Наша Рая не ест мяса. У нас в общине есть люди, которые, достигнув преклонного возраста, отказываются от мясной пищи. На общей трапезе они, как правило, сидят с мученическим видом и демонстративно мусолят в руках кусочек хлеба или морковку. Их обличающее присутствие за столом невыносимо.
Но Раиса к таким людям не относится. Просто она вовсе не ест мяса и не помнит, чтобы когда-нибудь ела. Даже с рыбой у нее довольно сложные взаимоотношения: какую-то приемлет, а какую-то нет. В салатах сразу же распознает курятину и отставляет от себя тарелку. Причем и в голодные военные годы мать не могла заставить ее проглотить хотя бы маленький кусочек сала. Хотя сало – это такой универсальный, я бы даже сказал, внеконфессиональный продукт, который на самом деле можно есть всем, даже мусульманам.
Помню, во время службы в армии к нам в роту прибывали ребята из Средней Азии. Как правило, они с порога заявляли о том, что свинину не едят, и на все наши предложения угоститься белорусским салом отвечали решительным отказом. Но это «стояние в вере» продолжалось до тех пор, пока они помнили вкус домашней пищи. Уже через месяц мальчишки оставляли свою принципиальность и уплетали сало наравне со всеми.
Дни, когда в роту приходили посылки из дому, становились для нас праздниками. Из Белоруссии и Украины присылали сало, из среднеазиатских республик – грецкие орехи и сушеные дыни. Так мы и ели сало вприкуску с орехами. Примерно за месяц до окончания срока службы наши мусульмане с сожалением вспомнили, что сало для них – продукт запретный и снова от него отказались, хотя орехами делились по-прежнему щедро.
Разумеется, Рая, которая за всю свою жизнь «никого не съела», – человек по природе очень добрый. За много лет нашего с ней знакомства я не припомню случая, когда бы она на кого-то раздражалась или против чего-нибудь протестовала. Никогда никого не осуждает и до самозабвения любит кошек. Хитрые животные чувствуют, что Раиса – не мясоед, пользуются этим и даже вьют из нее веревки. В ее собственной квартире всякий очередной прибившийся кошак со временем ставит хозяйку в иерархии семейных отношений несравненно ниже себя, а она все терпит…
Помню, она рассказывала, как однажды, возвращаясь домой, увидела своего кота, сидящего перед подъездом на лавочке. Чтобы котик не утруждал лапки, Раиса взяла его на руки и понесла к себе на четвертый этаж. До двери узурпатор еще как-то вытерпел, но как только она внесла его в дом, набросился на хозяйку. Он царапал и кусал ее руки, разорвал одежду, а потом еще долго бросался изнутри на дверь в комнате, куда Раисе удалось-таки загнать дебошира. Я поинтересовался:
– Чем кончилась это побоище, обидчик был изгнан из квартиры с позором?
– Нет, батюшка, что ты! Мы с ним помирились. Я пару раз заглядывала к нему в комнату и предлагала пойти на мировую, но в ответ Барсик только шипел, и я оставила его в покое.
К вечеру кошачий гнев остыл. Кот пришел к хозяйке и забрался к ней на колени. Она его гладила рукой, обклеенной бактерицидным пластырем, а потом они вместе ужинали молоком.
Приходим на раннюю службу, а соседская кошка уже сидит и ждет старосту с отчетом о проделанной работе. Как правило, каждое утро она ловит мышь и приносит ее нашей хозяйке. Знает ведь перед кем выслужиться! Так вот, несет кошка мышку, а та еще жива – кошка лишь слегка придушила ее. Кладет мышь перед старостой Ниной и отходит, а мышка пришла в себя и побежала. Спрятаться ей сейчас негде – на дворе осень. Вокруг – пожухлый газон и несколько человек, пришедших на службу. И мышка (как уж она ее вычислила?) побежала именно к Раисе и, спрятавшись под длинным плащом, прижалась к ее башмакам. Кошка попыталась было вернуть беглянку, но Рая не позволила обидеть мышку. Наклонилась к маленькому зверьку, открыла ладошку, и тот сам забрался к ней на руку. Странное существо человек! Сколько лет служу в храме, столько и воюю с мышиным народцем, а в тот момент радовался, что мышка спаслась…
Животные, живущие рядом с нами, умеют различать нас и отличают добрых от злых. Причем делают это всегда безошибочно. Они могут верховодить человеком, пользуясь тем, что их любят, а могут и сами, в ответ на проявленную любовь, воздать еще большей любовью.
