Второй КАМАЗ как и первый забили битком. На этот раз перевозили всё более или менее ценное со склада сырья и оборудование химлаборатории. После этого рейса Калина планировал запустить производство уже на новом месте. Тут всплыл и ещё один нюанс, который Шебаршин до того держал в секрете. На новом месте он арендовал дополнительно несколько комнат для места под офис. Таким образом директор рассчитывал максимально приблизить производственную часть своей фирмы к "государеву оку". Переводить офис он собирался сразу после того, как будет налажено производство.

   Калина теперь уже "разрывался" между старым и новым местом, офисом. Директор же, тем не менее, не преминул сделать ему напоминание:

   - Пётр Иванович, а как продвигаются дела в отношении Пашкова? Помните наш разговор?

   Ответ Калины, что на это сейчас просто нет времени, и вообще, пока лучше не дёргать кла-довщика, который является важным действующим лицом при перевозе имущества... Этот ответ не удовлетворил Шебаршина. Он не считал, что работа рядовых сотрудников фирмы сама по себе представляет какую-то значимость. Он ведь сам никогда не работал, как работают простые люди, а от отца унаследовал эгоистически-завышенную оценку своих "ценнейших" руководящих ка-честв. Правда у отца исполнителей были тысячи, у сына и двух десятков не набиралось.

   Пашков, после того как перевёз большую часть своего склада, принялся "стричь" уже на но-вом месте. Однажды, когда он с кусачками, ежась от задувающего в щели холодного ветра сидел на своём новом уличном складе, неожиданно нагрянул Калина, который в это время вроде бы должен был быть на другом конце Москвы.

   - Сергей... ты опять за своё!? Который раз тебе говорю, прекрати. Шебаршин рано или поздно поймает тебя.

   - Да брось ты Иваныч. Я же ничего, просто проверяю, осталось ли в этом хламе что-нибудь стоящее,- попытался отшутиться Пашков.

   - А кусачки зачем? Вон карман-то у тебя выпирает, наверное с полкило уже настриг,- уко-ризненно говорил Калина.

   - Да ну, что ты, какие полкило, тут разве найдёшь столько, сто грамм самое большее...

   Но вот производство на новом месте было запущено. Старых рабочих осталось всего чет-веро, среди них Фиренков, который после лета вернулся в фирму, Обделенцев и ещё двое посту-пивших на работу месяц назад. Сухощуп на новое место не поехал, уволился. Зато из местных "энергетиков" устроилось сразу шесть совместителей. Пашков выдавал им остатки материала из МВД. Работа возобновилась, ведь она было очень проста и не требовала особой квалификации. Новые рабочие уже к вечеру первого дня наловчились орудовать молотком, зубилом, кусачками. Правда сырьё, то есть радиотехнические платы, осталось с крайне "низким содержанием" драгме-таллов, а новых поступлений даже не намечалось. В кризисные дни Шебаршин умудрился разру-гаться с некоторыми важными поставщиками, такими как ЦУП, МИГ... Но тут "сработал" старый канал в той самой Академии оборонных отраслей. Через "Кешу" Шебаршин договорился о пос-тавке сырья аж из Читинской области. Сырьё представляло собой электронное оборудование со списанных истребителей. Для оценки и приёма этого оборудования в Читу откомандировали Горбунова.

   Тем временем в офисе всё никак не могли собраться и переехать. Впрочем, там тоже воз-никли трудности с арендными платежами. И тут фирмачей пригрозили никуда не выпустить пока они не расплатятся. Шебаршин, однако, на этот раз не особо расстроился. Он приезжал на новое место почти ежедневно, смотрел как работают рабочие, одаривал подозрительными взглядами Пашкова. Потом директор шёл в помещение, где отдыхали и обедали химички, чаёвничал с ними, без зазрения совести угощался, поедал их конфеты, колбасу... Кондратьева потом выказывала своё возмущение поведением директора Калине... Она была не против, как и до переезда, оставаться с ним после работы, благо их нынешнее помещение хорошо отапливалось. Но Калина смущённо отговаривался, а потом откровенно признался, что у него из-за нервотрёпок последнего месяца всё сильнее "шалит" сердце, и что с "этим" лучше повременить.

  Пашков всё более уставая от ежедневных шебаршинских придирок и упрёков Калины, перенапряжений при переезде... вдруг вспомнил, что проработал уже больше года, а так и не был в отпуске. Ему нестерпимо захотелось от всего отдохнуть. Он рассчитывал, что за месяц его отсутствия фирма успеет окончательно обустроиться на новом месте, хорошо если без него вывезут остатки имущества со старого места, и когда он выйдет из отпуска... это будет уже середина де-кабря, всё само-собой утрясётся. Так думал Пашков подавая Калине заявление на отпуск. Калина о чём-то задумался, а потом подписал:

   - Склад передашь Фиренкову, только всё досконально объясни, по каждой позиции, а я его проинструктирую.

