У Шебаршина возник план выхода на "мировой рынок". Из огромного количества радиотехнических плат, уже очищенных от всех элементов, с помощью дробильной машины получали, так называемый, полиметаллический концентрат. Это была крупнозернистая мука, содержащая десятые доли процента золота, серебра... Ерунда конечно, но концентрата было более четырёх тонн. Шебаршин благодаря своим связям сумел "выйти" с этим концентратом аж на Германию.

   - Через Калининград отправляем всю эту труху в Росток, а там уже немцы извлекут из неё всё, до последнего элемента таблицы Менделеева. У них не у наших, у них всё по честному,- взахлёб делился своими планами с Калиной директор.- Одного золота не меньше семи-восьми кило, не считая всего прочего. Валютой, в марках рассчитаются.

   "Ты-то может и получишь, а мне-то какой с этого прок?"- думал глядя на вдохновлённого директора Калина. Он уже не сомневался, что даже фантастический рост доходов не сделает Шебаршина щедрее. Единственно чего не мог уразуметь Калина, куда при такой жадности директор девает деньги. От бухгалтерши он знал точно, что тот в месяц имеет до пятидесяти тысяч рублей, то есть более восьми тысяч долларов. При этом Шебаршин не пил, одевался не то чтобы скромно, но как-то безвкусно, шапку носил обыкновенную из норки, дублёнка тоже какая-то аляповатая, "Мерседес" подержанный, купленный то ли за пять то ли за шест тысяч баксов. Загородного дома у него не было, дачей пользовался отцовской, квартира двухкомнатная и не в Центре, а недалеко от офиса, на Нижегородской улице, в самом смоге... Правда дочь у него училась в Германии. Но и тут Шебаршин оплачивал не всё обучение, а часть, остальное доплачивал какоё-то хитрый спонсорский фонд - и здесь сработали обширные связи доставшиеся ему в наследство от отца. Иногда директор был на удивление откровенен с Калиной и как бы хвастал этой своей иногда копеечной экономией. Конечно, он мог тратить деньги на что-нибудь другое, например, дорого одевать и завалить драгоценностями жену. Но Калина в это не верил - уж больно жаден был Шебаршин, жаден буквально во всём, патологически.

   Другое дело Ножкин. Куда этот бухает свои тридцать пять тысяч ежемесячного дохода яснее ясного. Он не делал из этого никакой тайны, попутно жалуясь на родителей жены:

   - Пропиской попрекают... говорят ты нам по гроб жизни обязан, московская прописка дорого стоит. Да если бы не я, они бы со своими пенсиями давно зубы на полку положили. Я же не только их дочь, но и их кормлю, и как кормлю, все продукты из супермаркета, тесть "Текилу" попивает, тёще если что-то дешевле ста долларов на праздники дарю, такой скандал поднимается. Но самое обидное, берут как должное, и с такими рожами будто великое одолжение делают...

   К тому же Ножкин любил ездить за границу о чём тоже хвастал в офисе. Один раз свидетелем такого хвастовства стал Пашков. Финансовый директор рассказывал бухгалтерше и секретарше, как он на Новый Год возил шестилетнюю дочку на горнолыжный курорт в Швейцарию и тут же перекинулся на своё летнее путешествие по Италии. Пашков зашёл, чтобы отдать отчёт работы склада за прошлый месяц бухгалтерше. Но та была занята, ибо с открытым ртом внимала описанию поездки из Рима в Венецию.

  - А во Флоренции были?- как-то автоматом спросил Пашков, сообразив, что она расположена на этом маршруте.

  - А как же, остановились там, достопримечательности смотрели,- небрежно отозвался Ножкин.

  - А Уффици посещали?- вновь спросил Пашков.

  На этот раз Ножкие уже раздражённо глянул на стоящего с отчётом в руках кладовщика, вторично перебившего его повествование.

  - Уфици... какое уфици? Может и проезжали, я же все города не запомнил.