Году этак в 2001-м, во время Великого поста, я познакомился в храме с женщиной. Вернее, она сама подошла ко мне на следующий день после соборования. Худенькая, маленькая росточком, на вид – лет шестидесяти. Приятное лицо и страдающие умные глаза, смотрящие на меня снизу вверх.
– Батюшка, я хочу вас поблагодарить. Вчера во время таинства я почувствовала, как заколола одна из моих болячек, а потом она словно оторвалась и растворилась. Сегодня я целый день трогаю больное место, и опухоль действительно не прощупывается.
Так мы познакомились с Тамарой.
Через какое-то время она пригласила меня к себе в гости. Ее семья жила в Москве, а Тамара, тяжело заболев, фактически перебралась в наш городок. Они с мужем еще раньше купили у нас на окраине дом и перестроили его на свой вкус. Ее муж, достаточно известный спортивный журналист, почти все время проводил в редакции, а сын уже вырос и женился. У всех была своя жизнь и свои заботы, и Тамара решила, что ее недуг отныне станет только ее проблемой. Она не захотела ломать привычный ритм жизни своей семьи и даже стремилась к тому, чтобы близкие заранее смирились с исходом болезни и как бы вычеркнули ее из жизни. Она была сильным человеком и не терпела жалости. Тамара собрала вещички и переехала к нам, став с того времени нашей прихожанкой.
Я вспоминаю Тамару как одного из самых интересных людей, с которыми пересекался в своей жизни. Себя она отчетливо помнила начиная с пяти лет. Дело в том, что тот день рождения она встречала в военном Сталинграде. Ее отец – главный инженер строительной организации, обслуживавшей местные подземные коммуникации, не эвакуировался, а оставался на время боев в городе. Я так и не понял, почему он не отправил в тыл свою семью. В детской памяти навсегда запечатлелись немецкие солдаты, поднимающие на штыках их соседку по подвалу. Со времени Сталинградской битвы она не могла слышать немецкую речь. Нет, к самим немцам она относилась неплохо, но когда они говорили о чем-то, ее начинало трясти.
После войны отца перевели в Москву и даже приблизили к Кремлю. Они жили в одном доме с членами ЦК и ответственными работниками аппарата правительства. Тамара называла мне имена своих одноклассников, но я, к сожалению, их не запомнил. Рассказывала, как отец одного из ее именитых друзей взял ее в Кремль на елку для детей высокопоставленных родителей. Ей тогда было лет десять-двенадцать. Елку нарядили в большом зале, было много детей, известные артисты пели и танцевали вместе с ними.
Кстати, о мясе. Тамара рассказала мне о том, как она одно время увлекалась мясом диких животных. В Москве в 1960-х годах находился магазинчик, где продавалась дичь: лосятина, кабанина и что-то еще.
– А потом мне как постоянному клиенту предложили попробовать медвежатину, и я с радостью согласилась. Правда, меня предупредили: «Будьте осторожны с этим деликатесом!» Мясо медведя мне очень понравилось, и я стала постоянно его заказывать. Буквально через год после того, как я «подсела» на медвежатину, со мной произошел случай, после которого я навсегда отказалась от употребления в пищу мяса хищников. Однажды летом еду в трамвае. На одной из остановок в вагон заходит красивая девушка в легком платьице. Девушка усаживается на сиденье, и в это время порыв ветра оголяет ее ноги. Мне в голову приходит дичайшая мысль: вот оно, отличное свежее мясо, и наверняка без жира! Мне становится по-настоящему страшно: оказывается, то, что ты ешь, со временем воздействует на твое подсознание и формирует гастрономические приоритеты.
