КАЖДОЕ утро, кроме понедельника, Катрин Салерн поднимается в восемь часов, набрасывает розовый пеньюар и надевает такого же цвета домашние туфли. С туалетного столика красного дерева, стоящего слева от окна, она берет расческу с перламутровой ручкой и быстрыми движениями стягивает свои длинные и блестящие белокурые волосы резинкой, взятой наугад из небольшой шкатулки. Затем смотрится в овальное зеркало туалетного столика и слегка дотрагивается до век, проверяя, не припухли ли они ото сна. Потом садится на полосатый атласный пуфик в тон занавескам, берет со столика косметическое молочко и наносит его кончиками пальцев на свое заспанное лицо. Растерев молочко круговыми движениями, она достает бумажную салфетку и осторожно промокает его. Закрыв глаза, она накладывает на веки два ватных диска, пропитанных васильковым настоем, который помогает быстро снять отек. После этих процедур Катрин чувствует себя намного лучше. Она машинально строит зеркалу гримасу и идет в ванную, примыкающую к ее спальне. Там она облегчается, моет руки и чистит зубы. Она наконец-то может улыбнуться своему отражению в зеркале, освещенном вмонтированными в него лампочками.

В восемь часов десять минут Катрин Салерн входит на кухню. Ее муж и дети уже начали завтракать. Когда дети были маленькими, она вставала в семь часов. Но сейчас, когда они оба уже студенты, она может просыпаться в восемь. Этого вполне достаточно.

За кофе Жан Салерн слушает с бесстрастным видом «Европу-1». Иногда он комментирует последние новости или язвительным тоном критикует решения правительства.

Тома, как всегда, спешит, но никогда не забывает встать из-за стола, чтобы поцеловать свою мать и налить ей чашечку чая.

Виржини сидит задумавшись, погруженная в свои мысли. Она вообще мало разговаривает.

В половине девятого муж и дети уходят. В доме наступает тишина. У Катрин Салерн есть еще час до прихода Анриетты. Она делает себе горячую ванну, щедро добавляет в нее расслабляющие ароматические масла и с наслаждением погружается в воду. Иногда она кладет руки себе на грудь. Но никогда не спускается ниже, к животу. Она всегда моется рукавичкой. Потом, легко ступая босиком по белому ковровому покрытию спальни, она подходит к комоду из массива вяза в стиле Директории и выбирает белье. Трусики и лифчик одного цвета. Тонкие колготки. Она не выносит лайкры. Катрин Салерн открывает дверцу шкафа, на внутренней стороне которой находится большое зеркало, сбрасывает полотенце на пол и смотрит на свое отражение. Она ни о чем не думает. Все ее жесты машинальны. Стоя перед туалетным столиком, она наносит на тело увлажняющий крем. Ставит сначала одну, затем другую ногу на пуфик, чтобы хорошенько смазать ступню. Если бы она чуть-чуть повернула голову, то в овальном зеркале туалетного столика увидела полураскрытые лепестки своего влагалища и груди, нежно касающиеся бедра всякий раз, когда она наклоняется. Но это даже не приходит ей в голову. По правде говоря, она никогда не разглядывает себя и не слишком хорошо знает анатомические подробности своего строения… Она тщательно распределяет крем по всему телу, стараясь, чтобы каждый сантиметр кожи получил свою долю влажной ароматной массы. У Катрин упругие округлые ягодицы, пышная грудь и точеные ноги. Она надевает шелковое нижнее белье и осторожно натягивает тонкие колготки. Потом выбирает одежду, предварительно проверив, что в последний раз появлялась в этих вещах достаточно давно. Такова уж Катрин Салерн – она во всем любит аккуратность.

Затем Мадам причесывается. Обычно она закалывает волосы. Время от времени, когда она опаздывает, она зовет меня, чтобы помочь ей сделать пучок. Потом она красится. Ее легкий тональный крем идеально подходит к ее коже, настолько светлой и нежной, что малейший солнечный лучик, малейшее огорчение оставляют на ней следы. Если бы Мадам вдруг расплакалась, это было бы ужасно, потому что у нее на лице, как минимум на два часа, выступили бы красные пятна. Она любит румяна и помаду оранжевого оттенка. Тон теней для век зависит от цвета одежды. Она пользуется только водостойкой тушью для ресниц, потому что в противном случае, если бы Мадам вдруг расплакалась, у нее на щеках появились бы грязные черные потеки. Правда, это всего лишь привычка, потому что Мадам уже давно не плакала. С тех пор, как у нее появился магазин. Почти семь лет назад.

