Исмаил сначала испугался, когда Хромой залез на чердак и стал его звать… но затем и сам понял, что мальчишка многое мог не понять из его рассказа, и всё равно без отца вряд ли он сможет сделать всё как надо. Вообще‑то его подмывало всё бросить и убежать на станцию на электричку и будь как будет — он боялся, что за ним самим вот‑вот придёт милиция… После визита Хромого он успокоился, осознав, что ему пока опасность не грозит. Но в дальнейшем… Исмаил не переставал думать, как поступить дальше самому. Просто сбежать куда‑нибудь в Сибирь, устроиться на нефтепромыслы. Это, конечно, заманчиво, но таило массу проблем. Он ведь знал, как боятся руководители предприятий брать на работу чеченцев. Устроиться куда‑нибудь к своим — он уже сам боялся, ибо тогда не избежать полулегальной‑полукриминальной жизни, которой живут подавляющее большинство членов чеченских диаспор в русских городах, а если к тому же узнают, что он сбежал не совершив кровной мести… Можно сменить документы, выдать себя, например, за ингуша. Но тогда придётся спрятать диплом с его настоящей фамилией, а ему так хотелось поработать по специальности. Он любил свою профессию, и потом, именно на нефтепромыслах можно заработать достаточно денег… попробовать начать новую жизнь. Но в чём он не сомневался, что необходимо бежать из Москвы, подальше от тех кто его знает, среди которых он никогда не чувствовал себя своим…

Ваха, как и обещал, приехал в пятницу и был явно не в духе. На вопрос, как дела, он с неохотой поведал, что "операция" откладывается, ибо "профессионалы" пока не могли приехать. Ста

рый проверенный "канал", по которому они уже столько раз беспрепятственно ходили с чеченских гор в Карачаево‑Черкесию, оттуда уже поездом, или самолётом в Москву… а в обратном направлении везли "наваренные", или "выбитые" в Москве деньги. Этот канал по каким‑то причинам временно не функционировал. Исмаил понял, что момент более чем благоприятный и начал срочно "плакать":

— Слушай, я больше не могу здесь, грязный весь, пылью дышу, желудок болит… картошку больше жрать не могу… тут сдохнуть можно

— Ты что же… за смерть жены и родителей отомстить не хочешь!? — погнал было ответную "пургу" Ваха, но как‑то без обычной злобы, устало.

— Да нет… Слушай, ты же говорил, что мы тут будем по очереди. А я тут уже две недели. Давай теперь ты покарауль, а я в Москву съезжу, поем по человечески, вымоюсь, а то мне баранина каждый день снится, чешусь весь, боюсь вши заведутся.

Услышав о вшах, Ваха брезгливо отодвинулся… и задумался. Исмаил даже испугался, а не примет ли Ваха решение вообще на время снять этот "пост", ведь получалось, что находиться здесь пока не приедут "профессионалы" нет никакого смысла, и тогда вся спланированная уже им самим "операция" провалится… Он не знал, как сильно жаждал Ваха увидеть в бинокль ту, которую животно хотел. Он приехал с целью переночевать здесь самому, всласть насмотреться, правда отпускать Имаила он не думал, но вши… вши решили дело.

— Ладно, поезжай, но чтобы послезавтра утром был здесь… Бинокль давай, полюбуюсь на это мясо, — он цокнул языком, — которое я на шашлык… будет хороший шашлык, жирный, — Ваха, вожделенно улыбаясь, устраивался возле пролома…

В субботу после обеда, когда приехавший как обычно с утра Сурин уже затопил баню… К ним в гости вдруг пожаловали Хромой со старшим сыном. Их не ждали. Лена срочно скрылась в доме, чего‑нибудь одеть поверх купальника, Иринка, которой пока ещё было особенно нечего прятать перед посторонними… Она не побежала вслед за матерью, а осталась на грядке, где поливала помидоры, в короткой маечке и трусиках. Она поздоровалась и не без кокетства взглянула на Володю. Тот тоже поздоровался и не без труда отвёл от неё глаза, отвечая на рукопожатие Антона.

— Вы, я гляжу, с ответным визитом… что ж сейчас сообразим. Лена!? — засуетился Сурин.

— Не Лёш… в другой раз, — как‑то неуверенно отреагировал Хромой. Он и выпить был бы непроч, потом его основательно смутил "вид сзади" скрывшейся в доме хозяйки, мощное колыхание её ягодиц. — У нас, видишь ли, разговор до тебя очень даже серьёзный, наконец, окончательно переборол "жажду" и "видения" Хромой.

— Ну что ж, прошу в сад, там у нас и стол и табуретки есть, — по лицу соседа Сурин видел, что тот действительно зашёл не ради выпивки.

— И это… давай так, чтобы ни хозяйка твоя, ни дочка пока ничего не знали. Сам поймёшь почему, — уже совсем тихо говорил Хромой, усаживаясь за стол.

Из дома вышла уже в халате Лена и, изображая радушие, поздоровалась… Но Сурин тут же отвёл её в сторону и попросил оставить их вдвоём с соседом, не мешать разговору. Лена удивилась, но ушла в дом, поглядывая с веранды на разговаривающих мужа с соседом, и Антона с сыном соседа. От неё не укрылось, что соседский мальчишка время от времени украдкой бросает взгляды на Иринку. По лицу мужа она поняла, что сосед сообщал ему что‑то важное.

— … Я думаю Лёш это не шутка, это серьёзно. У тебя что, среди "чёрных" враги есть?

— Не знаю, может и есть. Я же там воевал, может кому и остался должен, — вздохнул Сурин.

