Дефолт шмякнул "Промтехнологию", как и всю российскую экономику, что называется, по "темечку", приложился от души. Первым его следствием стало то, что двадцатого августа, впервые не была выдана "чёрная" зарплата. Банк, который обслуживал финансовые операции фирмы, пре-кратил все наличные выплаты. Рубль каждодневно катастрофически "худел" и угадать, как долго продолжится его падения было невозможно. Факс фирмы с утра до вечера забрасывали послания-ми, в свою очередь Шебаршин посылал факсы в Сибирь, в Касимов... Но оттуда не было "ни отве-та, ни привета". Вся бизнесмашина, одним из минизвеньев, которой была "Промтехнология", зас-топорилась, прекратились все денежные и товаропотоки.

  В этой нелёгкой ситуации вдруг последовал удар "под дых" с другой стороны. НИИ по-требовал срочно погасить задолженность за аренду производственных и складских помещений. Шебаршин растерялся. Отрезанный от банковских фондов, он почувствовал себя как рыба выбро-шенная из привычной стихии на берег. В таком же трансе пребывал и Ножкин. Не получив зар-платы ни 21-го, ни 22-го, ни 23-го... зароптали рабочие и служащие фирмы.

  Когда Калина появился в офисе, там царило похоронное настроение. Шебаршин закрылся в своём кабинете и велел секретарше по телефону отвечать, что его нет. Ножкин у себя, что-то об-суждал со снабженцами. Калина постучал к директору, не получив ответа, осторожно прироткрыл дверь, заглянул в кабинет. Шебаршин без пиджака, галстука, с расстёгнутым воротом и спущенными подтяжками сидел за столом с тусклым, отсутствующим взором, в кабинете пахло валерьянкой.

  - Владимир Викторович?

  Шебаршин мутно посмотрел на Калину.

  - Как будем решать вопрос с зарплатой? Работяги волнуются,- Калина вошёл в кабинет и закрыл за собой дверь.

  - Какая зарплата, Пётр Иванович...? Видите, что кругом творится,- директор вяло махнул рукой.

  - Понимаете, Владимир Викторович, лучше сейчас заплатить, пока рубль ещё больше не обесценился. Сейчас ещё можно по старому заплатить. Работяги ведь уже просекли, что реальная зарплата падает вместе с рублём.

  - Да чёрт с ними. Не о том сейчас думать надо. Институт этот прямо с ножом к горлу. Не знаю что и делать. Пока рубль не восстановится, пока банк выплаты не возобновит, никакой зар-платы,- отрезал директор.

  - Владимир Викторович, не надейтесь, прежнего курса уже не будет. Сейчас самый удоб-ный момент, надо всё сразу, и аренду, и зарплату заплатить, пока институт не очухался и не про-индексировал арендную плату с учётом инфляции, и пока рабочие не требуют того же. Если тя-нуть не будем, в выигрыше останемся!- заметно горячился Калина.

  - Да как же я заплачу, деньги то банк не даёт, денег то нет!

  - Как же нет, я же вам больше семи тысяч долларов неделю назад принёс!- воскликнул Калина.- Их надо срочно обменять на рубли и завтра же погасить всю задолженность. Сейчас каждый день многое решает.

  Шебаршин сумрачно посмотрел на свой сейф, где лежали те самые доллары. Он даже ду-мать не хотел, что эти деньги надо кому-то отдать... эти деньги были его, личные. Он с трудом улавливал, то что объяснял ему Калина. Где-то в глубине сознания он понимал, что начальник производства предлагает выгодные финансовые операции. Но так просто расстаться с тем, что он уже считал своим... Это было выше его сил, сильнее его разума.

  - То НЗ Пётр Иванович... на чёрный день, мало ли что,- с невесёлой улыбкой ответил Шебаршин.

  Калина, наконец, осознал, что принесённые им деньги, можно считать канувшими без следа, как в пропасть. Но он продолжал попытки "достучаться" до директора:

  - Тогда... тогда позвольте мне ещё раз провернуть такую же операцию, как с этими шари-ками, продать часть лигатуры которую мы получили за последние три дня. Я её специально не проводил по накладным. Благодаря этому у нас будут живые наличные деньги, продержимся и без банка, пока всё не наладится.

  Шебаршин тупо упёр взгляд в пол, думал. Он не сомневался, что и в этом случае к рукам Калины что-то прилипнет. Но в то же время он вспомнил то чувство, которое испытал в тот мо-мент, когда Калина принёс ему больше семи с половиной тысяч долларов, за которые ни перед кем не надо было отчитываться, которые можно было просто положить фактически себе в карман... что он и сделал. Шебаршин так хотел вновь испытать это сладостное чувство, особенно сейчас, когда кругом все несут страшные убытки, разоряются. Он созванивался со знакомыми, с друзьями - все были в панике. А он в это время положит в сейф ещё некоторую сумму, которая согреет его душу.

  - А сколько у вас... сколько вы хотите продать?

  - Килограммов десять лигатуры от разъёмов СНП 34х135. За килограмм они дают триста пятьдесят долларов, то есть на три с половиной тысячи. И платиновых конденсаторов килограм-мов пять - это ещё больше тысячи. Обменяю на рубли выплачу зарплату, остальные вам принесу.