Душится Мадам в самый последний момент, когда она уже надела пальто, – так советуют знаменитые парфюмеры. Говорят, что запах тогда сохраняется гораздо дольше. Перед тем как уйти, она заходит ко мне на кухню и отдает распоряжения на день. Заметьте, за те двадцать пять лет, что я здесь, они ни разу не изменились! Но Мадам – примерная хозяйка и любит, чтобы во всем был порядок. Я прекрасно знаю, например, что четверг – это день чистки серебра, но тем не менее каждый четверг она напоминает мне об этом. Равно как и о натирке полов по пятницам. Но я не могу на нее обижаться, ведь я помню ее совсем молодой! Я появилась в этом доме задолго до нее, потому что раньше здесь, на четвертом этаже, была квартира ее будущей свекрови, месье Жана и месье Кристиана, его брата, – они жили тогда вместе с родителями. Теперь свекровь живет на втором. Места там, конечно, поменьше, но когда остаешься одна… А месье Кристиан живет на третьем. Словом, настоящее родовое гнездо!

Катрин Салерн живет в Семнадцатом округе Парижа, около площади Вилье. Она любит свой квартал, она всегда находила его шикарным. Ее дом стоит в двухстах метрах от улицы Леви. Именно туда каждую пятницу утром она ходит за покупками. Продавцы ее знают, и все, кроме мясника, отпускают в кредит. Раз в две недели Анриетта забирает счет. Благодаря этому, когда Катрин Салерн покупает продукты, ей не приходится всякий раз вынимать кошелек. Она складывает счета на письменный стол своего мужа, который оплачивает их, даже не проверяя. В первые месяцы своего замужества Катрин была приятно поражена этим обычаем, который восходит еще к временам, когда хозяйкой в доме была ее свекровь. Родители Катрин, державшие в Лонс-ле-Сонье галантерейный магазин, оказывали такую почесть лишь самым уважаемым людям города – господину мэру и почтенному доктору Бриару. Но Катрин всегда знала, что, выйдя замуж за Жана Салерна, она попала в хорошую семью.

Когда дети были маленькими, она ходила с ними каждое утро в парк Монсо. Она возила Тома в «фамильной» прогулочной коляске, потом, когда он подрос, сажала его лепить куличики в песочнице, пока Виржини спала, как ангелочек… При воспоминании о той поре сердце Катрин всегда сжимается. То было самое счастливое время в ее жизни, даже несмотря на постоянные придирки свекрови. Та никогда не понимала, почему невестка сама водит детей гулять – ведь для этого есть Анриетта! «Твоей жене нравится проводить время с горничными, – выговаривала она Жану за ужином. – От своей природы никуда не уйдешь!»

Мать Месье никогда не одобряла его женитьбы на Мадам. Во-первых, они принадлежали к разным кругам, к тому же та была провинциалкой! «Девочка на побегушках» – вот как она ее называла! Мадам приехала в Париж, когда ей исполнилось двадцать лет, чтобы работать компаньонкой у мадам де Гревилль. Катрин мечтала стать медсестрой, и Маргарита подыскала ей это место с проживанием и питанием. Маргарита – это бывшая няня Месье. Она была родом из Лонса и прожила в Париже пятнадцать лет. Она, кстати, еще была здесь, когда я поступила на службу к Салернам. У мадам де Гревилль был внук, который навещал ее каждый четверг: это-то и был Месье. Вот так они и познакомились. Посудите сами – он просто не мог остаться равнодушным к такой прелестной девушке, как Катрин! Ей же очень льстило, что он проявил к ней интерес, для нее это была большая честь. Когда они поженились, ей было двадцать два. Месье на десять лет ее старше. У Мадам не было мужчин до Месье. К моменту свадьбы она была девственницей. Мать Месье сказала, что, мол, именно так эта недотрога его и заманила! «Бедный мой Жан! – бросила она однажды сыну. – Зов плоти заставил тебя потерять голову!»

