Шебаршин в очередной раз приехал на новое место. Он смотрел как готовятся помещения для офиса, шёл в цех, обозначая интерес к тому как рабочие рубят детали с плат, потом шёл в комнату, где располагался Калина.

   Калина всякий раз с содроганием ожидал этого момента в предчувствии очередного выго-вора за то, что не содействовал "поимке" кладовщика, не "прищучил" его при передаче склада. Но на этот раз директор был в каком-то необычном для него, благодушно-расслабленном состоянии. Он вдруг ни с того, ни с сего начал жаловаться:

   - Совсем житья нет, Пётр Иванович. Вроде на своей земле живём, а как за границей. И всё эти дерьмократы. Такое впечатление, что в правительстве сплошь евреи, всё только для того и де-лается, чтобы жидьё богатело. Вон Березовский миллиардером стал за несколько лет. Сначала Ка-данникова использовал, а сейчас аж к президентской семье в доверие влез, лопатой деньги безо всякого страха и совести гребёт. А остальные, Абрамович, Ходорковский, совсем молодые щенки. Власть сквозь пальцы на их махинации смотрит и позволяет прикарманивать целые отрасли, гра-бить страну.

   Калина был крайне удивлён. Директор ещё ни разу не плакался ему "в жилетку", и никогда так откровенно не высказывал своих антисемитских воззрений.

   - Но Владимир Викторович, они же всё-таки не украли эти деньги. Это же, как сейчас стали говорить, бизнес. Они его хорошо делали,- возразил Калина, в то же время непроизвольно намекая Шебаршину, дескать, ты-то как раз бизнесмен никудышный.

   - Правильно Пётр Иванович. Действительно они не бандиты с большой дороги, они хуже. Они втихаря, без единого выстрела всю Россию своей собственностью сделают. Как Рокфеллеры и Гейтцы Америку, Ротшильды Европу. Вон сколько в Москве кавказских бандитов, целая армия и все вооружены, вроде бы весь теневой бизнес под ними, продовольственные рынки. А евреи без оружия и стрельбы, вполне легально больше их наваривают, во много раз больше. Эта власть, по-нимаете, власть у них в кулаке, куплена вся ими на корню,- с искренней болью сокрушался Ше-баршин.

   - Ну извините... в чём же их преступление, в том что умеют в условиях рынка хорошо де-лать деньги? Вы же сами говорите всё легально, без криминала. Тут не плакать, а учиться надо,- Калина не испытывал ни страха, ни зависти к еврейским "воротилам". Ведь он и сам ощущал в себе эту способность, "делать деньги". Просто ему нужен был толчок, площадка для старта. Ох как он сейчас жалел, что вбухал все свои пятьдесят тысяч в квартиру. Если бы на часть этих денег он открыл бы свою фирму...

   - Когда учиться? Ведь именно сейчас идёт передел собственности. То, что принадлежало государству расхватывают, приватизируют. Пока будем учиться они станут хозяевами всех на-ших богатств. Вон, почти вся нефть уже у них. До газа добираются. Для того и существует власть, чтобы эти процессы отслеживать и регулировать. В России капитал должен быть национальным, русским. А у нас... всё на корню...

   - Просто мы медленнее раскачиваемся, но и среди самых богатых есть русские. Со временем их больше будет. Вспомните, Владимир Викторович, до революции самые богатые купцы, фабриканты ведь русские были,- и опять Калина как бы не договорил вполне очевидное: а вот после революции такие как твой папаша на их место пришли.

   - Да есть, Потанин... успел Норильский комбинат прихватить. До революции говорите? Да вы правы, все эти Путиловы, Рябушинские, Прохоровы, Морозовы... Они действительно русские. А знаете отчего они сумели свои капиталы накопить?- Шебаршин смотрел загадочно улыбаясь.

   - Ну как...? Наверное оттого, что свои дела хорошо вели,- не уловил подвоха Калина.

   - Да ерунда, никакой купец, хоть русский, хоть западный в этом деле с евреем не сравнится. Они же любого легко вокруг пальца обведут, этот талант у них с рождения. Евреи любого Путило-ва ли, Прохорова ли пять раз продали бы и купили, без порток оставили.

