После отбоя лагерь не спал. Ночные дежурные с керосиновыми фонарями метались от корпуса к корпусу, пытаясь навести порядок. Шум стихал. Но как только красноватые язычки фонарей «летучая мышь» исчезали за дверями, корпус снова гудел, как громадный стальной бак, по которому ударили кувалдой…

Невидимые в темноте спорщики кричали каждый свое:

— Думаешь, он придет? Черта с два!

— А флаг? Так до конца лагеря и не будем поднимать?

— Ха! Флаг! Нужен ему флаг! Будет себе яблочки рубать…

— Совесть? У кого совесть? Была у собаки хата… Дождь пошел — она сгорела…

— Все одно, что у матери украсть…

— Ануш, говорят, совсем больная лежит…

— А то как?! Вон у меня мамка, чуть что наделал — сразу за сердце хватается. А если б украл — померла бы!

— Вот бы узнать! Да как дать ему. Чтоб сто лет помнил.

— Ага! Дадут тебе бить! Выгнать к черту из лагеря!..

— Подумаешь: выгнать! Да за такое дело в тюрьму надо! В колонию…

— Ну и лез бы к Фаносопуле… А то, гляди ты, собака…

— А к Фаносопуле можно? Да? Все равно — украл.

— Если б было все равно — все бы лазили в окно! Скажет тоже! Он же кулак! Сам у всех ворует…

— Это ты брось! Красть нигде нельзя.

— Вот научил! А скажи: лучше б у кого? У Фаносопулы или у Ануш?

— Тю! Совсем дурной. Кого сравнил!

На секунду голоса стихают. И снова спор поворачивается к главному: придет или не придет виновник к начальнику лагеря. Слышны два звонких голоса:

— А ты бы сознался?

— А чего сознаваться? Я же не украл…

— А если б украл? Ну если б получилось так случайно?.. Вот хочется — хоть умирай, а денег нету?

— Я бы… я бы попросил. Она же сама угощает, когда мимо идешь.

— Ля! Ясное дело!.. А ты бы у Фаносопулы попросил?

— Нашел дурака. Он тебе угостит! Век помнить будешь…

В спор вплетается чей-то сипловатый голос:

— Эх, только б дознаться. Пока бы к начальству привел, я бы ему такую бубну выбил.

— Выбил. А если он сам тебе голову свернет?!

— Не свернет… Мы с Женькой сами любому свернем. Правда, Женька?

— Ага, — раздается басовитый голос Женьки. — Пусть попробует!

Бурное совещание вожатых по поводу ЧП подходило к концу. Андрей Андреевич встал из-за стола:

— Будем заканчивать, товарищи. Слышите, как шумят в корпусах? Повторяю: риск в этом, конечно, есть. Но идти на него надо. Если у нас настоящий коллектив — флаг скоро взовьется на вершину мачты. А если нет… Значит, у нас не коллектив, а просто сборище детей от девяти до пятнадцати лет. Где каждый за себя. И пусть… флаг не будет на вершине. Мы не доросли до чести…

— Позор! Этого не должно быть! — закричали вожатые.

— И я уверен — не может быть! Но не попытаться спасти человека — подлость. Равнодушие к судьбе человека — это самое худшее, что придумал и породил капитализм. И вы, комсомольцы, помните, что нет хуже отравы, чем ненавистная нам, коммунистам, проповедь обывателя: «Моя хата с краю…» Наша задача в том, чтобы в лагере не было равнодушных. Чтобы не позволить совесть пионерскую заглушить угрозами. Твердый распорядок дня! Малейшее нарушение здорового ритма должно привлечь ваше внимание… О том, что и как делать, мы уже договорились. Вопросов нет?.. Тогда пошли в отряды. И чтоб никакой паники…

У невысокого каменного забора, окружающего церковный двор, на траве сидят трое: Арка, Боб и Сергей.

— Не знаю, ребята, — приглушенно говорит Сережка, — подумать надо. Чтоб не напортить…

— Как же это, Серега? — гудит удивленный Боб. — Почему ты не знаешь?.. Всегда знал, а сейчас…

— А что тебе знать? Ты не знаешь? Я знаю! Нужно найти и ноги повыдергивать! — яростно шипит Арка.