Мадам не всегда работала. Когда Тома и Виржини были маленькими, она занималась их воспитанием. Мать Месье предлагала отдать детей в частную школу: ей не хотелось, чтобы они ходили в одну из этих ужасных публичных школ! Но Месье настоял на том, чтобы их отдали в лицей Карно, и, поскольку у них был уговор, мать Месье ничего не смогла сделать. Когда дети пошли в школу, Мадам заболела. У нее появились головные боли, она начала тосковать. Плакала целыми днями. Месье это очень не нравилось. Впрочем, затрагивать эту тему в его присутствии запрещено. Равно как и в присутствии Мадам. Даже его мать не была в курсе этой истории, что и к лучшему. Однажды Мадам наглоталась таблеток – она не хотела больше жить. Месье отвез ее в частную психиатрическую клинику. К счастью, после нескольких сеансов электрошока она пошла на поправку. Именно после этого случая Месье купил для Мадам магазин. Это была хорошая идея. Хотя мать Месье и тут не удержалась: «Кажется, ты зарабатываешь достаточно! Но твоей жене все мало!»

Теперь, когда у нее есть свой магазин, Мадам очень довольна. По крайней мере, она больше не сидит в четырех стенах. Больше всего ей нравится оформлять витрину. Она меняет ее каждые две недели. Вначале она придумывает тему, а затем, в понедельник после обеда, когда магазин закрыт, отправляется к оптовикам покупать декоративную ткань и ленты. Я до сих пор вспоминаю о ее витрине по мотивам сказки «Ослиная шкура». Из метра искусственного меха она изготовила накидку, а для ушей и глаз взяла кусочки фетра и стеклянные пуговицы. Получилось очень красиво! У нее даже появились новые покупательницы, так как многие, проходя мимо, засматривались на эту композицию. У Мадам всегда были оригинальные идеи. А впридачу к этому оказалась и коммерческая хватка.

Когда она была маленькой, то после школы всегда заходила к родителям в их галантерейный магазин. В портфеле у нее лежал полдник, который мама приготовила ей утром, и она прилежно съедала его, устроившись на стуле около прилавка и болтая ногами. Она слушала истории, которые рассказывали покупатели, и никогда не перебивала. Потом, в пять пятнадцать, она уходила в подсобку делать домашние задания. Ее отец поставил там специально для нее стол. Он, вообще, ее очень баловал. Правда, надо сказать, она была единственным ребенком. По четвергам она помогала матери, что позволяло отцу отлучиться за покупками в Макон. Она обслуживала покупательниц, отмеривала им ленты или показывала новые пуговицы, с помощью которых можно освежить кофту или пиджак. У нее всегда было много интересных идей – отсюда, должно быть, и пошло ее увлечение оформлением витрин.

По утрам Катрин Салерн садится в машину и направляется на другой берег Сены, на улицу Севр. По дороге она думает о своем торговом обороте. В этом месяце он оказался намного выше, чем в феврале прошлого года. Тем лучше – еще два таких месяца, и она сможет купить себе бежево-розовую сумочку от Диора, которая будет отлично сочетаться с ее новым весенним костюмом от «Франк и сын». Конечно, Жан не отказал бы ей в деньгах, если бы она попросила, но, с тех пор как Катрин работает, она находит особое удовольствие в том, чтобы самой покупать себе некоторые вещи.

Она паркуется, как обычно, на улице Пьера Леру и вставляет карточку на оплату стоянки в автомат, думая о том, что скоро придется покупать новую. Потом идет к своему магазину, поднимает стальные жалюзи и входит внутрь, закрыв за собой дверь на ключ. Она вынимает из маленького сейфа в стене подсобки чеки и наличные, а также приходные ордера, которые заполнила накануне. Засовывает все это в сумочку, выходит, закрывает магазин и уверенным шагом направляется к банку «Лионский кредит», расположенному прямо напротив. В ее распоряжении еще полчаса.