Передислокация фирмы на новое место требовал немалых расходов: приходилось платить и за грузовики, и без поэтапного погашения задолженности за аренду, причём погашения по новым ценам, переезд был невозможен. Шебаршин ходил чернее тучи. Обычно при плохом настроении он "разряжался" на подчинённых. Сейчас, однако, была не та ситуация.

  Свою собственную зарплату Шебаршин "сверху" не ограничивал, а вот "снизу" сам себе установил предел - не менее восьми тысяч долларов. Об этой "таксе" знали и молча с ней согла-шались высокие покровители директора. Но после дефолта Калина стал приносить ему доллары с Рождественки... Таким образом в сентябре он принёс ему в общей сложности более десяти тысяч. У директора возник соблазн, все их "начислить" себе, в качестве компенсации за треволнения и моральный ущерб. Увы, необходимость больших расходов не позволили этого сделать, а ограни-ченность банковской поддержки, возобновившейся в октябре, не позволила ему выйти даже на минимальный уровень зарплаты. Это крайне угнетало Шебаршина, подталкивало к изысканию дополнительных поступлений... Он вызвал Калину...

   - Пётр Иванович, я хочу с вами посовещаться,- по тону и заискивающему виду директора Калина догадывался, что он опять понадобился в качестве "добытчика". - У нас есть возможность ещё что-нибудь продать неофициально?

   Калина пожал плечами:

   - Производство стоит, переезжаем ведь, выхода готовой продукции нет. Золотую лигатуру, мы уже всю продали. На складе есть ещё платиновые конденсаторы, но они все проведены по нак-ладным и их просто так не...

   - А много конденсаторов?- перебил Шебаршин.

   - Точно не помню, надо у кладовщика уточнить, но кажется, где-то килограммов десять.

   - Десять? В какую цену они идут,- глаза директора алчно загорелись.

   - Там, куда я носил золото, по двести пятьдесят долларов за килограмм.

   - По двести пятьдесят... это будет за десять кило... две с половиной тысячи. Хорошо Пётр Иванович, сделаем так, я попробую через своих знакомых поискать, где их можно продать по бо-лее высокой цене, а вы... Вы помозгуйте с кладовщиком, чтобы эти конденсаторы исчезли из до-кументации. Пашков должен суметь это сделать, я не сомневаюсь,- Шебаршин презрительно ус-мехнулся.

  На складе Калина застал Пашкова с рабочими, собирающими в мешки и огромные ящики малоценное сырьё, для перевозки во вторую очередь.

   - Сергей, оторвись, дело есть... Пойдём посмотрим сколько у тебя числится конденсаторов КМ-5 и КМ-6?

   - Двенадцать килограммов, триста пятнадцать граммов,- отчеканил Пашков.

   - Ты что на память помнишь?- не поверил такой точности Калина.

   - Это же самое ценное, что осталось на складе, как не помнить,- спокойно ответил Пашков.

   - Ладно, объяви ребятам перекур, пойдём ко мне.

   В кабинете Калина озвучил распоряжение Шебаршина, на что Пашков ответил, что "под-чистить" документацию не так-то просто.

   - Ведь надо, чтобы и в бухгалтерии вторые экземпляры накладных изъяли, в журнале учёта соответствующие подчистки сделали. Иначе первая же ревизия с пробирной палаты найдёт несо-ответствие. И это ещё не всё. Накладные-то все под номерами, значит на номера изъятых наклад-ных надо другие, липовые выписывать и по всем журналам проводить и у меня, и в бухгалтерии. Бумажной мороки очень много,- недовольным тоном объяснял ситуацию Пашков.

   - Но ты-то можешь всё это оформить?

   - Я-то могу, а вот бухгалтерша наша, боюсь, запутается.

   - Так что ж теперь...?- несколько растерялся Калина.

   - Теперь мне надо идти к ней в офис, со своими документами и проконтролировать, чтобы она в своих книгах сделала то же, что я в своих. Ведь, насколько я понял, это всё надо сделать быстро?

   Весь следующий день, захватив папку со своей документацией, Пашков провёл в офисе, "подчищал" регистрационные журналы. Вечером, когда всё было "подбито" Пашкова вызвал ди-ректор. Во взгляде Шебаршина ясно читалась и неприязнь, и что-то ещё... некий синтез чувств ро-дившийся в голове человека с детства развращённого пороком уверенности в своёй избранности, принадлежности к особой касте потомственных начальников, сформировавшейся за семидесяти-летний советский период. Отцы сделали задел, а вот у детей-внуков времени пожить всласть, гос-подами, повелевать "модернизированными рабами" уже не осталось - семьдесят лет для Истории срок мизерный и на два поколения не хватает. То ли дело до них, вон дворяне сколько веков...