В первый раз Тамара вышла замуж за правнука барона Врангеля, того Врангеля, который всю жизнь путешествовал и в честь которого назван остров, расположенный на границе Восточно-Сибирского и Чукотского морей.
– В то время мой жених носил другую фамилию, это сейчас он вновь вернул себе родовое имя.
Интересуюсь:
– Почему же ты от него ушла? Твоя пролетарская сознательность не позволила тебе именоваться баронессой Врангель?
– Мой барон оказался человеком совершенно потрясающего воспитания. Представь себе, он никогда не повышал голоса, никогда не ругался с моей мамой, всегда обращался к ней на «вы» и только по имени-отчеству. Но со временем я поняла, что мы с ним люди совершенно разные, и, самое главное, он не мог иметь детей, а я не могла изменить такому порядочному человеку, чтобы родить ребенка от другого. Но и бросить барона на произвол судьбы я тоже не могла, поэтому и решила передать его в надежные руки моей подруги Галины. Вот эти двое действительно идеально подходили друг другу, а я вышла за журналиста, и у нас родился сын. Разумеется, я не выпускаю из внимания своего первого супруга, периодически бываю у них дома и помогаю им решать разного рода бытовые проблемы. Не так давно в гости к моим Врангелям приехали из Англии потомки Романовых. Галина позвонила и попросила меня показать им Москву, поводить по святым местам. Ну, батюшка, скажу я тебе! Я-то думала, что людей, менее приспособленных к жизни, чем мои Врангели, на свете не существует. Оказалось, что Романовы в этом отношении – еще хуже. Мало того, что попрошайки выцыганили у них все наличные деньги, так один из царских потомков готов уже был кому-то из них отдать свое пальто. Если бы я его вовремя не остановила и не разогнала эту братию, то наших гостей точно бы раздели!
Когда Тамара заболела, то, как я уже говорил, уехала из Москвы и от одиночества взяла себе собаку. Она взялась выхаживать огромного бойцового пса, выбракованного после собачьих боев. Пес проиграл три схватки из пяти и должен был умереть, но Тамара его выкупила. Малыш – так она назвала своего друга, был безмерно благодарен своей хозяйке. Забавно было, приходя к ним в дом, наблюдать такую дружбу человека и животного. Пес все понимал даже не с полуслова, а я бы сказал, с полувзгляда. Когда Тамаре стало уже совсем плохо, то пес спал рядом с ней и грел ее постоянно мерзнувшее тело.
Как-то уже в последние дни Тамаре удалось, мобилизовав все силенки, прийти в храм на вечернюю службу. Но когда она пришла, то силы ее окончательно оставили, и женщина в изнеможении опустилась на лавочку. В это время я совершал каждение. Когда стал подходить к Тамаре, она продолжала сидеть. Какая-то бабушка, стоявшая неподалеку, попыталась было достать нарушительницу клюкой, но не дотянулась. Тогда старушка, прицелившись, ловко метнула в Тамару свою палку, а та, съежившись, все сидела, только глаза ее умоляли: «Защити меня, батюшка!» Как мне хотелось взять эту самую палку и запустить ею в бабку, но я не решился, ибо, как известно, что простится бабушке, не простится батюшке…
Незадолго до кончины Тамары, а причащал я ее ежемесячно, мы сидели с ней за столом и ели то ли куропаток, то ли перепелов. Тамара специально заказывала в Москве что-нибудь экзотическое, чтобы угостить и удивить провинциального священника. Она не столько ест, сколько выбирает кусочки мяса и бросает собаке на пол – прямо на ковер, который, возможно, когда-то принадлежал самому барону Врангелю.