   Грузный добряк Толя Фиренков несмотря на профессорскую внешность мужик был прос-тецкий. Пашков за день передал всё что оставалось у него ценного, и всё что было уже перевезено на "уличный" склад. На второй день поехали на старое место и было передано то, что ещё не пере-везли. Когда все акты были подписаны их обоих вызвал в офис директор.

   - Фиренков, вы уверены, что кладовщик передал вам всё, что числится по документам?- пронзительный взгляд Шебаршина имел целью вывести из себя простодушного флегматика Толю, заставить усомниться, забеспокоиться, произнести реплику типа: "Да не понимаю я ничего в этом складе, наверное околпачивают меня...". Но Толя добродушно улыбаясь подтвердил, что всё пере-дано тютелька в тютельку.

   - Ну смотрите,- с явной угрозой "напутствовал" его Шебаршин.

   - Как вы посмели отпустить Пашкова в отпуск!?- кричал на Калину Шебаршин, так что все в офисе могли это слышать, даже через закрытые двери.

   - Я вас не понимаю Владимир Викторович. Вы ничего не сказали, когда я принёс вам заяв-ление Пашкова, и потом когда он передавал склад!- возмутился в ответ Калина.

   - Я думал, что вы лично будете контролировать приём-сдачу, что сумеете поймать его на недостаче, или подтасовке. А вы... вы самоустранились, как это уже не раз делали, просто подмах-нули акты, а этот прожженный жулик обвёл вокруг пальца вашего Фиренкова. И вот теперь он фак-тически ушёл от ответственности, он теперь ни за что не отвечает, наворовав здесь на тысячи дол-ларов!- Шебаршин был вне себя.

   - Да выйдет он из отпуска и опять всё примет. Что вы так переживаете?

   - А я вот в этом совсем не уверен. Он у вас так примет. Он же на этом складе всё знает, и у Фиренкова вашего не так принимать будет, как сдавал. Он его без штанов оставит... и вас.

   "По себе судишь",- хмурился Калина, а сердце вновь напомнило ему о себе тянущей болью.

   К Матвееву Пашков пришёл на второй день по выходу в отпуск.

   - Никак ваши хозяева вам премию выдали,- оценил его вдохновенное состояние профессор.

   - От них дождёшься. Просто я в отпуске, вот и радуюсь. Так, что теперь к вам чаще захо-дить буду.

   - Это хорошо... очень хорошо. Мне ведь надо ещё многое успеть вам рассказать... - как-то странно произнёс эти слова профессор, но уточнять не стал, словно торопясь перейти к делу.- Нуус, чем мы закончили в прошлый раз?

   - Мы закончили европейскими и русскими скульпторами рубежа 19-го - 20-го веков. И в связи с этим у меня буквально несколько минут назад, по дороге к вам возник вопрос. Из ваших слов получается что модерн и символизм возникли в русском искусстве тогда же когда и на Запа-де. То есть можно сказать что в то время мы не только в литературе и балете, но и в живописи догнали Запад. Разве не так?

   - Опять вы обо всём судите с этакой соревновательной позиции, догнали - не догнали,- профессор снисходительно покачал головой. В искусстве такой подход не всегда уместен, хоть я и сам, не скрою, под ваше влияние иногда попадаю и начинаю как спортивный болельщик рассуж-дать. Русский живописный символизм несомненно оригинальное явление и значительное. Для нашей живописи это значение пожалуй сравнимо с тем, которое имело творчество постимпрессио-нистов для всей европейской. Именно Врубель, Серов, Борисов-Мусатов, "мирискусники" впер-вые в отечественной живописи открыто отстаивали право художника на индивидуальное видение реальности, на обращение к миру собственных чувств и настроений. Именно они подготовили почву для наших абстракционистов. Но... Сергей, я понимаю ваш патриотический настрой, вы, бывшие офицеры, как никто этим отличаетесь, но поверьте мне, если того же Достоевского можно безо всяких натяжек равнять с Бальзаком и Флобером, многие специалисты и у нас, и на Западе его вообще считают крупнейшим писателем всех времён и народов, то Врубель и Серов, при всём к ним уважении, Ван-Гогу, Сезанну и Гогену не ровня. Ещё больший отрыв на рубеже веков был у скульпторов. Майоль, Бурдель и в первую очередь, конечно, Роден были не соперники нашим, а учителя, вдохновители таких отечественных ваятелей как Голубкина, Матвеев, Коненков. Та же Елена Мухина... ну автор "Рабочего и Колхозницы", она продолжатель творческой традиции Бур-деля. То о чём вы так переживаете, случилось несколько позже. Я говорю о творчестве Кандин-ского, Малевича и Шагала. Именно они подняли русское искусство живописи на мировой уровень, перед тем как динамику этого развития резко притормозил соцреализм. Но на этом мы остановимся позднее, а сначала нам необходимо "осветить" очень важный период с 1905 по 1914 годы, до первой мировой войны, когда в европейской живописи утвердился авангардизм. Вам надо усвоить такие течения в искусстве живописи того периода как фовизм, кубизм, экспрессионизм, футуризм и творчество наиболее ярких представителей этих течений, таких как Пикассо, Матисс...