   Шебаршин уточнил, сколько на складе конденсаторов, поинтересовался состоянием доку-ментации, и выдал руководство к действию:

   - Значит так, Сергей Алексеевич, завтра с утра я приеду к вам на склад и вы при мне взве-сите... Заранее приготовьте специальный мешок для упаковки и перевозки этих конденсаторов. По-том с мешком вы поедете по этому адресу,- Шебаршин подал бумажку с адресом.- Там вас будут ждать. Вы передаёте конденсаторы, они их взвесят. Упаси Бог если хоть грамм не сойдётся. Я договорился, что они заплатят по 260 долларов за килограмм. Таким образом вам должны заплатить всего три тысячи двести долларов.

   - Позвольте, я сам сосчитаю,- Пашков, прикладывая немало сил, чтобы его лицо оставалось бесстрастным, достал из кармана миникалькулятор, сосчитал.- Три тысячи двести четырнадцать.

   - Ладно, они вам четырнадцать долларов искать не станут, они и так цену выше средний дают. Вы хоть три двести привезите...

   Задание директор намеренно давал в столь оскорбительной форме, в тоже время легко "читалась" примитивная хитрость. Пашков действительно обиделся, правда мысленно: неужто этот "сынок" считает его настолько глупым хапугой, что увидев у себя в руках три с лишним тысчи баксов он не удержится и хоть сотню но уведёт? "Сука, по себе судит"- возмущался про себя Пашков.

   На следующее утро Пашков ехал на метро, с большой сумкой, в которую были уложен ме-шок с двенадцатью килограммами ценных конденсаторов. Он вышел в Кунцево, пошёл, сверяясь по адресу записанному на бумаге. На вывеске у парадного входа в большое солидное здание зна-чилось: "Академия оборонных отраслей". На вахте Пашков сказал к кому идёт, показал паспорт. Охранник куда-то позвонил, потом выписал пропуск и показал куда идти. Пашков поднялся по широкой мраморной лестнице на второй этаж. В просторном коридоре с паркетным полом, уст-ланным по середине ворсистой ковровой дорожкой, не было ни души. Громоздкие вазоны с цве-тами, двустворчатые двери с тяжёлыми под бронзу ручками, на больших во всю стену окнах в торцах коридора тяжёлые портьеры. На дверях таблички, фамилии и должности...

   "Хорошо жили, много получали, спецпайки имели, и детей сюда же устраивали..."- читая таблички автоматом размышлял Пашков, при виде всего этого великолепия, вспоминая ту нищету и убогость, что он видел в провинции во время своей службы.

   Он толкнул дверь с нужной табличкой. Пожилая, но ухоженная, явно никогда тяжело не работавшая и всегда хорошо питавшаяся секретарша, монументально восседала за столом.

   - Я к Викентию Михайловичу, от Шебаршина.

   Секретарша через очки в золочёной оправе пренебрежительно окинула взглядом Пашкова, его оттягивающую плечо сумку, подняла трубку и негромко произнесла в неё:

   - Кеша, тут к тебе от Шебаршина пришли.

   Кеша оказался среднего роста человек тоже в дорогих очках и с солидным брюшком. Он повёл Пашкова сначала назад по коридору, потом вниз по лестнице, в подвальное помещение. Там располагался склад. Металлические стеллажи, на них ящики, коробки, мешки... Пашков сообра-зил, что в них то же самое, что и на его складе - радиодетали, содержащие драгметаллы. Видимо сотрудники Академии тоже всерьёз занимались "золотым" бизнесом. Конденсаторы взвесили. Всё сошлось грамм в грамм. Пашков успокоился, собираясь получать деньги, как вдруг Кеша заявил:

   - Такие детали мы принимаем по двести пятьдесят долларов за килограмм.

   Пашков не ожидал такого подвоха.

   - Как это... Но мне мой директор сказал, что вы возьмёте за двести шестьдесят!

   - Не знаю, цена везде одинаковая, во всех приёмных пунктах, с какой стати нам перепла-чивать.

