ВОСЕМЬ часов утра. Как всегда в это время, солнечные лучи насквозь простреливают большую старинную кухню. Они нагревают стены, сложенные из прочных камней, а затем снова ускользают в открытое окно.

Солнце освещает высохшие, изнемогающие без влаги ложбинки в провансальской земле, окрашенной в буйные африканские цвета. Раскаленный воздух пахнет тимьяном и оливками.

Некогда оно пробудило эту землю и живущих на ней людей. Оно принесло надежду, хлеб и взаимную любовь. Оно принесло мир.

Ветер, прилетевший из песков Сахары, устал в конце путешествия и затих на выжженном холме Сариетт. Изредка в его слабом дыхании ощущались запахи африканских пряностей — сандала и пачулей, карри и кардамона.

На закате солнце ярко пылало, словно огнем заливая поля и камни, высохшие цветы и морскую гальку. Теперь оно снова освещало дорогу к дому.

Теперь его свет был не таким пронзительно резким, как по утрам, и последние лучи обволакивали чувственными ласками тела людей, дремлющих в гамаках или на плетеных соломенных диванах.

Сан-Франциско, Марокко и Индия располагались вдоль одной и той же дороги, которая вот уже почти тридцать лет приводила людей в стены этого дома, единодушно окрещенного Фермой Ашбери.