  - Обменяете только то, что на зарплату... а мне, мне доллары принесёте,- тихо уточнил Ше-баршин, сверля Калину подозрительным взглядом.

  Калина смотрел в сторону, стараясь не подавать виду, что догадывается о мыслях дирек-тора. А ему так хотелось, чтобы тот наконец, поверил, что он желает блага фирме, оценил...

  До конца августа рубль "упал" более чем в полтора раза. Благодаря этому четырёх с поло-виной тысяч долларов хватило на "чёрную" зарплату не только рабочим, но и всем служащим и ещё тысяча семьсот долларов осталась Шебаршину. Беря деньги он промолчал, но вновь его взгляд был по обыкновению "красноречив", он не сомневался, что Калина отдал не всё. Калина же искренне страдал, у него ныло сердце от осознания очевидного: шеф просто генетически не в состоянии поверить, что сын простых колхозников, сумевший где-то в Казахстане хапнуть кучу баксов, купить в Москве квартиру... и почти ничего не берёт.

  Пашков воспринял дефолт спокойно. Когда Настя вышедшая на работу сообщила о всеобщей панике, он успокоил её:

  - У нас почти все деньги в долларах и нам никакая рублёвая инфляция не страшна.

  Жена и сама это понимала, а беспокоилась скорее по привычке, ведь один раз, когда обру-шился Союз, их по тем временам не маленькие сбережения, всё что они накопили за время своей службы в армии, обесценились, сгорели. Сейчас они на эти же грабли уже не наступили, в то вре-мя когда многие вокруг, застыв от оцепенения, вновь получали "по лбу".

  Придя в очередной раз к Матвееву, Пашков оторвал профессора от чтения какой-то газеты.

  - Объясните Сергей мне, человеку хоть и разбирающемуся в общих принципах экономики, но от всех этих конкретных финансово-валютных хитросплетений далёкому, от всей этой коммер-ции... Вот в толк не возьму, почему вдруг такой моментальный обвал, что это, чьи-то козни, прос-чёт правительства?

  - Всё вместе Виктор Михайлович. Этот коридор черномырдинский в котором доллар удер-живали, в нём всё дело. Рубль уже давно терял в реальной стоимости, а его искуственно держали, пока валютные резервы у Центробанка не кончились. А как кончились, всё и рухнуло.

  - Вы хотите сказать если бы не держали, а постепенно понижали курс рубля...?

  - Конечно, всей этой паники не было бы. Сейчас же по всей стране всё производство, тор-говля, банковская деятельность, всё встало. Зарплату никто не платит, всё потому, что не понятно какой истинный курс рубля. Вон у нас в фирме только благодаря начальнику производства, он у нас мужик с головой, сумели деньги на зарплату достать.

  - У нас в университете тоже бардадым, боюсь как бы в трубу не вылетели. Хотя ректор ушлый, надеюсь вывернется, да и армяне московские помочь должны, он то им всегда помогал. Вроде бы и наплевать мне на него, но боюсь без дела остаться, не выдержу, опять запью. Извините, рассиропился, а вы ведь не для того пришли, чтобы мои переживания слушать... Итак, Сергей, что вы уяснили для себя из нашей последней лекции?- перешёл к делу профессор.

  - Ну,- Пашков наморщил лоб в приятном раздумье.- Не знаю, понравится вам, или нет мой вывод, но я думаю, что в первой половине 19-го века русская культура впервые вышла на евро-пейский уровень.

  - Так, так... вы немного опережаете события. В первой половине 19-го века русская культу-ра могла уже, так сказать, тягаться с европейской, но вровень с ней она ещё не встала, нет. Но кое с какими нашими писателями, художниками, композиторами начинают считаться. В этот период мы тесно входили в фазу культурной интеграции с общеевропейскими течениями в искусстве. Но, при всём к ним уважении композитора Верстовского и даже Глинку нельзя равнять с Моцартом и Бетховеном. Лучше обстояло дело в литературе. Пушкин, Лермонтов и Гоголь соответствовали вершинам европейской культуры, но то были настолько чисто русские явления, что в Европе тогда их имена особенно не прозвучали.

  - А художники?

  - Увы, здесь отставание было ещё более заметным. Брюллов, Венецианов, Боровиковский, Левицкий... замечательные мастера, но это не уровень Давида, Гойи, Делакруа, Энгра. То о чём вы говорите, случилось в середине и во второй половине 19-го века. Именно тогда русская культура, искусство достигли своего наивысшего расцвета, а в некоторых областях, литературе например, вышла на передовые позиции. То было время торжества метода реализма. Реализм, это отобра-жение в искусстве действительности в форме самой жизни. Как метод искусства реализм сущест-вовал с семнадцатого века, в разных странах в разных формах. Если говорить о живописи, в Гол-ландии это был жанровый реализм, в произведениях испанцев Веласкеса, Гойи, Мурильо - это уже обличительный реализм, у французов Делакруа, Домье, Курбе - демократический. Ну, а у наших, это критический реализм, наиболее яркая фигура здесь, конечно, Федотов...