Сергею кажется, что он видит в темноте горящие гневом глаза Арки. И он на миг позавидовал товарищу. Арка уверен. Ему все ясно. Эх, если бы Сергей был уверен! Знал, что делать. Как надо делать. Нарочито резко, чтобы охладить Арку, он говорит:

— Ты знаешь?! Ничего ты не знаешь!.. Ну мы будем искать. Перевернем весь лагерь. Да? Взбудоражим. Другие тоже начнут искать, подозревать друг друга… Андрей Андреевич запретил это. Понимашь? За-пре-тил!

— Хо! Подумаешь, запретил. Ты думаешь, что раз Андрей начальник, так он уже самый умный? — Арка запнулся. Понял, что хватил через край. — Ему что? Не у него сад оборвали. Думаешь, жулик сам придет? Дурак он тебе! Найти надо… Не хочешь искать? Ну и иди ты… Мы сами с Бобом найдем! — Арка поднялся на ноги: — Тебе, выходит, тоже наплевать на Ануш. Сам обещал: «Мы найдем этого шакала!» Начальника испугался. Да я…

Сергей вскочил так резко, что Арка шарахнулся в сторону и стукнулся головой о забор. Голос Сережки дрожал:

— За такие слова… морду бьют…

— Серега! — вскрикнул Боб, становясь между ними.

— Не бойся, Боб! Умным бьют, а не таким баранам… Хочешь в Шерлока Холмса поиграться? Пойми, дубина, это же не игрушки! Флаг… красный флаг приспущен… — Сергей повернулся и ушел в корпус.

Боб долго не мог заснуть. Слева от него койка Сережки, потом — Аркина. Сережка лежит тихо. Не поймешь: спит или нет. А койка Арки еще с полчаса визжала всеми пружинами. Потом стихло…

Арка и Боб давно, еще с прошлого года признали лагерного горниста Сережку Синицына своим вожаком. И не потому, что он отличался какими-нибудь необыкновенными подвигами. Просто с ним всегда было интересно. Сергей всегда умел находить дело, которое было по душе остальным.

То задумает построить плотину на пути горного ручья, подмостки из толстых дубовых плах. И пожалуйста: через пару дней умывальня готова. Не нужно гнуться «в три погибели». Стоишь на мостках, а прямо перед тобою падает прозрачная стена родниковой воды. Протяни руки — и умывайся. А хочешь — подставь голову под студеную струю в жаркий день. Просто. А вот до него никто не додумался… То выпросит у завхоза длинный столб и моток веревок. Бежит в кузню — у него все в селе знакомые — и к вечеру на церковном дворе визг, смех: уже опробуется чудесное сооружение — «гигантские шаги». Великаньими шагами, высоко взлетая над землей, кружатся, держась за веревочные концы, вокруг высокого столба мальчишки и девчонки… И любое дело, которое он затевает, оказывается интересным и нужным для всех.

Сережка был старше Боба и Арки на год. Но никогда не задирал носа. Не выставлял себя умником. И потом он ведь был горнистом лагеря! Никто так здорово не мог играть сигналы на коротком военном рожке. Ни в одном лагере. Горн у него не трубит, а будто выговаривает слова.

И еще он был справедливым. Если ты не прав, разделает так, что деваться некуда. И на него почему-то не обижаешься. Арка не раз говорил: «Какой же ты, Сережка, друг, если меня перед другими дураком выставил? Мог бы мне потихоньку сказать…» А Сережка смеется: «Потому и говорю, что друг. А потихоньку не могу: голос у меня такой — громкий».

И еще — Сережка всегда умел найти выход из любого, пусть даже самого трудного положения. А вот теперь не знает, что делать.

Правда, Арка тоже не прав. Разве можно говорить Сережке, что ему наплевать на Ануш?..

В первый раз за два года так поссорились. Что же делать? И Ануш жалко. И начальник искать запрещает…

Мысли стали налезать одна на другую. Запутались. Боб, так и не решив ничего, незаметно заснул.