   - Ну так не продали же, и не купили,- в свою очередь усмехнулся Калина.

   - То-то и оно. А почему?- Шебаршин поучительно поднял палец вверх.- А потому, что тог-дашняя власть, царь не позволил. Это ещё с Александра Первого началось, когда евреи только-только из Польши в Россию перебрались и среди них много купцов было. Так вот, они так начали торговать, что русские купцы моментально стали разоряться. Так же как и сейчас, всё культурно, без грабежа, просто крутились, юлили, сторублёвки, как наши купцы, хвастаясь, не жгли, в кор-сеты актрисам их не совали, всё в дело. А до этого их из Европы инквизиция турнула, за то же, торговали слишком хорошо, они и там всех обставили. Видя такое дело, русские купцы к царю с петицией, де заступись царь-батюшка, никакого сладу с жидьём нет, по миру пустят. И дошло до царя, что капитал должен быть национальным, что своих купцов спасать надо, пока жиды всю страну не скупили. И ввёл он черту оседлости, чтобы евреи за её пределы носа не совали. А если бы не это, не было бы ни Прохоровых, ни Морозовых, всем бы жидьё владело. А вот нынешней васти это не вдомёк.

   - Это не выход... Сейчас черту оседлости никто вводить не станет. И вообще я думаю не надо нам никаких тепличных условий. Лучше в равной конкурентной борьбе закалиться, опыт приобрести, и не считать себя глупее евреев...

   Калина смотрел в глаза Шебаршина, а в голове сами собой рождались мысли: "Это ты по-гань тупая, евреев боишься, завидуешь им. Всё бы тебе на блюдечке власть преподнесла, как папа-не твоему... чтобы жировал и ничего не делал."

   Уловил, что-то из его взгляда Шебаршин или нет, но он прекратил свои разглагольствования так же внезапно, как и начал, резко сменив тему на свою любимую:

   - Боюсь, Пашкова вы упустили. Ещё и из за таких мы несём колоссальные потери. Воровст-во, его надо выжигать калёным железом, беспощадно...

   Пашков отдыхал, что называется, "от души". Он теперь спокойно, со "смаком" мог оценить повышение "качества" их жизни. Не сторонник совместных с женой походов по магазинам, Пашков вдруг впервые в жизни ощутил, какое это удовольствие иметь возможность выбирать и покупать что хочешь, а не то что подешевле, или то, что имеется. При этом выбирать спокойно без стояния в бесконечных очередях, как при социализме. Квартира быстро заполнялась хорошей мебелью, всевозможной электроникой. За время отпуска были куплены японский видеомагнитофон, музы-кальный центр. Сын просил компьютер, и на него уже была отложена тысяча долларов. Расходы в ноябре-декабре были впечатляющи и всё равно прорехи в семейном бюджете не образовалось, ибо Пашков с лета сделал большой запас радиодеталей и теперь не спеша его реализовывал. На всякий случай пару тысяч долларов положили на валютный счёт. Эти приятные хлопоты постепенно заглушили тревогу давящую Пашкова с тех самых пор, как он связал свою жизнь с "золотым" складом. Повышение благосостояния способствовало и общему улучшению семейного "климата".

   Абсолютному большинству русских женщин в двадцатом веке, точнее после семнадцатого года, выпало жить если не в нищете, то в бедности. Ничтожная прослойка родственниц крупных и средних партийных чиновников и всевозможных крупных "доставал", как выездных, так и внут-ренних... они не в счёт. В Советском Союзе не было ни богатого, ни среднего класса, потому в той, или иной степени бедными были фактически все: рабочие, крестьяне, интеллигенция. И когда вдруг это общество бедных людей, тем не менее, запускавшее космические корабли, имевшее ядерное оружие и казавшееся незыблемым, вдруг развалилось, и официально разрешили наживать богатство... К этому многие оказались просто не готовы, другие, наоборот, наголадавшись матери-ально и физически, начали жадно хапать и насыщаться, за все десятилетия воздержания, как своё, так и предков, кому выпало жить в СССР. Но были и третьи... Настя их относительное материаль-ное благополучие воспринимала как Божий дар, торжество справедливости за честный и скудно-оплачиваемый труд её и её родителей. Возможность улучшать обстановку, внутренний быт своего дома, подавать на стол такие яства, коих она совсем недавно и существования не знала - что для неизбалованной женщины может быть желаннее. Ведь она об этом мечтала почти все двадцать лет своей супружеской жизни, и уже готова была разувериться.