   О цене в приёмных пунктах Пашков знал и без этого гладкого хряка, видимо старого друга Шебаршина, возможно однокашника по какому-нибудь блатному ВУЗу, закрытому для людей с "улицы", ведь они были примерно одного возраста. "И мне, значит, он где-то ровесник",- непроиз-вольно текли мысли Пашкова, отмечая, что этот тип, скорее всего, особо не утруждаясь, не рискуя ни жизнью, ни здоровьем, не покидая Москвы, имеет и кабинет, и секретаршу, лёгкую непыльную работу, всю жизнь её имел и вот сейчас тоже имеет возможность за этими надёжными стенами, опять же безо всякого риска "мыть золотишко". Побочные мысли тут же были вытеснены более соответствующие реальности: "Что делать? Плюнуть и отдать за двести пятьдесят, но тогда Шебар-шин наверняка заподозрит его и ещё заставит выплатить разницу, даже если он и сошлётся на этого Кешу. А вдруг всё сделано специально и Кеша в сговоре с директором...? Забрать товар и привезти его назад...? Опять нехорошо, скажет что с простым делом не сумел справиться..." Кеша, тем временем, испытующе смотрел на него из-за стёкол очков. Взгляд же Пашкова лихорадочно блуждал по стенам, по столу местного кладовщика... На столе он увидел телефон. "Ну дурак, чего же тут думать, позвонить Шебаршину... А если всё-таки сговор и его на месте нет",- тут же вновь подкралась тревожная мысль.

   - Позвонить можно,- осипшим моментально голосом попросил Пашков.

   - Пожалуйста,- улыбнулся Кеша и кивнул на телефон.

   Ответила секретарша... потом трубку взял Шебаршин. У Пашкова отлегло от сердца.

   - Передайте трубку Инокентию Михайловичу,- сказал Шебаршин после того как Пашков доложил ситуацию.

   - ... Ну Володя, ты же знаешь, что стандартная цена двести пятьдесят,- через некоторое время, видимо, выслушав упрёки Шебаршина, ответил в трубку Кеша. Потом он с минуту только слушал. - ... Ну ладно Володь, только ради тебя...

   "Действительно старые друзья, небось тоже чей-нибудь сынок",- Пашков не мог сдержать неприязненного взгляда в адрес Кеши, который чему-то спокойно улыбаясь, внимал голосу своего друга.

   - Лады Володя, понял. Большой привет Лене, до свидания.

   Положив трубку Кеша вздохнул и достав портмоне стал отсчитывать "зелёные".

   - Три двести. Пересчитывать будете?

   - Буду,- Пашков пересчитал доллары.- Пожалуйста, заверните в бумагу, сверху напишите сумму и распишитесь... если вам не трудно.

   - Не трудно... Но к чему такие предосторожности?

   - Да так, мне спокойнее будет...

   Пашков рассказал Матвееву о дворце, в котором побывал.

   - Мало им, что они миллиарды наши, золото засовывали куда ни попадя, они на свои удобства денег не жалели, чтобы и жить и работать приятно было, чтобы жизнь не как у всех, а сплошной праздник. Всю страну на "дефицит" посадили, а себе мраморные лестницы. А теперь они и то золото себе в карман, обогащаются.

   - Ну наверное схема того обогащения несколько более сложная, - предположил профессор.

   - Конечно, они эти детали, видимо, за рубеж гонят. У них, скорее всего, свои льготные ка-налы, а может и вообще втихаря безо всяких налогов его сплавляют. Они же все со старыми нас-ледственными связями... Суки.

   - Сергей, на это я вам только могу сказать то, что уже говорил. Не рвите сердце. Такое по-ложение вещей было и будет. Если вам не повезло быть сыном крупного номенклатурного работ-ника, смиритесь, всё равно вы ничего изменить не в силах. А если и могли бы, ничего бы не изме-нили, разве что сами бы взобрались на вершину и обеспечивали бы льготное будущее своим де-тям. Но раз этого не случилось, то лучшее, что можно придумать, насладиться истинными цен-ностями и забыть о мнимых. Давайте лучше поговорим о том к чему лежат наши с вами души. Не так ли?

   - Так, Виктор Михайлович,- вздохнул в ответ Пашков.- Вы правы, ну их ко всем чертям. Давайте о прекрасном. Вы закончили в прошлый раз Тулуз-Лотреком и собирались переходить к модерну и символизму.

   - Ну что ж, тогда приступим. Прежде всего понятия модерн и символизм необходимо раз-граничить. Модерн больше относится к формообразующим процессам той эпохи. Поэтому его чаще используют в применении к явлениям в архитектуре и декоративно-прикладном искусстве. Символизм же теснее связан с идеологическими проблемами, словесно-изобразительными зада-чами полнее проявляющимися в поэзии, живописи и скульптуре. Таким образом если модерн можно именовать стилем, то символизм - это мировоззренческое понятие...