  Пашков сначала смутился, затем презрительно усмехнулся. Потом, когда отдал отчёт и вышел из офиса, уже гримаса ненависти исказила его лицо - этот удачливый хлюст понятие не имел, как называется знаменитая флорентийская галерея, сокровищница шедевров мировой культуры. Правда Пашкова не долго грело удовлетворение, что он-то знает. Ведь и он узнал, что такое галерея Уффици совсем недавно, из лекций профессора Матвеева. Куда больше Пашкова грызло другое - почему у этого Ножкина, который не умнее, не грамотнее, наконец, значительно моложе и потому менее опытен по жизни, в то же время имеет куда большие материальные возможности. После этих раздумий-терзаний Пашков ещё более утвердился в правильности своих действий - таких "господ" просто грех не обворовывать.

  Калина продолжал "разрываться" между проблемами дома и на работе... между женой и Людмилой. В конце февраля он собрался с духом, позвонил своему бывшему шефу - генералу и попросил о встрече. Даже по телефону было понятно, что генерал согласился с неохотой. Видимо он считал, что расплатился с бывшим подчинённым сполна и не жаждал его видеть. Тем не менее, в учреждении куда Калина приехал, на него уже был выписан пропуск..

  - Ну что Петя, как дела, что московская жизнь не сахар?- изобразил заботливость генерал, принимая Калину в своём небольшом, скромно обставленном кабинете.

  "В Алма-Ате у тебя посолиднее апартаменты были",- подумал про себя Калина.

  - Да Кирилл Павлович, трудновато, не привычно, да и климат здесь... В Алма-Ате в это время уже в плащах ходили, а здесь из шуб не вылезаем.

  - Это так... хорошо там было. А вид, вид-то какой, горы прямо над городом стеной. Помнишь какая у меня из кабинета панорама открывалась - залюбуешься,- последние слова генерал произнёс с тоской.

  "Ещё бы, власть то какую имел. Здесь-то поди не то, здесь таких генералов пруд пруди, а там ты один из немногих был",- вновь неприязненно подумал Калина.

  - Ну так, что за нужда у тебя Петя?- у генерала, похоже, было не так много свободного времени, и он явно свернул процедуру "сердечной" встречи.

  - Да есть тут одно дело. Я бы вас по мелочам беспокоить не стал. Кирилл Павлович, я работаю начальником производства в одной фирме, которую возглавляет бывший сотрудник Совмина он же сын одного из бывших боссов оборонной промышленности...

  Наживка заброшенная бывшим капитаном сработала, генерал "клюнул" на перспективу познакомится с "воротилами" ВПК и согласился выяснить, где в его подведомственных частях в Московском военном округе есть подлежащие списанию радиотехника производства 70-х - 80-х годов. Именно в эти годы советская власть не жалела золота на производство элементной базы для всевозможной электронной техники.

  Пашков использовал отсутствие Калины на все сто процентов - в такие дни его никто не отвлекал и он вооружившись кусачками извлекал из ещё не выданных на переработку "богатых" плат примерно до трети ценных деталей... остальное оставлял. При приёме плат на демонтаж, конечно, никто не замечал таких "мелочей", к тому же бригадир Сухощуп ограничивался только подсчётом принятых плат, а не их содержанием.

  В феврале совокупный левый заработок Пашкова достиг тысячи долларов. Страх Насти постепенно притупился, зато всё отчётливее проявлялась страсть тратить деньги. Нет, она не было транжирой, но впервые в жизни у неё так совпало, что муж принёс непривычно много денег, а в магазинах было полно того, что уже давно хотелось иметь. Ведь в её предыдущей жизни был сплошной нескончаемый дефицит, до девяносто второго года товаров, после - денег. Сначала Пашковы принялись утолять жажду к съестным деликатесам: икра, крабы, дорогая колбаса, лучшее мясо с рынка, дорогие импортные фрукты: яблоки, киви, фейхоа, ананасы... Пашков не сдерживал жену, хоть она никогда не голодала, но такое продуктовое разнообразие могла позволить себе впервые. Потом они совершили "шопинг" по вещевым рынкам и купили не экономя на всю семью одежду. Когда Пашков появился на работе в новой кожаной куртке, Калина окинул его многозначительным взглядом...