  Матвеев постоянно отмечал, что Пашков в отпуске день ото дня всё "свежеет". Увы, сам профессор выглядел неважно. Он даже был вынужден взять на работе бюллетень по состоянию здоровья. В один из таких "больничных" дней к нему и зашёл Пашков. Увидел, что старик совсем в разобранном состоянии...

  - Виктор Михайлович, может отложим? Я к вам попозже зайду.

  - Нет, нет Сергей, ни в коем случае,- Матвеев, держась за голову, предложил Пашкову снять куртку и пройти в комнату.- Мне надо вам ещё очень много рассказать. Да, кстати, я соста-вил список литературы, чтобы вы могли и самостоятельно заниматься. Вот на листе...

  - Зачем, Виктор Михайлович? Я куда с большим удовольствием слушаю вас, а книги чи-тать...

  - Возьмите, мало ли что,- в ослабшем голосе профессора прозвучали металлические "педа-гогические" нотки.- Так, не будем больше отвлекаться. Краткое повторение пройденного, для зак-репления,- профессор осторожно, словно боясь упасть, сел в кресло, и смущённо улыбнувшись, словно прося прощения за свою немощь, задал вопрос,- Что вы можете сказать о таком стилевом направлении авангарда как фовизм?

  - Фовизм...? Так, так, сейчас... Вы говорили, что фовизм происходит от французского слова фаве... дикий. Это реакция на чересчур яркие краски художников-фовистов

  - А каких художников этого направления вы знаете?

  - Эээ... Матисс... да, чёрт, остальных забыл,- виновато развёл руками Пашков.

  - Ну что ж после одной лекции, да без конспектирования, это не так уж плохо. Общее по-нятие у вас уже есть. А известными фовистами кроме Матисса были Альбер Марке, Андрэ Дерен, Рауль Дюфи. Ну, а к какому направлению вы отнесёте Пикассо?

  - Пикассо? Ну, наверное, кубизм. Его знаменитая "Девочка на шаре", это же кубизм?

  - Не совсем верно Сергей, вполуха слушали. Пикассо в своём творчестве прошёл несколько этапов. До кубизма у него был "Голубой период", потом "Розовый". Кубизм это период его твор-чества с 1907 по 1916 год. Потом у него наступил классический, так называемый энгровский пе-риод, потом он испытывал влияние сюрреализма. Если у вас возникнет желание более подробно это узнать, то можно прочитать в литературе, что я вам написал. Там я сделал пометки. Все эти книги можно найти в библиотеках, но не во всех. Есть такая государственная библиотека по искусству, там вы найдёте всё что в этом списке. Ну, а что вы запомнили из русского авангарда?

  - Ну... это Кандинский, Филонов, Малевич.

  - Чем знаменит Малевич, как новатор?

  - Он разработал новый метод, супрематизм. Это прямоугольники, квадраты, кресты, его особое видение мира.

  - Здесь необходимо конкретизировать, что Малевич не только один из лидеров русского авангарда, но и его крупнейший теоретик. Так... Теперь скажите, как в своей концепции Кандин-ский оценивал значение различных цветов?

  - Вот этого не помню... хотя синий, кажется цвет тоски.

  - Синий пробуждает тоску по сверхчувственному, жёлтый беспокоит человека, как выра-зился художник, нахально действует на душу, зелёный - играет роль не родившегося самодоволь-ства, красный - впечатление необъятной мощи... Ну а что такое филоновские формулы?

  - Нет, Виктор Михайлович, не помню. Вы так много информации в последнее время на ме-ня обрушили, что я просто не в состоянии запомнить все детали.

  - Вот видите, а говорите зачем вам читать. Понимаю, просто слушать это и легче и прият-нее. Но при этом, сами видите, многое остаётся за кадром... Ладно, не расстраивайтесь. Пойдём дальше. Сегодня поговорим о конструктивизме и функционализме в европейском искусстве, и вообще об искусстве в период между двумя мировыми войнами...