— Но ведь Тофик этот, хахаль Фаинкин, он не чеченец, он азер. А если на чердаке его земляки… я ведь не догадался спросить у этого что за перегородкой, может и он азер.

— Не азеры там… Если они за моим домом следят, это могут быть только нохчи, чеченцы. Азеры их сами боятся. На Кавказе все чеченцев боятся. Когда в Абхазии война была, батальон чеченцев грузинские полки в паническое бегство обращал. Он не мог их на чердак не пустить.

— Так может нам через него, Тофика действовать, может поможет, наверное освободится от таких гостей хочет?

— Нет Коль, нельзя, у них страх первый господин, кто кого боится, тот тому и служит. Я вообще удивляюсь, что этот чеченец своего одноплеменника заложил. Это среди них такая редкость.

— Так ты тоже думаешь, что это серьёзно?

— Более чем… может быть даже сейчас он за нами наблюдает. Так что ты изображай… нарисуй улыбку на лице.

— Семью увозить будешь? — Хромой не смог улыбнутся, и спрашивал с прежним каменным выражением.

— Нет, нельзя. Спугнём. Если этого гада здесь не накрыть, он меня и в Москве выследит. Хорошо если он и в самом деле один.

— А тебе, что многих там приходилось?… — Хромой недоговорил, но смысл был ясен.

— Что… убивать? Конечно, как же без этого. Там ведь не учения, настоящая война… Ладно, времени в обрез. Я сейчас вызову своих ребят. Ты нам поможешь?

— Конечно Лёш, о чём разговор. А что, прямо сейчас… — Хромой явно не ожидал, что сосед начнёт действовать так быстро.

— А ты как думал? Я не могу этот домоклов меч над своей семьёй терпеть. Брать его прямо этой ночью будем.

— Понятно… Только Лёш… вояка я, сам видишь, не важный, — Хромой виновато кивнул на свою ногу.

— Да от тебя ничего особенного и не потребуется. Ты меня на чердак свой проводишь, да ещё с местным участковым сведёшь.

— Это можно… только насчёт мента… Вряд ли от него много толку. Я ж его знаю как облупленного, родич мой дальний.

— Всё равно, когда мы его, или их накрывать пойдём, рядом с нами должно находиться официальное лицо. У этого волчары оружие, ему можно уже за незаконное хранение срок припаять. Нам обязательно надо уговорить этого мента хотя бы постоять рядом.

— Трусоват он, но я его уломаю. Начальство его не жалует, думаю, захочет отличиться. Только это Лёш… пацанов не надо в это дело втравливать.

— Конечно, я своему дома сидеть накажу и ты своим… чтобы не высовывались, а бабам вообще лучше ничего не говорить…

К удивлению Лены гости ушли так же внезапно, как и пришли. Она не знала, что и думать. Тем временем Сурин подозвал Антона и спросил:

— Володя тебе рассказал? — и после того как сын утвердительно кивнул, продолжил. — Матери и Иринке, ни слова, говори, что приходили в гости приглашать на следующей неделе…

Встревоженная Лена попыталась выяснить причину необычного визита у мужа, но Сурин сказал, что сосед уговаривал его пойти "раздавить" бутылку, а он де отговорился тем, что уже баня топится и отойти нельзя. Лена не поверила… но так ничего и не выяснив, пошла пытать сына. Тут поспела баня. Но перед тем Сурин, улучив момент, незаметно взял лежавший дома мобильник и, спрятавшись в туалете, оттуда позвонил в Москву. Он срочно вызвал двух своих свободных ребят из охраны фирмы, обязанных ему устройством на эту работу. Они должны были сесть на одну из последних электричек, чтобы приехать уже после полуночи.

Лена дулась на мужа, понимая, что он что‑то скрывает от неё. Но долго дуться не получилось, ибо пришлось идти в баню, где Сурин энергично преодолел её "нарочитую холодность" столь же нарочито‑откровенными "приставаниями", если такое выражение вообще употребимо в отношениях между давно живущими друг с другом супругами. На этот раз он затащил‑таки её на полок парилки и там от души отпарил… Из парилки Лена выходила на подгибающихся ногах. Сурин подхватил жену и почти на руках вынес в моечное отделение, положил на лавку и начал мыть… После бани Лена уже не думала о своих подозрениях и беспокойстве, она с нетерпением ждала ночи… А Сурин, когда после жены в баню, как обычно, пришёл сын не столько его парил, сколько инструктировал:

— Твоя задача на эту ночь сидеть дома, не спать и караулить мать с сестрой.

— Ну как же пап… Володька‑то наверное там с вами будет, а я тут? — недовольно подавал голос из‑под веника сын.

— Это не игрушки, такого матёрого волчару брать, навык иметь надо, а вы только под ногами путаться будете, мешать. Понял?

— А что Володькин отец такой уж спец, он же инвалид и алкаш, от него толку…

Сурин поддал пару и Антон задохнувшись прижал голову к доскам полка.

— Всё, дебаты закончили. Я там не один буду, мои ребята подъедут, — чуть приоткрыл "завесу" Сурин. — А ты, повторяю, в тылу должен спокойствие и порядок обеспечить. Ни мать, ни Иринка ни о чём не должны знать, пусть спят спокойно. А если, не дай Бог, у нас какой шум произойдёт и мать проснётся, ты должен её успокоить, ничего ей не сообщая. Если она кинется, побежит туда… что хочешь делай, но не пускай, чтобы не случилось, даже если стрельба начнётся.

— Как это не пускать… кого… маму!? Как же я её… смогу?

— Сможешь, — в тусклой полутьме парилки Сурин саркастически улыбнулся, вспоминая эпизод подсмотренный им из травяных зарослей.