– Как бы я хотела вот так собрать за один стол всех тех, кого любила в своей жизни! Мы бы ели сами и бросали лакомые куски псам, которые непременно были бы с нами рядом. Потому что нет на земле у человека более преданного друга, чем собака.
Ее жилище украшали чудесные натюрморты. Понимая, что Тамара скоро уйдет, мне хотелось, чтобы она подарила мне какую-нибудь картину, ведь лучшая память о человеке – это икона или картина, что висела на стене его дома. Ты смотришь на нее и вспоминаешь этого человека и молишься о нем. Как правило, священники раздают все, что люди им дарят, поэтому, если человек хочет, чтобы его подарок остался надолго, он должен выбрать что-то очень трогательное. Но я так и не решился попросить Тамару и сейчас жалею об этом.
Когда ей стало совсем плохо, родные увезли ее в Москву, и я долго ничего не знал о Тамаре. Иногда звонил, но телефон не отвечал. Уже потом, узнав о ее смерти, заехал летом по знакомому адресу. Нажал на звонок. Навстречу мне вышла молодая женщина с ребенком на руках, а из калитки высунулась любопытная морда Малыша. Женщина пригласила зайти, но я не стал. Тамарина невестка рассказала, как умерла ее свекровь. Мне вновь захотелось попросить что-нибудь о ней на память, и я опять не решился, – побоялся, что неправильно поймут…
На днях прихожу утром в храм, а у входной двери мяукает крошечный подкидыш. Точно так же когда-то начиналась история и нашей Тишуни, которая прожила у нас в доме целых пятнадцать лет. Вместе с ней выросла и моя дочь. Когда-то мы для того, чтобы Тишуню не тревожили коты, оглашающие округу своими серенадами, отвезли ее к ветеринару. Операцию она перенесла тяжело и потом долго болела. Выжить выжила, но с тех пор что-то в организме нарушилось и кошка стала катастрофически часто линять. Всякий раз это сопровождалось такими страданиями животного, что в конце концов матушка решилась кошечку усыпить. Я ни о чем не знаю, звоню ей и слышу в трубке рыдания. Это в голос плачет моя бедная матушка: только что от нас ушел Иван Данилыч – наш незаменимый ветеринар…
Беру котенка на руки, он доверчиво утыкается носиком мне в ладонь и замолкает. Нужно начинать службу, а ему холодно, и он настойчиво требует, чтобы и его взяли с собой. Куда бы пока тебя определить? Потом что-нибудь придумаем, а сейчас я спешу…
Пристроил малыша на веранде, возле входа в трапезную. После службы выхожу из храма и направляюсь домой. И опять все тот же самый котенок, наверное помня тепло человеческих рук, бежит за мной, смешно семеня маленькими лапками. Ускоряю шаг, зверек начинает жалобно кричать: «Подожди, человек, мне же тебя не догнать!»
Я-то знаю, кошки – большие хитрюги. Сперва, беспомощными котятами, они требуют от нас милосердия, чтобы потом, пробравшись в наши дома, нами же и командовать.
Продолжаю идти, котенок старается не отставать. Останавливаюсь, он настигает меня и прижимается к ноге. Что же мне с тобой делать, дружок? Ведь взять тебя к себе в дом – значит признать, что со временем ты тоже займешь место в моей душе, будешь требовать к себе внимания и любви. А потом, спустя годы, заставишь переживать и горечь утраты. У меня до сих пор стоит в ушах матушкин плач в телефонной трубке… Ведь мы действительно должны отвечать за всех, кого приручаем, за всех, кто становится частью нашей жизни и для кого мы, в свою очередь, становимся надеждой и опорой. И, как бы это ни было трудно, нужно помнить и любить всех, даже если в память о них у тебя ничего не осталось, кроме благодарности за те немногие мгновения радости, когда ты оказался им нужен.
Что же мне с тобой делать, малыш? Ладно, пойдем, раз уж такое дело, ты только не отставай…