее на дух не выносят. Это ведь не случайно, а? Я ее у себя терпела, потому что она тут выросла, она вроде как бы своя. Но эти ее замашки… Эта ее манера вечно выпендриваться… Никто ее не любил, эту дурочку. И что у нее с Синди произошло, этого следовало ожидать. Думаю, тебе она всей правды не рассказала. А было вот как. Лола ведь всегда во все свой нос сует, и вот вечером после последнего собрания звонит ей Синди и просит срочно приехать, потому что у нее важные новости. Встретились они в ресторане на бульваре Мажента, это здесь неподалеку. Синди пришла со своим новым хахалем, кстати сказать хороший парень. Ты, наверное, знаешь, Синди два раза пыталась выйти замуж, но что-то у нее там не заладилось. Но на этот раз, она так Лоле и сказала, она встретила порядочного человека, они решили пожениться, и Синди прямо на следующий день собиралась уйти из «Свадьбы-2000» и переехать к нему в Бордо. Потому она и привела его с собой, чтобы с Лолой познакомить. Лола, как это услышала, аж в лице переменилась. Сперва-то она ничего не сказала. Но вбила себе в башку, что должна доказать Синди, что этот ее жених — такое же дерьмо, как и все остальные. В общем, сидят они в ресторане, и Лола, как водится, начинает свое представление: то ему улыбнется, то подмигнет, то под столом на ногу наступит. Уж чего-чего, а это она умеет. Ну и выпили они, конечно, не без этого. Потом Синди отлучилась в туалет. Лола времени даром не теряла. Возвращается Синди и видит: они уже целуются. Ясное дело, Лола сама на него набросилась, а этот дурачок и растаял. Нашей кукле Барби эта картина ой как не понравилась, и ее можно понять. Она на Лолу с кулаками, а та кричит, что, мол, для нее же и старалась, глаза ей хотела открыть. Смотри, кричит, чего он стоит, твой жених, такой же подонок, как другие, ты с ним наплачешься, все равно он тебя обманет и в конце концов бросит. Синди подхватила своего парня, он уже пьяненький был, ничего не соображал, и — ходу, только дверью напоследок шарахнула. И в тот же вечер написала письмо Жерару. Отомстила, значит. Лола, она ведь только говорит, что хочет помочь другим девушкам, но лично мне кажется, что это все вранье. Она просто не выносит рядом счастливых людей. Потому что у самой никак не получается устроить свою жизнь.

Меня трясло, но я постаралась внимательно исследовать непроходимые джунгли своих чувств, чтобы по возможности их рассортировать. Я искала в себе ненависть, злобу, мстительность. Искала напрасно — ничего этого не было и в помине. Слишком хорошо я понимала Лолу, какой она была раньше, — жалкая провинциалка, никому не интересная. Она чем-то напоминала мне саму себя. Она ставила перед собой цели, но постоянно по ним промахивалась. Мечтала о великом Ноаме, а связалась с толстым Кевином, который ее к тому же и бросил. В сущности, ее никто никогда не любил, и она мучила сама себя, чтобы стать сильной, чтобы люди не угадали в ней несчастную девчонку из Монпелье, вышвырнутую на обочину жизни. Она сочинила для себя другую историю, немножко повеселей, и так старательно ее себе внушала, что сама в нее поверила. Эта улучшенная версия постепенно проникла в ее подсознание. Теперь ей даже во сне снился Ноам, как он склоняется к ней и тянется к ее губам. Я люблю тебя, Лола. Всего три слова, а как звучит! Она намертво приросла к этой ею же самой придуманной сказке. Но кто ее за это осудит?

Я закурила сигарету и сделала несколько глубоких затяжек. Взгляд задержался на ногтях, покрытых облупившимся ярко-красным лаком. Я улыбнулась. В больнице потребовали, чтобы я его смыла.